Виггз Сьюзен. Страж ночи

   — Работает. Его лучше не беспокоить.
   — А вы кто, его сторожевая собака?
   Пьетро рассмеялся и налил вино в два бокала.
   — Составьте мне компанию, Сандро! Вас редко увидишь с бокалом в руке. Доставьте уж мне удовольствие!
   Кавалли неохотно принял приглашение и взял один бокал из рук Аретино.
   — Я к вам не заглядываю, Пьетро, потому что у вас так легко споткнуться: на каждом шагу гости! Вы превратили свой дом в лечебницу, должен заметить.
   Аретино залпом выпил вино.
   — Только одно крыло. Мне жаль несчастных.
   Несмотря на хвастовство и скупость, поэт так же легко открывал двери своего дома для нищих, как и для принцев.
   — Другое крыло, — продолжал Пьетро, подмигивая Сандро, — это мой гарем. Сейчас у меня шесть любовниц. Вы знаете, люди зовут их Аретине.
   Сандро догадывался, кто именно прозвал их так.
   — Вы ждете от меня шесть поздравлений?
   — Старина, больше! Я не довольствуюсь только своим гаремом! Пойдемте, хочу вам кое-что показать.
   Бросив нетерпеливый взгляд на дверь, Кавалли смирился с назойливым обществом Аретино и вслед за облаченной в бархат могучей фигурой прошел, минуя переход, в длинную затемненную комнату.
   — Частная галерея Тициана, — пояснил Пьетро.
   — И что мы здесь делаем?
   — По-моему, ничего частного не бывает! — Аретино неуклюже пробрался к окну и распахнул ставни.
   В комнату хлынул поток света. Из мебели в ней была лишь скамья в форме буквы U. На стенах висели несколько полотен без рам. На каждом холсте изображена была одна и та же женщина — Лаура.
   Все самообладание понадобилось Сандро, чтобы внешне остаться совершенно спокойным, и вся хитрость понадобилась Пьетро, чтобы разгадать, что скрывается за холодным выражением его лица.
   — А я так и думал! — пропел Аретино. — Даже Страж Ночи поддался ее чарам! Тициан так мне и сказал, но я не поверил, а зря.
   — Что вам сказал Тициан?
   — Что вы э… что Лаура произвела на вас впечатление.
   — Какая Лаура?
   Аретино усмехнулся и погрозил Сандро пальцем.
   — Друг мой, я измеряю ваш интерес тем, сколь упорно вы демонстрируете его отсутствие. Вас можно читать, как открытую книгу. Вы без ума от нее, Сандро!
   — Не будьте смешным! Она же совсем ребенок.
   — Но в высшей степени манящий и привлекательный, разве нет? Ладно, знаю, вы горите желанием узнать мое мнение обо всех этих картинках, поэтому пощажу ваше достоинство: можете не спрашивать!
   Он похлопал себя по животу, похожему на бочку.
   — Твердый как арбуз!
   Поэт по самому себе поаплодировал еще раз, идя вдоль стены.
   — То, что Петрарка сделал для Лауры в стихах, Тициан делает для ее тезки в живописи. Над этими полотнами он трудился несколько месяцев. Как видите, Лаура вдохновила маэстро, как никакая другая натурщица.
   Аретино задержался возле пышной Венеры.
   — Слюнки текут, а?
   Обнаженная богиня, лежащая в томной неге, вызывала в теле Сандро значительно более сильный отклик, нежели простое слюноотделение. Оторвав от картины взгляд, он стал созерцать облик Флоры, нежной, как согретый солнцем спелый персик. На соседнем полотне Леда предавалась любви с лебедем. Выражение ее лица неприятно напомнило Сандро о том, какое лицо было у Лауры в объятиях Марка-Антонио. Откашлявшись, он перевел глаза на Цирцею, обращающую животных в людей. И все эти женщины на полотнах маэстро были Лаурой. В жизни же она не была ни одной из них.
