Веров Ярослав. Завхоз Вселенной

 

12

   На Земле была всё та же скамейка у воды, сырой, студёный ветер да смутный свет фонаря. Мрачный, одинокий и озябший сидел там Игорёк и мысленно прощался с Иштар. «Прощай, богиня. Как-то мы с тобой не поняли друг друга. А ведь всё могло сложиться по-другому. Ведь могла ты быть честнее и милосерднее. Жаль». Может, Землю Шамаша уничтожил он только из-за обиды. Может, ничем не виноваты обитавшие там души, разве только тем, что выбрали такое посмертие. Может, лакуны-чистилища, как говорил Старый Айк, есть нужные и наиполезнейшие места. Может быть, не стоило и не стоит ему влезать в надмировую механику. А ещё лучше – не быть вовсе, нигде не быть, освободить мир от своего присутствия. Тело сдать завхозу…
   Ну, во-первых, этому завхозу из преисподней – шиш. Во-вторых, если бы не настойчивый Хомоед, отирался бы он, к примеру, среди дерзновенных сантехников и вскрывал вместе с пионерами Европу от льда. Одно тонкое тело медленно распадалось бы на части до состояния плесени, а другое, так же не спеша, выгорало в костре замечательного существа, правильного уже тем, что не станешь ему перечить. Ну а физическое, в виде белковой матрицы, досталось бы какому-нибудь бесталанному ничтожеству.
   Одно было по-своему приятно: чувство нечеловеческого одиночества, чуть ли не космического. Куда там одиночеству среди людей – он один среди надмиро-вых сил, практически равный им, но бесконечно чужой. Как тень среди мириад блистающих светил. Тень, размером с небо. Небо без звёзд.
   И по-прежнему немилосердно хотелось кушать.
   Народу в столовой было совсем мало. И так было грустно на них смотреть – всего лишь людей, маленьких существ большой Вселенной. И видел он их как на ладони, их суть. Энергично уплетающий плов мужчина – воришка, казнокрад, при всей его ухватистости и разворотливости, всё же ближе к животным, чем к людям. Дама надменного вида – ранимое, в общем-то, существо, патологически завистливое и ревнивое к успехам своих подруг. Скромный молодой человек – убийца. И вместе с тем, вориш-ка – серьёзный государственный человек, а дама – кроткая жена, ну а молодой человек – большая в будущем величина российской дипломатии, если преступление не откроется.
   А вот этот уходящий из бренного мира старик – человек интересный. Прямодушный, честный. Остальным и сотой доли не пережить того, чего довелось ему нахлебаться.
   – Можно? – осведомился Игорёк, отодвигая стул.
   – Садись, сынок, – ответил старик.
   Он окинул взглядом Игорька и спросил:
   – Воевал?
   – Немного. В Ираке.
   – В Ираке, значит. Это когда?
   – Недавно.
   – Наградили, значит, отдыхом в «Кремле»? – усмехнулся «дед». – Тебя как звать, сынок?
   – Игорем.
   – Меня можешь называть генералом. Да, война. Ушёл я пацаном, а вернулся капитаном. С двумя осколками. Говорят, война – мать родна. Та была мачехой. Всех нас покалечила. Что-то нарушила в нас. После войны остался в армии, до генерал-майора дослужился. Укреплял обороноспособность государства. А государство – пшик, и нету. Тебя по заданию посылали, сынок, или сам, по велению сердца?
   – По заданию.
   – Это хорошо. Развелось сейчас любителей крови. Видел таких? Ясное дело – видел. На войну даже из патриотических чувств идти нельзя. Чувства – слабый помощник. До первой пули. Чирикнет у виска – и все чувства померли. Только страх остаётся. Бывали дни, что зубы у меня стучали так, что два дня идут бои – два дня лязгаешь, неделю – значит, неделю. Без страха воевать нельзя. И ещё, чем опаснее, тем больше отупение. Все тупые были. От командира до солдата. Потому что война, да ещё такая – нечеловеческое дело. А что сейчас? Театр, а не война. Цирк. Ты тех хвалёных американских рейнджеров видел?
