Страница:
– Ну и чё, без нас не разберутся?
– Правильно мыслишь, боец. Ты это, ты теперь Маню в жёны бери.
– А чё сразу в жёны, пуля-дура? У нас и не было ничего, скажи, Маня.
Маня хихикнула.
– Маня, вы случайно не из посёлка?
– Ну да.
– Где-то здесь дом должен быть. С одинокой вдовой.
– Не-е, с вдовой нету. Может, вам министерша нужна?
– Вот-вот, она самая. В каком направлении располагается её дача?
– Да вот, вдоль ручья. Потом будет дорога. Там идти вправо, хоромы стоят, одна за другой, не заблудитесь. Предпоследняя с того края.
– Понятно. О! – Игорёк оглянувшись, увидел цепочку огней, мелькающих среди стволов. – Бригаду пустили. Мне пора. Да и ты, Вася, давай, хватай свою Маню и дуй отсюда.
– Будет сделано, – коротко ответил тот. – Вот, Маня, влипли мы с тобой, пуля-дура.
– Сам ты дурак, – неожиданно огрызнулась Маня.
– Ну, счастья вам, – попрощался Игорёк и двинул на поиски дома министерши.
– А зачем министерша? – спросил вслед любопытный сержант Вася.
– Согласно инструкции, – отрезал Игорёк.
Таким туманным фразам он научился у Артемия. Тот любил выдавать себя за важную птицу, когда их тормозили гаишники. Разговаривал с ними Артемий веско, нагло и крайне туманно.
Да, хорошо было бы укрыться в объятиях одинокой женщины, снимающей дачу или владеющей домом прямо здесь, в Барвихе. Наверное, выбраться сейчас невозможно, всё перекрыто и прочёсывается.
Игорёк перешёл на трусцу и минут через десять оказался на опушке. Прямо перед ним тускло светилась асфальтовая дорога, вдоль которой массивными тушами стояли особняки, опоясанные сплошным забором. В некоторых горел свет, играла музыка, слышались голоса. Путеводный ручей уходил в бетонную трубу, проложенную под асфальтом. Игорёк, держась ближе к опушке, двинулся вдоль дороги.
Предпоследний дом оказался трёхэтажной виллой красного кирпича. Игорёк перебежал через шоссе, прижался ухом к калитке с врезанным в неё домофоном. «Ну, с богом!» Игорёк вдавил кнопку звонка.
Хозяйка дома, женщина лет пятидесяти, сидела в гостиной и смотрела по телевизору аргентинский сериал на канале «Романтика». Звонок домофона в такое позд-нее время неприятно взволновал её. К тому же в доме она была одна – горничная отпросилась в Москву, а что касается супруга, так тот вообще появлялся здесь раз в год. «Кто бы это мог быть? Для Святкиных поздновато, и вообще, они должны приехать только завтра. Надя-кукушка? А может, Элеонора Анатольевна пожаловала? Она всегда без звонка».
Она включила освещение над калиткой и несколько мгновений рассматривала лицо на экране видеофона.
– Кто там? – кокетливо спросила хозяйка, поправляя причёску.
– Служба безопасности! – брякнул первое, что пришло в голову, Игорёк.
«Приятный голос, – отметила про себя дама. – И вообще – ничего мальчик».
– Формальная проверка. Совершено покушение на президента.
Игорёк предполагал, что после такого заявления лишних расспросов не последует. Главное, чтобы дама оказалась одна, а там, как говорится, дело техники.
– Подождите немного, я приведу себя в порядок.
Хозяйка живо сбросила с плеч заношенный халат, порылась в шкафу и извлекла голубое платье с глубоким вырезом, не препятствующим нескромному взгляду. Бюстом своим хозяйка гордилась.
– Я открываю! – проворковала она в домофон и нажала кнопку.
Игорёк хмыкнул. Ситуация представлялась и дурацкой, и забавной.
Щёлкнул замок, Игорёк толкнул калитку и вошёл во двор.
Над крыльцом горел фонарь в виде цветка лотоса, в его свете Игорёк разглядел беседку и накрытые плёнкой клумбы. Из-за беседки вышел внушительных размеров пёс. Игорёк замер, он боялся собак. Пёс блеснул равнодушным глазом, на ходу зевнул и скрылся в будке под крыльцом.
Игорёк скроил скорбно-серьёзную мину, пригладил волосы и вошёл в дом. В прихожей было темно, в глубине виднелось светлое пятно, вход в гостиную. Вспыхнули по периметру стен люминесцентные лампы. Игорёк невольно зажмурился и чертыхнулся.
Хозяйка стояла в дверях гостиной, рассматривала гостя. Гость моргал и щурился.
– Ослеп, – сообщил он.
– Да вы заходите. Разуваться не надо. У нас тут всё скромно.
«Да уж, скромно», – наконец оглядевшись, оценил обстановку Игорёк. У стены, под зеркалом резная тумба красного дерева, инкрустированная золотом, настоящими пластинами, а не микронной толщины «сусалкой». Само зеркало заключено в массивную серебряную раму. А рама вставлена в мощный деревянный каркас, тоже инкрустированный золотом, увенчанный двумя золотыми же амурчиками. Наборной паркет сверкал так, что казалось, будто лампы светят из пола. Монументальная винтовая лестница словно выточена из одного гигантского ствола калифорнийской секвойи. На стенах в широких лепных рамах – картины. На них плещутся крепкотелые речные нимфы, сатиры похищают вакханок, и подглядывают за купальщицами пастухи; закованный в латы розовощёкий юноша похищает совершенно голую Европу.
«Тематика, однако, подходящая», – решил Игорёк.
– Добрый вечер, – поздоровался он.
Хозяйка кивнула.
– Я – Игорь, – энергично принялся объясняться Игорёк. – Бизнесмен. Здесь у вас в посёлке суматоха началась. Кто-то надругался над дачей ВВП. Боюсь, попадись я под горячую руку, придётся объяснять, что я делал в радиусе выстрела из армейского гранатомёта.
– Да не стойте вы в дверях. Я и так вижу, что вы не из какой не из службы безопасности. У вас лицо доброе и интеллигентное.
– Спасибо за лицо, – Игорёк сделал полупоклон и вошёл вслед за хозяйкой в гостиную.
– Ну так и присаживайтесь куда хотите. Сейчас вы мне всё расскажете.
В гостиной кроме большого проекционного телевизора ничего достойного внимания не было. Просто прошлись по ней евроремонтом да поставили соответствующую мебель, отчего помещение стало напоминать, хоть и комфортную, но тюремную камеру, с резко обозначенным белыми стенами пространством. Единственное, что как-то теплило обстановку – пианино в углу.
Игорёк посмотрел, что показывает телевизор и сел в кресло.
– Будем пить чай.
– Я приезжал смотреть особнячок. Вот как ваш…
– А знаю, знаю. Одна тут продаёт. Ну рассказывайте, что с президентом?
