Страница:
– Хонор? – тихонько окликнула ее мать, в тревоге опустившаяся на колени рядом с дочерью, – Что происходит? Что с ним?
– С ним… – Хонор резко вздохнула. – Это случилось в системе Барнетт, когда Корделия Рэнсом объявила о решении отправить меня в Ад. Нимица она приказала убить, так что терять нам было нечего. Поэтому…
– Поэтому они напали на охранников Госбезопасности, – тихо продолжил за нее Лафолле.
Хонор только сейчас поняла, что он тоже опустился на колени рядом с ней. Он находился слева, со стороны слепого глаза, и ей пришлось повернуться, чтобы посмотреть Эндрю в глаза.
– Должно быть, миледи, причина именно в этом, – сказал он, встретившись взглядом со своим землевладельцем. – Ударив Нимица прикладом, тот ублюдок повредил ему не только кости.
– Да.
Хонор кивнула, не слишком удивившись тому, что Эндрю догадался об истинной причине трагедии. Она даже сквозь эмоциональный шквал, все еще прокатывавшийся сквозь сознания древесных котов, ощущала тревогу и смятение других людей. Ослабив объятия, Хонор дала Нимицу возможность выбраться из переноски. Он и Саманта уселись щека к щеке, урча так громко, что, казалось, вибрировали даже кости черепа. Кошка обвила своего друга длинным цепким хвостом, лаская передними и средними лапами. Нимиц сидел, неуклюже сгорбившись, как позволяли его плохо сросшиеся переломы.
– До сих пор никто не мог быть уверен в том, что древесные коты – истинные телепаты, – сказала Хонор в ответ на встревоженный взгляд матери. – Но они телепаты, и когда тот дегенерат ударил Нимица, он, видимо, повредил ему что-то… какой-то орган, позволяющий ему вступать в телепатический контакт. Поэтому Саманта его не слышит. Понимаешь, мама, не может его услышать!
– Не может слышать?
Хонор подняла голову. Над ней возвышался отец, держа по младенцу в каждой руке. Она кивнула, и Альфред, нахмурившись, продолжил:
– Судя по тому, как он сидит, удар приклада пришелся ему – куда? Почти точно в крестец?
– Думаю, чуть сзади и справа, милорд, – подал голос Лафолле. – С той стороны у него были сломаны и ребра. Фриц Монтойя мог бы рассказать подробнее, но насколько могу судить я, удар обрушился под углом примерно в семьдесят градусов. Может, чуть меньше.
Главный телохранитель говорил очень сосредоточенно, чувствуя, что врачом движет не праздное любопытство. Альфред медленно кивнул.
– Да, это самое логичное предположение… – пробормотал он себе под нос, напряженно размышляя и всматриваясь во что-то, понятное лишь ему одному.
Потом он покачал головой и, глядя вниз, на старшую дочь, сказал:
– Ученые веками гадали, какую роль выполняют нервные узлы, расположенные у древесных котов в районе каждого тазобедренного или плечевого пояса. Некоторые полагали, что это дополнительный, так сказать, «крестцовый» мозг. Узлы эти относительно велики и имеют сложную структуру: это отчасти объясняло необычайно высокий интеллект существ, имеющих столь малые массу тела и объем головного мозга. Однако многие высмеивали эту теорию, утверждая, что столь необычным ганглиям должны быть присущи столь же необычные функции. Структура нейронных сплетений была изучена самым тщательным образом, но точно определить их назначение так никому и не удалось. Правда, у этих умников не имелось такого сведущего консультанта, как ты, Хонор. Теперь, я думаю, функция по крайней мере одного из этих суперганглиев прояснилась.
– Ты хочешь сказать, что этот орган был его… телепатическим передатчиком?
– Похоже на то. Как я понял, ты сказала, что Саманта не может его услышать, а он ее слышит. Верно?
– Да. Во всяком случае, так мне кажется, – ответила Хонор после недолгого размышления. – Конечно, полной уверенности у меня нет. Просто, когда Нимиц понял, что не может услышать ее, я ощутила, что он…
– Отреагировал так, как отреагировал бы на его месте и я, – прервал ее отец. – И это вполне естественно. Я не раз задавался вопросом, что может случиться с телепатом, который неожиданно окажется отрезанным от своих собратьев и заточенным в тесном мире собственного сознания. Мы еще мало знаем о древесных котах, но одно несомненно: с самого рождения они живут внутри непрерывного потока мыслей и чувств других котов, а если рядом с ними оказываются люди, то и людей. Они, надо полагать, воспринимают его как нечто само собой разумеющееся; для них это так же естественно, как для нас дышать. А когда случается такое…
Альфред содрогнулся и покачал головой. Хонор молча кивнула, пораженная тем, как точно ее отец сумел описать взаимодействие умов и сердец, которого сам никогда в жизни не испытывал.
– Если я прав насчет природы его недуга, – продолжил врач, – то можно с уверенностью сказать, что он не первый древесный кот, которого постигло подобное несчастье. Бог знает скольким из них довелось получить схожие травмы и остаться в живых. Из чего следует: они знают, что такое может случиться с любым из них, и страх перед этим является у них одной из самых глубоко укоренившихся врожденных фобий. И когда Нимиц понял, что это случилось с ним…
Он снова покачал головой, вздохнул и, прислушиваясь к ласковому урчанию Саманты, посмотрел на двух древесных котов с печалью и состраданием.
– Можем мы что-нибудь сделать? – спросила Хонор.
Неожиданная требовательность, прозвучавшая в ее голосе, удивила Лафолле, но спустя несколько мгновений он вспомнил, что Альфред Харрингтон был одним из четырех или пяти лучших нейрохирургов всего Звездного Королевства. В данном случае не дочь просила утешения у отца, а женщина, которой этот врач в свое время восстановил жизнеспособность лицевых нервов и вживил кибернетический глаз, ожидала, что в его докторском чемоданчике найдется еще одно чудо.
– Не знаю, дорогая, – честно ответил ей отец. – Пока не знаю. Пожалуй, благодаря роли, какую играет Нимиц в жизни нашей семьи, я читал в научных журналах больше статей, посвященных древесным котам, чем большинство других нейрохирургов, но все же моя специализация – это нервная система человека. Другие формы жизни Сфинкса всегда изучались ветеринарами, а ветеринария – совсем другая наука. К тому же между нервными системами людей и древесных котов существует множество различий. Выправить кости и суставы, разумеется, не составит труда, но вот по части нервных узлов… я просто не представляю себе, с чего начать.
