Страница:
— Я не имел в виду твое лицо... или тело.
— Что же тогда?
— Впечатление, которое ты производишь: голос, жесты, интонации... твое присутствие. — Он протянул к ней руки. — Все в тебе.
Волосы рассыпались по ее плечам, став похожими на золотистое облако, когда она опустилась на кровать, навстречу его объятиям.
— Ты не такой, как о тебе говорят, — она чуть заметно вздрогнула, когда его руки сомкнулись у нее за спиной.
— Я очень холодный, — сказал он, но Дайна не могла понять, говорит ли он всерьез. Она все еще не могла разгадать его до конца.
— Был ли ты холоден со своей женой?
— Особенно с женой.
— Вот видишь, — в ее голосе послышалось шутливое торжество. — Значит, истории, которые рассказывают о тебе, должны быть правдой.
— Какие истории? — Рубенс осторожно поцеловал Дайну в плечо, и она ощутила щекочущее прикосновение его мягких ресниц.
— Я слышала, ты развелся с женой из-за того, что она не хотела дотронуться до тебя в присутствии посторонних.
— Я тоже слышал нечто подобное.
— Ну и как, это — правда?
— Это имеет значение?
— Не знаю, — она слегка отодвинулась от Рубенса, чтобы лучше видеть его лицо. Высвободив одну руку, она отвела в сторону прядь волос, свесившуюся ему на лоб. — Впрочем, да. Такое поведение, в известном смысле, позволило бы судить о тебе.
— О, да. Ты бы решила, что я — самовлюбленный маньяк. Во всяком случае, я уверен, что к такому выводу пришло бы большинство людей.
— Значит, это неправда.
— Да нет, в общем-то, так оно и было. Но это лишь внешняя сторона дела. Моя жена столь же холодна, как и я сам. Ведь именно у нее я перенял это качество.
— Ты вовсе не такой уж холодный, — Дайна положила ладонь ему на щеку.
— Нет. С тобой — нет. — Он накрыл ее ладонь своей. — Я даже сам себе удивляюсь.
— Напрасно, — она посмотрела ему в глаза. — Это вполне логично. Ты овладел мной, проник в меня. Но что с того? Плоть — ничто, по сравнению с...
В этот момент неожиданно раздался звон колокольчика у входной двери. Смешно взбрыкнув ногами, Рубенс спрыгнул с кровати. Дайна, перекатившись на бок, взглянула на часы. Их стрелки только что перевалили за полночь.
— Ты обязательно должен открыть?
— Да. — Он наспех накинул на себя голубой шелковый халат, весь усыпанный белыми блестками. Колокольчик зазвонил еще раз, и Рубенс спустился в холл.
Дайна перевернулась на спину и, широко раскинув руки на прохладных простынях, закрыла глаза. До нее донеслись голоса. Она поняла, что не заснет и, вздохнув, набрала свой номер. Мэгги оставила ей послание на автоответчике с просьбой позвонить.
— Привет. В чем дело?
— Мне просто немного не по себе и все, — голос Мэгги звучал глухо и устало. — Где ты?
— Дома. То есть, нет. На самом деле у Рубенса.
— Что ты там делаешь?
— Живу.
— Ха-ха. — Дайна услышала в трубке короткий резкий смех. В интонациях Мэгги напрочь отсутствовала обычная оживленность. — Понятно. Ну и как?
— Нормально. Послушай, Мэгги. Я предпочла бы поговорить о тебе.
— Ничего интересного. Я просто сижу и плачу.
— Я приеду к тебе. Ты не должна оставаться в одиночестве.
— Не говори глупостей. Не надо. Мне не нужен никто.
— Неправда. Тебе плохо одной, в этом все дело. Крис будет работать в студии всю ночь...
— Даже если нет, он все равно не приедет домой.
В наступившей паузе Дайна лихорадочно соображала, что бы такое сказать.
— У него проблемы в группе, вот и все. — В ту же секунду она поняла, что как раз этого-то говорить и не следовало.
— Откуда ты знаешь? — голос Мэгги вдруг стал резким.
— Ну... я наткнулась на него вчера. Мы немного поболтали. Обычная дружеская беседа о том, о сем, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Что, черт возьми, происходит, Дайна?
— Я не могу понять, о чем ты.
— Ты сегодня вместе с Крисом?
— Мэгги, да что с тобой? Я сказала тебе...
— Я слышала, что ты мне сказала! — отрезала Мэгги и бросила трубку.
— Проклятье! — выругалась Дайна и вновь набрала номер подруги. Она трижды пыталась дозвониться, но каждый раз линия оказывалась занятой.
Встав с постели, она быстро натянула на себя джинсы и велюровую кофточку. Спустившись по лестнице, она прошла через холл в гостиную.
Там она нашла Рубенса в компании довольно высокого атлетически сложенного мужчины. Его немного выцветшие на солнце волосы были аккуратно зачесаны назад. Лицо незнакомца покрывал темный загар. Дайне пришло в голову, что он похож на любителя серфинга, явившегося сюда прямиком с Лагуна-Бич. Единственное в его облике, что противоречило подобному предположению, — влажные карие глаза и совершенно круглые очки в роговой оправе. Незнакомец напоминал Дайне какого-то знакомого из далекого детства, но кого именно, она не могла вспомнить.
— Дайна Уитней, а это — Шуйлер Фолтон, мой адвокат, — представил их друг другу Рубенс.
Фолтон переложил дипломат из буйволиной кожи из правой руки в левую и пожал протянутую ладонь Дайны.
— Итак, — сказал Рубенс, щелкнув пальцами, — давай продолжим.
Фолтон, открыв дипломат, достал оттуда пачку бумаг и вручил их Рубенсу. Тот моментально принялся изучать их.
Дайна тем временем наблюдала за Фолтоном. На лице его — слишком миловидном, чтобы его можно было назвать по-мужски красивым, — подумала про себя она, блестели мелкие капельки пота. Она решила, что очки делают его моложе, чем он есть на самом деле, и вновь попыталась понять, на кого он так похож. Вдруг она отвернулась, едва не прыснув со смеху. Фолтон выглядел в точности, как Кларк Кент.
Она встала к мужчинам спиной и спросила.
— Вы не хотите чего-нибудь выпить?
— Шуйлер не задержится здесь надолго, — бесцеремонно бросил Рубенс, не отрываясь от бумаг.
— Нет... спасибо, — протянул Фолтон. Его лицо медленно покрылось краской.
Рубенс протянул руку и вновь щелкнул пальцами. Фолтон залез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда тонкую, элегантную золотую ручку. Рубенс взял ее обвел кружочками два абзаца на той странице, которую он читал. Только теперь он поднял голову.
— Что это такое, черт возьми? — он швырнул кипу листов Фолтону и тот неуклюже поймал ее на лету.
Он взглянул на отмеченные места, но лишь мельком, поскольку прекрасно знал, о чем идет речь.
— Это текст, который я получил от правления компании в Нью-Йорке.
