Ван Ластбадер Эрик. Плавучий город

   - Боже милостивый, что ты наделала!
   - Он нес с собой смерть, - процедила она сквозь зубы, стиснутые в страшном гневе. Ее взгляд метался по сторонам. - Он был готов всех погубить.
   - Ты ошибаешься, он...
   - Он убил бы тебя! - крикнула она и снова вскинула лук.
   Николас резко повернулся и, напрягая мускулы, выдернул меч из каменного пьедестала. Его острое лезвие колдовски сверкнуло при свете луны. Сейко вскрикнула и пустила стрелу. Николас отскочил в сторону, но она стреляла не в него. Стрела вонзилась в тонкий слой грунта, на котором он стоял, и под тяжестью меча и собственного веса Николас стал сползать вниз вместе с осколками камня и осыпающимся грунтом. Он пытался ухватиться за дерево или выступ скалы, но все было тщетно. Он продолжал скользить вниз, в долину, а Сейко, освещенная лунным светом, бежала вверх по склону, прочь от Николаса.
   Извиваясь всем телом, Николас почувствовал, что нога его зацепилась за сучковатый корень дерева, и через мгновение он повис вниз головой. Корень выдержал его вес, и Николасу удалось вонзить меч в склон горы. Держась за рукоятку меча, он осторожно освободил ногу из цепких древесных объятий и уперся в острый выступ скалы. Подтянувшись на руках, выбрался на твердую поверхность и стал на четвереньках карабкаться вверх по склону. Он чувствовал Сейко на расстоянии, знал, что она оглядывается, всматривается в темноту долины, думая о нем. Он не хотел сделать ей ничего плохого - просто прижать к земле и потребовать объяснений. Однако он так внезапно выскочил из леса, что она вскрикнула от испуга и снова вскинула свой лук. Стальная стрела мрачно сверкнула в лунном свете.
   - Ну давай, пристрели меня, как ты сделала это с Тати!
   Она прикусила губу и покачала головой.
   - Ты ничего не понимаешь!
   - Зачем ты убила его?
   - Иначе он бы убил тебя, - тихо сказала она.
   - Ты это уже говорила, но я тебе не верю!.. Ты просто ревновала меня к нему из-за того, что между нами существовала психическая связь, которая не оставляла места для тебя!
   - Мои слова для тебя ничего не значат. И мне не нужны твои слова, я и так понимаю, что твое сердце превратилось в камень!
   Сейко сказала правду, Николас не знал, что ей ответить, и промолчал.
   - Теперь я знаю, что обманывала сама себя. Все, что было между нами, исходило от меня, все это было лишь иллюзией! Я тебя выдумала, выдумала, что ты меня любишь...
   - Ты так думаешь?
   - Я это знаю! - По ее щеке скатилась слеза. Она стерла ее ладонью, стараясь взять себя в руки. - Да и какая тебе разница? Я тебя совсем не интересую. - Она покачала головой. - Эта чертова психическая связь между тобой и Тати сделала тебя незащищенным, Я видела, что ты мучаешься подозрениями, но потом он крепко привязал тебя к себе.
   - Ты ошибаешься. Тати был мне другом...
   Она криво усмехнулась.
   - Не я пошла к Тати, а он пришел ко мне. Его послал кто-то, кому нужна была твоя смерть. - Она увидела, что выражение лица Николаса изменилось. Не веришь мне? Тати был честолюбив, но оказался в уязвимом положении. В качестве компромисса он был назначен главой клана Ямаути в Кумамото. Из-за того, что Томоо Кодзо был членом внутреннего совета кайсё, двое других оябунов, Акира Тёса и Тецуо Акинага, были вынуждены назначить третьего члена. Тати был единственным, за кого они оба были готовы проголосовать. Теперь тебе должно быть понятно, что у Тати не было реальной власти. Его наставник принадлежал к клану Ямаути, имевшему власть в Кумамото, но не в Токио. Я уже говорила тебе, что Тати был слишком честолюбив. Когда ему предложили союз с другим, более старшим оябуном, он согласился без лишних вопросов. Знал, что рискует самостоятельностью своего клана, но, будучи высокомерным гордецом, надеялся исправить ситуацию еще до того, как она выйдет из-под его контроля. Но сначала ему нужно было уничтожить тебя.
