Вентворт Патриция. Ядовитые письма

   — Значит, Сцилла могла позвать ее в свою спальню или гостиную, которая выходит в холл. Разве нет?
   — Все могло быть, Рэнди.
   — Миссис Рептон, допустим, попросила девушку выполнить для нее какую-нибудь работу. Они, например, вытаскивали выкройки, а вместе с ними вывалилась и эта бумажка. Если миссис Рептон узнала, что Дорис вечером вернется в поместье, то вполне могла столкнуть ее с моста — она молодая и сильная женщина. Но лиха беда начало, дальше обстоятельства складываются так, что толкают ее на еще одно убийство, а уж в случае с мужем причина, которую вы считаете основной, подкрепляется еще и денежным мотивом. Конечно, нет никаких доказательств того, что она имела возможность отравить Конни Брук, но если удастся восстановить картину убийства ею мужа, тогда два других ее преступления можно будет оставить без дополнительного расследования.
   Мисс Силвер с сомнение покачала головой:
   — Не верю я в вину миссис Рептон.
   — Но скажите, бога ради, почему?!
   Крючок быстро мелькал в руках мисс Силвер, нарядная кромка на джемпере увеличивалась на глазах.
   — Мне, пожалуй, трудно это выразить, — начала она, — но Сцилла производит впечатление человека, который не осознает грозящей ему опасности. Будь она виновна, мы наверняка заметили бы какую-то фальшь в ее поведении, которой она попыталась бы прикрыть свою уязвимость. Она даже не считает нужным скрывать свое равнодушие к смерти мужа. И еще — труднее всего скрывать страх, а эта женщина ведет себя так, как будто у нее нет совершенно никаких причин чего-либо бояться.
   — Я бы сказал, что она самоуверенна до наглости.
   — Но даже самый закоренелый преступник, чувствуя опасность, невольно меняет свое поведение. Если бы Сцилла совершила три убийства, то во время последнего допроса она бы поняла, что ее вот-вот разоблачат, и вела бы себя как-то иначе, я в этом уверена. Меня же поразило именно полное отсутствие в ней настороженности. Собственно, именно это заставляет меня считать ее невиновной.
   — Сцилла Рептон производит впечатление человека, который хорошо владеет собой, у нее сильный характер, и она, мне кажется, может умело вести ту роль, которую определит для себя. Если все трое — жертвы одного убийцы, то, вероятнее всего, она и есть тот самый убийца.
   — Ты забываешь, Рэнди, что убийства совершены были не просто так. Первопричина их — анонимные письма.
   И найдя их автора, ты найдешь и убийцу. Миссис Рептон, конечно, не ангел, но присущие ей свойства характера вряд ли толкнули бы ее в ряды сочинителей анонимок. Скорее нам надо искать психически неуравновешенного, неуверенного в себе человека с тайной жаждой властвовать.
   Марч не хотел сдаваться:
   — Все отмечают, что Сцилла не знала, куда себя деть в Тиллинг-Грине, тосковала, вот она и могла на этой почве расстроить нервы…
   — Рэнди, в то время, когда появились первые письма, ее связь с Гилбертом была в самом разгаре, ей было совершенно не до того — тайные свидания, хитроумные уловки, чтобы улизнуть из дома, и так далее. Кроме того, я сомневаюсь, что она решилась бы написать мужу, обвинив саму себя в супружеской измене.
   — Интересно, есть ли такие обвинения в каких-нибудь других анонимках?
   — Я уверена, об этом говорится в письме, предназначенном Валентине. Флори показала на допросе, что девушка получила анонимку. Мисс Грей ведь признала это, правда?
   Марч согласился:
   — Да, девушка сказала, что сожгла письмо. Наверняка и там были доброжелательные строки о связи Сциллы и Гилберта.
   — Ты, что ж, в самом деле считаешь, что такое письмо могла написать сама Сцилла?