— Правления? Ты хочешь сказать от Эшли, составившего контракт таким образом? Я ясно дал ему понять, что не соглашусь на меньшее, чем пятилетний договор со скользящей шкалой и двумя опционами в год.
— Я... уф... я беседовал с ним сегодня днем. Он говорит, что они боятся завязнуть в этом. Ликвидность...
— К черту ликвидность! В наших интересах оказаться в связке с «Коломбайн». Мне что, необходимо отдавать все распоряжения этим кретинам в письменной форме?
— Эшли сказал...
— Мне плевать, что сказал Эшли! — Рубенс взорвался. — На кого ты работаешь, Шуйлер?
Фолтон молчал, изучая носки собственных ботинок.
— Тебе очень повезло, что мы живем в двадцатом веке. Что делали раньше с гонцами, приносившими дурные вести... Отрубали головы, кажется.
Фолтон прочистил горло и поднял глаза.
— По-моему, отрезали языки.
— Тоже неплохо. — Рубенс подошел к журнальному столику и нажал спрятанную кнопку, отчего крышка одного из ящиков бесшумно скользнула вниз. Внутри ящика стоял белый телефонный аппарат. Рубенс вставил в прорезь тонкую пластиковую карточку и стал ждать, пока номер автоматически наберется.
— Ты приехал один? — поинтересовался он между тем, обращаясь к Фолтону.
— Я, уф...
— Билл привез тебя.
— Я думаю, что это не...
— Да брось ты, Шуйлер. Дайна не имеет ничего против. Почему ты не привел его с собой. Ты ведь знаешь, как я рад его видеть, да к тому же он может соскучиться, сидя в одиночестве. — Вдруг он отвернулся и стал говорить в трубку уже совершенно иным голосом, мягким и приветливым. — Привет, Мардж. Да. Как ты? А дети? Отлично. Извини, что пришлось разбудить тебя. Да, я знаю. Просто пихни его в бок. — Он повернулся и посмотрел на Фолтона так, как должно быть мангуста смотрит на кобру. Когда он вновь заговорил, в его голосе зазвучали стальные нотки. — Эшли, ублюдок, ты соображаешь, что ты делаешь? Да, я знаю, сколько сейчас времени. Шуйлер только что вручил мне контракт с «Коломбайн». Ты знаешь, для чего он годится? Вытереть задницу. — На секунду он замолчал, слушая собеседника, затем продолжал низким угрожающим тоном. — Слушай ты, недоумок. Если ты испортишь эту сделку, я от тебя мокрого места не оставлю. Ты знаешь, что означают пункты семнадцатый и девятнадцатый? Нет? Что «Коломбайн» имеет возможность выйти из договора через три года, и если это произойдет, мы окажемся в дерьме, разумеется, ты не подумал. Чем ты в последнее время думаешь? Только не начинай этого. Я знаю, каковы обязанности Морин при тебе с тех самых пор, как ты ее нанял. Как? Кто, по-твоему, руководит компанией? Да. Так вот не забывай об этом там, за три тысячи миль отсюда, — Рубенс сделал паузу. — Эшли, лучше закончи эту сделку до четверга, когда я и Шуйлер прилетим в Нью-Йорк с новыми контрактами. Правильно. Да, Эшли, с этого момента я буду лично контролировать все, связанное с «Коломбайн». Да. — Рубенс швырнул трубку. — Тупица.
Он посмотрел на Фолтона.
— Вот так. Ты слышал? Чтобы завтра к десяти утра все было в порядке. — Он улыбнулся. — Ты еще не ходил за Биллом? — Он махнул рукой. — Дайна, ты не пригласишь друга Шуйлера зайти к нам пропустить стаканчик на ночь?
— Нет, — сказал Фолтон, прежде чем она успела пошевельнуться. Он повернулся к ней. — Я думаю, он просто шутит.
— Да что ты, дружище, конечно же, нет! — Однако то, что дружелюбие — насквозь фальшивое, было настолько очевидно, что Дайна уже сама почувствовала скрывающуюся за ним ярость. Лишь тонкий поверхностный слой цивилизованности не позволял ей выплеснуться наружу. «Но что же его так взбесило?» — спрашивала себя Дайна.
— Ты должен преодолеть в себе этот комплекс, Шуйлер. Дайне все равно, что ты голубой. Ей приходилось работать с ними постоянно, верно?
Она промолчала, не желая принимать участия в жестокой игре, затеянной Рубенсом.
— Дело в другом, — ответил Фолтон. — Ты знаешь.
— А, так стало быть вся загвоздка в Билле. Но черт возьми, Шуйлер, Дайна ведь не знает Билла, — он взглянул на Дайну. — Ты знакома с Биллом Денкли, дерматологом? Биллом с Беверли Хиллз? Шуйлер живет с ним, и в настоящий момент Билл сидит снаружи дома в машине, дожидаясь его. — Рубенс усмехнулся, оскалив зубы. — Послушай-ка, у меня есть отличная идея. Почему бы тебе не раздеться здесь и не показать Дайне черно-синие отметины, которые Билл...
— Рубенс, пожалуйста, не надо. — Шуйлер вновь переложил дипломат из одной руки в другую и вытер вспотевшую ладонь о брюки.
— Старик, тебе нечего стесняться. Представь, что Дайна — один из парней и все, а? Это должно зажечь в тебе искру...
— Довольно, Рубенс! — резко перебила его Дайна. — Прекрати.
Он собрался сказать что-то еще, но, взглянув на ее лицо, счел за благо промолчать и вместо этого встряхнулся, точно избавляясь от избытка эмоций. В который раз на протяжении менее чем четверти часа изменив тон, он поинтересовался:
— Как продвигаются съемки «Над радугой»? Шуйлер откашлялся и кинул на Дайну взгляд полной благодарности, прежде чем ответить.
— Я только что закончил расчеты по третьему месяцу и полагаю, что нам следует более подробно и внимательно контролировать расходы.
— Насколько эти негодяи превысили бюджет?
— На три миллиона... пока.
— А сколько уже затрачено всего?
— Около шести миллионов.
— Они тоже отстают по времени.
— Это все чокнутый художник по декорациям Роланд Хилл. Он никак не может уняться, делая их все больше и ярче. Сейчас они ждут неоновую иллюминацию, которая будет изображать огни Нью-Йорка. Она обойдется нам в четверть миллиона, потому что Хилл отказывается изображать что-либо в миниатюре. Рубенс повернулся к Дайне.
— Стоит этим мерзавцам поиметь за душой один-единственный успех, как они тут же начинают увлекаться и требовать все больше денег. — Он поставил стакан на столик. — Назначит встречу, Шуйлер. Когда-нибудь на следующей неделе.
— В офисе?
— Нет, здесь. Я хочу, чтобы эти маньяки расслабились, когда войдут сюда. Прочем, выйдут они совсем в ином настроении. Теперь, что касается «Коломбайн»...
— Ты получишь контракты к десяти. Я пришлю их с посыльным.
— Не беспокойся. Я сам приеду в офис. Фолтон кивнул.
