Страница:
— Господи!.. — едва вымолвил шофер.
— Взгляни-ка, — ухмыляющийся Найджел походил на кота. — У нее под штанами ничего нет.
Спустив джинсы настолько, что стали видны волосы на лобке, девушка продолжала иступленно тереться о стекло, а затем, растопырив два пальца в виде буквы V, принялась мастурбировать.
— Эй! — Найджел толкнул Силку в плечо. — Затащи ее сюда, дружище! Ха-ха! Тай молча отвернулась. Водитель надавил на гудок.
— Что ты делаешь? — Найджел беспокойно ерзал на сидении, чуть не прыгая от возбуждения. — Не мешай ей. Посмотри, как она тащится.
— Ей сейчас ничего не может помешать, — прокряхтел водитель в ответ, продолжая сигналить.
Пронзительные гудки утопали в невероятном реве: толпа продолжала штурмовать машину. Энергия, высвобожденная на концерте, была еще далеко не исчерпана. Чудовище, выпустившее ее на волю, защищенное сталью и небьющимся стеклом, пребывало в безопасности, хотя и весьма относительной, ибо кто знал, сколько этой энергии еще осталось.
Стекла задрожали. Сидевшие в салоне автомобиля скорее увидели, нежели услышали вопли толпы, получив тем самым отдаленное впечатление о кошмаре снаружи.
Девушка, развлекавшая себя перед лобовым стеклом, куда-то исчезла, уступив место сразу четырем другим: время индивидуальностей кончилось. Теперь власть находилась в руках у стада, и Дайна подумала о Вудстоке и о другой, ушедшей в прошлое, эпохе, когда само понятие войны между поколениями было неизвестно.
Мельтешащие руки и ноги, выпученные глаза, вихрь одежды, тяжелое живое покрывало из тел... Они оказались погребенными в объятиях толпы. Все, что им оставалось делать — сидеть и завороженно наблюдать за разворачивающимся у них на глазах действом, как за неизбежным, хотя и непредсказуемым, происшествием. Они впитывали его в себя, но сами даже не пытались предпринять что-либо.
— Знаете что? — Найджел поочередно оглядел всех своих спутников. — Знаете что? — Подняв руки, он уперся неуклюжими вспотевшими ладонями в упругую ткань, которой был обтянут потолок лимузина. — Это все сотворили мы. — Его глаза округлились. — Да! Да, да, да!
Он запрыгал от восторга вверх-вниз, как резиновый шарик. Потом, все еще прыгая, он надавил одним пальцем на рычажок. Боковое стекло опустилось, и Найджел высунулся наружу, скорчив ужасную, свирепую физиономия. Он издал леденящий вопль, и ошеломленная толпа, отпрянув назад от машины, рассыпалась и стала в страхе разбегаться.
Считанные мгновения спустя раздался вой полицейской сирены.
Вся задняя часть «Лав-из-э-ликвид» была отгорожена фиолетовыми шелковыми лентами, закрепленными на латунных столбиках. Она представляла собой, вознесенный на высоту двадцать пятого этажа, балкон, с одной стороны которого располагался невероятных размеров бар, отделанный светлым деревом. Сквозь противоположную стену, являвшуюся, по сути, гигантским окном из небьющегося стекла, открывался великолепный вид на город. На переднем плане вздымались вверх «Койт Тауэр» и пирамида «Трансамерика», а вдалеке справа был виден залитый светом парк Голден Гэйт.
Трубки зеленых и голубых неоновых ламп тянулись вдоль стен зала на уровне пола и потолка. Высокие папоротники колыхались, издавая легкое шуршание всякий раз, когда кто-то проходил мимо них. В воздухе был разлит пряный аромат можжевельника.
— Такие мероприятия всегда начинаются спокойно, — прошептал Крис на ухо Дайне. Взгляды всех присутствующих, даже тех, кто обычно считал себя выше подобных вещей, были прикованы к ним. — Разумеется, они устраиваются вообще из самых лучших побуждений. — Они проталкивались к лестнице сквозь толпу людей, наводнивших зал. — Однако, уединенность — это роскошь, но мы не хотим, чтобы нам мешали. — Он беззаботно рассмеялся. — Пусть это будет нашим оправданием.
— Крис Керр! Эй, прочь с дороги!
Они услышали чей-то крик, несмотря на громкую музыку и на многоголосый хор толпы. Слегка повернув голову, Дайна заметила темную фигуру, выступавшую из плотной людской массы, заполнившей все пространство вокруг бара.
— Эй, Крис!
Толпа расступилась, как стадо овец под ударами пастушьего кнута, и Дайна увидела широкое, плоское лицо, обрамленное длинными космами тускло поблескивающих волос и черной бородой. Человек приближался к ним.
— Привет, Крис! — Он улыбнулся, протягивая руки вперед. Люди, словно мухи, разлетались в стороны под напором его широких плечей.
— Ты знаешь этого парня? — тихо спросил Силка. Крис отрицательно покачал головой, и телохранитель так же тихо сказал ему что-то.
Крис отступил назад, увлекая за собой Дайну, и массивная фигура Силки мгновенно очутилась между ним и незнакомцем.
Тот, размахивая кулаками, с разгону врезался в Силку, который, даже не шелохнувшись, предплечьем правой руки заблокировал кисть бородатого. Теперь стало видно, что тот сжимает в руке пистолет.
— Пропусти меня к нему, — потребовал незнакомец. Он казался совершенно спокойным. — Я хочу убить его. — Сказав это, он попытался поднять руку.
Развернувшись правым боком к нападающему, Силка с молниеносной быстротой выбросил вперед обе кисти рук. Их ребра, точно лезвия мечей, обрушились на запястье противника, и тот выронил оружие. Мгновенно нагнувшись, Силка поднял пистолет с пола.
— Ну-ка, — сказал он тихо, — пойдем отсюда, сопляк. Тебе здесь совершенно нечего делать.
— Что ты можешь знать об этом, — возразил бородатый. — Ты — простой наемник. — Его губы скривились в странной усмешке. — Тебе платят за это, и ты послушно выполняешь приказы. Вот и все. — Он ухмыльнулся пошире и прыгнул вперед, пытаясь прорваться мимо Силки к Крису и Дайне. При этом он развернул корпус и высоко поднял кулаки и локти, как поступил бы на его месте умелый и хитрый уличный боец.
По-видимому, он ожидал, что Силка займет традиционную оборонительную стойку, но тот поступил иначе. Сгорбившись, как боксер, он отвел назад левую ногу и перенес на нее всю тяжесть своего могучего тела.
Дайна увидела бугры мышц, вздувшиеся под пиджаком Силки. Едва оторвав от пола правую ногу, он нанес ею страшный удар в то место, где голень противника соединялась со стопой.