Живая половина лица Хонор застыла в испуге и Альфред торопливо покачал головой.
– Дочка, это ничего не значит! Я не из тех врачей которые бросают слова на ветер, и я просто действительно не знаю еще, с какой стороны подступиться к этой проблеме. Но я обещаю – обещаю тебе, Нимицу и Саманте, – что если существует хоть какая-то возможность вылечить его, я, черт возьми, эту возможность найду!
Несколько мгновений Хонор неотрывно смотрела ему в глаза, а потом напряжение спало, и плечи ее слегка расслабились. В области медицины она привыкла всецело полагаться на родителей: их достижения были настолько грандиозны, что не доверять им было бы просто глупо. Если отец говорит, что способ исцелить Нимица может быть найден, значит, так оно и есть, ибо ее отец не имел обыкновения лгать кому бы то ни было ради утешения. Кроме того, она не могла припомнить случая, чтобы он не выполнил своего обещания. Стало быть, будет выполнено и это…
– Спасибо, папочка, – прошептала Хонор и почувствовала, как ее вновь обняли материнские руки.
Глава 4
– С ним… – Хонор резко вздохнула. – Это случилось в системе Барнетт, когда Корделия Рэнсом объявила о решении отправить меня в Ад. Нимица она приказала убить, так что терять нам было нечего. Поэтому…
– Поэтому они напали на охранников Госбезопасности, – тихо продолжил за нее Лафолле.
Хонор только сейчас поняла, что он тоже опустился на колени рядом с ней. Он находился слева, со стороны слепого глаза, и ей пришлось повернуться, чтобы посмотреть Эндрю в глаза.
– Должно быть, миледи, причина именно в этом, – сказал он, встретившись взглядом со своим землевладельцем. – Ударив Нимица прикладом, тот ублюдок повредил ему не только кости.
– Да.
Хонор кивнула, не слишком удивившись тому, что Эндрю догадался об истинной причине трагедии. Она даже сквозь эмоциональный шквал, все еще прокатывавшийся сквозь сознания древесных котов, ощущала тревогу и смятение других людей. Ослабив объятия, Хонор дала Нимицу возможность выбраться из переноски. Он и Саманта уселись щека к щеке, урча так громко, что, казалось, вибрировали даже кости черепа. Кошка обвила своего друга длинным цепким хвостом, лаская передними и средними лапами. Нимиц сидел, неуклюже сгорбившись, как позволяли его плохо сросшиеся переломы.
– До сих пор никто не мог быть уверен в том, что древесные коты – истинные телепаты, – сказала Хонор в ответ на встревоженный взгляд матери. – Но они телепаты, и когда тот дегенерат ударил Нимица, он, видимо, повредил ему что-то… какой-то орган, позволяющий ему вступать в телепатический контакт. Поэтому Саманта его не слышит. Понимаешь, мама, не может его услышать!
– Не может слышать?
Хонор подняла голову. Над ней возвышался отец, держа по младенцу в каждой руке. Она кивнула, и Альфред, нахмурившись, продолжил:
– Судя по тому, как он сидит, удар приклада пришелся ему – куда? Почти точно в крестец?
– Думаю, чуть сзади и справа, милорд, – подал голос Лафолле. – С той стороны у него были сломаны и ребра. Фриц Монтойя мог бы рассказать подробнее, но насколько могу судить я, удар обрушился под углом примерно в семьдесят градусов. Может, чуть меньше.
Главный телохранитель говорил очень сосредоточенно, чувствуя, что врачом движет не праздное любопытство. Альфред медленно кивнул.
– Да, это самое логичное предположение… – пробормотал он себе под нос, напряженно размышляя и всматриваясь во что-то, понятное лишь ему одному.
Потом он покачал головой и, глядя вниз, на старшую дочь, сказал:
– Ученые веками гадали, какую роль выполняют нервные узлы, расположенные у древесных котов в районе каждого тазобедренного или плечевого пояса. Некоторые полагали, что это дополнительный, так сказать, «крестцовый» мозг. Узлы эти относительно велики и имеют сложную структуру: это отчасти объясняло необычайно высокий интеллект существ, имеющих столь малые массу тела и объем головного мозга. Однако многие высмеивали эту теорию, утверждая, что столь необычным ганглиям должны быть присущи столь же необычные функции. Структура нейронных сплетений была изучена самым тщательным образом, но точно определить их назначение так никому и не удалось. Правда, у этих умников не имелось такого сведущего консультанта, как ты, Хонор. Теперь, я думаю, функция по крайней мере одного из этих суперганглиев прояснилась.
– Ты хочешь сказать, что этот орган был его… телепатическим передатчиком?
– Похоже на то. Как я понял, ты сказала, что Саманта не может его услышать, а он ее слышит. Верно?
– Да. Во всяком случае, так мне кажется, – ответила Хонор после недолгого размышления. – Конечно, полной уверенности у меня нет. Просто, когда Нимиц понял, что не может услышать ее, я ощутила, что он…
– Отреагировал так, как отреагировал бы на его месте и я, – прервал ее отец. – И это вполне естественно. Я не раз задавался вопросом, что может случиться с телепатом, который неожиданно окажется отрезанным от своих собратьев и заточенным в тесном мире собственного сознания. Мы еще мало знаем о древесных котах, но одно несомненно: с самого рождения они живут внутри непрерывного потока мыслей и чувств других котов, а если рядом с ними оказываются люди, то и людей. Они, надо полагать, воспринимают его как нечто само собой разумеющееся; для них это так же естественно, как для нас дышать. А когда случается такое…
Альфред содрогнулся и покачал головой. Хонор молча кивнула, пораженная тем, как точно ее отец сумел описать взаимодействие умов и сердец, которого сам никогда в жизни не испытывал.
– Если я прав насчет природы его недуга, – продолжил врач, – то можно с уверенностью сказать, что он не первый древесный кот, которого постигло подобное несчастье. Бог знает скольким из них довелось получить схожие травмы и остаться в живых. Из чего следует: они знают, что такое может случиться с любым из них, и страх перед этим является у них одной из самых глубоко укоренившихся врожденных фобий. И когда Нимиц понял, что это случилось с ним…
Он снова покачал головой, вздохнул и, прислушиваясь к ласковому урчанию Саманты, посмотрел на двух древесных котов с печалью и состраданием.
