Страница:
— А мне интересно, сколько это будет стоить! — сказал Пьетро и скосил глаза на Кавалли. — А вас это не интересует?
— Нет! — ответил Сандро, раздраженный косым взглядом Аретино. — Нисколько!
Поэт разразился смехом:
— Не умеете вы лгать, почтенный господин! У вас же сердце разрывается от боли на кусочки, это очевидно!
Он хлопнул себя по массивной ляжке и поднялся.
— Ладно, от любви есть только одно лекарство!
Тициан натянул на лицо маску сатира.
— Верно, пошли.
Сандро метнул на них сердитый взгляд.
— Куда?
Друзья захохотали. Тяжело дыша, Аретино стащил Кавалли со скамьи.
— Ах, милый мой, как будто вы не знаете!
Глава 8
— Нет! — ответил Сандро, раздраженный косым взглядом Аретино. — Нисколько!
Поэт разразился смехом:
— Не умеете вы лгать, почтенный господин! У вас же сердце разрывается от боли на кусочки, это очевидно!
Он хлопнул себя по массивной ляжке и поднялся.
— Ладно, от любви есть только одно лекарство!
Тициан натянул на лицо маску сатира.
— Верно, пошли.
Сандро метнул на них сердитый взгляд.
— Куда?
Друзья захохотали. Тяжело дыша, Аретино стащил Кавалли со скамьи.
— Ах, милый мой, как будто вы не знаете!
Глава 8
Лаура спряталась в полутемном алькове огромного танцевального зала и наблюдала за маскарадом из-за занавеса. Сквозь тонкий шелк салон загадочно блестел сотнями свечей, установленных в канделябрах. Они делали гостиную похожей на ночное небо, усеянное звездами. Посетители заведения, облаченные в маскарадные костюмы, и куртизанки в нарядных платьях танцевали, весело кружась под звуки трехструнной скрипки, флейты и арфы. В перерывах между танцами Флорио пел грустные песни о любви, его необычно красивый голос был исполнен печали.
Ясмин, ослепительно красивая, как царица Савская, проскользнула к занавесу и стала к нему спиной. Ее шепот предназначался только для ушей Лауры.
— Ну, как?
Девушка обхватила себя руками, прикрыв ладонями обнаженные плечи.
— Мне холодно и мой наряд нелеп…
— Чем нелепее, тем лучше! Мужчины обожают смешное, правда, они его таковым не считают. А теперь скажи правду, ты как себя чувствуешь?
Вопрос был не из легких. Впрочем, жизнь никогда Лауру не баловала, и долгие годы аскетичного существования в положении обделенной судьбой обитательницы монастыря, вынужденной давать отпор святым отцам, многому ее научило. И решение стать художником и добиться признания, обменяв свою девственность и право распоряжаться собственным телом на возможность посвятить себя творчеству и обрести независимость, тоже не было простым.
Подумав, Лаура ответила:
— Я чувствую себя прекрасно, Ясмин.
— Что-то ты не очень уверено говоришь это, подружка! Меня не обманешь! Я догадываюсь, как ты себя чувствуешь!
Лаура вдруг вспомнила свой последний разговор с Сандро, слова все еще звучали у нее в голове: «Возможно, ваше тело останется здоровым, но сердце?..
— А что сердце? По крайней мере, оно у меня есть.
— Вдруг какой-нибудь мужчина разобьет ваше сердце, Лаура?
— Хотелось бы мне посмотреть на этого мужчину! Уж не себя ли имели вы в виду?
— Может… мне стоит попытаться купить вашу первую ночь?
— Нет… то есть, да… но… впрочем, как будет угодно.
— Мне это не будет угодно. Дело в том, что я не имею обыкновения посещать публичные дома и не собираюсь что-либо менять в своих привычках».
Будь он проклят, этот Сандро Кавалли! Он посеял в ее разуме сомнение, а в душе страх. Будь он проклят! Но сейчас она многое отдала бы за то, чтобы в толпе веселящихся посетителей заведения мадонны дель Рубия оказался Страж Ночи Венеции и швырнул целое состояние ради обладания ею. Как жаль, что он не купит ее первую ночь!
Чтобы отвлечься, Лаура подумала о живописи, работах признанных художников и своем альбоме с зарисовками… Пройдет совсем немного времени, и она представит все свои художественные произведения на суд известных мастеров. Ее картины, как утверждает маэстро Тициан, хороши, но достаточно ли хороши, чтобы в Академию приняли женщину-художника?
Ясмин по-королевски обвела взглядом зал.
— Похоже, сегодня у нас гости из всех знатных домов Венеции!
— Как только ты это определяешь? Ты же ведь не можешь всех знать!
— Ошибаешься! Я знакома с большинством из них, но по некоторым приметам могу многое сказать и о незнакомцах.
— А я так не умею! — вздохнула Лаура.
Она внимательно оглядела толпу. Узорчатый шелковый занавес размывал резкие линии и цвета, превращая зал в сливающееся многоцветье.
— Тебе это и не нужно, — ответила Ясмин. — Богатые и знатные господа Венеции старательно оберегают свою репутацию, зачем их путать, узнавая? Однако… — она указала на мужчину в маскарадном костюме Цезаря, — вот это папский нунций. Взгляни на его кольцо!
— Очаровательно! — пробормотала Лаура. — Но я удивляюсь, что человек духовного сана столь безразличен к своим обетам!
Ее внимание привлек молодой человек в тунике, причудливо украшенной стеклянными бусами. Он оживленно беседовал о чем-то с похожим на змею господином, чей костюм напоминал ярко-красную чешую какого-то диковинного пресмыкающегося.
— А это кто?
Ясмин пожала плечами.
— Какая-то рыба! Может, селедка?
Глаза Лауры расширились при виде гостя, одетого Вулканом, богом огня. Могучие обнаженные плечи и уверенная манера держаться напомнили ей Сандро. Взбудораженная воспоминаниями, Лаура перевела взгляд и принялась гадать, кто же скрывается под маской Приапа, бога мужской плодовитости. Хорошо сложенный, весьма ловкий в движениях человек легко скользил по залу в танце. Как и Вулкан, он тоже показался девушке знакомым. По сравнению с яркими нарядами танцующих, одежда стражников, которым было предписано охранять публичный дом в праздничную ночь, выглядела унылой, серой. Единственной уступкой всеобщему веселью стали ленты, привязанные к мечам — люди Кавалли позволили куртизанкам украсить оружие.
— Джамалу не спрятаться ни под каким маскарадным костюмом, — заметила Лаура.
Секретарь что-то написал на дощечке и передал ее мадонне дель Рубия.
