Страница:
Игорёк разглядывал вампира с всё возрастающим раздражением. Трусливое, мелкое существо, способное наводить страх лишь на смертных, да на своих подручных вампиров. Удивительное дело: каким значительным он казался ещё вчера. Какая магнетическая сила исходила от него. Игорёк хотел было подняться да и уйти. Но зрение его вдруг расфокусировалось, контуры фигуры вампира расплылись, потом превратились в терракотового оттенка пятно. И в пятне этом яркой белой линией чётко обозначился знак вопроса, то есть изгиб вибрирующей нити. Игорёк откуда-то знал, что вместо этой неживой струны должны были под его взглядом обнаружиться тонкие тела. Игорёк несколько раз моргнул, отгоняя видение.
– Григорий, да у тебя нет тонких оболочек, – сообщил он.
Вампир подскочил.
– Не надо! Не надо в меня заглядывать! Я сам знаю, что у меня есть, чего нет.
– А белая нить – это, должно быть, душа, – задумчиво произнёс Игорёк. – Или я ошибаюсь?
– Какая такая линия? Какая ещё линия? – закричал Григорий. – Ох, ну и козлины… Говорил же я, говорил. Да кто там будет слушать. Конечно, они древние. В них мудрость древних посвящённых. Я для них кровосос, комар. Так вот знай, Игорь Святополкович, абсолютный бессмертный, – сила Потусторонья теперь в тебе. Раньше ты был ну никакой. Низший разряд. А теперь тебя Реализованные бояться будут. Никто из них не был в Потусторонье, никто. Мы, Кремлёвцы, знаем. И вообще никто не был. И силу Потусторонних никто не брал. А ты взял. Преклоняюсь перед тобой.
Вампир бухнулся перед Игорьком на колени.
– Прими меня, великий бессмертный, под свою руку!
– Да ведь ты вампир, – ответил Игорёк.
– Ну да.
– Зачем мне вампир? Что в тебе человеческого осталось?
– Забудь ты о людях! – в порыве чувств вампир Григорий стукнул себя кулаком в грудь. – Люди там, мы здесь. Люди – никто, пища. Их едят, их все едят. Я же только кровь у них беру. Только кровь. А Реализованные – всё забирают. Всё! Ты был в Потусторонье, ведь и там людьми питаются, ведь питаются? Иначе ведь не бывает, иначе ведь и быть не может. Мироздание так устроено! Для чего все старания, для чего? Чтобы перестать быть пищей. И люди между собой борются, чтобы не сожрали такие же, как они, смертные. А раз выпал шанс подняться над смертью, перестать быть планктоном – кто от такого сможет отказаться? Вот и ты…
– Я? Что ты говоришь?
– Ты тоже не отказался.
– Ну я просто… Да что я буду перед тобой оправдываться? Пошёл вон!
Вампир поднялся, молча отряхнул колени. С ненавистью глянул на Игорька. И, пошатываясь, побрёл прочь, куда-то в сумрак рощи.
Обернулся и крикнул оттуда:
– Да вот ты им это расскажи! Им расскажи!!!
«Кому им?» – подумал Игорёк. И увидел над озером фиолетовое облако, огромное, контурами напоминавшее стоящего во весь рост великана. В облаке плыл человек, от него исходили сполохи света, как полярное сияние чистейших спектральных тонов. Нездешний свет выхватывал из тьмы деревья, спрятавшийся за ними средневековый замок Мейендорф на дальнем берегу озера.
Игорёк зажмурился и услышал рокот прибоя. Могучего океанского прибоя.
Когда он вновь взглянул в сторону озера, светящегося великана не было и в помине, грохот прибоя смолк. Зато на скамье обнаружился человек в фиолетовом, переливающемся оттенками, костюме. Сидел он в подчёркнуто сосредоточенной позе, обеими руками опираясь на трость в виде кадуцея с золотыми крылышками, змеями и набалдашником. Змеи слегка шевелились, неспешно обвивались вокруг трости, так что казалось – вращается бесконечная спираль. У одной змеи в глазках поблёскивали рубины, у другой – изумруды. На пальце у человека был перстень с крупным бриллиантом.
Человек поднял руку, подышал на перстень, потёр о лацкан пиджака, напомнив этим жестом Артемия, снова поднёс к глазам, полюбовался игрой камня в свете фонаря и опустил руку обратно на трость.
– Похвально, очень похвально, – заговорил он. – Вы мне очень понравились там, в Вавилоне, молодой человек. Несомненно, вы заслужили моё расположение, о чём и ставлю вас в известность.
Человек замолчал и с внимательным выражением лица, ожидая ответа, стал смотреть на Игорька. Не дождавшись, продолжил:
– Я желаю говорить с вами откровенно. Ибо сказано было: доверяйся Набу, и никакому другому богу. Очень давно было сказано. Бог Набу – бог мудрости, бог, открывающий источники.
– Набу? Сын Иштар?
– Фигурально, сугубо фигурально. Для смертных мы – божественная семья. Смертные должны думать, будто что-то знают о нас, не зная на самом деле ничего. Я пришёл к вам, молодой человек, с исключительно важной миссией. После вавилонских событий, после вашего тесного общения с великой богиней, вы стали близки нам. По-хорошему близки. Кстати, госпожа Царпаниту, велела кланяться вам. Царпаниту – это второе имя великой Реализованной.
Набу опустил подбородок на руки, сжимающие набалдашник кадуцея. И пристально смотрел на Игорька. Под взглядом реализованного Игорёк вспомнил ту ночь в Вавилоне, но несколько иначе, чем было тогда: ощутил себя не мужем Иштар, а совсем маленьким, затерявшимся в ночном Вавилоне человечком. Маленьким, слабым человечком рядом с могучей и прекрасной, древней, как Земля, но юной, как любовь, Реализованной.
– Она помнит обо мне? – хрипло, неуверенно вымолвил Игорёк.
– Она помнит.
– И я…
– Поэтому я здесь и говорю с тобой. По-прежнему ли сильно твоё чувство к великой Иштар?
– Да, сильно. Очень сильно, – глухо, не узнавая своего голоса, произнёс Игорёк.
– Она ждёт тебя. Ты знаешь, в мире смертных мы являемся человеку лишь однажды.
– Да, Володя так говорил.
Набу кивнул.
– Итак, согласен ли ты посетить наш мир, чтобы встретиться с великой богиней?
– Что для этого надо?
– Ответить «да».
– Опять? Я в последнее время только и делаю, что всем говорю «да». Начиная с Хомоеда…
– Ничтожного Нереализованного ты только что прогнал, – возразил Набу.
– Как-то всё просто получается. Я должен знать наверняка, что она меня ждёт, что её слова там, в храме, были правдой.
– Не разочаровывай меня, ты ведёшь себя как обычный смертный.
– Но я-то не смертный. Я всего лишь хочу знать.
