Верещагин Петр. Книга Теней (Повелитель Теней)

 
   Пламя утихло. Инеррен мог бы уже положиться на реальные чувства, а не двигаться по интуиции, но что-то удерживало его. Глаза могут обмануть, слух может ошибиться – так звучала одна из заповедей Теневой Тропы. Интуиция же не подводила никогда.
   Пространство, в котором он оказался, было заполнено слабо мерцающей пылью угасающих звезд. Иногда они вспыхивали и моментально исчезали, иногда новая точка света появлялась в бесконечной дали, заменив пятнышко черноты. Исполинская радуга из миллионов цветовых лучей, многие из которых не имели названия в человеческих наречиях; и радуга эта что-то говорила – всполохами, сиянием, изменяющимся ритмом мерцания. И теперь чародей начал понимать фразу, брошенную когда-то Рэйденом: «Чтобы беседовать с Пустотой, нужно изучить Ее язык»…
   Без особой надежды он пустил в ход заклятие Ньоса. Естественно, оно не подействовало, будучи предназначенным для общения на наречиях смертных и им подобных. Языки Сил – тем более Сил столь высокого уровня – не могут быть переведены для разума человека.
   Еще немного полюбовавшись феерической картиной черно-радужного небосклона, Инеррен в конце концов обратил свое внимание и на более мелкие детали пейзажа. Тотчас же он понял, что «более мелкие» не значит «менее важные». В частности, никак нельзя было назвать неважной деталью деревянный столбик-указатель. Три стрелки отходили от него; на первой было нацарапано:

 
Налево пойдешь —
Погибель найдешь,
Направо – уйдешь в никуда;
Единственный путь —
Назад повернуть,
В тот край, где твоя судьба.
 

   Да, такой надписи ни в одной сказке не было. Поворачивать назад Инеррен не стал – во-первых, это вообще было не в его правилах, а во-вторых, он совершенно не представлял, где же находится сие направление. Потому чародей обратился ко второй табличке.

 
На западе – смерть, на востоке – забвенье,
А сзади – война и раздор.
Вперед, в неизвестность! И чистым стремленьем
Отменишь ты свой приговор.
 

   Интересно. Красиво. Но даже самые чистые стремления, горько усмехнулся чародей, не всегда обеспечивают успех. И он взглянул на последнюю надпись.

 
Меж краев восхода и заката,
Меж путей, ведущих в Ад с Небес,
Нет таких, что не вели б обратно, —
Есть лишь те, кто, их пройдя, исчез;
Нет Судьбы и Предопределенья,
Нет Предназначенья – есть лишь Путь;
Твой противник – лишь твое сомненье,
Вот и выбирай, куда свернуть.
 