   Николас долго смотрел на женщину. Сейчас, на его глазах, с нее слетало все наносное, вся шелуха, скрывавшая ее суть. Но чем откровеннее она была, тем меньше он ее понимал. Ему казалось, что время странным образом вернулось назад и он снова видит свою умершую жену, Жюстину. Они любили, но никогда не понимали друг друга. К Сейко он не испытывал большого чувства. Но между ними было что-то неуловимо общее, некая духовная близость, которой обычно не бывает у любовников. И он решил больше не совершать ошибок, которые сделал в своих отношениях с Жюстиной, то есть не спешить с выводами, не принимать необдуманных решений. Иначе, он это знал, все опять могло плохо кончиться.
   - Предположим, это правда, - медленно произнес он. - Но почему ты говоришь мне об этом только сейчас, а не тогда, в Сайгоне?
   - Потому что только теперь я вынуждена изменить своему долгу. Я уже говорила тебе, что очень многим обязана Тати. Он спас меня от меня самой. Я уже готова была потерять себя, стать такой, какой меня хотели видеть другие.
   - Твой отец?
   - Или моя мать, или мои приятели... - взглянув на него, Сейко тут же, как бы обжегшись, отвела взгляд. - К чему лицемерить? Их у меня было много. Последним был Тати. Я чувствовала, что в нем есть что-то хорошее, но это хорошее так глубоко запрятано, что почти не видно. Я тогда умела распознавать это.
   - Так ты была привязана к Тати?
   - Телом и душой, - Она изо всех сил старалась не заплакать. - Но не сердцем. Ценой огромных усилий я сберегла сердце для тебя. - Она взглянула на него. Ее напряженная психическая аура делала ее беззащитной перед возможным нападением. "В нем было что-то хорошее, я чувствовала это", - так она сказала о Тати. Вот, оказывается, что привело ее к Николасу.
   Он шагнул к ней, собираясь отнять у нее лук.
   - Сейко...
   - Не подходи ко мне! - закричала она, делая шаг назад. - Я слишком хорошо тебя знаю. Ты не простишь мне того, что я спасла тебя от Тати. Ты думаешь, что я ослепла от ревности? Думаешь, что с помощью своего бесценного дара смог бы изменить его? Ошибаешься. Кроме всего прочего, он был еще и великим прагматиком и непременно нашел бы подходящий момент, чтобы убить тебя. - Она угрожающе взмахнула луком. - Я ненавижу тебя за твою праведность, за то, что ты не понимаешь, как много оттенков серого между черным и белым!
   Николас одним прыжком выбил лук из ее руки. Он упал на землю и с сочным звуком выпустил стрелу. Она пронзила Сейко с такой силой, что буквально пригвоздила ее к огромной криптомерии. Ее глаза широко раскрылись от боли, и она обеими руками ухватилась за конец стрелы, торчавшей из ее живота.
   Николас понял: если он выдернет из нее стрелу, через несколько мгновений она истечет кровью.
   - Сейко!
   Она безмолвно покачала головой. В ее глазах стояли слезы. Грудь тяжело вздымалась, рот наполнился кровью. Он не мог смотреть на ее страдания. Ухватившись за конец стрелы, он выдернул ее из дерева и из тела Сейко. Со вздохом облегчения она упала на землю. Николас схватил ее и прижал к себе, и она не оттолкнула его. Он приложил свою руку к ее ране и понял, что она умирает. Сейко тоже знала это.
   - Держись, я отвезу тебя в больницу.