Набу прикрыл глаза. Змеи, обвивающие жезл, завертелись с бешеной скоростью. И потекло от жезла фиолетовое свечение. Над землёй воздвиглось прежнее огромное облако, Набу уже парил в нём, и сполохи сияния отражались в тёмной воде.
– Выбирай, да или нет? Ибо я ухожу. Знай, бессмертный, мы с Иштар пошли наперекор прочим Древнейшим, дабы пригласить тебя. Клянусь тебе в этом. Решай сейчас!
В один миг вся его земная жизнь представилась Игорьку мелким и ничтожным копошением. Что эта юдоль в сравнении с великой Иштар? Не пора ли вырваться туда, где блистает его звезда, его мистическая возлюбленная?
– Да, я согласен, – ровным голосом произнёс он.
Мощная волна незримого прибоя ударила в грудь и на обратном движении повлекла его куда-то.
Его обступила кромешная тьма. Темнота вязкая, чернильная, только где-то вдали мерцает пламя костра. Ни неба над головой, ни дуновения ветра. И вроде бы твёрдо стоит он на земле, а кажется, что под ногами нет ничего.
«Это и есть обиталище Реализованных? По-моему, снова меня кинули», – решил Игорёк и медленно, как пьяный, неуверенно ступая по незримой поверхности, которая словно норовила выскользнуть куда-то в сторону, двинулся к огню.
У огня сидел человек крепкого телосложения в овечьей шкуре, обутый в деревянные с кожаными ремешками сандалии. Гладкое лицо его с чертами грубыми и крупными, с мясистым, выпирающим и вперёд, и вширь носом, казалось непомерно большим. Лицо имело простодушно-наивное выражение. Большие глаза смотрели с детской непосредственностью. У ног человека лежал внушительный посох.
– Да поближе, поближе подходи. Не бойся, – добродушно пробасил незнакомец. – Передо мной встань.
Игорёк подошёл к костру. И тут же получил удар посохом: незнакомец резво вскочил и, ничуть не изменившись в лице, что есть силы врезал Игорьку по лбу.
В голове будто взорвалась бомба. Схватившись за голову, он отшатнулся и получил второй удар, по руке. Игорёк взвыл от боли, и, не соображая, что делает, кинулся было наутёк. Однако добродушный незнакомец перецепил посохом его ноги. И когда Игорёк рухнул на землю, принялся охаживать уже нешуточно. При этом он приговаривал:
– Слушаться надо старших, слушаться. Младшие должны слушаться старших.
Наконец он угомонился и снова уселся у костра. Игорёк опасливо открыл глаза, кряхтя встал на карачки.
– Давай, младший, за хворостом сходи, – спокойно сказал человек. – Вон там, – он ткнул посохом куда-то в темноту. – Да не ленись, тащи всю охапку. И поживее.
Игорёк со стоном разогнулся.
– Ты зачем меня? – спросил он незнакомца.
– Так ты же дерьмо, – просто ответил тот.
Игорёк постарался разглядеть в глазах дебила с клюкой хоть что-нибудь враждебное. Ничуть. Глаза смотрели по-прежнему открыто и простодушно.
– А что ж ты хотел? – невозмутимо продолжал собеседник. – Все люди – дерьмо. Ты давай за хворостом.
– Что это за место?
– Лакуна, – неотчётливо объяснил человек.
– Значит, лакуна, – слово это ни о чём Игорьку не говорило. – А где Набу?
Человек поднялся и, размахнувшись, влепил ему затрещину.
– Хворост неси.
Не задавая больше вопросов, Игорёк побрёл в указанном направлении.
Поблуждав в темноте, он наткнулся на большую вязанку хвороста. Со стоном закинул на плечи и, согнувшись в три погибели, заспешил обратно. «Почему мне больно? – подумалось ему. – Мне ведь не должно быть больно».
– Принёс? Садись, – человек указал посохом на плоский камень рядом с собой. – Теперь можешь спрашивать.
Игорёк присел и принялся ощупывать шишку на лбу.
– Больно? – осведомился незнакомец. – Это я тебе внушил. Костёр я тоже внушил. И охапку дров. Сперва, что её нигде нет, а затем, что есть. Кто внушает – тот и владеет. Ты-то что внушить можешь? Ничего не можешь. Внушу сейчас, что ты паук.
Игорёк вдруг сделался пауком, крупным, перебирающим мохнатыми лапками. В голове стало спокойно и ватно. Он даже думать перестал. Ему хотелось куда-то ползти, туда, где больше света и тепла.
– А теперь будешь блохой, – продолжал простодушный истязатель.
Игорёк перестал соображать вообще что-либо, незнакомец сделался невероятно огромен. От него исходил тёплый, дурманящий аромат крови.
– Ну хватит, – решил незнакомец.
Вновь Игорёк принял человеческий облик и поразился, с каким сожалением он вспоминает о блохе. Ей было тепло, у неё были желания, ей хотелось крови. Ей хотелось жить.
– А сам ты – тоже внушение? – спросил Игорёк.
– А то что же?
– Непонятно.
– Непонятно – спрашивай. Я разрешил.
– Если ты – внушение, кто же внушает?
– Я и внушаю. Вот ты – бессмертный. А я внушу, что ты труп – трупом и будешь. Пока не внушу иное.
– Если я буду трупом, как же ты мне внушишь?
– Вот дурак. Внушу, и всё тут. Труп ты, не труп – мне это едино.
– Ну хорошо. А имя у тебя есть?
– Зови меня – Старый Айк. Я не имею ни формы, ни содержания, ни желания их иметь. Давай кидай хворост в огонь.
Игорёк без лишних слов исполнил требуемое. «Ну, – думал он, – объегорил меня Набу. С виду интеллигентное существо. А как купил. Молодец, ничего не скажешь. Здесь хуже, чем в тюрьме, хуже, чем где бы то ни было. Хуже и придумать нельзя».
Старый Айк вытянул ноги к огню, пошевелил пальцами с жёлтыми, заскорузлыми ногтями. Довольно улыбнулся.
– Хорошо горит. Знаешь, что это горит?
– Что?
– Астральные тела. Полезнейшая и наинеобходимейшая операция. Душа должна очиститься, прежде чем погру зится в Реализацию.
– Запутал ты меня. Что внушено, что нет.
– Всё внушено. Что и как – неважно. Ты видишь, как астральные тела сгорают, чтобы больше не быть. Возникли из ничего, в ничто и уходят. Сейчас я и тебя очищу.
В тот же миг Игорёк превратился в полено. Старый Айк поднял его и швырнул в огонь.
– Вот так.
Стена гудящего пламени окружила Игорька. Ни пошевелиться, ни вздохнуть, полено – поленом. Только отчего-то не горит. «Ну это мы уже проходили, – с каким-то нездоровым воодушевлением подумал Игорёк, не удивившись тому, что продолжает думать и осознавать себя. – Только как бы мне перестать быть поленом? Внушить себе, что ли? Ну ведь не полено же я, не полено!»