   В черных глазах Инеррена сверкнула искра смеха. Великолепно! У автора третьей таблички был талант. Правильно, смерть – не конец, а забвенье – не худшее, что может случиться на Пути. Что касается войны, раздора и приговора… эти слова имеют много значений.
   Добрыми намерениями вымощена дорога в ад, как глаголет древняя мудрость. Инеррен порою весьма скептически смотрел на самих мудрецов, однако некоторыми их мыслями пользовался безо всяких угрызений совести. Впрочем, как говорят те же мудрецы, совесть только мешает Адептам Искусства, так что первым делом они от нее избавляются.
   В общем, когда чародей сделал свой выбор, двигало им не желание проверить правоту автора надписей; скорее, он понял иронию собственной судьбы – и принял ее, как принимал и ранее. Безропотно, но не безнадежно. Подчиняясь и ожидая удобного момента, чтобы нанести ответный удар.
   Не в первый раз происходила эта битва. И каждое сражение, внешне выигранное Богами Судьбы, было на самом деле за Инерреном, остававшимся в живых вопреки всем их стараниям.
   «Как знать, – думал он, двигаясь вперед по узкому коридору, образованному покосившимися мегалитами, – быть может, у Судьбы есть еще козыри, которые будут введены в Большую Игру именно сейчас. И скорее всего, ранее сделанные ошибки будут исправлены. Что ж, да будет так. Уже то, что я дал Безымянным несколько уроков их собственной Игры, стоит гораздо большего, чем все остальные факты, – а кстати, об уроках…»
   Чародей резко оборвал мысль. Совершенно невозможно. И все-таки, если допустить…
   Коридор закончился. В одинаковой позе – скрестив руки на груди, внешне расслабленные и готовые к моментальному броску – около полуразрушенной стены стояли трое. Воин с мрачным лицом, легкие доспехи которого прикрывал темно-фиолетовый плащ; желтоглазый пожилой на вид человек в богатом одеянии из коричневого бархата, расшитого золотом; бледный невысокий крепыш с глазами, в которых застыл холод Бездны. Они ждали его.
   Инеррен также остановился, готовый в любой миг произнести заклинание – хотя и предчувствовал бесполезность этого действия. Тяжелый покров молчания опустился вокруг них. Казалось, крошечная мошка, пролети она мимо застывших фигур, наделала бы больше шума, нежели разрушающий миры Катаклизм.
   Три тихих хлопка резанули по нервам сильнее громовых раскатов. Из темноты, слегка прихрамывая, выступил высокий человек средних лет; правый глаз его был столь же черен, как и ниспадавший до самой земли тяжелый плащ, а левый отливал изумрудной зеленью. Почему-то чародею показалось, что они уже встречались.
   Трое первых синхронно отступили на полшага назад, почтительно склоняясь перед вновь прибывшим.
   – Чего бы ты желал, Инеррен? – спросил он.
   – Трудно сказать, – пожал плечами чародей, не задаваясь вопросом, откуда собеседнику известно его имя. – Обычно я достигаю того, чего хочу, без постороннего вмешательства.
   – Даже в том случае, когда твои противники – Безымянные?
   – Я бы не называл Богов Судьбы противниками. Если бы я был для них сколь-либо серьезной помехой, то уже давно был бы нейтрализован. Ведь, по-моему, принцип Безымянных состоит именно в уничтожении угрозы до ее возникновения. Так?
   – Примерно, – кивнул тот. – И все же: чего бы ты пожелал, если бы у тебя оказался выбор?
   – Ничего, – криво усмехнулся Инеррен, зная, что удар может последовать и без предупреждения.
   – Если ты не желаешь ничего, значит, ты мертв.
   О да, человек не успокаивается в своих желаниях до самой своей смерти. Но никто никогда не исследовал, как изменяются его взгляды ПОСЛЕ этого.
   – Я мертв. – Усмешка чародея стала только шире. – Значит, Безымянные беспокоятся из-за мертвеца?
   – Я не из Богов Судьбы, Инеррен, – поправил собеседник.
   – Прошу прощения, если чем-то оскорбил тебя, – слегка поклонился Инеррен, – однако трудно правильно разговаривать с тем, кого не знаешь даже по имени.
   Человек в черном плаще слабо улыбнулся.
   – Имя мое не из тех, которые заставили бы тебя чувствовать себя спокойно и разговаривать открыто. Если ты не знаешь его, оно тебе все равно ничего не скажет; если знаешь – ничего не скажешь ты.
   – И все-таки?
   – Меня зовут Воланд.
   – Не слышал, – покачал головой чародей, – тут ты прав. Интересно, как может имя заставить кого-либо замолчать? Воланд…
   У горла Инеррена оказались сразу три клинка – смертельные удары остановила теневая оболочка.
   – Обращайся к мессиру по титулу, – прошипел бледнокожий на темном наречии.
 
