Страница:
Глефу – пяткой в землю, лук в руки – пошла потеха! Двурвы за приглушенным гудением Драуна и сосредоточенным сопением Гролина не заметили не только засады, но и моего первого выстрела. К тому моменту, когда мимо них просвистела стрела, предназначенная для второго лучника, я успел выстрелить четыре раза. Первым попаданием я, опять перестаравшись с силой натяжения, пришпилил к липе первого «конкурента». Зеленомордые придурки тоже не сразу осознали, что все пошло не совсем так, как планировалось. Да уж, похоже, думать – это не самое их любимое развлечение, а уж думать быстро – вообще запредельно. Вместо того чтобы правильно понять намек и разбежаться, они, явно по предыдущему плану, рванули в атаку. Что ж, дальнюю от нас левую группу я сократил на парочку с дальнобойным оружием, потом переключился на тех, что поближе. Пока горе-вояки лезли из кустов на волю, пристрелил троих. Еще двух – пока они пытались добраться до ближайшей цели, то есть – Драуна. Хм, четверо последних, похоже, самые умные, – решили сбежать. Я бы и отпустил, никогда не считал себя излишне кровожадным, но вот мое «второе я» просто пылало холодной яростью к «хаоситам». «Не беги от снайпера – умрешь уставшим» – так, кажется, гласит солдатская поговорка? Ну, устать они не успели. Бронебойные, чтобы уменьшить рикошеты от веток, стрелы догнали всех, кого не достали мои прикрывающие пехотинцы.
Двурвы провели инвентаризацию трофеев, я выдернул и почистил стрелы, и мы двинулись дальше. Спокойно и деловито, будто и не лишили только что жизни два десятка разумных существ. Да уж, политкорректностью тут и не пахнет, что не может не радовать. Если я назову дерьмо дерьмом, то оно или смоется, или постарается стать незаметным, а не пойдет в суд подавать за оскорбление. Ну, или попытается дать мне в морду, если само себя дерьмом не считает.
Кстати, во время рефлексий после боя я понял, что Перенос гораздо сильнее выбил меня из колеи, чем я сам думал. Я со стыдом и смехом вспомнил свои гончарные эксперименты. Спрашивается, зачем в детстве ходил в изостудию, где учили работать в том числе и с глиной, а потом еще отдельно – на кружок керамики, если забыл одну из древнейших и простейших (если есть навык) технологию лепки посуды. Ленточная керамика – лепим длинную и тонкую «веревку», крепим ее конец на краю донышка и просто укладываем по кругу, слой за слоем. В итоге получается характерная полосатая посудинка. А я устроил шоу с шариками…
Еще на третий день пути уничтожили «лихо одноглазое», аналогичное моему первому осознанному трофею, только это «оседлало» родник – простой родник, не Источник. И сняли мы его чисто и спокойно – деревяшка с кровью, три серебряных стрелы, по паре ударов берглингских клинков – и все, бобик сдох. Удар глефой с разрядом туда, где должны бы быть мозги, – в качестве контрольного выстрела. Да уж, спокойная профессиональная работа и суета дилетанта – это очень разные вещи. А мои спутники прониклись – похоже, тварь считается у них достаточно опасной, чтоб не лезть на нее без тщательной подготовки.
Еще на ночевках мимоходом прибили четырех рэбторов – это за две-то ночи! Нет, что-то не так в этом лесу. Один наскочил на купол во время дежурства Гролина. Пришлось вставать и восстанавливать защиту. Двоих пристрелил я – хладным железом, стражий сплав я посчитал слишком дорогим ресурсом. А четвертый… Вас никогда не будил голос укушенного за задницу мамонта, который с детства мечтал работать пароходной сиреной? Нет? Вам повезло. Оказывается, берглинг, отошедший в кустики по-малому, которого пытается укусить в процессе за интимные части тушки иглозубый псевдокролик, вполне может с ним (то есть мамонтом) конкурировать. По крайней мере, если это Драун. Правда, свой вокальный экзерсис он сопроводил могучим ударом кованого башмака. Шип на носке оказался из хладного железа и вошел твари в шею, пробив хребет. Так что об ствол ближайшей березки ударился уже полуразложившийся труп.
– Слушай, впечатлительный ты наш… Тебя случайно не выгнали из клана, а? Может, ты своим голосочком пару-тройку шахт обрушил?
– Н-н-нет! До-дома на мен-ня всякая тварь не кидалась, особенно когда я, это…
– Эх, дитя больших городов! – Это я-то, житель почти двухмиллионного Минска этому типу, который искренне считает шестьдесят пять тысяч соплеменников под одной горой просто огромным поселением… – Замочил зверушку, панцеркляйн голосистый?
– Угу, а потом еще и запинал, – поддержал меня Гролин, не понявший идиому. Да и откуда бы ему знать про «замочить» и тем более про то, как это правильно связать с сортиром…
– А сколько зверья со страху померло!
– А те, кто не помер, уже верст по пять отмахали!
Что-то Гролин сегодня разговорчив необычайно. Может, к дождю?
– Значит, сегодня будем внимательно смотреть под ноги. Очень внимательно!
– Будем искать тушки умерших зверьков?
– Угу, и кучки обгадившихся гоблинов.
Так, за шутками и прибаутками, стали готовить ранний завтрак. После соло Драуна заснуть не удалось бы в любом случае, до сих пор пальцы дрожат. Вот же голосище, таким только бревна на доски раскалывать!
За завтраком решил испробовать на берглингах одну старую хохму.
– Хотите секрет, как сделать так, чтобы никогда и нигде не заблудиться?
– Хотим!
– Да.
Хором ответили, угадайте, где чья реплика?
– Ну вот. Когда о ком-то можно сказать, что он заблудился? Если он (или она) не знает, как пройти туда, куда ему нужно, и не знает, где находится. Правильно?
– Ну да, конечно!
– Стало быть, пока тебе все равно, где именно ты находишься и куда идти, тебя нельзя считать заблудившимся!
Ого, зависли ребята. Не слишком ли мощно я озадачил их головушки бедовые, очухаются ли хоть к обеду? А нет, вон проблески жизни во взгляде появились…
– Ну, так… Мы и не знали, что заблудились, когда за теми тварями наглыми бегали. Пока не захотели к дороге выйти…
В глазах – осознание, обида, непонимание. Мол, «это если бы не решили идти к дороге, то не заблудились бы?!», хе-хе… Ага, вторая волна мысли прокатилась, что что-то тут не так в рассуждениях.