Громко вскрикнув от боли и удивления, тот попытался выпрямиться, но потерял равновесие. Силка поднял руку на уровень груди, и его жесткая, словно вырезанная из дерева ладонь врезалась в солнечное сплетение бородатого. У того перехватило дыхание, и, согнувшись пополам, он рухнул на пол.
Силка подхватил его обмякшее тело и скрылся вместе с ним в толпе, гудящей точно растревоженный улей. На все это у него ушло не более двух-трех секунд.
Убедившись, что опасность миновала, Крис отвернулся и судорожно ухватился за Дайну. Та почувствовала, какая холодная и мокрая его ладонь.
— Господи, — прошептал он. — После убийства Леннона это происходит вновь и вновь! — Он весь дрожал, и Дайна обняла его за плечи. — Что им нужно от нас? — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Почему они хотят уничтожить нас?
Дайна помогла ему взойти наверх по винтовой лестнице, обрамленной перилами темно-розового цвета, ступеньки которой вибрировали от оглушительно ревущей музыки. Их дрожь отдавалась подошвам Криса и его спутницы.
Здесь слишком много народу, — пробормотал он. — Дело всегда кончается тем, что мы приглашаем целый свет.
Они уселись в углу возле окна и принялись потягивать «Периньон», урожая 1979 года. Фоторепортеры, похожие на хищных рыбешек, повсюду сопровожающих акул, рыскали по залу и выискивали среди гостей Бьянку Джаггер и Дэвида Боуи, Нормана Мэйлора, приехавшего на западное побережье за материалом для новой книги, и Била Грэма, некогда одного из самых известных импресарио в мире рок-музыки. И все-таки проворные люди с фотокамерами вновь и вновь возвращались туда, где сидела Дайна, пока наконец Крис, смеясь, не прожужжал ей на ухо: «Тай будет зла на тебя. Как впрочем, и Бьянка. Очень зла. Но ты...»
Найл, сидевший слева от Дайны, молчал, уставясь в тарелку, на которой, словно произведение какого-то странного искусства, лежала горка спагетти в окружении дымящихся устриц, находящихся в своих раковинах.
— Найл, — обратилась к нему Дайна. — С тобой все в порядке?
— Гм. — Он откинул голову на прохладную кожаную спинку кресла и закрыл глаза. Только сейчас Дайна обратила внимание на необычную длину его пушистых ресниц. — У меня пусто внутри, словно там все онемело, — сказал он наконец. — Слишком много вечеров, похожих один на другой, сливаются в поток, устремляющийся к бескрайнему морю. Гм-м.
— Зачем ты делаешь это с собой?
— Что?
— Я говорю о кокаине и... прочей дряни.
— О, малышка, если б ты только знала. — Он распахнул глаза и взглянул в упор на Дайну. — Хотя, впрочем, так оно и лучше. Ты еще не зависла, и постарайся не допустить этого. Хм-м-м. Зачем я делаю это? Да за тем, что не осталось ничего другого, что давало бы мне силы выдерживать эту гонку. Моя кровь безнадежно отравлена наркотиками. — Он пожал плечами и улыбнулся. — Ну и что, верно? Теперь на это всем плевать. Да и когда было иначе?
Найл задумчиво вертел перед собой тарелку, осторожно держа ее двумя пальцами, длинными и тонкими, как у хирурга. Он походил на коллекционера, размышляющего, как лучше разместить на полке только что приобретенную статуэтку.
— Это бывает опасно, — продолжал он, — только когда ситуация выходит из-под контроля, и ночь кричит у тебя в голове на тысячу ладов, раздирая тебя на части. А до тех пор, пока этого не произошло, наркотики помогают двигаться дальше. Дальше...
— В таких случаях ситуацию невозможно контролировать, — мягко возразила Дайна. — Никогда. Разве ты сам, Найл, не знаешь этого?
Найл предостерегающе оскалил большие ослепительно белые зубы.
— Перестань учить меня. Жизнь, которой я живу... я выбрал сам. Я выбрал сам все. И музыку, и... жизнь. Все. Все, что у меня есть и когда-либо было.
— Но теперь, когда у тебя есть все, чего ты хочешь...
— А! Все это — дерьмо! Ты разве не знаешь сама? Ха! Верно. Жить — значит быть несчастным. Это и делает мою музыку... тем, чем она является. — Он бросил взгляд на темное, беззвездное небо за окном. — Жизнь похожа на это небо... на то, что там... невидимое. Некоторые вещи всегда остаются непознаваемыми. Всегда. И музыка среди них на первом месте... Это единственное, что придает смысл нашему существованию...
Дайна хотела было ответить, но в этот момент Крис отвлек ее, потянув за руку.
— Вон там Фонда. Теперь твоя очередь представить меня твоим знакомым.
Дайна много пила и почти ничего не ела. Она говорила без остановки, и чем больше она трепалась, тем сильней становилась жажда, мучившая ее. И всякий раз, когда ее бокал с шампанским пустел, рядом оказывался кто-нибудь, кто услужливо наполнял его.
Немного погодя, раздвинув завесу шума, музыки, бесконечной болтовни и глубокомысленных монологов, к Дайне приблизилась Тай.
— Ну как, милочка, — произнесла она хриплым, слегка пугающим голосом, — тебе весело? — Тай явно стремилась продемонстрировать, кто является хозяйкой на этом балу. Она увлекла Дайну к окну, обняв ее за талию. — Ион, помнится, ненавидел вечеринки, вроде этой, — продолжала Тай. — Мне часами приходилось упрашивать, даже умолять его показаться. — Неморгающий взгляд ее черных глаз, полускрытых тяжелыми веками, казался непроницаемым в свете неоновых ламп. — И знаешь, чем все обычно заканчивалось? — Дайна чувствовала себя загипнотизированной этим странным пристальным взглядом. — Стоило ему переступить порог переполненной комнаты, как в нем тут же загоралась какая-то искра. Его тело, словно одеревенев, ничего не чувствовало, но душа отзывалась на бурлящее вокруг веселье. Я смотрела ему в глаза и видела там странное, темное пламя, которое не угасало долго даже после того, как такие заядлые любители развлечений, как Ян и Ролли, отрубались, и лишь мы вдвоем оставались на ногах.
Тай крепко сжала запястье Дайны длинными пальцами, и та на мгновение почувствовала нервную дрожь, пробежавшую вдоль позвоночника. Однако ее испуг тут же прошел.
— Впрочем, ты ведь знаешь все это сама, не так ли?
— Нет, — Дайна покачала головой.
Тай вплотную приблизила к ней свое лицо. Дайна ощутила исходящий от нее смешанный запах марихуаны, мускуса, пота и аромата тяжелых духов, резкий и отчетливый, но не неприятный. Скорей, напротив, он походил на запах какого-то животного. Дайна опустила веки и шумно вздохнула.