— Приятно было познакомиться с вами, мисс Уитней. — Он пожал ей руку на прощание. — Я с удовольствием смотрю фильмы с вашим участием.
— Спасибо, — сказала она, подчеркнуто. — Приезжайте еще.
Каблуки Фолтона простучали по мозаичному полу в холле, затем раздался негромкий стук входной двери. Вскоре в гостиную донесся звук заводимого мотора Он быстро затих вдали, затерявшись среди высоких пальм.
Рубенс пристально изучал лицо Дайны, потом развернулся и подошел к бару. Некоторое время в комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием кубиков льда о стекло.
— Почему ты обращаешься с ним так? — спросила она, наконец.
— Я не хочу говорить об этом, — раздраженно ответил он.
— Как хочешь. — Она направилась к выходу в холл.
— Куда ты собралась?
— К Мэгги. Она...
— Не езди никуда.
Она резко обернулась и очутилась лицом к лицу с ним.
— Она — мой друг, Рубенс.
— Я — больше чем друг. — Он шагнул к ней.
— Я не хочу оставаться у тебя сегодня... после того, как ты терроризировал Шуйлера.
— Кто он тебе?
— Дело в том, кто он тебе, Рубенс. Господи, ведь он же твой друг.
— Ему нравится, как я обращаюсь с ним.
Она покачала головой.
— Я наблюдала за ним. Ты обидел его. Очень сильно. И сделал так только потому, что это доставило тебе удовольствие.
Рубенс окинул ее каким-то особенным взглядом.
— Я вижу, что опять недооценил тебя.
— Боже, и это тебя волнует.
— Не уверен. — Он вышел из-за бара, прихватив свой стакан и, приблизившись к Дайне, кивнул головой. — Ладно, я расскажу тебе в чем дело. Я и Шуйлер вместе учились в университете. Мне пришлось много потрудиться, чтобы попасть туда, а ему помог отец. — Он махнул рукой. — Впрочем, это не имеет никакого значения. Мы жили в одной комнате, стали близкими друзьями... и вели себя соответственно: ходили вместе на футбол, помогали друг другу перед экзаменами, даже устраивали двойные свидания с подружками.
— А...
— Ну да. Лишь гораздо позднее он сказал мне о своих новых привычках. — Он сделал такой большой глоток, что Дайне стало заметно охватившее его волнение. — Я плохо отнесся к этому, хотя даже сейчас не знаю почему. Помню, как он раньше относился к женщинам. Бывало, мы не ложились спать всю ночь, толкуя о Ким Новак и Рите Хэйворт, сравнивая их с нашими подружками. Поэтому я думал, что изменения, произошедшие с ним, — всего лишь временное отклонение. — Он отвернулся. — Его невеста до сих пор звонит мне время от времени, спрашивая, есть ли какая-нибудь надежда. Она по-прежнему любит его.
— Рубенс, — мягко сказала она, — ты не можешь заставить его быть другим, не таким, какой он есть.
— Ты знаешь, — возразил он, — мне кажется, он сам не знает, каков он на самом деле. Иногда меня охватывает такое бешенство, что я готов задушить его. Я не хочу обижать его на самом деле, но всякий раз, когда Риджайна звонит и плачет в трубку, — он стиснул пальцы в кулак, — я спрашиваю себя, почему все должно обстоять именно так? Как он мог предпочесть ей этого жирного дерматолога?
— Ты рассуждаешь так, словно выбор должен сделать ты. Ведь это неверно. — Она сжала его плечо. — Но с другой стороны, я не знаю его так, как ты.
— Я не люблю Шуйлера, — Рубенс презрительно фыркнул. Однако его слова прозвучали неубедительно, и он даже не попытался оттолкнуть ее руки.
— Ты считаешь, что любить такого, как он, значит испытывать чувство недостойное мужчины? — Дайна не рассчитывала, что он ответит ей на этот вопрос; ей просто хотелось, чтобы Рубенс спросил самого себя о том же. — Что может быть важней дружбы?
Казалось, он слегка расслабился.
— Пожалуй, я действительно виноват перед этим придурком. Иногда я воображаю, что Билл обращается с ним недостойным образом, и поэтому веду себя так же.
— То, на что ты намекал в его присутствии... это правда?
Он улыбнулся.
— Нет, конечно. Просто это так действует Шуйлеру на нервы, что он начинает сходить с ума. Я думаю, что Билл и впрямь любит его. — Он втиснул свою ладонь в ее, так что их пальцы переплелись. — Он не такой уж плохой парень, для дерматолога. — Рубенс рассмеялся и повернулся к Дайне лицом. — Знаешь, ты обладаешь чрезвычайно неудобной способностью.
— Какой именно?
— Ты заставляешь меня замечать за собой многие вещи. — Она вдруг обратила внимание на то, с какой силой он вглядывается в ее глаза, и ощутила дрожь в коленях от его пристального взгляда. Рубенс выглядел так, будто она одним своим видом, как мифическое, волшебное существо, гипнотизировала его. Его дыхание стало частым и прерывистым, губы приоткрылись, а когда он дотронулся до ее щеки пальцами свободной ладони. Дайна ощутила необычайное тепло, исходившее от них.
— Не уходи, Дайна, — произнес он хриплым, низким голосом. — Не сейчас. Не сегодня. — Ток пробежал по ее телу от его прикосновения. Странный шум возник у нее в голове, стирая все воспоминания, так что Дайна двинулась навстречу раскрытым объятиям Рубенса, свободная от раскаленных углей и обжигающих льдов своего прошлого. — Пожалуйста.
Однако, несмотря на огромное эгоистическое желание остаться на всю ночь, она не могла сделать этого: откуда-то из ночного мрака, заглушая и тиканье часов на тумбочке возле кровати, и ровное дыхание уснувшего Рубенса, до нее доносился полный боли и отчаяния голос Мэгги, страдавшей в одиночестве.
На Дайну нахлынули воспоминания о бесконечной веренице унылых серых дней проведенных с подругой; их совместные скромные трапезы в «Тако Белле» и «Габургер Гамлет». Сколько раз они, обнявшись, рыдали навзрыд от ощущения безысходности и злости на целый свет, вызванного постоянными неудачами: никаких ролей, никаких фильмов, никакой жизни. Она уже не могла даже вспомнить, сколько приглашений в постель им пришлось отвергнуть, скольких продюсеров послать куда подальше. В те мрачные времена у них не было никого кроме друг друга. Ее сердце разрывалось на части при мысли о том, каково сейчас приходится Мэгги: как она должна страдать, наблюдая за головокружительным успехом подруги, при этом сама продолжая оставаться на дне.
Совсем тихо, стараясь не разбудить его, она одела джинсы и свитер. Отыскав ключи от своей машины, она шагнула было за порог, но остановилась, услышав, как Рубенс зашевелился и окликнул ее сонным голосом.
— Куда ты собралась?
— Я должна увидеться с Мэгги!
— На кой черт? Она ведь сейчас ненавидит тебя лютой ненавистью.
Дайна обернулась и увидела его лицо, почти целиком скрытое тенью. Лишь на щеке бледнела узенькая полоска, прочерченная лунным светом, похожим на шрам.