Игорёк разглядывал хозяйку дома и не торопился рассказывать. Теоретически он любил всех женщин. А на практике общался лишь с юными красавицами. Даже намёк на возраст его отпугивал. Но только не сейчас. Сейчас он был готов оценить преимущества зрелости и шального характера увядающей, обабившейся красавицы.
– Что с президентом, я не знаю. Да он на этой даче и не бывает. У него ведь новая, в Огарёво.
– Меня зовут Варварой.
– Красивое русское имя.
– Я знаю.
– А нельзя ли, Варвара, нам выпить за наше неожиданное знакомство. Хотя я не пью, но по такому случаю…
– Можно и выпить. Подождите, я скоро.
Хозяйка вышла и вскоре вернулась, толкая перед собой тележку, на которой стояли: бутылка водки, бутылка кваса и тарелочка с крупно нарезанным сыром.
– Горничную отпустила, – пояснила она. – Ну вот, давайте. Ухаживайте.
– За дамами я ухаживать люблю, Варвара. Особенно за такими интересными, как вы. Но я, пока бегал по лесам, утомился. Так что, может, вы поухаживаете за мной?
Варвара кивнула и разлила водку по стопкам.
– Ну, будем знакомы! – весьма будничным тоном произнесла она и забросила в себя содержимое рюмки, не касаясь её губами. – А чё по лесу-то бегать было?
– Так я ж…
– Дача продаётся на нашей улице, по лесу блуждать совсем не обязательно.
– Я вам одно могу честно сказать. Я здесь не при чём. Меня спецы повязали, повели разбираться. Зачем мне разбираться? Пришлось убежать.
– Ну ты и хвастун, – перешла на «ты» Варвара. – Они в таких случаях стреляют. Они меткие.
– Меня ночь спасла. Я вообще недавно из Египта приехал.
– То-то я смотрю, лицо у тебя того… загорелое.
– И обветренное.
– Ну и что Египет?
– Каир шумный бестолковый город. Мне в Израиле больше понравилось.
– Там же война идёт.
– Вот именно, поэтому и бизнес. Конкуренты попрятались. Меня в это дело Сидор Авдеевич втянул. – Игорёк вспомнил попутчиков-трейдеров.
– Сидор Авдеевич Полуголый? Вы знакомы?
– Он меня с таких вот лет знает, – вдохновенно врал Игорёк, показывая рукой, какого роста он был в пору знакомства с господином Полуголым.
– Это меняет дело. Ну что, Игорь, по второй? За общих знакомых?
– И за вас, прекрасная Варвара!
– Не подлизывайся, – отрезала хозяйка и употребила вторую. – Я, чтоб ты знал, подхалимов не терплю. Характер мне твой нравится, серьёзный мужик. А заигрывать со старой коровой… В общем, ты мне голову не дури.
– Нет, вы себя де-ержите. До коровы, думаю, дело не дойдёт. А эти манекенщицы, танцовщицы – кому они нужны? Видеть их больно. А на вас смотреть приятно. Муж в командировке?
– Муж, – фыркнула Варвара. – Муж наелся груш. Он уже год на даче своей прошмандовки обитает, Раиски-стервозы. Не знаю, чем он там с ней занимается, по-моему, он уже кроме руководящей работы ни на что не способен.
Варваре стало по-настоящему жалко себя: годы уходят, а радости, пьянящей, как коньяк, в жизни нет. Все подруги при любовниках, а она как последняя дура. Хотя, любовники – утомительное дело, мужики такие капризные, хуже баб. А если муж – замминистра, то любви от них не жди, а только подавай им. Это мы уже проходили. А этот красавчик, бизнесмен – не бизнесмен, но забавный. Не вор, не аферист. Что-то у него случилось. Про историю с покушением на президента он всё врёт. Не поладил, милашка, с боссом, или с женой его переспал. Теперь прячется, дурачок.
– Ну, давай по третьей, чего она греется?
Выпив по третьей, Игорёк поднял крышку фортепьяно и стал играть мелодии Эннио Морриконе.
– Я – композитор, – сообщил он.
– Ты, как я посмотрю, на все руки мастер.
– Есть немного.
Игорёк сменил Морриконе на средневековые гимны, те самые, с которых всё началось.
– А «Надежду» Пахмутовой можешь?
– Легко.
Игорёк сыграл «Надежду» и опустил крышку фоно.
– Хорошо, – вздохнула Варвара. – В стройотрядах пели.
– А я в стройотрядах не был. Эх, вот взять бы всех звёзд и в стройотряды, навсегда. И продюсеров. И сочинителей. Музыки уже нет. Её прикончили. Понимаешь, Варя, пристрелили, как собачонку, выставили на панель. Где великая русская культура? Бизнес, сплошной бизнес. Разве можно музыкой торговать? Это ведь не колготки.
– Да, крепко тебя придавило. Ну-ка иди сюда, садись.
Она показала рядом с собой на диване.
– Мне бы душ принять. Два дня не мылся. Как в Каире ополоснулся, так и всё.
– Будет тебе душ, всё будет. Ты рассказывай. От кого, такой, бежишь?
– Не поверишь, Варенька, от судьбы бегу.
– Кто ж от судьбы бегает? – подобные фразы Варвара почерпнула из отечественных сериалов, персонажи которых никогда не разговаривают по-человечески и широко судят о жизни. – Убил кого-нибудь?
Игорёк помассировал кадык и обронил:
– В пустыне. Иорданской.
Пустыня, вообще-то, называлась Сирийской. Но «Иорданская» звучало гораздо внушительнее, почти по-библейски. Игорёк принялся рассказывать об арабской кухне. Затем о том, какая ужасная штука хамсин. Потом в стиле сатирика Задорнова об американцах, какие они тупые и беспомощные в боевой обстановке и как легко обвести их вокруг пальца.
Варвара слушать умела. Настоящие женщины умеют слушать мужчину. Бутылка водки как-то незаметно опустела. В голове у Игорька образовался приятный шум, и чувствовал он себя вполне по-домашнему. Уже собирался живописать большую луну над Багдадом и яркие звёзды над минаретами, но Варвара взъерошила ему волосы и ласково приказала:
– Марш в душ. Душ наверху. Пойдём покажу.
– А джакузи есть? – развязно спросил Игорёк.
– Что хочешь есть.
– А давай вдвоём?
– Не-ет, вдвоём не будем. Могу спинку потереть. Хочешь?
– Или вдвоём, или без спинок, – отрезал Игорёк.
Игорёк проснулся. Дневной свет пробивался сквозь кремовые занавески спальни. Игорёк лежал на широкой кровати с водяным матрацем, покачивался на волнах. Вставать не хотелось. Он смотрел на синий, в серебристую звёздочку потолок и блаженствовал.
– Продрал глаза, соколик? – в спальню вошла одетая в короткий махровый халатик Варвара. – Вставай, время не ждёт.
– Куда спешим?
– Прислуга скоро явится.
– Стесняешься?
– Дурак. Ты же в бегах. Горничные у нас тут все «стучат». Собирайся, я повезу тебя в санаторий.
– Это зачем? – Игорёк насторожился.
– Да здесь недалеко, в «Кремле».