   - Не надо, не лги мне. Ни сейчас, ни потом.
   - Не буду. - Он убрал прядь волос с ее влажной щеки.
   На мгновение ее глаза закрылись. Склонившись над ней, Николас нежно поцеловал ее в губы. Ее веки задрожали, и глаза снова открылись. Она долго смотрела на него невидящим взглядом. О чем она думала в эти мгновения?
   - Николас, - прошептала Сейко. - Ты должен повидаться с моим отцом. Он расскажет тебе все, что ты должен знать.
   Она изо всех сил боролась со смертью. Ее голова лежала у него на плече, как будто они были просто любовниками, наслаждавшимися близостью под звездным небом. Взор женщины помутнел, она стала задыхаться. Наконец ее глаза закрылись, и она едва слышно прошептала:
   - Прощу тебя об одном - помни меня.
   В мертвой зоне
   Долго же нужно сидеть с открытым ртом, чтобы в него залетела жареная утка,
   Китайская пословица
   ТОКИО
   Лето 1947 года
   - Мне кажется, я нашел нужного человека, - сказал Микио Оками.
   - Да? - полковник Дэнис Линнер оторвался от работы над ворохом бумаг с такой же неохотой, с какой Оками уходил от любовницы. В последние дни полковник мало спал и редко бывал дома.
   - Да, - кивнул Оками. - Он безупречен.
   - Никто не может быть безупречным. И меньше всего потенциальный убийца.
   Полковник откинулся в кресле и набил трубку. Оками нервно шагал по небольшой душной комнате. Лето только начиналось, но уже было невыносимо жарко. Он с содроганием представил себе, во что превратится Токио в августе, если жара удержится.
   - Давай-ка прогуляемся, - сказал Дэнис, раскуривая трубку.
   Токио лежал в развалинах. Целые городские кварталы необходимо было отстроить заново. Казалось, вместе с людскими жизнями и имуществом сгорело дотла и прошлое страны. Нестабильная экономика, бешеная инфляция, подъем коммунистических движений - все эти дестабилизирующие факторы делали страну легкой добычей беззакония.
   Полковник знал, что у него и у Оками было мало времени. Генерал-майор Чарльз Уиллоуби и его команда допрашивали тех, кто принадлежал к верхушке японского генералитета - людей, которых они спасли от военного трибунала, чтобы сделать из них американских шпионов. Они должны были возглавить новую, возрожденную армию Японии, которой предстояло стать сторожевой собакой Америки и не допустить распространения коммунистических идей в странах Тихого океана.
   Полковник был абсолютно уверен в том, что этот фашистский замысел погубит Японию, боровшуюся за экономическое выживание и восстановление своего статуса в послевоенном мире. Страна, которая едва кормила свое население, не могла позволить себе еще и затраты на перевооружение. К тому же дипломатические отношения между США и Японией находились под угрозой из-за того, что Америка сбросила на Японию две атомные бомбы.
   - Хорошо, - сказал наконец полковник. - Так кто же этот человек?
   - Токино Каеда. Он занимает важный пост в клане Ямаути, помощник оябуна. Крайне жестокий и честолюбивый субъект, из-за этих качеств он и стал любимчиком Кодзо. - Оками остановился и купил пакетик конфет у уличного торговца. - Для Токино власть превыше чести. - Он пожал плечами. Боюсь, именно это станет основой того нового мира, который вы, американцы, нам принесли.
   - Да, мир изменился необратимо, - задумчиво произнес полковник. Жаль, что ваша страна потерпела поражение в войне. Но кого же в этом винить? - Они свернули за угол и пошли по улице вниз, к реке Сумида. - Но теперь не время для горьких сожалений и взаимных упреков. Чтобы улучшить настоящее, мы должны смотреть в будущее, и я убежден, что будущее мировой торговли - здесь, в странах Тихого океана. В Китае и Японии люди обладают коллективной волей и способны сотворить чудеса в экономике. И мы хотим, Оками-сан, дать Японии шанс возродиться к жизни из пепла поражения.