– Можем мы что-нибудь сделать? – спросила Хонор.
Неожиданная требовательность, прозвучавшая в ее голосе, удивила Лафолле, но спустя несколько мгновений он вспомнил, что Альфред Харрингтон был одним из четырех или пяти лучших нейрохирургов всего Звездного Королевства. В данном случае не дочь просила утешения у отца, а женщина, которой этот врач в свое время восстановил жизнеспособность лицевых нервов и вживил кибернетический глаз, ожидала, что в его докторском чемоданчике найдется еще одно чудо.
– Не знаю, дорогая, – честно ответил ей отец. – Пока не знаю. Пожалуй, благодаря роли, какую играет Нимиц в жизни нашей семьи, я читал в научных журналах больше статей, посвященных древесным котам, чем большинство других нейрохирургов, но все же моя специализация – это нервная система человека. Другие формы жизни Сфинкса всегда изучались ветеринарами, а ветеринария – совсем другая наука. К тому же между нервными системами людей и древесных котов существует множество различий. Выправить кости и суставы, разумеется, не составит труда, но вот по части нервных узлов… я просто не представляю себе, с чего начать.
Живая половина лица Хонор застыла в испуге и Альфред торопливо покачал головой.
– Дочка, это ничего не значит! Я не из тех врачей которые бросают слова на ветер, и я просто действительно не знаю еще, с какой стороны подступиться к этой проблеме. Но я обещаю – обещаю тебе, Нимицу и Саманте, – что если существует хоть какая-то возможность вылечить его, я, черт возьми, эту возможность найду!
Несколько мгновений Хонор неотрывно смотрела ему в глаза, а потом напряжение спало, и плечи ее слегка расслабились. В области медицины она привыкла всецело полагаться на родителей: их достижения были настолько грандиозны, что не доверять им было бы просто глупо. Если отец говорит, что способ исцелить Нимица может быть найден, значит, так оно и есть, ибо ее отец не имел обыкновения лгать кому бы то ни было ради утешения. Кроме того, она не могла припомнить случая, чтобы он не выполнил своего обещания. Стало быть, будет выполнено и это…
– Спасибо, папочка, – прошептала Хонор и почувствовала, как ее вновь обняли материнские руки.
Глава 4
– Мать вашу, я в это не верю! – злобно рявкнула Эстер МакКвин, и многие из сидящих за столом вздрогнули. Не потому, что боялись адмирала МакКвин (хотя кое-кто и побаивался), но потому, что ни один человек в здравом уме не позволил бы себе подобных выражений в присутствии Роба Пьера и Оскара Сен-Жюста.
Пьер почувствовал, как его губы непроизвольно скривились в усмешке. За столом, включая его самого и Сен-Жюста, сидели девять человек – подлинная политическая верхушка Народной Республики. За восемь с лишним стандартных лет своего существования Комитет общественного спасения сократился до двадцати шести членов, что составляло меньше трети первоначального состава. Однако уменьшение численности Комитета на семьдесят процентов отражало лишь арифметический аспект проблемы. Чистки, фракционная борьба и прочие пертурбации обновили состав Комитета почти целиком. Из восьмидесяти семи членов, вошедших в Комитет изначально, кроме самого Пьера и Сен-Жюста, свои посты сохранили Анжела Дауни и Анри Дюпре, причем эти двое были настолько запуганы, что и помыслить не могли о самостоятельной политике. Из двадцати шести нынешних членов Комитета принимать в расчет стоило лишь тех девятерых, которые сидели сейчас за столом. Правда, по мнению Пьера, шестеро из них уже натерпелись такого страха, что едва ли рискнули бы вздохнуть без его (вернее, его и Оскара) дозволения. На сегодняшний день Председатель был уверен, что про заговоры и перевороты они забыли навсегда, однако, добиваясь этой цели, он вовсе не предполагал, что в случае кризиса трусость сподвижников сделает их совершенно бесполезными.
К счастью – или к сожалению, как посмотреть, – МакКвин это не касалось.
– Эстер, я понимаю твое… волнение, – сказал Пьер, выдержав паузу, и с многозначительным подтекстом добавил: – Я и сам не в восторге от случившегося. Увы, наши предпочтения веса не имеют – что произошло, то произошло.
– Но… – начала было возражать МакКвин, однако, спохватившись, взяла себя в руки и замолчала.
Судя по трепетанию ноздрей, это стоило ей немалых усилий.
– Вы правы, гражданин Председатель, – продолжила Эстер после короткого молчания уже совсем другим тоном. – Я должна попросить прощения: как ни поразительны новости, они не могут служить оправданием несдержанности. Но в главном я придерживаюсь прежней позиции. Хотя время для обвинений наступит позже, – тут ее взгляд скользнул по двоим из присутствующих, и Секретарь Комитета открытой информации Леонард Бордман обмяк и сник, – непосредственные последствия будут катастрофическими… да и то, если нам повезет. А если не повезет…
Не закончив фразы, она покачала головой, и Пьер с сожалением признал, что полностью согласен с ее точкой зрения.
– Боюсь, что ты совершенно права, – сказал он и в свою очередь покачал головой.
Джоанна Гуэртес, старший репортер и ведущая программы Межзвездных Новостей, аккредитованная в Народной Республике, напрямую связалась с Бордманом, пытаясь получить от него какие-либо комментарии по поводу невероятных сообщений, распространяемых средствами массовой информации Мантикорского Альянса. Хорошо еще, что Бордману достало ума категорически отказаться от комментариев, а потом, вместо того чтобы трястись и гадать, чем это может обернуться лично для него, он немедленно связался с Сен-Жюстом, который, слава богу, тоже не пытался приукрасить ситуацию в глазах Пьера, выгородить себя и подыскать козлов отпущения. Вне всякого сомнения, именно это сделали бы многие из сидевших за столом людей, а так Комитету повезло хотя бы в том, что кошмарная история, по крайней мере, не обрушилась на них как гром с ясного неба.
Свою депешу с показавшимся поначалу нелепым предположением о каких-то неладах в системе Цербера гражданин генерал Сет Чернок предпочел отправить не курьером, а, из соображений секретности, кораблем Госбезопасности. По самым пессимистическим расчетам, он должен был побывать на Цербере более двух месяцев назад, однако никаких сообщений от него Сен-Жюст больше не получал. Поначалу это никого не беспокоило: в конце концов, Чернок курировал от Госбезопасности тот сектор, где находилась система Цербера, а стало быть, имел право самостоятельно разбираться с проблемами, возникавшими в подотчетном ему пространстве. Все знали, что Сет не из перестраховщиков, по любому вопросу норовящих заручиться одобрением начальства, да и что вообще могло случиться на самой секретной и защищенной базе БГБ!
