— Алтея сказала, что ее отец интересовался ранней историей Гроув-Хилла. Речь зашла о бунтах Гордона, и она сказала, что на чердаке лежат книги отца и что в одной из них написано про такой мятеж. Когда у меня выдалось время, я решила ее поискать и в конце концов нашла.
— Теперь я понимаю, как вы узнали о последних минутах несчастного Уоррена, но как об этом могли узнать Блаунт и Уорпл?
— Мой дорогой Фрэнк, мистер Уорпл — пасынок старого мистера Мартина, чей родной сын теперь возглавляет семейное агентство по недвижимости в Гроув-Хилле. Сегодня в разговоре со мной он сказал, что эту фирму основал его дед и что отец его интересовался историей этих мест, и у них дома тоже был экземпляр книги Дженкинсона. Это означает, что мистер Уорпл имел к ней доступ. Эти сведения о золоте могли поразить его воображение. Мы не знаем, почему он об этом вспомнил, почему рассказал про свои отроческие фантазии мистеру Блаунту, но…
Фрэнк небрежно положил открытую книгу на обеденный стол.
— Знаете, я вовсе не отрицаю, что в этом что-то есть.
Вы нашли одну зацепку, а у меня есть и другая. Хотите знать, чем занимался Блаунт кроме комиссионного магазина и всяких делишек с жуликами? Его ремесло может иметь самое непосредственное отношение к тому, о чем вы говорите.
— У него есть ремесло?
— Представьте, можно сказать, даже переданное по наследству.
— Мой дорогой Фрэнк!
— Так вот. Его мать была родом из Суссекса, из маленькой деревушки под названием Клит. Очевидно, Блаунт проводил много времени со своим дедом, который был потомственным — кем бы вы думали? Угадайте с трех раз.
Мисс Силвер улыбнулась.
— Лучше скажи.
— Лозоходцем. Не смею даже предположить, что вы не знаете, кто они такие.
— Водоискатели? — задумчиво сказала мисс Силвер.
Он кивнул.
— Дед Пардью был большим специалистом по этой части. Он разъезжал по всему Суссексу. Те, у кого пересох колодец, тут же призывали его, и он указывал, где копать другой. Или задумали построить себе жилище, он приходит и говорит, есть ли здесь поблизости источник воды. Он был в своем роде знаменитость и обучил своему искусству внука. Мы узнали об этом у жителей Суссекса. Говорят, Блаунт оказался талантливым учеником и почти достиг уровня деда. Он на этом неплохо зарабатывает, и его и сейчас иногда вызывают.
Мисс Силвер задумчиво произнесла:
— Это ведь считается деревенским предрассудком. Насколько мне известно, они пользуются раздвоенным прутиком, предпочтительно из орешника. Считается, что, если под каким-то местом есть вода, прут резко наклонится.
— Не просто считается, но так оно и есть! Мой кузен Чарлз Монтегю получил в наследство поместье и передал его Национальному концерну. Себе оставил небольшой участок, чтобы построить коттедж. Разумеется, для дома нужна была вода, и спи вызвали лозоходца. Чарлз спросил, не желаю ли я посмотреть на представление, и я приехал. Парень этот минут двадцать ходил по кругу, но ничего не нашел. Мы перешли на другое место, и его прутик стал подергиваться;. Парень продолжал ходить, держа его перед собой, и вдруг эта его лоза так начала крутиться и наклоняться, что он еле ее удержал. Он показал, где копать, и они нашли богатейшую водную жилу на глубине тридцать метров.
— Да-да, — чуть нетерпеливо сказала мисс Силвер. — Умоляю тебя, продолжай.
— Хороший лозоходец может отыскать не только воду.
— Мне тоже так кажется.
— Некоторые утверждают, что они могут обнаруживать металлы. Однажды в тысяча девятьсот двадцать втором году деда Блаунта пригласила полиция. У некоего Майклхэма украли невероятно ценное блюдо, и возникло подозрение, что воры его закопали. Старина нашел его и получил большое вознаграждение. Но не спрашивайте меня, лоза ему помогала или он просто знал то, чего не знала полиция…
Деревенский люд часто знает куда больше, чем они.
Мисс Силвер сложила руки на розовом жилетике Тины.
— Я не думаю, что мистер Блаунт искал в саду миссис Грэхем воду, возможно, он хотел убедиться, что мистер Уоррен спрятал золотой сервиз в павильоне или где-то поблизости. Ты обратил внимание на то, что Дженкинсон ссылается на молодую женщину, присутствовавшую при последних минутах Уоррена? Она тоже могла слышать слова о спасенном золоте. Я бы хотела, чтобы ты вернулся к этому пассажу.
Фрэнк пробежался глазами по странице:
— "Молодая женщина, впоследствии вышедшая замуж в Йоркшир. — Он продолжал читать вслух:
— Эта дама, м-с М-н, после многолетнего отсутствия вернулась уже вдовой и сейчас служит в моем приходе. Она подтвердила рассказ м-ра Д. Л., ныне покойного, даже повторила некоторые слова умирающего. Я смею оглашать их в книге, дабы не вызвать ложные надежды или Алчность у непорядочных людей".
Дочитав до конца, он поднял на нее глаза.
— Миссис М-н?
— Поднеси книгу к свету, и ты увидишь, что недостающие буквы вписаны карандашом.
Он послушался и воскликнул:
— Что вы хотите этим сказать? Мне кажется — Мартин!
— В нашем разговоре мистер Мартин упомянул, что бабушка его отца служила в Гроув-Хилл-хаусе в ту пору, когда его подожгли мятежники. Она ему рассказывала, как ворвалась толпа и как умирал мистер Уоррен. Ты не думаешь, что она могла рассказать ему не только про это, и кое-какие подробности запали в душу его пасынка? Я думаю, что-то такое было, если на сцене появились Уорпл и Блаунт. Уорпл знал историю о закопанном сокровище. Блаунт был уверен, что сумеет найти место клада. Вот тебе и причина их странного сотрудничества. Но мистер Блаунт решил надуть партнера. Он приезжает первым и пытается купить «Лодж».
Мистер Уорпл приезжает за ним следом. Видимо, была серьезная ссора, и некоторое время они сражались друг против друга, но потом решили объединить усилия. Мистер Уорпл как бы выбывает из игры, и тут вдруг, представьте, кто-то убивает миссис Грэхем.
Фрэнк засмеялся.
— Гениальная, захватывающая сказка, но ведь ничего нельзя доказать! Тут бессильна даже ваша гениальность — вы не в силах обнаружить причину убийства миссис Грэхем!
Она покачала головой.