   Скованный по рукам и ногам, Роджер не терял надежды. Спикарт не мог сейчас помочь ему, так как Джелерак заблокировал всю внешнюю магию, заключив Роджера в комнате из голубого кристалла. В Теневых Королевствах этот минерал, некогда обнаруженный компаньонкой принцессы Дары по Искусству, леди Ясрой, именовался трагол итом, а известен был в основном тем, что в вырезанной в нем пещере в различное время находились в заточении многие известные личности. В частности, Мерлин, нынешний Король Хаоса.
   Но оставалось еще кое-что. То, что Джелерак даже в своем нынешнем состоянии, как никогда близком к божественному, никак не мог знать. Потому что известно это было лишь Роджеру и его двойнику.
   Они знали, что бывшему черному магу не избежать своей судьбы. И только одно занимало сейчас Роджера: как бы дожить до того момента. Поэтому он не сопротивлялся, когда обосновавшийся в Бессмертном Замке Джелерак взял его в заложники, приняв за посланника или разведчика тех сил, с которыми сейчас вел Игру.
   Допрос не дал никаких результатов. Роджер имел некоторое представление о том, что интересовало черного мага, но его ответы были совсем не того уровня, который нужен был Джелераку. И тот, будучи не в состоянии понять, почему пленник говорит чистую правду, а он не может свести все слова воедино, вынужден был предоставить Роджеру довольно длительный отдых. Тактика штурма не помогла, поэтому Джелерак начал применять технику измора. В буквальном смысле этого слова.
   Роджер видел и пережил многое. И это испытание не могло заставить его подчиниться. Тем более, когда время играло на его стороне, а не помогало противнику. И он спокойно ожидал, одновременно подбирая все новые варианты развития событий.
   Но были и такие факторы, каких не знал Роджер. Факторы, которые могли опровергнуть все его построения и исказить конечный результат. Факторы, которые не подчинялись вообще никаким расчетам.
 
    Они говорили долго. Рэйден не имел друзей, у него были лишь соратники и союзники. А на войне, которую он вел уже давно, стороны так часто менялись местами, что вчерашний соратник завтра мог запросто стать врагом. Естественно, ни о каком доверии и речи быть не могло.
    А ведь подчас просто необходимо кому-то доверять. И здесь Рамирес был незаменим, поскольку не имел ни малейшего отношения к битвам Безымянных. Никогда.
    Битвам? Или Играм?
    Да какая разница. Война – та же игра, а количество жертв зависит только от искусства игроков. Недаром один полководец древности сказал: высочайшее искусство состоит не в том, чтобы одержать тысячу побед в тысяче схваток, а в том, чтобы выиграть битву еще до ее начала, – таким образом, сделав сражение ненужным.
    Там, где сталкиваются два одинаковых искусства, легко найти победителя. Но что, если эти искусства различны?
    Говорят, будто есть лишь одно Искусство. Оно имеет великое множество различных граней, массу подвидов – однако все они суть одно целое. Говорят, будто есть лишь одна Сила, у которой проявлений больше, чем существует названий для них, – и тем не менее Сила эта едина. Говорят, будто есть лишь одна Власть, и ей подчиняются все и вся… И вообще, говорят, будто есть лишь одна реальность. А все остальное – творение фантазии и существует только в воображении.
    Последнее замечание немало забавляет тех, кого называют «творениями фантазии». Существуют они в чьем-либо воображении или нет, им нет дела до этого. То, что реально для них, другой может назвать призрачным; но и это не важно. Ощущения реальны всегда, кому бы они ни принадлежали.
    – Возможно, – задумчиво сказал Рамирес, разглаживая усы, – это Искусство, эта Сила и эта Власть – суть также единое целое. И имя ему – фантазия. А у фантазии, как известно, нет пределов и ограничений.
 