— Не ври, милочка, — шепнула Тай. — Я знаю, что ты знаешь.
Дайна открыла глаза и, натолкнувшись на проницательный взгляд Тай, разглядывавшей ее в упор, вздрогнула.
— Знаю, что?
— О Ионе. Не надо быть такой застенчивой, милочка. — Тай укоризненно помахала пальцем. — Это не грех знать что-либо. Просто недоразумение. Кто-то совершил ошибку, вот и все.
— О чем ты гово...
— Если бы ты входила в наш круг, все было бы по-другому. — Не дождавшись ответа, Тай продолжала. — Но ты — посторонняя среди нас. Здесь власть и сила принадлежат другим, понимаешь?
— Я не понимаю ровным счетом ни...
— Видишь ли, все началось с Мэгги. — Улыбка словно приросла к губам Тай, а ее пальцы еще больней сдавили запястье Дайны. — Она хотела заполучить власть; она пыталась прорваться к ней... делать больше, чем... от нее ожидали. Она забила себе голову всяким вздором и не желала прислушиваться к предостережениям, — последние слова она произнесла чуть хрипловатым голосом, наполненным злобой и ненавистью. — Но она была чужой здесь, так же как и ты. Она нарушила закон и была за это уничтожена.
— Господи! — Дайна вырвала руку из цепких пальцев Тай. — Что ты несешь? — Ее глаза расширились. Она почувствовала, что кровь стынет у нее в жилах. Ее пробирала неудержимая дрожь.
— Тебе не следует знать ничего об этом. Это тебя не касается.
— Не касается? Она была моим лучшим другом! — воскликнула Дайна, не обращая внимания на лица, повернутые в их сторону, скопление народу вокруг и сверкание фотовспышек.
Кровь прихлынула к щекам Тай, и они приобрели явно розовый оттенок. Легкая таинственная улыбка заиграла на ее припухлых губах; зубы ослепительно сверкнули в ярком свете неоновых ламп. Внезапно Тай отвернулась от собеседницы и скрылась в толпе.
Какое-то мгновение Дайна стояла неподвижно, словно пригвожденная к месту. Потом она вдруг встрепенулась и, повинуясь бессознательному импульсу, кинулась вслед за Тай, пробираясь сквозь беспорядочную толчею, не замечая ни Мэйлора, ни Джерри Брауна, ни Тома Хайдена, ни других знаменитостей. Однако расчистить себе дорогу в плотной толпе оказалось ей не под силу. Она натолкнулась на глухую стену из человеческих тел. У нее закружилась голова; ей показалось, что стены зала покачнулись перед ее взором. Она оступилась и едва не упала, но никто не обратил на это внимания.
Все звуки вокруг смешались в ушах Дайны в монотонный, бесформенный гул, безжалостно терзавший ее барабанные перепонки. Ее сердце колотилось в такт неистовой пульсации музыки. С трудом протискиваясь в толпе, Дайна устремилась к женской уборной. Она думала, что никогда не доберется до нее, но вдруг, сама не зная как, очутилась там, и, надавив трясущимися пальцами на медную ручку, открыла дверь. Захлопнув ее за собой. Дайна, шатаясь, зашла в ближайшую кабинку и в изнеможении опустилась на унитаз. Уронив голову на руки, она почувствовала, что ее лоб покрылся горячей испариной.
Возможно, она на некоторое время потеряла сознание или, что более вероятно, ухватившись за край обрыва, не позволила себе рухнуть в пропасть обморока, и ее рассудок пребывал в каком-то промежуточном, сумеречном состоянии. Дайна не знала, сколько времени прошло, прежде чем она опять открыла глаза и подняла голову, весившую, как ей показалось, не меньше, чем все тело. Поморгав, она недоумевающе уставилась на свои белые, одеревеневшие пальцы, судорожно стискивающие дверную ручку, и заставила себя дышать глубже. Через несколько минут ей стало лучше.
Наконец она вышла из кабинки и долго умывалась холодной водой, пока не почувствовала, что постепенно приходит в себя. Набрав в пригоршню воду, она стала осторожно пить маленькими глотками: ее горло пересохло от жажды, но она усилием воли сдерживала себя.
Едва Дайна покинула уборную, как на нее вновь обрушились невообразимый шум и запах, такой сильный, что у нее перехватило дыхание. Она видела фигуры людей, перемещающиеся вдоль окон, похожие на картонные мишени в тире. Решив, что там не так жарко и шумно, она направилась к ним, но, сделав несколько шагов, натолкнулась на Криса.
— Привет. Где ты была? Я искал тебя повсюду. Она дважды открывала рот, прежде чем ей в конце концов, удалось выдавить из себя.
— В женской уборной, — язык с трудом ворочался у нее во рту.
— Я слышал, будто между тобой и Тай произошла небольшая стычка. Кто-то сказал мне об этом.
— Она... она сказала мне... — Дайна чувствовала себя ребенком, только-только научившимся говорить, с трудом произносящим даже самые простые слова.
Крис ободряюще улыбнулся ей.
— Я же говорил, что она будет ревновать к тебе. Ей не нравится такое соперничество. Она — королева бала... или, по крайней мере, считает себя таковой.
— Нет, дело в другом... Она...
— Ну же, перестань. Я разыскивал тебя, потому что Найл и я собираемся устроить небольшой фокус. Мы хотим немного поиграть вдвоем, прямо здесь и сейчас. Об этом никто не знает, даже Найджел. Точнее, особенно Найджел. Он останется в дураках. — Взяв Дайну за руку, Крис повел ее сквозь толпу к их столу.
— Эй, Найл, — Крис перегнулся через стол, смахивая с него бутылки, блюда с крошащимся итальянским хлебом и тарелки с золотистым маслом. — Ты все приготовил? Я сделаю объявление и мы начнем.
Найл кивнул и блаженно улыбнулся. Крис, отвернувшись от него, прошептал на ухо Дайне.
— Все в порядке.
Она по-прежнему смотрела на Найла. Он протянул ей руку, и Дайна, взяв ее в свои ладони, почувствовала холодное прикосновение его пальцев. Найл взглянул ей в глаза и открыл рот, собираясь что-то сказать, но вместо этого издал отрывистый, кашляющий звук и упал вперед, уткнувшись шоколадным лицом в тарелку с давно остывшим спагетти. Томатный соус выплеснулся на скатерть; его брызги попали на плечо и щеку Дайны.
Найл остался лежать совершенно неподвижно.
— Боже мой! Крис! Крис! — Дайна судорожно дергала его за рукав. Крис обернулся.
— Господи!
Веселье, между тем, шло своим чередом, не прекращаясь ни на секунду, безразличное ко всему, не подчиняющееся ничьей воле, подогреваемое музыкой, движением и наркотиками, наполненное электрическим возбуждением, многочисленными намеками и тайными прикосновениями рук и ног под столом.