И вправду, полена больше не было. Игорёк шагнул из огня и угрюмо уставился на Старого Айка. Тот ответил взглядом, исполненным трогательного идиотизма.
– Ты чего не горишь?
– Потому что не хочу, – ответил Игорёк и, размахнувшись, врезал от всей души по этой отвратительно наивной и гладкой физиономии.
– Ой! – только и успел услышать он.
Игорёк обнаружил, что сидит на верхних нарах в ка-ком-то бараке. Всё вокруг из дерева: стены, нары, грубо сработанные табуретки. На стенах потёки и светящаяся плесень. Плесень самых разных оттенков, от ядовито-зелёного до яично-розового. Свет от неё муторный, гнойный. Удушающий свет. Ни окон, ни дверей нет.
На соседних нарах сидят человекоподобные существа, с большими, как у Старого Айка, лицами, и такими же простодушными. И какие-то, как всё здесь, деревянные.
– Да, блин, дела! – прокомментировал Игорёк.
– Друг, не надо нездешними словами. Структура этого не любит, – с детской укоризной произнёс сосед слева.
– «Блин», значит, нездешнее слово. А «структура» – здешнее? Вы кто такие? – Игорёк понял, что бить его здесь не будут.
– Я – Зот, – сообщил сосед.
– Ну хорошо, а что это за место?
– Барак первого рода, что же ещё? – удивился Зот.
«Да, – подумал Игорёк, – можно было и не спрашивать. И так видно, что барак».
– Выход у него есть?
– Ты чего, друг? Структуры не понимаешь? Она этого не любит. У тебя же допуск третьего рода. Ты можешь отсюда куда угодно выйти.
– Дверь, спрашиваю, где?
– Везде дверь. Иди куда хочешь.
Игорёк понял, что заводится.
– Куда тут идти? – с угрозой в голосе спросил он.
– В дерево.
Зот кивнул на стену.
«Сквозь стену, что ли? Ну ладно, сквозь стену, пускай, пройду. Но что это? Что это за гадость такая? Где Реализованные?»
Игорьку стало жалко себя. Подкатила к горлу комком просто-таки неестественно сильная жалость. Он всхлипнул, вытер кулаком навернувшиеся слёзы.
Зот неодобрительно покачал головой:
– Ты эта, не плачь. Нельзя. От слёз мокряки повылазят. Всю плесень сожрут. Чем кормиться будем? Тебе хорошо, у тебя допуск третьего рода. Ты отсюда в любое место Структуры. А нам что делать?
По бараку пронеслось недовольное ворчание.
«Зашевелились, задохлики», – подумал Игорёк и решился пройти куда-нибудь сквозь стену.
Никаких затруднений это не вызвало. В лицо словно бы ударил порыв ветра. И он оказался в таком же точно бараке. «Ладно, пойдём дальше».
Игорёк пересёк барак при полном равнодушии его обитателей. Потом ещё один, и ещё. В четвёртом оби-тали сущности женского пола. Эти проявили интерес. Игорёк увернулся от настойчивых рук и шагнул в очередную стену.
Это уже был не барак. Вернее, барак, но не жилой. Обширное помещение, стены и пол из гладко тёсанных досок. Здесь имелись стулья и большой стол со старым седым человечком за ним. Перед человечком стояла деревянная чернильница. Он макал в неё деревянное стило и что-то писал на деревянной же дощечке.
– Ближе, ближе садись, – пробормотал, не отрываясь от записей, старикашка.
«Может, хоть здесь я что-то узнаю?» – подумал Игорёк и подсел к столу.
– Ты слушай, слушай, что тебе скажет Смотритель Ясеневого Стола, – продолжал бормотать старичок.
Смотритель Ясеневого Стола поводил перед глазами Игорька стилом, как невропатолог молоточком.
– Ты не должен менять времён года, не должен приближаться к Центральному бараку, не должен общаться с космовиками. Ты должен принять участие в Игре. Ты – Слушатель. Для этого Структура дала тебе допуск третьего рода. Во время Игры ты должен находиться в притоне в качестве Слушателя. Ты всё понял?
С потолка посыпался снег. В бараке похолодало. Старичок всплеснул руками:
– Игра скоро начнётся! Видишь – зима наступила? Погодники стараются. Ты иди-иди. Структура не любит, когда не исполняют предназначенное. Хорошо, если в мокряки переведёт, а не сразу в плесень. Иначе нарушится связь вложений. Ты иди-иди, мне записывать надо, труд немалый. Мне всё записывать надо, что в нашем секторе происходит, всё в лучшем виде представить. Зима началась – надо записать. Ты на Игру пошёл – записать. Чтобы Структура пребывала в целостности вложений, не только лишь пространственной, но и временной. А также, что ни на есть смысловой целостности! – веско заключил Смотритель и снова уткнулся в записи.
– Плакать хочется, – пожаловался Игорёк. – Какая-то навязчивая эмоция.
– Нездешними словами не выражаться! Структура исторгнет в космос. Твоё дело – притон «Дубовый», барак второго рода вложения. Там твоё спасение.
– Как мне попасть туда? – удивляясь собственной плаксивости, всхлипнул Игорёк.
Старичок, не глядя, махнул рукой на стену.
Из чернильницы остро пахло спиртом.
– Мне бы спиртику, – умоляюще произнёс Игорёк.
– А-а… Ну хлебни. Тебе это надо. «Дубовый» оттого так и зовётся, что принимает в себя только крепких. Хотя и второго рода вложения. «Дубовый» – гордость нашего сектора. Ты пей и иди. Без тебя не могут начать Игру.
Игорёк бережно и одновременно жадно, тончайшей струйкой, пустил чернильный спирт себе в глотку. Глотку обожгло сильно, но сладко. В голове, не скажешь чтобы прояснилось, но стало не так ватно. И не так хотелось плакать.
«Дубовый» представлял собой огромный зал со стенами, сложенными из могучих дубовых брёвен. Середину занимал дубовый стол, вокруг него – четыре кресла, а дальше – ряды длинных скамей. Они уже были заполнены зрителями. Зрители – на вид люди, хотя одетые чёрт знает во что, разве что не в лохмотья, – увидев Игорька, повскакивали с мест, приветствуя его как Слушателя.
Один из них подскочил к Игорьку.
– Наконец-то, Игорь Святополкович! Наконец-то. Заждались. Я – Ведущий Игры. Вы знакомы с обязанностями Слушателя? Слушатель должен назначить масть Игры…
– Да ладно… – недовольно ответил Игорёк. – Все вы – горшки глиняные. Дерьмо собачье.
Плакать больше не хотелось, зато хотелось поносить всё и вся последними словами.
Ведущий Игры покивал головой. И достал из-за пазухи охапку деревянных карт. Масти и старшинство были вырезаны в дереве.
– Если хотите, я сам фигуру выложу.