   Они дошли до берега реки, изгиб которой походил на боа, наброшенный на плечи надменной женщины. Токио и был этой женщиной, изувеченной, оскверненной, голодающей, но все еще держащейся на ногах и пытающейся оправиться от страшных ран.
   - Катсуодо, вот кто стоит у нас на пути. - Оками смотрел на бурую стоячую воду, опершись о чугунную ограду. - Он ярый противник того, чтобы якудза сотрудничала с американцами, и убежден, что оккупационное командование использует нас в качестве щита против коммунистов, заставляя делать грязную работу, которую сами американцы делать не хотят.
   - В определенной степени он прав, - кивнул головой полковник, - но недальновиден. Если коммунисты вторгнутся в Японию, плохо будет не только американцам, но и самой якудзе. Так почему бы якудзе не пожертвовать кое-чем для американцев? В конце концов, членам этой организации очень неплохо платят за то, что они делают.
   Оками проворчал:
   - Не стоит обращать внимание на слова Катсуодо. Он оябун клана Ямаути и страшится моего могущества. Не забывайте, что именно я привел его к власти. Теперь вижу, что ошибся. Вопрос об отношении к сотрудничеству между якудзой и американцами стал для него своего рода лакмусовой бумажкой, с помощью которой он проверяет, кто из оябунов на моей стороне, а кто - на его. Вот почему он так упрям и несговорчив. И теперь, прилагая усилия, направленные на тотальный изоляционизм, он инспирировал серьезные столкновения между кланами. Такие действия, направленные на раскол якудзы, совершенно недопустимы. В подобной ситуации Япония уже была в конце шестнадцатого века, но к власти пришел Токугава, он объединил всех оябунов и держал их под контролем. Именно такой человек необходим нам сегодня.
   Покуривая трубку, полковник глубоко затянулся.
   - Это интересная мысль, мой друг. Однако до сих пор ни один оябун не мог с этим справиться. - Линнер выпустил изо рта облачко дыма и смотрел, как оно постепенно растворялось в воздухе. - Но на будущее... - казалось, эта идея заинтересовала Линнера. Немного помолчав, он сказал: - Знаете, даже слухи о появлении такого человека укрепили бы позиции якудзы. Это может быть полезным для всех нас.
   В который раз Оками был поражен способностью полковника использовать простые идеи для достижения своей конечной цели. В этом смысле он действительно умел превращать камни в золото. Затем они приступили к обсуждению вопросов, которые требовали решения не в будущем, а в настоящем.
   - Катсуодо Кодзо необходимо постоянно отговаривать и разубеждать, сказал Оками. - Вот тут и пригодится Токино Каеда. Он сообщил мне о том, что есть абсолютно надежный способ покончить с Катсуодо. Оябун не умеет плавать. Это держится в строжайшем секрете, но Каеда, будучи одним из наиболее приближенных лиц Катсуодо, конечно же посвящен в эту тайну. И через неделю тело оябуна будет найдено где-нибудь в реке Сумида, вот тогда мы сможем продолжать переговоры с Уиллоуби и его кликой военных преступников.
   Линнер согласно кивнул, набивая трубку новой порцией табака. Оками искоса следил за его движениями, пытаясь понять, что происходило сейчас в голове этого неординарного человека. Признаться, несмотря на все усилия, Оками никогда не мог до конца понять полковника и ни капли не сомневался в том, что если бы тот избрал своим занятием игру в шахматы, то стал бы величайшим гроссмейстером мира. Дэнис Линнер умел видеть на сто шагов вперед, и это поражало Оками. От этого человека Оками научился гораздо большему, чем у всех своих прежних учителей, наставников и сенсеев. Полковник глубоко понимал жизнь во всех ее бесчисленных проявлениях, суть которых просто и ясно излагалась учением Синто.