   «Нет, — вспомнил Сандро. — В первую встречу она показалась мне богиней!» В каждом образе, изображенном Тицианом, было что-то реальное, земное, но сквозило и нечто божественное, невозможное на земле, Глаза такие искренние, простодушные, в то же время казались полными тайн.
   — Довольно… мило, — сказал Сандро. Аретино разразился смехом.
   — Какой же вы бездарный актер, но критик из вас… еще бездарнее! Боже, ну признайте же это! Тициан выразил в этих картинах весь свой гений, неужто не видите? Они столь великолепны, что даже пугают.
   — Что же маэстро намерен с ними делать? — наморщил лоб Сандро. Он представил себе толпы ценителей прекрасного, умоляющих художника продать им эти шедевры.
   Аретино вздохнул:
   — Я не знаю, кажется, маэстро пока не решил ничего определенного. Будучи деловым человеком, я бы должен посоветовать ему продать эти картины, ведь они принесут целое состояние, и все-таки не решаюсь это сделать.
   Сандро приподнял бровь, и его лицо приобрело сардоническое выражение.
   — Это не похоже на вас, старина! Кажется, вы стали подвержены сомнениям?
   — Никогда еще сомнения меня не одолевали! — воскликнул Аретино. — Все дело в том, что Тициан недоволен картинами.
   Кавалли всматривался в глаза влекущей и застенчивой Цирцеи. Такой Лаура была, когда представляла его своим друзьям в публичном доме. Невероятно, что может не нравиться в картине Тициану?
   — Маэстро уверен, что не добрался до глубин души натурщицы, не смог проникнуть в ее тайны.
   — Почему вы считаете, что у девушки есть какие-то тайны? — с деланным удивлением спросил Сандро.
   Пьетро обвел руками галерею.
   — Смотрите сами.
   Кавалли пришлось согласиться. Сколь бы неотразимы не были полотна, в них присутствовало нечто неуловимое, что не сумел бы распознать даже самый наметанный глаз. Как глубоко ни проник Тициан в характер молодой женщины, он не смог до конца раскрыть все его грани.
   — Знаете, чего недостает всем этим картинам? — спросил Аретино, по школьной привычке закладывая руки за спину. — Тициан не изобразил аромата девушки!
   — Конечно, не изобразил! — хмуро согласился Сандро. — Аромат нельзя нарисовать на холсте.
   — Так же, как и душу! — заключил Пьетро. — Чувствуешь, что она где-то здесь, а ухватить не можешь. Я готов предположить, что аромат Лауры похож на ее душу — густой, соблазнительный и… неуловимый!
   Сандро вспомнил неотразимый аромат волос юной натурщицы Тициана. Ему казалось даже сейчас, по прошествии нескольких дней, что он ощущает чудный запах. Но все портило другое, более свежее воспоминание: образ растрепанной, беспутной девушки в объятиях сына.
   — Что с вами? Вы так побледнели! — удивился Аретино.
   — Помолчите, Пьетро!
   — Я никогда не молчу, потому что молчать не умею. Заткнуть мне рот пытались и папа Римский, и император Карл, но безуспешно.
   Поэт вновь устремил взор на изображение Венеры.
   — Знаете, я бы с удовольствием пополнил этой красавицей свой небольшой гарем.
   Сандро чуть не поперхнулся. Он вскинул голову, пальцы сами собой сжались в кулаки.
   Аретино хихикнул.
   — Успокойтесь, дружище! Я всего лишь пошутил! Связывать себя с Лаурой было бы с моей стороны непростительной ошибкой.
   — Восхитительно! У вас, я вижу, появилось в последнее время немного здравого смысла.
   — Но, отбросив все шутки в сторону, признаюсь, я бы охотно взял эту девушку под свое покровительство, — отчетливо произнес поэт, — все мои любовницы очаровательны, их разнообразие помогает мне любить жизнь. В случае же с Лаурой пришлось бы возложить на себя исключительные обязанности. Брак — опасная штука, да? Пьетро Аретино женат! Ну, нет! Счастлив тот, кто наслаждается благами супружеской жизни лишь умозрительно и в действительности не связывает себя брачными узами.