Ведущий принялся с важной неторопливостью раскладывать «карты» на столе в некое подобие геометрической фигуры. Узор из карт-деревяшек напоминал паутину.
– Какова же масть Игры? – с нажимом спросил Ведущий.
«Вот урод», – подумал Игорёк.
– Трефовая, – ответил с раздражением он.
– О-о-о! – загудели зрители.
«Вот уроды», – подумал Игорёк.
– Кто желает рассказывать?! – торжественно возгласил Ведущий.
– Я! Зот Крашеный! – к столу вышел давешний сосед по нарам из барака первого рода вложения.
– Кто будет отвечать?! – продолжал ведущий.
– Я! Сивел Сморчжовый! – к столу приблизился коренастый узловатый мужичок.
«Пиломатериалы, – внутри Игорька всё бушевало. – Неужели я среди этой древесины и сгину?»
Из глаз вновь потекли слёзы, жалко стало себя до невозможности.
А Ведущий всё не унимался.
– Сивел Сморчжовый, какова будет ваша масть ответа?!
– Эх! Была – не была, – с крайней отчаянностью ответил тот. – Пиковая!
Зрители взорвались овацией.
– Браво! Браво, Сморчжовый!!! Вот это Игра!!!
Оба игрока стали на глазах преображаться. И вот уже вместо безликого человекоподобного существа по имени Зот за столом сидел хорошо одетый мужчина с вполне человеческим лицом. Мужчина этот казался Игорьку смутно знакомым. Где-то Игорёк с ним пересекался. Там, среди людей.
Сморчжовый преобразился в респектабельного джентльмена с тяжелым упрямым подбородком, недобрым взглядом из-под кустистых бровей. Голова несколько склонена набок с нарочитой небрежностью и даже брезгливостью. Сморчжовый курил сигариллу.
– Начинается Игра! – возгласил Ведущий, и вмиг воцарилась тишина.
Зот неспешно извлёк из фигуры карту, десятку треф, выложил перед Слушателем. И неторопливо заговорил:
– История началась на одной московской квартире…
Игорька передёрнуло от дико прозвучавшего в этом деревянном месте словосочетания «московская квартира».
– …Летом девяносто четвёртого года. Хозяин квартиры, владелец автомойки и магазина запчастей, гулял с друзьями по поводу первого места «Спартака» в первом круге чемпионата. Старый клиент хозяина, страстный автолюбитель и владелец звукозаписывающей студии адыгеец Казбек пришёл с двумя девушками, Ларисой и Катей, танцовщицами из кордебалета одной восходящей поп-звезды. Обе мечтали о карьере певицы.
Сивел Сморчжовый вдруг склонил голову на другую сторону, пыхнул сигариллой и потянулся за картой. Занёс руку в задумчивости и взял четвёрку пик.
– Отвечаю: ни о чём таком они не мечтали. Лариса хотела московской прописки и ради этого спала со всеми знакомыми напропалую, если это были москвичи. Катя имела виды на Казбека – замуж собиралась. Спала она со всеми симпатичными мальчиками, просто из любви к мужскому полу. Казбек считал её своей девушкой, но ни о какой женитьбе не думал. Он знал, что родители не одобрят брака с русской, а без помощи родителей о бизнесе в Москве можно забыть. Про карьеру певицы обе только рассказывали. Чтобы человек думал, что с ним в постели не лярва какая, а девушка с серьёзной жизненной позицией.
Зот взял из фигуры четвёрку треф.
– Были там ещё жена хозяина, её подруга со своим приятелем и двое друзей: один – начинающий продюсер, второй – начинающий композитор. У продюсера были общие дела с Казбеком, композитор оказался в этой компании случайно.
Сивел Сморчжовый презрительно выпустил клуб ды-ма и небрежно извлёк из фигуры тройку пик.
– Вовсе не случайно. Композитор на правах друга повсюду ходил за продюсером, пытаясь завести связи. Он страстно желал выпустить магнитоальбом, а ещё на кредиты взял в Москве квартиру и боялся, что не хватит денег вернуть кредит.
Зот хмыкнул, мол, несущественная деталь, и взял трефовую пятёрку.
– О достижениях команды «Спартак» быстро забыли. Выпили, потанцевали. Продюсер, к слову, его звали Артемий, стал спорить с Казбеком насчёт партии пиратских записей, потому что Казбек продавал направо и налево, а с ним, с Артемием, делиться не хотел. Хотя идея копировать ворованные записи на аппаратуре Казбека, была его, Артемия. Распространять Артемий собирался по своим каналам, но Казбек решил делать это сам, через кавказцев.
Сивел Сморчжовый угрюмо кивнул, мол, ничего не добавишь, молча положил пятёрку пик. Зот ответил тройкой и продолжал:
– Катя, оставшись без присмотра Казбека, стала заигрывать с молодым композитором, благо мальчик был красивый. Кстати, звали его Игорь. Игорь же запал на Ларису. Приглашал танцевать, но всякий раз Катя как бы в шутку разбивала их пару и висла у Игоря на шее. Ларисе же Игорь не понравился.
Сивел Сморчжовый вновь выпустил клуб дыма – казалось, сигарилла его имела свойство не сгорать – и взял двойку пик.
– Чепуха. Будь Игорь при деньгах и хорошей квартире, той же ночью оказалась бы у него в постели. Тем более что фактурой он ей нравился. Но у неё был принцип, за который она себя уважала – не размениваться по мелочам. В тот вечер Лариса метила в Артемия. У того была трёхкомнатная квартира, правда, не в центре, а на Вернадского, зато он успешно развивался как продюсер.
Зот вздохнул. Протянул руку, подумал и взял трефовую шестёрку.
– Разгорячённый ссорой с Артемием Казбек заметил заигрывания Кати с Игорем. Назвал её шлюхой. Она ответила: «Что здесь такого, сегодня мне нравится этот мальчик». И поцеловала Игоря в губы. «Это чмо»? – презрительно, как это умеют только кавказцы, спросил Казбек. Тогда Игорь вскочил и ушёл, ни с кем не попрощавшись.
Зот выразительно посмотрел на Игорька. «Да, складно у него выходит», – подумал Игорёк. На той вечеринке он быстро увидел, в обществе каких ничтожеств угораздило оказаться, невыносимо ему стало в их гнилой компании… Только не так всё было.
Сивел Сморчжовый взял из фигуры семёрку пик, но говорить не стал.
Игорёк на самом деле ощущал себя перед Казбеком полным дерьмом. Оскорблённый, вообразил, как сейчас схватит бутылку шампанского и убьёт ею Казбека. Но страх подсказал, что при таком раскладе его убьёт Казбек. Здоровенный лось, к тому же мастер спорта по самбо. Весь пыл куда-то улетучился, Игорёк пулей выскочил в сортир и, запершись, стал думать, что ему делать дальше. Надумав линять, выбрался из туалета. Услышал шум на кухне, заглянул и, напуганный увиденным, убежал из квартиры.