Но когда молчание затянулось сверх всякой меры, Сен-Жюст встревожился и на прошлой неделе, не поднимая шума, направил в систему собственных агентов. Донесение от них ожидалось примерно через три недели но, по крайней мере, ситуация вскоре должна была проясниться.
К сожалению, на этом хорошие новости исчерпывались. А плохие – на сей счет Пьер испытывал мрачную уверенность – только начали поступать.
– Прошу прощения, гражданин Председатель, – произнес после нескольких секунд молчания худощавый, темноволосый и суетливый Секретарь казначейства (и младший из членов Комитета) Авраам Тернер, – но я не понимаю, как это могло произойти.
– Да мы и сами пока ничего не понимаем, – ответил Пьер. – Очевидно, что подобного оборота не предвидел никто, в противном случае мы приняли бы соответствующие меры. Что до деталей, в настоящий момент мы располагаем только той информацией, которая исходит от манти.
– Гражданин Председатель, – снова вступила в разговор МакКвин, – при всем моем почтении должна заметить, что Госбезопасности следовало бы проинформировать флот о содержании депеши Чернока сразу же по получении. Да, мы все равно не смогли бы предотвратить катастрофу на Аиде или перехватить Харрингтон на пути к звезде Тревора, однако вы ведь сами понимаете, наши пограничные системы и патрули ознакомятся с новостями, распространяемыми солли и манти, задолго до того как получат от нас хоть какие-нибудь разъяснения… – Она повела плечами. – Не берусь предсказывать точно, как это повлияет на боевой дух флота и настроения и так не слишком лояльного населения пограничных систем, однако ничего хорошего, честно говоря, не жду.
– Я тоже, – со вздохом согласился Пьер и пригладил ладонью волосы. – К сожалению, информационная задержка обернется для нас только неприятностями. Я не пытаюсь оправдать свое решение засекретить первое донесение Чернока, но посуди сама, Эстер: даже если бы я поделился с тобой его содержанием, разве мы смогли бы предпринять действенные меры, не выяснив точно, что он прав? Скажи на милость, сама-то ты разве поверила бы бездоказательному предположению, будто группа безоружных заключенных, полностью зависящих от поставок провизии и не располагающих техническими устройствами сложнее ручной помпы и ветряной мельницы, сможет установить контроль не только над базой с вооруженным до зубов гарнизоном, отделенной от них пятнадцатью сотнями километров океана, но и над всей звездной системой? Ясное дело: поначалу нам показалось, что Чернок спятил. А хоть бы и не спятил, разве его собственных сил было недостаточно для решительного подавления любого бунта?
Он уперся в МакКвин взглядом, и миниатюрная стройная гражданка Военный Секретарь вынуждена была кивнуть. Соглашаться ей не хотелось, однако… Имевшаяся на настоящий момент фрагментарная информация не позволяла понять, каким образом пленным удалось захватить планету, а уж более того – одолеть мощную группировку, собранную Черноком, чтобы эту планету отбить.
«И ведь у ублюдка хватило ума пополнить подведомственные силы БГБ кораблями и командирами регулярного флота, – хмуро подумала она. – Вот уж к этой детали привлекать внимание не стоит».
Эстер откинулась в кресле, закрыла глаза и ущипнула себя за переносицу. Пока их собственные курьеры не вернутся с Цербера, придется обходиться теми отрывочными сведениями, которые по крупицам выдавала Гуэртес, стремясь раскрутить Бордмана на интервью. Представлялось вполне вероятным, что Бордман углядел за этими сведениями больше, чем стояло за ними в действительности. Правда, сама МакКвин так не считала, а она привыкла полагаться на инстинкты. И если Бордман прав, и пусть даже не все, а хотя бы десятая часть того, что, по его мнению, скрывалось за недомолвками Гуэртес, соответствует действительности, впереди ждет беда. Большая беда.
МакКвин надула губы в молчаливой досаде, недоумевая, как такое вообще могло произойти. С гражданином адмиралом Йерменом ей прежде встречаться не доводилось, но когда Сен-Жюст (наконец-то!) ознакомил ее с депешей Чернока, она немедленно просмотрела послужной список этого офицера. Судя по всему, никто бы не сказал, что Йермен является (или являлся – неизвестно, живы ли он и Чернок) гениальным стратегом, но его определенно следовало признать грамотным, здравомыслящим тактиком. Если Черноку достало ума понять, что для проведения операции на Цербере ему нужен профессионал, он наверняка должен был делегировать этому профессионалу соответствующие полномочия, временно подчинив флоту своих головорезов из БГБ. И профессионал, пусть и не гений стратегии, должен был без особого труда подавить орбитальные оборонительные системы Цербера, даже если они находились под полным контролем бунтовщиков. Тем более что, согласно рапорту Чернока Сен-Жюсту, адмирал получил доступ ко всем схемам и техническим спецификациям.
Однако…
– То, что Харрингтон до сих пор жива, представляет собой еще большую угрозу, нежели сам факт побега, – указал Тернер.
МакКвин снова согласно кивнула. В душе она восхищалась мужеством этого человека. Его точка зрения была совершенно тривиальна – но чтобы открыто заявить о ней в присутствии тех двоих, кто поручил Комитету открытой информации состряпать фальшивую запись казни, требовалась немалая смелость. Особенно со стороны человека, лишь недавно вошедшего во власть. С другой стороны – и это подтверждалось примером самой МакКвин, – подлинное влияние члена Комитета общественного спасения зависело не от срока его пребывания на этом посту. Роб Пьер поручил Тернеру возглавить Казначейство менее года назад, когда ему потребовался человек со свежим взглядом на экономическую ситуацию, способный претворить в жизнь давно назревшую финансовую реформу. Конечно, у Тернера не обошлось без ошибок, однако за дело он взялся энергично, работал не покладая рук и уже добился заметных успехов. В настоящий момент его можно было считать «восходящей звездой».