   – Как вас, – ответил Игорёк.
   – И что, скажешь – солдаты?
   – Выглядят браво.
   – А на настоящей войне должны выглядеть как дерьмо. На настоящей войне не до бравой осанки. О жратве думаешь, да о том, как бы отоспаться. Хреново знаешь кому?
   – Кому?
   – Младшему командному составу. Кому в атаку ходить. Отупение страшное, а надо что-то решать. Солдат пожрал, покурил и доволен, что его не трогают. А ты должен бдеть. Ну, спасибо, – генерал поднялся. – Уважил старика беседой. Вот уезжаю, машина уже ждёт.
   – Не подбросите в город? – спросил Игорёк, уже видя наперёд, что «дед» согласится.
   – Могу подбросить. Как поешь, подходи к парковке, боец. Без долгих сборов.
   Игорёк кивнул и занялся вплотную ужином.
   В стёкла генеральской «Волги» хлестали косые струи дождя. Немолодой водитель был неразговорчив и не любитель быстрой езды. Машина неторопливо ползла по просёлочной дороге, выбираясь на Подушкинское шоссе. Генерал интересовался ситуацией в Ираке, деликатно обходя вопрос, чем именно там занимался Игорёк. Ничего нового, что не было бы известно из телепрограмм, Игорёк сообщить не мог.
   – А в санатории, значит, не добыл? – заключил «дед».
   – Не добыл, – переставил ударение Игорёк.
   – Барвиху композиторы не жаловали. Вот глава союза композиторов Тихон Хренников прямо в пижаме спасался бегством, на заднем сиденье машины схоронившись. А военные «Кремль» уважают. Георгий Константинович здесь писал свои мемуары. Читал?
   – Нет, – бесстрастно сказал Игорёк.
   – Военный человек должен читать маршала Жукова.
   – Я ближе к композиторам, чем к военным.
   – В Ираке, наверно, симфонии сочинял. Может, ты – новая формация, как там их – военные хакеры? Электронная разведка? Их ещё «клавишниками» называют. – Не дождавшись ответа, спросил: – А сейчас чего с места сорвался?
   – Да так. Надо срочно с двумя людьми встретиться.
   Генерал в ответ кивнул, точнее, клюнул носом и задремал.
   – С этими двумя ты и так скоро встретишься, – раздался незнакомый, ровный, без эмоций голос.
   Голос исходил с пустующего рядом с водителем места.
   – Глупостями заниматься тебе не позволим.
   Водитель, как сомнамбула, крутил баранку, куда-то вёл машину. Урчал двигатель, машина словно бы ехала, но никуда не перемещалась.
   Незримый собеседник продолжал:
   – Это не Реализация. Там ты мог силой мысли убить жизнь на планете. Мог, при случае, разорвать Юпитер или погасить Солнце. Здесь для таких, как ты, установлены чёткие законы.
   – Ты ещё кто? – уже ничему не удивляясь, спросил Игорёк.
   – Мы – Стражи. Отдел иллюзий.
   – Это вас Хомоед назвал иллюзорщиками?
   – Нас.
   – Значит, тоже Служба Абсолюта?
   – Напротив. Конкурирующая организация.
   – И что конкретно вам во мне не нравится?
   – По правде сказать, всё. Выкинь из головы глобальные замыслы. Проблем тебе и без них хватит.
   Игорёк уставился на застывший ночной пейзаж. На вставшие у машины ротой караула сосны.
   – Время останавливаете. Могучие, говорите?
   Он сделал попытку внушить «Волге» истинное движение, что она не делает вид, а на самом деле едет по шоссе. Но ничего не выходило.
   – Нет, – произнёс тот же голос. – Ты выбрал относительный мир, а здесь последнее слово за нами. Мы определяем, что получит статус реальности, а что нет. Мы продемонстрировали тебе один раз наши возможности и твои пределы. В метро. Помнишь?