Сивел словно бы в знак согласия с мыслями Игорька кивнул, аккуратно положил семёрку пик напротив шестёрки треф.
Ведущий Игры, заметив, что Сморчжовый сделал это молча, подскочил к Игорьку.
– Вы, как Слушатель, должны определить, чья карта сильнее. Если же у Слушателя есть своя версия и она сильнее, то ход будет отменён.
– Григорий, да у тебя нет тонких оболочек, – сообщил он.
Вампир подскочил.
– Не надо! Не надо в меня заглядывать! Я сам знаю, что у меня есть, чего нет.
– А белая нить – это, должно быть, душа, – задумчиво произнёс Игорёк. – Или я ошибаюсь?
– Какая такая линия? Какая ещё линия? – закричал Григорий. – Ох, ну и козлины… Говорил же я, говорил. Да кто там будет слушать. Конечно, они древние. В них мудрость древних посвящённых. Я для них кровосос, комар. Так вот знай, Игорь Святополкович, абсолютный бессмертный, – сила Потусторонья теперь в тебе. Раньше ты был ну никакой. Низший разряд. А теперь тебя Реализованные бояться будут. Никто из них не был в Потусторонье, никто. Мы, Кремлёвцы, знаем. И вообще никто не был. И силу Потусторонних никто не брал. А ты взял. Преклоняюсь перед тобой.
Вампир бухнулся перед Игорьком на колени.
– Прими меня, великий бессмертный, под свою руку!
– Да ведь ты вампир, – ответил Игорёк.
– Ну да.
– Зачем мне вампир? Что в тебе человеческого осталось?
– Забудь ты о людях! – в порыве чувств вампир Григорий стукнул себя кулаком в грудь. – Люди там, мы здесь. Люди – никто, пища. Их едят, их все едят. Я же только кровь у них беру. Только кровь. А Реализованные – всё забирают. Всё! Ты был в Потусторонье, ведь и там людьми питаются, ведь питаются? Иначе ведь не бывает, иначе ведь и быть не может. Мироздание так устроено! Для чего все старания, для чего? Чтобы перестать быть пищей. И люди между собой борются, чтобы не сожрали такие же, как они, смертные. А раз выпал шанс подняться над смертью, перестать быть планктоном – кто от такого сможет отказаться? Вот и ты…
– Я? Что ты говоришь?
– Ты тоже не отказался.
– Ну я просто… Да что я буду перед тобой оправдываться? Пошёл вон!
Вампир поднялся, молча отряхнул колени. С ненавистью глянул на Игорька. И, пошатываясь, побрёл прочь, куда-то в сумрак рощи.
Обернулся и крикнул оттуда:
– Да вот ты им это расскажи! Им расскажи!!!
«Кому им?» – подумал Игорёк. И увидел над озером фиолетовое облако, огромное, контурами напоминавшее стоящего во весь рост великана. В облаке плыл человек, от него исходили сполохи света, как полярное сияние чистейших спектральных тонов. Нездешний свет выхватывал из тьмы деревья, спрятавшийся за ними средневековый замок Мейендорф на дальнем берегу озера.
Игорёк зажмурился и услышал рокот прибоя. Могучего океанского прибоя.
Когда он вновь взглянул в сторону озера, светящегося великана не было и в помине, грохот прибоя смолк. Зато на скамье обнаружился человек в фиолетовом, переливающемся оттенками, костюме. Сидел он в подчёркнуто сосредоточенной позе, обеими руками опираясь на трость в виде кадуцея с золотыми крылышками, змеями и набалдашником. Змеи слегка шевелились, неспешно обвивались вокруг трости, так что казалось – вращается бесконечная спираль. У одной змеи в глазках поблёскивали рубины, у другой – изумруды. На пальце у человека был перстень с крупным бриллиантом.
Человек поднял руку, подышал на перстень, потёр о лацкан пиджака, напомнив этим жестом Артемия, снова поднёс к глазам, полюбовался игрой камня в свете фонаря и опустил руку обратно на трость.
– Похвально, очень похвально, – заговорил он. – Вы мне очень понравились там, в Вавилоне, молодой человек. Несомненно, вы заслужили моё расположение, о чём и ставлю вас в известность.
Человек замолчал и с внимательным выражением лица, ожидая ответа, стал смотреть на Игорька. Не дождавшись, продолжил:
– Я желаю говорить с вами откровенно. Ибо сказано было: доверяйся Набу, и никакому другому богу. Очень давно было сказано. Бог Набу – бог мудрости, бог, открывающий источники.
– Набу? Сын Иштар?
– Фигурально, сугубо фигурально. Для смертных мы – божественная семья. Смертные должны думать, будто что-то знают о нас, не зная на самом деле ничего. Я пришёл к вам, молодой человек, с исключительно важной миссией. После вавилонских событий, после вашего тесного общения с великой богиней, вы стали близки нам. По-хорошему близки. Кстати, госпожа Царпаниту, велела кланяться вам. Царпаниту – это второе имя великой Реализованной.
Набу опустил подбородок на руки, сжимающие набалдашник кадуцея. И пристально смотрел на Игорька. Под взглядом реализованного Игорёк вспомнил ту ночь в Вавилоне, но несколько иначе, чем было тогда: ощутил себя не мужем Иштар, а совсем маленьким, затерявшимся в ночном Вавилоне человечком. Маленьким, слабым человечком рядом с могучей и прекрасной, древней, как Земля, но юной, как любовь, Реализованной.
– Она помнит обо мне? – хрипло, неуверенно вымолвил Игорёк.
– Она помнит.
– И я…
– Поэтому я здесь и говорю с тобой. По-прежнему ли сильно твоё чувство к великой Иштар?
– Да, сильно. Очень сильно, – глухо, не узнавая своего голоса, произнёс Игорёк.
– Она ждёт тебя. Ты знаешь, в мире смертных мы являемся человеку лишь однажды.
– Да, Володя так говорил.
Набу кивнул.
– Итак, согласен ли ты посетить наш мир, чтобы встретиться с великой богиней?
– Что для этого надо?
– Ответить «да».
– Опять? Я в последнее время только и делаю, что всем говорю «да». Начиная с Хомоеда…
– Ничтожного Нереализованного ты только что прогнал, – возразил Набу.
– Как-то всё просто получается. Я должен знать наверняка, что она меня ждёт, что её слова там, в храме, были правдой.
– Не разочаровывай меня, ты ведёшь себя как обычный смертный.
– Но я-то не смертный. Я всего лишь хочу знать.
Набу прикрыл глаза. Змеи, обвивающие жезл, завертелись с бешеной скоростью. И потекло от жезла фиолетовое свечение. Над землёй воздвиглось прежнее огромное облако, Набу уже парил в нём, и сполохи сияния отражались в тёмной воде.
– Выбирай, да или нет? Ибо я ухожу. Знай, бессмертный, мы с Иштар пошли наперекор прочим Древнейшим, дабы пригласить тебя. Клянусь тебе в этом. Решай сейчас!