Ну, пусть очухаются, а я пока чайку попью с лакрицей. Очень удачно вчера этот кустик солодки нашли, корешков накопали, подвялили. Вообще лес странный. Вроде бы обычный лес средней полосы, за исключением некоторых растений, на Земле не растущих. Как тот же карсиал или, радостная находка второго дня пути – ренкилииана, не то высокий куст, не то деревце, плодоносит под присмотром эльфов круглый год, без них – с середины июня (по земному названию месяцев) до заморозков. Плод – кожистый, лилово-розовый, напоминает сразу сливу без косточки и киви. Вкусный, зараза, и питательный. Вот только моя вторая память не припомнит, чтобы эти плоды были червивыми, а вчера из дюжины выбросили три. Из четвертого Драун, мрачно ворча, повыковыривал «паразитов зеленомордых, так и норовящих лишить честного берглинга его законного пропитания», и съел.
Но это отклонения понятные. А вот встреченные пару раз кусты бамбука? Он-то в какие ворота, вперемешку с орешником?! Да и солодка, если моя первая память мне ни с кем не изменяет, в диком виде расти должна южнее. Но это если считать, что меня в мои родные широты забросило.
Как бы то ни было, ближе к обеду стали попадаться следы жизнедеятельности человека. То очищенный от поросли карсиал, то охотничья платформа для засады на кабанов в ветвях ольхи, то пень со следами топора… Чем дальше мы шли, тем больше было таких следов. Вот стал попадаться навоз, обглоданные овцами или козами ветки кустов. Исчез сухостой и хворост из-под ног, вон виднеется какая-то халупа, скорее всего – лесорубами поставленная. Ближе к вечеру, по ощущениям – часиков в шесть пополудни, мы вышли на опушку и увидели примерно в полукилометре крайние домишки какой-то деревеньки. Удачно вышли, ничего не скажешь. Нет, я, конечно, корректировал немного маршрут, ориентируясь на те самые следы, но не рассчитывал выйти настолько точно – прямо напротив сельской улочки.
Что ж, здравствуй, цивилизация! В лучших и столь нелюбимых традициях попаданческой литературы – без разведки и без оглядки. Э-эх…
Глава 7
Двурвы провели инвентаризацию трофеев, я выдернул и почистил стрелы, и мы двинулись дальше. Спокойно и деловито, будто и не лишили только что жизни два десятка разумных существ. Да уж, политкорректностью тут и не пахнет, что не может не радовать. Если я назову дерьмо дерьмом, то оно или смоется, или постарается стать незаметным, а не пойдет в суд подавать за оскорбление. Ну, или попытается дать мне в морду, если само себя дерьмом не считает.
Кстати, во время рефлексий после боя я понял, что Перенос гораздо сильнее выбил меня из колеи, чем я сам думал. Я со стыдом и смехом вспомнил свои гончарные эксперименты. Спрашивается, зачем в детстве ходил в изостудию, где учили работать в том числе и с глиной, а потом еще отдельно – на кружок керамики, если забыл одну из древнейших и простейших (если есть навык) технологию лепки посуды. Ленточная керамика – лепим длинную и тонкую «веревку», крепим ее конец на краю донышка и просто укладываем по кругу, слой за слоем. В итоге получается характерная полосатая посудинка. А я устроил шоу с шариками…
Еще на третий день пути уничтожили «лихо одноглазое», аналогичное моему первому осознанному трофею, только это «оседлало» родник – простой родник, не Источник. И сняли мы его чисто и спокойно – деревяшка с кровью, три серебряных стрелы, по паре ударов берглингских клинков – и все, бобик сдох. Удар глефой с разрядом туда, где должны бы быть мозги, – в качестве контрольного выстрела. Да уж, спокойная профессиональная работа и суета дилетанта – это очень разные вещи. А мои спутники прониклись – похоже, тварь считается у них достаточно опасной, чтоб не лезть на нее без тщательной подготовки.
Еще на ночевках мимоходом прибили четырех рэбторов – это за две-то ночи! Нет, что-то не так в этом лесу. Один наскочил на купол во время дежурства Гролина. Пришлось вставать и восстанавливать защиту. Двоих пристрелил я – хладным железом, стражий сплав я посчитал слишком дорогим ресурсом. А четвертый… Вас никогда не будил голос укушенного за задницу мамонта, который с детства мечтал работать пароходной сиреной? Нет? Вам повезло. Оказывается, берглинг, отошедший в кустики по-малому, которого пытается укусить в процессе за интимные части тушки иглозубый псевдокролик, вполне может с ним (то есть мамонтом) конкурировать. По крайней мере, если это Драун. Правда, свой вокальный экзерсис он сопроводил могучим ударом кованого башмака. Шип на носке оказался из хладного железа и вошел твари в шею, пробив хребет. Так что об ствол ближайшей березки ударился уже полуразложившийся труп.
– Слушай, впечатлительный ты наш… Тебя случайно не выгнали из клана, а? Может, ты своим голосочком пару-тройку шахт обрушил?
– Н-н-нет! До-дома на мен-ня всякая тварь не кидалась, особенно когда я, это…
– Эх, дитя больших городов! – Это я-то, житель почти двухмиллионного Минска этому типу, который искренне считает шестьдесят пять тысяч соплеменников под одной горой просто огромным поселением… – Замочил зверушку, панцеркляйн голосистый?
– Угу, а потом еще и запинал, – поддержал меня Гролин, не понявший идиому. Да и откуда бы ему знать про «замочить» и тем более про то, как это правильно связать с сортиром…
– А сколько зверья со страху померло!
– А те, кто не помер, уже верст по пять отмахали!
Что-то Гролин сегодня разговорчив необычайно. Может, к дождю?
– Значит, сегодня будем внимательно смотреть под ноги. Очень внимательно!
– Будем искать тушки умерших зверьков?
– Угу, и кучки обгадившихся гоблинов.
Так, за шутками и прибаутками, стали готовить ранний завтрак. После соло Драуна заснуть не удалось бы в любом случае, до сих пор пальцы дрожат. Вот же голосище, таким только бревна на доски раскалывать!
За завтраком решил испробовать на берглингах одну старую хохму.