   – Ясно, – процедил сквозь зубы Игорёк. – Одной загадкой меньше. И что вы предлагаете?
   – Играть по общим правилам.
   – А если я откажусь?
   – Твоё право. Но силы превращать, по своему произволу, свои желания в реальность у тебя нет.
   – У Реализованных, выходит, есть?
   – Они могут только то, что не запрещено нами. Они играют по правилам.
   – И Кремлёвцы по правилам?
   – Все живут по правилам. Вообразить что-то, что выходит за их рамки, не могут ни смертные, ни бессмертные. Иначе они встанут вровень с великими духами.
   – Это ещё кто?
   – Ты не знаешь основ жизни. Ты – никто, – голос упал до шёпота и смолк.
   Сосны ровной чередой поплыли мимо. «Волга» вновь двигалась, водитель уверенно вёл машину.
   Перед выездом с Подушкинского шоссе на Рублё-во-Успенскую трассу со стороны Рублёвки сверкну-ли фары, и дорогу перегородил чёрный лимузин. Генеральский водитель мягко затормозил, бампер «Волги» замер в нескольких сантиметрах от лаково сверкающего борта.
   – Что за хрень? – пробормотал водитель.
   Из лимузина вышли четверо. Невысокий человек в строгом костюме и с ним трое крепких парней, среди которых имелся негр. Один из молодых людей зашёл за «Волгу».
   Невысокий человек раскрыл зонт, обогнул лимузин и, приблизившись, постучал в окошко «Волги».
   – Чего надо? – осведомился Игорёк, приопустив стекло.
   – Mr. Khromov? – произнёс невысокий.
   – Yes, I am, – в тон ответил Игорёк.
   – Господин Хромов, – иностранец перешёл на русский язык, – предлагаю занять место в моей машине.
   – В случае моего отказа у вас имеется разрешение на применение спецсредств? – произнёс Игорёк скорее утвердительно.
   – Exactly. Мы будем вынуждены. Это повлечёт ненужные жертвы. – Иностранец глянул на спящего генерала.
   Игорёк кивнул, приоткрыл дверцу и оглянулся на «деда» – попрощаться. Генерал, проснувшись, открыл глаза, поднял голову, спросил:
   – Почему стоим?
   – Американцы, Фёдор Авдеевич, – доложил водитель. – Обнаглели, на посольской машине. Угрожают оружием.
   – Это из-за меня, Фёдор Авдеевич, – сказал Игорёк. – Приглашают в гости.
   – Эхо Ирака?
   – Угу. Так что будем прощаться. Ситуация под контролем, товарищ генерал.
   – Я в тебе, клавишник, уверен, – ответил генерал. – Надо было их, союзничков… – генерал употребил ненормативное слово, – сразу после Эльбы… – снова выругался он нецензурно.
   – Прощайте, – сказал Игорёк и вышел из машины.
   Переодетые морпехи из охраны посольства США отрезали Игорька от «Волги», лимузин сдвинулся, освобождая проезд. Генеральская машина выползла на Рублёвку и скрылась из виду.
   – Take your place, – пригласил американец и продублировал по-русски: – Садитесь в машину.
   – Нет, в машину садиться я не буду. Чего надо, говори.
   – Вас хотят видеть в Посольстве Соединённых Штатов Америки.
   Игорёк поёжился, за шиворот стекала вода.
   – Так пригласите на приём. Официальным образом.
   – Вы не в последнюю очередь заинтересованы в этом сами, – начал американец. – Мы имеем для вас исключительно важное…
   – Oops! – сказал негр.
   В этот момент раздался визг тормозов, и с трассы влетели, сердито сверкая фарами, машины опергруппы полковника Любимова.
   – Bullshit, – бросил в сердцах американец.
   Из микроавтобуса посыпались бойцы в ночном камуфляже, в мгновение ока рассредоточились они среди сосен, оцепив лимузин. Эти уже открыто оперировали оружием, взяв парней из посольства под прицел автоматов ВСК-94. Морпехи спешно ретировались в лимузин. Дипломат крутил головой, выглядывая старшего опергруппы.