«Кремлём» на жаргоне обитателей Рублёвки назывался Санаторий Управления Делами Президента «Барвиха».
– Да нужен он мне!
– Нужен, нужен, – не допускающим возражения тоном сказала Варвара. – Там тебя искать не станут. От храпа тебя вылечим. Нервы поправишь.
Игорёк пошарил взглядом в поисках одежды. Одежда валялась, разбросанная по всей спальне.
– Что ты такое говоришь, Варечка? Ещё ни одна женщина меня в храпе не уличала. Не храплю я.
– Хорош трепаться. Храпишь. Держи свои трусы. И в душ.
– Да? Неужели меня всё-таки контузило, – решил Игорёк.
– Красивый ты мальчик, – любовалась Варвара, став в дверях ванной.
– Не храпел я никогда! – никак не мог успокоиться Игорёк. – Да-а, нехорошо. Спать, наверное, мешал?
– Да ладно. Я сплю как убитая. Министр мой приучил. Не храпел – ревел, скотина. Куда только его не водила. Так и не вылечили идиота. После «Кремля», правда, потише сделался. Чтоб ты знал, все болезни от расстройства сна. Я тоже там лечилась. Врачи вежливые и компетентные. Я договорюсь, будет тебе и питание, и койка.
– Ты меня спасаешь, – небрежно произнёс Игорёк и стал вытираться.
– Да, по-моему, тебя спасать не от кого. Тебя от самого себя спасать надо, – пробормотала Варвара.
В ожидании Варвары Игорёк слонялся по двору, пинал сосновые шишки.
Наконец хозяйка вывела из гаража небольшой соломенного цвета «пежо». Из будки выбрался, потягиваясь, давешний пёс, кавказская овчарка. Варвара потрепала его за ухо.
– Загуляла твоя хозяйка, совсем про тебя забыла, Дик.
Игорёк присел на корточки и позвал:
– Дик, иди сюда.
Пёс и ухом не повёл.
– Слушай, а как он тебя впустил? – удивилась Варвара. – Он, кроме меня, никого к себе не подпускает.
– Я невкусный, – пошутил Игорёк. – Дик умный. Дик знает, кого жевать бесполезно.
Умный Дик смотрел хмуро. «Точно знает. Вот собака!» – подумалось Игорьку.
– Ну ладно. Открывай ворота.
Вскоре они подъезжали к санаторию. Остановились перед небольшим, скорее декоративным, шлагбаумом. Варвара постучала в окошко проходной и, сняв тёмные очки, осведомилась:
– А что, Витя сегодня не дежурит?
– Пересменка у него, Варвара Степановна, – бодро ответил лейтенант. – А это кто с вами?
– Это мой племянник Игорь. Везу от храпа лечить.
– Дело нужное, – понимающе улыбнулся офицер. – Проезжайте.
Загорелся зелёный свет, и шлагбаум поднялся.
Главный корпус представлял собой трёхэтажное здание с пристройкой в виде ротонды, в которой размещалась столовая. Перед входом имелся фонтанчик с тремя неведомыми бронзовыми птицами. Вокруг фонтанчика уже были высажены весенние цветы, зябнувшие на апрельском ветру.
В холле, выполненном в стиле ампир, стояли между колонн на сияющем паркете диванчики-банкетки с затейливыми резными спинками, у окна регистратуры имелся вольер с канарейками и попугайчиками; чуть поодаль – аквариум, где вальяжно фланировали в водной стихии пучеглазые телескопы и солидные, величиной с ладонь скалярии; стены украшали пейзажи.
– Паспорт у тебя есть, беглец? – осведомилась Варвара. – Посиди пока.
Игорёк послушно уселся на диванчик и от нечего делать принялся разглядывать пейзажи. Пейзажи как пейзажи. Не Шишкин. Канарейки хороши.
Канарейки рассказывали весенние истории. Ни одной фальшивой ноты, ни одного коммерческого такта. Игорёк упивался безыскусностью пернатых и прикидывал, какая крутая вышла бы фишка – брать заказы у обитателей Рублёвки на песни для их попугайчиков, павлинов и прочих сов, а так же для их четвероногих друзей. И писать не попсу, а что-то на уровне Моцарта. Не хотят люди слушать хорошую музыку, пусть хоть их домашние любимцы насладятся. Заработок мог получиться неплохой.
– Мечтаешь? – раздался над ухом Варварин голос. Она бросила ему на колени какие-то бумаги. – Смотри, что я принесла. Паспорт – по правилам надо, чтобы он хранился в администрации, но исключения подтверждают правила. Путёвка, карточка для столовой. Питание здесь шестиразовое. Жить будешь в четвёртом корпусе, там спокойнее. Люкс однокомнатный.
– Спасибо, конечно, – обронил Игорёк.
– Спасибо не спасибо, а на выходные жди меня в гости.
Игорёк усмехнулся.
– Смотри, как бы твой пупсёночек не загулял.
– Га-а, – прыснула Варвара и толкнула Игорька в плечо. – Пупсёночек, га-а… Пошли в лабораторию сна. Покажем тебя.
– Ну пойдём.
В лаборатории сна их принял заведующий, улыбающийся моложавый брюнет с энергичным взглядом довольного жизнью человека. Брюнет крепко встряхнул руку Игорька, галантно поздоровался с Варварой, величая по имени-отчеству, осведомился, как её, Варвары Степановны, «ничего» после очередного курса лечения. Варвара Степановна проворковала, мол, вы, Александр Петрович, просто чародей, сон – лучше некуда, а вот у племянника проблемы – храпит. Чародей заверил, что это мы как дважды два, у нас швейцарская и австрийская аппаратура. С храпом мириться, конечно же, нельзя – врач строго посмотрел на Игорька, – а между тем, храп чреват такими осложнениями, как сердечно-сосудистая дистония, раздражительность, дневная сонливость, и в перспективе – глубокая депрессия.
– Глубокая депрессия происходит не от сна, а от трёх глобальных заболеваний человечества: кариес, перхоть и месячные, – съязвил Игорёк.
Врач лишь улыбнулся снисходительно и нажал кнопку селектора:
– Танечка, оформите пациента, – распорядился он. – А мы с вами, Варвара Степановна, ещё немного побеседуем.
В соседнем кабинете Игорёк под руководством Танечки заполнил длинную анкету, требовавшую подробных ответов о том, как Игорёк спит, как бодрствует, каков его рабочий режим и как проводит досуг.
– Придёте после обеда, – сказала Танечка. – Снимем с вас сомнограмму.
– Танечка, а вы просто сестра или старшая сестра? – сколько жил, Игорёк не переставал поражаться, откуда в больницах столько сексапильных медсестёр. Лежишь, бывало, в палате, корчишься от боли, а перед глазами нимфа со шприцем, и коротюсенький халат чуть ли не на голое тело, а под халатом ну просто безукоризненные формы. И пальчики тонкие-тонкие, хрупкие-хрупкие, а как уколет, зараза…
– Это так интересно?
– Обычно самая красивая медсестра одновременно и старшая.