— Конечно, оно было неумышленным. Среди трех, можно даже сказать, четырех подозреваемых только против двоих имеются некоторые свидетельства. Против мистера Карея — утверждение миссис Трейл, слышавшей, как миссис Грэхем воскликнула «Как вы посмели, Николас Карей!» как раз в то время, когда могло произойти убийство. Но сам подозреваемый говорит, что был совсем в другом месте. Если это так, то миссис Грэхем снова выходила в сад уже после того, как дочь увела ее домой. Вполне вероятно, что она приняла пробравшегося в павильон человека за Николаса Карея. Второй подозреваемый — миссис Харрисон. В семь часов вечера во вторник ее бриллиантовое кольцо было в полном порядке. Но на следующий день — в десять утра — в нем уже не хватало одного камня. Миссис Грэхем была убита в этом промежутке времени. Позже потерянный камень был найден в щели под порогом павильона, и миссис Харрисон тут же сообщает припасенное ею весьма пикантное алиби в ночь со вторника на среду. Мистера Уорпла я бы тоже вписала в список подозреваемых, но реально ничто не связывает его с преступлением, и в обоих случаях трудно представить, что могло привести их в павильон в такой час, разве что у них было назначено свидание на этом месте.
Фрэнк засмеялся.
— Несколько притянуто, вы не находите?
— Возможно. И мотив для убийства слабоват. Чего нельзя сказать про мистера Блаунта. У него могла возникнуть серьезная причина разделаться с миссис Грэхем, заставить ее замолчать. Ему необходимо было обследовать павильон. Когда он приходил осматривать дом, он, разумеется, выходил в сад, но наверняка в сопровождении мисс Грэхем. Я не знаю, какой длины бывает прутик, можно ли пронести его незаметно, но человек, который собирается вбухать огромные деньги в подобный проект, сначала проведет все необходимые испытания, и самым тщательным образом.
— Значит, Блаунт отправился в павильон, чтобы помахать своим прутиком и убедиться, что золото где-то там?
— Это только предположение, но он мог пойти туда именно с этой целью.
— И что дальше?
— Он знал, что в «Лодже» рано ложатся спать. Но он не мог знать, что в ту ночь у мистера Карея и мисс Грэхем в павильоне было назначено свидание, которое было столь драматично прервано миссис Грэхем. Из-за этого последовавшего скандала она не могла потом уснуть. Я думаю, он пользовался фонариком — конечно с величайшими предосторожностями, — и она могла увидеть свет из окна ванной.
Безусловно, что-то заставило ее выйти из дому, причем в страшной спешке. Она добирается до павильона и окликает мистера Карея. Можешь себе представить, что почувствовал Блаунт, его панику? Он хватает ее за горло, видимо, чтобы заставить ее умолкнуть. Ну а что было дальше, нам известно.
Фрэнк кивнул.
— Хорошая сказочка, и очень убедительная! Но ни единого, хоть самого завалящего доказательства, которое можно было бы представить суду! Ну а Карей… что ж, я думаю, его вызовут и отпустят, правда, тут важно, кто будет вести защиту и какое впечатление он произведет на присяжных.
— А если бы ты был среди присяжных, как бы ты голосовал?
Он засмеялся.
— Ну мало ли что я скажу, дело не во мне!
Она настойчиво повторила:
— И все же я бы хотела, чтобы ты мне сказал.
— Ладно, строго между нами: я думаю, Карей тут ни при чем. Судя по тому, что я слышал о миссис Грэхем, тещей она была бы отвратительной, но это совсем не причина, чтобы ее убить, — сплошная потом морока, и вообще ни к чему. В любом случае, он собирался жениться, и если миссис Грэхем разок застукала его в павильоне, то он уж как-нибудь пережил бы, если бы она наткнулась на него во второй раз.
Фрэнк заслужил одобрительный взгляд мисс Силвер.
— Именно так подумала и я. Но вернемся к Блаунтам.
Меня чрезвычайно беспокоит ее положение. Если он сильно нервничает из-за того, что она могла услышать, всякое может случиться… В таком состоянии с кем угодно в любой момент может произойти несчастье или… самоубийство.
И никто не сможет доказать, что это совсем не тот случай, когда женщина с расшатанными нервами не сумела совладать с непосильным бременем, свалившимся на ее плечи. Конечно, пока она здесь, в гостевом доме, где полно людей…
Фрэнк перебил ее.
— Они уехали. Я заскочил туда по пути к вам, но они уехали. Неожиданно, без предупреждения. Мисс Мэдисон страшно расстроена и даже обрадовалась возможности выговориться, выплеснуть обиду. Две ее гостьи были ночью напуганы криком Блаунта во сне. Она сказала, что когда он пришел днем, она упомянула об этом, но он ничего не ответил, однако вскоре спустился вниз, сказал, что его срочно вызывают, заказал такси, оплатил счет и уехал, чтобы успеть на поезд в четыре тридцать. Она, по-моему, решила, что он крепко обиделся.
Мисс Силвер мрачно спросила:
— А насчет миссис Блаунт она что-нибудь говорила?
— Сказала, что в таком состоянии ей тяжеловато будет перенести дорогу.
Глава 38
Блаунты ехали на поезде, который останавливался на каждой станции, и всякий раз в него заходили и выходили толпы людей. Иногда купе было так набито, что миссис Блаунту было трудно дышать. Утро было холодное, но днем выглянуло солнце, и воздух стал влажным. Большинство пассажиров были тепло одеты, но никто не хотел открывать окно.
Воздух был спертым от запаха нафталина, от табачного дыма и распаренных тел. Миссис Блаунт закрыла глаза, чтобы не видеть какое все вокруг размытое, как все куда-то плывет.
Ей было невдомек, как ужасно она выглядит — бледные веки, темные круги вокруг глаз, словно синяки. Голова ее была откинута, губы побелели, и казалось, что она уже никогда не сможет открыть глаза. Сидевший напротив нее мистер Блаунт кипел от злости. Что она хочет показать своим страдальческим видом? Почему не ведет себя так, как другие женщины в купе? Одна читает тот дрянной журнальчик, который так обожает и Милли. Другая сосет леденцы, а сухопарая жилистая женщина в очках увлеченно спорит с соседом. Он нагнулся к Милли и тронул ее колено.
— Эй, не спи, слышишь? Ты сама говорила, что когда спишь в поезде, у тебя потом болит голова.
Она нервно вздрогнула и, опасливо на него посмотрев, еле слышно сказала:
— У меня кружится голова.
Эх! Надо было вообще оставить ее одну. Но может, оно и к лучшему. Если кто-нибудь потом вспомнит, что видел их, ему вспомнится и то, что она плохо себя чувствовала и что он был озабочен ее состоянием. Ласковым голосом он сказал:
— Ну ладно, дорогая, делай так, как тебе лучше.