   Сандро вспомнил своих любовниц. Почему-то они потеряли для него свою прежнюю привлекательность. Кавалли уже не тянуло ни к одной из них, скорее, наоборот — он стал избегать встреч. Из чувства справедливости Сандро решил назначить им приличное содержание, наделить приданым и подыскать со временем всем четверым мужей.
   — Совершенно с вами согласен на этот раз, Пьетро, но простите, я должен удалиться. Мне нужно повидать Тициана.
   — Идите! А я останусь в этой галерее, чтобы побыть еще немного с Лаурой наедине.
   Аретино принюхался к полотну и рассмеялся.
   — Ах, жасмин! Я предпочитаю видеть эту девушку запечатленной на холсте. В жизни она слишком уж непоседлива! Добиваться от Лауры, чтобы она посидела спокойно, все равно, что пытаться, махая руками, разогнать туман над лагуной.
   Он бросил на Сандро хитроватый взгляд и усмехнулся:
   — Но уж если кто и способен ее усмирить, так это Страж Ночи Венеции!
   — Что, черт побери, вы имеете в виду? — потребовал Кавалли ответа.
   — Думаю, только этой девушке по силам сделать из вас человека! Может, тогда вы станете умолять меня описать вашу жизнь, — поэт блаженно улыбнулся, — и воспеть в стихах красоту избранницы вашего сердца.
   «Ну и дела!» — Кавалли покачал головой, вышел из «гарема» и, постучав в дверь, вошел в студию.
   К нему уже летел клубок темного меха.
   — О, Боже! — Сандро устремил свирепый взгляд на щенка, уцепившегося за его сапог. — Уберите от меня это отродье!
   Тициан, вытиравший испачканную краской кисть, изумленно уставился на гостя.
   Маэстро пересек комнату и, взяв собачонку на руки, сунул ее под мышку. Песик заскулил, и Тициан принялся поглаживать щенка.
   — Вы же знаете, никто из художников не любит, когда их отрывают от работы.
   Кавалли бросил недовольный взгляд на поцарапанный сапог.
   — Минутой раньше меня не пускала к вам другая ваша сторожевая собака.
   — Пьетро еще здесь?
   — Все двести фунтов! По совести говоря, маэстро, не знаю, как вы переносите этого человека!
   Художник пожал плечами.
   — Он находит для меня заказчиков, и к тому же мне нравится его образ мыслей. Пьетро, в отличие от многих других, не ищет в жизни никакого смысла, объясняя самой жизнью цель существования.
   Тициан почесал щенка за ухом.
   — Правда, Фортунато?
   — Это я так называю щенка, — скромно одетая Лаура появилась из-за ширмы, вид у нее был неприветливый, Ее отношение задело Сандро. Ведь это же она смертельно оскорбила его, попытавшись соблазнить Марка-Антонио, а смотрит так, словно он какое-то насекомое на кончике ее носа! Но невероятнее всего показалось Кавалли чувство вины, овладевшее его душой, будто он обидел девушку, хотя, на самом деле, все наоборот — это она заслужила презрительное отношение к себе, причинив ему огромную боль своим недостойным поведением. Но все слова вылетели у Стража Ночи из головы.
   Тициан передал девушке щенка.
   — Отнеси Фортунато в сад, Лаура. И прислушивайся, не зазвенит ли колокольчик. Я ожидаю сестру Челестину. Она должна принести мне краски.
   — Хорошо, маэстро. — Натурщица метнула прощальный взгляд в сторону Сандро и вышла из мастерской. Стук каблуков по ступенькам прозвучал зло и разгневанно. От ее взгляда Стража Ночи словно обдало ледяной волной, а после ухода девушки его охватило отчаяние. Нужно признать: он пришел, чтобы увидеть Лауру — и только для этого. К чему обманывать себя?