Танечка пожала плечами и не удостоила ответом.
– У меня есть путёвка, и номер мне дали. Приходите в гости. А то я здесь буду совсем одинок.
– У нас так не принято, – ответила Танечка. – Я из-за вас могу работу потерять.
– Жаль, нам могло быть хорошо вместе. Так, где тут у вас четвёртый корпус?
В устланных пушистым ковролином коридорах четвёртого корпуса было зелено: пальма в кадке, алоэ, папоротники, суданская роза и парочка лимонных деревьев.
Игорёк открыл номер, осмотрелся, посетил санузел и вынес приговор:
– Да, жить можно.
Включил телевизор, плюхнулся на диван. Попереключал каналы, остановился на «Евроньюс» – что там, в воюющем Ираке?
«Евроньюс» сообщало: большая часть иракских сил в Багдаде и окрестностях прекратила сражаться. Иракские войска бегут, оставляя военное оборудование: танки, военную форму и противогазы. Вооружённые силы США укрепляют позиции в Багдаде.
Игорёк хмыкнул – танки и форму в оборудование записали. Позиции они укрепляют. Поздно укреплять. Всё, что надо было, мы уже слямзили.
Взгляд его упал на телефон. «Надо бабуле позвонить. Я ж на целую неделю пропал».
– Привет, ба! – бодро начал он. – Как ты там у меня?
– Привет ему… Куда завеялся, охламон? Ты мне что обещал? – в голосе бабушки радость странным образом сочеталась с железной непреклонностью.
Бабуля была старая гвардия, тридцать лет на посту председателя профкома Атомэнергоэкспорта.
– Да? Я разве обещал? Ну извини, ба, замотался.
– Так всю жизнь и промотаешься, человеком не станешь. Зачем я с людьми договаривалась?
Игорёк пожал плечами. Он совершенно не помнил, о чём идет речь.
– Молчишь? То-то же. Ты откуда звонишь?
Игорёк открыл было рот, чтобы рассказать, откуда он звонит, но испугался, что за бабулей установлено наблюдение и телефон прослушивается.
– Извини, ба, я с переговорного, здесь очередь… Я потом…
И положил трубку.
До ланча Игорёк провалялся у телевизора, слушая, как комментаторы жизнерадостно рассказывают о хорошо уже знакомых дивизиях. Отважная третья пехотная занимала центр Багдада, доблестная сто первая воздушно-десантная орудовала в южной части, что-то подобное на севере осуществляла героическая первая дивизия морской пехоты, а танки победоносной третьей механизированной неудержимо выдвигались на площадь Тахрир. На улицах толпы ликующего народа и мародёры. Саддам Хусейн исчез в неизвестном направлении.
– Хрен вам в зубы, – прокомментировал Игорёк. – И Хусейн тю-тю, и Источник Силы. Будете там пять лет нефть качать до нового цикла.
Санаторская столовая: обширная зала, гигантская, как в оперном театре, хрустальная люстра под куполом, концентрические круги массивных под бордовыми скатертями столов. Более половины столов пустует – не сезон.
Официантка принесла бутерброды с сёмгой и салат. Игорёк стал есть, лениво разглядывая немногочисленных посетителей. Взгляд скользнул по компании из трёх толстяков в спортивных костюмах, по компании дам в купальных халатах с тюрбанами на головах, видимо, только из бассейна, и остановился на одиноко вкушающем человеке во всём чёрном с алым бархатным галстуком-бабочкой. Человек поднял голову и кивнул.
«Сдаётся мне – вампир», – подумал Игорёк.
И решил, буде и этот вампир станет предлагать крови, послать оного на три буквы или к Хомоеду Джафаровичу Весёлому.
Соседний стул отодвинулся, и на него уселся сухощавый пожилой человек.
– Как вам контингент? – бесцветным голосом поинтересовался он.
Игорёк окинул непрошеного сотрапезника рассеянным взглядом. Был тот словно засушенный: бесцветные глаза под бесцветными редкими бровями, зачёсанные назад седые волосы, собранные в короткую жидкую косицу. Кожа нездорового пергаментного оттенка и тонкие подвижные пальцы. Из полураспахнутого турецкого халата виднеется впалая грудь с редкими седыми волосками.
Сосед перехватил взгляд и пояснил:
– Только что с купания. Ледяная водица и лесной воздух – вот рецепт долгой жизни.
Игорёк пожал плечами.
– Не надо, девушка, я сам возьму, – сосед неторопливо принялся снимать с тележки блюда.
Официантка отошла, и старик, подавшись вперёд, доверительно произнёс:
– Игорь Святополкович, есть серьёзный разговор.
Игорёк подумал, надо ли отвечать собеседнику. Решил не отвечать.
– Я такой же бессмертный, как и вы. Нас здесь, в са-натории таких пятеро. Нас называют Кремлёвцами. Мы здесь на особом положении, – старик помолчал, разжёвывая бутерброд. – Итак. Однажды, а именно в прошлую среду, мы с вами столкнулись у входа в метростанцию «Баррикадная». Не припоминаете?
Игорёк отрицательно качнул головой, не удивляясь тому, что куда он ни шагни – всюду или бесмертные, или могущественные существа.
– Потом, под землёй с вами приключилась некая неприятность. Вы попали в спецбольницу, где вас заставили ввязаться в авантюру. Вы даже не можете себе представить, какая это авантюра! Какие силы задействованы!
К столу изящной балетной походкой, отирая на ходу губы чёрным шёлковым платком, приближался вампир.
– Ну, как же, метростанция «Баррикадная». Толкнули вы меня. Неужели не помните?
– Прошу прощения, – выдавил из себя Игорёк, глядя на вампира, который уже занимал стул напротив.
– Общаетесь? – спросил тот.
– Общаемся. Знакомьтесь.
– Григорий, – кивнул вампир.
– Итак, – продолжал старик, – вы ввязались в авантюру, и нам пришлось ждать вас целую неделю.
– Игорёк, да ведь вы не помните, как вам били морду, как вас сшиб состав, как на носилках вынесла вас из подземелья санбригада, как умчала карета «скорой»… – произнёс вампир.
Игорёк вспомнил машину «скорой помощи» на перекрёстке и скучающих санитаров, парня в синей бандане на эскалаторе, а дальше – больничный потолок и хмурое лицо Володи. Вампир прав, налицо провал в памяти.
– Девушка, девушка, – позвал старик, – ещё один компотик принесите, будьте добры.
– С тобой даже не поговоришь по-нормальному, – сочувственно заметил Григорий.
– Итак, имеем бессмертного, который чего-то не помнит. Пускай это совершенно маленький, микроскопический эпизод, но ведь он перевернул весь ход событий. Подобный провал памяти у бессмертного – субстанциональная катастрофа! Кто организовал провал? Кто подогнал карету? Кто запустил в метро хулигана? Кто, наконец, отключил сознание неуязвимого бессмертного организма? Ведь это всё законные вопросы, согласитесь, Игорёк? И в ответах на них заинтересованы не в последнюю очередь вы. Не так ли?