Высокая блондинка, сидевшая возле Найла и весь вечер безуспешно пытавшаяся привлечь его внимание, хихикнула и запустила серебристые ногти в его блестящие волосы.
— Эй, дружище, — позвал его Крис. — Эй, Найл, очнись! — Перегнувшись через голову Дайны, он почти лег на стол. Вокруг продолжала греметь музыка. Из-за густой завесы табачного дыма доносились крики и смех. Кто-то затушил окурок в блюдце с подтаявшим маслом. Склонившись над Найлом, блондинка поцеловала его в ухо и восторженно причмокнула.
Дайна просунула руку под расстегнутый ворот его рубашки, стараясь определить, бьется ли его сердце.
— Эй! — Крис с коленями забрался на стол, задирая скатерть и опрокидывая тарелки и бокалы. — Прочь от него! — заорал он на блондинку, отпихивая ее в сторону. Ухватившись за густые черные кудри, он поднял голову Найла.
Дайна слабо вскрикнула, а белокурая соседка Найла истерично хихикнула, прижав ладонь к губам: кожа на его лице приобрела странный кремовый оттенок. Крис в шоке невольно отдернул руку, и большая голова Найла безжизненно опрокинулась назад и ударилась о спинку кресла. Блондинка в ужасе отвернулась и ее тут же стошнило.
Найл полулежал, откинувшись назад, устремив вверх неподвижный взгляд остекленевших глаз.
Глава 8
— Взгляни-ка, — ухмыляющийся Найджел походил на кота. — У нее под штанами ничего нет.
Спустив джинсы настолько, что стали видны волосы на лобке, девушка продолжала иступленно тереться о стекло, а затем, растопырив два пальца в виде буквы V, принялась мастурбировать.
— Эй! — Найджел толкнул Силку в плечо. — Затащи ее сюда, дружище! Ха-ха! Тай молча отвернулась. Водитель надавил на гудок.
— Что ты делаешь? — Найджел беспокойно ерзал на сидении, чуть не прыгая от возбуждения. — Не мешай ей. Посмотри, как она тащится.
— Ей сейчас ничего не может помешать, — прокряхтел водитель в ответ, продолжая сигналить.
Пронзительные гудки утопали в невероятном реве: толпа продолжала штурмовать машину. Энергия, высвобожденная на концерте, была еще далеко не исчерпана. Чудовище, выпустившее ее на волю, защищенное сталью и небьющимся стеклом, пребывало в безопасности, хотя и весьма относительной, ибо кто знал, сколько этой энергии еще осталось.
Стекла задрожали. Сидевшие в салоне автомобиля скорее увидели, нежели услышали вопли толпы, получив тем самым отдаленное впечатление о кошмаре снаружи.
Девушка, развлекавшая себя перед лобовым стеклом, куда-то исчезла, уступив место сразу четырем другим: время индивидуальностей кончилось. Теперь власть находилась в руках у стада, и Дайна подумала о Вудстоке и о другой, ушедшей в прошлое, эпохе, когда само понятие войны между поколениями было неизвестно.
Мельтешащие руки и ноги, выпученные глаза, вихрь одежды, тяжелое живое покрывало из тел... Они оказались погребенными в объятиях толпы. Все, что им оставалось делать — сидеть и завороженно наблюдать за разворачивающимся у них на глазах действом, как за неизбежным, хотя и непредсказуемым, происшествием. Они впитывали его в себя, но сами даже не пытались предпринять что-либо.
— Знаете что? — Найджел поочередно оглядел всех своих спутников. — Знаете что? — Подняв руки, он уперся неуклюжими вспотевшими ладонями в упругую ткань, которой был обтянут потолок лимузина. — Это все сотворили мы. — Его глаза округлились. — Да! Да, да, да!
Он запрыгал от восторга вверх-вниз, как резиновый шарик. Потом, все еще прыгая, он надавил одним пальцем на рычажок. Боковое стекло опустилось, и Найджел высунулся наружу, скорчив ужасную, свирепую физиономия. Он издал леденящий вопль, и ошеломленная толпа, отпрянув назад от машины, рассыпалась и стала в страхе разбегаться.
Считанные мгновения спустя раздался вой полицейской сирены.
Вся задняя часть «Лав-из-э-ликвид» была отгорожена фиолетовыми шелковыми лентами, закрепленными на латунных столбиках. Она представляла собой, вознесенный на высоту двадцать пятого этажа, балкон, с одной стороны которого располагался невероятных размеров бар, отделанный светлым деревом. Сквозь противоположную стену, являвшуюся, по сути, гигантским окном из небьющегося стекла, открывался великолепный вид на город. На переднем плане вздымались вверх «Койт Тауэр» и пирамида «Трансамерика», а вдалеке справа был виден залитый светом парк Голден Гэйт.
Трубки зеленых и голубых неоновых ламп тянулись вдоль стен зала на уровне пола и потолка. Высокие папоротники колыхались, издавая легкое шуршание всякий раз, когда кто-то проходил мимо них. В воздухе был разлит пряный аромат можжевельника.
— Такие мероприятия всегда начинаются спокойно, — прошептал Крис на ухо Дайне. Взгляды всех присутствующих, даже тех, кто обычно считал себя выше подобных вещей, были прикованы к ним. — Разумеется, они устраиваются вообще из самых лучших побуждений. — Они проталкивались к лестнице сквозь толпу людей, наводнивших зал. — Однако, уединенность — это роскошь, но мы не хотим, чтобы нам мешали. — Он беззаботно рассмеялся. — Пусть это будет нашим оправданием.
— Крис Керр! Эй, прочь с дороги!
Они услышали чей-то крик, несмотря на громкую музыку и на многоголосый хор толпы. Слегка повернув голову, Дайна заметила темную фигуру, выступавшую из плотной людской массы, заполнившей все пространство вокруг бара.
— Эй, Крис!
Толпа расступилась, как стадо овец под ударами пастушьего кнута, и Дайна увидела широкое, плоское лицо, обрамленное длинными космами тускло поблескивающих волос и черной бородой. Человек приближался к ним.
— Привет, Крис! — Он улыбнулся, протягивая руки вперед. Люди, словно мухи, разлетались в стороны под напором его широких плечей.
— Ты знаешь этого парня? — тихо спросил Силка. Крис отрицательно покачал головой, и телохранитель так же тихо сказал ему что-то.
Крис отступил назад, увлекая за собой Дайну, и массивная фигура Силки мгновенно очутилась между ним и незнакомцем.
Тот, размахивая кулаками, с разгону врезался в Силку, который, даже не шелохнувшись, предплечьем правой руки заблокировал кисть бородатого. Теперь стало видно, что тот сжимает в руке пистолет.