Она понимала, почему он это говорит. На людях он никогда не был с ней резким и злым. Так же он обращался с первой женой, которая попала под поезд. Что-то об этом говорили… Когда это случилось, он был в отъезде — или так считалось. И никто не мог сказать, что они когда-нибудь ссорились. Она снова закрыла глаза и постаралась не думать о Люси Блаунт, которая четыре года назад попала под поезд.
Сид не сказал ей, куда они едут, но, скорее всего, в Клит. Дед его умер, а тетя Лиззи так и жила в старом доме, крытом соломой. Посети! ели находили его очень живописным. Сид часто привозил туда с распродаж какие-то вещи — стул, или стол, или фарфоровые фигурки.
Посетители их разглядывали — стол со стулом стояли на положенном месте, а фигурки на окне, поближе к свету. Они платили за них большие деньги и уходили, довольные, как Панч, думая, что совершили выгодную сделку. Лиззи Пардью очень подходила для продажи подобных вещей. Она работала дневной прислугой у викария, была хоть и простовата, но трудолюбива. Она не знала что это за вещи, знала только то, что он ей говорил, и люди, которые их покупали, думали, что она не имеет понятия о ценности того, что продает — куда ей, она простая душа и нигде не была дальше своей деревеньки. И это было истинной правдой.
До Клита они добирались с двумя пересадками. Милли Блаунт была здесь третий раз в жизни. Когда Лиззи Пардью открыла им дверь дома под соломенной крышей и пригласила войти, в душе ее всколыхнулась надежда. Сид, наверное, звонил в дом викария и сказал ей, что они приедут, потому что их комнаты были готовы, и на кухне ждала вкусная еда. Значит, он звонил со станции, когда они ждали поезд, и она отлучилась в дамскую комнату. Надежду породил домашний уют и приветливость Лиззи Пардью. Сид пошел в материнскую породу. У Лиззи был тот же цветущий вид, плотное сложение, сильные руки и ноги, но на этом сходство кончалось. У нее было мягкое, улыбчивое лицо, добрые глаза. Доброта в человеке сразу чувствуется.
Лиззи смущенно и выжидательно смотрела на жену Сида, которая все еще была для нее незнакомкой и очень тихо разговаривала, почти шептала. Миссис Блаунт не думала о том, что в присутствии своей тетушки муж ей ничего не сделает, но это чувство подспудно жило в ней. Она с аппетитом поела и подумала, что сегодня ей удастся уснуть.
В коттедже было три спальни. Лиззи занимала ту, что выходила окнами на улицу. На этой двуспальной кровати ее родители спали всю жизнь. Когда умер мистер Пардью, она сюда перебралась, как будто так и надо. Дом теперь был ее, и вся мебель тоже ее, так что вполне справедливо, что она займет лучшую комнату. Две другие спальни были маленькие, с узкими кроватями на низких ножках.
Милли Блаунт скорее согласилась бы спать на полу, чем в одной комнате с Сидом. Она чувствовала, что никогда больше не сможет спать в той же комнате. А что, если он опять станет кричать во сне, как в Розовой комнате мисс Мэдисон? Что, если он произнесет те же слова, что тогда?
От одной этой мысли ее затрясло. Но она может лечь на узкую кровать, накрыться с головой одеялом, и тогда ничего не услышит. Дом построен прочно, в нем толстые стены, и соломенная крыша приглушает звуки. Даже если Сид будет кричать, она не услышит, что он говорит.
Перед тем как лечь спать, она вдруг подумала, что, может быть, он так же рад остаться ночью один, чтобы его никто не услышал, если вдруг начнет что-то выкрикивать во сне. Эта успокаивающая мысль помогла ей заснуть и спать крепко, без сновидений.
Только на следующий день, когда Лиззи Пардью оставила их одних и ушла в дом викария, Милли Блаунт снова начали мучить мысли о том, зачем они приехали в Клит. Вопросов она не задавала — так ей было спокойнее. Если бы могла она слышать, что говорила Лиззи жене викария, то все ее страхи снова бы ожили. Лиззи работала у миссис Филд много лет и давно к ней привыкла и даже доверяла ей все свои проблемы.
Сегодня, когда они вместе убирали кровати, она торопливо рассказывала ей о племяннике Сиде и его жене.
— Он так о ней тревожится, миссис Филд! Потому и привез сюда. Говорит: «Свежий воздух и твоя еда, тетя Лиззи, — уж если они не помогут, то ничто не поможет. У нее меланхолия, вот как». А после того что стряслось с его первой женой — она бросилась под поезд, бедняжка, — понятно, что он сам не свой от волнения.
— Бросилась под поезд?! — воскликнула миссис Филд. — Какой ужас! Нет, простыня неровно, она требует, чтобы вы ее чуть потянули на себя.
Лиззи потянула.
— Она бросилась под брайтонский экспресс. Сид еле-еле это пережил. Она оставила ему немало денег, но никакие деньги не заменят любимую жену. А вчера он мне сказал: «Если что-то подобное повторится, теперь я этого точно не переживу, тетя Лиззи», — вот как он сказал.
— Мисс Пардью, у вас в руках подушка викария, а не моя. Вы хотите сказать, что есть серьезные опасения, что…
Мисс Пардью скорбно покачала головой.
— Никак не может выйти из меланхолии. А Сид, он такой добрый, самый добрый муж на свете. Видели бы вы, как он волнуется! И еще он говорит, что она… заговаривается.
— Одеяло сзади вас, мисс Пардью. То есть как это «заговаривается»? Что вы имеете в виду?
Лиззи взяла пуховое одеяло и растянула его на кровати.
— То, что она говорит и каким тоном. Об этом и не расскажешь. Сид не любит об этом распространяться, но когда дело зашло так далеко… Она тут вроде бы сказала, что лучше ей уйти, что ему без нее будет лучше, — все больно смахивает на речи Люси, которая бросилась под поезд.
— Ей срочно нужно показаться врачу, — решительно заявила миссис Филд.
А тем временем в домике под соломенной крышей миссис Блаунт, сидя за кухонным столом, чистила картошку, Иногда приходилось обрывать корешки. Сид накопал картошки, и она была рада сделать хоть что-то, чтобы у тети Лиззи осталось меньше хлопот, когда она вернется домой в половине первого. С другой стороны стола сидел Сид, перед ним стояла чернильница и лежал лист бумаги. Он достал свою ручку и окунул ее в чернила.
Написав не больше двух строк, он вдруг сморщился и стал тереть большой палец и тыльную сторону кисти. Она не отрывала глаз от картошки, потому что не хотела его видеть. Он не любил, чтобы на него смотрели, а она не любила смотреть на его руки. Такие крупные, сильные, волосатые. Они ее пугали. Он снова начал писать и дописал до конца страницы. Потом охнул, сжал руку, державшую перо, и на выскобленный добела стол упала черная капля. Лиззи Пардью это не понравится. Миссис Блаунт встала, чтобы взять тряпку, но он заорал, что нечего суетиться, и она покорно вернулась на место. Он сидел, раскачивая руку, говорил, что вывихнул большой палец, и теперь не сможет дописать письмо.