— Это так! Но ты не находишь, что все же его наряд великолепен, — спросила подругу Ясмин.
Лаура согласилась. Джамал был одет джином: розовый тюрбан, расшитые узорами туфли, шаровары из красного шелка и короткий парчовый жилет, оставляющий открытыми мощную грудь и руки. Ясмин вздохнула, и Лаура про себя улыбнулась: подруга явно была влюблена в африканца и даже не пыталась скрыть свои чувства.
Оставив Ясмин наедине с мыслями о любимом, девушка продолжала изучать толпу танцующих, в ней преобладали древнеримские боги и сказочные персонажи.
Но в облике всех гостей девушке чудилось что-то тревожное, грозное — ведь как только праздник закончится, она будет принадлежать одному из них.
Ее внимание привлекло какое-то движение у входной двери в салон. На миг Лаура замерла от ужаса, разглядывая вошедшего, затем сказала с дрожью в голосе:
— Ясмин, посмотри, кто пришел!
Африканка повернулась к мраморной арке, обрамлявшей входную дверь… и окаменела.
— Швед! — прошептала она.
Лаура сочувственно покачала головой: ее подруга была любимицей гиганта. Горвальд считался в заведении мадонны дель Рубия одним из самых богатых иноземных посетителей, но девушки его избегали. Два раза в год он приезжал в Венецию по торговым делам и каждый раз приводил в смятение весь город.
Одет Горвальд был в стальную кольчугу и шкуры животных, голову его украшал рогатый шлем, наподобие тех, что носили его пращуры. Он словно явился из того дикого века, когда викинги всесокрушающей волной затопили Европу.
Короткая юбка из скрепленных между собой металлических пластин прикрывала похожие на колонны ноги, оставляя открытыми для взоров широкие колени. Швед напоминал собой готический храм. Его грубые сандалии держались на длинных кожаных ремнях, переплетавших крепкие, как камень, голени подобно плющу. Все неприкрытые нарядом участки тела покрывала густая рыжеватая растительность. Голова, огромная, как у вола, держалась на крепкой шее, лицо своим цветом напоминало только что разрубленное на куски говяжье мясо. Все это делало его крайне непривлекательным.
Сопровождавшие его слуги — люди обычного роста — казались рядом с ним детьми. Расталкивая толпу, швед протиснулся на середину зала. Его шаги сотрясали пол, отдаваясь где-то под потолком гулкими отзвуками.
— Нет, только не он! — молилась Лаура. — Боже, только не он!.. Но кто же купит ее первую ночь?
Подбоченившись, швед остановился посередине зала. Его локти протыкали пространство подобно пикам. Откинув голову, он заорал:
— Ясмин!
Сквозь толпу к новому гостю пробиралась мадонна дель Рубия. Подойдя к Горвальду, она положила руку на поросшее волосами обнаженное плечо.
— Достопочтенный господин, в своем заведении я не могу допустить скандала. У нас сегодня вечер светских развлечений и все, кажется, в прекрасном расположении духа. Не сомневаюсь, вам тоже понравится. А вскоре перед всеобщем взором я представлю одну из своих воспитанниц, с которой вы еще не знакомы. Она девственна, обворожительна, с хорошими манерами. А на Ясмин, увы, мой дорогой, один господин, — она кивком головы указала на Джамала, — уже заявил свои права на всю ночь Африканка устремила взгляд на своего темнокожего возлюбленного, ее лицо разгладилось, на губах заиграла улыбка — вот, оказывается, что написал для мадонны дель Рубия на дощечке Джамал.
— Он бросил мне вызов! — хотя голос Горвальда и прогремел подобно барабану, в нем прорезались и хныкающие нотки, напоминавшие нытье ребенка, лишившегося по вине взрослых любимой игрушки. — Мы должны с ним сразиться!
— Но, господин, вы же не можете…
— Позвольте им, мадонна! — выкрикнул кто-то из толпы.
— Завтра начинается Великий Пост, и целых сорок дней нам придется довольствоваться унылым покоем.
— Пусть сразятся сейчас! — поддержал другой возглас.
— Бой! Бой! — пронесся по залу ропот.
Лаура прижала руки к груди. Ее возмущению не было предела. Сандро Кавалли клятвенно уверял, что его обязанность — поддерживать порядок в городе. Так где же он сейчас? Может, у кого-то из стражников хватит ума разыскать Стража Ночи?
С большим любопытством таращились на двух гигантов облаченные в унылую серую форму стражники с лентами на мечах, вовсе не собираясь принимать какие-либо меры, чтобы не допустить схватки.
— Хорошо, — уступила мадонна дель Рубия и вздохнула. — Вы сразитесь, но я настаиваю, что-бы это был кулачный бой. Кто окажется сильнее, тот и заполучит на всю ночь Ясмин. Проигравший же потеряет свой взнос, который вы оба сейчас мне уплатите.
Лауру охватила тревога.
— Ясмин! Быстрее! Прячься!
Но африканка от страха замерла, беспомощная, безвольная. Сердце Лауры разрывалось от жалости к подруге. В прошлый приезд Горвальд не обошел своим вниманием Ясмин и был с ней настолько жесток, что после его отъезда она неделю пролежала в постели.
— Иди сюда, за занавес, пока он тебя не заметил! — снова позвала подругу Лаура.
Но было уже поздно.
— А, вот ты где! — проревел швед, обнаружив, наконец, предмет своего вожделения. — Разрази меня гром, если я не скучаю по тебе!
Великан прогромыхал по залу, намериваясь приблизиться к африканке — само воплощение дьявольской воли.
Гости ахнули: между Горвальдом и Ясмин встал Джамал. Лаура невольно вздрогнула.
Секретарь Кавалли не шел ни в какое сравнение со шведом: могучее дерево против каменной стены. Горвальд был в два раза шире и на голову выше Джамала.
— С дороги, эй ты… джин! Языческая мразь! — заорал швед. — Тебя бы надо кастрировать да скормить рыбам.
Джамал не шелохнулся. Лица его Лаура не видела, но ясно представляла скованные гневом черты.
Ясмин что-то прошептала по-арабски. Наверное, умоляла Джамала уступить. Но секретарь Кавалли спокойно и невозмутимо взирал на огромного противника.
Швед поднял свои подобные говяжьим окорокам руки, откинул назад увенчанную рогами голову и застучал кулаками по своей широкой груди.
— У!.. А!.. — изрыгал он громоподобные звуки.
Люди в зале в недоумении стали переглядываться.
— Бой! А потом я возьму эту женщину! — прорычал Горвальд, наконец, сумев сложить из нечленораздельных звуков слова.
— Прошу вас сделать свои взносы! — потребовала мадонна дель Рубия.