— Пропусти меня к нему, — потребовал незнакомец. Он казался совершенно спокойным. — Я хочу убить его. — Сказав это, он попытался поднять руку.
Развернувшись правым боком к нападающему, Силка с молниеносной быстротой выбросил вперед обе кисти рук. Их ребра, точно лезвия мечей, обрушились на запястье противника, и тот выронил оружие. Мгновенно нагнувшись, Силка поднял пистолет с пола.
— Ну-ка, — сказал он тихо, — пойдем отсюда, сопляк. Тебе здесь совершенно нечего делать.
— Что ты можешь знать об этом, — возразил бородатый. — Ты — простой наемник. — Его губы скривились в странной усмешке. — Тебе платят за это, и ты послушно выполняешь приказы. Вот и все. — Он ухмыльнулся пошире и прыгнул вперед, пытаясь прорваться мимо Силки к Крису и Дайне. При этом он развернул корпус и высоко поднял кулаки и локти, как поступил бы на его месте умелый и хитрый уличный боец.
По-видимому, он ожидал, что Силка займет традиционную оборонительную стойку, но тот поступил иначе. Сгорбившись, как боксер, он отвел назад левую ногу и перенес на нее всю тяжесть своего могучего тела.
Дайна увидела бугры мышц, вздувшиеся под пиджаком Силки. Едва оторвав от пола правую ногу, он нанес ею страшный удар в то место, где голень противника соединялась со стопой.
Громко вскрикнув от боли и удивления, тот попытался выпрямиться, но потерял равновесие. Силка поднял руку на уровень груди, и его жесткая, словно вырезанная из дерева ладонь врезалась в солнечное сплетение бородатого. У того перехватило дыхание, и, согнувшись пополам, он рухнул на пол.
Силка подхватил его обмякшее тело и скрылся вместе с ним в толпе, гудящей точно растревоженный улей. На все это у него ушло не более двух-трех секунд.
Убедившись, что опасность миновала, Крис отвернулся и судорожно ухватился за Дайну. Та почувствовала, какая холодная и мокрая его ладонь.
— Господи, — прошептал он. — После убийства Леннона это происходит вновь и вновь! — Он весь дрожал, и Дайна обняла его за плечи. — Что им нужно от нас? — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Почему они хотят уничтожить нас?
Дайна помогла ему взойти наверх по винтовой лестнице, обрамленной перилами темно-розового цвета, ступеньки которой вибрировали от оглушительно ревущей музыки. Их дрожь отдавалась подошвам Криса и его спутницы.
Здесь слишком много народу, — пробормотал он. — Дело всегда кончается тем, что мы приглашаем целый свет.
Они уселись в углу возле окна и принялись потягивать «Периньон», урожая 1979 года. Фоторепортеры, похожие на хищных рыбешек, повсюду сопровожающих акул, рыскали по залу и выискивали среди гостей Бьянку Джаггер и Дэвида Боуи, Нормана Мэйлора, приехавшего на западное побережье за материалом для новой книги, и Била Грэма, некогда одного из самых известных импресарио в мире рок-музыки. И все-таки проворные люди с фотокамерами вновь и вновь возвращались туда, где сидела Дайна, пока наконец Крис, смеясь, не прожужжал ей на ухо: «Тай будет зла на тебя. Как впрочем, и Бьянка. Очень зла. Но ты...»
Найл, сидевший слева от Дайны, молчал, уставясь в тарелку, на которой, словно произведение какого-то странного искусства, лежала горка спагетти в окружении дымящихся устриц, находящихся в своих раковинах.
— Найл, — обратилась к нему Дайна. — С тобой все в порядке?
— Гм. — Он откинул голову на прохладную кожаную спинку кресла и закрыл глаза. Только сейчас Дайна обратила внимание на необычную длину его пушистых ресниц. — У меня пусто внутри, словно там все онемело, — сказал он наконец. — Слишком много вечеров, похожих один на другой, сливаются в поток, устремляющийся к бескрайнему морю. Гм-м.
— Зачем ты делаешь это с собой?
— Что?
— Я говорю о кокаине и... прочей дряни.
— О, малышка, если б ты только знала. — Он распахнул глаза и взглянул в упор на Дайну. — Хотя, впрочем, так оно и лучше. Ты еще не зависла, и постарайся не допустить этого. Хм-м-м. Зачем я делаю это? Да за тем, что не осталось ничего другого, что давало бы мне силы выдерживать эту гонку. Моя кровь безнадежно отравлена наркотиками. — Он пожал плечами и улыбнулся. — Ну и что, верно? Теперь на это всем плевать. Да и когда было иначе?
Найл задумчиво вертел перед собой тарелку, осторожно держа ее двумя пальцами, длинными и тонкими, как у хирурга. Он походил на коллекционера, размышляющего, как лучше разместить на полке только что приобретенную статуэтку.
— Это бывает опасно, — продолжал он, — только когда ситуация выходит из-под контроля, и ночь кричит у тебя в голове на тысячу ладов, раздирая тебя на части. А до тех пор, пока этого не произошло, наркотики помогают двигаться дальше. Дальше...
— В таких случаях ситуацию невозможно контролировать, — мягко возразила Дайна. — Никогда. Разве ты сам, Найл, не знаешь этого?
Найл предостерегающе оскалил большие ослепительно белые зубы.
— Перестань учить меня. Жизнь, которой я живу... я выбрал сам. Я выбрал сам все. И музыку, и... жизнь. Все. Все, что у меня есть и когда-либо было.
— Но теперь, когда у тебя есть все, чего ты хочешь...
— А! Все это — дерьмо! Ты разве не знаешь сама? Ха! Верно. Жить — значит быть несчастным. Это и делает мою музыку... тем, чем она является. — Он бросил взгляд на темное, беззвездное небо за окном. — Жизнь похожа на это небо... на то, что там... невидимое. Некоторые вещи всегда остаются непознаваемыми. Всегда. И музыка среди них на первом месте... Это единственное, что придает смысл нашему существованию...
Дайна хотела было ответить, но в этот момент Крис отвлек ее, потянув за руку.
— Вон там Фонда. Теперь твоя очередь представить меня твоим знакомым.
Дайна много пила и почти ничего не ела. Она говорила без остановки, и чем больше она трепалась, тем сильней становилась жажда, мучившая ее. И всякий раз, когда ее бокал с шампанским пустел, рядом оказывался кто-нибудь, кто услужливо наполнял его.
Немного погодя, раздвинув завесу шума, музыки, бесконечной болтовни и глубокомысленных монологов, к Дайне приблизилась Тай.