– Правильно мыслишь, боец. Ты это, ты теперь Маню в жёны бери.
– А чё сразу в жёны, пуля-дура? У нас и не было ничего, скажи, Маня.
Маня хихикнула.
– Маня, вы случайно не из посёлка?
– Ну да.
– Где-то здесь дом должен быть. С одинокой вдовой.
– Не-е, с вдовой нету. Может, вам министерша нужна?
– Вот-вот, она самая. В каком направлении располагается её дача?
– Да вот, вдоль ручья. Потом будет дорога. Там идти вправо, хоромы стоят, одна за другой, не заблудитесь. Предпоследняя с того края.
– Понятно. О! – Игорёк оглянувшись, увидел цепочку огней, мелькающих среди стволов. – Бригаду пустили. Мне пора. Да и ты, Вася, давай, хватай свою Маню и дуй отсюда.
– Будет сделано, – коротко ответил тот. – Вот, Маня, влипли мы с тобой, пуля-дура.
– Сам ты дурак, – неожиданно огрызнулась Маня.
– Ну, счастья вам, – попрощался Игорёк и двинул на поиски дома министерши.
– А зачем министерша? – спросил вслед любопытный сержант Вася.
– Согласно инструкции, – отрезал Игорёк.
Таким туманным фразам он научился у Артемия. Тот любил выдавать себя за важную птицу, когда их тормозили гаишники. Разговаривал с ними Артемий веско, нагло и крайне туманно.
Да, хорошо было бы укрыться в объятиях одинокой женщины, снимающей дачу или владеющей домом прямо здесь, в Барвихе. Наверное, выбраться сейчас невозможно, всё перекрыто и прочёсывается.
Игорёк перешёл на трусцу и минут через десять оказался на опушке. Прямо перед ним тускло светилась асфальтовая дорога, вдоль которой массивными тушами стояли особняки, опоясанные сплошным забором. В некоторых горел свет, играла музыка, слышались голоса. Путеводный ручей уходил в бетонную трубу, проложенную под асфальтом. Игорёк, держась ближе к опушке, двинулся вдоль дороги.
Предпоследний дом оказался трёхэтажной виллой красного кирпича. Игорёк перебежал через шоссе, прижался ухом к калитке с врезанным в неё домофоном. «Ну, с богом!» Игорёк вдавил кнопку звонка.
Хозяйка дома, женщина лет пятидесяти, сидела в гостиной и смотрела по телевизору аргентинский сериал на канале «Романтика». Звонок домофона в такое позд-нее время неприятно взволновал её. К тому же в доме она была одна – горничная отпросилась в Москву, а что касается супруга, так тот вообще появлялся здесь раз в год. «Кто бы это мог быть? Для Святкиных поздновато, и вообще, они должны приехать только завтра. Надя-кукушка? А может, Элеонора Анатольевна пожаловала? Она всегда без звонка».
Она включила освещение над калиткой и несколько мгновений рассматривала лицо на экране видеофона.
– Кто там? – кокетливо спросила хозяйка, поправляя причёску.
– Служба безопасности! – брякнул первое, что пришло в голову, Игорёк.
«Приятный голос, – отметила про себя дама. – И вообще – ничего мальчик».
– Формальная проверка. Совершено покушение на президента.
Игорёк предполагал, что после такого заявления лишних расспросов не последует. Главное, чтобы дама оказалась одна, а там, как говорится, дело техники.
– Подождите немного, я приведу себя в порядок.
Хозяйка живо сбросила с плеч заношенный халат, порылась в шкафу и извлекла голубое платье с глубоким вырезом, не препятствующим нескромному взгляду. Бюстом своим хозяйка гордилась.
– Я открываю! – проворковала она в домофон и нажала кнопку.
Игорёк хмыкнул. Ситуация представлялась и дурацкой, и забавной.
Щёлкнул замок, Игорёк толкнул калитку и вошёл во двор.
Над крыльцом горел фонарь в виде цветка лотоса, в его свете Игорёк разглядел беседку и накрытые плёнкой клумбы. Из-за беседки вышел внушительных размеров пёс. Игорёк замер, он боялся собак. Пёс блеснул равнодушным глазом, на ходу зевнул и скрылся в будке под крыльцом.
Игорёк скроил скорбно-серьёзную мину, пригладил волосы и вошёл в дом. В прихожей было темно, в глубине виднелось светлое пятно, вход в гостиную. Вспыхнули по периметру стен люминесцентные лампы. Игорёк невольно зажмурился и чертыхнулся.
Хозяйка стояла в дверях гостиной, рассматривала гостя. Гость моргал и щурился.
– Ослеп, – сообщил он.
– Да вы заходите. Разуваться не надо. У нас тут всё скромно.
«Да уж, скромно», – наконец оглядевшись, оценил обстановку Игорёк. У стены, под зеркалом резная тумба красного дерева, инкрустированная золотом, настоящими пластинами, а не микронной толщины «сусалкой». Само зеркало заключено в массивную серебряную раму. А рама вставлена в мощный деревянный каркас, тоже инкрустированный золотом, увенчанный двумя золотыми же амурчиками. Наборной паркет сверкал так, что казалось, будто лампы светят из пола. Монументальная винтовая лестница словно выточена из одного гигантского ствола калифорнийской секвойи. На стенах в широких лепных рамах – картины. На них плещутся крепкотелые речные нимфы, сатиры похищают вакханок, и подглядывают за купальщицами пастухи; закованный в латы розовощёкий юноша похищает совершенно голую Европу.
«Тематика, однако, подходящая», – решил Игорёк.
– Добрый вечер, – поздоровался он.
Хозяйка кивнула.
– Я – Игорь, – энергично принялся объясняться Игорёк. – Бизнесмен. Здесь у вас в посёлке суматоха началась. Кто-то надругался над дачей ВВП. Боюсь, попадись я под горячую руку, придётся объяснять, что я делал в радиусе выстрела из армейского гранатомёта.
– Да не стойте вы в дверях. Я и так вижу, что вы не из какой не из службы безопасности. У вас лицо доброе и интеллигентное.
– Спасибо за лицо, – Игорёк сделал полупоклон и вошёл вслед за хозяйкой в гостиную.
– Ну так и присаживайтесь куда хотите. Сейчас вы мне всё расскажете.
В гостиной кроме большого проекционного телевизора ничего достойного внимания не было. Просто прошлись по ней евроремонтом да поставили соответствующую мебель, отчего помещение стало напоминать, хоть и комфортную, но тюремную камеру, с резко обозначенным белыми стенами пространством. Единственное, что как-то теплило обстановку – пианино в углу.
Игорёк посмотрел, что показывает телевизор и сел в кресло.
– Будем пить чай.
– Я приезжал смотреть особнячок. Вот как ваш…
– А знаю, знаю. Одна тут продаёт. Ну рассказывайте, что с президентом?