— А еще надо успеть на почту. Есть один парень, я почти согласился вступить с ним в сделку, но потом передумал. Случайно кое-что о нем услышал, это не тот человек, с которым можно вести дела.
Миссис Блаунт была огорошена. Они были женаты три года, и он еще ни разу не заводил с ней разговоров о бизнесе. Она молчала, не зная, как на это реагировать. Он продолжал причитать над своим пальцем.
— Даже не стоит брать в руки ручку, я не смогу. А письмо должно попасть сегодня на почту. Придется тебе поработать, если сумеешь. Я скажу, что писать. Иди сюда, садись на этот стул. И руки вымой! Не хватает, чтобы на моих деловых письмах были грязные пятна из-за этой твоей картошки!
На картошке не было грязи, потому что она ее, конечно, вымыла перед тем, как чистить, но она промолчала.
Она пошла мыть руки, а он ругался, что она долго возится. К тому времени как она села за стол и взяла в руки ручку, ее уже била дрожь. Он положил перед ней блокнот с верхним чистым листом. Первую страницу он уже написал и отложил в сторону. Стараясь сдержать дрожь в голосе, она спросила:
— Что ставить наверху, единицу или Двойку?
Он выругался.
— Ничего не ставь, пока я не скажу! И начинай не слишком высоко. Осталось дописать всего парочку предложений, и я хочу, чтобы лучше смотрелось.
Она сидела, ожидая, когда он начнет диктовать. Он стоял над ней, наблюдая за каждым ее движением. Когда он наконец начал диктовать, она так разнервничалась, что рука задрожала еще сильнее. Кривыми буквами она написала:
Я не могу так дальше жить. Это бессмысленно. Я чувствую, что не могу.
А он все смотрел сверху. Увидев, что она написала, он вырвал у нее блокнот и разразился ругательствами.
— Ты думаешь, это можно посылать? Нет, придется звонить ему по телефону!
Он вырвал лист из блокнота и посмотрел на него. Написано было неразборчиво, а когда он вырывал у нее блокнот, перо оставило кривой след.
Стоя за стулом жены, он самодовольно улыбнулся. Что ж, эти ее каракули сослужат хорошую службу.
Глава 39
Джек Харрисон был ошеломлен и растерян. Природа не одарила его особыми талантами ни в одной области.
В восемнадцать лет он вступил в семейный бизнес — «Харрисон и Леман, импортеры», в Первую мировую войну пошел на службу в армию, а когда война закончилась, вернулся, имея ранение в плечо — рана и сейчас давала о себе знать, — и был счастлив снова заняться бизнесом.
Он не блистал умом, но был старателен, вежлив, надежен. В должное время он стал компаньоном и унаследовал большое состояние от двух дядей-холостяков. Все его любили, но несколько покровительственно. Была одна женщина, которая испытывала к нему глубокие чувства, но он, к сожалению, женился на Элле Крейн. С Эмми Лестер он был бы счастлив, а с Эллой счастья не было, но ему не приходило в голову, что жизнь можно устроить как-то по-другому. Нет, не приходило. Он просто старался избегать скандалов, не давать к ним повода, но это почему-то не удавалось.
Скандал на глазах у двух полицейских офицеров, один из которых из местного отделения полиции… Какой стыд!
Статуэтка, которую Элла разбила в приступе ярости, из мейсенского фарфора, она принадлежала еще его прабабушке. Осколок мог попасть ему в глаз, и еще неизвестно, как бы это отразилось на зрении, а самое ужасное то, что эта сцена, эти злобные вопли, безудержная ярость распалили подспудные терзания последних двух-трех лет. Но нехорошо ненавидеть жену, жалеть, что на ней женился, и ломать голову над тем, как от нее избавиться. Да, ничего хорошего, что уж говорить о побуждениях, которые у него иногда возникали? Он временами просто себя не узнавал: подчас ему хотелось ударить Эллу, увидеть, что она шарахнулась от него, что она его боится.
При таком несчастном состоянии ума записка Николаса послужила настоящим катализатором. Николас сам положил ее в ящик для писем, после чего позвонил в звонок и вышел за дверь, не дожидаясь, когда горничная, миссис Амблер, ее откроет. Она отнесла записку Джеку Харрисону в кабинет и сказала, что только что видела спину написавшего ее джентльмена. «Он не стал ждать, просто бросил письмо и ушел».
Джек развернул записку и стал читать.
Дорогой Джек,
Я практически уверен, что сегодня меня арестуют. Дурацкая вышла история, но вот такие дела — арест будет и большинство проголосует за меня как за главного подозреваемого. Не знаю, куда меня посадят, но ты, если захочешь, можешь меня навестить. Ты лучше разведай, кто хороший адвокат по таким делам. Я не думаю, что с ним справится старикан, который ведает имуществом дяди Освальда. И вообще извини за беспокойство и за скандал,
Твой Ник
В голове Джека Харрисона все окончательно прояснилось. Когда перед тобой несколько дорог, можешь сначала пойти по одной, потом по другой и по пути размышлять. Или вообще никуда не идти, стоять на месте и ничего не делать. Но когда он прочел письмо Николаса, туман неопределенности в голове рассеялся, и он отчетливо понял, что должен делать. Он не позволит им арестовать Ника. Насколько ему известно, в их семье никогда никого не арестовывали. Ник помолвлен с Алтеей Грэхем. Они вот-вот поженятся. Алтея славная девушка и хорошая дочь, но ей так мало выпало в жизни радости.
А еще Эмми. Добрая, милая Эмми. Ей тоже нельзя причинять боль. Он не допустит, чтобы Ника арестовали.
Он сунул записку в карман, вышел в холл и подумал, стоит ли надевать пальто. Не стоит, день теплый, и дождя не предвидится.
Он надел шляпу, открыл дверь и вышел на дорогу. Если Ник ожидает ареста, то первым делом он пойдет к Алтее.
Вполне вероятно, что сейчас он у нее. Он не хотел встревать, но он не позволит, ни за что не позволит, чтобы Ника арестовали!
Глава 40
Дверь ему открыла мисс Силвер, и мистер Харрисон растерялся, не зная, что делать дальше. Он прошел в столовую, потому что мисс Силвер, кажется, именно этого от него ожидала. Он припомнил, что, по слухам, с Алтеей живет какая-то женщина. Наверное, это та дама, что открыла ему дверь. Узнать бы, как ее зовут. Она облегчила ему муки смущения, назвав свое имя четко и твердо. Он в ответ протянул руку и объяснил цель прихода.