   Это был непреклонный, порой суровый человек. Впрочем, и у него бывали минуты легкомысленного веселья. Однако Оками видел, что полковник строго контролировал их количество. Казалось, Дэнис Линнер взвалил на свои плечи всю тяжесть того нового мира, который он так страстно хотел создать. Помимо всего прочего, полковник Линнер был еще и архитектором мечты. Его представление о том, какой станет Япония в один прекрасный день, наполняло воображение Оками калейдоскопическими картинками, отображающими неумолимый рост империи и распространение ее по всей территории тихоокеанского региона.
   Оками опустил руку в бумажный пакетик и сунул в рот несколько соевых конфет - уж лучше злоупотреблять сладким, чем спиртным, которое, по замечанию полковника, медленно убивало его.
   - Так я поговорю сегодня с Каедой?
   - Подождите, - неожиданно ответил полковник. - Я бы хотел сначала поговорить с Катсуодо Кодзо.
   - Зачем?
   - Я хочу убедиться в том, что ликвидировать его - это единственный выход из создавшегося положения.
   Оками сунул в рот еще несколько конфет.
   - Что ж, может, оно и к лучшему. Катсуодо презирает всех западноевропейцев и американцев. Поговорив с Линнером, он не удержится от оскорблений и сам себя приговорит к смерти.
   Назавтра в полдень полковник появился в резиденции Катсуодо Кодзо, которая была расположена на окраине города и представляла собой комплекс из четырех зданий, разместившихся на хорошо ухоженной и огороженной территории. Одно из зданий было предназначено для Катсуодо и его семьи, остальные - для телохранителей, советников и двух его сестер с семьями.
   Оябун продержал полковника в ожидании почти целый час - в одиночестве, не предложив ни выпить, ни закурить. Это было непростительным нарушением правил приличия. Но Дэнис Линнер не был японцем и потому не заслуживал, чтобы ему оказывали те знаки внимания, какие обычно оказывают цивилизованным людям, то есть японцам. Впрочем, полковник не обратил на это никакого внимания. Он уже привык, что японцы так с ним обращались, но это были люди, которые совсем его не знали или знали слишком хорошо. В ожидании Катсуодо Дэнис Линнер не терял времени, разглядывая через окно приемной внутренний двор.
   Последнее время клан Ямаути был занозой в его делах. Подобно промышленникам в довоенной Японии, клан Ямаути на протяжении почти всей истории своего существования проводил экспансионистскую политику. Похоже, все оябуны этого клана были сделаны из одного теста - высокомерные, уверенные в себе и своем могуществе, жадные до всего люди. В своем клане они поощряли дух крайней изоляции, что порождало у членов якудзы ощущение кажущейся неуязвимости. Считалось, если ты не принадлежишь обществу, то его законы не властны над тобой.
   - Ищете бреши в моей обороне?
   Обернувшись, полковник внимательно посмотрел на вошедшего хозяина дома. Голова его представляла собой череп, туго обтянутый кожей. Глаза горели лихорадочным неестественным блеском параноика. Он сменил домашние тапочки на уличные туфли, которые полагалось надевать в приемной с холодным каменным полом, потому что это помещение не считалось частью дома.
   - Сказано настоящим даймё, - сказал полковник с оттенком удивления в голосе. Вероятно, такой подход к Катсуодо Кодзо был ошибкой. Впрочем, полковник сомневался, что к этому человеку вообще можно было найти какой-нибудь подход.
   - Я не самурайский феодал, - фыркнул Катсуодо с еле скрытым негодованием. - Я не обладаю кастовыми привилегиями, присущими самураю по праву рождения. Я добился всего, что имею, благодаря собственной воле и способностям. Мое положение не слишком значительно в этом мире. Все, чего я достиг, похоже на произведение искусства - я могу продемонстрировать свои достоинства лишь в небольшом кругу единомышленников.