— Ну как, милочка, — произнесла она хриплым, слегка пугающим голосом, — тебе весело? — Тай явно стремилась продемонстрировать, кто является хозяйкой на этом балу. Она увлекла Дайну к окну, обняв ее за талию. — Ион, помнится, ненавидел вечеринки, вроде этой, — продолжала Тай. — Мне часами приходилось упрашивать, даже умолять его показаться. — Неморгающий взгляд ее черных глаз, полускрытых тяжелыми веками, казался непроницаемым в свете неоновых ламп. — И знаешь, чем все обычно заканчивалось? — Дайна чувствовала себя загипнотизированной этим странным пристальным взглядом. — Стоило ему переступить порог переполненной комнаты, как в нем тут же загоралась какая-то искра. Его тело, словно одеревенев, ничего не чувствовало, но душа отзывалась на бурлящее вокруг веселье. Я смотрела ему в глаза и видела там странное, темное пламя, которое не угасало долго даже после того, как такие заядлые любители развлечений, как Ян и Ролли, отрубались, и лишь мы вдвоем оставались на ногах.
Тай крепко сжала запястье Дайны длинными пальцами, и та на мгновение почувствовала нервную дрожь, пробежавшую вдоль позвоночника. Однако ее испуг тут же прошел.
— Впрочем, ты ведь знаешь все это сама, не так ли?
— Нет, — Дайна покачала головой.
Тай вплотную приблизила к ней свое лицо. Дайна ощутила исходящий от нее смешанный запах марихуаны, мускуса, пота и аромата тяжелых духов, резкий и отчетливый, но не неприятный. Скорей, напротив, он походил на запах какого-то животного. Дайна опустила веки и шумно вздохнула.
— Не ври, милочка, — шепнула Тай. — Я знаю, что ты знаешь.
Дайна открыла глаза и, натолкнувшись на проницательный взгляд Тай, разглядывавшей ее в упор, вздрогнула.
— Знаю, что?
— О Ионе. Не надо быть такой застенчивой, милочка. — Тай укоризненно помахала пальцем. — Это не грех знать что-либо. Просто недоразумение. Кто-то совершил ошибку, вот и все.
— О чем ты гово...
— Если бы ты входила в наш круг, все было бы по-другому. — Не дождавшись ответа, Тай продолжала. — Но ты — посторонняя среди нас. Здесь власть и сила принадлежат другим, понимаешь?
— Я не понимаю ровным счетом ни...
— Видишь ли, все началось с Мэгги. — Улыбка словно приросла к губам Тай, а ее пальцы еще больней сдавили запястье Дайны. — Она хотела заполучить власть; она пыталась прорваться к ней... делать больше, чем... от нее ожидали. Она забила себе голову всяким вздором и не желала прислушиваться к предостережениям, — последние слова она произнесла чуть хрипловатым голосом, наполненным злобой и ненавистью. — Но она была чужой здесь, так же как и ты. Она нарушила закон и была за это уничтожена.
— Господи! — Дайна вырвала руку из цепких пальцев Тай. — Что ты несешь? — Ее глаза расширились. Она почувствовала, что кровь стынет у нее в жилах. Ее пробирала неудержимая дрожь.
— Тебе не следует знать ничего об этом. Это тебя не касается.
— Не касается? Она была моим лучшим другом! — воскликнула Дайна, не обращая внимания на лица, повернутые в их сторону, скопление народу вокруг и сверкание фотовспышек.
Кровь прихлынула к щекам Тай, и они приобрели явно розовый оттенок. Легкая таинственная улыбка заиграла на ее припухлых губах; зубы ослепительно сверкнули в ярком свете неоновых ламп. Внезапно Тай отвернулась от собеседницы и скрылась в толпе.
Какое-то мгновение Дайна стояла неподвижно, словно пригвожденная к месту. Потом она вдруг встрепенулась и, повинуясь бессознательному импульсу, кинулась вслед за Тай, пробираясь сквозь беспорядочную толчею, не замечая ни Мэйлора, ни Джерри Брауна, ни Тома Хайдена, ни других знаменитостей. Однако расчистить себе дорогу в плотной толпе оказалось ей не под силу. Она натолкнулась на глухую стену из человеческих тел. У нее закружилась голова; ей показалось, что стены зала покачнулись перед ее взором. Она оступилась и едва не упала, но никто не обратил на это внимания.
Все звуки вокруг смешались в ушах Дайны в монотонный, бесформенный гул, безжалостно терзавший ее барабанные перепонки. Ее сердце колотилось в такт неистовой пульсации музыки. С трудом протискиваясь в толпе, Дайна устремилась к женской уборной. Она думала, что никогда не доберется до нее, но вдруг, сама не зная как, очутилась там, и, надавив трясущимися пальцами на медную ручку, открыла дверь. Захлопнув ее за собой. Дайна, шатаясь, зашла в ближайшую кабинку и в изнеможении опустилась на унитаз. Уронив голову на руки, она почувствовала, что ее лоб покрылся горячей испариной.
Возможно, она на некоторое время потеряла сознание или, что более вероятно, ухватившись за край обрыва, не позволила себе рухнуть в пропасть обморока, и ее рассудок пребывал в каком-то промежуточном, сумеречном состоянии. Дайна не знала, сколько времени прошло, прежде чем она опять открыла глаза и подняла голову, весившую, как ей показалось, не меньше, чем все тело. Поморгав, она недоумевающе уставилась на свои белые, одеревеневшие пальцы, судорожно стискивающие дверную ручку, и заставила себя дышать глубже. Через несколько минут ей стало лучше.
Наконец она вышла из кабинки и долго умывалась холодной водой, пока не почувствовала, что постепенно приходит в себя. Набрав в пригоршню воду, она стала осторожно пить маленькими глотками: ее горло пересохло от жажды, но она усилием воли сдерживала себя.
Едва Дайна покинула уборную, как на нее вновь обрушились невообразимый шум и запах, такой сильный, что у нее перехватило дыхание. Она видела фигуры людей, перемещающиеся вдоль окон, похожие на картонные мишени в тире. Решив, что там не так жарко и шумно, она направилась к ним, но, сделав несколько шагов, натолкнулась на Криса.
— Привет. Где ты была? Я искал тебя повсюду. Она дважды открывала рот, прежде чем ей в конце концов, удалось выдавить из себя.
— В женской уборной, — язык с трудом ворочался у нее во рту.
— Я слышал, будто между тобой и Тай произошла небольшая стычка. Кто-то сказал мне об этом.
— Она... она сказала мне... — Дайна чувствовала себя ребенком, только-только научившимся говорить, с трудом произносящим даже самые простые слова.
Крис ободряюще улыбнулся ей.
— Я же говорил, что она будет ревновать к тебе. Ей не нравится такое соперничество. Она — королева бала... или, по крайней мере, считает себя таковой.
— Нет, дело в другом... Она...