— Теперь я понимаю, как вы узнали о последних минутах несчастного Уоррена, но как об этом могли узнать Блаунт и Уорпл?
— Мой дорогой Фрэнк, мистер Уорпл — пасынок старого мистера Мартина, чей родной сын теперь возглавляет семейное агентство по недвижимости в Гроув-Хилле. Сегодня в разговоре со мной он сказал, что эту фирму основал его дед и что отец его интересовался историей этих мест, и у них дома тоже был экземпляр книги Дженкинсона. Это означает, что мистер Уорпл имел к ней доступ. Эти сведения о золоте могли поразить его воображение. Мы не знаем, почему он об этом вспомнил, почему рассказал про свои отроческие фантазии мистеру Блаунту, но…
Фрэнк небрежно положил открытую книгу на обеденный стол.
— Знаете, я вовсе не отрицаю, что в этом что-то есть.
Вы нашли одну зацепку, а у меня есть и другая. Хотите знать, чем занимался Блаунт кроме комиссионного магазина и всяких делишек с жуликами? Его ремесло может иметь самое непосредственное отношение к тому, о чем вы говорите.
— У него есть ремесло?
— Представьте, можно сказать, даже переданное по наследству.
— Мой дорогой Фрэнк!
— Так вот. Его мать была родом из Суссекса, из маленькой деревушки под названием Клит. Очевидно, Блаунт проводил много времени со своим дедом, который был потомственным — кем бы вы думали? Угадайте с трех раз.
Мисс Силвер улыбнулась.
— Лучше скажи.
— Лозоходцем. Не смею даже предположить, что вы не знаете, кто они такие.
— Водоискатели? — задумчиво сказала мисс Силвер.
Он кивнул.
— Дед Пардью был большим специалистом по этой части. Он разъезжал по всему Суссексу. Те, у кого пересох колодец, тут же призывали его, и он указывал, где копать другой. Или задумали построить себе жилище, он приходит и говорит, есть ли здесь поблизости источник воды. Он был в своем роде знаменитость и обучил своему искусству внука. Мы узнали об этом у жителей Суссекса. Говорят, Блаунт оказался талантливым учеником и почти достиг уровня деда. Он на этом неплохо зарабатывает, и его и сейчас иногда вызывают.
Мисс Силвер задумчиво произнесла:
— Это ведь считается деревенским предрассудком. Насколько мне известно, они пользуются раздвоенным прутиком, предпочтительно из орешника. Считается, что, если под каким-то местом есть вода, прут резко наклонится.
— Не просто считается, но так оно и есть! Мой кузен Чарлз Монтегю получил в наследство поместье и передал его Национальному концерну. Себе оставил небольшой участок, чтобы построить коттедж. Разумеется, для дома нужна была вода, и спи вызвали лозоходца. Чарлз спросил, не желаю ли я посмотреть на представление, и я приехал. Парень этот минут двадцать ходил по кругу, но ничего не нашел. Мы перешли на другое место, и его прутик стал подергиваться;. Парень продолжал ходить, держа его перед собой, и вдруг эта его лоза так начала крутиться и наклоняться, что он еле ее удержал. Он показал, где копать, и они нашли богатейшую водную жилу на глубине тридцать метров.
— Да-да, — чуть нетерпеливо сказала мисс Силвер. — Умоляю тебя, продолжай.
— Хороший лозоходец может отыскать не только воду.
— Мне тоже так кажется.
— Некоторые утверждают, что они могут обнаруживать металлы. Однажды в тысяча девятьсот двадцать втором году деда Блаунта пригласила полиция. У некоего Майклхэма украли невероятно ценное блюдо, и возникло подозрение, что воры его закопали. Старина нашел его и получил большое вознаграждение. Но не спрашивайте меня, лоза ему помогала или он просто знал то, чего не знала полиция…
Деревенский люд часто знает куда больше, чем они.
Мисс Силвер сложила руки на розовом жилетике Тины.
— Я не думаю, что мистер Блаунт искал в саду миссис Грэхем воду, возможно, он хотел убедиться, что мистер Уоррен спрятал золотой сервиз в павильоне или где-то поблизости. Ты обратил внимание на то, что Дженкинсон ссылается на молодую женщину, присутствовавшую при последних минутах Уоррена? Она тоже могла слышать слова о спасенном золоте. Я бы хотела, чтобы ты вернулся к этому пассажу.
Фрэнк пробежался глазами по странице:
— "Молодая женщина, впоследствии вышедшая замуж в Йоркшир. — Он продолжал читать вслух:
— Эта дама, м-с М-н, после многолетнего отсутствия вернулась уже вдовой и сейчас служит в моем приходе. Она подтвердила рассказ м-ра Д. Л., ныне покойного, даже повторила некоторые слова умирающего. Я смею оглашать их в книге, дабы не вызвать ложные надежды или Алчность у непорядочных людей".
Дочитав до конца, он поднял на нее глаза.
— Миссис М-н?
— Поднеси книгу к свету, и ты увидишь, что недостающие буквы вписаны карандашом.
Он послушался и воскликнул:
— Что вы хотите этим сказать? Мне кажется — Мартин!
— В нашем разговоре мистер Мартин упомянул, что бабушка его отца служила в Гроув-Хилл-хаусе в ту пору, когда его подожгли мятежники. Она ему рассказывала, как ворвалась толпа и как умирал мистер Уоррен. Ты не думаешь, что она могла рассказать ему не только про это, и кое-какие подробности запали в душу его пасынка? Я думаю, что-то такое было, если на сцене появились Уорпл и Блаунт. Уорпл знал историю о закопанном сокровище. Блаунт был уверен, что сумеет найти место клада. Вот тебе и причина их странного сотрудничества. Но мистер Блаунт решил надуть партнера. Он приезжает первым и пытается купить «Лодж».
Мистер Уорпл приезжает за ним следом. Видимо, была серьезная ссора, и некоторое время они сражались друг против друга, но потом решили объединить усилия. Мистер Уорпл как бы выбывает из игры, и тут вдруг, представьте, кто-то убивает миссис Грэхем.
Фрэнк засмеялся.
— Гениальная, захватывающая сказка, но ведь ничего нельзя доказать! Тут бессильна даже ваша гениальность — вы не в силах обнаружить причину убийства миссис Грэхем!
Она покачала головой.