— Ты остановил меня сегодня один раз. Не делай этого снова. Пожалуйста.
— Я только указываю тебе на то, что само собой очевидно, сказал он, приподнимаясь на локте. — Если ты хочешь попусту тратить время, то это твое личное дело.
— Она — мой друг, Рубенс, — Дайна шагнула назад, приблизившись к нему. — Ты должен понять. Там, где ты вырос, друзья ценятся превыше всего. — Она запнулась. — Разве нет?
Рубенс ответил не сразу.
— Бьюсь об заклад, она теперь только и думает о том, как подставить тебе ножку.
Она наклонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть его лицо.
— Ведь это лишь игра для тебя, правда? Тебе совершенно нет никакого дела до Мэгги. Ты просто не хочешь, чтобы я уходила.
— Не хочу, — подтвердил он резким, раздраженным голосом, усаживаясь в кровати и пристально глядя на Дайну. Помолчав, он добавил. — Ну вот, теперь мы оба разозлились из-за такого пустяка.
Дайна подошла к кровати и, нагнувшись, поцеловала его в губы. Она осторожно прикоснулась пальцами к его лицу, и светлая полоска на щеке на мгновение пропала.
— Я не покидаю тебя. Я еду к Мэгги побыть с ней, а это совершенно другое дело. Ты заблуждаешься насчет нее. Наша теперешняя ссора забудется через день... но только если одна из нас сделает шаг навстречу другой. На сей раз это должна быть я: она слишком обижена и разочарована, ее переполняет отчаяние. — Она выпрямилась, но в тот же миг крепко сжала его ладонь в своей. — Не злись на меня. Мои друзья тоже важны для меня. К тому же она нуждается во мне сейчас.
— Я тоже нуждаюсь в тебе. Дайна улыбнулась ему.
— Сейчас ты сильней, чем она. Но не превращай это в новый поединок.
— Никаких поединков, — ответил он. — Делай то, что считаешь нужным.
В глаза Дайны ударил ослепительный свет, когда она повернула свой серебристый «Мерседес» на дорогу, ведущую во двор дома Криса и Мэгги. Он стоял почти на самом пляже, однако тихий шелест волн не был слышен за гремящей пульсирующей музыкой — одной из песен «Хартбитс» — доносившейся изнутри сквозь раскрытые окна.
Взобравшись по занесенным песком ступенькам. Дайна постучала в дверь. Ответа не последовало: по-видимому рев гитарных аккордов и громкий стук барабанов заглушал все остальные звуки. Дождавшись перерыва между песнями, Дайна с силой стукнула в дверь кулаком.
— Входи, открыто... А, это ты, — протянула Мэгги, увидев подругу. — Кто звал тебя сюда?
— Почему ты накинулась на меня? — спросила Дайна, приближаясь к софе, на которой сидела Мэгги, забившись в угол и свернувшись калачиком. На журнальном столике перед ней стояла почти пустая бутылка белого немецкого вина и пепельница полная раздавленных окурков. Рядом лежал дымящийся наполовину выкуренный косяк.
— Где Крис? — угрюмо поинтересовалась Мэгги. — Ты слишком труслива, чтобы привезти его сюда домой сама?
— Мэгги, я не понимаю, с чего тебе взбрело в голову...
— Я хочу знать! — крик Мэгги перекрыл музыку, свидетельствуя о незаурядной силе ее голоса. — Чем вы двое занимаетесь за моей спиной!
Дайна пересекла комнату и нажала кнопку на усилителе. На мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина, однако затем снаружи донесся тихий шум прибоя. Дайна вернулась к софе и села напротив Мэгги.
— Извини, у меня просто не было возможности сказать тебе раньше, что между мной и Крисом состоялся разговор.
— Он мог прийти ко мне за советом. — Глаза Мэгги наполнились слезами. — Почему он пошел к тебе?
Дайна протянула руку, и Мэгги, всхлипывая, судорожно забормотала, словно прикосновение подруги развязало ей язык.
— Боже мой, Дайна, я не вынесу этого! У тебя есть все, а у меня — ничего... ничего. И вот теперь ты забираешь у меня даже Криса.
— Крис любит только тебя, Мэгги. Мы просто друзья, а есть вещи, с которыми можно обратиться к другу, но нельзя к любимому человеку. — Дайна обняла Мэгги, чувствуя на шее горячие слезы подруги. Все тело Мэгги сотрясалось от бурных рыданий.
— Ш-ш, тише, — шептала Дайна, точно успокаивая обиженного ребенка. Как ей хотелось, чтобы ее собственная мать хотя бы раз попыталась приласкать ее саму таким образом. Она нежно гладила волосы Мэгги. — Мы по-прежнему вместе, мы всегда будем вместе.
— Но ты уходишь от меня, — голос Мэгги звучал слабо и грустно. Стоило ей расплакаться, и вся злость ее тут же испарилась. — Ты уходишь, а я остаюсь здесь.
— Куда я ухожу? — возразила Дайна так же тихо. — Я — здесь, с тобой, как и раньше. — Теперь она уже плакала сама, потому что внезапно отчетливо увидела, что происходит с ними. Она поняла, что должна остановить губительный процесс и не допустить, чтобы их дружба умерла. Она сжала голову подруги в своих ладонях. Их взгляды встретились. — Чтобы ни случилось, мы всегда останемся друзьями. Между нами все будет по-старому. Я обещаю, Мэгги.
Мэгги, глядя ей в глаза, вдруг осторожно вытерла слезинку, сползавшую по щеке Дайны. Потом, глубоко вздохнув, прижалась лбом к ее груди и закрыла глаза. Так они сидели, не разжимая объятий, и убаюкивали друг друга, пока не заснули.
Эль-Калаам приблизился к ним.
— Вы развяжете себе ноги, когда я закончу говорить. Понятно?
Хэтер, не моргая, смотрела на него. Сюзан, не выдержав, слегка отвернулась в сторону. Она молча утирала слезы ребром ладони.
— В чем дело, леди? — Он шагнул вперед, подойдя вплотную к Сюзан. — От меня дурно пахнет? — Она не могла заставить себя повернуться к нему. — Мне следовало быть побогаче, чтобы вы удостоили меня своего взгляда, а? — Он взял ее ладонь и принялся разглядывать кольца с драгоценными камнями, унизывавшие тонкие пальцы молодой женщины. — Это глаза бедняка, леди. Человека, посвятившего всю свою жизнь достижению одной цели. Профессионала. — Он выпустил ее руку. — Впрочем, вам этого не понять. Потому что от нас, таких людей, всегда дурно пахнет. — Он весь подобрался. Его лицо налилось кровью. Хэтер, следившая за ним, встрепенулась и сделала движение по направлению к Сюзан, но было уже поздно.
— Что же тогда?
— Впечатление, которое ты производишь: голос, жесты, интонации... твое присутствие. — Он протянул к ней руки. — Все в тебе.
Волосы рассыпались по ее плечам, став похожими на золотистое облако, когда она опустилась на кровать, навстречу его объятиям.