Когда мужчины передали ей требуемое количество монет, к неожиданности всех присутствующих она заявила:
— Я меняю решение. Боюсь, из-за кулачного боя в салоне будет повреждена мебель, возможно, пострадают стекла, не дай Господь, окажется испорчена какая-нибудь картина или ваза… Конечно, вы могли бы уплатить, но тогда все же маскарад пройдет в неподобающей для пышного веселья обстановке, поэтому я объявляю, что ради прекрасной Ясмин вам надлежит помериться за столом силой рук.
Услышав заявление хозяйки заведения, Горвальд вновь взревел:
— А-а!
— Ясмин столь прекрасна, что ради нее вам все же стоит согласиться с моим решением, — добавила мадонна дель Рубия и улыбнулась, с легкой издевкой глядя на бьющего себя кулаками в грудь шведа.
В мгновение ока слуги внесли круглый стол и два стула. Никто не сомневался: Горвальд просто сломает Джамалу руку, но теперь, по крайней мере, его жизни ничто не будет угрожать, а сломанная рука — не такая уж большая цена за несдержанное и необузданное влечение к темнокожей куртизанке.
Из своего убежища Лауре прекрасно были видны оба соперника. Они уселись лицом друг к другу и Джамал поставил локоть на стол. Рука шведа оказалась на несколько дюймов длиннее. Зрелище было завораживающее: темнокожий африканец и бледный викинг.
Роль судьи взял на себя папский нунций.
— Левую руку за спину, — скомандовал он.
Джамал подчинился, но Горвальд замешкался.
Нунций коснулся его руки:
— Вот эта левая, мессир.
Судья поднял руку.
— Начали! — рука разрубила воздух.
Горвальд улыбнулся, предвкушая легкую победу, но тут же нахмурился, столкнувшись с неожиданным сопротивлением: Джамал не уступал ему в силе.
Ясмин, прижав руки к груди, шептала молитву.
Удивление шведа сменилось холодной решимостью. Плотно сжав зубы, он явно взялся за дело всерьез, вознамерившись непременно расправиться с противником.
Мышцы мужчин напряглись до предела и окаменели, зубы скрипели. Горвальд выругался. Руки дрожали, но ни один из соперников не сдавался. Джамал казался изваянием, и неподвижно устремленные в одну точку глаза усиливали сходство со статуей, только обильно струившийся по лицу пот свидетельствовал, что за столом сидит живой человек.
В зале стоял оглушительный рев — соперников подбадривали с азартом, усиленным столь необычной ставкой. Звенели и переходили из рук в руки монеты — заключались пари. Но постепенно воцарилась тишина.
Внезапно бледно-голубые глаза Горвальда вспыхнули, его рука будто налилась свежей силой, а темнокожая рука Джамала начала клониться тыльной стороной ладони к столу.
На глазах Ясмин появились слезы. Толпа замерла, дожидаясь неизбежного исхода поединка.
Лаура сожалела, что нельзя дать Джамалу совет, ведь у шведа была одна слабость: не зря напоминал Горвальд гранитную скалу — ума у него было не больше. Глупостью шведа и решила воспользоваться девушка.
Рука Джамала, влажная от пота, уже находилась в нескольких дюймах от стола, но надежда и уверенность не покидали африканца.
Лаура набрала побольше воздуха и прошептала сквозь занавес имя шведа:
— Горвальд!.. Горвальд!..
Голова великана так резко дернулась, что рогатый шлем скатился на пол с громким лязгом. Взгляд викинга метнулся в сторону в поисках звавшего его человека.
— Горвальд!.. Я сзади!.. — шепнула Лаура. — Посмотри на меня!..
Горвальд обернулся. И тут же Джамал резким движением припечатал его руку тыльной стороной ладони к столу. Все свершилось так быстро и внезапно, что швед опешил, его туша наклонилась и…
Издав звериный рев, он рухнул на пол. Казалось, весь огромный Дом Свиданий содрогнулся, а затем наступила мертвая тишина.
Собравшиеся для веселья стояли молча и неподвижно возле стола, у которого замер великан.
Первой опомнилась мадонна дель Рубия. Достав из-за лифа крошечный флакон, она оросила духами кружевной платок и опустила его на лицо Горвальда. Тот чихнул и очнулся.
Хозяйка заведения наклонилась к нему:
— Мессир, вы задолжали мне еще тридцать эскудо, кружевные платки и изысканные духи нынче в большой цене, — она опять улыбалась с легкой издевкой.
Ясмин и Джамал горячо обнялись. Африканец подхватил возлюбленную на руки и понес через приветствующую их толпу к лестнице. Перед глазами Лауры мелькнуло счастливейшее лицо подруги.
«О, Ясмин! — думала девушка, смахивая слезы радости, — ты сама, влюбившись, нарушила самую главную заповедь куртизанки!»
Горвальд, придя в себя, выпил залпом целую флягу вина. На весь зал жалуясь на некие призрачные голоса, появившиеся в заведении, проклиная неудачу, он тут же растянулся на полу, явно намериваясь хорошенько выспаться.
В дверь салона ввалилась еще одна компания разодетых в маскарадные костюмы, и Лаура поняла, что близится время ее выхода.
И вдруг в зал вошел… маэстро! Она узнала его по маске сатира — ее Тициан показывал ей несколькими днями раньше. А тучный Бахус, шедший следом, был, конечно, никем иным, как Аретино. Чтобы определить это, Лауре не нужно было ждать, когда затрясется от смеха его знаменитое брюхо. С ними вошел в салон и некто третий, одетый в костюм великого бога войны.
— Да здравствует Марс! — прокричал кто-то.
Головы всех присутствующих обернулись в сторону незнакомца — человека могучего телосложения, в белой тунике и золотой маске, с крылатым шлемом на голове.
«Сансовино», — решила Лаура. Скульптор редко появлялся где-либо без сопровождения своих друзей, и союз этой троицы прославился настолько, что люди стали называть их триумвиратом.
И все же какое-то странное предчувствие охватило Лауру: она ведь изображала Венеру, любовником которой, согласно мифологии, был Марс.
Из-под маски голос прозвучал глухо, но Страж Ночи сам настоял на таком маскарадном костюме, в котором его уж наверняка никто не узнает. Не хватало еще, чтобы по Венеции поползли слухи, будто он накануне Великого Поста развлекался в борделе!
— Не глупи! — сказал Аретино. — Гулянье только началось. Мы не опоздали.
Поэт вошел в зал и похлопал себя по животу.
— Ах, Венеция! Что может быть лучше, чем вечер в Доме Свидания? Разве что ночь с прекрасной женщиной где-нибудь на берегу залива.