   Железные копыта Блэка гулко стучали по цветному мрамору пола и отдавались эхом в пустых залах. Дилвиш мрачно смотрел по сторонам и вспоминал, как он в прошлый раз оказался в этих нелицеприятных местах.
   Дома Боли… Управляемый всеми Лордами-Демонами поочередно отдел Преисподней, самый ответственный и самый почетный. Собственно, его и принимают за весь ад в целом – хотя Преисподняя имеет в сотню раз больше подобных мест, которые просто не предназначены для смертных, даже уже умерших.
   Блэк прошел еще несколько галерей и остановился у большой арки.
   – Здесь. Входи, я за тобой.
   Пожав плечами, Дилвиш шагнул во Врата.
   Чьи-то цепкие щупальца веревками обвились вокруг него, прижимая руки к туловищу. А свистящий голос, высота которого менялась после каждого слова, проговорил на темном наречии:
   – Неужели? Маленький Дилвиш снова с нами!
   Тэл Тали онис… Узники Домов Боли называли его Палачом, и вовсе не из-за основного занятия. Подобную роль играли здесь практически все демоны, однако Тэл Талионис находил в этом свое призвание и работал соответственно.
   Дилвиш стиснул зубы, отсекая боль от сознания. Мог ли Блэк предать? Странный вопрос. Мог, конечно, но к чему?
   Железное копыто высекло искры из гранитной стены, оборвав логические построения Дилвиша.
   – Он со мной, Тэл Талионис, – сказал Блэк. – Отпусти его.
   – Он – беглец, – возразил Палач, – и, значит, под моей властью.
   – Нет, – возразил Железный Конь, – он принадлежит мне. Согласно договоренности. И во время жизни, и после нее.
   – Почему я должен тебе верить?
   – Мне – не должен. А как насчет приказа того, чье имя не произносят без необходимости?
   Тэл Талионис отступил при одном виде угольно-черного пергамента, на котором пылали символы Высшего Наречия Преисподней. Не ведающий страха Палач задрожал, прочитав подпись.
   – Уходите, – выдохнул он, отпуская Дилвиша.
   Когда район Палача остался позади, Дилвиш нарушил молчание:
   – Ты говорил, что аннулировал договор.
   – Я аннулировал тот договор, по которому твоя душа переходила в мое распоряжение. – Если бы лошадь могла ехидно улыбаться, то она бы делала это именно так, как сейчас оскалил зубы Блэк. – Но, если помнишь, я потом спросил тебя, согласен ли ты на длительное и интересное путешествие по иным мирам.
   – Помню.
   – Вот этот договор и был оформлен. Твоя подпись под ним не требовалась, так как ты не знал конечной цели.
   – И какова же она? – процедил Дилвиш.
   – Это тебе, возможно, скажет тот, кто подписал документ. Иногда он позволяет другим узнать свои цели.
   – Кто он такой?
   – Ты скоро встретишься с ним, – сказал Железный Конь.
   Дилвиш вновь ощутил жесткое сопротивление Барьера, раздвигающегося перед ними по приказу Блэка. На железной шкуре коня заиграли радужные лучи мириадов звезд.
   Далеко впереди стояли пятеро. Трое приставили обнаженные шпаги к горлу четвертого, пятый спокойно наблюдал за ними и что-то тихо говорил. Дилвиш сжал зубы: тот, у чьей шеи находилось оружие, был знаком ему – это был Повелитель Теней.
   – Здравствуйте, мессир, – громко проговорил Блэк. – Я исполнил ваше приказание. Освободитель здесь.
 