Игорёк разглядывал хозяйку дома и не торопился рассказывать. Теоретически он любил всех женщин. А на практике общался лишь с юными красавицами. Даже намёк на возраст его отпугивал. Но только не сейчас. Сейчас он был готов оценить преимущества зрелости и шального характера увядающей, обабившейся красавицы.
– Что с президентом, я не знаю. Да он на этой даче и не бывает. У него ведь новая, в Огарёво.
– Меня зовут Варварой.
– Красивое русское имя.
– Я знаю.
– А нельзя ли, Варвара, нам выпить за наше неожиданное знакомство. Хотя я не пью, но по такому случаю…
– Можно и выпить. Подождите, я скоро.
Хозяйка вышла и вскоре вернулась, толкая перед собой тележку, на которой стояли: бутылка водки, бутылка кваса и тарелочка с крупно нарезанным сыром.
– Горничную отпустила, – пояснила она. – Ну вот, давайте. Ухаживайте.
– За дамами я ухаживать люблю, Варвара. Особенно за такими интересными, как вы. Но я, пока бегал по лесам, утомился. Так что, может, вы поухаживаете за мной?
Варвара кивнула и разлила водку по стопкам.
– Ну, будем знакомы! – весьма будничным тоном произнесла она и забросила в себя содержимое рюмки, не касаясь её губами. – А чё по лесу-то бегать было?
– Так я ж…
– Дача продаётся на нашей улице, по лесу блуждать совсем не обязательно.
– Я вам одно могу честно сказать. Я здесь не при чём. Меня спецы повязали, повели разбираться. Зачем мне разбираться? Пришлось убежать.
– Ну ты и хвастун, – перешла на «ты» Варвара. – Они в таких случаях стреляют. Они меткие.
– Меня ночь спасла. Я вообще недавно из Египта приехал.
– То-то я смотрю, лицо у тебя того… загорелое.
– И обветренное.
– Ну и что Египет?
– Каир шумный бестолковый город. Мне в Израиле больше понравилось.
– Там же война идёт.
– Вот именно, поэтому и бизнес. Конкуренты попрятались. Меня в это дело Сидор Авдеевич втянул. – Игорёк вспомнил попутчиков-трейдеров.
– Сидор Авдеевич Полуголый? Вы знакомы?
– Он меня с таких вот лет знает, – вдохновенно врал Игорёк, показывая рукой, какого роста он был в пору знакомства с господином Полуголым.
– Это меняет дело. Ну что, Игорь, по второй? За общих знакомых?
– И за вас, прекрасная Варвара!
– Не подлизывайся, – отрезала хозяйка и употребила вторую. – Я, чтоб ты знал, подхалимов не терплю. Характер мне твой нравится, серьёзный мужик. А заигрывать со старой коровой… В общем, ты мне голову не дури.
– Нет, вы себя де-ержите. До коровы, думаю, дело не дойдёт. А эти манекенщицы, танцовщицы – кому они нужны? Видеть их больно. А на вас смотреть приятно. Муж в командировке?
– Муж, – фыркнула Варвара. – Муж наелся груш. Он уже год на даче своей прошмандовки обитает, Раиски-стервозы. Не знаю, чем он там с ней занимается, по-моему, он уже кроме руководящей работы ни на что не способен.
Варваре стало по-настоящему жалко себя: годы уходят, а радости, пьянящей, как коньяк, в жизни нет. Все подруги при любовниках, а она как последняя дура. Хотя, любовники – утомительное дело, мужики такие капризные, хуже баб. А если муж – замминистра, то любви от них не жди, а только подавай им. Это мы уже проходили. А этот красавчик, бизнесмен – не бизнесмен, но забавный. Не вор, не аферист. Что-то у него случилось. Про историю с покушением на президента он всё врёт. Не поладил, милашка, с боссом, или с женой его переспал. Теперь прячется, дурачок.
– Ну, давай по третьей, чего она греется?
Выпив по третьей, Игорёк поднял крышку фортепьяно и стал играть мелодии Эннио Морриконе.
– Я – композитор, – сообщил он.
– Ты, как я посмотрю, на все руки мастер.
– Есть немного.
Игорёк сменил Морриконе на средневековые гимны, те самые, с которых всё началось.
– А «Надежду» Пахмутовой можешь?
– Легко.
Игорёк сыграл «Надежду» и опустил крышку фоно.
– Хорошо, – вздохнула Варвара. – В стройотрядах пели.
– А я в стройотрядах не был. Эх, вот взять бы всех звёзд и в стройотряды, навсегда. И продюсеров. И сочинителей. Музыки уже нет. Её прикончили. Понимаешь, Варя, пристрелили, как собачонку, выставили на панель. Где великая русская культура? Бизнес, сплошной бизнес. Разве можно музыкой торговать? Это ведь не колготки.
– Да, крепко тебя придавило. Ну-ка иди сюда, садись.
Она показала рядом с собой на диване.
– Мне бы душ принять. Два дня не мылся. Как в Каире ополоснулся, так и всё.
– Будет тебе душ, всё будет. Ты рассказывай. От кого, такой, бежишь?
– Не поверишь, Варенька, от судьбы бегу.
– Кто ж от судьбы бегает? – подобные фразы Варвара почерпнула из отечественных сериалов, персонажи которых никогда не разговаривают по-человечески и широко судят о жизни. – Убил кого-нибудь?
Игорёк помассировал кадык и обронил:
– В пустыне. Иорданской.
Пустыня, вообще-то, называлась Сирийской. Но «Иорданская» звучало гораздо внушительнее, почти по-библейски. Игорёк принялся рассказывать об арабской кухне. Затем о том, какая ужасная штука хамсин. Потом в стиле сатирика Задорнова об американцах, какие они тупые и беспомощные в боевой обстановке и как легко обвести их вокруг пальца.
Варвара слушать умела. Настоящие женщины умеют слушать мужчину. Бутылка водки как-то незаметно опустела. В голове у Игорька образовался приятный шум, и чувствовал он себя вполне по-домашнему. Уже собирался живописать большую луну над Багдадом и яркие звёзды над минаретами, но Варвара взъерошила ему волосы и ласково приказала:
– Марш в душ. Душ наверху. Пойдём покажу.
– А джакузи есть? – развязно спросил Игорёк.
– Что хочешь есть.
– А давай вдвоём?
– Не-ет, вдвоём не будем. Могу спинку потереть. Хочешь?
– Или вдвоём, или без спинок, – отрезал Игорёк.
Игорёк проснулся. Дневной свет пробивался сквозь кремовые занавески спальни. Игорёк лежал на широкой кровати с водяным матрацем, покачивался на волнах. Вставать не хотелось. Он смотрел на синий, в серебристую звёздочку потолок и блаженствовал.
– Продрал глаза, соколик? – в спальню вошла одетая в короткий махровый халатик Варвара. – Вставай, время не ждёт.
– Куда спешим?
– Прислуга скоро явится.
– Стесняешься?
– Дурак. Ты же в бегах. Горничные у нас тут все «стучат». Собирайся, я повезу тебя в санаторий.
– Это зачем? – Игорёк насторожился.
– Да здесь недалеко, в «Кремле».