   - А чего же вы хотели? Вы - преступник.
   Тень улыбки промелькнула по лицу Катсуодо.
   - Прошу поправить меня, если я не прав, но разве некоторые из ваших близких друзей не являются преступниками? - спросил он язвительно.
   - Моя работа требует от меня поддерживать знакомства среди представителей разных слоев японского общества.
   Хозяин дома кивнул.
   - Однако вы, похоже, питаете несомненную склонность к тем, кого именуете криминальным элементом.
   Стало ясно, что Кодзо не собирается приглашать полковника в дом. Он явно хотел держать его на этой нейтральной территории, которая служила связующим звеном между внешним миром и частным владением Катсуодо.
   - Вам не нравится та работа, которую я выполняю вместе с Оками-сан?
   Кодзо засмеялся, обнажив желтые зубы.
   - Напрасно вы называете работой ту гнусность, которую затеяли вместе с Оками! Сотрудничество с оккупационными силами - позор для якудзы. Да меня просто тошнит уже оттого, что вы стоите так близко от меня. Прошу вас уйти сейчас же, пока между нами не произошло ничего плохого.
   - Ничего плохого и не произойдет, - сказал ровным голосом Линнер.
   - Вот и хорошо. - Хозяин дома повернулся к нему спиной. - Тогда нам нечего больше сказать друг другу.
   - Осталось еще одно предложение, - проговорил полковник, когда Кодзо уже вышел через раздвижные двери во внутренние помещения дома.
   Оябун обернулся. Линнер увидел, что лицо его абсолютно бесстрастно, как у покойника.
   - То, что делаю я и Оками, послужит на пользу всем, даже вам. Поэтому я и пришел сюда - просить вас присоединиться к нам. Ваша мудрость и проницательность принесут пользу всем.
   Кодзо молча смотрел на Линнера невидящими глазами.
   - Вы стремитесь к тому, чтобы остановить нас, - продолжал полковник, но, уверяю вас, это все равно что пытаться изменить течение могучей реки при помощи дамбы из спичек. Это невозможно. Мое дело переживет всех нас. Никто и ничто не остановит его.
   Катсуодо повернулся и, не сказав ни слова, исчез за дверями. Оставшись один в приемной, полковник некоторое время разглядывал свои ботинки - кровь нем кипела от бешенства, и ему нужно было какое-то время, чтобы взять себя в руки. Этот человек оказался в точности таким, каким его рисовал Оками, его непреклонная решимость разрушить партнерские отношения, которые он и Оками так долго создавали и берегли, могла привести в ярость кого угодно. Разглядывая свое отражение в до блеска начищенных ботинках, Линнер уже знал, какая судьба ожидает этого оябуна, как будто он был провидцем. Впрочем, в определенном смысле он и был провидцем.
   Наконец полковник поднялся и стремительно вышел из комнаты. В воздухе запахло кровью.
   Пока Дэнис Линнер пытался решить проблему мирным путем, Оками готовился к войне. Генерал-майор Уиллоуби, заслуженно носивший прозвище "маленький фашист", был одержим идеей коммунистической угрозы в Японии. Поэтому он предложил сделать из его Банды пятнадцати ядро местной антикоммунистической военной группировки. Его люди обучали генерал-лейтенанта Арисью, бывшего шефа военной разведки в Генеральном Штабе, который должен был возглавить контингент своих бывших подчиненных в составе Джи-2, американской военной разведки. У Оками были надежные сведения о том, что банда уже действует, сообщая о передвижениях советских войск. Люди Уиллоуби поручили провести местную демобилизацию еще одному печально известному военному преступнику - полковнику Хаттори, который не преминул воспользоваться возможностью спасти своих закадычных дружков от возмездия за военные преступления. И если бы Уиллоуби получил столь желанную для него возможность начать возрождение японской армии в качестве американской марионетки, Хаттори приложил бы для этого максимум усилий.