Бросив на Пьетро сердитый взгляд, Сандро перешагнул через спящего викинга. Вид возлежащего на полу человека ничуть его не удивил. Во время карнавала в Венеции можно было увидеть и не такое! Даже продажу девственницы, например.
Взяв с подноса проходящего слуги кубок вина, он приподнял маску и выпил.
— Где же Лаура?
— Терпение, старина! — сказал Аретино. — Будь терпелив, и ты многого достигнешь, по крайней мере, своего не упустишь.
Сама мысль о том, что он пришел в бордель покупать женщину, вызывала у Сандро отвращение. Он и так уже запачкался и унизил себя появлением в карнавальную ночь в заведении мадонны дель Рубия. Этот поступок шел вразрез с его тщательно оберегаемыми понятиями о нравственности, устоявшимися за жизнь. Все же ему удалось убелить себя, что он намерен одержать верх на торгах только для того, чтобы сохранить добродетель девушки и, отсрочив момент ее падения, дать ей время осознать ошибочность своего выбора.
Не обращая внимания на призывный взгляд шлюхи, облаченной в наряд сирены, Сандро, молчаливый и скованный, ждал выхода Лауры. В белой тунике, позаимствованной у Тициана, он чувствовал себя нелепым, даже смешным. Широкий пояс охватывал талию, а длинный римский меч при ходьбе царапал пол. Зато никто, даже стражники, не узнали его. Кавалли настоятельно требовал, чтобы маскарадный костюм позволил ему остаться неузнанным, и Тициан добился этого с присущим ему мастерством художника.
Проходя мимо посетителей Дома Свиданий, Сандро мельком оглядывал их. Некоторых, ему казалось, он узнавал, однако не был уверен: венецианцы любят карнавальные наряды и маски, меняющие их внешность до неузнаваемости, так что нетрудно было и ошибиться, к тому же у него не было ни времени, ни желания играть в «загадай-отгадай».
В зал ввалилась толпа молодых людей, наряженных шутами, трубадурами и мифологическими героями.
Голову Зевса украшал шлем с молниями, он безостановочно пил. Рядом с ним стоял молодой, с неплохой фигурой человек в безвкусном наряде Приапа. Покрытые волчьими шкурами Ромул и Рем преследовали двух куртизанок.
«Интересно, — подумал Сандро, — а здесь ли его сын?» Вполне возможно, если учесть, что этот маскарад — самый яркий и скандально известный из всех маскарадов Венеции. Мысль обеспокоила его, ведь Лаура отвергла Марка-Антонио и тот мог, пожалуй, заявиться в Дом Свиданий, чтобы какой-нибудь злой насмешкой оскорбить девушку, когда станут продавать ее девственность. Купить же первую ночь Лауры он наверняка бы не смог — слишком уж высоки будут ставки.
Протрубили горны, танец закончился, и толпа устремилась к помосту с диваном в форме раковины, обитым золотистой парчой.
Через боковую дверь вошли четыре лакея. Роскошные ливреи явно противоречили их невысокому положению слуг. Однако Сандро едва заметил это, все его внимание было приковано к носилкам, расписанным золотыми листьями и увенчанным серебристым балдахином. Музыканты заиграли гимн, носильщики приблизились к помосту.
Их встретила мадонна дель Рубия. Заранее подготовленная речь содержала, как обычно, восхваления ее знаменитому Дому Свиданий, упоминалась в ней утонченность куртизанок, а также щедрость посетителей. Она объявила, что главное событие сегодняшнего вечера — представление девушки из монастыря, чьи чары, несомненно, скоро станут темой многих бессмертных сонетов.
— Дорогие друзья и покровители, — сказала она в заключении и, выдержав паузу, торжественно произнесла:
— Я представляю вам мадонну Лауру Банделло!
Один из лакеев откинул балдахин, окутывавший носилки, и по толпе пронеслись восторженные вздохи. Девушка, представшая жадным взглядам собравшихся, заставила мужчин застонать.
У Сандро тоже глаза чуть не вылезли из орбит. Такой Лауру он еще не видел никогда, даже в студии Тициана: сейчас на ней было прозрачное белое платье, заколотое на одном плече золотой застежкой, другое плечо, молочно-белое, обнаженное, светилось чудным блеском. Волосы цвета воронова крыла были собраны на затылке, их венчала украшенная драгоценностями корона. Бледные изящные руки унизывали браслеты.
«Так вот она кто! — понял Сандро. — Венера, богиня любви и красоты! Как я не догадался раньше? Это ее истинный облик!» Носилки унесли, а Лаура осталась стоять на помосте и стояла она как ни странно, совершенно неподвижно, хотя еще недавно ни за что бы не смогла вот так замереть. Неподвижность создала иллюзию того, что девушка обратилась в некую живую статую Венеры — чувственную богиню, представшую в мягком свете мерцающих свечей перед сходящими с ума от желания мужчинами.
Она откинулась на искусно выполненную створку раковины, и это ее движение, как и все последующие, сопровождались стонами охваченных восторгом зрителей. Прозрачные одежды прекрасно очерчивали формы: выпуклости груди, изгибы бедер, стройную линию ног. Из-под платья выглядывала изящная туфелька.
Оторвав, наконец, взгляд от тела желанной девственницы, Сандро вглядывался в ее лицо и удивлялся: на лице Лауры не было не было никакого выражения, но назвать его пустым или бесстрастным тоже казалось невозможным. Просто… она все принимала. Боже, о чем же она думала! Сандро, конечно, с уверенностью не мог сказать, что думает женщина, собираясь провести свою первую ночь любовных утех с незнакомцем, но Лаура, безусловно, ждала своей участи безропотно.
На ее лице он не заметил никакой косметики. Наверное, чтобы подчеркнуть чистоту девушки, мадонна дель Рубия запретила ей хотя бы подрумянить щеки. И верно: невинность — часть очарования Лауры, но в то же время в ней ощущалась, скорее, присущая не юности, а зрелости внутренняя сила, так привлекавшая Сандро.
Как не пытался он сдержать неистовые мысли, фантазии роились в голове. Сандро представлял, как его губы касаются этого молочно-белого обнаженного плеча, нежного, словно кожа ребенка. Он жадно следил за движущимися в ритме дыхания розовыми бутонами сосков, думал о темной, сладкой тайне уголка ее женственности, едва скрываемого прозрачной тканью.
Страж Ночи Венеции, всегда славившийся своей железной волей, понял вдруг, что не в силах сопротивляться чувству к этой женщине. Он осознал, испытывая горькое разочарование к себе, что так же восприимчив к волшебству Лауры, как и все остальные мужчины.
