Ван Ластбадер Эрик. Плавучий город

   Акира Тёса, оябун клана Кокорогуруси, в полном оцепенении внимал звонким ударам храмового колокола. Колокол этот, изготовленный из сплава бронзы и меди, достигал размеров в три человеческих роста. Он был отлит более двухсот пятидесяти лет назад в литейной мастерской храма; там же изготавливались некоторые из самых лучших в Японии образцов оружия самураев.
   На рассвете, в сумерки и в полночь три синтоистских монаха толкали толстый, выкованный из бронзы стержень, горизонтально подвешенный сбоку от колокола. Его полукруглая головка была обернута куском специальной ткани, выкрашенной в темно-синий цвет. Ткань меняли ежегодно, в последний день зимы, и церемония эта занимала почти целый день.
   Тёса являлся искренним приверженцем синтоизма и с тех самых пор, как достиг зрелого возраста, ежегодно присутствовал на этой церемонии. Не единожды, склонив бритую голову, становился он на колени среди священнослужителей, возносивших молитвы богам, обитавшим в камфорных деревьях, из которых бььл построен и сам храм; слепяще-белому снегу на скатах крыши храма и тусклой луне, освещавшей всех собравшихся. Все это было еще до того, как Тёса стал оябуном, и каждая ступенька его восхождения по иерархической лестнице Кокорогуруси была отмечена кровью.
   Но и сейчас звон огромного храмового колокола трогал Тёсу до глубины души. Как настоящее искусство, этот колокольный звон затрагивал его чувства гораздо глубже, чем отношения с людьми, которые, по мнению Тёсы, были несущественными и эфемерными. Тёса был искренне убежден в том, что в конечном счете только лишь космические символы уцелевают в мозгу, в сердце, в душе - во всех точках вечного странствования.
   Звук колокола усиливался, обволакивая все его существо, и Акира разрыдался. Казалось, для него, совсем не имело значения, что он не мог видеть сам храм, расположенный двадцатью уровнями выше и сокрытый не менее надежно, чем какой-нибудь гриб в зарослях криптомерий. Для Тёсы важнее всего было слышать колокольный звон. Даже после того, как звон прекратился, он долго звучал в его душе, вызывая слезы. Акира напряженно вслушивался в каждый звук эха, поднимавшийся вверх из темного, как ночь, ущелья города из стекла и стали. Звуки замирали высоко над Токио.
   Наконец, когда последний отзвук колокольного звона замер во всех уголках комнаты, Тёса отвернулся от окна, которое он открыл настежь перед полуночью. При этом осьминог, расположившийся на его спине и охвативший его бедра, зашевелил всеми своими восемью щупальцами. Эта замысловатая ирезуми - традиционная дорогостоящая татуировка якудзы, занимала всю поверхность его туловища и плеч. Огромный коричневый осьминог с печальными глазами был оплетен гирляндой из цветов сакуры, а поэтому казалось, что он выходит не из океанских пучин, а с холмов Нара. Четыре из восьми его щупальцев вступили в бой со свирепым, бородатым воином, размахивающим боевой палицей; остальные четыре обвивали стан полуобнаженной женщины. Двойственность природы осьминога всегда суеверно подчеркивалась в японских сказаниях и легендах: верили, что в сексуальной потенции ему нет равных. Ну а почему бы и нет? Со своими восемью щупальцами-руками осьминог, безусловно, должен быть более изощренным любовником, чем человек.
   Тёса, на спине которого двигалось это необыкновенное существо, замер перед ящиком из плексигласа, который стоял у совершенно голой стены. В ящике помещалась восковая фигура Мэрилин Монро в той позе, которая не только принесла славу актрисе, но и стала подлинно легендарной: ноги ее были широко расставлены, стиснутые руки опущены вниз, на лице испуганно-капризная гримаска. На восковой фигуре было одето точно такое же платье, какое было на живой Мэрилин в тот самый момент, когда она стояла на платформе подземки, а горячий воздух вздымал ее юбку, оголяя сногсшибательные бедра. И здесь, в апартаментах оябуна, небольшой моторчик, вмонтированный в ящик, тоже нагнетал воздух, благодаря чему платье актрисы постоянно вздымалось и развевалось, подобно флагу на могиле Неизвестного солдата. За все это Акира Тёса заплатил бешеные деньги, но не жалел об этом. Любоваться актрисой было для него истинным наслаждением.
   - Что ты нашел в ней?