– Хотите секрет, как сделать так, чтобы никогда и нигде не заблудиться?
– Хотим!
– Да.
Хором ответили, угадайте, где чья реплика?
– Ну вот. Когда о ком-то можно сказать, что он заблудился? Если он (или она) не знает, как пройти туда, куда ему нужно, и не знает, где находится. Правильно?
– Ну да, конечно!
– Стало быть, пока тебе все равно, где именно ты находишься и куда идти, тебя нельзя считать заблудившимся!
Ого, зависли ребята. Не слишком ли мощно я озадачил их головушки бедовые, очухаются ли хоть к обеду? А нет, вон проблески жизни во взгляде появились…
– Ну, так… Мы и не знали, что заблудились, когда за теми тварями наглыми бегали. Пока не захотели к дороге выйти…
В глазах – осознание, обида, непонимание. Мол, «это если бы не решили идти к дороге, то не заблудились бы?!», хе-хе… Ага, вторая волна мысли прокатилась, что что-то тут не так в рассуждениях.
Ну, пусть очухаются, а я пока чайку попью с лакрицей. Очень удачно вчера этот кустик солодки нашли, корешков накопали, подвялили. Вообще лес странный. Вроде бы обычный лес средней полосы, за исключением некоторых растений, на Земле не растущих. Как тот же карсиал или, радостная находка второго дня пути – ренкилииана, не то высокий куст, не то деревце, плодоносит под присмотром эльфов круглый год, без них – с середины июня (по земному названию месяцев) до заморозков. Плод – кожистый, лилово-розовый, напоминает сразу сливу без косточки и киви. Вкусный, зараза, и питательный. Вот только моя вторая память не припомнит, чтобы эти плоды были червивыми, а вчера из дюжины выбросили три. Из четвертого Драун, мрачно ворча, повыковыривал «паразитов зеленомордых, так и норовящих лишить честного берглинга его законного пропитания», и съел.
Но это отклонения понятные. А вот встреченные пару раз кусты бамбука? Он-то в какие ворота, вперемешку с орешником?! Да и солодка, если моя первая память мне ни с кем не изменяет, в диком виде расти должна южнее. Но это если считать, что меня в мои родные широты забросило.
Как бы то ни было, ближе к обеду стали попадаться следы жизнедеятельности человека. То очищенный от поросли карсиал, то охотничья платформа для засады на кабанов в ветвях ольхи, то пень со следами топора… Чем дальше мы шли, тем больше было таких следов. Вот стал попадаться навоз, обглоданные овцами или козами ветки кустов. Исчез сухостой и хворост из-под ног, вон виднеется какая-то халупа, скорее всего – лесорубами поставленная. Ближе к вечеру, по ощущениям – часиков в шесть пополудни, мы вышли на опушку и увидели примерно в полукилометре крайние домишки какой-то деревеньки. Удачно вышли, ничего не скажешь. Нет, я, конечно, корректировал немного маршрут, ориентируясь на те самые следы, но не рассчитывал выйти настолько точно – прямо напротив сельской улочки.
Что ж, здравствуй, цивилизация! В лучших и столь нелюбимых традициях попаданческой литературы – без разведки и без оглядки. Э-эх…
Глава 7
Ну уж нет, совсем без подготовки я к предполагаемым сородичам не полезу. Какая-никакая разведка необходима. Мало ли – тут какая-нибудь локальная войнушка и меня в шпионы запишут? Бред, конечно, Стражи в такого рода разборки если и влазят, то только чтоб сказать «Брэк!» и разогнать по углам. Ага, как тот лесник в анекдоте…
С другой стороны – кто знает, что ударит в голову какому-нибудь барончику? И куда после этого горшок отскочит?
А вот что я могу сделать? Нет, не с возомнившим о себе барончиком, а в плане разведки? Понаблюдать, пользуясь новыми особенностями зрения, как тогда, когда ворсинки на листиках считал, – не густо, но лучше, чем ничего. Еще двурвов поспрашивать. Вряд ли эта парочка знает много о жизни в человеческой деревне, но про общеполитическую ситуацию могут и сообщить что-то.
Как же удивились берглинги, когда я объявил малый привал на опушке! Смотрели на меня, на деревню, опять на меня с такой детской растерянностью в глазах, что я решил прийти к ним на помощь:
– Ну как, думаете – бежать за лекарем для меня или мне по голове обушком и к лекарю?
Судя по мелькнувшим в глазах «немцев» искоркам – такого варианта они не исключали. Да уж, напарнички, горе луковое…
– Объясняю. Посмотрите на себя. Два диких типа, выглядят, как только что из берлоги. Задача: проверить одежду, снаряжение, привести себя в какой-никакой порядок. И еще одно дело будет, личного плана.
У меня уже давненько бродила мысль, что в лесу-то деньги без надобности, а вот как только я из него выйду, так тут же станут очень даже нужны. Вначале я думал выйти к городу и сдать там свои трофеи, получив законное вознаграждение. Плюс – та бумажка, точнее – пергамент, с отчетливыми следами магии и надписью на двух языках. Это и правда оказался банковский чек, я все же смог прочитать его после частичного появления памяти. На сумму в девять солеров. Что это за сумма – понятия не имею, как и о данной денежной единице и системе денежного оборота в стране и Мире. Была надежда, что это название восходит к слову «Солнце» и монеты будут золотыми, но кто его знает. Это могло быть, например, название монеты, за которую когда-то можно было купить некое количество соли. Или равнялась размеру «соляного налога». Или еще что – придумать можно много, но надеяться хотелось на лучшее.
Однако при виде того очага цивилизации, к которому мы вышли, я понял – не-а. Не сработают тут оба метода. Зато вспомнил, что двурвы, дварфы – или как их ни назови – должны знать толк в драгоценностях. Может, продать им пару жемчужин, заодно и о денежной системе представление сложится.
– Так, во-первых, расскажите-ка мне, какие нынче отношения у вашего племени с людьми в целом и с местными властями – в частности. Может, вас потащат сразу в камеру запирать, и меня тоже, как пособника?
– Да нет, ты что? Мы ж подписали вечный мир при участии Ордена! Ой… – Вид у Драуна стал какой-то виноватый, но ненадолго. – А что до местных, то я же не знаю, куда мы вышли…
– Хорошо, тогда такой дурацкий вопрос: вы в камнях драгоценных разбираетесь?