Кавалли коснулся кошелька, тяжело свисающего с пояса. Ради такого случая монеты были расписаны яркими красками. Теперь Сандро знал, что примет любое предложение и согласится на любую ставку, лишь бы выиграть торг.
И тогда уж он ей покажет!
Оглядывая толпу, Лаура старалась казаться безучастной. Предложения посыпались сразу же. Каждый мужчина называл сумму, с которой готов был расстаться, складывая стопку монет у основания помоста. Мадонна дель Рубия хищным взглядом оценивала растущие ставки.
В груди Лауры смешались страх и восторг. Неужели ее тело — такой ценный товар, что мужчины готовы выбросить целое состояние ради одной ночи?
Ее охватила тревога, по спине пробежал холодок. Мысль, что вскоре ее обнаженного тела коснется незнакомец, никак не укладывалась в голове. Однако в любом случае победитель торга будет рассчитывать, что в обмен за уплаченную крупную сумму он получит соответствующее цене удовольствие. Но останется ли он доволен?
Ясмин, ослепительно красивая, как царица Савская, проскользнула к занавесу и стала к нему спиной. Ее шепот предназначался только для ушей Лауры.
— Ну, как?
Девушка обхватила себя руками, прикрыв ладонями обнаженные плечи.
— Мне холодно и мой наряд нелеп…
— Чем нелепее, тем лучше! Мужчины обожают смешное, правда, они его таковым не считают. А теперь скажи правду, ты как себя чувствуешь?
Вопрос был не из легких. Впрочем, жизнь никогда Лауру не баловала, и долгие годы аскетичного существования в положении обделенной судьбой обитательницы монастыря, вынужденной давать отпор святым отцам, многому ее научило. И решение стать художником и добиться признания, обменяв свою девственность и право распоряжаться собственным телом на возможность посвятить себя творчеству и обрести независимость, тоже не было простым.
Подумав, Лаура ответила:
— Я чувствую себя прекрасно, Ясмин.
— Что-то ты не очень уверено говоришь это, подружка! Меня не обманешь! Я догадываюсь, как ты себя чувствуешь!
Лаура вдруг вспомнила свой последний разговор с Сандро, слова все еще звучали у нее в голове: «Возможно, ваше тело останется здоровым, но сердце?..
— А что сердце? По крайней мере, оно у меня есть.
— Вдруг какой-нибудь мужчина разобьет ваше сердце, Лаура?
— Хотелось бы мне посмотреть на этого мужчину! Уж не себя ли имели вы в виду?
— Может… мне стоит попытаться купить вашу первую ночь?
— Нет… то есть, да… но… впрочем, как будет угодно.
— Мне это не будет угодно. Дело в том, что я не имею обыкновения посещать публичные дома и не собираюсь что-либо менять в своих привычках».
Будь он проклят, этот Сандро Кавалли! Он посеял в ее разуме сомнение, а в душе страх. Будь он проклят! Но сейчас она многое отдала бы за то, чтобы в толпе веселящихся посетителей заведения мадонны дель Рубия оказался Страж Ночи Венеции и швырнул целое состояние ради обладания ею. Как жаль, что он не купит ее первую ночь!
Чтобы отвлечься, Лаура подумала о живописи, работах признанных художников и своем альбоме с зарисовками… Пройдет совсем немного времени, и она представит все свои художественные произведения на суд известных мастеров. Ее картины, как утверждает маэстро Тициан, хороши, но достаточно ли хороши, чтобы в Академию приняли женщину-художника?
Ясмин по-королевски обвела взглядом зал.
— Похоже, сегодня у нас гости из всех знатных домов Венеции!
— Как только ты это определяешь? Ты же ведь не можешь всех знать!
— Ошибаешься! Я знакома с большинством из них, но по некоторым приметам могу многое сказать и о незнакомцах.
— А я так не умею! — вздохнула Лаура.
Она внимательно оглядела толпу. Узорчатый шелковый занавес размывал резкие линии и цвета, превращая зал в сливающееся многоцветье.
— Тебе это и не нужно, — ответила Ясмин. — Богатые и знатные господа Венеции старательно оберегают свою репутацию, зачем их путать, узнавая? Однако… — она указала на мужчину в маскарадном костюме Цезаря, — вот это папский нунций. Взгляни на его кольцо!
— Очаровательно! — пробормотала Лаура. — Но я удивляюсь, что человек духовного сана столь безразличен к своим обетам!
Ее внимание привлек молодой человек в тунике, причудливо украшенной стеклянными бусами. Он оживленно беседовал о чем-то с похожим на змею господином, чей костюм напоминал ярко-красную чешую какого-то диковинного пресмыкающегося.
— А это кто?
Ясмин пожала плечами.
— Какая-то рыба! Может, селедка?
Глаза Лауры расширились при виде гостя, одетого Вулканом, богом огня. Могучие обнаженные плечи и уверенная манера держаться напомнили ей Сандро. Взбудораженная воспоминаниями, Лаура перевела взгляд и принялась гадать, кто же скрывается под маской Приапа, бога мужской плодовитости. Хорошо сложенный, весьма ловкий в движениях человек легко скользил по залу в танце. Как и Вулкан, он тоже показался девушке знакомым. По сравнению с яркими нарядами танцующих, одежда стражников, которым было предписано охранять публичный дом в праздничную ночь, выглядела унылой, серой. Единственной уступкой всеобщему веселью стали ленты, привязанные к мечам — люди Кавалли позволили куртизанкам украсить оружие.
— Джамалу не спрятаться ни под каким маскарадным костюмом, — заметила Лаура.
Секретарь что-то написал на дощечке и передал ее мадонне дель Рубия.
— Это так! Но ты не находишь, что все же его наряд великолепен, — спросила подругу Ясмин.
Лаура согласилась. Джамал был одет джином: розовый тюрбан, расшитые узорами туфли, шаровары из красного шелка и короткий парчовый жилет, оставляющий открытыми мощную грудь и руки. Ясмин вздохнула, и Лаура про себя улыбнулась: подруга явно была влюблена в африканца и даже не пыталась скрыть свои чувства.
Оставив Ясмин наедине с мыслями о любимом, девушка продолжала изучать толпу танцующих, в ней преобладали древнеримские боги и сказочные персонажи.
Но в облике всех гостей девушке чудилось что-то тревожное, грозное — ведь как только праздник закончится, она будет принадлежать одному из них.
Ее внимание привлекло какое-то движение у входной двери в салон. На миг Лаура замерла от ужаса, разглядывая вошедшего, затем сказала с дрожью в голосе:
— Ясмин, посмотри, кто пришел!
Африканка повернулась к мраморной арке, обрамлявшей входную дверь… и окаменела.