   Игорёк запрокинул голову, подставляя лицо дождю. Как станут разбираться между собой силовики дружественных стран, его не интересовало. Он слушал, как дождь шелестит в ветвях сосен, как стучит по асфальту дороги, барабанит по капотам машин.
   «Сейчас бы в лес, вот туда. И шагать до самого утра. И вообще, идти и идти…»
   Из легковушки появились двое в штатском.
   – Кто из вас Игорь Святополкович Хромов? – деловым тоном осведомился один из них.
   «Отчего бы и не пойти? Зачем мне теперь Любимов? Иллюзорщики разгуляться не дадут, а значит, „крыша“ полковника мне теперь ни к чему».
   Была до разговора со Стражем у Игорька цель: потратить своё неограниченное будущее на исправление человечества, на гармонизацию всей человеческой жизни. Для начала собирался он заставить Любимова «закрыть» его от людей и всяческих организаций, в оперативном смысле закрыть, чтобы не мешали, не приставали, не донимали, а он будет экспериментировать с вещами серьёзными, с мирозданием – менять климат, полюса Земли, пути комет и активность Солнца, и вместе с этим информаци-онную политику телеканалов, нравы политиков и бестолковых деятелей культуры, отношение людей к своей жизни. Как-то же, в самом деле, можно сдвинуть с места материк Россию. Но теперь всё это уже было неактуально. Закрываться от нездорового ин-тереса силовых и иных прочих структур перед лицом геополитических игрищ Реализованных смысла не имело, как не имели смысла эксперименты с природой в глобальном масштабе.
   Короче, можно было смело шагать в лес, удерживала только мысль о Сером. Как-то нехорошо у них из-за астрала получилось, нельзя оставлять по себе дурную память. И посмотреть в глаза Зверю очень даже любопытно. А эти ребята из ФСБ именно о Звере и хотят говорить. В контексте будущего страны, разумеется.
   – Я протестую! Что здесь происходит? – прервал мысли возглас американца. – Я – атташе посольства Соединённых Штатов Америки! Мы с другом прие-хали дышать лесным воздухом. Не так ли, господин Хромов?
   – Я шёл, – сказал Игорёк, – смотрю, стоит, дышит воздухом. Собирался пройти мимо, а тут вы.
   Один из ФСБшников осведомился у атташе:
   – Надышались?
   – В большой степени, – ответил тот.
   – Ну и убирайтесь отсюда.
   – Мы с другом…
   – Без друга.
   – Это грубое насилие.
   – Разумеется.
   Атташе гордо вскинул голову, с треском закрыл зонт и, хлопнув дверью лимузина, отбыл.
   Комитетчик достал телефон, набрал номер.
   – Товарищ полковник, объект на контакте. Даю, – протянул трубку Игорьку.
   – Слушаю вас, Любимов, – сказал Игорёк.
   – Игорь Святополкович, – голос Любимова был более чем энергичен. – Давайте забудем обо всех недоразумениях. На карту поставлена судьба Отечества. Судьба России. Не знаю, как уж вы исчезли с квартиры Зверя, что уж там у вас было с ним, но сейчас это не имеет значения. Я взываю к вашему патриотизму и надеюсь, что наши договорённости остаются в силе.
   – Полковник, вы скажите, что от меня требуется. Где Зверь? У Тредиаковского? Где дом Тредиаковского?
   – Вы правильно мыслите, Игорь Святополкович, – в голосе Любимова звучало нескрываемое облегчение. – Тредиаковский совсем рядом, в Жуковке. Где-то там и Зверь.
   – Я найду. Тредиаковского спасать?
   – Это как вам заблагорассудится. Нам нет дела до Тредиаковского. Привезите Зверя. Я открываю вам карты. До полуночи остаются считанные часы. Время Вавилона истекает. Мы должны передать Источник.
   – Есть достойная кандидатура? – усмехнулся Игорёк.