   Голос, который нельзя было не узнать, заставил оябуна медленно повернуться и взглянуть на утонченное лицо Наохиро Усибы, дайдзина МВТП.
   Усиба с явной неприязнью бросил взгляд на восковую фигурку Мэрилин. Актриса ему не нравилась и казалась вульгарной, как все американское. Он передразнил ее гримаску, получилось очень забавно, и Тёса рассмеялся. Это вызвало у Наохиро еще большее раздражение.
   - Еще один образец американского растлевающего влияния. Этот манекен способен развратить любую душу.
   Акира передернул плечами.
   - Чем тебе так не угодили американцы? И что ты понимаешь под термином "американское растлевающее влияние"?
   - Всю их мораль и этику. Показное американское жизнелюбие, американскую недальновидность и непрозорливость, американские претензии на то, что они цвет и гордость всего человечества!
   Тёса улыбнулся:
   - У тебя просто сегодня плохое настроение, Наохиро. Все, что ты сейчас сказал, так отличается от твоих выступлений перед журналистами. На своих пресс-конференциях ты никогда не ругаешь американцев. И правильно делаешь, ибо будущее за Америкой! - Акира подошел к окну и сделал жест в сторону города. - Посмотри туда. Мы - это страна пустых символов, а восковая копия Мэрилин - просто другой символ, и весьма очаровательный, надо сказать. Кто, как не мы, лучше всего понимает это?
   Тёса являл собой тип человека, который умел производить впечатление на окружающих. Казалось, у него совсем не было шеи, а голая как бильярдный шар голова сидела прямо на массивных плечах его коренастой фигуры. Татуировка придавала ему вид сильного и властного человека и была подобна маске, которая служит лишь для того, чтобы прикрыть отсутствие ярко выраженной индивидуальности.
   Наохиро, который знал Акиру лучше других, был убежден, что татуировка эта позволяла Тёсе надевать на себя любую личину, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести, словно осьминог, карабкающийся по его телу, был ответственен за все его действия, но только не он сам.
   - Меня от тебя тошнит, - пробормотал Усиба, с отвращением взглянув на то место на теле оябуна, где щупальца осьминога и женщина переплелись в весьма откровенной эротической позе. - От тебя и твоих ублюдков-американцев... - Казалось, Наохиро задыхается от переполнявших его горьких чувств.
   - Понимаю, тебя тошнит от того, что мы оказались с американцами в одной упряжке, - проговорил Тёса, направляясь на кухню, чтобы приготовить чай. - Мы в них нуждаемся, от них зависим, и это раздражает тебя...
   - Я просто удивляюсь, что ты этого не чувствуешь! - фыркнул Усиба, который последовал за оябуном на кухню.
   Вынув чашки из буфета, Тёса поставил воду кипятиться, приготовил заварку и ответил:
   - Прекрасно чувствую, но в отличие от тебя научился жить с этим чувством.
   Квартиру, в которой находились сейчас эти двое, оябун приобрел для себя и гостей. Охранники и прислуга жили в комнатах, расположенных этажом ниже. Акира Тёса был одним из немногих общественных деятелей, которые дорожили своим уединением. Могло показаться, что полночь - это довольно необычное время, чтобы встречаться с главным министром МВТП, но, помимо всего прочего, Тёса был якудза, а прямые связи, которые существовали между уголовным миром и бюрократическим аппаратом, требовали соблюдения правил абсолютной безопасности. Тот факт, что дайдзин Усиба являлся советником бывшего тайного совета кайсё, состоявшего из трех членов, тщательно скрывался от непосвященных. После того как в конце прошлого года скончался Томоо Кодзо, вместо него в тайный совет ввели молодого человека Тати Сидаре - оябуна клана Ямаути. В совет входили Тецуо Акинага и Акира Тёса. Кроме Сидаре, который был еще слишком молод, эти люди, включая советника Усибу, главенствовали в Годайсю и были крайне недовольны тем, что Микио Оками считает себя вправе командовать ими. После нескольких месяцев ожесточенных споров они пришли к решению изгнать его, то есть по существу вынесли Оками смертный приговор. Однако сейчас за чаем оябун и дайдзин старались не вспоминать об этом. Их больше волновало влияние американцев на страну.
   - Мой врач, - Усиба выпустил облачко сигаретного дыма, - говорит, что язва продолжает обостряться. И это все из-за твоих проклятых американцев!
   Тёса скептически посмотрел на своего соратника.
   - Они такие же мои, как и твои. Как и все люди, они тоже разные. Именно ты помог нам в этом разобраться и посоветовал устранить кайсё.