— Швед! — прошептала она.
Лаура сочувственно покачала головой: ее подруга была любимицей гиганта. Горвальд считался в заведении мадонны дель Рубия одним из самых богатых иноземных посетителей, но девушки его избегали. Два раза в год он приезжал в Венецию по торговым делам и каждый раз приводил в смятение весь город.
Одет Горвальд был в стальную кольчугу и шкуры животных, голову его украшал рогатый шлем, наподобие тех, что носили его пращуры. Он словно явился из того дикого века, когда викинги всесокрушающей волной затопили Европу.
Короткая юбка из скрепленных между собой металлических пластин прикрывала похожие на колонны ноги, оставляя открытыми для взоров широкие колени. Швед напоминал собой готический храм. Его грубые сандалии держались на длинных кожаных ремнях, переплетавших крепкие, как камень, голени подобно плющу. Все неприкрытые нарядом участки тела покрывала густая рыжеватая растительность. Голова, огромная, как у вола, держалась на крепкой шее, лицо своим цветом напоминало только что разрубленное на куски говяжье мясо. Все это делало его крайне непривлекательным.
Сопровождавшие его слуги — люди обычного роста — казались рядом с ним детьми. Расталкивая толпу, швед протиснулся на середину зала. Его шаги сотрясали пол, отдаваясь где-то под потолком гулкими отзвуками.
— Нет, только не он! — молилась Лаура. — Боже, только не он!.. Но кто же купит ее первую ночь?
Подбоченившись, швед остановился посередине зала. Его локти протыкали пространство подобно пикам. Откинув голову, он заорал:
— Ясмин!
Сквозь толпу к новому гостю пробиралась мадонна дель Рубия. Подойдя к Горвальду, она положила руку на поросшее волосами обнаженное плечо.
— Достопочтенный господин, в своем заведении я не могу допустить скандала. У нас сегодня вечер светских развлечений и все, кажется, в прекрасном расположении духа. Не сомневаюсь, вам тоже понравится. А вскоре перед всеобщем взором я представлю одну из своих воспитанниц, с которой вы еще не знакомы. Она девственна, обворожительна, с хорошими манерами. А на Ясмин, увы, мой дорогой, один господин, — она кивком головы указала на Джамала, — уже заявил свои права на всю ночь Африканка устремила взгляд на своего темнокожего возлюбленного, ее лицо разгладилось, на губах заиграла улыбка — вот, оказывается, что написал для мадонны дель Рубия на дощечке Джамал.
— Он бросил мне вызов! — хотя голос Горвальда и прогремел подобно барабану, в нем прорезались и хныкающие нотки, напоминавшие нытье ребенка, лишившегося по вине взрослых любимой игрушки. — Мы должны с ним сразиться!
— Но, господин, вы же не можете…
— Позвольте им, мадонна! — выкрикнул кто-то из толпы.
— Завтра начинается Великий Пост, и целых сорок дней нам придется довольствоваться унылым покоем.
— Пусть сразятся сейчас! — поддержал другой возглас.
— Бой! Бой! — пронесся по залу ропот.
Лаура прижала руки к груди. Ее возмущению не было предела. Сандро Кавалли клятвенно уверял, что его обязанность — поддерживать порядок в городе. Так где же он сейчас? Может, у кого-то из стражников хватит ума разыскать Стража Ночи?
С большим любопытством таращились на двух гигантов облаченные в унылую серую форму стражники с лентами на мечах, вовсе не собираясь принимать какие-либо меры, чтобы не допустить схватки.
— Хорошо, — уступила мадонна дель Рубия и вздохнула. — Вы сразитесь, но я настаиваю, что-бы это был кулачный бой. Кто окажется сильнее, тот и заполучит на всю ночь Ясмин. Проигравший же потеряет свой взнос, который вы оба сейчас мне уплатите.
Лауру охватила тревога.
— Ясмин! Быстрее! Прячься!
Но африканка от страха замерла, беспомощная, безвольная. Сердце Лауры разрывалось от жалости к подруге. В прошлый приезд Горвальд не обошел своим вниманием Ясмин и был с ней настолько жесток, что после его отъезда она неделю пролежала в постели.
— Иди сюда, за занавес, пока он тебя не заметил! — снова позвала подругу Лаура.
Но было уже поздно.
— А, вот ты где! — проревел швед, обнаружив, наконец, предмет своего вожделения. — Разрази меня гром, если я не скучаю по тебе!
Великан прогромыхал по залу, намериваясь приблизиться к африканке — само воплощение дьявольской воли.
Гости ахнули: между Горвальдом и Ясмин встал Джамал. Лаура невольно вздрогнула.
Секретарь Кавалли не шел ни в какое сравнение со шведом: могучее дерево против каменной стены. Горвальд был в два раза шире и на голову выше Джамала.
— С дороги, эй ты… джин! Языческая мразь! — заорал швед. — Тебя бы надо кастрировать да скормить рыбам.
Джамал не шелохнулся. Лица его Лаура не видела, но ясно представляла скованные гневом черты.
Ясмин что-то прошептала по-арабски. Наверное, умоляла Джамала уступить. Но секретарь Кавалли спокойно и невозмутимо взирал на огромного противника.
Швед поднял свои подобные говяжьим окорокам руки, откинул назад увенчанную рогами голову и застучал кулаками по своей широкой груди.
— У!.. А!.. — изрыгал он громоподобные звуки.
Люди в зале в недоумении стали переглядываться.
— Бой! А потом я возьму эту женщину! — прорычал Горвальд, наконец, сумев сложить из нечленораздельных звуков слова.
— Прошу вас сделать свои взносы! — потребовала мадонна дель Рубия.
Когда мужчины передали ей требуемое количество монет, к неожиданности всех присутствующих она заявила:
— Я меняю решение. Боюсь, из-за кулачного боя в салоне будет повреждена мебель, возможно, пострадают стекла, не дай Господь, окажется испорчена какая-нибудь картина или ваза… Конечно, вы могли бы уплатить, но тогда все же маскарад пройдет в неподобающей для пышного веселья обстановке, поэтому я объявляю, что ради прекрасной Ясмин вам надлежит помериться за столом силой рук.
Услышав заявление хозяйки заведения, Горвальд вновь взревел:
— А-а!
— Ясмин столь прекрасна, что ради нее вам все же стоит согласиться с моим решением, — добавила мадонна дель Рубия и улыбнулась, с легкой издевкой глядя на бьющего себя кулаками в грудь шведа.
В мгновение ока слуги внесли круглый стол и два стула. Никто не сомневался: Горвальд просто сломает Джамалу руку, но теперь, по крайней мере, его жизни ничто не будет угрожать, а сломанная рука — не такая уж большая цена за несдержанное и необузданное влечение к темнокожей куртизанке.