«Впрочем, меня тоже, – мысленно усмехнулась МакКвин. – Хотя предельно ясно, что Сен-Жюст с радостью поставит меня к стенке, если решит, что может обойтись без моих услуг. Да и в любом случае будет стремиться к этому, исходя из общих принципов. Робу Пьеру хватило ума понять, что я необходима ему во главе Народного флота. А вот Сен-Жюсту хватает ума догадаться, что я с наслаждением пристрелю их обоих в тот же момент, когда соображу, как выйти сухой из воды».
– И опять-таки: хотелось бы мне не согласиться, но я не могу, – со вздохом ответил Пьер на замечание Тернера. Он, в свою очередь, ущипнул себя за переносицу, устало покачал головой и выдавил слабую улыбку. – В то время казалось, будто все очень просто. Мы все пребывали в уверенности, что она мертва; ни манти, ни солли в правдивости нашего сообщения не усомнились. Разумеется, тогда казалось разумным сфабриковать отчет о казни и преподнести ее смерть в выгодном нам пропагандистском ракурсе. Опять же вносить сумятицу в умы объявлением о подлинных причинах смерти Корделии и гибели «Цепеша» не имело смысла, так что…
Он пожал плечами, и все сидевшие за столом прекрасно поняли то, что осталось невысказанным. К числу сторонников Рэнсом никто из них не принадлежал, в противном случае они находились бы не здесь… и не в составе Комитета. Всем было известно, что Пьер и Сен-Жюст задержали огласку смерти Рэнсом, чтобы вычистить ее приверженцев из властных структур. Но все же…
– Как раз это мне понять труднее всего, – сказал Тернер с видом человека, размышляющего вслух. – Каким образом могла она уцелеть после того, что случилось с «Цепешем»?
– Эстер? – Пьер взглянул на МакКвин. – Есть у тебя какие-нибудь соображения на сей счет?
«Теперь, Эстер, – мысленно сказала она себе, – будь очень осторожна. Следи за каждым своим словом!»
– Соображений у меня уйма, гражданин Председатель, – ответила МакКвин, и это, по крайней мере, была чистая правда. – Я собрала записи сканеров флагманского мостика и боевого информационного центра «Графа Тилли» и отдала их на анализ в Октагон.
Запустив руку в карман пиджака (она явилась на совещание в штатском), Эстер достала тонкий чип и бросила его на стол так, что он, скользнув по столешнице, замер перед Пьером.
– Здесь результаты анализа и запись самой картины взрыва. Никому из аналитиков так и не удалось понять, каким образом Харрингтон и ее люди перебрались с корабля на планету, прежде чем он взорвался. Равно необъяснимо, как гражданин бригадир Трека со своим персоналом ухитрился проворонить их высадку. Скорее всего, они воспользовались одним из малых бортовых судов «Цепеша» – хотя как им удалось завладеть шаттлом, остается загадкой. Пленных на борту было менее тридцати человек – ничтожная горстка в сравнении с экипажем корабля. Я лично просто не представляю, как эта кучка людей могла пробиться в шлюпочный отсек. Но, допустим, они прорвались – это все равно не объясняет случившегося. Замечено было лишь одно малое судно: десантный шаттл, который был уничтожен орбитальными системами защиты базы «Харон».
Она сделала паузу и взглянула на Пьера и Сен-Жюста, стараясь держаться спокойно и невозмутимо. Чип, переданный гражданину Председателю, содержал именно то, о чем она говорила. Чего там не было, так это видеозаписи событий на флагманском мостике «Графа Тилли», сделанной непосредственно после взрыва «Цепеша». Флотские эксперты, проинструктированные лично адмиралом МакКвин, тщательно проанализировали запись. МакКвин до сих пор не понимала, что высматривал гражданин контр-адмирал Турвиль, склонившись над дисплеем тактика, но у нее не было ни малейшего желания предоставить возможность разбираться в этом кому-то постороннему. Лестер Турвиль был слишком хорошим флотоводцем, чтобы отдавать его в руки Госбезопасности; к тому же, намекнув ему о прикрытии, она наверняка сможет рассчитывать на его благодарность и верность.
– Мне остается лишь предположить, – продолжила МакКвин, – что Харрингтон и ее люди сумели воспользоваться временным ухудшением состояния сенсорной сети Аида, вызванным уничтожением упомянутого шаттла, и под шумок проскользнули незамеченными на поверхность планеты, использовав другой.
– Что за ухудшение? – спросил Тернер.
Эстер покосилась на Пьера, дождалась почти незаметного кивка и повернулась к Секретарю казначейства.
– Перед самым взрывом «Цепеша» наземный центр обороны базы «Харон» уничтожил беглый шаттл – или то, что они сочли беглым шаттлом, – с помощью мощных термоядерных мин. Подрыв мин вызвал детонацию термоядерной установки самого шаттла. В совокупности возникшее излучение на короткое время почти «ослепило» сенсорные системы. Скорее всего, именно в этот промежуток времени люди Харрингтон и успели проскочить к поверхности планеты.
– Ты хочешь сказать, что они с самого начала задумали использовать наши оборонительные действия, чтобы замаскироваться и достичь своей цели?
– Полагаю, так оно и было, Авраам, – ответила МакКвин. – Не забывай, мы говорим о Хонор Харрингтон.
– Хонор Харрингтон не является воплощением дьявола на земле! – ледяным тоном заявил Сен-Жюст.
Несколько человек за столом съежились, но МакКвин выдержала его холодный взгляд спокойно.
– Я ее так не называла. Но из ее послужного списка видно, что она является одной из лучших, а может, и самой лучшей среди мантикорских офицеров своего поколения. За исключением единственного прокола при Адлере – хотя даже там она выполнила свою задачу и сумела спасти вверенный ей конвой, – Харрингтон беспощадно побеждала всех командиров, как флотских, так и БГБ, которых мы против нее выставляли. И я должна сказать, такого маневра можно было ожидать именно от нее.
Глаза Сен-Жюста сузились, но прежде чем он успел заговорить, МакКвин подняла руку и продолжила:
– Я не хочу сказать, будто ожидала чего-то подобного. Нет, предвидеть такое заранее решительно невозможно: будь я там, она захватила бы врасплох и меня. Речь о том, что сейчас, оглядываясь назад, я совершенно не удивляюсь тому, что ей удалось предугадать реакцию базы «Харон» на появление «сбежавшего» шаттла и найти способ использовать эту реакцию к своей выгоде. Именно такие фокусы она проделывала с нами последние десять-двенадцать лет.