— Ну же, перестань. Я разыскивал тебя, потому что Найл и я собираемся устроить небольшой фокус. Мы хотим немного поиграть вдвоем, прямо здесь и сейчас. Об этом никто не знает, даже Найджел. Точнее, особенно Найджел. Он останется в дураках. — Взяв Дайну за руку, Крис повел ее сквозь толпу к их столу.
— Эй, Найл, — Крис перегнулся через стол, смахивая с него бутылки, блюда с крошащимся итальянским хлебом и тарелки с золотистым маслом. — Ты все приготовил? Я сделаю объявление и мы начнем.
Найл кивнул и блаженно улыбнулся. Крис, отвернувшись от него, прошептал на ухо Дайне.
— Все в порядке.
Она по-прежнему смотрела на Найла. Он протянул ей руку, и Дайна, взяв ее в свои ладони, почувствовала холодное прикосновение его пальцев. Найл взглянул ей в глаза и открыл рот, собираясь что-то сказать, но вместо этого издал отрывистый, кашляющий звук и упал вперед, уткнувшись шоколадным лицом в тарелку с давно остывшим спагетти. Томатный соус выплеснулся на скатерть; его брызги попали на плечо и щеку Дайны.
Найл остался лежать совершенно неподвижно.
— Боже мой! Крис! Крис! — Дайна судорожно дергала его за рукав. Крис обернулся.
— Господи!
Веселье, между тем, шло своим чередом, не прекращаясь ни на секунду, безразличное ко всему, не подчиняющееся ничьей воле, подогреваемое музыкой, движением и наркотиками, наполненное электрическим возбуждением, многочисленными намеками и тайными прикосновениями рук и ног под столом.
Высокая блондинка, сидевшая возле Найла и весь вечер безуспешно пытавшаяся привлечь его внимание, хихикнула и запустила серебристые ногти в его блестящие волосы.
— Эй, дружище, — позвал его Крис. — Эй, Найл, очнись! — Перегнувшись через голову Дайны, он почти лег на стол. Вокруг продолжала греметь музыка. Из-за густой завесы табачного дыма доносились крики и смех. Кто-то затушил окурок в блюдце с подтаявшим маслом. Склонившись над Найлом, блондинка поцеловала его в ухо и восторженно причмокнула.
Дайна просунула руку под расстегнутый ворот его рубашки, стараясь определить, бьется ли его сердце.
— Эй! — Крис с коленями забрался на стол, задирая скатерть и опрокидывая тарелки и бокалы. — Прочь от него! — заорал он на блондинку, отпихивая ее в сторону. Ухватившись за густые черные кудри, он поднял голову Найла.
Дайна слабо вскрикнула, а белокурая соседка Найла истерично хихикнула, прижав ладонь к губам: кожа на его лице приобрела странный кремовый оттенок. Крис в шоке невольно отдернул руку, и большая голова Найла безжизненно опрокинулась назад и ударилась о спинку кресла. Блондинка в ужасе отвернулась и ее тут же стошнило.
Найл полулежал, откинувшись назад, устремив вверх неподвижный взгляд остекленевших глаз.
Глава 8
Небо вдали у чистой, ровной линии горизонта было цвета морской волны. Оно навевало на Дайну грусть, которую она когда-то испытывала в последние дни лета, когда ягоды черники набухали так, что они, казалось, лопнут при малейшем прикосновении кончика пальца, и их чудесный запах разносился далеко за пределы поляны, где они росли.
Это было время, когда раздувшийся шар луны висел в небе выцветший, словно фонарь на иллюстрации в старинной книге. Время, когда парень, с которым она встречалась в течение двух месяцев, собирался уехать, обещая любить ее и писать каждый день, о чем, разумеется, тут же забыл, едва расставшись с ней. Лето часто бывает таким волшебным морским круизом, никак напрямую несвязанным с повседневной жизнью человека.
Да, лето кончилось, и надо было возвращаться в душный и пыльный город в преддверии жаркого и влажного бабьего лета и начала учебного сезона, к старым подругам, с нетерпением ожидающим возможности рассказать друг другу о том, как они провели каникулы, и пока еще далекой, но неумолимо надвигающейся унылой зиме.
Сидевший возле Дайны, Крис плакал.
Вдалеке виднелись черные точки чаек, круживших над темной поверхностью моря. С пронзительными голодными криками они поднялись с узкой песчаной отмели, разбуженные первыми лучами солнца, робко ласкавшие вершины оранжевых стальных колонн Голден Гэйт. Дайна обняла Криса за плечи и прижала его к себе.
Она не замечала, что сидит на сырой земле, и горько плакала, закрыв глаза: картины ее собственного прошлого мелькали перед ее мысленным взором.
— Господи, боже мой, — прошептал Крис, заглушая шум моря и доносящиеся издалека крики чаек. Он сидел, прижавшись щекой к животу Дайны. Слезы, катившиеся из его глаз, капали ей на легкий спортивный свитер с надписью «Хэтер Дуэлл», вышитой на спине. — Он был настоящим гением, черт возьми! Второго такого не было и не будет.
Позади них на обочине дороги маячил лимузин, тот же самый, что вез их на концерт и с концерта. Водитель, не выходивший из машины, спал, мирно похрапывая, скрестив руки на груди.
За пустынной в этот ранний час дорогой на склоне холма начинались окраины Сан-Франциско: одноэтажные дома и магазинчики, прячущиеся в тени пышных ярко-зеленых крон. Чтобы попасть туда, надо было всего лишь перейти через мост, и Дайна невольно вспомнила Нью-Йорк, где дорога даже из пригорода в сельскую местность отнимала немало времени.
— Они все уходят один за другим, Дайна, — голос Криса звучал устало и тяжело. — Скоро уже будет некому продолжать эту гонку. Некому, кроме зеленых панков, которые полагают, будто они все знают, но на самом деле они даже не представляют, в чем суть этой музыки. Музыканты — настоящие музыканты — вымирают. Вымирают от какой-то болезни, от которой нет исцеления.
— Это все сумасшедший темп, Крис.
— Нет. — Крис энергично покачал головой. — Ты ошибаешься. Пустота, начинающаяся там, где кончается музыка, вот что убивает нас. Мы боимся слишком долго сидеть без дела, потому что тогда эта пустота пожирает нас живьем. Заглатывает, как удав заглатывает кролика. — Он весь дрожал, и Дайна прижалась губами к его плечу, чтобы успокоить Криса.
— О какой пустоте ты говоришь? — спросила она. Крис печально посмотрел на нее, слезы стояли у него в глазах.
— Она внутри нас. Дайна. Я знаю, что нам приходится расплачиваться за то... что мы делаем. Мы не можем... не можем оставаться наедине с собой. Да, именно так. В этом весь секрет. Поэтому мы подбрасываем все больше дров в костер, не давая ему погаснуть, чтобы не очутиться в темноте. Но она все равно прокрадывается во все щели.
— Об этом-то я и говорю: сумасшедший темп.