   Марч не имел твердого мнения на этот счет:
   — Да кто ее знает. Мне кажется, вполне могла, если решила любой ценой не допустить свадьбы Гилберта и Валентины. Ее покойный муж предполагал именно такой мотив, когда говорил, что это она пишет письма. — Марч встал. — Ладно, разговоры разговорами, а мне надо дело делать. Пока что у нас есть реальные улики против одной подозреваемой — миссис Рептон, и оснований для ее ареста более чем достаточно.
   Мисс Силвер отложила вязанье и тоже встала.
   — Но ты хотя бы допросишь ее еще раз?
   — Не думаю, что она сможет сообщить нам что-нибудь новое. Зато на этот раз, наверное, будет поосмотрительнее, — ответил Марч и вышел из кабинета покойного полковника, испытывая смутное чувство, что мисс Силвер не вполне довольна их сегодняшним уроком и немного разочарована.

Глава 33

 
   После обеда, прошедшего в полном молчании, мисс Силвер и мисс Рептон пили кофе в гостиной. Законченный кардиган маленькой Джозефины, который оставалось только отутюжить, был подробно изучен и удостоен самых высоких похвал, а естественным образом зашедший разговор о семье Этель Бэркетт оказался необычайно интересным для обеих собеседниц.
   — Я часто думаю, — вздохнула мисс Мегги, — как бы я радовалась, если бы Валентина вышла замуж и родила детей, ведь так интересно наблюдать, как они растут. Наверное, мне не следует говорить о таких вещах, поскольку пока она даже не помолвлена.
   Мисс Силвер улыбнулась:
   — Отношения мистера Лея и Валентины, может быть, рано называть помолвкой, но все же…
   — Боже мой! — воскликнула пожилая дама. — Вы хотите сказать, что об этом уже говорят?
   — Ничего не поделаешь, — с философским спокойствием констатировала ее собеседница.
   — Ax, боже мой! — снова воскликнула мисс Мегги и вздохнула. — Только бы больше не слали эти гнусные письма.
   Мисс Силвер подождала, что за этим последует, но пауза затянулась, и она спросила:
   — А вы их получали?
   Мисс Мегги испуганно оглянулась, но в комнате никого кроме них не было, если не считать мебели.
   — Видите ли, мисс Силвер, — нерешительно начала она, — я никогда никому об этом не говорила… Я тоже получила одно такое письмо…
   Женщина быстро опустила чашку на звякнувшее блюдце, потому что руки у нее задрожали, а все из-за ужаса, который она испытывала каждый раз, когда вспоминала о том письме.
   — Надо было вам рассказать о нем полиции, — заметила мисс Силвер.
   Мисс Мегги покраснела:
   — Нет, что вы, я не смогу! Там такие гадости написаны!
   — О вашей невестке?
   — Да… Вы просто не представляете, что там!
   — А вы сохранили его?
   Мисс Рептон понизила голос до еле слышного шепота:
   — Да, я его спрятала. Оно в моей шкатулке для драгоценностей, под замком. Если позволите, я вам его покажу! — решилась она. — Понимаете, после смерти Роджера я подумала, что должна его кому-то показать, а вы так помогаете мне пережить весь этот ужас. Я вас прошу, прочтите его, может быть, посоветуете, как надо поступить. Вдруг оно действительно нужно полиции?
   Мисс Силвер ободряюще улыбнулась:
   — Когда вы пойдете к себе, я поднимусь с вами и взгляну на него.
   Шкатулка мисс Мегги оказалась солидным старомодным сооружением, обтянутым черной, поистершейся за многие годы кожей. По краям верх шкатулки был украшен тусклым золотым тиснением, а в центре сохранились инициалы «М.Р.». Мисс Мегги, открывая ее круглым латунным ключиком, объясняла, что шкатулка принадлежала еще ее бабушке, леди Маргарет Рептон. Внутри оказалось несколько ящичков, ставившихся один на другой и обтянутых атласом. Сняв два верхних яруса, мисс Рептон вытащила из-под массивного гранатового браслета, лежавшего в третьем отделении, сложенный листок бумаги. Она держала его в руке, не решаясь отдать мисс Силвер.