   – Так точно. Его уже везут. Встреча, предположительно, в двадцать три ноль-ноль на пересечении Рублёвки и МКАДа.
   – Обещать ничего не стану.
   – Понимаю. Мы надеемся на вас. Передайте трубку лейтенанту.
   В Жуковку микроавтобус с бойцами спецназа въезжать не стал. Остановился перед самым шлагбаумом «закрытой зоны». БМВ с Игорьком, благодаря удостоверениям комитетчиков, углубился в элитный сектор деревни и остановился прямо напротив ворот жилища олигарха. По периметру железной ограды забора горели матовые белые фонари. Игорёк вгляделся в контуры особняка. «Тредиаковский – олигарх со вкусом», – отметил он. Двухэтажный кирпичный особняк в строгом викторианском стиле, без популярного у нуворишей архитектурного кровосмешения.
   – Одноэтажное строение за воротами – помещение для охраны, – объяснил лейтенант.
   – Понял, – ответил Игорёк. – Ждите.
   Створки ворот были приоткрыты, так что мог пройти человек. Охрана в караулке лежала без признаков жизни, все четверо. Впрочем, в караулку он и заглянул-то скорее для проформы, заранее зная, что увидит. Зверя и хозяина коттеджа следовало искать там, в доме, в каминной зале.
   Тредиаковский, человек с длинным носом и угрюмыми карими глазами, сидел сбоку от камина, привязанный к массивному венскому стулу чёрного дерева. Рот его был залеплен скотчем. А Серый помешивал кочергой угли.
   – Привет, Серый, – с порога объявил Игорёк.
   Серёга поднялся с корточек, глянул недружелюбно.
   – А кого я на свой финач нанизал? – спросил он.
   – Представляешь, Серый, не меня. Есть такое место во Вселенной, называется Зазеркалье. Этот был оттуда, вылитый мой дубль. Ты же меня знаешь, меня развести – как два пальца об асфальт. Вот дубль и развёл. Я там остался, а он сюда – права качать. Ты же меня знаешь, я своих товарищей не убиваю.
   – Во сне ты и вправду был мирный. А в Вавилоне не очень. Хоте л меня замочить?
   – Иштар околдовала. Эх, Серый, как она меня об-манула… Я ведь больше никому не могу поплакаться. Никто ведь не поверит. А ты поверишь. Да я тебя за одно только это не стал бы убивать.
   – Знаешь, клавишник, всё-таки лучше перестраховаться.
   Серый потянул из кармана спецназовский ГШ-18, пробивающий любой бронежилет, и два раза выстрелил.
   Игорька качнуло. С некоторым недоумением Игорёк отметил, что ему больно. В пиджаке, на уровне сердца образовались две дырки. Игорёк полез во внутренний карман, вынул продырявленный паспорт и показал Серому.
   – Вот видишь, всё путём.
   – Вижу, – хмуро ответил Серый.
   – Только, знаешь что, Серёга. Больно мне было отчего-то. И в Вавилоне, согласись, я только что-то там хотел, а ты меня вырубил реально. И в Снотворении вырубил. Что-то с тобой не так. Ты пойми, меня вообще-то могут вырубить только иллюзорщики, а это страшные сущности. Они выше Реализованных.
   – О Реализованных я кое-что слышал от Володи. Кстати, ты его не видел?
   – Ты уже спрашивал.
   – Ну не тебя же. Выпить хочешь? Буржуйского вискарика?
   – Ну, давай, за встречу, – подходя к столу, уставленному напитками, сказал Игорёк.
   Связанный олигарх следил за ними совершенно безумным взглядом.
   Игорёк отхлебнул из широкого стакана вискаря со льдом, скривился. Повернулся к Тредиаковскому:
   – Мартини есть?
   Тот замычал, показывая глазами куда-то вбок.
   – Мартини – напиток женский, – рассудительно заметил Серый.
   – Ничего, что женский, нам нравится, – приговаривая, Игорёк открыл дверцу массивного антикварного буфета, добыл оттуда бутылку «Чинзано». – «Чинзано» нам тоже сгодится. Не предлагаю, – кивнув Серому, свинтил крышку, вытянул дозатор и сделал пару глотков прямо из горла. – Очень хорошо. Серый, ты почему меня всё время вырубаешь?