   Наохиро не хотелось говорить об Оками, но он все же процедил сквозь зубы:
   - Мы обрекли его на смерть:
   - Как? - вскинул брови Тёса. - Оками мертв, почему я об этом ничего не знаю?
   Лицо Усибы исказилось гримасой боли, тонкими пальцами он плотно обхватил глиняную чашку и чуть не сломал ее, потом проговорил:
   - Я просто предполагаю, что его уже нет в живых...
   - Вполне возможно. Если бы кайсё был жив, мы бы давно получили от него какие-нибудь известия. - Тёса положил руку на плечо дайдзина. - Нет Оками, нет и его власти. Мой дед верно говорил: "Считай своими друзьями только тех, кто имеет возможность причинить тебе вред".
   Тёса дорожил редкими минутами встречи с Наохиро, потому что только в это время он мог открыто противостоять ему.
   - Не жалей об Оками, - сказал он покровительственно. - Микио был сущим наказаньем для всех нас! Он сосредоточил в своих руках абсолютно всю власть. Это так несовременно. Терпеть такого человека - настоящий позор!
   А я именно за это уважал Оками. Далеко не каждый сумеет стать диктатором, а вот Микио стал им и ограничил даже твою власть.
   - Фу! - возмущенно фыркнул Тёса. - Через своих шпионов ты прекрасно знаешь, что я не только сохранил при Микио свою власть, но и приказал с ним покончить.
   На красивом лице Усибы появилось жесткое выражение.
   - Прекрати дурачить меня, это плохо кончится. Клянусь, я ничего не знал о заговоре.
   Тёса безудержно расхохотался:
   - Конечно, в том, что у тебя язва, повинны американцы. Ведь ты же кишки надорвал, пытаясь понять их юмор, да так и не сумел. Ты вообще юмора не понимаешь.
   - А ты, - Усиба сердито посмотрел на Акиру, - слишком многому у них научился...
   - Даже если это так, то я ничего не потерял и хочу, чтобы ты перестал беспокоиться по этому поводу. Вредно для твоего желудка.
   - Как и этот чай.
   Усиба оттолкнул от себя чашку, поднялся и быстро прошел в ванную, оставив Тёсу наедине со своими мыслями. Тот думал о том, что американцы действительно допекут Наохиро и он серьезно заболеет. Это будет очень печально, потому что он, Акира, утратит свое существенное преимущество перед другими оябунами, лишившись доступа в министерства Японии. Да, скорее всего, так оно и случится, потому что день ото дня здоровье Наохиро ухудшается. Уже несколько месяцев назад ему следовало бы лечь в госпиталь и пройти курс интенсивной терапии, однако дайдзин упорно не хотел этого делать, потому что был истинным самураем-чиновником. Работа в МВТП означала для него всё. Наохиро боялся, что после пребывания в госпитале ему вообще предложат отдохнуть и тогда - конец. Без работы он просто умрет. Врачи знали об этом и ни на чем не настаивали.
   Тёса с глубоким уважением относился к Усибе, даже по-своему любил его. Однако он руководствовался в жизни прежде всего практическими соображениями. В мире жестокости и вероломства, в котором он обитал, оставалось, увы, слишком мало места для сострадания и сантиментов.
   Молчаливый, с побледневшим лицом, Усиба вернулся на кухню, закурил новую сигарету и некоторое время стоял молча.
   Тёса, понимая, что обидел гостя, теперь искал возможность исправить положение. Он подошел к холодильнику, достал оттуда пакет молока и наполнил чашку Усибы.
   - Не унывай, друг. По крайней мере, теперь тебе не нужно беспокоиться о Томоо Кодзо.
   Наохиро, казалось, еще больше разозлился:
   - Томоо - сумасшедший оябун! Пытался уничтожить Николаса Линнера, а кончил тем, что был убит своей же жертвой!
   - В этом есть и положительная сторона: без Кодзо тайный совет стал лучше работать.
   Присаживаясь, Усиба пожал плечами.
   - Может быть, это и правильно, что вы с Тецуо Акинагой согласились, чтобы Тати Сидаре стал оябуном клана Ямаути. У вас двоих появится больше возможностей для контроля, чем тогда, когда оябуном Ямаути был Кодзо. Но тебе надо позаботиться о том, чтобы Линнер никогда не узнал, что по пятам за его женой, когда с ней произошел этот несчастный случай, шел именно человек Кодзо. Ты знаешь, что он вообще ненавидит якудзу и, уверен, будет преследовать всех нас, а не только представителей Ямаути. Полицию мы еще сможем держать под контролем через купленных нами людей, но Линнер единственный человек, который может уничтожить всех нас.