«Кремлём» на жаргоне обитателей Рублёвки назывался Санаторий Управления Делами Президента «Барвиха».
– Да нужен он мне!
– Нужен, нужен, – не допускающим возражения тоном сказала Варвара. – Там тебя искать не станут. От храпа тебя вылечим. Нервы поправишь.
Игорёк пошарил взглядом в поисках одежды. Одежда валялась, разбросанная по всей спальне.
– Что ты такое говоришь, Варечка? Ещё ни одна женщина меня в храпе не уличала. Не храплю я.
– Хорош трепаться. Храпишь. Держи свои трусы. И в душ.
– Да? Неужели меня всё-таки контузило, – решил Игорёк.
– Красивый ты мальчик, – любовалась Варвара, став в дверях ванной.
– Не храпел я никогда! – никак не мог успокоиться Игорёк. – Да-а, нехорошо. Спать, наверное, мешал?
– Да ладно. Я сплю как убитая. Министр мой приучил. Не храпел – ревел, скотина. Куда только его не водила. Так и не вылечили идиота. После «Кремля», правда, потише сделался. Чтоб ты знал, все болезни от расстройства сна. Я тоже там лечилась. Врачи вежливые и компетентные. Я договорюсь, будет тебе и питание, и койка.
– Ты меня спасаешь, – небрежно произнёс Игорёк и стал вытираться.
– Да, по-моему, тебя спасать не от кого. Тебя от самого себя спасать надо, – пробормотала Варвара.
В ожидании Варвары Игорёк слонялся по двору, пинал сосновые шишки.
Наконец хозяйка вывела из гаража небольшой соломенного цвета «пежо». Из будки выбрался, потягиваясь, давешний пёс, кавказская овчарка. Варвара потрепала его за ухо.
– Загуляла твоя хозяйка, совсем про тебя забыла, Дик.
Игорёк присел на корточки и позвал:
– Дик, иди сюда.
Пёс и ухом не повёл.
– Слушай, а как он тебя впустил? – удивилась Варвара. – Он, кроме меня, никого к себе не подпускает.
– Я невкусный, – пошутил Игорёк. – Дик умный. Дик знает, кого жевать бесполезно.
Умный Дик смотрел хмуро. «Точно знает. Вот собака!» – подумалось Игорьку.
– Ну ладно. Открывай ворота.
Вскоре они подъезжали к санаторию. Остановились перед небольшим, скорее декоративным, шлагбаумом. Варвара постучала в окошко проходной и, сняв тёмные очки, осведомилась:
– А что, Витя сегодня не дежурит?
– Пересменка у него, Варвара Степановна, – бодро ответил лейтенант. – А это кто с вами?
– Это мой племянник Игорь. Везу от храпа лечить.
– Дело нужное, – понимающе улыбнулся офицер. – Проезжайте.
Загорелся зелёный свет, и шлагбаум поднялся.
Главный корпус представлял собой трёхэтажное здание с пристройкой в виде ротонды, в которой размещалась столовая. Перед входом имелся фонтанчик с тремя неведомыми бронзовыми птицами. Вокруг фонтанчика уже были высажены весенние цветы, зябнувшие на апрельском ветру.
В холле, выполненном в стиле ампир, стояли между колонн на сияющем паркете диванчики-банкетки с затейливыми резными спинками, у окна регистратуры имелся вольер с канарейками и попугайчиками; чуть поодаль – аквариум, где вальяжно фланировали в водной стихии пучеглазые телескопы и солидные, величиной с ладонь скалярии; стены украшали пейзажи.
– Паспорт у тебя есть, беглец? – осведомилась Варвара. – Посиди пока.
Игорёк послушно уселся на диванчик и от нечего делать принялся разглядывать пейзажи. Пейзажи как пейзажи. Не Шишкин. Канарейки хороши.
Канарейки рассказывали весенние истории. Ни одной фальшивой ноты, ни одного коммерческого такта. Игорёк упивался безыскусностью пернатых и прикидывал, какая крутая вышла бы фишка – брать заказы у обитателей Рублёвки на песни для их попугайчиков, павлинов и прочих сов, а так же для их четвероногих друзей. И писать не попсу, а что-то на уровне Моцарта. Не хотят люди слушать хорошую музыку, пусть хоть их домашние любимцы насладятся. Заработок мог получиться неплохой.
– Мечтаешь? – раздался над ухом Варварин голос. Она бросила ему на колени какие-то бумаги. – Смотри, что я принесла. Паспорт – по правилам надо, чтобы он хранился в администрации, но исключения подтверждают правила. Путёвка, карточка для столовой. Питание здесь шестиразовое. Жить будешь в четвёртом корпусе, там спокойнее. Люкс однокомнатный.
– Спасибо, конечно, – обронил Игорёк.
– Спасибо не спасибо, а на выходные жди меня в гости.
Игорёк усмехнулся.
– Смотри, как бы твой пупсёночек не загулял.
– Га-а, – прыснула Варвара и толкнула Игорька в плечо. – Пупсёночек, га-а… Пошли в лабораторию сна. Покажем тебя.
– Ну пойдём.
В лаборатории сна их принял заведующий, улыбающийся моложавый брюнет с энергичным взглядом довольного жизнью человека. Брюнет крепко встряхнул руку Игорька, галантно поздоровался с Варварой, величая по имени-отчеству, осведомился, как её, Варвары Степановны, «ничего» после очередного курса лечения. Варвара Степановна проворковала, мол, вы, Александр Петрович, просто чародей, сон – лучше некуда, а вот у племянника проблемы – храпит. Чародей заверил, что это мы как дважды два, у нас швейцарская и австрийская аппаратура. С храпом мириться, конечно же, нельзя – врач строго посмотрел на Игорька, – а между тем, храп чреват такими осложнениями, как сердечно-сосудистая дистония, раздражительность, дневная сонливость, и в перспективе – глубокая депрессия.
– Глубокая депрессия происходит не от сна, а от трёх глобальных заболеваний человечества: кариес, перхоть и месячные, – съязвил Игорёк.
Врач лишь улыбнулся снисходительно и нажал кнопку селектора:
– Танечка, оформите пациента, – распорядился он. – А мы с вами, Варвара Степановна, ещё немного побеседуем.
В соседнем кабинете Игорёк под руководством Танечки заполнил длинную анкету, требовавшую подробных ответов о том, как Игорёк спит, как бодрствует, каков его рабочий режим и как проводит досуг.
– Придёте после обеда, – сказала Танечка. – Снимем с вас сомнограмму.
– Танечка, а вы просто сестра или старшая сестра? – сколько жил, Игорёк не переставал поражаться, откуда в больницах столько сексапильных медсестёр. Лежишь, бывало, в палате, корчишься от боли, а перед глазами нимфа со шприцем, и коротюсенький халат чуть ли не на голое тело, а под халатом ну просто безукоризненные формы. И пальчики тонкие-тонкие, хрупкие-хрупкие, а как уколет, зараза…
– Это так интересно?
– Обычно самая красивая медсестра одновременно и старшая.