   – Не знаю. Я после Вавилона изменился. Научился уметь то, чего раньше никогда не умел. Даже маги Египта не смогли меня научить большему. А сейчас сила прямо играет. Если бы Володю встретить, он бы объяснил, конечно, если бы захотел.
   – Да, Володя, он такой, – глубокомысленно заметил Игорёк, усевшись на свободный стул. Сделал ещё несколько глотков. – Я так и не понял, на кого он играет.
   – Что здесь непонятного? Сам на себя.
   – Не скажи. Я о мироздании много чего интересного узнал. Свою игру не поведёшь. Помнишь разговор про Армагеддон? Тебя ещё Володя спросил, на чьей стороне собираешься.
   – Помню, – нехотя ответил Серый.
   – А ничейной-то стороны и нет. Такие дела, брат.
   – Быстро же ты ума набрался, клавишник, – Серый снова присел перед камином, откинул стекло и принялся помешивать угли.
   – Что ты планируешь с этим? – Игорёк показал бутылкой на олигарха.
   – Засуну ему кочергу в глотку.
   – Ну-ну. В Снотворении, значит, хотел попотчевать часами его ментала. Ты и вправду зверь. Может, сохраним ему жизнь?
   – Это мне решать.
   – Если бы меня здесь не было, тогда тебе. Но я же здесь. От этого факта нам не уйти, – Игорёк снова приложился к бутылке.
   – Пускай без кочерги. Но убью, по-любому. Он слишком много услышал.
   – А я ему память сотру. Я знаю как. На уровне астрального тела. Мне это легко. Может даже совсем забыть, что он – Тредиаковский. Номера счетов позабудет. Цирк начнётся. Оцени.
   – Оценил, – угрюмо произнёс Серый. – Мы с тобой, типа, клоуны. Шоу Бенни Хилла.
   – Тогда так. Этот вечер он забывает, а все сбережения отдаёт государству. Как тебе такое, Серый?
   Тот ухмыльнулся.
   – Уже интереснее. Тогда пускай ещё в тюрьму садится. Сбережения – это мелочь. Главный интерес – «Нефтеюганск». Пускай сам государству отдаст. Тогда не убью.
   – Ну с Резовским ты же как-то договорился. Ведь это была твоя работа?
   – Меня попросили не убивать. А так, я бы его…
   – Зачем ты их убиваешь? Тебе ведь деньги неинтересны.
   – Империю строю. Никто не строит. А я строю. Для начала нужно, чтобы такие упыри, как этот, не мешали, – Серый люто глянул на Тредиаковского.
   – Полковник Любимов с группой «Русский Ковчег» тоже строит.
   – Это они заслали твоего дубля?
   – Только не мочить. Хотят они царя сажать на трон. Источник силы пока что при тебе.
   – Ну-ну. И сейчас где-то здесь пасутся?
   – Сейчас, – Игорёк глянул на бронзовые каминные часы, – десять минут одиннадцатого. Нас будут ждать в одиннадцать на пересечении с МКАДом. Туда же подвезут и претендента.
   – Кто претендент? – в глазах Серого блеснул огонёк интереса.
   – Пока не знаю. Ты как, согласен? Я им ничего не обещал.
   – Знаешь, клавишник, а поехали.
   – Тебя могут убить.
   – Вот и проверю. Должен же я знать пределы своей силы.
   – С огнём играешь.
   – С людьми, – презрительно сплюнул Серый. – Давай, вырезай ему память.
   Игорёк опустил бутылку на пол. И, подойдя к Тредиаковскому, положил раскрытую ладонь ему на заты-лок. Тредиаковский издал короткое мычание, голова его дёрнулась и бессильно упала на грудь.