В один миг вся его земная жизнь представилась Игорьку мелким и ничтожным копошением. Что эта юдоль в сравнении с великой Иштар? Не пора ли вырваться туда, где блистает его звезда, его мистическая возлюбленная?
– Да, я согласен, – ровным голосом произнёс он.
Мощная волна незримого прибоя ударила в грудь и на обратном движении повлекла его куда-то.
Его обступила кромешная тьма. Темнота вязкая, чернильная, только где-то вдали мерцает пламя костра. Ни неба над головой, ни дуновения ветра. И вроде бы твёрдо стоит он на земле, а кажется, что под ногами нет ничего.
«Это и есть обиталище Реализованных? По-моему, снова меня кинули», – решил Игорёк и медленно, как пьяный, неуверенно ступая по незримой поверхности, которая словно норовила выскользнуть куда-то в сторону, двинулся к огню.
У огня сидел человек крепкого телосложения в овечьей шкуре, обутый в деревянные с кожаными ремешками сандалии. Гладкое лицо его с чертами грубыми и крупными, с мясистым, выпирающим и вперёд, и вширь носом, казалось непомерно большим. Лицо имело простодушно-наивное выражение. Большие глаза смотрели с детской непосредственностью. У ног человека лежал внушительный посох.
– Да поближе, поближе подходи. Не бойся, – добродушно пробасил незнакомец. – Передо мной встань.
Игорёк подошёл к костру. И тут же получил удар посохом: незнакомец резво вскочил и, ничуть не изменившись в лице, что есть силы врезал Игорьку по лбу.
В голове будто взорвалась бомба. Схватившись за голову, он отшатнулся и получил второй удар, по руке. Игорёк взвыл от боли, и, не соображая, что делает, кинулся было наутёк. Однако добродушный незнакомец перецепил посохом его ноги. И когда Игорёк рухнул на землю, принялся охаживать уже нешуточно. При этом он приговаривал:
– Слушаться надо старших, слушаться. Младшие должны слушаться старших.
Наконец он угомонился и снова уселся у костра. Игорёк опасливо открыл глаза, кряхтя встал на карачки.
– Давай, младший, за хворостом сходи, – спокойно сказал человек. – Вон там, – он ткнул посохом куда-то в темноту. – Да не ленись, тащи всю охапку. И поживее.
Игорёк со стоном разогнулся.
– Ты зачем меня? – спросил он незнакомца.
– Так ты же дерьмо, – просто ответил тот.
Игорёк постарался разглядеть в глазах дебила с клюкой хоть что-нибудь враждебное. Ничуть. Глаза смотрели по-прежнему открыто и простодушно.
– А что ж ты хотел? – невозмутимо продолжал собеседник. – Все люди – дерьмо. Ты давай за хворостом.
– Что это за место?
– Лакуна, – неотчётливо объяснил человек.
– Значит, лакуна, – слово это ни о чём Игорьку не говорило. – А где Набу?
Человек поднялся и, размахнувшись, влепил ему затрещину.
– Хворост неси.
Не задавая больше вопросов, Игорёк побрёл в указанном направлении.
Поблуждав в темноте, он наткнулся на большую вязанку хвороста. Со стоном закинул на плечи и, согнувшись в три погибели, заспешил обратно. «Почему мне больно? – подумалось ему. – Мне ведь не должно быть больно».
– Принёс? Садись, – человек указал посохом на плоский камень рядом с собой. – Теперь можешь спрашивать.
Игорёк присел и принялся ощупывать шишку на лбу.
– Больно? – осведомился незнакомец. – Это я тебе внушил. Костёр я тоже внушил. И охапку дров. Сперва, что её нигде нет, а затем, что есть. Кто внушает – тот и владеет. Ты-то что внушить можешь? Ничего не можешь. Внушу сейчас, что ты паук.
Игорёк вдруг сделался пауком, крупным, перебирающим мохнатыми лапками. В голове стало спокойно и ватно. Он даже думать перестал. Ему хотелось куда-то ползти, туда, где больше света и тепла.
– А теперь будешь блохой, – продолжал простодушный истязатель.
Игорёк перестал соображать вообще что-либо, незнакомец сделался невероятно огромен. От него исходил тёплый, дурманящий аромат крови.
– Ну хватит, – решил незнакомец.
Вновь Игорёк принял человеческий облик и поразился, с каким сожалением он вспоминает о блохе. Ей было тепло, у неё были желания, ей хотелось крови. Ей хотелось жить.
– А сам ты – тоже внушение? – спросил Игорёк.
– А то что же?
– Непонятно.
– Непонятно – спрашивай. Я разрешил.
– Если ты – внушение, кто же внушает?
– Я и внушаю. Вот ты – бессмертный. А я внушу, что ты труп – трупом и будешь. Пока не внушу иное.
– Если я буду трупом, как же ты мне внушишь?
– Вот дурак. Внушу, и всё тут. Труп ты, не труп – мне это едино.
– Ну хорошо. А имя у тебя есть?
– Зови меня – Старый Айк. Я не имею ни формы, ни содержания, ни желания их иметь. Давай кидай хворост в огонь.
Игорёк без лишних слов исполнил требуемое. «Ну, – думал он, – объегорил меня Набу. С виду интеллигентное существо. А как купил. Молодец, ничего не скажешь. Здесь хуже, чем в тюрьме, хуже, чем где бы то ни было. Хуже и придумать нельзя».
Старый Айк вытянул ноги к огню, пошевелил пальцами с жёлтыми, заскорузлыми ногтями. Довольно улыбнулся.
– Хорошо горит. Знаешь, что это горит?
– Что?
– Астральные тела. Полезнейшая и наинеобходимейшая операция. Душа должна очиститься, прежде чем погру зится в Реализацию.
– Запутал ты меня. Что внушено, что нет.
– Всё внушено. Что и как – неважно. Ты видишь, как астральные тела сгорают, чтобы больше не быть. Возникли из ничего, в ничто и уходят. Сейчас я и тебя очищу.
В тот же миг Игорёк превратился в полено. Старый Айк поднял его и швырнул в огонь.
– Вот так.
Стена гудящего пламени окружила Игорька. Ни пошевелиться, ни вздохнуть, полено – поленом. Только отчего-то не горит. «Ну это мы уже проходили, – с каким-то нездоровым воодушевлением подумал Игорёк, не удивившись тому, что продолжает думать и осознавать себя. – Только как бы мне перестать быть поленом? Внушить себе, что ли? Ну ведь не полено же я, не полено!»
И вправду, полена больше не было. Игорёк шагнул из огня и угрюмо уставился на Старого Айка. Тот ответил взглядом, исполненным трогательного идиотизма.
– Ты чего не горишь?
– Потому что не хочу, – ответил Игорёк и, размахнувшись, врезал от всей души по этой отвратительно наивной и гладкой физиономии.
