Так расстреляли веселого сипая Лалл-Синга.
   Лалл-Синг сам подошел к пушке. Его хотели привязать, но он отвел веревку рукой.
   – Не надо! – сказал Лалл-Синг.
   Он стал спиной к жерлу, обвел взглядом войска, построившиеся на плацу.

 

 
   – Сипаи! – сказал Лалл-Синг. – Братья одного дыханья!.. Индусы, мусульмане, махратты!.. Готовьтесь к большому бою!.. Помните мою смерть… А вы, сыны чужеземцев, берегитесь!..
   Офицерская команда, выстрел, и только несколько пятен крови да два-три темных обгорелых обрывка одежды остались на том месте, где стоял Лалл-Синг.
   На одного из осужденных у военного прокурора был особый приказ. Осужденный был европеец.
   «Казнь британского подданного может вызвать брожение умов среди наших солдат, – писали прокурору из Секретного комитета Индии. – Довольно будет, если вызванный к генералу, он выслушает приказ о помиловании и отблагодарит королеву за оказанную милость».
   Британский штаб расположился в христианской церкви Сент-Джемса. Но генерала Вильсона тяготили каменные своды церкви. Он велел разбить свою походную палатку на просторном лугу перед церковью.
   Несколько приближенных офицеров – Вильям Ходсон, молодой Робертс, майор Бэрд и военный прокурор Кэйт-Янг – дни и ночи заседали с ним в палатке.
   – Привести ко мне Макфернея! – приказал генерал.
   Заключенного повели издалека, через весь город, из дома резиденции, где он содержался в ожидании приговора.
   Стан победителей расположился на улицах; белуджи, кашмирцы, пенджабские сикхи, королевская пехота, – в палатках, в походных шатрах и просто под открытым небом.
   Макфернея ведут по главной улице под конвоем. На просторной площади табором стоят белуджи. Их пригнали сюда за тысячу миль, помогать британцам брать древний индусский город. Белуджи в широких полосатых бурнусах, до самых глаз закутанные в белую ткань, глядят на Макфернея и оборачиваются друг к другу. Вот он идет, маленький, синеглазый, легкий, как птица. Кочевники хорошо знают его, он учил их находить воду в пустыне и по звездам вычислять время.
   – Он всегда говорил нам правду, этот человек. Куда его ведут?..
   Белуджи провожают Макфернея глазами.
   Сыны пустыни печальны, победа не веселит их сердца.
   – Вот мы вошли в Дели… Что мы увидели в нем?.. Древнюю мечеть, разбитую снарядами ферингов. Половина города чтит Магомета и молится всемогущему аллаху точно так же, как мы молимся ему в наших кочевьях. Неужели мы пришли сюда для того, чтобы видеть, как мусульманские женщины плачут над трупами своих мужей?.. Феринги заставили нас убивать своих братьев по вере.
   Макферней идет дальше. Дома молчат, окна глухи, лавки пусты, подвалы завалены трупами, Дели безмолвен. На Серебряном Базаре стоит королевская пехота. Солдаты толпятся у своих палаток.
   – Гляди, Тедди Джонс!.. Вон идет тот самый старик, который был с нами на судне. Он немножко постарел, но всё такой же хороший.
   – Он всегда говорил нам правду, Боб. Почему же его ведут под конвоем?
   – Потому и ведут, что говорил правду.
   На улице Садов станом стоят пенджабские сикхи. Их молчаливый начальник долго глядит вслед Макфернею. Он помнит войну за Пенджаб и битву при Собраоне, когда зелено-черное знамя сикхов легло под ноги британского коня.
   – Вот мы вошли в город… Что мы увидели в нем?.. Трупы наших братьев по крови.