— Ты не такой, как о тебе говорят, — она чуть заметно вздрогнула, когда его руки сомкнулись у нее за спиной.
— Я очень холодный, — сказал он, но Дайна не могла понять, говорит ли он всерьез. Она все еще не могла разгадать его до конца.
— Был ли ты холоден со своей женой?
— Особенно с женой.
— Вот видишь, — в ее голосе послышалось шутливое торжество. — Значит, истории, которые рассказывают о тебе, должны быть правдой.
— Какие истории? — Рубенс осторожно поцеловал Дайну в плечо, и она ощутила щекочущее прикосновение его мягких ресниц.
— Я слышала, ты развелся с женой из-за того, что она не хотела дотронуться до тебя в присутствии посторонних.
— Я тоже слышал нечто подобное.
— Ну и как, это — правда?
— Это имеет значение?
— Не знаю, — она слегка отодвинулась от Рубенса, чтобы лучше видеть его лицо. Высвободив одну руку, она отвела в сторону прядь волос, свесившуюся ему на лоб. — Впрочем, да. Такое поведение, в известном смысле, позволило бы судить о тебе.
— О, да. Ты бы решила, что я — самовлюбленный маньяк. Во всяком случае, я уверен, что к такому выводу пришло бы большинство людей.
— Значит, это неправда.
— Да нет, в общем-то, так оно и было. Но это лишь внешняя сторона дела. Моя жена столь же холодна, как и я сам. Ведь именно у нее я перенял это качество.
— Ты вовсе не такой уж холодный, — Дайна положила ладонь ему на щеку.
— Нет. С тобой — нет. — Он накрыл ее ладонь своей. — Я даже сам себе удивляюсь.
— Напрасно, — она посмотрела ему в глаза. — Это вполне логично. Ты овладел мной, проник в меня. Но что с того? Плоть — ничто, по сравнению с...
В этот момент неожиданно раздался звон колокольчика у входной двери. Смешно взбрыкнув ногами, Рубенс спрыгнул с кровати. Дайна, перекатившись на бок, взглянула на часы. Их стрелки только что перевалили за полночь.
— Ты обязательно должен открыть?
— Да. — Он наспех накинул на себя голубой шелковый халат, весь усыпанный белыми блестками. Колокольчик зазвонил еще раз, и Рубенс спустился в холл.
Дайна перевернулась на спину и, широко раскинув руки на прохладных простынях, закрыла глаза. До нее донеслись голоса. Она поняла, что не заснет и, вздохнув, набрала свой номер. Мэгги оставила ей послание на автоответчике с просьбой позвонить.
— Привет. В чем дело?
— Мне просто немного не по себе и все, — голос Мэгги звучал глухо и устало. — Где ты?
— Дома. То есть, нет. На самом деле у Рубенса.
— Что ты там делаешь?
— Живу.
— Ха-ха. — Дайна услышала в трубке короткий резкий смех. В интонациях Мэгги напрочь отсутствовала обычная оживленность. — Понятно. Ну и как?
— Нормально. Послушай, Мэгги. Я предпочла бы поговорить о тебе.
— Ничего интересного. Я просто сижу и плачу.
— Я приеду к тебе. Ты не должна оставаться в одиночестве.
— Не говори глупостей. Не надо. Мне не нужен никто.
— Неправда. Тебе плохо одной, в этом все дело. Крис будет работать в студии всю ночь...
— Даже если нет, он все равно не приедет домой.
В наступившей паузе Дайна лихорадочно соображала, что бы такое сказать.
— У него проблемы в группе, вот и все. — В ту же секунду она поняла, что как раз этого-то говорить и не следовало.
— Откуда ты знаешь? — голос Мэгги вдруг стал резким.
— Ну... я наткнулась на него вчера. Мы немного поболтали. Обычная дружеская беседа о том, о сем, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Что, черт возьми, происходит, Дайна?
— Я не могу понять, о чем ты.
— Ты сегодня вместе с Крисом?
— Мэгги, да что с тобой? Я сказала тебе...
— Я слышала, что ты мне сказала! — отрезала Мэгги и бросила трубку.
— Проклятье! — выругалась Дайна и вновь набрала номер подруги. Она трижды пыталась дозвониться, но каждый раз линия оказывалась занятой.
Встав с постели, она быстро натянула на себя джинсы и велюровую кофточку. Спустившись по лестнице, она прошла через холл в гостиную.
Там она нашла Рубенса в компании довольно высокого атлетически сложенного мужчины. Его немного выцветшие на солнце волосы были аккуратно зачесаны назад. Лицо незнакомца покрывал темный загар. Дайне пришло в голову, что он похож на любителя серфинга, явившегося сюда прямиком с Лагуна-Бич. Единственное в его облике, что противоречило подобному предположению, — влажные карие глаза и совершенно круглые очки в роговой оправе. Незнакомец напоминал Дайне какого-то знакомого из далекого детства, но кого именно, она не могла вспомнить.
— Дайна Уитней, а это — Шуйлер Фолтон, мой адвокат, — представил их друг другу Рубенс.
Фолтон переложил дипломат из буйволиной кожи из правой руки в левую и пожал протянутую ладонь Дайны.
— Итак, — сказал Рубенс, щелкнув пальцами, — давай продолжим.
Фолтон, открыв дипломат, достал оттуда пачку бумаг и вручил их Рубенсу. Тот моментально принялся изучать их.
Дайна тем временем наблюдала за Фолтоном. На лице его — слишком миловидном, чтобы его можно было назвать по-мужски красивым, — подумала про себя она, блестели мелкие капельки пота. Она решила, что очки делают его моложе, чем он есть на самом деле, и вновь попыталась понять, на кого он так похож. Вдруг она отвернулась, едва не прыснув со смеху. Фолтон выглядел в точности, как Кларк Кент.
Она встала к мужчинам спиной и спросила.
— Вы не хотите чего-нибудь выпить?
— Шуйлер не задержится здесь надолго, — бесцеремонно бросил Рубенс, не отрываясь от бумаг.
— Нет... спасибо, — протянул Фолтон. Его лицо медленно покрылось краской.
Рубенс протянул руку и вновь щелкнул пальцами. Фолтон залез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда тонкую, элегантную золотую ручку. Рубенс взял ее обвел кружочками два абзаца на той странице, которую он читал. Только теперь он поднял голову.
— Что это такое, черт возьми? — он швырнул кипу листов Фолтону и тот неуклюже поймал ее на лету.
Он взглянул на отмеченные места, но лишь мельком, поскольку прекрасно знал, о чем идет речь.
— Это текст, который я получил от правления компании в Нью-Йорке.
— Правления? Ты хочешь сказать от Эшли, составившего контракт таким образом? Я ясно дал ему понять, что не соглашусь на меньшее, чем пятилетний договор со скользящей шкалой и двумя опционами в год.
— Я... уф... я беседовал с ним сегодня днем. Он говорит, что они боятся завязнуть в этом. Ликвидность...