   Тёса нахмурился и махнул рукой:
   - Николас никогда не узнает, что тогда произошло.
   Уж мы об этом позаботимся. Шофер грузовика дал свои показания в полиции, в них нет ни единого слова о белой "топоте". Даже Тандзан Нанги не подозревает о том, что Кодзо следил за женой Линнера. Ему и в голову это не приходит. Да и зачем было Томоо следить за этой женщиной, что ему это давало?
   - Очень многое. Как только Кодзо прознал про связи между Оками и Линнером, он установил за женой Николаса слежку в надежде выйти на ее мужа.
   - А кто был тот человек, с которым она провела ночь в токийском отеле и собиралась встретиться еще раз?
   - Он был ее любовником, занимался рекламой. Перед нами они были ничем не виноваты.
   - Да, но тогда нам это не было известно. Кодзо знал лишь о том, что человек этот был американцем и, прибыв в Японию, сразу же прямиком отправился к Тандзану Нанги. У Кодзо, который уже настороженно относился к нашим американским партнерам в Годайсю, возникли подозрения.
   - Ты хочешь сказать, что он был параноиком, - с презрением произнес Усиба.
   - Многие считали, что он сумасшедший. Не знаю, так ли это, но излишняя подозрительность всегда свидетельствует о психической болезни. - Тёса на секунду задумался. - Так или иначе, Кодзо стал следить за женой Линнера. Она, должно быть, заметила, что ее преследует белая "тойота", запаниковала и врезалась в грузовик.
   - Стало быть, она погибла случайно?
   - Не совсем. Если вдуматься, в ее смерти виноват Николас. Жизнь, которую он избрал, - вот что ее убило. Его жена стала всего бояться, постоянно оглядывалась, шарахаясь от собственной тени.
   Дайдзин рассмеялся неприятным смехом:
   - Ты представил в любопытном свете это скверное дельце!
   - Меня беспокоит Николас Линнер. Он очень опасен и опытен. Все оябуны боятся его.
   - Но только не ты, а? - насмешливо произнес Усиба.
   - Я больше других, - Тёса подлил себе еще чаю, стараясь не обращать внимания на чашку Усибы, наполненную молоком, - но в отличие от большинства я обеими ногами стою на земле и уважаю ненависть, которую Линнер питает к якудзе.
   - Не позволяй себе руководствоваться чувством личной мести в ситуации, которая и без того является достаточно сложной.
   - Ты так думаешь? - Акира внимательно посмотрел на гостя. - У меня есть очень веские причины для того, чтобы разыскивать Линнера. Дело в том, что Оками прознал о заговоре, который я затеял с целью его устранения, и отреагировал на это весьма неожиданным способом: обратился за помощью к Николасу Линнеру.
   Усиба покачал головой:
   - Да нет, ты ошибаешься! Николас презирает всех из якудзы и никому из них не станет помогать.
   - Однако в глубине души Николас - истинный японец, каким был и его отец, полковник Линнер. Эта семья многим обязана Оками, и Николас выполнит свой долг - защитит Микио. Я уверен, что кайсё жив и Николас придет ему на помощь, поэтому его следует уничтожить.
   - Я запрещаю тебе трогать Линнера!
   - Ты? Запрещаешь мне? - Акира насмешливо посмотрел на Наохиро.
   - Прислушайся к голосу разума. Кодзо пытался убрать Линнера - и что из этого вышло? Томоо мертв. И не думай, что ты умнее Кодзо и тебе удастся перехитрить Линнера.
   - Да, он - крепкий орешек, но всего лишь человек, а не Бог. И как всякий человек - уязвим...
   - Ты подвергнешь опасности Годайсю, все наше дело только для того, чтобы показать свою силу и ловкость. У тебя просто больное самолюбие. Лечи его в постели, доказывай женщинам, что превосходишь других.
   Усиба потушил сигарету и подошел к окну. Ему не хотелось думать о Николасе Линнере и о том, что замышляет против него Тёса. Он стал разглядывать город и еще раз убедился, как изменилась Япония благодаря и его политике тоже. Превратилась в высокоразвитую, могущественную страну. И все же Наохиро подумал: "Все происходит слишком быстро. Япония, будто ребенок, который научился бегать прежде, чем смог ходить, и теперь спотыкается, делая неестественные усилия, чтобы перегнать Запад". Затем он повернулся к оябуну.