   – А этот человек был с нами добр… Он слушал рассказы наших стариков. Он перевязывал охотникам раны…
   – Глядите, и индусы приветствуют его!..
   – О, несчастный народ, индусы Доаба!.. Сикхи убивали индусов, а индусы сикхов, чтобы саибы могли праздновать победу над трупами тех и других!
   Макферней идет дальше. Пастухи Пятиречья, горцы Кашмира приветствуют его. Он лечил их детей. Он записывал песни их народа.
   – Он всегда говорил нам правду, этот человек. Куда его ведут?
   – Его ведут в палатку к своим.
   – Он и своим саибам скажет правду, – с глубоким убеждением сказал старый седой индус и сел у штабной палатки на землю, в терпеливом ожидании.
   Долго не выходил из палатки Вильсона шотландец Макферней. Старый индус, дожидавшийся у входа, слышал сначала резкий голос генерала, потом негромкую речь шотландца и долгую тишину после нее.
   Когда Макферней вышел от генерала, он был всё так же спокоен. Молчали и в палатке, точно шотландец сказал им такое, на что даже у Вильяма Ходсона не нашлось ответа.
   Первым очнулся молодой Робертс.
   – Старик сказал удивительные вещи, – смущенно произнес Робертс. – Что мы не вольны распоряжаться в этой стране… Что она принадлежит не нам, а народам, которые в ней живут. Что мы здесь чужие.
   – Старый чудак упустил одну подробность, – желчно вмешался Ходсон. – Что мы эту страну завоевали.
   – Нет, он сказал и про это. Но только сказал, что мы завоевали ее неправдой. И не своей кровью платили за победу, а чужой.
   На минуту снова стало тихо в палатке. Только генерал Вильсон громко засопел над своей сигарой.
   – И еще он сказал, что земля Индии горит у нас под ногами… Что нас здесь ненавидят… и рано или поздно прогонят отсюда.
   – Совершенно достаточно для того, чтобы я мог сгноить этого шотландца в любой тюрьме Индии или Европы! – заявил военный прокурор.
   – Европа вернее, – сказал Вильсон. – Мы отошлем его в Великобританию.
   Вильсон сделал знак дежурному офицеру.
   За полотняной стеной палатки звякнуло оружие. Это конвой, перестраиваясь, снова сомкнулся вокруг Макфернея.
   – Скорее увозите его! – заторопился Ходсон. – Это опасный человек, у него здесь повсюду друзья. Скорее везите в порт, к морю, и под надежной охраной!..
   – В Бомбей не советую, – отправьте его в Карачи, – подумав, сказал военный прокурор.
   – Да, в Карачи, на судно, и прочь из Индии!..
   Не стерпев, Ходсон выскочил из палатки. Никого не было у входа: ни Макфернея, ни солдат конвоя. Только всё тот же старый седой индус, скрестив ноги, сидел за стеной палатки на земле и, приложив ладони к глазам, читал слова молитвы, древние, как сама Индия.
   – Где старик? – спросил Ходсон. – Он не мог уйти далеко. Он только что был здесь.
   Индус отнял ладони от глаз. Не спеша, он поднялся с земли и низко поклонился Ходсону.
   – Не ищи его, саиб! – сказал индус. – Он ушел далеко. Всё равно ты его не найдешь.
   Точно ветром тронуло высокие шапки сикхов, столпившихся на лугу, легкое движение прошло по туземной пехоте. Ряды, слегка раздвинувшись и потом сразу снова сомкнувшись, едва приметно пропустили кого-то и укрыли, как высокая трава укрывает кузнечика в поле. Затем снова всё стало тихо.
   Ходсон поглядел на лица солдат. И в первый раз за все годы службы в Индии слова приказания, готовые сорваться, застряли у него на языке.
   Он понял, что Индия сильнее его.
   Резко повернувшись, Ходсон пошел назад в палатку.