   Инеррен не знал, почему на сцене появились старые знакомые. Однако предчувствовал, что Игра близится к завершению.
   – Почему так долго, Блэк? – поинтересовался Воланд.
   – Долго? Мессир, вы ничего не говорили о времени.
   – Ты же знаешь мои правила работы.
   – Безусловно, – кивнул Блэк, – но я полагал, что временные границы не имеют значения, в противном случае вы бы непременно уточнили этот фактор. Я, конечно, не оправдываюсь…
   Недовольным взмахом руки Воланд велел ему заткнуться (что было немедля исполнено) и снова повернулся к чародею.
   – У тебя есть выбор, Инеррен, – сказал он. – Либо ты переходишь в ряды моих агентов, либо отдаешься на милость Безымянных.
   «Каковой – в смысле, милости, – мысленно завершил чародей, – в природе не существует.»
   – Чем занимаются ваши агенты, мессир? Это я, надеюсь, могу узнать перед тем, как сделаю окончательный выбор?
   – Скажи ему, Фаг от, – разрешил Воланд.
   Угрюмый воин в темно-фиолетовом плаще поклонился.
   – Мы делаем то, что не под силу никому, – произнес он. – Лозунг нашей команды – не отступать даже перед невозможным. И мы не отступаем, делая это невозможное очень даже возможным. И вполне реальным – ибо то, что уже свершилось, никак не может быть нереальным. Средства не имеют значения, главное – результат и качество.
   – А также – полное подчинение, – добавил Блэк, которого никто в общем-то и не спрашивал.
   Гм. Ну, если не считать замечания Блэка, все звучит не так уж и плохо. Но Железный Конь никогда и ничего не говорил просто так.
   – Это единственный выбор, мессир? – спросил Инеррен наконец.
   – В целом – да. В настоящий же момент могу предложить такой вариант: или ты делаешь выбор сразу, или чуть попозже, помогая попутно в одном деле.
   Если тебе не нравятся правила Игры – придумай новые, гласит Девятая Заповедь Теневой Тропы. А для того, чтобы их придумать, необходимо иметь информацию – то есть немного времени для ее отыскания. Времени же не было.
   – Что за дело? – задал чародей вопрос, уже зная свой выбор.
   – Жил на белом свете один черный маг…
   Воланд был хорошим рассказчиком. История о том, как присутствующий здесь же Дилвиш Освободитель был отправлен в Дома Боли неким Джелераком, хозяином Бессмертного Замка, затем двести лет выбирался оттуда – и таки выбрался, прихватив с собой Блэка в качестве союзника, уже стоила многого. А ее невероятное окончание (охота Дилвиша Проклятого за обидчиком, разгром Бессмертного Замка и наглое похищение Джелерака Старшими Богами) вообще было выше всяких похвал. Часть этого рассказа Инеррен когда-то слышал от Рэйдена, но сейчас всплыла такая масса новых подробностей, что история приобретала совершенно иной вид.
   – И теперь, – говорил Воланд, – когда Джелерак начал добиваться в Высших Сферах того, чего так долго желал, он обнаружил, что его прошлое является главной помехой на пути к цели. Его живое прошлое. Да, Дилвиш, это ты. И незачем так таращиться. Твоя ненависть связала вас настолько прочно, что даже его магия не в силах оборвать эту нить. Поэтому все должно быть завершено.
   Молчание нарушил чародей:
   – Каков исход устраивает вас лично?
   – Меня? – Воланд усмехнулся, и усмешка эта поистине была дьявольской. – Любой. Ты понимаешь, что Дилвиш вообще не имеет для Игры никакого значения, Джелерак – кандидат на роль Старшего Бога, а ты – один из величайших возмутителей спокойствия за всю историю Вселенной. Если одним Богом станет больше, а одним возмутителем меньше – никому от этого хуже не будет, уж поверь мне. Второй вариант доставит отменное развлечение любителям подобных зрелищ, а заодно убедит в важности твоей проблемы тех, кто еще этого не понимает.
   – Значит, я должен отправиться вместе с Дилвишем к этому самому Джелераку и помочь ему завершить всю эту ахинею? Так, мессир?
   – Разумеется. Кстати, Освободитель, я совсем забыл спросить тебя: что ты думаешь по этому поводу? Согласен сотрудничать с Повелителем Теней?
   – С ним – да, – угрюмо сказал Дилвиш, не много понявший из остального разговора, – но с вами – никогда.
   Воланд понимающе кивнул:
   – Пусть будет так. Доставьте их на место.
   Шагнув назад, он растворился во тьме.
   – Азаз елло, чья сейчас очередь? – спросил человек в коричневом бархате.
   – Твоя, Таур он, – ответил бледнокожий. – Тебе и переправлять. А я отправлюсь на вечеринку.
   – Нет, малыш, – возразил Фагот, – ты отправишься в Архив и проследишь, чтобы документы были доставлены точно в срок и без искажений. Вечеринку я возьму на себя.
   Азазелло что-то недовольно буркнул, однако Фагот, по-видимому, был старше по рангу.
   Тем временем Блэк мысленно передавал Инеррену и Дилвишу следующие инструкции:
   «Сделайте все для того, чтобы поединок с Джелераком не оказался затяжным. Чем быстрее все кончится, тем доброжелательнее окажется Суд Равновесия – вы оба попадете туда после этого дела. Не забывайте: у Безымянных в запасе много хитростей, но они предсказуемы из-за собственной веры в Предопределение…»
   – Блэк, перестань, – беззлобно произнес Таурон, – или их проблемы станут и твоими. Вы готовы? – обратился он к Дилвишу и Инеррену. Те кивнули. – Тогда – вперед!
   Он извлек шпагу из ножен, перевернул эфесом вверх и перехватил так, что оружие стало больше походить на скипетр. Камни в рукояти замерцали в том же ритме, что и зеленовато-желтые, кошачьи глаза Таурона. Шепот Пустоты усилился, окружая их со всех сторон, становясь громче грохота адских барабанов…
   – Прибыли! – возвестил Таурон.
   Дилвиш и Инеррен очнулись от наведенного сна и с удивлением посмотрели на возвышающуюся перед ними гору.
   – Там имеется пещера, в ней – храм Великого Змея. В храме есть священные реликвии – шлем и кольчуга Бога. Их нужно добыть.
   – Погоди, а при чем тут Джелерак?
   – Дилвиш, не задавай глупых вопросов. Для схватки с Джелераком тебе необходимо оружие получше, чем твоя зубочистка, и доспехи не менее крутые, чем у Хранителя Южного Предела.
   Чародей не стал уточнять, о каком Хранителе идет речь: он давно уже понял, что во Вселенной имеется слишком много «единственных в своем роде» вещей, которые для многих – легенда и святыня.