   — Если бы вы знали, как не хочется мне показывать вам эту гадость.
   — Но если вам станет легче после этого…
   — Конечно, мне надо решить, что с этим делать!
   Мисс Силвер протянула руку:
   — Тогда давайте я посмотрю.
   Марч точно описал анонимки — дешевая тонкая бумага, неровные строчки, корявые, неопрятные буквы разбрелись по листу вкривь и вкось. Казалось даже, что писали их не пером, настолько размазанными и перекошенными они выглядели. Мисс Силвер подумала, что их могли выводить кончиком спички, обмокнутым в чернила. Такой способ, кстати, идеально скрывает почерк пишущего. Выражения послания оказались еще вульгарнее, чем она предполагала, особенно грубыми они были там, где речь шла о Сцилле. Перевернув листок, мисс Силвер дочитала до подписи «Доброжелатель», косо нацарапанной в правом нижнем углу. Левый нижний угол был пустой. Перевернув листок, она обнаружила пустое место и с обратной стороны. Мисс Силвер решила, что, пожалуй, это обстоятельство можно было бы использовать. Идея показалась ей плодотворной…
   — Дорогая мисс Рептон, по-моему, это просто необходимо показать полиции.
   Глаза мисс Мегги наполнились слезами.
   — Мне будет так невыносимо стыдно!
   — Если вы позволите, я сама покажу это начальнику полиции.
   Мисс Рептон с облегчением всплеснула руками:
   — Вы сделали бы мне огромное одолжение! Я тут ночью лежала без сна и все думала, что делать, и тоже решила, что хорошо бы показать письмо мистеру Марчу. Понимаете, в чем дело, во время допроса я очень старалась точно ответить на все его вопросы по поводу анонимок, которые прислали Роджеру и Валентине, но он не спросил, получала ли что-нибудь я сама, а заводить об этом разговор первой так стыдно, особенно с мужчиной.
   Мисс Силвер уложила в постель мисс Мегги. Как всегда, она действовала очень обстоятельно и не забыла ни одной мелочи: проверила, положила ли Флори под ноги хозяйке бутылку с горячей водой, поплотнее задернула шторы.
   Наконец мисс Силвер поспешила в свою спальню, расположенную по соседству с комнатой мисс Рептон. Это была уютная комната, обставленная старомодной мебелью красного дерева. Пурпурное покрывало на большой кровати делало ее несколько похожей на катафалк, но такое сравнение не приходило в голову мисс Силвер. Напротив, покрывало ей очень нравилось — она отметила, что сшито оно из дорогого и очень качественного материала богатой расцветки, сохранившего первоначальные краски благодаря тому, что окна комнаты выходили на север, так что ни покрывало, ни шторы совсем не выцвели и находились в отличном состоянии. Лежавший на полу брюссельский ковер прекрасного качества был настолько темен, что мелкий узор на нем было трудно рассмотреть, тем более сейчас, когда уже наступили сумерки. Когда-то это помещение было комнатой для гостей леди Маргарет, чьи инициалы украшали шкатулку мисс Мегги. Бабушка мисс Рептон была известна в свое время прогрессивными взглядами, поэтому уже тогда, в 1840 году, распорядилась убрать балдахин над кроватью и тяжелый полог.
   Мисс Силвер присела у туалетного столика, тщательно расправила взятое у мисс Мегги письмо и задумалась.

Глава 34

 
   Джейсон Лей свернул к коттеджу мистера Бартона. Профессия молодого человека способствовала развитию у него некоего шестого чувства, хотя, может быть, более правильным следовало бы назвать это обостренностью остальных пяти. Когда он остановился у двери коттеджа «Гейл», то был уверен, что за ним наблюдают. На улице еще не стемнело, но день был пасмурный и в некоторых домах, например в гостиной соседнего «Виллоу», уже горел свет.