— К черту ликвидность! В наших интересах оказаться в связке с «Коломбайн». Мне что, необходимо отдавать все распоряжения этим кретинам в письменной форме?
— Эшли сказал...
— Мне плевать, что сказал Эшли! — Рубенс взорвался. — На кого ты работаешь, Шуйлер?
Фолтон молчал, изучая носки собственных ботинок.
— Тебе очень повезло, что мы живем в двадцатом веке. Что делали раньше с гонцами, приносившими дурные вести... Отрубали головы, кажется.
Фолтон прочистил горло и поднял глаза.
— По-моему, отрезали языки.
— Тоже неплохо. — Рубенс подошел к журнальному столику и нажал спрятанную кнопку, отчего крышка одного из ящиков бесшумно скользнула вниз. Внутри ящика стоял белый телефонный аппарат. Рубенс вставил в прорезь тонкую пластиковую карточку и стал ждать, пока номер автоматически наберется.
— Ты приехал один? — поинтересовался он между тем, обращаясь к Фолтону.
— Я, уф...
— Билл привез тебя.
— Я думаю, что это не...
— Да брось ты, Шуйлер. Дайна не имеет ничего против. Почему ты не привел его с собой. Ты ведь знаешь, как я рад его видеть, да к тому же он может соскучиться, сидя в одиночестве. — Вдруг он отвернулся и стал говорить в трубку уже совершенно иным голосом, мягким и приветливым. — Привет, Мардж. Да. Как ты? А дети? Отлично. Извини, что пришлось разбудить тебя. Да, я знаю. Просто пихни его в бок. — Он повернулся и посмотрел на Фолтона так, как должно быть мангуста смотрит на кобру. Когда он вновь заговорил, в его голосе зазвучали стальные нотки. — Эшли, ублюдок, ты соображаешь, что ты делаешь? Да, я знаю, сколько сейчас времени. Шуйлер только что вручил мне контракт с «Коломбайн». Ты знаешь, для чего он годится? Вытереть задницу. — На секунду он замолчал, слушая собеседника, затем продолжал низким угрожающим тоном. — Слушай ты, недоумок. Если ты испортишь эту сделку, я от тебя мокрого места не оставлю. Ты знаешь, что означают пункты семнадцатый и девятнадцатый? Нет? Что «Коломбайн» имеет возможность выйти из договора через три года, и если это произойдет, мы окажемся в дерьме, разумеется, ты не подумал. Чем ты в последнее время думаешь? Только не начинай этого. Я знаю, каковы обязанности Морин при тебе с тех самых пор, как ты ее нанял. Как? Кто, по-твоему, руководит компанией? Да. Так вот не забывай об этом там, за три тысячи миль отсюда, — Рубенс сделал паузу. — Эшли, лучше закончи эту сделку до четверга, когда я и Шуйлер прилетим в Нью-Йорк с новыми контрактами. Правильно. Да, Эшли, с этого момента я буду лично контролировать все, связанное с «Коломбайн». Да. — Рубенс швырнул трубку. — Тупица.
Он посмотрел на Фолтона.
— Вот так. Ты слышал? Чтобы завтра к десяти утра все было в порядке. — Он улыбнулся. — Ты еще не ходил за Биллом? — Он махнул рукой. — Дайна, ты не пригласишь друга Шуйлера зайти к нам пропустить стаканчик на ночь?
— Нет, — сказал Фолтон, прежде чем она успела пошевельнуться. Он повернулся к ней. — Я думаю, он просто шутит.
— Да что ты, дружище, конечно же, нет! — Однако то, что дружелюбие — насквозь фальшивое, было настолько очевидно, что Дайна уже сама почувствовала скрывающуюся за ним ярость. Лишь тонкий поверхностный слой цивилизованности не позволял ей выплеснуться наружу. «Но что же его так взбесило?» — спрашивала себя Дайна.
— Ты должен преодолеть в себе этот комплекс, Шуйлер. Дайне все равно, что ты голубой. Ей приходилось работать с ними постоянно, верно?
Она промолчала, не желая принимать участия в жестокой игре, затеянной Рубенсом.
— Дело в другом, — ответил Фолтон. — Ты знаешь.
— А, так стало быть вся загвоздка в Билле. Но черт возьми, Шуйлер, Дайна ведь не знает Билла, — он взглянул на Дайну. — Ты знакома с Биллом Денкли, дерматологом? Биллом с Беверли Хиллз? Шуйлер живет с ним, и в настоящий момент Билл сидит снаружи дома в машине, дожидаясь его. — Рубенс усмехнулся, оскалив зубы. — Послушай-ка, у меня есть отличная идея. Почему бы тебе не раздеться здесь и не показать Дайне черно-синие отметины, которые Билл...
— Рубенс, пожалуйста, не надо. — Шуйлер вновь переложил дипломат из одной руки в другую и вытер вспотевшую ладонь о брюки.
— Старик, тебе нечего стесняться. Представь, что Дайна — один из парней и все, а? Это должно зажечь в тебе искру...
— Довольно, Рубенс! — резко перебила его Дайна. — Прекрати.
Он собрался сказать что-то еще, но, взглянув на ее лицо, счел за благо промолчать и вместо этого встряхнулся, точно избавляясь от избытка эмоций. В который раз на протяжении менее чем четверти часа изменив тон, он поинтересовался:
— Как продвигаются съемки «Над радугой»? Шуйлер откашлялся и кинул на Дайну взгляд полной благодарности, прежде чем ответить.
— Я только что закончил расчеты по третьему месяцу и полагаю, что нам следует более подробно и внимательно контролировать расходы.
— Насколько эти негодяи превысили бюджет?
— На три миллиона... пока.
— А сколько уже затрачено всего?
— Около шести миллионов.
— Они тоже отстают по времени.
— Это все чокнутый художник по декорациям Роланд Хилл. Он никак не может уняться, делая их все больше и ярче. Сейчас они ждут неоновую иллюминацию, которая будет изображать огни Нью-Йорка. Она обойдется нам в четверть миллиона, потому что Хилл отказывается изображать что-либо в миниатюре. Рубенс повернулся к Дайне.
— Стоит этим мерзавцам поиметь за душой один-единственный успех, как они тут же начинают увлекаться и требовать все больше денег. — Он поставил стакан на столик. — Назначит встречу, Шуйлер. Когда-нибудь на следующей неделе.
— В офисе?
— Нет, здесь. Я хочу, чтобы эти маньяки расслабились, когда войдут сюда. Прочем, выйдут они совсем в ином настроении. Теперь, что касается «Коломбайн»...
— Ты получишь контракты к десяти. Я пришлю их с посыльным.
— Не беспокойся. Я сам приеду в офис. Фолтон кивнул.
— Приятно было познакомиться с вами, мисс Уитней. — Он пожал ей руку на прощание. — Я с удовольствием смотрю фильмы с вашим участием.
— Спасибо, — сказала она, подчеркнуто. — Приезжайте еще.
Каблуки Фолтона простучали по мозаичному полу в холле, затем раздался негромкий стук входной двери. Вскоре в гостиную донесся звук заводимого мотора Он быстро затих вдали, затерявшись среди высоких пальм.