Из своего убежища Лауре прекрасно были видны оба соперника. Они уселись лицом друг к другу и Джамал поставил локоть на стол. Рука шведа оказалась на несколько дюймов длиннее. Зрелище было завораживающее: темнокожий африканец и бледный викинг.
Роль судьи взял на себя папский нунций.
— Левую руку за спину, — скомандовал он.
Джамал подчинился, но Горвальд замешкался.
Нунций коснулся его руки:
— Вот эта левая, мессир.
Судья поднял руку.
— Начали! — рука разрубила воздух.
Горвальд улыбнулся, предвкушая легкую победу, но тут же нахмурился, столкнувшись с неожиданным сопротивлением: Джамал не уступал ему в силе.
Ясмин, прижав руки к груди, шептала молитву.
Удивление шведа сменилось холодной решимостью. Плотно сжав зубы, он явно взялся за дело всерьез, вознамерившись непременно расправиться с противником.
Мышцы мужчин напряглись до предела и окаменели, зубы скрипели. Горвальд выругался. Руки дрожали, но ни один из соперников не сдавался. Джамал казался изваянием, и неподвижно устремленные в одну точку глаза усиливали сходство со статуей, только обильно струившийся по лицу пот свидетельствовал, что за столом сидит живой человек.
В зале стоял оглушительный рев — соперников подбадривали с азартом, усиленным столь необычной ставкой. Звенели и переходили из рук в руки монеты — заключались пари. Но постепенно воцарилась тишина.
Внезапно бледно-голубые глаза Горвальда вспыхнули, его рука будто налилась свежей силой, а темнокожая рука Джамала начала клониться тыльной стороной ладони к столу.
На глазах Ясмин появились слезы. Толпа замерла, дожидаясь неизбежного исхода поединка.
Лаура сожалела, что нельзя дать Джамалу совет, ведь у шведа была одна слабость: не зря напоминал Горвальд гранитную скалу — ума у него было не больше. Глупостью шведа и решила воспользоваться девушка.
Рука Джамала, влажная от пота, уже находилась в нескольких дюймах от стола, но надежда и уверенность не покидали африканца.
Лаура набрала побольше воздуха и прошептала сквозь занавес имя шведа:
— Горвальд!.. Горвальд!..
Голова великана так резко дернулась, что рогатый шлем скатился на пол с громким лязгом. Взгляд викинга метнулся в сторону в поисках звавшего его человека.
— Горвальд!.. Я сзади!.. — шепнула Лаура. — Посмотри на меня!..
Горвальд обернулся. И тут же Джамал резким движением припечатал его руку тыльной стороной ладони к столу. Все свершилось так быстро и внезапно, что швед опешил, его туша наклонилась и…
Издав звериный рев, он рухнул на пол. Казалось, весь огромный Дом Свиданий содрогнулся, а затем наступила мертвая тишина.
Собравшиеся для веселья стояли молча и неподвижно возле стола, у которого замер великан.
Первой опомнилась мадонна дель Рубия. Достав из-за лифа крошечный флакон, она оросила духами кружевной платок и опустила его на лицо Горвальда. Тот чихнул и очнулся.
Хозяйка заведения наклонилась к нему:
— Мессир, вы задолжали мне еще тридцать эскудо, кружевные платки и изысканные духи нынче в большой цене, — она опять улыбалась с легкой издевкой.
Ясмин и Джамал горячо обнялись. Африканец подхватил возлюбленную на руки и понес через приветствующую их толпу к лестнице. Перед глазами Лауры мелькнуло счастливейшее лицо подруги.
«О, Ясмин! — думала девушка, смахивая слезы радости, — ты сама, влюбившись, нарушила самую главную заповедь куртизанки!»
Горвальд, придя в себя, выпил залпом целую флягу вина. На весь зал жалуясь на некие призрачные голоса, появившиеся в заведении, проклиная неудачу, он тут же растянулся на полу, явно намериваясь хорошенько выспаться.
В дверь салона ввалилась еще одна компания разодетых в маскарадные костюмы, и Лаура поняла, что близится время ее выхода.
И вдруг в зал вошел… маэстро! Она узнала его по маске сатира — ее Тициан показывал ей несколькими днями раньше. А тучный Бахус, шедший следом, был, конечно, никем иным, как Аретино. Чтобы определить это, Лауре не нужно было ждать, когда затрясется от смеха его знаменитое брюхо. С ними вошел в салон и некто третий, одетый в костюм великого бога войны.
— Да здравствует Марс! — прокричал кто-то.
Головы всех присутствующих обернулись в сторону незнакомца — человека могучего телосложения, в белой тунике и золотой маске, с крылатым шлемом на голове.
«Сансовино», — решила Лаура. Скульптор редко появлялся где-либо без сопровождения своих друзей, и союз этой троицы прославился настолько, что люди стали называть их триумвиратом.
И все же какое-то странное предчувствие охватило Лауру: она ведь изображала Венеру, любовником которой, согласно мифологии, был Марс.
* * *
— Опоздали! — пробормотал Сандро.Из-под маски голос прозвучал глухо, но Страж Ночи сам настоял на таком маскарадном костюме, в котором его уж наверняка никто не узнает. Не хватало еще, чтобы по Венеции поползли слухи, будто он накануне Великого Поста развлекался в борделе!
— Не глупи! — сказал Аретино. — Гулянье только началось. Мы не опоздали.
Поэт вошел в зал и похлопал себя по животу.
— Ах, Венеция! Что может быть лучше, чем вечер в Доме Свидания? Разве что ночь с прекрасной женщиной где-нибудь на берегу залива.
Бросив на Пьетро сердитый взгляд, Сандро перешагнул через спящего викинга. Вид возлежащего на полу человека ничуть его не удивил. Во время карнавала в Венеции можно было увидеть и не такое! Даже продажу девственницы, например.
Взяв с подноса проходящего слуги кубок вина, он приподнял маску и выпил.
— Где же Лаура?
— Терпение, старина! — сказал Аретино. — Будь терпелив, и ты многого достигнешь, по крайней мере, своего не упустишь.
Сама мысль о том, что он пришел в бордель покупать женщину, вызывала у Сандро отвращение. Он и так уже запачкался и унизил себя появлением в карнавальную ночь в заведении мадонны дель Рубия. Этот поступок шел вразрез с его тщательно оберегаемыми понятиями о нравственности, устоявшимися за жизнь. Все же ему удалось убелить себя, что он намерен одержать верх на торгах только для того, чтобы сохранить добродетель девушки и, отсрочив момент ее падения, дать ей время осознать ошибочность своего выбора.