— Конечно, оно было неумышленным. Среди трех, можно даже сказать, четырех подозреваемых только против двоих имеются некоторые свидетельства. Против мистера Карея — утверждение миссис Трейл, слышавшей, как миссис Грэхем воскликнула «Как вы посмели, Николас Карей!» как раз в то время, когда могло произойти убийство. Но сам подозреваемый говорит, что был совсем в другом месте. Если это так, то миссис Грэхем снова выходила в сад уже после того, как дочь увела ее домой. Вполне вероятно, что она приняла пробравшегося в павильон человека за Николаса Карея. Второй подозреваемый — миссис Харрисон. В семь часов вечера во вторник ее бриллиантовое кольцо было в полном порядке. Но на следующий день — в десять утра — в нем уже не хватало одного камня. Миссис Грэхем была убита в этом промежутке времени. Позже потерянный камень был найден в щели под порогом павильона, и миссис Харрисон тут же сообщает припасенное ею весьма пикантное алиби в ночь со вторника на среду. Мистера Уорпла я бы тоже вписала в список подозреваемых, но реально ничто не связывает его с преступлением, и в обоих случаях трудно представить, что могло привести их в павильон в такой час, разве что у них было назначено свидание на этом месте.
Фрэнк засмеялся.
— Несколько притянуто, вы не находите?
— Возможно. И мотив для убийства слабоват. Чего нельзя сказать про мистера Блаунта. У него могла возникнуть серьезная причина разделаться с миссис Грэхем, заставить ее замолчать. Ему необходимо было обследовать павильон. Когда он приходил осматривать дом, он, разумеется, выходил в сад, но наверняка в сопровождении мисс Грэхем. Я не знаю, какой длины бывает прутик, можно ли пронести его незаметно, но человек, который собирается вбухать огромные деньги в подобный проект, сначала проведет все необходимые испытания, и самым тщательным образом.
— Значит, Блаунт отправился в павильон, чтобы помахать своим прутиком и убедиться, что золото где-то там?
— Это только предположение, но он мог пойти туда именно с этой целью.
— И что дальше?
— Он знал, что в «Лодже» рано ложатся спать. Но он не мог знать, что в ту ночь у мистера Карея и мисс Грэхем в павильоне было назначено свидание, которое было столь драматично прервано миссис Грэхем. Из-за этого последовавшего скандала она не могла потом уснуть. Я думаю, он пользовался фонариком — конечно с величайшими предосторожностями, — и она могла увидеть свет из окна ванной.
Безусловно, что-то заставило ее выйти из дому, причем в страшной спешке. Она добирается до павильона и окликает мистера Карея. Можешь себе представить, что почувствовал Блаунт, его панику? Он хватает ее за горло, видимо, чтобы заставить ее умолкнуть. Ну а что было дальше, нам известно.
Фрэнк кивнул.
— Хорошая сказочка, и очень убедительная! Но ни единого, хоть самого завалящего доказательства, которое можно было бы представить суду! Ну а Карей… что ж, я думаю, его вызовут и отпустят, правда, тут важно, кто будет вести защиту и какое впечатление он произведет на присяжных.
— А если бы ты был среди присяжных, как бы ты голосовал?
Он засмеялся.
— Ну мало ли что я скажу, дело не во мне!
Она настойчиво повторила:
— И все же я бы хотела, чтобы ты мне сказал.
— Ладно, строго между нами: я думаю, Карей тут ни при чем. Судя по тому, что я слышал о миссис Грэхем, тещей она была бы отвратительной, но это совсем не причина, чтобы ее убить, — сплошная потом морока, и вообще ни к чему. В любом случае, он собирался жениться, и если миссис Грэхем разок застукала его в павильоне, то он уж как-нибудь пережил бы, если бы она наткнулась на него во второй раз.
Фрэнк заслужил одобрительный взгляд мисс Силвер.
— Именно так подумала и я. Но вернемся к Блаунтам.
Меня чрезвычайно беспокоит ее положение. Если он сильно нервничает из-за того, что она могла услышать, всякое может случиться… В таком состоянии с кем угодно в любой момент может произойти несчастье или… самоубийство.
И никто не сможет доказать, что это совсем не тот случай, когда женщина с расшатанными нервами не сумела совладать с непосильным бременем, свалившимся на ее плечи. Конечно, пока она здесь, в гостевом доме, где полно людей…
Фрэнк перебил ее.
— Они уехали. Я заскочил туда по пути к вам, но они уехали. Неожиданно, без предупреждения. Мисс Мэдисон страшно расстроена и даже обрадовалась возможности выговориться, выплеснуть обиду. Две ее гостьи были ночью напуганы криком Блаунта во сне. Она сказала, что когда он пришел днем, она упомянула об этом, но он ничего не ответил, однако вскоре спустился вниз, сказал, что его срочно вызывают, заказал такси, оплатил счет и уехал, чтобы успеть на поезд в четыре тридцать. Она, по-моему, решила, что он крепко обиделся.
Мисс Силвер мрачно спросила:
— А насчет миссис Блаунт она что-нибудь говорила?
— Сказала, что в таком состоянии ей тяжеловато будет перенести дорогу.
Глава 38
Блаунты ехали на поезде, который останавливался на каждой станции, и всякий раз в него заходили и выходили толпы людей. Иногда купе было так набито, что миссис Блаунту было трудно дышать. Утро было холодное, но днем выглянуло солнце, и воздух стал влажным. Большинство пассажиров были тепло одеты, но никто не хотел открывать окно.
Воздух был спертым от запаха нафталина, от табачного дыма и распаренных тел. Миссис Блаунт закрыла глаза, чтобы не видеть какое все вокруг размытое, как все куда-то плывет.
Ей было невдомек, как ужасно она выглядит — бледные веки, темные круги вокруг глаз, словно синяки. Голова ее была откинута, губы побелели, и казалось, что она уже никогда не сможет открыть глаза. Сидевший напротив нее мистер Блаунт кипел от злости. Что она хочет показать своим страдальческим видом? Почему не ведет себя так, как другие женщины в купе? Одна читает тот дрянной журнальчик, который так обожает и Милли. Другая сосет леденцы, а сухопарая жилистая женщина в очках увлеченно спорит с соседом. Он нагнулся к Милли и тронул ее колено.
— Эй, не спи, слышишь? Ты сама говорила, что когда спишь в поезде, у тебя потом болит голова.
Она нервно вздрогнула и, опасливо на него посмотрев, еле слышно сказала:
— У меня кружится голова.
Эх! Надо было вообще оставить ее одну. Но может, оно и к лучшему. Если кто-нибудь потом вспомнит, что видел их, ему вспомнится и то, что она плохо себя чувствовала и что он был озабочен ее состоянием. Ласковым голосом он сказал:
— Ну ладно, дорогая, делай так, как тебе лучше.