Рубенс пристально изучал лицо Дайны, потом развернулся и подошел к бару. Некоторое время в комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием кубиков льда о стекло.
— Почему ты обращаешься с ним так? — спросила она, наконец.
— Я не хочу говорить об этом, — раздраженно ответил он.
— Как хочешь. — Она направилась к выходу в холл.
— Куда ты собралась?
— К Мэгги. Она...
— Не езди никуда.
Она резко обернулась и очутилась лицом к лицу с ним.
— Она — мой друг, Рубенс.
— Я — больше чем друг. — Он шагнул к ней.
— Я не хочу оставаться у тебя сегодня... после того, как ты терроризировал Шуйлера.
— Кто он тебе?
— Дело в том, кто он тебе, Рубенс. Господи, ведь он же твой друг.
— Ему нравится, как я обращаюсь с ним.
Она покачала головой.
— Я наблюдала за ним. Ты обидел его. Очень сильно. И сделал так только потому, что это доставило тебе удовольствие.
Рубенс окинул ее каким-то особенным взглядом.
— Я вижу, что опять недооценил тебя.
— Боже, и это тебя волнует.
— Не уверен. — Он вышел из-за бара, прихватив свой стакан и, приблизившись к Дайне, кивнул головой. — Ладно, я расскажу тебе в чем дело. Я и Шуйлер вместе учились в университете. Мне пришлось много потрудиться, чтобы попасть туда, а ему помог отец. — Он махнул рукой. — Впрочем, это не имеет никакого значения. Мы жили в одной комнате, стали близкими друзьями... и вели себя соответственно: ходили вместе на футбол, помогали друг другу перед экзаменами, даже устраивали двойные свидания с подружками.
— А...
— Ну да. Лишь гораздо позднее он сказал мне о своих новых привычках. — Он сделал такой большой глоток, что Дайне стало заметно охватившее его волнение. — Я плохо отнесся к этому, хотя даже сейчас не знаю почему. Помню, как он раньше относился к женщинам. Бывало, мы не ложились спать всю ночь, толкуя о Ким Новак и Рите Хэйворт, сравнивая их с нашими подружками. Поэтому я думал, что изменения, произошедшие с ним, — всего лишь временное отклонение. — Он отвернулся. — Его невеста до сих пор звонит мне время от времени, спрашивая, есть ли какая-нибудь надежда. Она по-прежнему любит его.
— Рубенс, — мягко сказала она, — ты не можешь заставить его быть другим, не таким, какой он есть.
— Ты знаешь, — возразил он, — мне кажется, он сам не знает, каков он на самом деле. Иногда меня охватывает такое бешенство, что я готов задушить его. Я не хочу обижать его на самом деле, но всякий раз, когда Риджайна звонит и плачет в трубку, — он стиснул пальцы в кулак, — я спрашиваю себя, почему все должно обстоять именно так? Как он мог предпочесть ей этого жирного дерматолога?
— Ты рассуждаешь так, словно выбор должен сделать ты. Ведь это неверно. — Она сжала его плечо. — Но с другой стороны, я не знаю его так, как ты.
— Я не люблю Шуйлера, — Рубенс презрительно фыркнул. Однако его слова прозвучали неубедительно, и он даже не попытался оттолкнуть ее руки.
— Ты считаешь, что любить такого, как он, значит испытывать чувство недостойное мужчины? — Дайна не рассчитывала, что он ответит ей на этот вопрос; ей просто хотелось, чтобы Рубенс спросил самого себя о том же. — Что может быть важней дружбы?
Казалось, он слегка расслабился.
— Пожалуй, я действительно виноват перед этим придурком. Иногда я воображаю, что Билл обращается с ним недостойным образом, и поэтому веду себя так же.
— То, на что ты намекал в его присутствии... это правда?
Он улыбнулся.
— Нет, конечно. Просто это так действует Шуйлеру на нервы, что он начинает сходить с ума. Я думаю, что Билл и впрямь любит его. — Он втиснул свою ладонь в ее, так что их пальцы переплелись. — Он не такой уж плохой парень, для дерматолога. — Рубенс рассмеялся и повернулся к Дайне лицом. — Знаешь, ты обладаешь чрезвычайно неудобной способностью.
— Какой именно?
— Ты заставляешь меня замечать за собой многие вещи. — Она вдруг обратила внимание на то, с какой силой он вглядывается в ее глаза, и ощутила дрожь в коленях от его пристального взгляда. Рубенс выглядел так, будто она одним своим видом, как мифическое, волшебное существо, гипнотизировала его. Его дыхание стало частым и прерывистым, губы приоткрылись, а когда он дотронулся до ее щеки пальцами свободной ладони. Дайна ощутила необычайное тепло, исходившее от них.
— Не уходи, Дайна, — произнес он хриплым, низким голосом. — Не сейчас. Не сегодня. — Ток пробежал по ее телу от его прикосновения. Странный шум возник у нее в голове, стирая все воспоминания, так что Дайна двинулась навстречу раскрытым объятиям Рубенса, свободная от раскаленных углей и обжигающих льдов своего прошлого. — Пожалуйста.
Однако, несмотря на огромное эгоистическое желание остаться на всю ночь, она не могла сделать этого: откуда-то из ночного мрака, заглушая и тиканье часов на тумбочке возле кровати, и ровное дыхание уснувшего Рубенса, до нее доносился полный боли и отчаяния голос Мэгги, страдавшей в одиночестве.
На Дайну нахлынули воспоминания о бесконечной веренице унылых серых дней проведенных с подругой; их совместные скромные трапезы в «Тако Белле» и «Габургер Гамлет». Сколько раз они, обнявшись, рыдали навзрыд от ощущения безысходности и злости на целый свет, вызванного постоянными неудачами: никаких ролей, никаких фильмов, никакой жизни. Она уже не могла даже вспомнить, сколько приглашений в постель им пришлось отвергнуть, скольких продюсеров послать куда подальше. В те мрачные времена у них не было никого кроме друг друга. Ее сердце разрывалось на части при мысли о том, каково сейчас приходится Мэгги: как она должна страдать, наблюдая за головокружительным успехом подруги, при этом сама продолжая оставаться на дне.
* * *
Дайна села на кровати и, энергично тряхнув головой, прогоняя сон, поежилась. Ей пришлось сделать над собой такое чудовищное усилие, чтобы оторваться от теплого тела Рубенса, что она приказала себе не думать об этом.Совсем тихо, стараясь не разбудить его, она одела джинсы и свитер. Отыскав ключи от своей машины, она шагнула было за порог, но остановилась, услышав, как Рубенс зашевелился и окликнул ее сонным голосом.
— Куда ты собралась?
— Я должна увидеться с Мэгги!
— На кой черт? Она ведь сейчас ненавидит тебя лютой ненавистью.
Дайна обернулась и увидела его лицо, почти целиком скрытое тенью. Лишь на щеке бледнела узенькая полоска, прочерченная лунным светом, похожим на шрам.