   — Итак, — обратился к нему Тициан, — чем могу быть вам полезен?
   — Я пришел забрать плащ, — солгал Страж Ночи.
   — Ах, да!
   Со своего рабочего стола художник взял завернутый в бумагу громоздкий сверток.
   — Ваш плащ отчистили. Я уже собирался было отправить его вам с одним из учеников, но ваш приход избавил меня от необходимости…
   Маэстро остановился, заметив, что Кавалли, замерев и открыв рот, смотрит на картину с изображением Данаи.
   — Да вы не слушаете меня!
   Отрицать это Сандро не мог. На Данаю низвергался золотой дождь, и картина теперь, когда Кавалли знал, кто на самом деле Лаура, приобрела для него совсем другое значение.
   Тоже, девственница! Но заточена не в тюрьму, а в публичный дом, и первым любовником станет тот, кто предложит за ее милость самую высокую цену.
   — Проклятье, Тициан! — взорвался он. — Как вы можете позволять этой девушке такое?
   — Что позволять? Позировать мне?
   — Не могу возражать против позирования, вы человек чести, но вот другие… Полагаю, вам известно, что она собирается продавать свое тело, ради того, чтобы стать художником!
   — Для меня это не секрет.
   — И вы молча взираете, как губит свою жизнь прекрасная юная девушка?
   Тициан нахмурился и погладил бороду.
   — Не нам с вами одобрять или осуждать Лауру. Она сама сделала выбор из ряда довольно неприятных возможностей. Эта девушка обладает довольно независимым характером, мой господин, и не просит у других советов.
   — Проституция вызывает у меня одну лишь брезгливость!
   — У вас, как и у многих других! Но у Лауры нет иного выхода. Она задолжала мадонне дель Рубия значительную сумму. И комната, и стол в заведении дель Рубия недешевы.
   — Эта женщина просто преступница! Столько требовать с несчастных девушек!
   Тициан принялся загибать пальцы:
   — Лаура не может брать деньги за свои картины, пока не принята в Академию, раз. Ей нужно платить за мастерскую, покупать холсты и краски, масло и бумагу, два. Она должна платить тем, кто ей позирует, три…
   — Тогда пусть она… — Сандро зашагал по комнате. Не знаю… Пусть займет у кого-нибудь денег! У вас… или Пьетро. Даже я мог бы…
   — Сандро, — спокойно прервал его Тициан. — Ваша беда в том, что вы не понимаете душу художника, не понимаете независимости этой женщины.
   Кавалли огляделся: в студии царил беспорядок, едко пахло красками и маслом.
   — Я не утверждал, что понимаю.
   Тициан положил ему на грудь свою широкую ладонь.
   — У настоящего художника преданность искусству полыхает пожаром в сердце. Страсть к живописи поглощает нас. Когда Лаура впервые пришла ко мне, я не желал брать ее к себе в ученицы.
   Пожалуй, тогда я разделял мнение Альбрехта Дюрера, утверждавшего, что женщинам недостает умственных способностей и упорства для создания великих произведений искусства.
   — Достойное восхищения суждение, — Сандро одобрительно кивнул. — И что заставило вас изменить это мнение?
   — Когда Лаура рассказала мне о своих намерениях, о том, чем готова пожертвовать, я был покорен силой характера девушки. Подлинный художник пойдет на все ради искусства. На ее месте я сделал бы то же самое.
   — Торговали бы собой?
   — Именно так. К счастью, у меня были средства к существованию и торговать собой не пришлось. Послушайте, Сандро, не мучьте себя из-за девушки! У Лауры большой талант. За шесть месяцев она научилась тому, на что большинство учеников тратят годы. Если ее изберут в Академию, то вскоре она покинет публичный дом. Заказы польются дождем!
   — Вы думаете, в Академию могут принят проститутку? У художников вообще нет никаких понятий о нравственности?
   Тициан ухмыльнулся:
   — Поверьте мне, в Академию принимали людей и более низкого положения, нежели то, которым обладает проститутка. Все дело в таланте!