– Вот почему для нас она воплощение дьявола, – вздохнул Пьер, – или, по крайней мере, вот почему слишком многие наши люди так считают. Не говоря уж о мантикорцах и их союзниках, впавших при известии об ее возвращении в безумный восторг. А потому, – он оскалил зубы в подобии улыбки, – не так уж важно, дьявол она или нет: главное, кем ее считают люди.
– Думаю, это не совсем точно, сэр, – уважительно возразила МакКвин. – Отмахнуться от ее военного дарования невозможно, слишком дорого оно нам обходится. Однако по большому счету вы, несомненно, правы. В данный момент она представляет для нас гораздо большую опасность как символ, нежели как флотоводец.
– Особенно учитывая тот факт, что она изувечена и в строй вернется не скоро, – согласился Тернер.
– А вот я бы не стала полагаться на то, что ранения надолго удержат ее от участия в боевых действиях, – предостерегла МакКвин. – Похоже, ни одна из полученных ран на ее командные способности не повлияла. Разве они помешали ей разделаться с базой «Харон» и совершить этот побег? Нет, если мантикорцы окажутся загнанными в угол, она бросится в бой даже без глаза и без руки.
– Хотя бы в этой сфере, Эстер, мы видим какой-то просвет, – заметил Пьер. – Твои люди перехватили инициативу и теснят манти. Надеюсь, они продолжат действовать в том же духе?
Пьер почувствовал, как его губы непроизвольно скривились в усмешке. За столом, включая его самого и Сен-Жюста, сидели девять человек – подлинная политическая верхушка Народной Республики. За восемь с лишним стандартных лет своего существования Комитет общественного спасения сократился до двадцати шести членов, что составляло меньше трети первоначального состава. Однако уменьшение численности Комитета на семьдесят процентов отражало лишь арифметический аспект проблемы. Чистки, фракционная борьба и прочие пертурбации обновили состав Комитета почти целиком. Из восьмидесяти семи членов, вошедших в Комитет изначально, кроме самого Пьера и Сен-Жюста, свои посты сохранили Анжела Дауни и Анри Дюпре, причем эти двое были настолько запуганы, что и помыслить не могли о самостоятельной политике. Из двадцати шести нынешних членов Комитета принимать в расчет стоило лишь тех девятерых, которые сидели сейчас за столом. Правда, по мнению Пьера, шестеро из них уже натерпелись такого страха, что едва ли рискнули бы вздохнуть без его (вернее, его и Оскара) дозволения. На сегодняшний день Председатель был уверен, что про заговоры и перевороты они забыли навсегда, однако, добиваясь этой цели, он вовсе не предполагал, что в случае кризиса трусость сподвижников сделает их совершенно бесполезными.
К счастью – или к сожалению, как посмотреть, – МакКвин это не касалось.
– Эстер, я понимаю твое… волнение, – сказал Пьер, выдержав паузу, и с многозначительным подтекстом добавил: – Я и сам не в восторге от случившегося. Увы, наши предпочтения веса не имеют – что произошло, то произошло.
– Но… – начала было возражать МакКвин, однако, спохватившись, взяла себя в руки и замолчала.
Судя по трепетанию ноздрей, это стоило ей немалых усилий.
– Вы правы, гражданин Председатель, – продолжила Эстер после короткого молчания уже совсем другим тоном. – Я должна попросить прощения: как ни поразительны новости, они не могут служить оправданием несдержанности. Но в главном я придерживаюсь прежней позиции. Хотя время для обвинений наступит позже, – тут ее взгляд скользнул по двоим из присутствующих, и Секретарь Комитета открытой информации Леонард Бордман обмяк и сник, – непосредственные последствия будут катастрофическими… да и то, если нам повезет. А если не повезет…
Не закончив фразы, она покачала головой, и Пьер с сожалением признал, что полностью согласен с ее точкой зрения.
– Боюсь, что ты совершенно права, – сказал он и в свою очередь покачал головой.
Джоанна Гуэртес, старший репортер и ведущая программы Межзвездных Новостей, аккредитованная в Народной Республике, напрямую связалась с Бордманом, пытаясь получить от него какие-либо комментарии по поводу невероятных сообщений, распространяемых средствами массовой информации Мантикорского Альянса. Хорошо еще, что Бордману достало ума категорически отказаться от комментариев, а потом, вместо того чтобы трястись и гадать, чем это может обернуться лично для него, он немедленно связался с Сен-Жюстом, который, слава богу, тоже не пытался приукрасить ситуацию в глазах Пьера, выгородить себя и подыскать козлов отпущения. Вне всякого сомнения, именно это сделали бы многие из сидевших за столом людей, а так Комитету повезло хотя бы в том, что кошмарная история, по крайней мере, не обрушилась на них как гром с ясного неба.
Свою депешу с показавшимся поначалу нелепым предположением о каких-то неладах в системе Цербера гражданин генерал Сет Чернок предпочел отправить не курьером, а, из соображений секретности, кораблем Госбезопасности. По самым пессимистическим расчетам, он должен был побывать на Цербере более двух месяцев назад, однако никаких сообщений от него Сен-Жюст больше не получал. Поначалу это никого не беспокоило: в конце концов, Чернок курировал от Госбезопасности тот сектор, где находилась система Цербера, а стало быть, имел право самостоятельно разбираться с проблемами, возникавшими в подотчетном ему пространстве. Все знали, что Сет не из перестраховщиков, по любому вопросу норовящих заручиться одобрением начальства, да и что вообще могло случиться на самой секретной и защищенной базе БГБ!
Но когда молчание затянулось сверх всякой меры, Сен-Жюст встревожился и на прошлой неделе, не поднимая шума, направил в систему собственных агентов. Донесение от них ожидалось примерно через три недели но, по крайней мере, ситуация вскоре должна была проясниться.
К сожалению, на этом хорошие новости исчерпывались. А плохие – на сей счет Пьер испытывал мрачную уверенность – только начали поступать.
– Прошу прощения, гражданин Председатель, – произнес после нескольких секунд молчания худощавый, темноволосый и суетливый Секретарь казначейства (и младший из членов Комитета) Авраам Тернер, – но я не понимаю, как это могло произойти.
– Да мы и сами пока ничего не понимаем, – ответил Пьер. – Очевидно, что подобного оборота не предвидел никто, в противном случае мы приняли бы соответствующие меры. Что до деталей, в настоящий момент мы располагаем только той информацией, которая исходит от манти.