— Не знаю. Найджел, я и Ион... мы все вышли оттуда, где нам ничего не светило, и музыка была единственной вещью, которая могла помочь нам пробиться наверх. У нас не было шансов получить работу во фруктовой лавке и тем более поступить в университет. Что же еще остается для парня из бедной английской семьи? Рок-н-ролл стал движущей силой в жизни каждого из нас. Он придавал нам сил, когда мы слушали его; спасал нас от голода, когда мы играли его.
— Без него мы — никто, а став теми, кто мы есть... мы не выдержали бы возвращения на круги своя. То же самое относится и к Найлу. Единственное, что он любил в своей жизни, это музыку... и именно она и погубила его.
— А не героин?
— Это одно и то же, неужели ты не понимаешь? Они идут вместе, рука об руку; это я и пытаюсь втолковать тебе. Или ты не слушаешь, что я говорю? Вне музыки мы просто не можем... О господи! ... мы просто не выдержали бы. — Он закрыл глаза медленно, почти монотонно, словно расставаясь с какой-то ценной вещью. Порыв ветра, налетевшего с запада, заставил его теснее прижаться к Дайне. Она гладила его по голове, убирая с лица густые пряди волос.
— Когда я была гораздо моложе, — сказала она, — моя бабушка по материнской линии была жива. Кстати, она единственная из моих бабушек и дедушек, кого я когда-либо видела. Тогда ей было уже под восемьдесят, и врачи таки убедили мою мать отдать ее в приют для престарелых. Позже мать говорила, что ей очень не хотелось этого делать, но я никогда не верила ее словам. Она никогда не мучилась от угрызений совести.
Это было время, когда раздувшийся шар луны висел в небе выцветший, словно фонарь на иллюстрации в старинной книге. Время, когда парень, с которым она встречалась в течение двух месяцев, собирался уехать, обещая любить ее и писать каждый день, о чем, разумеется, тут же забыл, едва расставшись с ней. Лето часто бывает таким волшебным морским круизом, никак напрямую несвязанным с повседневной жизнью человека.
Да, лето кончилось, и надо было возвращаться в душный и пыльный город в преддверии жаркого и влажного бабьего лета и начала учебного сезона, к старым подругам, с нетерпением ожидающим возможности рассказать друг другу о том, как они провели каникулы, и пока еще далекой, но неумолимо надвигающейся унылой зиме.
Сидевший возле Дайны, Крис плакал.
Вдалеке виднелись черные точки чаек, круживших над темной поверхностью моря. С пронзительными голодными криками они поднялись с узкой песчаной отмели, разбуженные первыми лучами солнца, робко ласкавшие вершины оранжевых стальных колонн Голден Гэйт. Дайна обняла Криса за плечи и прижала его к себе.
Она не замечала, что сидит на сырой земле, и горько плакала, закрыв глаза: картины ее собственного прошлого мелькали перед ее мысленным взором.
— Господи, боже мой, — прошептал Крис, заглушая шум моря и доносящиеся издалека крики чаек. Он сидел, прижавшись щекой к животу Дайны. Слезы, катившиеся из его глаз, капали ей на легкий спортивный свитер с надписью «Хэтер Дуэлл», вышитой на спине. — Он был настоящим гением, черт возьми! Второго такого не было и не будет.
Позади них на обочине дороги маячил лимузин, тот же самый, что вез их на концерт и с концерта. Водитель, не выходивший из машины, спал, мирно похрапывая, скрестив руки на груди.
За пустынной в этот ранний час дорогой на склоне холма начинались окраины Сан-Франциско: одноэтажные дома и магазинчики, прячущиеся в тени пышных ярко-зеленых крон. Чтобы попасть туда, надо было всего лишь перейти через мост, и Дайна невольно вспомнила Нью-Йорк, где дорога даже из пригорода в сельскую местность отнимала немало времени.
— Они все уходят один за другим, Дайна, — голос Криса звучал устало и тяжело. — Скоро уже будет некому продолжать эту гонку. Некому, кроме зеленых панков, которые полагают, будто они все знают, но на самом деле они даже не представляют, в чем суть этой музыки. Музыканты — настоящие музыканты — вымирают. Вымирают от какой-то болезни, от которой нет исцеления.
— Это все сумасшедший темп, Крис.
— Нет. — Крис энергично покачал головой. — Ты ошибаешься. Пустота, начинающаяся там, где кончается музыка, вот что убивает нас. Мы боимся слишком долго сидеть без дела, потому что тогда эта пустота пожирает нас живьем. Заглатывает, как удав заглатывает кролика. — Он весь дрожал, и Дайна прижалась губами к его плечу, чтобы успокоить Криса.
— О какой пустоте ты говоришь? — спросила она. Крис печально посмотрел на нее, слезы стояли у него в глазах.
— Она внутри нас. Дайна. Я знаю, что нам приходится расплачиваться за то... что мы делаем. Мы не можем... не можем оставаться наедине с собой. Да, именно так. В этом весь секрет. Поэтому мы подбрасываем все больше дров в костер, не давая ему погаснуть, чтобы не очутиться в темноте. Но она все равно прокрадывается во все щели.
— Об этом-то я и говорю: сумасшедший темп.
— Не знаю. Найджел, я и Ион... мы все вышли оттуда, где нам ничего не светило, и музыка была единственной вещью, которая могла помочь нам пробиться наверх. У нас не было шансов получить работу во фруктовой лавке и тем более поступить в университет. Что же еще остается для парня из бедной английской семьи? Рок-н-ролл стал движущей силой в жизни каждого из нас. Он придавал нам сил, когда мы слушали его; спасал нас от голода, когда мы играли его.
— Без него мы — никто, а став теми, кто мы есть... мы не выдержали бы возвращения на круги своя. То же самое относится и к Найлу. Единственное, что он любил в своей жизни, это музыку... и именно она и погубила его.
— А не героин?
— Это одно и то же, неужели ты не понимаешь? Они идут вместе, рука об руку; это я и пытаюсь втолковать тебе. Или ты не слушаешь, что я говорю? Вне музыки мы просто не можем... О господи! ... мы просто не выдержали бы. — Он закрыл глаза медленно, почти монотонно, словно расставаясь с какой-то ценной вещью. Порыв ветра, налетевшего с запада, заставил его теснее прижаться к Дайне. Она гладила его по голове, убирая с лица густые пряди волос.
— Когда я была гораздо моложе, — сказала она, — моя бабушка по материнской линии была жива. Кстати, она единственная из моих бабушек и дедушек, кого я когда-либо видела. Тогда ей было уже под восемьдесят, и врачи таки убедили мою мать отдать ее в приют для престарелых. Позже мать говорила, что ей очень не хотелось этого делать, но я никогда не верила ее словам. Она никогда не мучилась от угрызений совести.