   Маэстро стал всматриваться в неоконченную картину. Было видно, что он доволен сделанным. Художнику удалось передать отчаяние, светившееся в глазах натурщицы, и ее решимость. Возможно даже, Тициан был доволен положением Лауры — никакая другая натурщица, не испытав подобного, не могла бы выразить на лице столь глубокого чувства.
   Сандро захотелось ударить человека, столь легко снимающего с себя всякую ответственность за судьбу знакомой девушки, попавшей в затруднительное положение.
   — Ну?.. — подстегнул Кавалли. — Так значит, Лауру примут в Академию?
   Тициан снял халат, предохранявший от красок одежду, и повесил его на вбитый в стену гвоздь.
   — Однако если бы весь вопрос заключался только в таланте! Тогда бы я без колебаний сказал: «Да, Лаура будет принята в Академию!» Таланта у этой девушки больше, чем у всех моих учеников, вместе взятых. Но есть еще один момент: она — женщина!
   Как раз это и не мог забыть Сандро, как ни старался.
   — Ее могут не принять в Академию только потому, что она женщина?
   — Мой господин, — мрачно произнес художник, — ничто так не страшит мужчин, как превосходство женщины, и вы должны были бы догадываться об этом!
   Сандро развернул сверток и расправил плащ.
   — Смешно! — сказал он.
   — Да? — Тициан вскинул брови, сделавшись похожим на сатира.
   — Достоинства Лауры и вас пугают до смерти, хотя совсем по другой причине!
   Пояснить свои слова у маэстро не хватило сил, а Сандро тем временем думал о том, что сначала Пьетро Аретино, а теперь Тициан без особого труда разгадали его чувства, должно быть, пройдет немного времени, — и вся Венеция будет знать о любовных переживаниях Стража Ночи!
   — Вы схватили людей, напавших на Лауру? — поинтересовался художник.
   Плащ соскользнул с плеч Сандро и упал на пол. Холод железными пальцами стиснул ему сердце.
   — На Лауру кто-то напал?
   Тициан от недоумения даже заморгал.
   — А я думал, Страж Ночи все узнает первым! Нападение на Лауру так меня обеспокоило, что теперь я каждый день посылаю лакея проводить девушку домой.
   — Как?.. — Сандро схватил Тициана за плечи. — Когда? Кто?
   Художник подался назад и удивленно покачал головой. Освободившись от железной хватки гостя, он ответил:
   — В прошлый вторник. Двое браво хотели ее убить. Спасаясь, она прыгнула в канал.
   В прошлый вторник! О, Боже! Именно в этот день он и застал ее в объятиях Марка-Антонио!
   — Ее вытащил из канала ваш сын, — закончил Тициан.
   Сандро схватил плащ. Разразившись проклятиями, он метнулся из студии к саду. Кавалли проклинал Лауру, подвергавшую себя опасности. Он проклинал и Марка Антонио, ничего не объяснившего отцу. А больше всего Сандро проклинал себя — за недостаток терпения и выдержки, за то, что не выслушал тогда девушку. Похоже, непрошенное вторжение Лауры в его жизнь совсем лишило Стража Ночи рассудка.
   В памяти Сандро снова возник образ девушки, какой она выглядела в тот вечер: чужая одежда, босые ноги… Не свидание с Марком-Антонио было тому причиной! А он был слеп и глуп, как слабоумный старик! Зол и поспешен, как… О, черт!
   У входа в сад Кавалли задержался, чтобы собраться с мыслями. Возле пустой беседки, обвитой сухими стеблями плюща, Лаура разговаривала с монахиней в длинной черной одежде. Лицо ее собеседницы скрывал капюшон, на руке висела большая плетеная корзина.
   Откинув голову, Лаура рассмеялась над словами монахини. Серебряный звон ее радостного смеха поднял в душе Сандро новую волну вины. Лаура умоляла его тогда, она желала все объяснить, а он прогнал ее из своего дома, обращаясь с ни в чем не повинной девушкой, как с последней шлюхой.