Танечка пожала плечами и не удостоила ответом.
– У меня есть путёвка, и номер мне дали. Приходите в гости. А то я здесь буду совсем одинок.
– У нас так не принято, – ответила Танечка. – Я из-за вас могу работу потерять.
– Жаль, нам могло быть хорошо вместе. Так, где тут у вас четвёртый корпус?
В устланных пушистым ковролином коридорах четвёртого корпуса было зелено: пальма в кадке, алоэ, папоротники, суданская роза и парочка лимонных деревьев.
Игорёк открыл номер, осмотрелся, посетил санузел и вынес приговор:
– Да, жить можно.
Включил телевизор, плюхнулся на диван. Попереключал каналы, остановился на «Евроньюс» – что там, в воюющем Ираке?
«Евроньюс» сообщало: большая часть иракских сил в Багдаде и окрестностях прекратила сражаться. Иракские войска бегут, оставляя военное оборудование: танки, военную форму и противогазы. Вооружённые силы США укрепляют позиции в Багдаде.
Игорёк хмыкнул – танки и форму в оборудование записали. Позиции они укрепляют. Поздно укреплять. Всё, что надо было, мы уже слямзили.
Взгляд его упал на телефон. «Надо бабуле позвонить. Я ж на целую неделю пропал».
– Привет, ба! – бодро начал он. – Как ты там у меня?
– Привет ему… Куда завеялся, охламон? Ты мне что обещал? – в голосе бабушки радость странным образом сочеталась с железной непреклонностью.
Бабуля была старая гвардия, тридцать лет на посту председателя профкома Атомэнергоэкспорта.
– Да? Я разве обещал? Ну извини, ба, замотался.
– Так всю жизнь и промотаешься, человеком не станешь. Зачем я с людьми договаривалась?
Игорёк пожал плечами. Он совершенно не помнил, о чём идет речь.
– Молчишь? То-то же. Ты откуда звонишь?
Игорёк открыл было рот, чтобы рассказать, откуда он звонит, но испугался, что за бабулей установлено наблюдение и телефон прослушивается.
– Извини, ба, я с переговорного, здесь очередь… Я потом…
И положил трубку.
До ланча Игорёк провалялся у телевизора, слушая, как комментаторы жизнерадостно рассказывают о хорошо уже знакомых дивизиях. Отважная третья пехотная занимала центр Багдада, доблестная сто первая воздушно-десантная орудовала в южной части, что-то подобное на севере осуществляла героическая первая дивизия морской пехоты, а танки победоносной третьей механизированной неудержимо выдвигались на площадь Тахрир. На улицах толпы ликующего народа и мародёры. Саддам Хусейн исчез в неизвестном направлении.
– Хрен вам в зубы, – прокомментировал Игорёк. – И Хусейн тю-тю, и Источник Силы. Будете там пять лет нефть качать до нового цикла.
Санаторская столовая: обширная зала, гигантская, как в оперном театре, хрустальная люстра под куполом, концентрические круги массивных под бордовыми скатертями столов. Более половины столов пустует – не сезон.
Официантка принесла бутерброды с сёмгой и салат. Игорёк стал есть, лениво разглядывая немногочисленных посетителей. Взгляд скользнул по компании из трёх толстяков в спортивных костюмах, по компании дам в купальных халатах с тюрбанами на головах, видимо, только из бассейна, и остановился на одиноко вкушающем человеке во всём чёрном с алым бархатным галстуком-бабочкой. Человек поднял голову и кивнул.
«Сдаётся мне – вампир», – подумал Игорёк.
И решил, буде и этот вампир станет предлагать крови, послать оного на три буквы или к Хомоеду Джафаровичу Весёлому.
Соседний стул отодвинулся, и на него уселся сухощавый пожилой человек.
– Как вам контингент? – бесцветным голосом поинтересовался он.
Игорёк окинул непрошеного сотрапезника рассеянным взглядом. Был тот словно засушенный: бесцветные глаза под бесцветными редкими бровями, зачёсанные назад седые волосы, собранные в короткую жидкую косицу. Кожа нездорового пергаментного оттенка и тонкие подвижные пальцы. Из полураспахнутого турецкого халата виднеется впалая грудь с редкими седыми волосками.
Сосед перехватил взгляд и пояснил:
– Только что с купания. Ледяная водица и лесной воздух – вот рецепт долгой жизни.
Игорёк пожал плечами.
– Не надо, девушка, я сам возьму, – сосед неторопливо принялся снимать с тележки блюда.
Официантка отошла, и старик, подавшись вперёд, доверительно произнёс:
– Игорь Святополкович, есть серьёзный разговор.
Игорёк подумал, надо ли отвечать собеседнику. Решил не отвечать.
– Я такой же бессмертный, как и вы. Нас здесь, в са-натории таких пятеро. Нас называют Кремлёвцами. Мы здесь на особом положении, – старик помолчал, разжёвывая бутерброд. – Итак. Однажды, а именно в прошлую среду, мы с вами столкнулись у входа в метростанцию «Баррикадная». Не припоминаете?
Игорёк отрицательно качнул головой, не удивляясь тому, что куда он ни шагни – всюду или бесмертные, или могущественные существа.
– Потом, под землёй с вами приключилась некая неприятность. Вы попали в спецбольницу, где вас заставили ввязаться в авантюру. Вы даже не можете себе представить, какая это авантюра! Какие силы задействованы!
К столу изящной балетной походкой, отирая на ходу губы чёрным шёлковым платком, приближался вампир.
– Ну, как же, метростанция «Баррикадная». Толкнули вы меня. Неужели не помните?
– Прошу прощения, – выдавил из себя Игорёк, глядя на вампира, который уже занимал стул напротив.
– Общаетесь? – спросил тот.
– Общаемся. Знакомьтесь.
– Григорий, – кивнул вампир.
– Итак, – продолжал старик, – вы ввязались в авантюру, и нам пришлось ждать вас целую неделю.
– Игорёк, да ведь вы не помните, как вам били морду, как вас сшиб состав, как на носилках вынесла вас из подземелья санбригада, как умчала карета «скорой»… – произнёс вампир.
Игорёк вспомнил машину «скорой помощи» на перекрёстке и скучающих санитаров, парня в синей бандане на эскалаторе, а дальше – больничный потолок и хмурое лицо Володи. Вампир прав, налицо провал в памяти.
– Девушка, девушка, – позвал старик, – ещё один компотик принесите, будьте добры.
– С тобой даже не поговоришь по-нормальному, – сочувственно заметил Григорий.
– Итак, имеем бессмертного, который чего-то не помнит. Пускай это совершенно маленький, микроскопический эпизод, но ведь он перевернул весь ход событий. Подобный провал памяти у бессмертного – субстанциональная катастрофа! Кто организовал провал? Кто подогнал карету? Кто запустил в метро хулигана? Кто, наконец, отключил сознание неуязвимого бессмертного организма? Ведь это всё законные вопросы, согласитесь, Игорёк? И в ответах на них заинтересованы не в последнюю очередь вы. Не так ли?