– Ой! – только и успел услышать он.
Игорёк обнаружил, что сидит на верхних нарах в ка-ком-то бараке. Всё вокруг из дерева: стены, нары, грубо сработанные табуретки. На стенах потёки и светящаяся плесень. Плесень самых разных оттенков, от ядовито-зелёного до яично-розового. Свет от неё муторный, гнойный. Удушающий свет. Ни окон, ни дверей нет.
На соседних нарах сидят человекоподобные существа, с большими, как у Старого Айка, лицами, и такими же простодушными. И какие-то, как всё здесь, деревянные.
– Да, блин, дела! – прокомментировал Игорёк.
– Друг, не надо нездешними словами. Структура этого не любит, – с детской укоризной произнёс сосед слева.
– «Блин», значит, нездешнее слово. А «структура» – здешнее? Вы кто такие? – Игорёк понял, что бить его здесь не будут.
– Я – Зот, – сообщил сосед.
– Ну хорошо, а что это за место?
– Барак первого рода, что же ещё? – удивился Зот.
«Да, – подумал Игорёк, – можно было и не спрашивать. И так видно, что барак».
– Выход у него есть?
– Ты чего, друг? Структуры не понимаешь? Она этого не любит. У тебя же допуск третьего рода. Ты можешь отсюда куда угодно выйти.
– Дверь, спрашиваю, где?
– Везде дверь. Иди куда хочешь.
Игорёк понял, что заводится.
– Куда тут идти? – с угрозой в голосе спросил он.
– В дерево.
Зот кивнул на стену.
«Сквозь стену, что ли? Ну ладно, сквозь стену, пускай, пройду. Но что это? Что это за гадость такая? Где Реализованные?»
Игорьку стало жалко себя. Подкатила к горлу комком просто-таки неестественно сильная жалость. Он всхлипнул, вытер кулаком навернувшиеся слёзы.
Зот неодобрительно покачал головой:
– Ты эта, не плачь. Нельзя. От слёз мокряки повылазят. Всю плесень сожрут. Чем кормиться будем? Тебе хорошо, у тебя допуск третьего рода. Ты отсюда в любое место Структуры. А нам что делать?
По бараку пронеслось недовольное ворчание.
«Зашевелились, задохлики», – подумал Игорёк и решился пройти куда-нибудь сквозь стену.
Никаких затруднений это не вызвало. В лицо словно бы ударил порыв ветра. И он оказался в таком же точно бараке. «Ладно, пойдём дальше».
Игорёк пересёк барак при полном равнодушии его обитателей. Потом ещё один, и ещё. В четвёртом оби-тали сущности женского пола. Эти проявили интерес. Игорёк увернулся от настойчивых рук и шагнул в очередную стену.
Это уже был не барак. Вернее, барак, но не жилой. Обширное помещение, стены и пол из гладко тёсанных досок. Здесь имелись стулья и большой стол со старым седым человечком за ним. Перед человечком стояла деревянная чернильница. Он макал в неё деревянное стило и что-то писал на деревянной же дощечке.
– Ближе, ближе садись, – пробормотал, не отрываясь от записей, старикашка.
«Может, хоть здесь я что-то узнаю?» – подумал Игорёк и подсел к столу.
– Ты слушай, слушай, что тебе скажет Смотритель Ясеневого Стола, – продолжал бормотать старичок.
Смотритель Ясеневого Стола поводил перед глазами Игорька стилом, как невропатолог молоточком.
– Ты не должен менять времён года, не должен приближаться к Центральному бараку, не должен общаться с космовиками. Ты должен принять участие в Игре. Ты – Слушатель. Для этого Структура дала тебе допуск третьего рода. Во время Игры ты должен находиться в притоне в качестве Слушателя. Ты всё понял?
С потолка посыпался снег. В бараке похолодало. Старичок всплеснул руками:
– Игра скоро начнётся! Видишь – зима наступила? Погодники стараются. Ты иди-иди. Структура не любит, когда не исполняют предназначенное. Хорошо, если в мокряки переведёт, а не сразу в плесень. Иначе нарушится связь вложений. Ты иди-иди, мне записывать надо, труд немалый. Мне всё записывать надо, что в нашем секторе происходит, всё в лучшем виде представить. Зима началась – надо записать. Ты на Игру пошёл – записать. Чтобы Структура пребывала в целостности вложений, не только лишь пространственной, но и временной. А также, что ни на есть смысловой целостности! – веско заключил Смотритель и снова уткнулся в записи.
– Плакать хочется, – пожаловался Игорёк. – Какая-то навязчивая эмоция.
– Нездешними словами не выражаться! Структура исторгнет в космос. Твоё дело – притон «Дубовый», барак второго рода вложения. Там твоё спасение.
– Как мне попасть туда? – удивляясь собственной плаксивости, всхлипнул Игорёк.
Старичок, не глядя, махнул рукой на стену.
Из чернильницы остро пахло спиртом.
– Мне бы спиртику, – умоляюще произнёс Игорёк.
– А-а… Ну хлебни. Тебе это надо. «Дубовый» оттого так и зовётся, что принимает в себя только крепких. Хотя и второго рода вложения. «Дубовый» – гордость нашего сектора. Ты пей и иди. Без тебя не могут начать Игру.
Игорёк бережно и одновременно жадно, тончайшей струйкой, пустил чернильный спирт себе в глотку. Глотку обожгло сильно, но сладко. В голове, не скажешь чтобы прояснилось, но стало не так ватно. И не так хотелось плакать.
«Дубовый» представлял собой огромный зал со стенами, сложенными из могучих дубовых брёвен. Середину занимал дубовый стол, вокруг него – четыре кресла, а дальше – ряды длинных скамей. Они уже были заполнены зрителями. Зрители – на вид люди, хотя одетые чёрт знает во что, разве что не в лохмотья, – увидев Игорька, повскакивали с мест, приветствуя его как Слушателя.
Один из них подскочил к Игорьку.
– Наконец-то, Игорь Святополкович! Наконец-то. Заждались. Я – Ведущий Игры. Вы знакомы с обязанностями Слушателя? Слушатель должен назначить масть Игры…
– Да ладно… – недовольно ответил Игорёк. – Все вы – горшки глиняные. Дерьмо собачье.
Плакать больше не хотелось, зато хотелось поносить всё и вся последними словами.
Ведущий Игры покивал головой. И достал из-за пазухи охапку деревянных карт. Масти и старшинство были вырезаны в дереве.
– Если хотите, я сам фигуру выложу.
Ведущий принялся с важной неторопливостью раскладывать «карты» на столе в некое подобие геометрической фигуры. Узор из карт-деревяшек напоминал паутину.
– Какова же масть Игры? – с нажимом спросил Ведущий.
«Вот урод», – подумал Игорёк.
– Трефовая, – ответил с раздражением он.
– О-о-о! – загудели зрители.
«Вот уроды», – подумал Игорёк.