   По Московской кольцевой автостраде мчался сквозь дождь чёрный представительский «Мерседес». Сорванный среди ночи писателем Захановым лидер ведущей левой партии России тяжким взглядом буравил небольшой участок трассы, выхваченный из темноты светом противотуманных фар. И с раздражением думал, что после девяносто шестого года будущее для него ограничено вот таким мутным пятном света, за которым только мрак. Успел он уже притерпеться к гнусной мысли, что власти в стране ему не видать. Уже и деньги у Тредиаковского стал брать на борьбу с олигархическим режимом, уже нещепетильно включает в партийные списки всякий новорусский сброд, одним словом, махнул рукой на своё место в истории, на образ свой в глазах потомков.
   И вдруг оказывается, что всё можно переменить за какие-нибудь пару-тройку часов. Приходит Заханов и, ссылаясь на самые наимистичнейшие, самые что ни на есть метафизические источники, от имени наисекретнейшей, что твоя масонская ложа, структуры «Русский Ковчег», зовёт на царство.
   После всех разочарований и унижений, готов он был схватиться и за оголтелую мистику. Терять нечего. Это тебе не танковую дивизию поднимать и гнать на Красную площадь: расстреливать стены Кремлёвского дворца и брать штурмом Администрацию президента. И ждать, что танкисты прямо на марше предадут тебя. Нет, мы, лишь когда подобные сильные ходы недоступны, изображаем толерантную оппозицию. Пускай журналюги зубоскалят, мол, политики только изображают оппонентов, а на самом деле все из одной руки кормятся, в одни школы и вузы детей отдают, на одних курортах яйца парят. Нет, ты мне покажи хотя бы малую, но реальную возможность всё здесь перевернуть – и переверну.
   Заханов, сидевший рядом, пребывал в несколько ином настроении, приподнято-воодушевлённом, наступательном. Ход событий последних дней, казалось ему, лишь подтверждал его прогнозы и понимание глубинных процессов бытия. Всё складывалось одно к одному. Информация об Источнике Силы оказалась верной, а значит, его мистический информатор не был галлюцинацией или плодом воображения. И группа «Ковчег» действительно работает под патронатом Русских Богов. И грозная метафизика истории проворачивает свои колоссальные шестерни в нужном направлении.
   «Пространства имеют свойства шевелиться, – думал он, – на какое-то время они застывают и превращаются в гигантские мировые кристаллы, где грань одного кристалла точно и блистательно сопрягается с гранью другого, соседнего. Но внутри этих гигантских кристаллов остаются жидкие, расплавленные ядра, в которых постоянно идёт кипение. В какой-то момент эти ядра начинают вбрасывать в кристалл эманации, и кристалл плавится. Пространство начинает расползаться, растекаться, шевелиться до следующего похолодания, до следующей Ялты, следующего Версаля или Тильзитского мира. Евразийские пространства по сей день представляют собой странных, загадочных, горбатых геополитических монстров, которые двигаются, сталкиваются, скрипят, и не видны контуры, в которых может остановиться это движение… С момента, когда у этого великого земного магнита исчез один полюс, прои-зошёл слом всего этого равновесия и началось геостратегическое безумие. Земля заболела раком, у Земли возникли раковые опухоли, которые метастазами распространились на различные районы мира… Политики полагают, что у них есть инструмент, с помощью которого они могут остановить дрейфы земной коры. Действительно, такие инструменты есть у политиков. Но у великих политиков, таких, как Македонский, Чингисхан, Сталин. Для того чтобы эти инструменты задействовать, нужны колоссальные ресурсы, нужно понимание красоты геополитических построений».*
   – Великие геополитические архитекторы не нуждались в удержании власти, потому что они уже её достигли – абсолютного могущества, – сказал он вслух. – С помощью Источников Силы они меняли ось симметрии мира, они ускоряли вращение земли, и это были великие метафизики. Геополитика или ощущение пространства, как ощущение времени – это метафизические категории, которыми управляют только великие деятели.
   – Красиво изъясняешь, Андрей Александрович, – отозвался лидер. – Да только тебе вольно изъяснять, а мне действовать придётся.