   Вход в жилище мистера Бартона был виден или из окна на лестнице этого дома, или из ближайшей спальни, правда, из спальни надо было высунуться, чтобы увидеть крыльцо Бартона. Отсюда в день смерти Конни мисс Силвер наблюдала, как сосед, сопровождаемый котами, возвращался домой. Сейчас в окнах никто не маячил, однако Джейсон интуитивно ощущал на себе чей-то взгляд, к тому же ему показалось, как кто-то отпрянул от маленького лестничного окошка, когда юноша еще шел по дорожке. Он не был уверен в этом, но чувство, что за ним следят, не оставляло его.
   Джейсон поморщился. Эта мисс Вейн слыла большой сплетницей, впрочем, как и Метти Эклс вместе с полдюжиной их подружек. Ей любопытно будет посмотреть, удастся ли ему проникнуть в дом отшельника. Тут щелкнул замок, и дверь отворилась. Молодой человек вошел в темноватую прихожую — свет в нее проникал только через открытую кухонную дверь.
   Джеймс Бартон запер дверь и, дружески обняв гостя за плечи, провел его в комнату с задернутыми шторами. На столе горела лампа, а перед зажженным камином лежали коты. Когда к Бартону приходил начальник полиции, эти животные при виде его и ухом не повели, сейчас же вставали с мест, потягивались и принимались, мурлыча, тереться о ноги старого знакомого.
   Джейсон всех знал по имени — Асаф, Авиезер, Аран, Авинадав, Авимелех, Авия, Авессалом — и для каждого нашел ласковое словечко. Мистер Бартон наблюдал за этим с гримасой, более всех его гримас похожей на улыбку.
   — Звери друзей не забывают, — одобрительно сказал он, — а уж тем более такие разборчивые и самостоятельные, как коты. Если ты им понравился, значит понравился, а если нет — то извини, они своего мнения не изменят, ничего не поделаешь.
   Коты вернулись на прежнее место, а мужчины уселись за стол.
   — Скоро опять улизнешь? — спросил хозяин.
   — Да нет, не собираюсь. Хочу больше никуда не отлучаться, — рассмеялся Джейсон.
   — Выходишь в отставку?
   — Да. Займусь землей, хозяйством. Помните, сразу после войны я учился и пару лет даже работал, а теперь снова потянуло.
   — Есть какие-то причины выходить в отставку? — поинтересовался мистер Бартон, набивая табаком трубку.
   — Подумываю о женитьбе.
   — Совсем неумно.
   — Вряд ли, если речь идет о Валентине.
   Бартон бросил на него мрачный взгляд.
   — Что ты ожидаешь от меня услышать? Хочешь, чтобы я тебя поздравил?
   — Неумно как раз говорить, что все женщины одинаковы, это не так. Они не более одинаковы, чем мужчины.
   А от вас мне хотелось бы услышать только, что Валентина единственная в своем роде женщина и мне очень повезло.
   Пауза затянулась. Бартон чиркнул спичкой и теперь старательно раскуривал трубку. Потом раздался его низкий хриплый голос:
   — Вряд ли ты добьешься от меня чего-либо подобного.
   Ты ведь знаешь, как я отношусь к женщинам. Но если кто и отличался от остальных женщин, так это ее мать.
   Джейсон с интересом посмотрел на хозяина.
   — Вы хорошо знали миссис Грей?
   — Я знал ее не лучше, чем многие другие. Хорошая женщина, но очень печальная. Что-то ее в жизни сломало, и не она первая, с кем это случилось. У нас называют женщину хорошей, если она не покушается на чужого мужа и занимается собственной семьей, — считается, что этого достаточно, чтобы таковой прослыть, и не важно, что она при этом тупая, сварливая, лживая, расточительная, мелочная, подозрительная и тщеславная. Так вот, миссис Грей была совсем не такой, она действительно была хорошим человеком. Знаешь, сам я с ней разговаривал всего раза три. Однажды она вошла в кабинет, где мы беседовали с Роджером, он представил меня ей как своего старого приятеля, и она так приветливо сказала: «Как поживаете, мистер Бартон?» — а я на это: «Спасибо, а как ваши дела?»