Она понимала, почему он это говорит. На людях он никогда не был с ней резким и злым. Так же он обращался с первой женой, которая попала под поезд. Что-то об этом говорили… Когда это случилось, он был в отъезде — или так считалось. И никто не мог сказать, что они когда-нибудь ссорились. Она снова закрыла глаза и постаралась не думать о Люси Блаунт, которая четыре года назад попала под поезд.
Сид не сказал ей, куда они едут, но, скорее всего, в Клит. Дед его умер, а тетя Лиззи так и жила в старом доме, крытом соломой. Посети! ели находили его очень живописным. Сид часто привозил туда с распродаж какие-то вещи — стул, или стол, или фарфоровые фигурки.
Посетители их разглядывали — стол со стулом стояли на положенном месте, а фигурки на окне, поближе к свету. Они платили за них большие деньги и уходили, довольные, как Панч, думая, что совершили выгодную сделку. Лиззи Пардью очень подходила для продажи подобных вещей. Она работала дневной прислугой у викария, была хоть и простовата, но трудолюбива. Она не знала что это за вещи, знала только то, что он ей говорил, и люди, которые их покупали, думали, что она не имеет понятия о ценности того, что продает — куда ей, она простая душа и нигде не была дальше своей деревеньки. И это было истинной правдой.
До Клита они добирались с двумя пересадками. Милли Блаунт была здесь третий раз в жизни. Когда Лиззи Пардью открыла им дверь дома под соломенной крышей и пригласила войти, в душе ее всколыхнулась надежда. Сид, наверное, звонил в дом викария и сказал ей, что они приедут, потому что их комнаты были готовы, и на кухне ждала вкусная еда. Значит, он звонил со станции, когда они ждали поезд, и она отлучилась в дамскую комнату. Надежду породил домашний уют и приветливость Лиззи Пардью. Сид пошел в материнскую породу. У Лиззи был тот же цветущий вид, плотное сложение, сильные руки и ноги, но на этом сходство кончалось. У нее было мягкое, улыбчивое лицо, добрые глаза. Доброта в человеке сразу чувствуется.
Лиззи смущенно и выжидательно смотрела на жену Сида, которая все еще была для нее незнакомкой и очень тихо разговаривала, почти шептала. Миссис Блаунт не думала о том, что в присутствии своей тетушки муж ей ничего не сделает, но это чувство подспудно жило в ней. Она с аппетитом поела и подумала, что сегодня ей удастся уснуть.
В коттедже было три спальни. Лиззи занимала ту, что выходила окнами на улицу. На этой двуспальной кровати ее родители спали всю жизнь. Когда умер мистер Пардью, она сюда перебралась, как будто так и надо. Дом теперь был ее, и вся мебель тоже ее, так что вполне справедливо, что она займет лучшую комнату. Две другие спальни были маленькие, с узкими кроватями на низких ножках.
Милли Блаунт скорее согласилась бы спать на полу, чем в одной комнате с Сидом. Она чувствовала, что никогда больше не сможет спать в той же комнате. А что, если он опять станет кричать во сне, как в Розовой комнате мисс Мэдисон? Что, если он произнесет те же слова, что тогда?
От одной этой мысли ее затрясло. Но она может лечь на узкую кровать, накрыться с головой одеялом, и тогда ничего не услышит. Дом построен прочно, в нем толстые стены, и соломенная крыша приглушает звуки. Даже если Сид будет кричать, она не услышит, что он говорит.
Перед тем как лечь спать, она вдруг подумала, что, может быть, он так же рад остаться ночью один, чтобы его никто не услышал, если вдруг начнет что-то выкрикивать во сне. Эта успокаивающая мысль помогла ей заснуть и спать крепко, без сновидений.
Только на следующий день, когда Лиззи Пардью оставила их одних и ушла в дом викария, Милли Блаунт снова начали мучить мысли о том, зачем они приехали в Клит. Вопросов она не задавала — так ей было спокойнее. Если бы могла она слышать, что говорила Лиззи жене викария, то все ее страхи снова бы ожили. Лиззи работала у миссис Филд много лет и давно к ней привыкла и даже доверяла ей все свои проблемы.
Сегодня, когда они вместе убирали кровати, она торопливо рассказывала ей о племяннике Сиде и его жене.
— Он так о ней тревожится, миссис Филд! Потому и привез сюда. Говорит: «Свежий воздух и твоя еда, тетя Лиззи, — уж если они не помогут, то ничто не поможет. У нее меланхолия, вот как». А после того что стряслось с его первой женой — она бросилась под поезд, бедняжка, — понятно, что он сам не свой от волнения.
— Бросилась под поезд?! — воскликнула миссис Филд. — Какой ужас! Нет, простыня неровно, она требует, чтобы вы ее чуть потянули на себя.
Лиззи потянула.
— Она бросилась под брайтонский экспресс. Сид еле-еле это пережил. Она оставила ему немало денег, но никакие деньги не заменят любимую жену. А вчера он мне сказал: «Если что-то подобное повторится, теперь я этого точно не переживу, тетя Лиззи», — вот как он сказал.
— Мисс Пардью, у вас в руках подушка викария, а не моя. Вы хотите сказать, что есть серьезные опасения, что…
Мисс Пардью скорбно покачала головой.
— Никак не может выйти из меланхолии. А Сид, он такой добрый, самый добрый муж на свете. Видели бы вы, как он волнуется! И еще он говорит, что она… заговаривается.
— Одеяло сзади вас, мисс Пардью. То есть как это «заговаривается»? Что вы имеете в виду?
Лиззи взяла пуховое одеяло и растянула его на кровати.
— То, что она говорит и каким тоном. Об этом и не расскажешь. Сид не любит об этом распространяться, но когда дело зашло так далеко… Она тут вроде бы сказала, что лучше ей уйти, что ему без нее будет лучше, — все больно смахивает на речи Люси, которая бросилась под поезд.
— Ей срочно нужно показаться врачу, — решительно заявила миссис Филд.
А тем временем в домике под соломенной крышей миссис Блаунт, сидя за кухонным столом, чистила картошку, Иногда приходилось обрывать корешки. Сид накопал картошки, и она была рада сделать хоть что-то, чтобы у тети Лиззи осталось меньше хлопот, когда она вернется домой в половине первого. С другой стороны стола сидел Сид, перед ним стояла чернильница и лежал лист бумаги. Он достал свою ручку и окунул ее в чернила.
Написав не больше двух строк, он вдруг сморщился и стал тереть большой палец и тыльную сторону кисти. Она не отрывала глаз от картошки, потому что не хотела его видеть. Он не любил, чтобы на него смотрели, а она не любила смотреть на его руки. Такие крупные, сильные, волосатые. Они ее пугали. Он снова начал писать и дописал до конца страницы. Потом охнул, сжал руку, державшую перо, и на выскобленный добела стол упала черная капля. Лиззи Пардью это не понравится. Миссис Блаунт встала, чтобы взять тряпку, но он заорал, что нечего суетиться, и она покорно вернулась на место. Он сидел, раскачивая руку, говорил, что вывихнул большой палец, и теперь не сможет дописать письмо.