   Но больше всего Сандро Кавалли ненавидел сейчас себя за то, что не предотвратил нападение. Страж Ночи обязан защищать всех граждан Венеции!
   Проходя под аркой, он пригнул голову и вошел в сад.
   — Мадонна Банделло?
   Лаура бросила на него равнодушный взгляд.
   — Да?
   «Смотрит на меня, как на дурака, разыгрывающего роль униженного ухажера!» — подумал Кавалли.
   Он подошел и поклонился монахине.
   — Сестра Челестина, позвольте представить вам Стража Ночи, — вежливо произнесла девушка.
   Монахиня едва заметно вздрогнула и плечи ее напряглись. Бледная изящная рука откинула капюшон. Взгляду Сандро предстало необыкновенно красивое лицо, он видел его на одном из набросков Лауры. В окаймлении черного капюшона с жесткою белою подкладкой черты лица монахини вырисовывались особенно ярко. Глаза — два блестящих топаза — учтиво смотрели на только что представленного ей мужчину.
   — Благослови вас Бог! Мне нужно идти, — Целестина заглянула в корзину, где лежали запечатанные воском глиняные горшочки, стеклянные баночки и пиалы, а также мешочки, перевязанные кожаными ремнями. — Я должна кое-что отнести маэстро Тициану.
   — Да.
   — Сестра Челестина делает краски для маэстро. А еще она изобретает чудесную косметику для женщин.
   Челестина спокойно улыбнулась.
   — Мой господин, у меня есть чудесная краска из хны. Она вернет вашим волосам их природный каштановый цвет.
   У Сандро запылали уши. Он знал, что его волосы давно уже серебрятся на висках, но никогда не придавал этому значение. Однако подобное упоминание о возрасте заставило его поморщиться. Прежде, чем он успел придумать достойный ответ, Лаура сказала:
   — О, нет, сестра! Седина украшает Стража Ночи и окрашивать столь изысканно-серебристого цвета волосы было бы просто кощунством. Я нахожу их… — Лаура осеклась, вспомнив, что должна сердиться на Сандро, а не рассыпаться в комплиментах.
   — Мне пора, — сказала сестра Челестина.
   — Спасибо вам за прекрасные кремы, сестра!
   Лаура, наклонившись, расцеловала монахиню в обе щеки, и та ушла.
   Многое Сандро хотелось сказать Лауре, но слова путались и, оставшись с ней наедине, он сумел лишь спросить:
   — Кремы?
   — Сестра Челестина сделала мне чудный крем.
   Ни сила воли, ни сдержанность, присущая характеру, не смогли помешать Стражу Ночи дотронуться до щеки девушки и заглянуть ей в глаза.
   — Зачем позолота лилии?
   Лаура отвернулась, коснувшись рукой статуи Венеры.
   — Я не пользуюсь кремом, но держу это втайне от сестры Челестины. Она очень добра ко мне, и было бы жаль ее огорчать. Мой господин, если вы не возражаете, я отправлюсь домой.
   Домой? Назвать своим домом бордель! Это начинало действовать Сандро на нервы.
   — Лаура, я пришел извиниться. Тициан рассказал мне, что на вас напали.
   Девушка играла своим локоном.
   — Я сама хотела рассказать вам об этом, но, видимо, выбрала неподходящий момент: вы были не в настроении слушать.
   Сандро взял ее за руки и усадил на скамью.
   — Теперь я готов выслушать вас, Лаура.
   Она стала рассказывать, и ужасная история болью отозвалась в сердце Сандро. Прием — удар ногой в пах — примененный ею, привел его в восторг, а прыжок в ледяную воду канала переполнил чувством вины.
   Помолчав, Сандро спросил:
   — Как вы думаете, почему эти люди на вас напали?
   Голубые глаза девушки затуманились, она сорвала с ветки засохший лист.
   — Понятия не имею. Марк-Антонио предположил, что убийц нанял какой-нибудь художник, завидующий мне.