3. Когда исчезает мудрость

   Хранитель, как обычно, после завтрака находился у себя в кабинете, разбирая очередное дело, касающееся сохранения Равновесия. Определив необходимое воздействие, он набросал на полях документа свою рецензию и передал бумаги призраку-клерку – который, преисполненный сознания собственной важности, тут же понесся в Архив, дабы поместить приказ Хранителя на предназначенное ему место.
   В дверь кто-то вежливо постучал. Хранитель нажал на кнопку, отпирая защелку и вслух приглашая посетителя войти.
   – Благодарю за приглашение, – сказал пожилой человек в потертом, но не потерявшем былого изящества костюме из малинового бархата. – Я пришел по делу.
   – Конечно, Рамирес, – кивнул Хранитель, знаком придвигая к маленькому столику стул поудобнее. – Располагайся и излагай.
   – Дело заключается в Рэйдене.
   – А конкретнее? Он тебе понадобился?
   – Не совсем так. Ты, я полагаю, знаешь, кто он такой в действительности. Вернее, кем он был до того, как вы предложили ему должность у Безымянных.
   – Знаю, разумеется. Бессмертным, твоим учеником.
   – Да, но не это главное. Самым способным моим учеником, который трижды прошел тот участок Пути, который остальные никогда не могли одолеть. Он был бессмертным, способным отринуть бессмертие ради общего дела.
   – И что? Это, быть может, и интересно, но не для меня.
   – Для тебя тоже, Отто. – Рамирес намеренно употребил имя Хранителя, что позволяли себе очень немногие. – Дело в том, что, будучи Рэйденом, он не проявляет своей истинной Силы. А если Сила не проявляется осознанно, рано или поздно она выйдет на свободу сама – с его ведома или без оного.
   – Но ведь эта Сила – Судьба!
   – Нет, в том-то и дело. Судьба – только часть Силы, одно из ее вероятных проявлений. Я бы предположил, что ваши проблемы с Повелителем Теней, о которых, кстати, уже известно во многих кругах, на самом деле суть начало пробуждения Силы. Его Силы.
   – Постой, но разве Повелитель Теней – бессмертный?
   – От рождения он не был им. Однако вспомни: именно Рэйден вытащил его из Источника, вернув к жизни. Никто, кроме самой Силы, не может знать всех ее аспектов и того, как она передается.
   Хранитель задумчиво снял пенсне и протер хрустальные стекла.
   – Хорошую же новость ты мне подкинул, нечего сказать. Бессмертия в этом деле только и недоставало.
   – Я вовсе не утверждаю, что Повелитель Теней стал бессмертным, – добавил Рамирес, – потому что все это может быть и пробуждением другой Силы. Силы самого Рэйдена… нет, не Рэйдена – Коннора.
   – Так вот где неучтенная линия! – Глаза Хранителя вспыхнули. – Ну, я им еще покажу! Зачем мне три сотни расчетчиков, раз они не могут отследить столь очевидной связи!
 