– Кто желает рассказывать?! – торжественно возгласил Ведущий.
– Я! Зот Крашеный! – к столу вышел давешний сосед по нарам из барака первого рода вложения.
– Кто будет отвечать?! – продолжал ведущий.
– Я! Сивел Сморчжовый! – к столу приблизился коренастый узловатый мужичок.
«Пиломатериалы, – внутри Игорька всё бушевало. – Неужели я среди этой древесины и сгину?»
Из глаз вновь потекли слёзы, жалко стало себя до невозможности.
А Ведущий всё не унимался.
– Сивел Сморчжовый, какова будет ваша масть ответа?!
– Эх! Была – не была, – с крайней отчаянностью ответил тот. – Пиковая!
Зрители взорвались овацией.
– Браво! Браво, Сморчжовый!!! Вот это Игра!!!
Оба игрока стали на глазах преображаться. И вот уже вместо безликого человекоподобного существа по имени Зот за столом сидел хорошо одетый мужчина с вполне человеческим лицом. Мужчина этот казался Игорьку смутно знакомым. Где-то Игорёк с ним пересекался. Там, среди людей.
Сморчжовый преобразился в респектабельного джентльмена с тяжелым упрямым подбородком, недобрым взглядом из-под кустистых бровей. Голова несколько склонена набок с нарочитой небрежностью и даже брезгливостью. Сморчжовый курил сигариллу.
– Начинается Игра! – возгласил Ведущий, и вмиг воцарилась тишина.
Зот неспешно извлёк из фигуры карту, десятку треф, выложил перед Слушателем. И неторопливо заговорил:
– История началась на одной московской квартире…
Игорька передёрнуло от дико прозвучавшего в этом деревянном месте словосочетания «московская квартира».
– …Летом девяносто четвёртого года. Хозяин квартиры, владелец автомойки и магазина запчастей, гулял с друзьями по поводу первого места «Спартака» в первом круге чемпионата. Старый клиент хозяина, страстный автолюбитель и владелец звукозаписывающей студии адыгеец Казбек пришёл с двумя девушками, Ларисой и Катей, танцовщицами из кордебалета одной восходящей поп-звезды. Обе мечтали о карьере певицы.
Сивел Сморчжовый вдруг склонил голову на другую сторону, пыхнул сигариллой и потянулся за картой. Занёс руку в задумчивости и взял четвёрку пик.
– Отвечаю: ни о чём таком они не мечтали. Лариса хотела московской прописки и ради этого спала со всеми знакомыми напропалую, если это были москвичи. Катя имела виды на Казбека – замуж собиралась. Спала она со всеми симпатичными мальчиками, просто из любви к мужскому полу. Казбек считал её своей девушкой, но ни о какой женитьбе не думал. Он знал, что родители не одобрят брака с русской, а без помощи родителей о бизнесе в Москве можно забыть. Про карьеру певицы обе только рассказывали. Чтобы человек думал, что с ним в постели не лярва какая, а девушка с серьёзной жизненной позицией.
Зот взял из фигуры четвёрку треф.
– Были там ещё жена хозяина, её подруга со своим приятелем и двое друзей: один – начинающий продюсер, второй – начинающий композитор. У продюсера были общие дела с Казбеком, композитор оказался в этой компании случайно.
Сивел Сморчжовый презрительно выпустил клуб ды-ма и небрежно извлёк из фигуры тройку пик.
– Вовсе не случайно. Композитор на правах друга повсюду ходил за продюсером, пытаясь завести связи. Он страстно желал выпустить магнитоальбом, а ещё на кредиты взял в Москве квартиру и боялся, что не хватит денег вернуть кредит.
Зот хмыкнул, мол, несущественная деталь, и взял трефовую пятёрку.
– О достижениях команды «Спартак» быстро забыли. Выпили, потанцевали. Продюсер, к слову, его звали Артемий, стал спорить с Казбеком насчёт партии пиратских записей, потому что Казбек продавал направо и налево, а с ним, с Артемием, делиться не хотел. Хотя идея копировать ворованные записи на аппаратуре Казбека, была его, Артемия. Распространять Артемий собирался по своим каналам, но Казбек решил делать это сам, через кавказцев.
Сивел Сморчжовый угрюмо кивнул, мол, ничего не добавишь, молча положил пятёрку пик. Зот ответил тройкой и продолжал:
– Катя, оставшись без присмотра Казбека, стала заигрывать с молодым композитором, благо мальчик был красивый. Кстати, звали его Игорь. Игорь же запал на Ларису. Приглашал танцевать, но всякий раз Катя как бы в шутку разбивала их пару и висла у Игоря на шее. Ларисе же Игорь не понравился.
Сивел Сморчжовый вновь выпустил клуб дыма – казалось, сигарилла его имела свойство не сгорать – и взял двойку пик.
– Чепуха. Будь Игорь при деньгах и хорошей квартире, той же ночью оказалась бы у него в постели. Тем более что фактурой он ей нравился. Но у неё был принцип, за который она себя уважала – не размениваться по мелочам. В тот вечер Лариса метила в Артемия. У того была трёхкомнатная квартира, правда, не в центре, а на Вернадского, зато он успешно развивался как продюсер.
Зот вздохнул. Протянул руку, подумал и взял трефовую шестёрку.
– Разгорячённый ссорой с Артемием Казбек заметил заигрывания Кати с Игорем. Назвал её шлюхой. Она ответила: «Что здесь такого, сегодня мне нравится этот мальчик». И поцеловала Игоря в губы. «Это чмо»? – презрительно, как это умеют только кавказцы, спросил Казбек. Тогда Игорь вскочил и ушёл, ни с кем не попрощавшись.
Зот выразительно посмотрел на Игорька. «Да, складно у него выходит», – подумал Игорёк. На той вечеринке он быстро увидел, в обществе каких ничтожеств угораздило оказаться, невыносимо ему стало в их гнилой компании… Только не так всё было.
Сивел Сморчжовый взял из фигуры семёрку пик, но говорить не стал.
Игорёк на самом деле ощущал себя перед Казбеком полным дерьмом. Оскорблённый, вообразил, как сейчас схватит бутылку шампанского и убьёт ею Казбека. Но страх подсказал, что при таком раскладе его убьёт Казбек. Здоровенный лось, к тому же мастер спорта по самбо. Весь пыл куда-то улетучился, Игорёк пулей выскочил в сортир и, запершись, стал думать, что ему делать дальше. Надумав линять, выбрался из туалета. Услышал шум на кухне, заглянул и, напуганный увиденным, убежал из квартиры.
Сивел словно бы в знак согласия с мыслями Игорька кивнул, аккуратно положил семёрку пик напротив шестёрки треф.
Ведущий Игры, заметив, что Сморчжовый сделал это молча, подскочил к Игорьку.
– Вы, как Слушатель, должны определить, чья карта сильнее. Если же у Слушателя есть своя версия и она сильнее, то ход будет отменён.