– Ну, не как бергзеры, однако же…
– Хорошо, вот про этот жемчуг что сказать можете? Стоит он чего-нибудь или же не очень?
Двурвы оживились. Честно говоря, я не был до конца уверен, что прокатит, – все же жемчуг не совсем камень, а перламутр, органика. Да еще и не горного происхождения. Но это не стало помехой. Особенно их заинтересовали два камушка с изъяном. Очень долго смотрели на дырявую бывшую карамельку, наконец Гролин повернулся ко мне:
– Интересно очень. Такое ощущение, что там, внутри белой жемчужины, прячется черная! Двухслойный жемчуг, надо же…
– Так сверху же слой поврежден. Может, ободрать белое?
Берглинги аж задохнулись:
– Да ты что! Это ж для амулета какого заготовка – просто прелесть! Жемчуг и так хорошо принимает на себя заклятия и силу, как и янтарь, а тут такое, что можно одно в другом прятать… И вот с этой непонятно – что тут на ней такое?
– Зубы…
– Да нет, какие-то вмятины или царапины.
– Это от зубов, – мрачно уронил я.
– От каких зубов?!
– От передних. Моих.
– А зачем?! – Ишь как навострились хором орать.
Не говорить же им всю правду?!
– Перепутал в темноте. Думал – орех.
С Драуном чуть родимчик не случился. Он хихикал, смеялся, ржал в голос, давился смехом, пытался сделать серьезную морду и опять катался по земле. Второй двурв немного похихикал, но и только. Постояли мы, посмотрели на это буйство… Потом Гролин сходил к небольшому пруду (похоже, из него скот поили на выпасе), принес котел с водой и спокойно и невозмутимо надел его на голову Драуну. Говорливый двурв сплюнул головастика и сказал:
– Все, прошло, спокойно только…
– А что про остальные десять жемчужин скажете?
– А что там говорить – нормальный жемчуг, для речного довольно крупный. За обычную цену можно отдать любому ювелиру.
Вот спасибо! Полезной информации – ноль, не считая того, что дефектная и чуть было не выброшенная бывшая конфета оказалась дороже всех остальных, и как бы не вместе взятых.
Что ж, пока жизнерадостный наш переодевается – визуальный осмотр деревни. Из озорства приставив к глазам руки, будто бы в них был бинокль, я обшарил своим «встроенным оптическим прицелом» ближайшую окраину. Вроде бы все нормально, только в ближней к лесу избе пара окон выбита, и сарай выглядит каким-то подкопченным. Ну да мало ли – перепил хозяин после бани. Дымки от печей поднимаются, птица домашняя шумит, дети кричат – играют.
Эх, будь моя воля – месяц бы точно еще из лесу не вылез. Осмотрел бы все, разузнал, свои возможности изучил. Кого-нибудь из охотников встретил, допро… эээ… побеседовал дружески, в смысле, а уж потом и к жилью.
Ну, пошли в люди.
– Зачем обижаешь? Ты нас три дня с лишком и кормил, и поил. Да еще и из лесу вывел! Теперь – наша очередь… А будешь спорить – обидимся, и крепко.
– Эх, не люблю я такого – долгами мериться! Сегодня я вам помог, завтра – вы мне, а считать и мерить, кто кому сколько должен, – не люблю.
– Так и мы о том же! Ты нас кормил – мы тебя, все нормально.
– Будь по-вашему…
Не стал спорить, хоть не столько для прокорма деньги нужны были. Хотел прикупить себе кое-что в дорогу, включая котелок, с местным кузнецом договориться, чтобы наконечников железных наковал, ну и мало ли что еще – в зависимости от размеров деревни. Может, тут всего дворов двадцать, а я губу раскатал – и кормежка, и ночлег, и лавка, и кузня…
Так, за разговорами и размышлениями, дошли до деревни. Почти сразу появились и зеваки – вначале детишки зыркали из-за заборов, потом, осмелев, стали проноситься мимо нас по улице. Если вы представили себе забор в виде калиброванного штакетника, прибитого гвоздями к жердям, то зря. Или редкого плетения плетень (почти тавтология, да вот как еще скажешь?), или просто – крестовины из кольев, на них, горизонтально, еще один кол лежит. А то и просто – ветки узкой полосой и высотой по пояс навалены – хворост сушится. Заборы не для красоты и не от всякого вора: скотина в огород не забредет – ну и ладно. Разумеется, крапива, малинник и всякие кусты, преимущественно – колючие, составляли изрядную долю этой ограды.
Затем показались и взрослые. Причем моя персона вызывала гораздо больше интереса, чем оба двурва. Интересно, что это они? С другой стороны, если вспомнить Шиллера…
Сей пиит весьма сокрушался в виршах своих и письмах прозаических, знакомым отправляемых, что очень утомило его внимание толпы. И особенно оскорбительным ему было то, что вызвано сие оказывалось не его литературными талантами, а банально и вульгарно – ростом. Люди оглядывались, мальчишки следом с криками бежали. А было в Шиллере ни много ни мало, а цельных сто семьдесят шесть сантиметров. Да, официальный средний рост на сегодня, а двести лет назад, как видим, хватало для привлечения зевак. Мои сто девяносто, да в мире, пока похожем на средневековый (холодное оружие, одежда и прочее), явно должны выбиваться из массы.
Кстати, о Шиллере. Казалось бы – прошло всего двести лет, персонаж известный, а поди ж ты. В одной биографии Иоганн Кристоф Фридрих Шиллер описывается как выходец из низов бюргерства, отец – полковой лекарь, мать – дочь пекаря. В другом источнике отец уже хирург, мать – «набожная женщина». В третьей биографии вообще обзывают фон Шиллером, мать выводят из семьи священника, отца называют хирургом и доктором медицины. В общем, врут историки, «как свидетели» – по выражению одного известного сыщика.
Возвращаясь от старинных поэтов к современным для меня реалиям, осмотрелся. Да уж, резон в предыдущих рассуждениях был. Народец вокруг мелькал, мягко говоря, не крупный – метров от полутора, некоторые больше, но ненамного. Непонятно, с чего бы это средневековые легенды обзывали дварфов коротышками? Например, Драун почти одного роста с той вон теткой. Непонятно. Хотя… То, что для Драуна его рост – предмет гордости, почти на полголовы выше любого из встреченных им сородичей, я уже знал. Да и немудрено было не знать – это только в первый вечер он постеснялся хвастаться, потом подобие робости прошло, и быстро. А для простого народа разница сантиметров двадцать – двадцать пять вполне могла бы стать эдаким классифицирующим признаком и именно в этом качестве тщательно подчеркиваться.