— Ты остановил меня сегодня один раз. Не делай этого снова. Пожалуйста.
— Я только указываю тебе на то, что само собой очевидно, сказал он, приподнимаясь на локте. — Если ты хочешь попусту тратить время, то это твое личное дело.
— Она — мой друг, Рубенс, — Дайна шагнула назад, приблизившись к нему. — Ты должен понять. Там, где ты вырос, друзья ценятся превыше всего. — Она запнулась. — Разве нет?
Рубенс ответил не сразу.
— Бьюсь об заклад, она теперь только и думает о том, как подставить тебе ножку.
Она наклонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть его лицо.
— Ведь это лишь игра для тебя, правда? Тебе совершенно нет никакого дела до Мэгги. Ты просто не хочешь, чтобы я уходила.
— Не хочу, — подтвердил он резким, раздраженным голосом, усаживаясь в кровати и пристально глядя на Дайну. Помолчав, он добавил. — Ну вот, теперь мы оба разозлились из-за такого пустяка.
Дайна подошла к кровати и, нагнувшись, поцеловала его в губы. Она осторожно прикоснулась пальцами к его лицу, и светлая полоска на щеке на мгновение пропала.
— Я не покидаю тебя. Я еду к Мэгги побыть с ней, а это совершенно другое дело. Ты заблуждаешься насчет нее. Наша теперешняя ссора забудется через день... но только если одна из нас сделает шаг навстречу другой. На сей раз это должна быть я: она слишком обижена и разочарована, ее переполняет отчаяние. — Она выпрямилась, но в тот же миг крепко сжала его ладонь в своей. — Не злись на меня. Мои друзья тоже важны для меня. К тому же она нуждается во мне сейчас.
— Я тоже нуждаюсь в тебе. Дайна улыбнулась ему.
— Сейчас ты сильней, чем она. Но не превращай это в новый поединок.
— Никаких поединков, — ответил он. — Делай то, что считаешь нужным.
В глаза Дайны ударил ослепительный свет, когда она повернула свой серебристый «Мерседес» на дорогу, ведущую во двор дома Криса и Мэгги. Он стоял почти на самом пляже, однако тихий шелест волн не был слышен за гремящей пульсирующей музыкой — одной из песен «Хартбитс» — доносившейся изнутри сквозь раскрытые окна.
Взобравшись по занесенным песком ступенькам. Дайна постучала в дверь. Ответа не последовало: по-видимому рев гитарных аккордов и громкий стук барабанов заглушал все остальные звуки. Дождавшись перерыва между песнями, Дайна с силой стукнула в дверь кулаком.
— Входи, открыто... А, это ты, — протянула Мэгги, увидев подругу. — Кто звал тебя сюда?
— Почему ты накинулась на меня? — спросила Дайна, приближаясь к софе, на которой сидела Мэгги, забившись в угол и свернувшись калачиком. На журнальном столике перед ней стояла почти пустая бутылка белого немецкого вина и пепельница полная раздавленных окурков. Рядом лежал дымящийся наполовину выкуренный косяк.
— Где Крис? — угрюмо поинтересовалась Мэгги. — Ты слишком труслива, чтобы привезти его сюда домой сама?
— Мэгги, я не понимаю, с чего тебе взбрело в голову...
— Я хочу знать! — крик Мэгги перекрыл музыку, свидетельствуя о незаурядной силе ее голоса. — Чем вы двое занимаетесь за моей спиной!
Дайна пересекла комнату и нажала кнопку на усилителе. На мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина, однако затем снаружи донесся тихий шум прибоя. Дайна вернулась к софе и села напротив Мэгги.
— Извини, у меня просто не было возможности сказать тебе раньше, что между мной и Крисом состоялся разговор.
— Он мог прийти ко мне за советом. — Глаза Мэгги наполнились слезами. — Почему он пошел к тебе?
Дайна протянула руку, и Мэгги, всхлипывая, судорожно забормотала, словно прикосновение подруги развязало ей язык.
— Боже мой, Дайна, я не вынесу этого! У тебя есть все, а у меня — ничего... ничего. И вот теперь ты забираешь у меня даже Криса.
— Крис любит только тебя, Мэгги. Мы просто друзья, а есть вещи, с которыми можно обратиться к другу, но нельзя к любимому человеку. — Дайна обняла Мэгги, чувствуя на шее горячие слезы подруги. Все тело Мэгги сотрясалось от бурных рыданий.
— Ш-ш, тише, — шептала Дайна, точно успокаивая обиженного ребенка. Как ей хотелось, чтобы ее собственная мать хотя бы раз попыталась приласкать ее саму таким образом. Она нежно гладила волосы Мэгги. — Мы по-прежнему вместе, мы всегда будем вместе.
— Но ты уходишь от меня, — голос Мэгги звучал слабо и грустно. Стоило ей расплакаться, и вся злость ее тут же испарилась. — Ты уходишь, а я остаюсь здесь.
— Куда я ухожу? — возразила Дайна так же тихо. — Я — здесь, с тобой, как и раньше. — Теперь она уже плакала сама, потому что внезапно отчетливо увидела, что происходит с ними. Она поняла, что должна остановить губительный процесс и не допустить, чтобы их дружба умерла. Она сжала голову подруги в своих ладонях. Их взгляды встретились. — Чтобы ни случилось, мы всегда останемся друзьями. Между нами все будет по-старому. Я обещаю, Мэгги.
Мэгги, глядя ей в глаза, вдруг осторожно вытерла слезинку, сползавшую по щеке Дайны. Потом, глубоко вздохнув, прижалась лбом к ее груди и закрыла глаза. Так они сидели, не разжимая объятий, и убаюкивали друг друга, пока не заснули.
* * *
— Рита, — приказал Эль-Калаам. — Развяжи женщин. Перекинув автомат через плечо, Рита направилась к стоявшим возле софы Хэтер и Сюзан, на ходу извлекая нож из ножен. Перерезав веревки, стягивавшие кисти девушек, она отступила назад.Эль-Калаам приблизился к ним.
— Вы развяжете себе ноги, когда я закончу говорить. Понятно?
Хэтер, не моргая, смотрела на него. Сюзан, не выдержав, слегка отвернулась в сторону. Она молча утирала слезы ребром ладони.
— В чем дело, леди? — Он шагнул вперед, подойдя вплотную к Сюзан. — От меня дурно пахнет? — Она не могла заставить себя повернуться к нему. — Мне следовало быть побогаче, чтобы вы удостоили меня своего взгляда, а? — Он взял ее ладонь и принялся разглядывать кольца с драгоценными камнями, унизывавшие тонкие пальцы молодой женщины. — Это глаза бедняка, леди. Человека, посвятившего всю свою жизнь достижению одной цели. Профессионала. — Он выпустил ее руку. — Впрочем, вам этого не понять. Потому что от нас, таких людей, всегда дурно пахнет. — Он весь подобрался. Его лицо налилось кровью. Хэтер, следившая за ним, встрепенулась и сделала движение по направлению к Сюзан, но было уже поздно.