Глава сорок шестая

ДОЧЬ ПАНДИ


   В темноте безлунной ночи четыре больших лодки отплыли от плоского песчаного берега маленького островка на реке. Лодки плыли на юг.
   Люди тесной толпой стояли в лодках, – последняя партия повстанцев, до сих пор державшаяся в форту Селимгур.
   На корме лодки, шедшей позади всех, стоял Чандра-Синг, и подле него Лела под своим большим платком.
   Гребцы смотрели назад, в темноту.
   Скоро сильное пламя полыхнуло над фортом, забурлила вода, с плеском ударяясь в берега. Форт Селимгур взлетел к небу.
   Пламя пожара долго еще клубилось неровной завесой вдали, освещая темное небо, стены крепости, реку.
   Чандра-Синг смотрел назад. Издали в свете пожара он видел дымное колеблющееся облако над городом, освещенное отсветами огня. Ему казалось, что он слышит стон над крепостью, долгий, многоголосый стон, поднимающийся к самому небу.
   За поворотом реки всё закрылось, зарево пожара померкло, снова стало тихо.
   Гребцы налегли на весла. Тьма укроет их, под покровом тьмы они дойдут до Бхагпута, а там дальше – форт Агра, шатры повстанцев на берегу, свободный путь, родные селения.
   Конный отряд Ходсона наконец нашел себе дело: он вышел в погоню за повстанцами, ушедшими из Дели на юг. Все дни штурма кавалерийские части британцев оставались в резерве, в тесных улицах города коннице нечего было делать. Но сейчас Ходсон мог показать себя.
   «Ходсоновы кони» – так называли британские офицеры его отряд – были впереди всех. «Кони Ходсона» плясали от нетерпения: по обеим сторонам Джамны в этих местах тянулись полосы топких болот, затонов, непроходимого для кавалерии зыбкого песку. И последние делийские повстанцы, отплывшие из форта, беспрепятственно уходили на юг, к Агре.
   Глубоким обходом шли конные к дальнему изгибу реки, к излучине у Бхагпута, где можно будет проскочить на конях к самой воде и перерезать путь повстанцам.
   Без отдыха, без остановки гребли гребцы Чандра-Синга.
   Они уже миновали раскиданный к берегам, разбитый британцами плавучий мост недалеко от Бхагпута.
   И на рассвете «Кони Ходсона», брошенные карьером, подскакали к самой воде.
   Гребцы, дружно привстав, налегли на весла. Здесь были твердый проходимый берег и брод, удобный для коней.
   Кони вошли в воду. Борясь с течением, они поворачивали наперерез лодкам.
   Было уже светло, небо на востоке окрасилось ясным пурпуром утра.
   Офицер-саиб шел на коне впереди, в кавалерийской форме, в чалме, навернутой поверх белого шлема.
   Уже можно было хорошо видеть лицо офицера, его светло-рыжую бороду и широко открытый рот. Офицер что-то кричал, – ветер относил слова.
   Первая лодка успела пройти. «Ходсоновы кони», теряя брод, плыли наперерез второй, третьей. Конские морды неровно вскидывались над водой.
   – Целься в ко-о-оней! – закричал Чандра-Синг.
   «Бах! Ба-бах!..» – со всех лодок стреляли. Кони, храпя, кружились в воде. Меткие пули сипаев разили их в головы, в лоб меж глазами. Кони тонули, увлекая всадников под воду.
   – Сейчас они проскочат, проклятые панди! – путаясь в стременах, захлебываясь водою, кричали и ругались «Ходсоновы конники».
   Все лодки уже проскочили вперед, оставалась самая последняя, та, в которой сидел Чандра-Синг. Офицер с рыжей бородой плыл к этой лодке, загребая одной рукой.
   Он доплыл и левой рукой вцепился в борт, накренив тяжелую лодку; в правой у него был пистолет. Целясь, он кричал оскорбительное слово.
   Лела шагнула к борту. Она выхватила кинжал из-под женского платка. Короткий хрип, и офицер, окрасив воду кровью, пошел на дно.
   Лела окунула свой кинжал в воду и смыла с него кровь. Потом перешла к корме и взяла весло из руки уставшего гребца. С силой упершись длинным веслом в дно реки, она одним движением далеко вперед выбросила лодку.
   Чандра-Синг смотрел на Лелу, точно увидал ее в первый раз.
   – Дочь нашего Инсура! – сказал Чандра-Синг. – Наша дочь.
   Погоня давно рассеялась по реке. Лодки плыли и плыли вперед.
   Джамна, дочь солнца и сестра Ямы, бога смерти, стремила на юг, к Гангу, свои светлые воды.
   Впереди уже виднелись под солнцем белые зубцы стен, бастионы и башни высокого форта Агры.
   Лела выпрямилась на корме, глядя вперед.
   – Теперь мы будем биться в Агре, – сказала Лела.

 





Послесловие


   С падением крепости Дели не окончилась история народного восстания в Индии. Центром национально-освободительной борьбы стал Ауд – большая область, расположенная юго-восточнее Дели. Население Ауда и соседних провинций, поднявшись на борьбу вслед за делийцами, храбро сражалось против значительно лучше вооруженной британской армии. Весь остаток 1857 года и большая часть 1858 года прошли в непрерывных боях. Повстанцы Джанси, храбрые бойцы Лакнау, сражавшиеся с генералом Хэвлоком, сипаи Барелли, крестьяне Рохильканда, – не одну книгу можно было бы написать о подвигах героев восстания. Борьба не закончилась и в 1858 году. Восстание не затихало, – оно уходило вглубь. «Эту страну нам предстоит завоевать заново», – с тревогой писали в то время англичане в своих газетах. На это вторичное завоевание были брошены колоссальные средства. После того как был снова взят Канпур, войска Нана-саиба оттеснены и рассеяны, преодолено сопротивление повстанцев Лакнау, разгромлено восстание в Центральной Индии, – борьба еще продолжалась, но приняла форму упорной партизанской войны. В 1859 году англичанам удалось перебросить в порты Индии достаточное количество солдат и пушек; и все усилия повстанцев, не связанные единым руководством, были в конце концов сломлены действиями лучше организованных регулярных британских войск.


 

«
Пока что англичане снова завоевали Индию», – писал Маркс, внимательно следивший за всеми событиями восстания. – «
Но это вторичное завоевание не усилило власти Англии над умами индийского народа. Напротив, они сами признают, что как среди индусов, так и среди мусульман наследственная ненависть к незваным пришельцам… теперь сильнее, чем когда-либо».