– Гражданин Председатель, – снова вступила в разговор МакКвин, – при всем моем почтении должна заметить, что Госбезопасности следовало бы проинформировать флот о содержании депеши Чернока сразу же по получении. Да, мы все равно не смогли бы предотвратить катастрофу на Аиде или перехватить Харрингтон на пути к звезде Тревора, однако вы ведь сами понимаете, наши пограничные системы и патрули ознакомятся с новостями, распространяемыми солли и манти, задолго до того как получат от нас хоть какие-нибудь разъяснения… – Она повела плечами. – Не берусь предсказывать точно, как это повлияет на боевой дух флота и настроения и так не слишком лояльного населения пограничных систем, однако ничего хорошего, честно говоря, не жду.
– Я тоже, – со вздохом согласился Пьер и пригладил ладонью волосы. – К сожалению, информационная задержка обернется для нас только неприятностями. Я не пытаюсь оправдать свое решение засекретить первое донесение Чернока, но посуди сама, Эстер: даже если бы я поделился с тобой его содержанием, разве мы смогли бы предпринять действенные меры, не выяснив точно, что он прав? Скажи на милость, сама-то ты разве поверила бы бездоказательному предположению, будто группа безоружных заключенных, полностью зависящих от поставок провизии и не располагающих техническими устройствами сложнее ручной помпы и ветряной мельницы, сможет установить контроль не только над базой с вооруженным до зубов гарнизоном, отделенной от них пятнадцатью сотнями километров океана, но и над всей звездной системой? Ясное дело: поначалу нам показалось, что Чернок спятил. А хоть бы и не спятил, разве его собственных сил было недостаточно для решительного подавления любого бунта?
Он уперся в МакКвин взглядом, и миниатюрная стройная гражданка Военный Секретарь вынуждена была кивнуть. Соглашаться ей не хотелось, однако… Имевшаяся на настоящий момент фрагментарная информация не позволяла понять, каким образом пленным удалось захватить планету, а уж более того – одолеть мощную группировку, собранную Черноком, чтобы эту планету отбить.
«И ведь у ублюдка хватило ума пополнить подведомственные силы БГБ кораблями и командирами регулярного флота, – хмуро подумала она. – Вот уж к этой детали привлекать внимание не стоит».
Эстер откинулась в кресле, закрыла глаза и ущипнула себя за переносицу. Пока их собственные курьеры не вернутся с Цербера, придется обходиться теми отрывочными сведениями, которые по крупицам выдавала Гуэртес, стремясь раскрутить Бордмана на интервью. Представлялось вполне вероятным, что Бордман углядел за этими сведениями больше, чем стояло за ними в действительности. Правда, сама МакКвин так не считала, а она привыкла полагаться на инстинкты. И если Бордман прав, и пусть даже не все, а хотя бы десятая часть того, что, по его мнению, скрывалось за недомолвками Гуэртес, соответствует действительности, впереди ждет беда. Большая беда.
МакКвин надула губы в молчаливой досаде, недоумевая, как такое вообще могло произойти. С гражданином адмиралом Йерменом ей прежде встречаться не доводилось, но когда Сен-Жюст (наконец-то!) ознакомил ее с депешей Чернока, она немедленно просмотрела послужной список этого офицера. Судя по всему, никто бы не сказал, что Йермен является (или являлся – неизвестно, живы ли он и Чернок) гениальным стратегом, но его определенно следовало признать грамотным, здравомыслящим тактиком. Если Черноку достало ума понять, что для проведения операции на Цербере ему нужен профессионал, он наверняка должен был делегировать этому профессионалу соответствующие полномочия, временно подчинив флоту своих головорезов из БГБ. И профессионал, пусть и не гений стратегии, должен был без особого труда подавить орбитальные оборонительные системы Цербера, даже если они находились под полным контролем бунтовщиков. Тем более что, согласно рапорту Чернока Сен-Жюсту, адмирал получил доступ ко всем схемам и техническим спецификациям.
Однако…
– То, что Харрингтон до сих пор жива, представляет собой еще большую угрозу, нежели сам факт побега, – указал Тернер.
МакКвин снова согласно кивнула. В душе она восхищалась мужеством этого человека. Его точка зрения была совершенно тривиальна – но чтобы открыто заявить о ней в присутствии тех двоих, кто поручил Комитету открытой информации состряпать фальшивую запись казни, требовалась немалая смелость. Особенно со стороны человека, лишь недавно вошедшего во власть. С другой стороны – и это подтверждалось примером самой МакКвин, – подлинное влияние члена Комитета общественного спасения зависело не от срока его пребывания на этом посту. Роб Пьер поручил Тернеру возглавить Казначейство менее года назад, когда ему потребовался человек со свежим взглядом на экономическую ситуацию, способный претворить в жизнь давно назревшую финансовую реформу. Конечно, у Тернера не обошлось без ошибок, однако за дело он взялся энергично, работал не покладая рук и уже добился заметных успехов. В настоящий момент его можно было считать «восходящей звездой».
«Впрочем, меня тоже, – мысленно усмехнулась МакКвин. – Хотя предельно ясно, что Сен-Жюст с радостью поставит меня к стенке, если решит, что может обойтись без моих услуг. Да и в любом случае будет стремиться к этому, исходя из общих принципов. Робу Пьеру хватило ума понять, что я необходима ему во главе Народного флота. А вот Сен-Жюсту хватает ума догадаться, что я с наслаждением пристрелю их обоих в тот же момент, когда соображу, как выйти сухой из воды».
– И опять-таки: хотелось бы мне не согласиться, но я не могу, – со вздохом ответил Пьер на замечание Тернера. Он, в свою очередь, ущипнул себя за переносицу, устало покачал головой и выдавил слабую улыбку. – В то время казалось, будто все очень просто. Мы все пребывали в уверенности, что она мертва; ни манти, ни солли в правдивости нашего сообщения не усомнились. Разумеется, тогда казалось разумным сфабриковать отчет о казни и преподнести ее смерть в выгодном нам пропагандистском ракурсе. Опять же вносить сумятицу в умы объявлением о подлинных причинах смерти Корделии и гибели «Цепеша» не имело смысла, так что…
Он пожал плечами, и все сидевшие за столом прекрасно поняли то, что осталось невысказанным. К числу сторонников Рэнсом никто из них не принадлежал, в противном случае они находились бы не здесь… и не в составе Комитета. Всем было известно, что Пьер и Сен-Жюст задержали огласку смерти Рэнсом, чтобы вычистить ее приверженцев из властных структур. Но все же…
– Как раз это мне понять труднее всего, – сказал Тернер с видом человека, размышляющего вслух. – Каким образом могла она уцелеть после того, что случилось с «Цепешем»?