   - Линнер не похож на других людей.
   - А, ерунда! Знаю я, почему он так сильно ненавидит якудзу. Это и станет его ахиллесовой пятой.
   Но Усиба уже опять думал о другом: "Беда в том, что после всех этих скандалов, связанных со взятками и незаконными платежами корпораций чиновничьему аппарату, человек с улицы, обыватель, считает, что мы вполне заслуживаем все то, что сами на себя навлекли, - и он прав в этом своем мнении". Хотя ладно, наплевать. Что ему-то, собственно говоря, беспокоиться? У него есть Годайсю, и какие бы потрясения и бедствия ни угрожали Японии в будущем, они не затронут Годайсю. Люди, заключившие соглашение с Годайсю, которая была организацией глобального масштаба, привлекали активы со всех уголков земли и были застрахованы от любых, даже кратковременных неудач, тем более от вмешательства какого-то там Николаса Линнера. Если Тёса сказал, что у него есть способ нейтрализовать этого человека, пусть делает, что хочет, мешать он ему не будет.
   Тёса предложил другу еще молока, но Усиба отказался. Какой в молоке толк? Все думали, что у него язва желудка, только он сам знал, что болен раком. Он просто морочил голову своим соратникам. Узнай они, что у дайдзина рак, быстро бы избавились от него и лишили работы.
   - Одно я знаю наверняка, - проговорил Тёса, - теперь, когда ушел Оками, у Годайсю появились большие возможности для достижения своих целей.
   - Да, это правда, - ответил Усиба и начал размышлять вслух. - Но почему-то Оками потерял веру в организацию, которую сам же создал. Почему? Я задаю себе этот вопрос снова и снова. Он всегда был патриотом, понимал, что нужно остановить и заблокировать моральное разложение, которое подтачивало нацию с тех самых пор, как американцы принудили нас принять конституцию, написанную для нас.
   - Ну почему тебя это волнует? Оками - это история, он уже в прошлом. Теперь не имеет значения, что он там думал. Надо смотреть в будущее. Это наша карма, друг мой, мы уже близки к победе, я чувствую ее приближение всем своим существом.
   - Хотел бы я в это верить так же, как ты, - пожал плечами Усиба, - но у нас есть еще множество проблем, которые надо решить. Нашему будущему угрожает то, что американцы лидируют в области телекоммуникаций и производства оптических приборов из стекловолокна. В двадцать первом веке главную роль будут играть те компании, которые смогут передавать информацию быстрее и с большей эффективностью, чем сейчас.
   - Вот и еще одна причина опасаться Линнера, - перебил Акира. - Его компания "Сато-Томкин Индастриз" имеет множество патентов на право владения технологиями в области телекоммуникаций, а мы об этом можем только мечтать. Сейчас "Сато-Томкин" работает в континентальном Китае, в Индии и Малайзии, занимается там укладкой стекловолоконного кабеля. В один прекрасный день эти страны превратятся в наших соперников.
   - Я еще раз предупреждаю тебя: Линнер - ниндзя и он чрезвычайно умен, - предостерег приятеля Усиба. - Я пробовал было пригрозить ему, но это не возымело действия. Я думаю, он не боится не только нас, но и тех, кто куда более силен.
   - Предоставь этого человека мне...
   - Нет, мой долг защищать интересы Годайсю. Преследовать Николаса Линнера - значит, рисковать всей организацией. Нельзя вовлекать его в наши дела...
   - Он защитник Оками, - возразил Тёса. - Он уже вовлечен.
   Они сидели в автобусе, ехавшем в никуда. Или так, по крайней мере, казалось Николасу, сидевшему рядом с Бэй. Старый драндулет, который лет двадцать назад, должно быть, смахивал на автобус, подскакивал на дороге, изборожденной рытвинами. Внутри автобуса воняло животными и мочой; при каждом толчке около дюжины запертых в клетки цыплят начинали громко пищать, что заставляло желтую птичку прыгать от страха. Птичка эта сидела в крошечной бамбуковой клетке, свисавшей с потолка автобуса рядом с головой шофера. Николас слышал, что Вьетнам был единственной страной, где люди брали птиц на прогулку, а на обед ели собак. Синдо предупреждал его, чтобы он никогда не спрашивал, что за мясо ему подают.