   Марк-Антонио. Это он спас девушку от гибели и приютил в собственном доме после страшного испытания. Это он успокаивал ее и размышлял вместе с ней, кто мог бы желать ее смерти.
   Сандро знал, ему еще не раз придется принести свои извинения, чтобы девушка простила его окончательно. Он воспользовался моментом слабости Лауры и поцеловал ее.
   — Может так оно и есть? Кто из художников завидует вашему таланту? — продолжил беседу Страж Ночи.
   Лаура покачала головой, темные локоны рассыпались по плечам.
   — Ни один художник-мужчина, даже самый посредственный, не может считать меня серьезным соперником. Все они имеют передо мной массу преимуществ.
   — Может ли быть какая-либо другая причина тому, что кто-то… — закончить предложение Сандро не сумел.
   Девушка поежилась и смяла лист.
   —…желал меня убить?
   Кавалли немыслимо хотелось обнять девушку, но он сдержался. Лучше, если беседа будет носить деловой характер. Ему нужно держаться с пострадавшей сухо и официально.
   — Нет, — сказала девушка, — я не знаю, по какой причине и кто нанял браво.
   — Я знаю! — в душе Сандро закипела злость. — Вы слишком уж живо интересовались гибелью Моро. Проклятие, как глупо вы себя вели!
   Лаура ответила ему сердитым взглядом.
   — Я вела себя так, как мне подсказывало чувство долга. Вы осуждаете меня за попытку помочь вам раскрыть преступление?
   — Вам следовало предоставить Стражу Ночи раскрывать преступление. Незачем было вмешиваться в дела нашей службы.
   — Не в моих правилах думать о себе, когда я могу помочь восторжествовать справедливости.
   — Этого я и боюсь! Вот что мы сделаем. Я пошлю Джамала к мадонне дель Рубия забрать ваши вещи, и вы немедленно на одном из моих судов покинете Венецию.
   Лаура посмотрела на Сандро так, будто у него на голове вырос цветущий кактус или какое-то другое экзотическое растение.
   — Вы предлагаете мне покинуть Венецию?
   Страж Ночи утвердительно кивнул.
   — На берегу Бренты у меня есть поместье. Слугам я доверяю безоговорочно. Поживете там до тех пор, пока я не схвачу убийцу.
   Девушка прижала руки к груди.
   — Нет!
   — Я не оставляю вам выбора!
   — А я всегда оставляю выбор за собой.
   Кавалли едва подавил желание встряхнуть Лауру как следует.
   — Послушайте, я заплачу! Вы займетесь фресками, распишете мой дом. На вашем месте я бы согласился. Разве не ставите вы творчество превыше всего?
   — Если бы мне хотелось расписывать стены, я бы этим занималась, и незачем мне тогда было покидать монастырь. Но фрески меня больше не интересуют и, кроме того, для написания картины, достойной быть представленной совету Академии, мне требуется руководство маэстро Тициана.
   Сандро недовольно поджал губы.
   — Кажется, у меня от вас начинает болеть голова.
   С непосредственностью, свойственной лишь очень юным, наивным девушкам или же чрезмерно опытным куртизанкам, мгновенно сменив упрямство на полнейший восторг, Лаура воскликнула:
   — О, мой господин, я и не думала, что вы способны испытывать головную боль… особенно из-за меня!
   Спустя час Лаура шла домой, а по пятам за ней топал высокий сутулый охранник с длинным узким лицом и носом ищейки. Они уже подходили к довольно оживленному месту Венеции — мосту Риальто, когда девушка вдруг проговорила:
   — Мессер Ломбарде, вам действительно нет никакой необходимости сопровождать меня. Я сказала господину Кавалли, что в состоянии сама о себе позаботиться, и хотела бы, чтобы вы тоже это знали.
   — Извините, мадонна, но мне дан приказ сопровождать вас повсюду, и этому распоряжению я намерен следовать неуклонно, для меня это дело чести.