Деревенька оказалась не так уж и мала – дворов двести – двести пятьдесят как минимум. Большая, можно сказать, деревня. И корчма нашлась – длинный одноэтажный дом, крытое крылечко с небольшой коновязью и колодой для воды. Прямо за широкой дверью – темноватый коридор поперек всего дома, в дальнем конце – выход во двор. Направо – вход в обеденный зал, налево – крепкая, монументальная, из тесаного бруса дверь на хозяйскую половину. Причем прорезана не напротив той, что ведет в зал, а со значительным сдвигом. Разумно – и захочешь, а лавкой с разгону не выбьешь. Был тут и представитель власти – староста, или тиун на местный лад. Собственно, именно в корчме мы его и нашли. Оно и хорошо – ходить далеко не надо.
Вот и он – первый контакт человека Земли с представителем инопланетного человечества! Где журналисты и фанфары? Что-то я нервничаю, раз такие плоские шутки в голову лезут.
– Доброго вам вечера, уважаемый… – Я сделал паузу, намекая на то, что хотел бы услышать имя. Может, и стоило представиться первому, но вот так получилось.
– Семн, Ригдоров сын.
Представился в ответ и я, следом – двурвы. На этом они сочли свое участие в переговорах законченным и устремились к соседнему столику, одному из полудюжины имевшихся в наличии. Там вскоре и заговорили с корчмарем, очень похожим на тиуна. Как оказалось позже – братья они были, корчмарь и тиун, хоть и двоюродные. Звался же хозяин местного общепита Юз, Юзов сын, хотя чаще ему приходилось откликаться на «дядька Юзок».
Тиун уже минут пять плел кружева, говоря обо всем и ни о чем. Это начинало немного напрягать. Тут слева от меня открылась входная дверь, и сразу левое плечо кольнуло десятком иголочек – отзывом какой-то магии. Я резко обернулся. На пороге стоял дядька лет пятидесяти на вид, в одеянии… наверное, это и был камзол, для меня – так клубный пиджак, малиновый, кстати, длиной до колена, с большими золочеными пуговицами, нашивками и чем-то вроде аксельбантов. Эдакая пародия на «нового русского» в роли официанта. Вот только аура гостя, ощущаемая мною даже без артефакта, была не официантской.
– Господин маг?
– Приветствую истинного Стража Грани в нашем поселении. Нет-нет, вы мне льстите, какой же я маг – просто сельский заклинатель. Хотя Школу магов окончил, конечно же.
Услышав приветствие мага, тиун явно расслабился и взглянул на нашу компанию иначе. Он что, самозванца во мне заподозрил?! Да что же это творится в Мире?!
Разговор пошел веселее. На вопрос, как жизнь, тиун ответил:
– Дык ить гоблины, чтоб их поперек наискось. Развелось в лесах, как комаров. Ну, это не токмо мы страдаем, по всему графству такое. Наш граф даже приказал выплачивать награду за каждого гобла убитого, надо токмо камушек нагрудный предъявить. Хотели ухи резать, так они воняют сильно, летом-то. Вот, отмечаем, – немного невпопад закончил тиун.
– Что отмечаете?
– Дык той ночью гоблы, чтоб им поперек рожать, на село-то напали. На крайнюю хату, там Степк-плотник живет. Ну, у него в хате и инструмент, и учеников двое, отбиваться начали. А жинка его как горло открыла – вся деревня набежала, отогнали. Оне еще сарай подпалить хотели, но сараюшка у плотника от огня заговоренная, закоптили токмо. Дык вот, пока то да это, ажно шестерых зеленомордых прибили. Кто кого – неведомо, решили сообща отметить, на призовые гроши.
– Такие камушки? – раздался голос Драуна. Он протягивал руку, с которой свисал целый пучок амулетов. А я еще думал – зачем мои спутники снимают этих «куриных богов», в которых ощущался только слабый след магии – видимо, использованной при изготовлении.
Тиун старательно раскладывал камушки на кучки – сначала по пять, потом подвигал туда-сюда. Получилось две группы по десять серых амулетов, кроме того – один зеленоватый и один красновато-кирпичный камешки.
– Полный сквид, – произнес кто-то в тишине. – Со спиллом и тинном вместе.
– Половина – его, – Гролин кивнул в мою сторону. – Причем и оба цветных тоже.
Радости большой в глазах тиуна я не заметил. Наверное, призовые суммы, присланные вместе с указом (тут графу неведомому большой плюс – живые монеты гораздо лучше подогревают интерес, чем обещания да расписки), уже пристроены в какое-то быстрое и выгодное дело. Эх, есть что-то общее у чиновников всех миров.
– Уважаемый, а можно вместо наличности обменять эти камушки на какой-никакой припас? А то мы в лесу поиздержались изрядно. Что останется – мы тоже отдохнуть и попраздновать не против, только в меру. Как вам такой вариант?
Я подумал – если шесть жетонов дают возможность попить пивка всем активом села, то за десяток можно купить продуктов на троих на три-четыре дня пути. Ну, еще за постой, за ужин… А тиун получает возможность потом, когда гешефт пройдет, забрать себе призовые деньги. Или, если афера не удастся, эти камушки прикроют его от гнева начальства.
Так и получилось. Тиун подозвал корчмаря (тут-то и выяснилось их родство), что-то перешептались, поспорили шепотом, косясь в нашу сторону. Наконец тиун с болью в сердце придвинул себе дюжину серых камушков и красновато-коричневый.
– Вот, этого хватит. Остальное – забирайте.
Двурвы протянули камушки мне со словами:
– Мы договаривались, что сегодня припасы – за наш счет.
Как-то невзначай, за общим разговором, выяснилось, что мы своих гоблинов промыслили в дне пути от села, а значит, это были не те, что нападали на деревню и потеряли шестерых. Мужики погрустнели. Пришлось предложить переночевать в избе плотника и встретить гостей дорогих, буде явятся мстить за своих. После этого, сославшись на предстоящий ночью бой, я из попойки вышел и оба двурва – тоже. Правда, Драун прихватил с собой изрядный жбан с пивом – «на утро».