   Возможно, что этот четырехколесный катафалк использовался в качестве грузовика для перевозки всех этих цыплят на рынок, поскольку кроме них других пассажиров, принадлежавших к роду человеческому, в автобусе не было и никто не сел в него на всем пути. Каким образом Бэй узнала про это транспортное средство, Николасу было совершенно непонятно, но тем не менее автобус ожидал их в трех кварталах от того места, где девушка привязала лодку. Двадцатью минутами позже они уже были за пределами Сайгона, продвигаясь куда-то в юго-западном направлении. Бэй сказала, что их путь лежит в Железный Треугольник.
   Под этим названием, как он догадался, Бэй подразумевала Ку Чи. Тридцать лет назад этот район приобрел дурную славу из-за того, что там была целая сеть многоярусных подземных тоннелей, которые тянулись на многие мили. Эти подземные тоннели давали возможность партизанам-вьетконговцам держать под контролем всю территорию, расположенную в радиусе шестидесяти пяти миль от Сайгона. Вьетнамцы начали строить тоннели еще в сороковых годах, во время войны с французами. В спрессованном красноземе, покрывавшем территорию района, было очень легко и удобно рыть эти тоннели. Многие десятилетия сеть тоннелей расширялась и обновлялась, пока не достигла границы с Камбоджей.
   - Бэй, ответь мне, пожалуйста, - спросил Николас, когда они уселись поудобнее. - Что за отношения были у тебя с Винсентом Тинем?
   Бэй смотрела в окно. Ее волосы, связанные в длинный, толстый "конский хвост", падали на плечи. Она казалась сильной женщиной, способной любому дать отпор, и неудивительно, что легко сошла за мужчину. Ее женственное лицо без всякой косметики вполне могло принадлежать безусому юнцу, и это делало ее облик крайне привлекательным, особенно потому, что сама она этого не осознавала.
   - Он никогда не использовал меня, хотя и пытался, - произнесла наконец она.
   Бэй все еще смотрела в окно, и Николас видел ее смутное отражение в темном стекле.
   - Он пытался заставить меня делать это. Но я знала, какой репутацией он пользуется, знала, что если отвечу положительно хотя бы на одно его предложение, то эта среда засосет меня целиком и полностью. - Ее пальцы нервно теребили краешек рукава. - Такого я себе не могла позволить. Я независимый связной, что-то вроде посредника, а иногда даже и примирителя в переговорах между ... группировками.
   - Полагаю, что под словом "группировки" ты имеешь в виду опийных магнатов, торговцев оружием, террористов и тому подобное.
   Долгое время Бэй не произносила ни слова. Автобус вдруг с грохотом покачнулся, цыплята распищались, а желтая птичка запрыгала с жердочки на жердочку, будто ее ударило током.
   - Что бы вы обо мне ни думали, Чы Гото, но чтобы достичь такого завидного положения, я очень много работала. Я ни от кого не завишу, однако многие влиятельные люди кое-чем мне обязаны. Интересно, понимаете ли вы меня? Наверное, нет. Вьетнам отличается от других стран, и требуется много времени, терпения, благожелательности, чтобы понять наш характер. Если вы будете судить о нас по вашим стандартам, то, в конце концов, допустите много ошибок.
   Кто-то на его месте, возможно, пропустил бы слова девушки мимо ушей, не придал бы им должного значения, но Николас считал время, терпение и благожелательность главными добродетелями, и они имели для него большой моральный вес. Он давно научился "просачиваться" в чужой мир, впитывать в себя чужую культуру, уважать чужие нравы и обычаи, поэтому и не собирался судить о Бэй с точки зрения американца или японца.
   - Я ценю твою независимость, - мягко сказал он Бэй. - Но не могла бы ты рассказать мне что-нибудь о смерти Тиня?
   - Случайностью это не было, да мне кажется, вы и сами уже поняли это.
   - Да.
   - А знаете, что его убили китайским способом?
   - Китайским? Что это такое? Я не понимаю...
   - Когда-то китайские военачальники с Шаньских гор устраняли своих врагов способом, которым был убит и Винсент Тинь, Они уничтожили его, а тело бросили в кислоту, которая употребляется для очистки "маковой слезы" перед переработкой в опиум. Это служило предостережением тем, кто попытался бы выдать убийц. Но сейчас этих людей нет. Со своих позиций они были вытеснены человеком, который в настоящее время фактически контролирует всю торговлю опиумом.
   - В самом деле? Я никогда не слышал о таком человеке.
   - Ничего удивительного. - Бэй посмотрела в глаза Николаса без страха. - Произнести его имя - значит навлечь на себя немедленную смерть. Поэтому вам его никто не называл и не назовет.