   Дилвиш вошел в пещеру. На его лице читалось лишь одно: неуемное желание посетить Священный Храм Великого Змея и увидеть воочию то чудо, о котором ходило столько преданий. Сравнив сей факт с ответами на заковыристые вопросы, привратники беспрепятственно пропустили «паломника» внутрь.
   Через некоторое время в пещере оказался и Инеррен. Его актерское мастерство могло обмануть любую стражу, но он не был уверен, насколько привратники близки к тому, чье святилище охраняют. Чародей понимал, что провести Бога он мог бы в открытом разговоре, но не в подобной мелочи. Поэтому Инеррен воспользовался парочкой заклятий и, став невидимым и невесомым, без особого труда проплыл по воздуху прямо над коническими шлемами стражей.
   Прищурившись, Дилвиш смотрел на сияющий шлем, выкованный, насколько это возможно было разобрать, в форме Мирового Яйца. Свет, исходящий от висевшей чуть выше кольчуги, вообще ослеплял; даже в самый жаркий полдень солнце не светило так ярко.
   – Вначале надень шлем, – прошептал чародей, – он ослабит сияние кольчуги, и ты сможешь взять ее.
   – Если не сожгу руки о сам шлем, – пробормотал Дилвиш в ответ.
   – Вряд ли. Твои перчатки ведь из змеиной кожи? Тогда точно получится. Действуй, я пока отвлеку стражников…
   По мановению невидимой руки бесплотного призрака-Инеррена исполинская золотая статуя Змея, Висящего на Мировом Древе, внезапно с треском покосилась и медленно начала клониться к земле. Повернувшиеся на странный звук привратники испуганно закричали и бросились спасать храмовое имущество от разрушения. Когда же наконец они, отдуваясь и вытирая пот, отступили от пьедестала, со стороны алтаря снова донесся какой-то звук. Стражники обернулись и замерли в полном оцепенении.
   У алтаря стояла высокая фигура, напоминающая человеческую. Шлем и кольчуга пришельца полыхали расплавленным серебром, да так, что даже контуры фигуры казались призрачными.
   – Аз есмь посланник всемогущего Змия, – прогрохотал пришелец, – Великого Змия, чьи мудрые речи разносились в Пустоте за мириады лет до Часа Творения. Глаголю вам, слуги верные: падите ниц пред алтарем того, кому вы служили верой и правдой, и восхвалите его! И придет вам спасение от козней дьявольских, и благословение небесное пребудет на вас и родичах ваших до шестого колена!