Я еще успел зайти переговорить с кузнецом. Договорились на полсотни наконечников, три десятка обычных и двадцать граненых, бронебойных. Расчет запланировали многоэтажный – кузнецу заплатит тиун, я же расплачусь с властями все теми же гоблинскими трофеями. Кузнец присутствовал при нашей встрече с тиуном, пришел с магом, скорее всего – в качестве силового решения возможных проблем. Видел он и сцену расчета со старостой, поэтому вопроса о кредитоспособности не возникло. Я оставил в кузнице два наконечника из числа тех, что достались мне при Переносе, как образец и пошел на ночлег. Кстати, кузнец был здоровый дядька. Ростом с Шиллера, а шириной – побольше меня.
Примерно так и получилось. Вскоре после полуночи сработали мои сторожки́. Я надел повязку-различитель на глаза и увидел там, где должен быть луг, серо-зеленые пятна аур гоблинов. Ага, пора идти в обход. А много же их, еще мельком удивился я, спускаясь на землю. Так, на всякий случай – камушек в копченый сарай, который и не сарай, собственно, а склад сырья плотника. Отсюда и противопожарное заклинание.
Кустами-огородами на луг. Вот кусты черемухи – она уже отцвела, но еще не созрела. Отлично – не воняет и не пачкается. Так, шум разгорается – понеслась душа…
С другой стороны – кто знает, что ударит в голову какому-нибудь барончику? И куда после этого горшок отскочит?
А вот что я могу сделать? Нет, не с возомнившим о себе барончиком, а в плане разведки? Понаблюдать, пользуясь новыми особенностями зрения, как тогда, когда ворсинки на листиках считал, – не густо, но лучше, чем ничего. Еще двурвов поспрашивать. Вряд ли эта парочка знает много о жизни в человеческой деревне, но про общеполитическую ситуацию могут и сообщить что-то.
Как же удивились берглинги, когда я объявил малый привал на опушке! Смотрели на меня, на деревню, опять на меня с такой детской растерянностью в глазах, что я решил прийти к ним на помощь:
– Ну как, думаете – бежать за лекарем для меня или мне по голове обушком и к лекарю?
Судя по мелькнувшим в глазах «немцев» искоркам – такого варианта они не исключали. Да уж, напарнички, горе луковое…
– Объясняю. Посмотрите на себя. Два диких типа, выглядят, как только что из берлоги. Задача: проверить одежду, снаряжение, привести себя в какой-никакой порядок. И еще одно дело будет, личного плана.
У меня уже давненько бродила мысль, что в лесу-то деньги без надобности, а вот как только я из него выйду, так тут же станут очень даже нужны. Вначале я думал выйти к городу и сдать там свои трофеи, получив законное вознаграждение. Плюс – та бумажка, точнее – пергамент, с отчетливыми следами магии и надписью на двух языках. Это и правда оказался банковский чек, я все же смог прочитать его после частичного появления памяти. На сумму в девять солеров. Что это за сумма – понятия не имею, как и о данной денежной единице и системе денежного оборота в стране и Мире. Была надежда, что это название восходит к слову «Солнце» и монеты будут золотыми, но кто его знает. Это могло быть, например, название монеты, за которую когда-то можно было купить некое количество соли. Или равнялась размеру «соляного налога». Или еще что – придумать можно много, но надеяться хотелось на лучшее.
Однако при виде того очага цивилизации, к которому мы вышли, я понял – не-а. Не сработают тут оба метода. Зато вспомнил, что двурвы, дварфы – или как их ни назови – должны знать толк в драгоценностях. Может, продать им пару жемчужин, заодно и о денежной системе представление сложится.
– Так, во-первых, расскажите-ка мне, какие нынче отношения у вашего племени с людьми в целом и с местными властями – в частности. Может, вас потащат сразу в камеру запирать, и меня тоже, как пособника?
– Да нет, ты что? Мы ж подписали вечный мир при участии Ордена! Ой… – Вид у Драуна стал какой-то виноватый, но ненадолго. – А что до местных, то я же не знаю, куда мы вышли…
– Хорошо, тогда такой дурацкий вопрос: вы в камнях драгоценных разбираетесь?
– Ну, не как бергзеры, однако же…
– Хорошо, вот про этот жемчуг что сказать можете? Стоит он чего-нибудь или же не очень?
Двурвы оживились. Честно говоря, я не был до конца уверен, что прокатит, – все же жемчуг не совсем камень, а перламутр, органика. Да еще и не горного происхождения. Но это не стало помехой. Особенно их заинтересовали два камушка с изъяном. Очень долго смотрели на дырявую бывшую карамельку, наконец Гролин повернулся ко мне:
– Интересно очень. Такое ощущение, что там, внутри белой жемчужины, прячется черная! Двухслойный жемчуг, надо же…
– Так сверху же слой поврежден. Может, ободрать белое?
Берглинги аж задохнулись:
– Да ты что! Это ж для амулета какого заготовка – просто прелесть! Жемчуг и так хорошо принимает на себя заклятия и силу, как и янтарь, а тут такое, что можно одно в другом прятать… И вот с этой непонятно – что тут на ней такое?
– Зубы…
– Да нет, какие-то вмятины или царапины.
– Это от зубов, – мрачно уронил я.
– От каких зубов?!
– От передних. Моих.
– А зачем?! – Ишь как навострились хором орать.
Не говорить же им всю правду?!
– Перепутал в темноте. Думал – орех.
С Драуном чуть родимчик не случился. Он хихикал, смеялся, ржал в голос, давился смехом, пытался сделать серьезную морду и опять катался по земле. Второй двурв немного похихикал, но и только. Постояли мы, посмотрели на это буйство… Потом Гролин сходил к небольшому пруду (похоже, из него скот поили на выпасе), принес котел с водой и спокойно и невозмутимо надел его на голову Драуну. Говорливый двурв сплюнул головастика и сказал:
– Все, прошло, спокойно только…
– А что про остальные десять жемчужин скажете?
– А что там говорить – нормальный жемчуг, для речного довольно крупный. За обычную цену можно отдать любому ювелиру.