   Все это было оскорбительно для Оками по ряду причин. Кроме того, он не разделял опасений Уиллоуби, что коммунисты везде и повсюду, и у него не было желания видеть свою страну на коротком поводке у Америки. К тому же Дэнис Линнер утверждал, что затраты на создание и обслуживание большой армии нанесут значительный урон его планам, и в этом он был совершенно прав. Полковник стремился к созданию в Японии жизнеспособной экономики, свободной от высокой инфляции, что поставило бы страну на ноги.
   Однако, если быть откровенным до конца, у Оками имелась еще одна существенная, причина желать провала плану Уиллоуби. Он затаил злобу против некоторых членов Банды пятнадцати. Они отдавали в последние дни войны бессмысленные приказы, ужасно обращались со своими подчиненными - из-за этого погибли многие друзья Оками и его брат. Микио часто вспоминал о брате, который ушел из жизни совсем юным. Некоторые приписывали его гибель случайностям войны, но сам Оками не обманывался на этот счет. Он-то знал, по чьей вине погиб его брат, и теперь, когда эти люди находились под крылышком у Уиллоуби, вынашивал планы их уничтожения.
   Он решил сделать это без помощи полковника. Полковник по каким-то необъяснимым причинам затягивал решение по поводу Банды пятнадцати. Несмотря на частые напоминания со стороны Оками, он все еще не предпринял никаких действий. А в последнее время эти напоминания стали превращаться в горячие споры, после которых Оками чувствовал себя чуть ли не преданным.
   - Постарайтесь быть японцем до конца, - горячо убеждал его полковник. - Будьте терпеливы. К этой паутине ведет много нитей. Всему свое время.
   - Но у меня нет времени, - с такой же горячностью отвечал Оками. - Это моя страна, и, не побывав в моей шкуре, вы не вправе диктовать мне свою волю.
   И хотя Микио понимал причину, по которой полковник вынужден был осторожничать - ведь Линнер работал в составе организации, где власть Уиллоуби и его людей была весьма значительна, - все же жгучее желание отомстить за брата побуждало его поступать по своему усмотрению.
   Поскольку внимание полковника было отвлечено от Банды пятнадцати, Оками ничего не оставалось делать, как тщательно проанализировать все последствия игры, которую он вынужден будет вести.
   Для начала Микио решил войти в контакт с коммунистами. Он знал наверняка, что произойдет, если коммунисты каким-то образом узнают о тех пятнадцати военных преступниках, которых Уиллоуби и его люди скрывают от трибунала. Ответная реакция русских не заставила бы себя ждать и была бы чрезвычайно жестокой. Оками прекрасно знал, что Токио был наводнен советскими агентами, и некоторые из них занимали достаточно высокие посты, о чем оккупационное командование и не догадывалось. И он не сомневался, что, если в их руки попадут соответствующие разведданные, они несомненно сообщат о них куда следует. "Да, коммунисты прекрасно подойдут на роль орудия моей мести", - подумал Оками, проснувшись в то самое утро, когда полковник отправился к Кодзо. "Пусть они уничтожат эту Банду пятнадцати и тем самым отомстят за смерть моего брата и моих друзей".
   Конечно же, ему придется подать эту идею под соответствующим соусом. Идеологические мотивы исключались, так как очень скоро коммунисты узнают, кто такой Оками. Оставалось сделать вид, что им руководит корыстный интерес. Многим в Японии было известно, что члены якудзы невероятно корыстолюбивы. Для того чтобы осуществить свой план, Оками стал проводить поздние вечера в одном баре, где, по уверениям его информаторов, часто бывали коммунистические агенты. Однажды он притворился пьяным и "под большим секретом" сообщил соседу по столику о замысле американцев предоставить укрытие военным преступникам. И рыбка клюнула. Через несколько дней к нему подсел худой, узкоплечий японец и сказал: