Страница:
Джимми весь передернулся.
— Спокойствие?.. О господи! Да вы знаете, каково это, когда тебя подозревают в том, чего ты никогда не мог бы совершить? Знаете?
— Я могу знать только то, что вы мне скажете. Вернитесь, пожалуйста, к событиям минувшей субботы и расскажите, что произошло.
— Да… да… я все расскажу, — Джимми нашарил в кармане носовой платок и высморкался. — Вы хотите знать, что случилось в субботу? У меня была назначена встреча с Мириам… Вы это знаете. Она… она хотела меня видеть. А я ее — нет. Я знал, чего ей от меня надо… О да! Я знал. Но я ее так и не увидел. Я хочу сказать… когда я пришел туда, она уже была мертва. Я опоздал, потому что к моей матери пришла ее старинная приятельница, и мать настояла, чтобы я встретился с ней и поговорил. Они меня здорово задержали. Я приехал почти на час позже и понимал, что Мириам уже вне себя от злости. Она сказала, чтобы я встретил ее в Хэйзлдон-Хиис, это вверх по холму, недалеко от дома ее родственницы, у которой она гостила. Там у дороги есть заросли можжевельника. Мы с Мириам уже раньше там встречались. Ну вот!.. Я проехал мимо кустов, остановил машину и пешком вернулся назад. Я опоздал почти на час и подумал, что она устала меня ждать и ушла.
Я не знал, как действовать дальше. Знаете, такое бывает. Когда настроишься на что-нибудь и думаешь, лучше сейчас с этим разделаться, чтобы через неделю не нужно было затевать все сначала.
— Да, я это могу понять. Продолжайте, пожалуйста, мистер Моттингли, — попросила мисс Силвер.
Джимми опять стала бить дрожь. Теперь нужно было говорить о том, что постоянно преследовало его и не давало спать по ночам.
— Я подумал, — начал он слабым, изменившимся голосом; руки, сжимавшие платок, дрожали. — Я подумал, может быть, она не стала ждать. Обошел кусты… и она была там… — Дрожащий голос замер. Джимми сидел, тупо уставившись на свои трясущиеся руки, сжимавшие мокрый носовой платок. Но он явно их не видел. Он видел только то, что открылось ему той ночью при свете фонарика: ужасное, искаженное лицо Мириам в ярком желтом пятне. Джимми продолжал говорить безжизненным тоном. — Она была там, — повторил он без всякого выражения. — Но мертвая. Задушена. Я выбежал на дорогу… увидел свет велосипедного фонарика: он приближался. Я замахал руками и закричал. Это был мистер Фулбрук. Я не знал тогда, кто это. Просто закричал, и он остановился. Я сказал ему, что приехал, чтобы встретиться с Мириам, и нашел ее, а она мертвая. Он пошел следом за мной… за кусты… и там ее увидел. Как она лежит. Потом он задал мне много вопросов. Я не помню, что говорил. Это не важно, верно?
Я ничего не помню. Мы сели в мою машину, я ее у дороги оставил. Он сел за руль… У меня тряслись руки.
Мы поехали в полицейский участок. И как-то все сразу решили, что это я ее убил. Только я этого не делал.
Нет! Нет! Говорю вам, что не делал… Я бы не смог! От одной мысли об этом мне становится плохо. Я все думаю и думаю о том, что бы я мог сделать и чего никогда, никогда не мог бы совершить. И всегда прихожу к одному и тому же выводу: я никого не мог бы убить. Есть вещи, которые… ну, ты знаешь, что мог бы на это пойти… а есть то, что вообще исключено.
Он наклонился вперед, ухватившись руками за край стола.
— Послушайте… я вам скажу, потому что это… подтверждает мои слова. Наверное, мне должно быть стыдно… не знаю. Я не могу убить… тошно даже подумать об этом. И это правда. А Мириам… она была так полна жизни… так во всем уверена… Мне она, если честно, не нравилась, — Джимми поднял голову и удивленно посмотрел на мисс Силвер. Вид у него был совершенно озадаченный, и это почему-то ее растрогало. — Даже как-то странно. Но когда я ее не видел, я обычно думал, как ужасно было бы жениться на такой женщине. Каждый день садиться с ней за стол… спать… — Он, осекшись, покраснел и потер руками глаза. — Я постоянно думал обо всем этом, но когда мы встречались опять, она… она каким-то образом брала верх. Наверное, у нее была очень сильная воля. А у меня нет. Я думал о том, что скажу о… о нашем разрыве… и все в мыслях говорил правильно — пока ее не видел. Но когда она была рядом, все, что я собирался сказать, куда-то улетучивалось. Она составляла планы относительно нашей женитьбы, а когда я говорил ей, что мой отец никогда не позволит, она… она только смеялась и отвечала, что его и спрашивать никто не станет. Я пытался ей объяснить, но все было напрасно. Она продолжала твердить свое. Когда я сказал, что мой отец никогда не простит, если мы просто зарегистрируемся, не обвенчавшись, она продолжала смеяться.
Все мои доводы не действовали. У нее сложился конкретный план: мы хотим то-то и то-то (или, вернее, это она сама хочет), а меня она просто не слушала. Этого мой отец понять не в состоянии. Думаю, он никогда не встречал таких людей, как Мириам… Я и сам раньше таких не встречал. Стоило ей чего-нибудь захотеть, она каким-то образом всегда добивалась своего.
Джимми снова прижал носовой платок к глазам и за этой спасительной ширмой совершенно потерял контроль над собой.
Мисс Силвер молча ждала. История была не из тех, которые производят благоприятное впечатление в суде.
И судья, и присяжные поймут, что имеют дело со слабой личностью. Молодой человек, который не может убить даже паука, но, обезумев от отчаяния, решился самым ужасным способом обезопасить себя — так пугала его перспектива провести всю жизнь с Мириам Ричардсон. Все, что он рассказал, лишь подтвердит подобную версию. Мириам явилась к назначенному месту встречи, и именно там она была найдена мертвой. Об их свидании никто не знал. Никаких следов ограбления или насилия. Мириам нанесли удар в висок, а потом задушили. Сама мисс Силвер не верила в то, что Джимми Моттингли, в каком бы состоянии он ни находился, смог бы ударить женщину, а потом еще и задушить. Однако придет ли суд к подобному заключению? По ее мнению — нет! Это было трудное дело, но она не могла от него отказаться.
— Мистер Моттингли, я возьмусь за это расследование, — сказала мисс Силвер бодрым уверенным тоном, ничем не выдав своих сомнений. — А теперь мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
Глава 27
Четыре дня Мэк Форбс провел, по его собственному определению, «в настоящем аду». Он совершил убийство, но, как выяснилось, абсолютно бессмысленное. Убитая им девушка не была Дженни. Что толку теперь доискиваться, каким образом она оказалась в том месте, где он рассчитывал встретить Дженни? Он вспомнил: ведь вышла-то она из дома, где жила Дженни, и не спеша направилась к Хэйзлдон-Хиис. Мэку и в голову не приходило, что там могла оказаться другая. Уезжая из Хэйзлдон-Хиис, он был абсолютно уверен, что расправился наконец с Дженни. Случись это даже при ярком солнечном свете, он не стал бы проверять, она это или нет. Она, кто же еще? Совесть его не мучила. Раз надо, значит, надо. Дело было сделано. Единственный досадный промах — записка… надо было ее забрать.
Первый порыв был — бежать, и немедленно, но Мэк его подавил и стал анализировать сложившуюся ситуацию, очень обстоятельно. Дженни могла пренебречь его указанием и порвать записку, а могла поступить так, как он велел, то есть принести записку. Оба варианта были возможны. Третий же вариант, что записка вообще могла не попасть к Дженни, просто не пришел ему в голову. Он продолжал думать о той девушке, которую угораздило разгуливать у пустоши. Единственная улика, связывавшая его с ее смертью, — пол-листа бумаги с парой строчек. Мэк вспомнил, что там было написано:
А вот поставил ли он дату? Вообще-то в письмах он всегда ставил число. Если нет, то всегда можно сказать, что она написана давно… еще до того, как Дженни покинула Элингтон-хаус. Конечно, он, наверное, это учел и не стал указывать число. Но полной уверенности не было.
Тогдашнее возвращение в Лондон было мучительным, но это было только начало, первая, так сказать, лепта…
Наступило воскресенье… долгий, медленно тянувшийся день. В газетах ничего не было. Он пока и не ожидал никаких сообщений. Позвонила мать, чтобы выяснить, приедет ли он в Элингтон-хаус. Мэк ответил довольно грубо и сразу повесил трубку. Еще никогда выходные не казались ему такими изнуряюще долгими. Однако ближе к вечеру он почти успокоился, хотя для этого пришлось напрячь всю силу воли. Он-то считал, что убил Дженни, и в конце концов внушил себе, что она получила по заслугам. Если бы она осталась в Элингтон-хаусе и согласилась выйти за него замуж, ему не пришлось бы пойти на такой риск. Сама во всем виновата. Не сбежала бы тогда, осталась бы жива. Он не виноват, что Дженни оказалась такой упрямой и даже невоспитанной… Но теперь все будет хорошо. Дженни мертва.
Наконец наступил понедельник, и в утренних газетах появилось сенсационное сообщение: «Убийство в Хэйзлдон-Хиис». Мэк ждал этого с нетерпением и жадно стал читать. Газета тут же выпала у него из рук. Он ее не убил!
Дженни жива. Он убил какую-то другую, совершенно незнакомую девушку.
Прошло несколько минут, прежде чем Мэк смог снова взять в руки газету. Он прочел все, что сообщали о жертве убийства. Это была Мириам Ричардсон, кузина миссис Мерридью, имя которой было ему хорошо знакомо, потому что у нее в Элингфорде жила родственница — мисс Кремптон, дочь покойного викария, которого Мэк всегда терпеть не мог. Миссис Мерридью иногда наезжала в Элингфорд, но Мэк понятия не имел, что она живет в Хэйзлдоне. Вообще говоря, в мире слишком много старух… Это очевидно.
Мэк продолжил чтение. Оказывается, эта Мириам потащилась в Хэйзлдон-Хиис, чтобы встретиться с неким Джимми Моттингли. Теперь Мэку стало ясно, какое безрассудство проявила эта девушка. Что заставило эту самую Мириам Ричардсон зайти в соседний дом, где гостила Дженни? Она отправилась туда до того, как он приехал…
И уже от соседей на ночь глядя отправилась в Хиис? Что за странный каприз? Мэк опять взялся за газету.
Ах вот оно что! У девушки, оказывается, был любовник! Вот кто такой этот самый Джимми Моттингли. Опоздал на свидание… и, ну да… он ее, похоже, и убил… Ну что ж, все складывается не так плохо, вполне убедительная версия… Любая девушка с характером пришла бы в бешенство, если бы ей пришлось прождать сорок с лишним минут среди зарослей вереска. Нечего было назначать свидание в таком глухом, пустынном месте.
Мэку показалось, что его обступили пустота и мрак.
Но он тут же подавил это чувство. Он тут ни при чем. Ему нет дела до какой-то Мириам Ричардсон. Он собирался убить не ее, а Дженни… Но Дженни — вот дьявольщина! — осталась жива.
Мэка охватила бессильная ярость. Он оказался в дураках: решился на такой риск и все зря. И во всем этом водовороте нелепых случайностей где-то пряталась записка. Мэк со злостью скомкал газету и встал. Им овладело такое бешенство, что он готов был кого-нибудь прикончить, уже без всякой надобности, просто поддавшись неодолимой потребности… Однако инстинкт самосохранения забил тревогу, предупреждая об опасности. Ярость отхлынула, уступив место холодным рассуждениям.
Что он теперь должен делать? Отныне только это имело — значение. Только это. Надо, надо вспомнить, поставил он дату или нет… Он писал в расчете на то, что Дженни безропотно выполнит все его требования. Он явно переоценивал собственную значимость и свои таланты, но это в той или иной степени свойственно любому молодому человеку, являющемуся главой семьи и предельно избалованному лестью обожающей его матери.
Мэк шагал взад-вперед по комнате. Нелепая гибель Мириам мало его трогала, он воспринимал ее как досадную случайность. Ему нужно было избавиться от Дженни. Во-первых, потому что она стояла у него на пути, во-вторых, она предпочла ему какого-то незнакомца. Нет! Ладно бы незнакомца!.. Ричард тоже был Форбсом, кровным родственником! Ему, Мэку, предпочли даже не какого-то неизвестного малого, а их же родича! Он отбросил эту мысль.
Хватит. То, о чем не думаешь, вроде бы уже и не существует. Дженни не существует. Она мертва.
Мэк остро осознал, что это не так — Испепеляющее чувство бессилия. Дженни не была мертва. Дженни жива! И он вынужден с этим смириться. Убить се теперь было бы полным безумием… И этого нельзя будет сделать еще долгое время. Значит, незачем об этом и размышлять.
Записка… Что случилось с запиской? Допустить, что Дженни ее не получила, Мэк не имел никаких оснований.
Между тем записка лежала в штанах Дики Прэтта, погребенная под всякой всячиной, которой обычно бывают набиты карманы мальчишек. Кроме самого Мэка этой записки никто не читал и никто не мог ему сообщить, что в верхнем левом углу ее была аккуратно проставлена дата.
Глава 28
Дожив в неимоверном напряжении до вечера пятницы, Мэк наконец решил, что его злополучная записка не грозит тягостными последствиями. Либо Дженни не получила ее, либо не обратила на нее никакого внимания.
Мэк склонялся ко второму варианту, хотя это было весьма обидно. Ничего! Когда-нибудь он за все с Дженни рассчитается. Когда-нибудь… не теперь. Больше никаких убийств. Игра не стоит свеч, как показала минувшая неделя. Есть и другие, более изощренные способы мщения.
Дженни еще очень пожалеет, что отвергла его, посмела так его унизить! Мэк перебирал одну идею за другой. Всему придет свой черед. А пока можно передохнуть, не предпринимая ничего опасного.
В субботу Мэк приехал в Элингтон-хаус. Миссис Форбс писала письма, когда он вошел. Небрежно ее поцеловав, Мэк сразу же прошел к камину. День для сентября выдался холодный, Мэк ехал в открытой машине и ехал очень быстро, с ветерком.
— Есть еще какие-нибудь новости о Дженни? — спросил он.
Отложив авторучку, миссис Форбс встала из-за стола и тоже подошла к камину.
— О Дженни? — переспросила она. — О мой дорогой, разве ты не слышал? Она умудрилась впутаться в криминальную историю — только и всего!
— В криминальную историю? Боже правый!
Наклонившись, миссис Форбс подложила в камин еще одно полено.
— Я ведь тебе уже говорила, что Дженни в Хэйзлдоне?.. Конечно говорила. Так вот! Там была убита девушка, которая гостила в соседнем с Дженни доме. Говорят, Дженни будет свидетельницей на суде, потому что эта девушка уходила не из своего дома, а из дома мисс Дэйнсворт. Отправилась на свидание с молодым человеком, и тот ее убил.
— Да что ты говоришь?! Полагаю, Дженни будет неплохо смотреться на скамье для свидетелей. Однако что она может сказать по этому поводу?
— Только то, что эта девушка заходила к ним, я имею в виду к Кэролайн Дэйнсворт и Дженни. Разумеется, они не могли предвидеть, что ее убьют. Но в суд их обеих вызовут наверняка.
— Понять не могу, зачем они там нужны? — небрежно спросил Мэк.
— Вероятно, чтобы уточнить время, когда эта девушка покинула их дом. Сегодня утром мне в деревне сообщили кучу новостей.
— В деревне? В нашей?
— Ну конечно! Я ведь рассказывала тебе о миссис Мерридью. Это кузина мисс Кремптон. Ты помнишь мисс Кремптон?
— Да, помню. Довольно нелепое создание с медоточивой речью, полной яда.
— Вот-вот, это она и есть! Только, не дай боже, кто-нибудь тебя услышит. У нас тут относятся к ней с большим почтением, — миссис Форбс нетерпеливо взмахнула рукой.
Мэк поправил полено в камине.
— Я читал то, что пишут в газетах, — сказал он. — Но, по правде говоря, никак не думал, что тут каким-то образом замешана Дженни. Пожалуй, даже лучше, что она не здесь. Пусть будет подальше от нас, раз ей придется — участвовать в судебном процессе. Хотя я совсем не уверен, что Мэг и Джойс все равно все не пронюхают.
— Боже милостивый! Надеюсь, что нет!
Мэк засмеялся.
— Поистине мудр тот родитель, кто знает, что на уме у его чад! Ты думаешь, что на самом деле знала хоть что-нибудь про нас с Аденом, когда мы были в их возрасте?
Сама не зная почему, миссис Форбс почувствовала страх, холодное его прикосновение… Слова Мэка в данном случае ничего не значили и тон, которым они были сказаны, был, скорее, небрежным, однако ее словно окутала мрачная тень. Правда, наваждение исчезло раньше, чем она успела разобраться в том, что произошло. Ничего, пожалуй, и не было… Совсем ничего! Она бы не могла объяснить, откуда взялась эта пугающая тьма… Чтобы отделаться от этого тяжкого ощущения, она рассмеялась.
— Дорогой мой! Какая нелепость!
— Нелепость? Готов поспорить, что отцы и матери знают о своих детях гораздо меньше, чем им кажется. Их незнание значительно перевесит то, что им известно о милых их крошках. Я мог бы тебе много чего порассказать… — Мэк подтолкнул полено ногой, и пламя внезапно взвилось вверх. — Но, пожалуй, не стану. А то еще не сможешь ночью заснуть.
Миссис Форбс рассеянно улыбнулась. Тяжесть на сердце исчезла окончательно. Она подумала, как хорошо, что Дженни не с ними. Особенно если учесть приближавшийся судебный процесс. Правда, если бы Дженни тайком не уехала, то не вляпалась бы в эту историю. Останься она в Элингтон-хаусе, Мириам Ричардсон была бы жива и продолжала добиваться своего, и Джимми Моттингли угодил бы в другую тюрьму, которую уготовила бы ему нечистая совесть.
Внезапно открылась дверь, и в гостиной появилась Мэг.
Вид у нее был очень решительный. Ее появление даже обрадовало Мэка, которому не хотелось обсуждать с матерью Дженни, а тем более выслушивать рассказы об убитой им девушке, по отношению к которой он испытывал холодное негодование. Ведь она его обманула! Она действительно обманула его, причем преднамеренно! Он произнес имя Дженни, прежде чем нанес удар, а она даже не обернулась, приняла это обращение как должное. И поэтому теперь мертва. Он совершенно не чувствовал вины. Притворившись Дженни, девушка сама напросилась на расправу. И обман стоил ей жизни.
— Хэлло, Мэг! — сказал он, услышав звук открывшейся двери.
Увидев брата, Мэг тоже обрадовалась. Когда Мэк бывал в хорошем настроении, он мог оказаться очень полезным. От Джойс толку мало. Она трусиха. И вообще, если Мэг сумеет сама справиться, значит, она главнее Джойс.
Она подбежала к Мэку и схватила его за руку. Действовать нужно было быстро, пока мать не отослала ее из гостиной.
— О Мэк! — заторопилась она. — Я так рада, что ты приехал! Мама, если Мэк разрешит, мы ведь возьмем котенка?
— Что это еще за котенок? — спросил Мэк.
— Нянин. У ее кошки трое котят. Такие чудесные! А самого красивого няня пока никому не отдает, мы ее попросили. О! Нам так хочется, чтобы он жил у нас!
Мэк засмеялся. Он взял сестренку за руки и стал раскачивать ее взад-вперед. Миссис Форбс тайком любовалась сыном. Как он красив! Весь в ее родню: рост, фигура, белокурые волосы — поразительно! Сердце миссис Форбс было так переполнено любовью и гордостью, что она даже забыла рассердиться на Мэг за то, что та без спросу ворвалась в комнату.
— Ну так как, мама? — спросил Мэк. — Берем котенка или нет?
Выдернув руки из ладоней брата, Мэг крепко сжала их под подбородком, страшась нечаянно произнести хоть слово. Интуиция подсказывала ей, что лучше пусть говорит Мэк. Если попросит Мэк, котенок ей обеспечен, а вот если она сама… Холодок пробежал у нее по спине.
— Какое ты все же приняла решение? — спросил Мэк.
— Я согласна, — смеясь ответила миссис Форбс, с любовью глядя на сына. — Только пусть сначала его хорошенько приучат к порядку, чтобы он тут в доме не бедокурил. А теперь, Мэг, скажи брату спасибо и марш в классную комнату. И чтобы я тебя здесь больше не видела!
Мэг еле-еле сдержала свою радость. Победа! Уж теперь-то она утрет нос Джойс! А пока нужно соблюдать правила приличия.
— Спасибо, Мэк! Спасибо, мама! — сказала Мэг, изображая пай-девочку.
Но оказавшись за надежно закрытой дверью гостиной, Мэг отбросила все благовоспитанные манеры и тут же начала с ликованием скакать и кружиться, а затем, приплясывая, помчалась наверх. Запыхавшись от усталости и счастья, она ворвалась в классную комнату. Джойс с мрачным видом сидела у стола, надевая на свою старую куклу .Мадлен новую одежку, сшитую для нее Дженни. Мэг, продолжая пританцовывать, обежала вокруг стола, схватила Мадлен и стала с ней кружиться.
— Он теперь мой! Мой! — напевала Мэг. — Это мой собственный пушистый мурлыка! Он ничуточки не твой!
Потому что ты трусиха! Ты не пошла со мной вниз. А я пошла и попросила! Попросила у мамы котенка! И как ты думаешь, кто там еще был?
— Не знаю, — сказала Джойс. — И… Мэг, лучше отдай мне Мадлен. Ей не нравится, когда ее заставляют так прыгать.
— Тебе нравится! Нравится! Правда, Мадлен? Вот! Она сказала: «Да»! Я слышала! Они с Патриком будут дружить.
Я назову его Патриком.
— Это ты мне уже говорила… Мэг, Мадлен устала.
Дай ей отдохнуть.
— Ну хорошо! Забирай! Вообще она у тебя глупая. С чего бы это ей уставать?
— Она и сама не знает, — печально ответила Джойс. — Вроде бы и не с чего. Я сама часто устаю… и сейчас тоже.
Мэг перестала плясать вокруг стола.
— О Джойси! Правда? Это не из-за того, что ты больна?
Две крупные слезы скатились по щекам Джойс.
— Я т-так н-не думаю! — прошептала она.
Мэг опустилась на колени рядом со стулом, где сидела Джойс, и обняла сестру.
— О Джойси, пожалуйста, больше не болей! Я не хочу, чтобы ты болела. Патрик будет и твой и мой. Ну только самую чуточку больше мой, ведь это я выпросила его для нас, правда? О Джойси, не плачь! Давай лучше подумаем, как мы будем с ним играть. Давай?
— Ты хоть раз видел на этой неделе Алена? — спросила миссис Форбс, когда они с Мэком остались в гостиной одни, — Алена? Нет, не видел. Он, кажется, гостит у своих друзей?
— Да, — миссис Форбс нахмурилась. — Он уехал с их сыном. И так неожиданно, просто не знаю, что и думать.
— Это в каком смысле — уехал?
— В самом прямом, — она подошла к письменному столу и принялась переворачивать на нем всякие бумаги. — Нет, я не могу найти его письмо. Должно быть, я его порвала. Да, точно порвала. Я разозлилась! Однако теперь я думаю, что, возможно, это и к лучшему. — Миссис Форбс вернулась к камину. — Мэк, тебе никогда не казалось, что Ален влюблен в эту девчонку?
— В Дженни? — Мэк весело рассмеялся. — Дорогая мама! Ну конечно он был в нее влюблен. Все в доме знали об этом!
— Но сама она — нет! — в голосе миссис Форбс послышался испуг.
— Полагаю, Дженни знала об этом лучше всех. Но можешь не беспокоиться. Она его отвергла.
— Ты уверен? Откуда ты знаешь?
Мэк снова рассмеялся.
— У меня есть свои способы добычи информации. Но это-то было совершенно очевидно. Ты, вероятно, была в тот момент слишком занята своими мыслями, раз даже этого не заметила.
Слова Мэка попали в самую точку. Миссис Форбс помрачнела. Да, он был прав. Когда он, Мэк, рядом, она уже больше никого не видит и не слышит, ни о ком не думает. На мгновение она ясно увидела себя со стороны: сосредоточенная только на одном человеке. Мэк! Миссис Форбс была неглупой женщиной, она знала, что грешна, и прекрасно понимала, что из четверых своих детей любила только старшего. Только Мэка любила она всем сердцем. Ален, Мэг и Джойс были просто неизбежной данью природе. Ален был связан с Мэком, но совершенно терялся в его тени. Что же касается Мэг и Джойс, то миссис Форбс воспринимала их лишь как часть семьи. Ведь существуют традиции. Дочек она вырастит, выдаст замуж и на этом ее миссия закончится. Мэг обещает стать хорошенькой. Джойс… Тут делать выводы пока рано.
Мысли миссис Форбс вернулись к Алену. В общем, как говорится, все к лучшему. Если он и в самом деле по дурости влюбился в Дженни, то даже хорошо, что он на какое-то время уехал. Пожалуй, ей следовало раньше это предвидеть — что Ален может влюбиться в Дженни.
— Я должна была это предусмотреть. Мне вообще не нужно было брать ее в дом.
Мэк засмеялся.
— О, право же, ничего особенного не случилось! Если бы он не влюбился в Дженни, подвернулся бы кто-нибудь еще. Куда он едет?
— Я не знаю. Он вообще об этом не говорит. По-моему, ему все равно. Мне кажется, сын его друзей собрался побыть в Италии. Ален сказал, что они напишут, когда остановятся на чем-то определенном.
Глава 29
Кэти Лингборн приняла решение. Сейчас ей было двадцать два года. Когда ей было всего семнадцать, мамы не стало, и она взяла все на себя. Отец — вечно занятый адвокат — не мог уделять детям достаточно времени и внимания. Все эти пять лет, которые Кэти вела хозяйство в доме, она старалась во всем заменить мать и освободить отца от лишних забот. Вообще-то самым старшим по возрасту был Дэн. За ним шла Кэти, а потом погодки Дэвид и Хизер.
Самой младшей — Хизер — теперь уже исполнилось восемнадцать. Джимми Моттингли был другом Лэна. Джимми ей сразу понравился: он был застенчивый и у него были такие хорошие манеры, намного лучше, чем у Лэна. Плохо когда ты в семье не самая старшая. С Дэвидом и Хизер Кэти, конечно, могла справиться, но Лэн, если ему было нужно, настаивал на своем. Стоило ей только что-нибудь сказать, как он начинал смеяться и заявлял, что сам разберется, что он старше ее на целых два года! И что на это можно ответить? Джимми был совсем другим. Мягкий, стеснительный, он ужасно боялся своего отца и матери.
— Спокойствие?.. О господи! Да вы знаете, каково это, когда тебя подозревают в том, чего ты никогда не мог бы совершить? Знаете?
— Я могу знать только то, что вы мне скажете. Вернитесь, пожалуйста, к событиям минувшей субботы и расскажите, что произошло.
— Да… да… я все расскажу, — Джимми нашарил в кармане носовой платок и высморкался. — Вы хотите знать, что случилось в субботу? У меня была назначена встреча с Мириам… Вы это знаете. Она… она хотела меня видеть. А я ее — нет. Я знал, чего ей от меня надо… О да! Я знал. Но я ее так и не увидел. Я хочу сказать… когда я пришел туда, она уже была мертва. Я опоздал, потому что к моей матери пришла ее старинная приятельница, и мать настояла, чтобы я встретился с ней и поговорил. Они меня здорово задержали. Я приехал почти на час позже и понимал, что Мириам уже вне себя от злости. Она сказала, чтобы я встретил ее в Хэйзлдон-Хиис, это вверх по холму, недалеко от дома ее родственницы, у которой она гостила. Там у дороги есть заросли можжевельника. Мы с Мириам уже раньше там встречались. Ну вот!.. Я проехал мимо кустов, остановил машину и пешком вернулся назад. Я опоздал почти на час и подумал, что она устала меня ждать и ушла.
Я не знал, как действовать дальше. Знаете, такое бывает. Когда настроишься на что-нибудь и думаешь, лучше сейчас с этим разделаться, чтобы через неделю не нужно было затевать все сначала.
— Да, я это могу понять. Продолжайте, пожалуйста, мистер Моттингли, — попросила мисс Силвер.
Джимми опять стала бить дрожь. Теперь нужно было говорить о том, что постоянно преследовало его и не давало спать по ночам.
— Я подумал, — начал он слабым, изменившимся голосом; руки, сжимавшие платок, дрожали. — Я подумал, может быть, она не стала ждать. Обошел кусты… и она была там… — Дрожащий голос замер. Джимми сидел, тупо уставившись на свои трясущиеся руки, сжимавшие мокрый носовой платок. Но он явно их не видел. Он видел только то, что открылось ему той ночью при свете фонарика: ужасное, искаженное лицо Мириам в ярком желтом пятне. Джимми продолжал говорить безжизненным тоном. — Она была там, — повторил он без всякого выражения. — Но мертвая. Задушена. Я выбежал на дорогу… увидел свет велосипедного фонарика: он приближался. Я замахал руками и закричал. Это был мистер Фулбрук. Я не знал тогда, кто это. Просто закричал, и он остановился. Я сказал ему, что приехал, чтобы встретиться с Мириам, и нашел ее, а она мертвая. Он пошел следом за мной… за кусты… и там ее увидел. Как она лежит. Потом он задал мне много вопросов. Я не помню, что говорил. Это не важно, верно?
Я ничего не помню. Мы сели в мою машину, я ее у дороги оставил. Он сел за руль… У меня тряслись руки.
Мы поехали в полицейский участок. И как-то все сразу решили, что это я ее убил. Только я этого не делал.
Нет! Нет! Говорю вам, что не делал… Я бы не смог! От одной мысли об этом мне становится плохо. Я все думаю и думаю о том, что бы я мог сделать и чего никогда, никогда не мог бы совершить. И всегда прихожу к одному и тому же выводу: я никого не мог бы убить. Есть вещи, которые… ну, ты знаешь, что мог бы на это пойти… а есть то, что вообще исключено.
Он наклонился вперед, ухватившись руками за край стола.
— Послушайте… я вам скажу, потому что это… подтверждает мои слова. Наверное, мне должно быть стыдно… не знаю. Я не могу убить… тошно даже подумать об этом. И это правда. А Мириам… она была так полна жизни… так во всем уверена… Мне она, если честно, не нравилась, — Джимми поднял голову и удивленно посмотрел на мисс Силвер. Вид у него был совершенно озадаченный, и это почему-то ее растрогало. — Даже как-то странно. Но когда я ее не видел, я обычно думал, как ужасно было бы жениться на такой женщине. Каждый день садиться с ней за стол… спать… — Он, осекшись, покраснел и потер руками глаза. — Я постоянно думал обо всем этом, но когда мы встречались опять, она… она каким-то образом брала верх. Наверное, у нее была очень сильная воля. А у меня нет. Я думал о том, что скажу о… о нашем разрыве… и все в мыслях говорил правильно — пока ее не видел. Но когда она была рядом, все, что я собирался сказать, куда-то улетучивалось. Она составляла планы относительно нашей женитьбы, а когда я говорил ей, что мой отец никогда не позволит, она… она только смеялась и отвечала, что его и спрашивать никто не станет. Я пытался ей объяснить, но все было напрасно. Она продолжала твердить свое. Когда я сказал, что мой отец никогда не простит, если мы просто зарегистрируемся, не обвенчавшись, она продолжала смеяться.
Все мои доводы не действовали. У нее сложился конкретный план: мы хотим то-то и то-то (или, вернее, это она сама хочет), а меня она просто не слушала. Этого мой отец понять не в состоянии. Думаю, он никогда не встречал таких людей, как Мириам… Я и сам раньше таких не встречал. Стоило ей чего-нибудь захотеть, она каким-то образом всегда добивалась своего.
Джимми снова прижал носовой платок к глазам и за этой спасительной ширмой совершенно потерял контроль над собой.
Мисс Силвер молча ждала. История была не из тех, которые производят благоприятное впечатление в суде.
И судья, и присяжные поймут, что имеют дело со слабой личностью. Молодой человек, который не может убить даже паука, но, обезумев от отчаяния, решился самым ужасным способом обезопасить себя — так пугала его перспектива провести всю жизнь с Мириам Ричардсон. Все, что он рассказал, лишь подтвердит подобную версию. Мириам явилась к назначенному месту встречи, и именно там она была найдена мертвой. Об их свидании никто не знал. Никаких следов ограбления или насилия. Мириам нанесли удар в висок, а потом задушили. Сама мисс Силвер не верила в то, что Джимми Моттингли, в каком бы состоянии он ни находился, смог бы ударить женщину, а потом еще и задушить. Однако придет ли суд к подобному заключению? По ее мнению — нет! Это было трудное дело, но она не могла от него отказаться.
— Мистер Моттингли, я возьмусь за это расследование, — сказала мисс Силвер бодрым уверенным тоном, ничем не выдав своих сомнений. — А теперь мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
Глава 27
Четыре дня Мэк Форбс провел, по его собственному определению, «в настоящем аду». Он совершил убийство, но, как выяснилось, абсолютно бессмысленное. Убитая им девушка не была Дженни. Что толку теперь доискиваться, каким образом она оказалась в том месте, где он рассчитывал встретить Дженни? Он вспомнил: ведь вышла-то она из дома, где жила Дженни, и не спеша направилась к Хэйзлдон-Хиис. Мэку и в голову не приходило, что там могла оказаться другая. Уезжая из Хэйзлдон-Хиис, он был абсолютно уверен, что расправился наконец с Дженни. Случись это даже при ярком солнечном свете, он не стал бы проверять, она это или нет. Она, кто же еще? Совесть его не мучила. Раз надо, значит, надо. Дело было сделано. Единственный досадный промах — записка… надо было ее забрать.
Первый порыв был — бежать, и немедленно, но Мэк его подавил и стал анализировать сложившуюся ситуацию, очень обстоятельно. Дженни могла пренебречь его указанием и порвать записку, а могла поступить так, как он велел, то есть принести записку. Оба варианта были возможны. Третий же вариант, что записка вообще могла не попасть к Дженни, просто не пришел ему в голову. Он продолжал думать о той девушке, которую угораздило разгуливать у пустоши. Единственная улика, связывавшая его с ее смертью, — пол-листа бумаги с парой строчек. Мэк вспомнил, что там было написано:
Дженни, никому ничего не говорите, но, как только стемнеет, я буду ждать вас на вересковой пустоши.
Мэк.
Записку принесите с собой.
А вот поставил ли он дату? Вообще-то в письмах он всегда ставил число. Если нет, то всегда можно сказать, что она написана давно… еще до того, как Дженни покинула Элингтон-хаус. Конечно, он, наверное, это учел и не стал указывать число. Но полной уверенности не было.
Тогдашнее возвращение в Лондон было мучительным, но это было только начало, первая, так сказать, лепта…
Наступило воскресенье… долгий, медленно тянувшийся день. В газетах ничего не было. Он пока и не ожидал никаких сообщений. Позвонила мать, чтобы выяснить, приедет ли он в Элингтон-хаус. Мэк ответил довольно грубо и сразу повесил трубку. Еще никогда выходные не казались ему такими изнуряюще долгими. Однако ближе к вечеру он почти успокоился, хотя для этого пришлось напрячь всю силу воли. Он-то считал, что убил Дженни, и в конце концов внушил себе, что она получила по заслугам. Если бы она осталась в Элингтон-хаусе и согласилась выйти за него замуж, ему не пришлось бы пойти на такой риск. Сама во всем виновата. Не сбежала бы тогда, осталась бы жива. Он не виноват, что Дженни оказалась такой упрямой и даже невоспитанной… Но теперь все будет хорошо. Дженни мертва.
Наконец наступил понедельник, и в утренних газетах появилось сенсационное сообщение: «Убийство в Хэйзлдон-Хиис». Мэк ждал этого с нетерпением и жадно стал читать. Газета тут же выпала у него из рук. Он ее не убил!
Дженни жива. Он убил какую-то другую, совершенно незнакомую девушку.
Прошло несколько минут, прежде чем Мэк смог снова взять в руки газету. Он прочел все, что сообщали о жертве убийства. Это была Мириам Ричардсон, кузина миссис Мерридью, имя которой было ему хорошо знакомо, потому что у нее в Элингфорде жила родственница — мисс Кремптон, дочь покойного викария, которого Мэк всегда терпеть не мог. Миссис Мерридью иногда наезжала в Элингфорд, но Мэк понятия не имел, что она живет в Хэйзлдоне. Вообще говоря, в мире слишком много старух… Это очевидно.
Мэк продолжил чтение. Оказывается, эта Мириам потащилась в Хэйзлдон-Хиис, чтобы встретиться с неким Джимми Моттингли. Теперь Мэку стало ясно, какое безрассудство проявила эта девушка. Что заставило эту самую Мириам Ричардсон зайти в соседний дом, где гостила Дженни? Она отправилась туда до того, как он приехал…
И уже от соседей на ночь глядя отправилась в Хиис? Что за странный каприз? Мэк опять взялся за газету.
Ах вот оно что! У девушки, оказывается, был любовник! Вот кто такой этот самый Джимми Моттингли. Опоздал на свидание… и, ну да… он ее, похоже, и убил… Ну что ж, все складывается не так плохо, вполне убедительная версия… Любая девушка с характером пришла бы в бешенство, если бы ей пришлось прождать сорок с лишним минут среди зарослей вереска. Нечего было назначать свидание в таком глухом, пустынном месте.
Мэку показалось, что его обступили пустота и мрак.
Но он тут же подавил это чувство. Он тут ни при чем. Ему нет дела до какой-то Мириам Ричардсон. Он собирался убить не ее, а Дженни… Но Дженни — вот дьявольщина! — осталась жива.
Мэка охватила бессильная ярость. Он оказался в дураках: решился на такой риск и все зря. И во всем этом водовороте нелепых случайностей где-то пряталась записка. Мэк со злостью скомкал газету и встал. Им овладело такое бешенство, что он готов был кого-нибудь прикончить, уже без всякой надобности, просто поддавшись неодолимой потребности… Однако инстинкт самосохранения забил тревогу, предупреждая об опасности. Ярость отхлынула, уступив место холодным рассуждениям.
Что он теперь должен делать? Отныне только это имело — значение. Только это. Надо, надо вспомнить, поставил он дату или нет… Он писал в расчете на то, что Дженни безропотно выполнит все его требования. Он явно переоценивал собственную значимость и свои таланты, но это в той или иной степени свойственно любому молодому человеку, являющемуся главой семьи и предельно избалованному лестью обожающей его матери.
Мэк шагал взад-вперед по комнате. Нелепая гибель Мириам мало его трогала, он воспринимал ее как досадную случайность. Ему нужно было избавиться от Дженни. Во-первых, потому что она стояла у него на пути, во-вторых, она предпочла ему какого-то незнакомца. Нет! Ладно бы незнакомца!.. Ричард тоже был Форбсом, кровным родственником! Ему, Мэку, предпочли даже не какого-то неизвестного малого, а их же родича! Он отбросил эту мысль.
Хватит. То, о чем не думаешь, вроде бы уже и не существует. Дженни не существует. Она мертва.
Мэк остро осознал, что это не так — Испепеляющее чувство бессилия. Дженни не была мертва. Дженни жива! И он вынужден с этим смириться. Убить се теперь было бы полным безумием… И этого нельзя будет сделать еще долгое время. Значит, незачем об этом и размышлять.
Записка… Что случилось с запиской? Допустить, что Дженни ее не получила, Мэк не имел никаких оснований.
Между тем записка лежала в штанах Дики Прэтта, погребенная под всякой всячиной, которой обычно бывают набиты карманы мальчишек. Кроме самого Мэка этой записки никто не читал и никто не мог ему сообщить, что в верхнем левом углу ее была аккуратно проставлена дата.
Глава 28
Дожив в неимоверном напряжении до вечера пятницы, Мэк наконец решил, что его злополучная записка не грозит тягостными последствиями. Либо Дженни не получила ее, либо не обратила на нее никакого внимания.
Мэк склонялся ко второму варианту, хотя это было весьма обидно. Ничего! Когда-нибудь он за все с Дженни рассчитается. Когда-нибудь… не теперь. Больше никаких убийств. Игра не стоит свеч, как показала минувшая неделя. Есть и другие, более изощренные способы мщения.
Дженни еще очень пожалеет, что отвергла его, посмела так его унизить! Мэк перебирал одну идею за другой. Всему придет свой черед. А пока можно передохнуть, не предпринимая ничего опасного.
В субботу Мэк приехал в Элингтон-хаус. Миссис Форбс писала письма, когда он вошел. Небрежно ее поцеловав, Мэк сразу же прошел к камину. День для сентября выдался холодный, Мэк ехал в открытой машине и ехал очень быстро, с ветерком.
— Есть еще какие-нибудь новости о Дженни? — спросил он.
Отложив авторучку, миссис Форбс встала из-за стола и тоже подошла к камину.
— О Дженни? — переспросила она. — О мой дорогой, разве ты не слышал? Она умудрилась впутаться в криминальную историю — только и всего!
— В криминальную историю? Боже правый!
Наклонившись, миссис Форбс подложила в камин еще одно полено.
— Я ведь тебе уже говорила, что Дженни в Хэйзлдоне?.. Конечно говорила. Так вот! Там была убита девушка, которая гостила в соседнем с Дженни доме. Говорят, Дженни будет свидетельницей на суде, потому что эта девушка уходила не из своего дома, а из дома мисс Дэйнсворт. Отправилась на свидание с молодым человеком, и тот ее убил.
— Да что ты говоришь?! Полагаю, Дженни будет неплохо смотреться на скамье для свидетелей. Однако что она может сказать по этому поводу?
— Только то, что эта девушка заходила к ним, я имею в виду к Кэролайн Дэйнсворт и Дженни. Разумеется, они не могли предвидеть, что ее убьют. Но в суд их обеих вызовут наверняка.
— Понять не могу, зачем они там нужны? — небрежно спросил Мэк.
— Вероятно, чтобы уточнить время, когда эта девушка покинула их дом. Сегодня утром мне в деревне сообщили кучу новостей.
— В деревне? В нашей?
— Ну конечно! Я ведь рассказывала тебе о миссис Мерридью. Это кузина мисс Кремптон. Ты помнишь мисс Кремптон?
— Да, помню. Довольно нелепое создание с медоточивой речью, полной яда.
— Вот-вот, это она и есть! Только, не дай боже, кто-нибудь тебя услышит. У нас тут относятся к ней с большим почтением, — миссис Форбс нетерпеливо взмахнула рукой.
Мэк поправил полено в камине.
— Я читал то, что пишут в газетах, — сказал он. — Но, по правде говоря, никак не думал, что тут каким-то образом замешана Дженни. Пожалуй, даже лучше, что она не здесь. Пусть будет подальше от нас, раз ей придется — участвовать в судебном процессе. Хотя я совсем не уверен, что Мэг и Джойс все равно все не пронюхают.
— Боже милостивый! Надеюсь, что нет!
Мэк засмеялся.
— Поистине мудр тот родитель, кто знает, что на уме у его чад! Ты думаешь, что на самом деле знала хоть что-нибудь про нас с Аденом, когда мы были в их возрасте?
Сама не зная почему, миссис Форбс почувствовала страх, холодное его прикосновение… Слова Мэка в данном случае ничего не значили и тон, которым они были сказаны, был, скорее, небрежным, однако ее словно окутала мрачная тень. Правда, наваждение исчезло раньше, чем она успела разобраться в том, что произошло. Ничего, пожалуй, и не было… Совсем ничего! Она бы не могла объяснить, откуда взялась эта пугающая тьма… Чтобы отделаться от этого тяжкого ощущения, она рассмеялась.
— Дорогой мой! Какая нелепость!
— Нелепость? Готов поспорить, что отцы и матери знают о своих детях гораздо меньше, чем им кажется. Их незнание значительно перевесит то, что им известно о милых их крошках. Я мог бы тебе много чего порассказать… — Мэк подтолкнул полено ногой, и пламя внезапно взвилось вверх. — Но, пожалуй, не стану. А то еще не сможешь ночью заснуть.
Миссис Форбс рассеянно улыбнулась. Тяжесть на сердце исчезла окончательно. Она подумала, как хорошо, что Дженни не с ними. Особенно если учесть приближавшийся судебный процесс. Правда, если бы Дженни тайком не уехала, то не вляпалась бы в эту историю. Останься она в Элингтон-хаусе, Мириам Ричардсон была бы жива и продолжала добиваться своего, и Джимми Моттингли угодил бы в другую тюрьму, которую уготовила бы ему нечистая совесть.
Внезапно открылась дверь, и в гостиной появилась Мэг.
Вид у нее был очень решительный. Ее появление даже обрадовало Мэка, которому не хотелось обсуждать с матерью Дженни, а тем более выслушивать рассказы об убитой им девушке, по отношению к которой он испытывал холодное негодование. Ведь она его обманула! Она действительно обманула его, причем преднамеренно! Он произнес имя Дженни, прежде чем нанес удар, а она даже не обернулась, приняла это обращение как должное. И поэтому теперь мертва. Он совершенно не чувствовал вины. Притворившись Дженни, девушка сама напросилась на расправу. И обман стоил ей жизни.
— Хэлло, Мэг! — сказал он, услышав звук открывшейся двери.
Увидев брата, Мэг тоже обрадовалась. Когда Мэк бывал в хорошем настроении, он мог оказаться очень полезным. От Джойс толку мало. Она трусиха. И вообще, если Мэг сумеет сама справиться, значит, она главнее Джойс.
Она подбежала к Мэку и схватила его за руку. Действовать нужно было быстро, пока мать не отослала ее из гостиной.
— О Мэк! — заторопилась она. — Я так рада, что ты приехал! Мама, если Мэк разрешит, мы ведь возьмем котенка?
— Что это еще за котенок? — спросил Мэк.
— Нянин. У ее кошки трое котят. Такие чудесные! А самого красивого няня пока никому не отдает, мы ее попросили. О! Нам так хочется, чтобы он жил у нас!
Мэк засмеялся. Он взял сестренку за руки и стал раскачивать ее взад-вперед. Миссис Форбс тайком любовалась сыном. Как он красив! Весь в ее родню: рост, фигура, белокурые волосы — поразительно! Сердце миссис Форбс было так переполнено любовью и гордостью, что она даже забыла рассердиться на Мэг за то, что та без спросу ворвалась в комнату.
— Ну так как, мама? — спросил Мэк. — Берем котенка или нет?
Выдернув руки из ладоней брата, Мэг крепко сжала их под подбородком, страшась нечаянно произнести хоть слово. Интуиция подсказывала ей, что лучше пусть говорит Мэк. Если попросит Мэк, котенок ей обеспечен, а вот если она сама… Холодок пробежал у нее по спине.
— Какое ты все же приняла решение? — спросил Мэк.
— Я согласна, — смеясь ответила миссис Форбс, с любовью глядя на сына. — Только пусть сначала его хорошенько приучат к порядку, чтобы он тут в доме не бедокурил. А теперь, Мэг, скажи брату спасибо и марш в классную комнату. И чтобы я тебя здесь больше не видела!
Мэг еле-еле сдержала свою радость. Победа! Уж теперь-то она утрет нос Джойс! А пока нужно соблюдать правила приличия.
— Спасибо, Мэк! Спасибо, мама! — сказала Мэг, изображая пай-девочку.
Но оказавшись за надежно закрытой дверью гостиной, Мэг отбросила все благовоспитанные манеры и тут же начала с ликованием скакать и кружиться, а затем, приплясывая, помчалась наверх. Запыхавшись от усталости и счастья, она ворвалась в классную комнату. Джойс с мрачным видом сидела у стола, надевая на свою старую куклу .Мадлен новую одежку, сшитую для нее Дженни. Мэг, продолжая пританцовывать, обежала вокруг стола, схватила Мадлен и стала с ней кружиться.
— Он теперь мой! Мой! — напевала Мэг. — Это мой собственный пушистый мурлыка! Он ничуточки не твой!
Потому что ты трусиха! Ты не пошла со мной вниз. А я пошла и попросила! Попросила у мамы котенка! И как ты думаешь, кто там еще был?
— Не знаю, — сказала Джойс. — И… Мэг, лучше отдай мне Мадлен. Ей не нравится, когда ее заставляют так прыгать.
— Тебе нравится! Нравится! Правда, Мадлен? Вот! Она сказала: «Да»! Я слышала! Они с Патриком будут дружить.
Я назову его Патриком.
— Это ты мне уже говорила… Мэг, Мадлен устала.
Дай ей отдохнуть.
— Ну хорошо! Забирай! Вообще она у тебя глупая. С чего бы это ей уставать?
— Она и сама не знает, — печально ответила Джойс. — Вроде бы и не с чего. Я сама часто устаю… и сейчас тоже.
Мэг перестала плясать вокруг стола.
— О Джойси! Правда? Это не из-за того, что ты больна?
Две крупные слезы скатились по щекам Джойс.
— Я т-так н-не думаю! — прошептала она.
Мэг опустилась на колени рядом со стулом, где сидела Джойс, и обняла сестру.
— О Джойси, пожалуйста, больше не болей! Я не хочу, чтобы ты болела. Патрик будет и твой и мой. Ну только самую чуточку больше мой, ведь это я выпросила его для нас, правда? О Джойси, не плачь! Давай лучше подумаем, как мы будем с ним играть. Давай?
— Ты хоть раз видел на этой неделе Алена? — спросила миссис Форбс, когда они с Мэком остались в гостиной одни, — Алена? Нет, не видел. Он, кажется, гостит у своих друзей?
— Да, — миссис Форбс нахмурилась. — Он уехал с их сыном. И так неожиданно, просто не знаю, что и думать.
— Это в каком смысле — уехал?
— В самом прямом, — она подошла к письменному столу и принялась переворачивать на нем всякие бумаги. — Нет, я не могу найти его письмо. Должно быть, я его порвала. Да, точно порвала. Я разозлилась! Однако теперь я думаю, что, возможно, это и к лучшему. — Миссис Форбс вернулась к камину. — Мэк, тебе никогда не казалось, что Ален влюблен в эту девчонку?
— В Дженни? — Мэк весело рассмеялся. — Дорогая мама! Ну конечно он был в нее влюблен. Все в доме знали об этом!
— Но сама она — нет! — в голосе миссис Форбс послышался испуг.
— Полагаю, Дженни знала об этом лучше всех. Но можешь не беспокоиться. Она его отвергла.
— Ты уверен? Откуда ты знаешь?
Мэк снова рассмеялся.
— У меня есть свои способы добычи информации. Но это-то было совершенно очевидно. Ты, вероятно, была в тот момент слишком занята своими мыслями, раз даже этого не заметила.
Слова Мэка попали в самую точку. Миссис Форбс помрачнела. Да, он был прав. Когда он, Мэк, рядом, она уже больше никого не видит и не слышит, ни о ком не думает. На мгновение она ясно увидела себя со стороны: сосредоточенная только на одном человеке. Мэк! Миссис Форбс была неглупой женщиной, она знала, что грешна, и прекрасно понимала, что из четверых своих детей любила только старшего. Только Мэка любила она всем сердцем. Ален, Мэг и Джойс были просто неизбежной данью природе. Ален был связан с Мэком, но совершенно терялся в его тени. Что же касается Мэг и Джойс, то миссис Форбс воспринимала их лишь как часть семьи. Ведь существуют традиции. Дочек она вырастит, выдаст замуж и на этом ее миссия закончится. Мэг обещает стать хорошенькой. Джойс… Тут делать выводы пока рано.
Мысли миссис Форбс вернулись к Алену. В общем, как говорится, все к лучшему. Если он и в самом деле по дурости влюбился в Дженни, то даже хорошо, что он на какое-то время уехал. Пожалуй, ей следовало раньше это предвидеть — что Ален может влюбиться в Дженни.
— Я должна была это предусмотреть. Мне вообще не нужно было брать ее в дом.
Мэк засмеялся.
— О, право же, ничего особенного не случилось! Если бы он не влюбился в Дженни, подвернулся бы кто-нибудь еще. Куда он едет?
— Я не знаю. Он вообще об этом не говорит. По-моему, ему все равно. Мне кажется, сын его друзей собрался побыть в Италии. Ален сказал, что они напишут, когда остановятся на чем-то определенном.
Глава 29
Кэти Лингборн приняла решение. Сейчас ей было двадцать два года. Когда ей было всего семнадцать, мамы не стало, и она взяла все на себя. Отец — вечно занятый адвокат — не мог уделять детям достаточно времени и внимания. Все эти пять лет, которые Кэти вела хозяйство в доме, она старалась во всем заменить мать и освободить отца от лишних забот. Вообще-то самым старшим по возрасту был Дэн. За ним шла Кэти, а потом погодки Дэвид и Хизер.
Самой младшей — Хизер — теперь уже исполнилось восемнадцать. Джимми Моттингли был другом Лэна. Джимми ей сразу понравился: он был застенчивый и у него были такие хорошие манеры, намного лучше, чем у Лэна. Плохо когда ты в семье не самая старшая. С Дэвидом и Хизер Кэти, конечно, могла справиться, но Лэн, если ему было нужно, настаивал на своем. Стоило ей только что-нибудь сказать, как он начинал смеяться и заявлял, что сам разберется, что он старше ее на целых два года! И что на это можно ответить? Джимми был совсем другим. Мягкий, стеснительный, он ужасно боялся своего отца и матери.