— А еще надо успеть на почту. Есть один парень, я почти согласился вступить с ним в сделку, но потом передумал. Случайно кое-что о нем услышал, это не тот человек, с которым можно вести дела.
Миссис Блаунт была огорошена. Они были женаты три года, и он еще ни разу не заводил с ней разговоров о бизнесе. Она молчала, не зная, как на это реагировать. Он продолжал причитать над своим пальцем.
— Даже не стоит брать в руки ручку, я не смогу. А письмо должно попасть сегодня на почту. Придется тебе поработать, если сумеешь. Я скажу, что писать. Иди сюда, садись на этот стул. И руки вымой! Не хватает, чтобы на моих деловых письмах были грязные пятна из-за этой твоей картошки!
На картошке не было грязи, потому что она ее, конечно, вымыла перед тем, как чистить, но она промолчала.
Она пошла мыть руки, а он ругался, что она долго возится. К тому времени как она села за стол и взяла в руки ручку, ее уже била дрожь. Он положил перед ней блокнот с верхним чистым листом. Первую страницу он уже написал и отложил в сторону. Стараясь сдержать дрожь в голосе, она спросила:
— Что ставить наверху, единицу или Двойку?
Он выругался.
— Ничего не ставь, пока я не скажу! И начинай не слишком высоко. Осталось дописать всего парочку предложений, и я хочу, чтобы лучше смотрелось.
Она сидела, ожидая, когда он начнет диктовать. Он стоял над ней, наблюдая за каждым ее движением. Когда он наконец начал диктовать, она так разнервничалась, что рука задрожала еще сильнее. Кривыми буквами она написала:
Я не могу так дальше жить. Это бессмысленно. Я чувствую, что не могу.
А он все смотрел сверху. Увидев, что она написала, он вырвал у нее блокнот и разразился ругательствами.
— Ты думаешь, это можно посылать? Нет, придется звонить ему по телефону!
Он вырвал лист из блокнота и посмотрел на него. Написано было неразборчиво, а когда он вырывал у нее блокнот, перо оставило кривой след.
Стоя за стулом жены, он самодовольно улыбнулся. Что ж, эти ее каракули сослужат хорошую службу.
Глава 39
Джек Харрисон был ошеломлен и растерян. Природа не одарила его особыми талантами ни в одной области.
В восемнадцать лет он вступил в семейный бизнес — «Харрисон и Леман, импортеры», в Первую мировую войну пошел на службу в армию, а когда война закончилась, вернулся, имея ранение в плечо — рана и сейчас давала о себе знать, — и был счастлив снова заняться бизнесом.
Он не блистал умом, но был старателен, вежлив, надежен. В должное время он стал компаньоном и унаследовал большое состояние от двух дядей-холостяков. Все его любили, но несколько покровительственно. Была одна женщина, которая испытывала к нему глубокие чувства, но он, к сожалению, женился на Элле Крейн. С Эмми Лестер он был бы счастлив, а с Эллой счастья не было, но ему не приходило в голову, что жизнь можно устроить как-то по-другому. Нет, не приходило. Он просто старался избегать скандалов, не давать к ним повода, но это почему-то не удавалось.
Скандал на глазах у двух полицейских офицеров, один из которых из местного отделения полиции… Какой стыд!
Статуэтка, которую Элла разбила в приступе ярости, из мейсенского фарфора, она принадлежала еще его прабабушке. Осколок мог попасть ему в глаз, и еще неизвестно, как бы это отразилось на зрении, а самое ужасное то, что эта сцена, эти злобные вопли, безудержная ярость распалили подспудные терзания последних двух-трех лет. Но нехорошо ненавидеть жену, жалеть, что на ней женился, и ломать голову над тем, как от нее избавиться. Да, ничего хорошего, что уж говорить о побуждениях, которые у него иногда возникали? Он временами просто себя не узнавал: подчас ему хотелось ударить Эллу, увидеть, что она шарахнулась от него, что она его боится.
При таком несчастном состоянии ума записка Николаса послужила настоящим катализатором. Николас сам положил ее в ящик для писем, после чего позвонил в звонок и вышел за дверь, не дожидаясь, когда горничная, миссис Амблер, ее откроет. Она отнесла записку Джеку Харрисону в кабинет и сказала, что только что видела спину написавшего ее джентльмена. «Он не стал ждать, просто бросил письмо и ушел».
Джек развернул записку и стал читать.
Дорогой Джек,
Я практически уверен, что сегодня меня арестуют. Дурацкая вышла история, но вот такие дела — арест будет и большинство проголосует за меня как за главного подозреваемого. Не знаю, куда меня посадят, но ты, если захочешь, можешь меня навестить. Ты лучше разведай, кто хороший адвокат по таким делам. Я не думаю, что с ним справится старикан, который ведает имуществом дяди Освальда. И вообще извини за беспокойство и за скандал,
Твой Ник
В голове Джека Харрисона все окончательно прояснилось. Когда перед тобой несколько дорог, можешь сначала пойти по одной, потом по другой и по пути размышлять. Или вообще никуда не идти, стоять на месте и ничего не делать. Но когда он прочел письмо Николаса, туман неопределенности в голове рассеялся, и он отчетливо понял, что должен делать. Он не позволит им арестовать Ника. Насколько ему известно, в их семье никогда никого не арестовывали. Ник помолвлен с Алтеей Грэхем. Они вот-вот поженятся. Алтея славная девушка и хорошая дочь, но ей так мало выпало в жизни радости.
А еще Эмми. Добрая, милая Эмми. Ей тоже нельзя причинять боль. Он не допустит, чтобы Ника арестовали.
Он сунул записку в карман, вышел в холл и подумал, стоит ли надевать пальто. Не стоит, день теплый, и дождя не предвидится.
Он надел шляпу, открыл дверь и вышел на дорогу. Если Ник ожидает ареста, то первым делом он пойдет к Алтее.
Вполне вероятно, что сейчас он у нее. Он не хотел встревать, но он не позволит, ни за что не позволит, чтобы Ника арестовали!
Глава 40
Дверь ему открыла мисс Силвер, и мистер Харрисон растерялся, не зная, что делать дальше. Он прошел в столовую, потому что мисс Силвер, кажется, именно этого от него ожидала. Он припомнил, что, по слухам, с Алтеей живет какая-то женщина. Наверное, это та дама, что открыла ему дверь. Узнать бы, как ее зовут. Она облегчила ему муки смущения, назвав свое имя четко и твердо. Он в ответ протянул руку и объяснил цель прихода.