Вот спасибо! Полезной информации – ноль, не считая того, что дефектная и чуть было не выброшенная бывшая конфета оказалась дороже всех остальных, и как бы не вместе взятых.
Что ж, пока жизнерадостный наш переодевается – визуальный осмотр деревни. Из озорства приставив к глазам руки, будто бы в них был бинокль, я обшарил своим «встроенным оптическим прицелом» ближайшую окраину. Вроде бы все нормально, только в ближней к лесу избе пара окон выбита, и сарай выглядит каким-то подкопченным. Ну да мало ли – перепил хозяин после бани. Дымки от печей поднимаются, птица домашняя шумит, дети кричат – играют.
Эх, будь моя воля – месяц бы точно еще из лесу не вылез. Осмотрел бы все, разузнал, свои возможности изучил. Кого-нибудь из охотников встретил, допро… эээ… побеседовал дружески, в смысле, а уж потом и к жилью.
Ну, пошли в люди.
* * *
Узнав, что я хотел продать им жемчужинку, чтобы оплатить постой, поскольку денег наличных не имею, двурвы обиделись. Пока Гролин, нахмурившись, молча сопел носом, Драун озвучил их позицию:– Зачем обижаешь? Ты нас три дня с лишком и кормил, и поил. Да еще и из лесу вывел! Теперь – наша очередь… А будешь спорить – обидимся, и крепко.
– Эх, не люблю я такого – долгами мериться! Сегодня я вам помог, завтра – вы мне, а считать и мерить, кто кому сколько должен, – не люблю.
– Так и мы о том же! Ты нас кормил – мы тебя, все нормально.
– Будь по-вашему…
Не стал спорить, хоть не столько для прокорма деньги нужны были. Хотел прикупить себе кое-что в дорогу, включая котелок, с местным кузнецом договориться, чтобы наконечников железных наковал, ну и мало ли что еще – в зависимости от размеров деревни. Может, тут всего дворов двадцать, а я губу раскатал – и кормежка, и ночлег, и лавка, и кузня…
Так, за разговорами и размышлениями, дошли до деревни. Почти сразу появились и зеваки – вначале детишки зыркали из-за заборов, потом, осмелев, стали проноситься мимо нас по улице. Если вы представили себе забор в виде калиброванного штакетника, прибитого гвоздями к жердям, то зря. Или редкого плетения плетень (почти тавтология, да вот как еще скажешь?), или просто – крестовины из кольев, на них, горизонтально, еще один кол лежит. А то и просто – ветки узкой полосой и высотой по пояс навалены – хворост сушится. Заборы не для красоты и не от всякого вора: скотина в огород не забредет – ну и ладно. Разумеется, крапива, малинник и всякие кусты, преимущественно – колючие, составляли изрядную долю этой ограды.
Затем показались и взрослые. Причем моя персона вызывала гораздо больше интереса, чем оба двурва. Интересно, что это они? С другой стороны, если вспомнить Шиллера…
Сей пиит весьма сокрушался в виршах своих и письмах прозаических, знакомым отправляемых, что очень утомило его внимание толпы. И особенно оскорбительным ему было то, что вызвано сие оказывалось не его литературными талантами, а банально и вульгарно – ростом. Люди оглядывались, мальчишки следом с криками бежали. А было в Шиллере ни много ни мало, а цельных сто семьдесят шесть сантиметров. Да, официальный средний рост на сегодня, а двести лет назад, как видим, хватало для привлечения зевак. Мои сто девяносто, да в мире, пока похожем на средневековый (холодное оружие, одежда и прочее), явно должны выбиваться из массы.
Кстати, о Шиллере. Казалось бы – прошло всего двести лет, персонаж известный, а поди ж ты. В одной биографии Иоганн Кристоф Фридрих Шиллер описывается как выходец из низов бюргерства, отец – полковой лекарь, мать – дочь пекаря. В другом источнике отец уже хирург, мать – «набожная женщина». В третьей биографии вообще обзывают фон Шиллером, мать выводят из семьи священника, отца называют хирургом и доктором медицины. В общем, врут историки, «как свидетели» – по выражению одного известного сыщика.
Возвращаясь от старинных поэтов к современным для меня реалиям, осмотрелся. Да уж, резон в предыдущих рассуждениях был. Народец вокруг мелькал, мягко говоря, не крупный – метров от полутора, некоторые больше, но ненамного. Непонятно, с чего бы это средневековые легенды обзывали дварфов коротышками? Например, Драун почти одного роста с той вон теткой. Непонятно. Хотя… То, что для Драуна его рост – предмет гордости, почти на полголовы выше любого из встреченных им сородичей, я уже знал. Да и немудрено было не знать – это только в первый вечер он постеснялся хвастаться, потом подобие робости прошло, и быстро. А для простого народа разница сантиметров двадцать – двадцать пять вполне могла бы стать эдаким классифицирующим признаком и именно в этом качестве тщательно подчеркиваться.
Деревенька оказалась не так уж и мала – дворов двести – двести пятьдесят как минимум. Большая, можно сказать, деревня. И корчма нашлась – длинный одноэтажный дом, крытое крылечко с небольшой коновязью и колодой для воды. Прямо за широкой дверью – темноватый коридор поперек всего дома, в дальнем конце – выход во двор. Направо – вход в обеденный зал, налево – крепкая, монументальная, из тесаного бруса дверь на хозяйскую половину. Причем прорезана не напротив той, что ведет в зал, а со значительным сдвигом. Разумно – и захочешь, а лавкой с разгону не выбьешь. Был тут и представитель власти – староста, или тиун на местный лад. Собственно, именно в корчме мы его и нашли. Оно и хорошо – ходить далеко не надо.
Вот и он – первый контакт человека Земли с представителем инопланетного человечества! Где журналисты и фанфары? Что-то я нервничаю, раз такие плоские шутки в голову лезут.
– Доброго вам вечера, уважаемый… – Я сделал паузу, намекая на то, что хотел бы услышать имя. Может, и стоило представиться первому, но вот так получилось.
– Семн, Ригдоров сын.
Представился в ответ и я, следом – двурвы. На этом они сочли свое участие в переговорах законченным и устремились к соседнему столику, одному из полудюжины имевшихся в наличии. Там вскоре и заговорили с корчмарем, очень похожим на тиуна. Как оказалось позже – братья они были, корчмарь и тиун, хоть и двоюродные. Звался же хозяин местного общепита Юз, Юзов сын, хотя чаще ему приходилось откликаться на «дядька Юзок».