– Эстер? – Пьер взглянул на МакКвин. – Есть у тебя какие-нибудь соображения на сей счет?
«Теперь, Эстер, – мысленно сказала она себе, – будь очень осторожна. Следи за каждым своим словом!»
– Соображений у меня уйма, гражданин Председатель, – ответила МакКвин, и это, по крайней мере, была чистая правда. – Я собрала записи сканеров флагманского мостика и боевого информационного центра «Графа Тилли» и отдала их на анализ в Октагон.
Запустив руку в карман пиджака (она явилась на совещание в штатском), Эстер достала тонкий чип и бросила его на стол так, что он, скользнув по столешнице, замер перед Пьером.
– Здесь результаты анализа и запись самой картины взрыва. Никому из аналитиков так и не удалось понять, каким образом Харрингтон и ее люди перебрались с корабля на планету, прежде чем он взорвался. Равно необъяснимо, как гражданин бригадир Трека со своим персоналом ухитрился проворонить их высадку. Скорее всего, они воспользовались одним из малых бортовых судов «Цепеша» – хотя как им удалось завладеть шаттлом, остается загадкой. Пленных на борту было менее тридцати человек – ничтожная горстка в сравнении с экипажем корабля. Я лично просто не представляю, как эта кучка людей могла пробиться в шлюпочный отсек. Но, допустим, они прорвались – это все равно не объясняет случившегося. Замечено было лишь одно малое судно: десантный шаттл, который был уничтожен орбитальными системами защиты базы «Харон».
Она сделала паузу и взглянула на Пьера и Сен-Жюста, стараясь держаться спокойно и невозмутимо. Чип, переданный гражданину Председателю, содержал именно то, о чем она говорила. Чего там не было, так это видеозаписи событий на флагманском мостике «Графа Тилли», сделанной непосредственно после взрыва «Цепеша». Флотские эксперты, проинструктированные лично адмиралом МакКвин, тщательно проанализировали запись. МакКвин до сих пор не понимала, что высматривал гражданин контр-адмирал Турвиль, склонившись над дисплеем тактика, но у нее не было ни малейшего желания предоставить возможность разбираться в этом кому-то постороннему. Лестер Турвиль был слишком хорошим флотоводцем, чтобы отдавать его в руки Госбезопасности; к тому же, намекнув ему о прикрытии, она наверняка сможет рассчитывать на его благодарность и верность.
– Мне остается лишь предположить, – продолжила МакКвин, – что Харрингтон и ее люди сумели воспользоваться временным ухудшением состояния сенсорной сети Аида, вызванным уничтожением упомянутого шаттла, и под шумок проскользнули незамеченными на поверхность планеты, использовав другой.
– Что за ухудшение? – спросил Тернер.
Эстер покосилась на Пьера, дождалась почти незаметного кивка и повернулась к Секретарю казначейства.
– Перед самым взрывом «Цепеша» наземный центр обороны базы «Харон» уничтожил беглый шаттл – или то, что они сочли беглым шаттлом, – с помощью мощных термоядерных мин. Подрыв мин вызвал детонацию термоядерной установки самого шаттла. В совокупности возникшее излучение на короткое время почти «ослепило» сенсорные системы. Скорее всего, именно в этот промежуток времени люди Харрингтон и успели проскочить к поверхности планеты.
– Ты хочешь сказать, что они с самого начала задумали использовать наши оборонительные действия, чтобы замаскироваться и достичь своей цели?
– Полагаю, так оно и было, Авраам, – ответила МакКвин. – Не забывай, мы говорим о Хонор Харрингтон.
– Хонор Харрингтон не является воплощением дьявола на земле! – ледяным тоном заявил Сен-Жюст.
Несколько человек за столом съежились, но МакКвин выдержала его холодный взгляд спокойно.
– Я ее так не называла. Но из ее послужного списка видно, что она является одной из лучших, а может, и самой лучшей среди мантикорских офицеров своего поколения. За исключением единственного прокола при Адлере – хотя даже там она выполнила свою задачу и сумела спасти вверенный ей конвой, – Харрингтон беспощадно побеждала всех командиров, как флотских, так и БГБ, которых мы против нее выставляли. И я должна сказать, такого маневра можно было ожидать именно от нее.
Глаза Сен-Жюста сузились, но прежде чем он успел заговорить, МакКвин подняла руку и продолжила:
– Я не хочу сказать, будто ожидала чего-то подобного. Нет, предвидеть такое заранее решительно невозможно: будь я там, она захватила бы врасплох и меня. Речь о том, что сейчас, оглядываясь назад, я совершенно не удивляюсь тому, что ей удалось предугадать реакцию базы «Харон» на появление «сбежавшего» шаттла и найти способ использовать эту реакцию к своей выгоде. Именно такие фокусы она проделывала с нами последние десять-двенадцать лет.
– Вот почему для нас она воплощение дьявола, – вздохнул Пьер, – или, по крайней мере, вот почему слишком многие наши люди так считают. Не говоря уж о мантикорцах и их союзниках, впавших при известии об ее возвращении в безумный восторг. А потому, – он оскалил зубы в подобии улыбки, – не так уж важно, дьявол она или нет: главное, кем ее считают люди.
– Думаю, это не совсем точно, сэр, – уважительно возразила МакКвин. – Отмахнуться от ее военного дарования невозможно, слишком дорого оно нам обходится. Однако по большому счету вы, несомненно, правы. В данный момент она представляет для нас гораздо большую опасность как символ, нежели как флотоводец.
– Особенно учитывая тот факт, что она изувечена и в строй вернется не скоро, – согласился Тернер.
– А вот я бы не стала полагаться на то, что ранения надолго удержат ее от участия в боевых действиях, – предостерегла МакКвин. – Похоже, ни одна из полученных ран на ее командные способности не повлияла. Разве они помешали ей разделаться с базой «Харон» и совершить этот побег? Нет, если мантикорцы окажутся загнанными в угол, она бросится в бой даже без глаза и без руки.
– Хотя бы в этой сфере, Эстер, мы видим какой-то просвет, – заметил Пьер. – Твои люди перехватили инициативу и теснят манти. Надеюсь, они продолжат действовать в том же духе?