   И еще пару раз: однажды она сказала, какой, дескать, прекрасный день, а в другой раз что-то вроде того, что, наверное, снег пойдет. Понимаешь, слова — ерунда, просто в этой женщине было нечто, заставляющее тебя тянуться к ней всем сердцем, она была светлый человек. Когда встречаешься с настоящей добротой, ее ни с чем не спутаешь, только попадается это редко. Должен признать, что в дочери тоже что-то такое есть.
   Джейсон был очень тронут этими словами. Дружба их с Джеймсом Бартоном началась лет десять назад, когда ему пришлось один на один вступить в драку с бультерьером, защищая одного из котов Бартона, покойного ныне Авиафара, который бы и сам справился с любой собакой, если бы не сломанная лапа. Вильям Клодд бросил камень в Авиафара и перебил ему лапу, тут-то упомянутый бультерьер и схватил кота за загривок и начал его трепать, к бою присоединились несколько соседских мальчишек, и вскоре на дороге около коттеджа «Гейл» развернулось целое сражение.
   Вскоре на поле битвы подоспел Бартон, вооруженный метлой и кочергой. Все двуногие участники схватки мгновенно улетучились, остался только Джейсон, не без ущерба для целости своих рук и штанов освобождавший из челюстей пса несчастного кота.
   Благодарный хозяин пригласил его в дом, чтобы обработать полученные раны. У молодого человека было два довольно серьезных укуса, но он сказал, что сначала надо заняться ранами Авиафара, чем навсегда завоевал сердце Джеймса Бартона. После этого случая Джейсон Лей стал желанным гостем в коттедже «Гейл», и преподобный Мартин ничего не имел против этих визитов.
   Разговор прерывали частые паузы, которые не тяготили собеседников. Во время одной из них, когда Джейсон подошел к книжным полкам, занимающим целую стену, хозяин вдруг сообщил:
   — Ты, наверное, уже слышал, ко мне заходил начальник полиции. В деревне все все знают.
   Джейсон в ответ буркнул что-то невразумительное и спросил:
   — Интересно, где вы это раскопали?
   — Что там такое? А, «Альманах чудес». Раскопал на книжном развале, на углу Кэчпенни-Лейн в Ледлингтоне.
   Здесь описаны замечательные случаи легковерности, свойственной началу девятнадцатого века. В числе прочих приводится, скажем, пример таинственного самовозгорания.
   Поучительное чтение.
   Джейсон расхохотался:
   — Человечество вряд ли стало менее легковерным, чем в девятнадцатом веке, просто чудеса стали немного другие.
   Если сейчас предъявить ему что-нибудь необъяснимое, одним словом чудесное, обязательно найдется кто-нибудь поверивший в чудо, даже чтобы просто развеять скуку.
   Бартон многозначительно отозвался:
   — Если говорить о последних десяти днях, я бы Тиллинг-Грин скучным местом не назвал.
   — Что правда, то правда.
   — Знаешь, я ведь ничего бы, наверное, и не знал, если бы не пришел полицейский.
   — Что вы имеете в виду?
   — Сам посуди: днем я без особой на то причины не выхожу. А когда все же приходится выйти, то ни с кем не разговариваю, да и ко мне никто не обращается, разве что продавец через прилавок в магазине, поэтому мне и не было ничего известно о тех скандальных происшествиях, которые случились в деревне. Например, мне и в голову не приходило, что Конни Брук убили. А тут еще и убийство Роджера. Я когда пришел в себя, после того как мистер Марч сообщал мне о том, что в поместье произошло, то удивился, почему они вместе с этими двумя не возбуждают и дело об убийстве Дорис Пелл. Все три можно увязать с анонимными письмами и сложить перед дверями наших первых сплетниц.