Тиун уже минут пять плел кружева, говоря обо всем и ни о чем. Это начинало немного напрягать. Тут слева от меня открылась входная дверь, и сразу левое плечо кольнуло десятком иголочек – отзывом какой-то магии. Я резко обернулся. На пороге стоял дядька лет пятидесяти на вид, в одеянии… наверное, это и был камзол, для меня – так клубный пиджак, малиновый, кстати, длиной до колена, с большими золочеными пуговицами, нашивками и чем-то вроде аксельбантов. Эдакая пародия на «нового русского» в роли официанта. Вот только аура гостя, ощущаемая мною даже без артефакта, была не официантской.
– Господин маг?
– Приветствую истинного Стража Грани в нашем поселении. Нет-нет, вы мне льстите, какой же я маг – просто сельский заклинатель. Хотя Школу магов окончил, конечно же.
Услышав приветствие мага, тиун явно расслабился и взглянул на нашу компанию иначе. Он что, самозванца во мне заподозрил?! Да что же это творится в Мире?!
Разговор пошел веселее. На вопрос, как жизнь, тиун ответил:
– Дык ить гоблины, чтоб их поперек наискось. Развелось в лесах, как комаров. Ну, это не токмо мы страдаем, по всему графству такое. Наш граф даже приказал выплачивать награду за каждого гобла убитого, надо токмо камушек нагрудный предъявить. Хотели ухи резать, так они воняют сильно, летом-то. Вот, отмечаем, – немного невпопад закончил тиун.
– Что отмечаете?
– Дык той ночью гоблы, чтоб им поперек рожать, на село-то напали. На крайнюю хату, там Степк-плотник живет. Ну, у него в хате и инструмент, и учеников двое, отбиваться начали. А жинка его как горло открыла – вся деревня набежала, отогнали. Оне еще сарай подпалить хотели, но сараюшка у плотника от огня заговоренная, закоптили токмо. Дык вот, пока то да это, ажно шестерых зеленомордых прибили. Кто кого – неведомо, решили сообща отметить, на призовые гроши.
– Такие камушки? – раздался голос Драуна. Он протягивал руку, с которой свисал целый пучок амулетов. А я еще думал – зачем мои спутники снимают этих «куриных богов», в которых ощущался только слабый след магии – видимо, использованной при изготовлении.
Тиун старательно раскладывал камушки на кучки – сначала по пять, потом подвигал туда-сюда. Получилось две группы по десять серых амулетов, кроме того – один зеленоватый и один красновато-кирпичный камешки.
– Полный сквид, – произнес кто-то в тишине. – Со спиллом и тинном вместе.
– Половина – его, – Гролин кивнул в мою сторону. – Причем и оба цветных тоже.
Радости большой в глазах тиуна я не заметил. Наверное, призовые суммы, присланные вместе с указом (тут графу неведомому большой плюс – живые монеты гораздо лучше подогревают интерес, чем обещания да расписки), уже пристроены в какое-то быстрое и выгодное дело. Эх, есть что-то общее у чиновников всех миров.
– Уважаемый, а можно вместо наличности обменять эти камушки на какой-никакой припас? А то мы в лесу поиздержались изрядно. Что останется – мы тоже отдохнуть и попраздновать не против, только в меру. Как вам такой вариант?
Я подумал – если шесть жетонов дают возможность попить пивка всем активом села, то за десяток можно купить продуктов на троих на три-четыре дня пути. Ну, еще за постой, за ужин… А тиун получает возможность потом, когда гешефт пройдет, забрать себе призовые деньги. Или, если афера не удастся, эти камушки прикроют его от гнева начальства.
Так и получилось. Тиун подозвал корчмаря (тут-то и выяснилось их родство), что-то перешептались, поспорили шепотом, косясь в нашу сторону. Наконец тиун с болью в сердце придвинул себе дюжину серых камушков и красновато-коричневый.
– Вот, этого хватит. Остальное – забирайте.
Двурвы протянули камушки мне со словами:
– Мы договаривались, что сегодня припасы – за наш счет.
Как-то невзначай, за общим разговором, выяснилось, что мы своих гоблинов промыслили в дне пути от села, а значит, это были не те, что нападали на деревню и потеряли шестерых. Мужики погрустнели. Пришлось предложить переночевать в избе плотника и встретить гостей дорогих, буде явятся мстить за своих. После этого, сославшись на предстоящий ночью бой, я из попойки вышел и оба двурва – тоже. Правда, Драун прихватил с собой изрядный жбан с пивом – «на утро».
Я еще успел зайти переговорить с кузнецом. Договорились на полсотни наконечников, три десятка обычных и двадцать граненых, бронебойных. Расчет запланировали многоэтажный – кузнецу заплатит тиун, я же расплачусь с властями все теми же гоблинскими трофеями. Кузнец присутствовал при нашей встрече с тиуном, пришел с магом, скорее всего – в качестве силового решения возможных проблем. Видел он и сцену расчета со старостой, поэтому вопроса о кредитоспособности не возникло. Я оставил в кузнице два наконечника из числа тех, что достались мне при Переносе, как образец и пошел на ночлег. Кстати, кузнец был здоровый дядька. Ростом с Шиллера, а шириной – побольше меня.
* * *
На ночлеге я поменял диспозицию. Двурвов отправил дежурить в копченый сарай с приказом – дождаться, пока заваруха разгорится в полный рост, и ударить во фланг нападающим. Сам полез на чердак, планируя потом спуститься вниз и охватить противника уже с правого фланга, даже в тыл зайти и устроить охоту на командный состав и резервы. А потом – предотвратить бегство недорослей гринписовских.Примерно так и получилось. Вскоре после полуночи сработали мои сторожки́. Я надел повязку-различитель на глаза и увидел там, где должен быть луг, серо-зеленые пятна аур гоблинов. Ага, пора идти в обход. А много же их, еще мельком удивился я, спускаясь на землю. Так, на всякий случай – камушек в копченый сарай, который и не сарай, собственно, а склад сырья плотника. Отсюда и противопожарное заклинание.
Кустами-огородами на луг. Вот кусты черемухи – она уже отцвела, но еще не созрела. Отлично – не воняет и не пачкается. Так, шум разгорается – понеслась душа…