Не обращая внимания на призывный взгляд шлюхи, облаченной в наряд сирены, Сандро, молчаливый и скованный, ждал выхода Лауры. В белой тунике, позаимствованной у Тициана, он чувствовал себя нелепым, даже смешным. Широкий пояс охватывал талию, а длинный римский меч при ходьбе царапал пол. Зато никто, даже стражники, не узнали его. Кавалли настоятельно требовал, чтобы маскарадный костюм позволил ему остаться неузнанным, и Тициан добился этого с присущим ему мастерством художника.
Проходя мимо посетителей Дома Свиданий, Сандро мельком оглядывал их. Некоторых, ему казалось, он узнавал, однако не был уверен: венецианцы любят карнавальные наряды и маски, меняющие их внешность до неузнаваемости, так что нетрудно было и ошибиться, к тому же у него не было ни времени, ни желания играть в «загадай-отгадай».
В зал ввалилась толпа молодых людей, наряженных шутами, трубадурами и мифологическими героями.
Голову Зевса украшал шлем с молниями, он безостановочно пил. Рядом с ним стоял молодой, с неплохой фигурой человек в безвкусном наряде Приапа. Покрытые волчьими шкурами Ромул и Рем преследовали двух куртизанок.
«Интересно, — подумал Сандро, — а здесь ли его сын?» Вполне возможно, если учесть, что этот маскарад — самый яркий и скандально известный из всех маскарадов Венеции. Мысль обеспокоила его, ведь Лаура отвергла Марка-Антонио и тот мог, пожалуй, заявиться в Дом Свиданий, чтобы какой-нибудь злой насмешкой оскорбить девушку, когда станут продавать ее девственность. Купить же первую ночь Лауры он наверняка бы не смог — слишком уж высоки будут ставки.
Протрубили горны, танец закончился, и толпа устремилась к помосту с диваном в форме раковины, обитым золотистой парчой.
Через боковую дверь вошли четыре лакея. Роскошные ливреи явно противоречили их невысокому положению слуг. Однако Сандро едва заметил это, все его внимание было приковано к носилкам, расписанным золотыми листьями и увенчанным серебристым балдахином. Музыканты заиграли гимн, носильщики приблизились к помосту.
Их встретила мадонна дель Рубия. Заранее подготовленная речь содержала, как обычно, восхваления ее знаменитому Дому Свиданий, упоминалась в ней утонченность куртизанок, а также щедрость посетителей. Она объявила, что главное событие сегодняшнего вечера — представление девушки из монастыря, чьи чары, несомненно, скоро станут темой многих бессмертных сонетов.
— Дорогие друзья и покровители, — сказала она в заключении и, выдержав паузу, торжественно произнесла:
— Я представляю вам мадонну Лауру Банделло!
Один из лакеев откинул балдахин, окутывавший носилки, и по толпе пронеслись восторженные вздохи. Девушка, представшая жадным взглядам собравшихся, заставила мужчин застонать.
У Сандро тоже глаза чуть не вылезли из орбит. Такой Лауру он еще не видел никогда, даже в студии Тициана: сейчас на ней было прозрачное белое платье, заколотое на одном плече золотой застежкой, другое плечо, молочно-белое, обнаженное, светилось чудным блеском. Волосы цвета воронова крыла были собраны на затылке, их венчала украшенная драгоценностями корона. Бледные изящные руки унизывали браслеты.
«Так вот она кто! — понял Сандро. — Венера, богиня любви и красоты! Как я не догадался раньше? Это ее истинный облик!» Носилки унесли, а Лаура осталась стоять на помосте и стояла она как ни странно, совершенно неподвижно, хотя еще недавно ни за что бы не смогла вот так замереть. Неподвижность создала иллюзию того, что девушка обратилась в некую живую статую Венеры — чувственную богиню, представшую в мягком свете мерцающих свечей перед сходящими с ума от желания мужчинами.
Она откинулась на искусно выполненную створку раковины, и это ее движение, как и все последующие, сопровождались стонами охваченных восторгом зрителей. Прозрачные одежды прекрасно очерчивали формы: выпуклости груди, изгибы бедер, стройную линию ног. Из-под платья выглядывала изящная туфелька.
Оторвав, наконец, взгляд от тела желанной девственницы, Сандро вглядывался в ее лицо и удивлялся: на лице Лауры не было не было никакого выражения, но назвать его пустым или бесстрастным тоже казалось невозможным. Просто… она все принимала. Боже, о чем же она думала! Сандро, конечно, с уверенностью не мог сказать, что думает женщина, собираясь провести свою первую ночь любовных утех с незнакомцем, но Лаура, безусловно, ждала своей участи безропотно.
На ее лице он не заметил никакой косметики. Наверное, чтобы подчеркнуть чистоту девушки, мадонна дель Рубия запретила ей хотя бы подрумянить щеки. И верно: невинность — часть очарования Лауры, но в то же время в ней ощущалась, скорее, присущая не юности, а зрелости внутренняя сила, так привлекавшая Сандро.
Как не пытался он сдержать неистовые мысли, фантазии роились в голове. Сандро представлял, как его губы касаются этого молочно-белого обнаженного плеча, нежного, словно кожа ребенка. Он жадно следил за движущимися в ритме дыхания розовыми бутонами сосков, думал о темной, сладкой тайне уголка ее женственности, едва скрываемого прозрачной тканью.
Страж Ночи Венеции, всегда славившийся своей железной волей, понял вдруг, что не в силах сопротивляться чувству к этой женщине. Он осознал, испытывая горькое разочарование к себе, что так же восприимчив к волшебству Лауры, как и все остальные мужчины.
Кавалли коснулся кошелька, тяжело свисающего с пояса. Ради такого случая монеты были расписаны яркими красками. Теперь Сандро знал, что примет любое предложение и согласится на любую ставку, лишь бы выиграть торг.
И тогда уж он ей покажет!
Оглядывая толпу, Лаура старалась казаться безучастной. Предложения посыпались сразу же. Каждый мужчина называл сумму, с которой готов был расстаться, складывая стопку монет у основания помоста. Мадонна дель Рубия хищным взглядом оценивала растущие ставки.
В груди Лауры смешались страх и восторг. Неужели ее тело — такой ценный товар, что мужчины готовы выбросить целое состояние ради одной ночи?
Ее охватила тревога, по спине пробежал холодок. Мысль, что вскоре ее обнаженного тела коснется незнакомец, никак не укладывалась в голове. Однако в любом случае победитель торга будет рассчитывать, что в обмен за уплаченную крупную сумму он получит соответствующее цене удовольствие. Но останется ли он доволен?