   — Сами придумали или Марч вам подсказал?
   — Сам. Наверное, срабатывает инстинкт самосохранения — хочу отвести от себя подозрения. Понимаешь, я был последним, кто видел Роджера живым. Марч хотел знать все подробности о моем визите.
   Джейсон, заметно помрачнев, положил «Альманах чудес» на полку и вернулся к столу.
   — Последней его, кажется, видела жена… Или нет, Метти Эклс, когда принесла чай.
   — К счастью для меня, да. Но ведь у меня все равно была возможность подсыпать в виски цианистый калий.
   — А зачем вам это?
   — Как зачем? Вполне нормальное желание убить своего лучшего друга.
   — Неужели вы думаете, что Марчу может прийти в голову такая глупость?
   — Может прийти, не может… Мне кажется, он еще не решил окончательно, приходить ей или нет. А вот как ты думаешь в свете этого, что произойдет, если я сообщу ему нечто, дающее основание подозревать другого человека? Не будет ли это похоже на попытку отвести от себя, свалить на кого-то другого подозрения?
   Джейсон в сердцах махнул рукой:
   — Вы имеете в виду Сциллу? На нее свалено уже столько подозрений! Причем подозревают ее не только по долгу службы, но и так, от чистого сердца. Полковник ведь собирался разводиться с ней… Или вы об этом тоже не знаете?
   Хозяин саркастически усмехнулся:
   — Знаю, Роджер сам мне сказал. Он свалял дурака, женившись на этой особе. Мне, конечно, надо было его предупредить, я ее насквозь видел, но в таком деле советов обычно не спрашивают. От этой глупости, как и от любой другой, человек может избавиться только самостоятельно.
   — Так что же, я прав? Речь пойдет о Сцилле?
   — Да нет, Сцилла к этому отношения не имеет.
   — К чему «к этому»?
   Бартон затянулся:
   — Может быть, это вообще ни к чему отношения не имеет.
   Молодой человек пожал плечами:
   — Что-то вы темните. Так вы собираетесь мне рассказывать свою тайну или нет?
   — Пока не решил… Раздумываю. Давай сначала ты мне расскажешь по порядку все с самого начала — письма, Дорис, Конни… Такая тихая бледная девочка, мне она всегда казалась не от мира сего… И вот во что-то впуталась.
   — Полагаю, не по своей воле.
   Джеймс Бартон кивнул:
   — Похоже на то. Ладно, расскажи, как ты сам все эти события понимаешь.
   — Когда утонула Дорис, меня здесь не было. Я видел одно анонимное письмо, которое пришло дяде, — действительно, грязная это штука. С тех пор как я приехал, миссис Нидхем постоянно держит меня в курсе всех местных слухов… — И Джейсон рассказал всю историю, немного упростив для понятности некоторые сюжетные линии.
   Выходило так, что анонимки действительно играли ведущую роль во всех трагических событиях последнего времени. Из-за них утонула Дорис. Конни сказала, что знает, кто их пишет, — и умерла. Роджера Рептона постигло то же и, похоже, по той же причине.
   Когда Джейсон закончил рассказ, наступила долгая пауза. Наконец мистер Бартон заговорил:
   — Скажи, пожалуйста, Конни шла в среду поздно вечером через деревню вместе с мисс Эклс?
   — Да, они вместе возвращались из поместья.
   — Они попрощались у коттеджа «Холли» и дальше к своему дому девушка пошла одна?
   — Так утверждает мисс Эклс.
   — А какое-нибудь подтверждение ее словам есть?
   — Нет.
   — Значит, она могла пойти вместе с Конни к ней домой и позаботиться о том, чтобы в какао оказалось достаточно таблеток. Достаточно для того, чтобы девушка уже не проснулась.
   Джейсон кивнул:
   — Такое тоже возможно.
   — И именно мисс Эклс отнесла Роджеру чай и была последней, кто с ним говорил, и первой, кто нашел его тело.
   Первое, что она делает после этого, — устраивает истерику и обвиняет в убийстве его жену. Похоже, против мисс Эклс можно завести дело, тебе не кажется?
   — Да как сказать, — ответил Джейсон. — Против нее и Сциллы примерно одинаковой серьезности улики. В деле Конни легче собрать факты против Метти, а в деле Роджера — против Сциллы, так что шансы у них пятьдесят на пятьдесят. Потому-то, полагаю, еще никого и не арестовали. В деле полковника его жена — просто подарок для полиции, дело раскрывается, можно сказать, само собой.
   Но вот если в связи с ним рассматривать еще и дело Конни… Каким образом могла ухитриться Сцилла, находясь в поместье, растворить снотворное в какао? Возможностей у нее для этого ни малейших не было, чего нельзя сказать о Метти, которая знала о снотворном, вполне могла проводить девушку до самого дома и соответствующим образом приправить напиток.
   — Ты хочешь сказать, что главные подозреваемые — мисс Эклс и миссис Рептон? — задумчиво спросил Бартон.
   — Не знаю, наверное. Замечу только еще раз, что Сцилла не могла отравить то какао — она все время была в поместье, на людях, с четверти восьмого и до конца приема.
   Не успевала она никак сбегать к Конни через всю деревню и обратно, а если предположить, что она сделала это до приема, то тогда ведь Конни была дома. В общем, если следовать логике, что все завязано на анонимных письмах, то Сцилла в эту схему не укладывается.
   Мистер Бартон внимательно слушал молодого человека. Джейсон продолжал:
   — Правда, существует еще одна версия: какао могли отравить, пока Конни была в гостях, и тогда таблетки мисс Мегги не имеют к отравлению никакого отношения. Тут произошло просто совпадение — человек, пишущий анонимки, слышал, что девушка не чувствует некоторых вкусов и не заметит снотворного в какао, и это могло навести его на мысль, как проще всего заставить ее молчать.
   — Ну что ж, пожалуй, именно к этой твоей версии я могу кое-что добавить, — заметил Бартон.
   Джейсон рассмеялся:
   — Да неужели? Давайте выкладывайте.
   Хозяин дома потянулся через лежавших котов и вытряхнул пепел в камин, потом, держа в ладони вересковую трубку, откинулся на спинку стула.
   — В ту ночь, как это частенько случается, я гулял с котами, — начал он.
   — В какое время?
   — Где-то после десяти, на часы я не смотрел. Ахаву захотелось пройтись, а за ним и все остальные потянулись.
   Так что мы обошли всю деревню.
   — А машины уже отъезжали от поместья?
   — Нет, ни одной машины мы не видели, и вообще не видели ни одной живой души, пока не пришли к коттеджу «Крофт». А вот около него кто-то был.
   — Кто?
   — Я не видел, хотя предположить кое-что можно.
   — Так кто же это был? — настаивал Джейсон.
   Джеймс Бартон покачал головой и продолжил:
   — Авимелех пролез во двор под калиткой. Я стоял рядом и хотел позвать его, но тут услышал, что кто-то идет со стороны заднего крыльца. Человек обогнул дом, причем шел так же осторожно и почти бесшумно, как мои коты.
   Стараясь себя не выдать, я отступил от калитки. Кто-то промелькнул мимо меня в темноте, и тут Авимелех зашипел и вспрыгнул на забор. Вот и все.
   — Как это все?
   — Больше я ничего не видел и не слышал.
   — Но хотя бы мужчина это был или женщина?
   — Это была тень, — медленно произнес Бартон. — Можно, конечно, сказать, что ступала она слишком мягко и легко для мужчины, но некоторые мужчины умеют так ходить… Я, например, да и любой браконьер тоже…