Но сегодняшняя вечеринка была не просто развлечением: Это был акт признания его превосходства. Все они были лишь его гостями. Возможно, кое-кто из них в душе считал себя равным ему, но сегодня этому будет положен конец. Здесь вовсе не нейтральная территория, где встречаются равные. Они пришли в его дом, где распоряжается он. Они гуляют за его счет в его новом роскошном особняке. И каждая минута, проведенная здесь, должна укреплять их в мысли, что Милош Драгович среди них самый главный.
   Они там, внизу, с дешевыми девками, а он здесь, наверху, с супермоделью, и этим все сказано.
   Послезавтра здесь все будет совсем по-другому. Никаких деловых партнеров, никаких голых тел в бассейне. В воскресенье он устроит строгий прием, на котором обозначит свой статус среди сильных мира сего.
   — Что это за шум? — спросила Чино.
   Милош узнал стрекотание пропеллера.
   — Похоже на вертолет.
   Потом он его увидел. Вертолет летел со стороны моря на высоте не более ста футов, и под брюхом у него болталась какая-то сетка. Что было в ней, Милош не разглядел, но она была набита доверху. Какой-то новый способ рыбной ловли? Но сетка была сухая.
   Что бы там ни было, но пилот не должен летать с таким грузом над жилыми домами, подумал Милош. А вдруг сетка разорвется...
   — Смотри, — проговорила Чино, — он завис прямо над нами.
   Милош заподозрил неладное. Подозрение усилилось, когда он заметил, что вертолет был без номеров. Он, конечно, не знал летных правил, но все самолеты, которые ему пришлось видеть в жизни, обязательно имели номера на фюзеляже. У этого никаких цифр не было видно — возможно, их просто замазали.
   Веселье внизу как-то сразу увяло. Застыв на месте, все гости уставились на небо. Даже цыпочки в бассейне перестали плескаться и стояли задрав голову кверху.
   — Как ты думаешь, зачем ему все эти шины? — спросила Чино.
   Шины? Милош снова посмотрел вверх. Черт, а ведь она права. Сетка была набита шинами. Там было штук пятьдесят, не меньше.
   Какого дьявола этот кретин развесил свои шины над моим домом?
   И вдруг сетка открылась...
   Из нее посыпались шины...
   И стали падать на его дом...
   Чино завизжала.
   — Беги в дом! — заорал Милош, собираясь сделать то же самое, но она его опередила, быстро засеменив на высоченных каблуках.
   Он успел заскочить в дом как раз в тот момент, когда на его крышу упали первые шины. Раздался грохот, словно какой-то великан заиграл на барабане телеграфными столбами. Его сопровождал цимбальный звон разлетающихся стекол. Через мгновение шины обрушились на внутренний дворик, ломая ограждение, перевертывая столы и вдребезги разнося оранжерею.
   Но этим дело не кончилось. Упав на землю, шины, высоко подпрыгивая, покатились во все стороны. Те же, что угодили на крышу, отскочив от покатой поверхности, попадали в бассейн.
   Милош резко отшатнулся, когда шина ударила в раздвижную стеклянную дверь, рядом с которой он стоял. Дверь треснула, но уцелела. Снаружи раздавались испуганные крики. Прислонившись к косяку, Милош с ужасом наблюдал, как его вечеринка превращается в кошмар.
   Девицам в бассейне повезло больше всех — как только с неба посыпались шины, они нырнули и затаились под водой. Но мужчины, толпившиеся вокруг, оказались не так сообразительны. Они бросились бежать, сбивая друг друга с ног, а сверху все падали шины, прибивая их к земле и сталкивая в бассейн, переворачивая столы и размазывая угощение по земле. Их непредсказуемые траектории и неожиданные удары приводили людей в ужас, еще более усиливая царивший вокруг хаос.
   А где же охрана? Окинув взглядом поле битвы, Драгович обнаружил двоих еще не поверженных бойцов. Заляпанные всеми видами десертов, они припали к земле рядом с опрокинутым столом и, выхватив оружие, нацелили его в небо. Но вертолет уже улетел.
   Преследуемые шинами, гости бросились в сторону моря. Но шины настигали их, опрокидывая на песок.
   Казалось, эта гонка никогда не кончится, но вот последняя шина, вихляясь, завалилась набок. Милош вышел наружу и с ужасом уставился на следы побоища, превратившего в руины то, чем он так гордился. Ни один уголок его владений не избежал разорения. Из бассейна, скуля, вылезали девицы, похожие на мокрых куриц. Весь внутренний дворик был усеян обломками и поверженными людьми, которые со стоном пытались подняться на ноги. Кое у кого были сломаны конечности, а несколько человек лежали без движения там, где их настиг удар. Все это было похоже на театр военных действий, где только что взорвалась бомба.
   Но самый чувствительный удар был нанесен по самолюбию Милоша. Он был подобен кровоточащей ране и не шел ни в какое сравнение с материальными разрушениями. Его гости серьезно пострадали или, что еще хуже, бросились врассыпную, как зайцы. Какое унижение для их гордых натур. И какой позор для него самого — ведь все это случилось под крышей его дома.
   Кому понадобилось так насолить ему? И зачем?
   Он взглянул на небо, но вертолет исчез, словно растаяв в воздухе.
   Никогда еще Милош не ощущал такого бессилия. Ему казалось, что его смешали с грязью. Хотелось завыть от ярости прямо в безлунное небо. Но надо сохранять внешнее спокойствие, насколько это вообще возможно посреди такого бедлама. Его взгляд упал на одну из шин, которая застряла в окне его комнаты. Лысая и грязная, она была настолько старой, что из резины торчал металлический корд.
   Так они с помойки! Мало того что на него напали в собственном доме, так еще на голову ему сбросили хлам!
   С криком, похожим на рычание, он вцепился в шину и протолкнул ее в окно.
   Глядя, как она катится по его роскошному ковру, Милош Драгович поклялся найти своего обидчика и отомстить ему за все.

10

   Сол так трясся от сдавленного смеха, что ему пришлось выключить камеру. Хотелось лечь на спину и заржать от восторга. Но не стоит привлекать внимание, которое может стоить ему жизни. Он вытер глаза рукавом и поспешил к машине.
   Господи, вот это было зрелище. Град шин и крутые ребята, которые разбегаются, как тараканы, и вопят, как испуганные дамочки. Пройдоха серб небось в штаны наложил с испугу! И все это он заснял на пленку!
   Подойдя к машине, Сол проскользнул на переднее сиденье и, отдышавшись, стал смотреть в окно на темные дюны.
   Да, сегодня Драгович здорово погорел, но за Арти он еще не расплатился. Разве это месть?
   Но ничего, это только начало.

11

   Джек сидел в проходе напротив дома Монне на Восемьдесят седьмой улице и слушал радио, чтобы скоротать время.
   Он следил за доктором уже шесть или семь часов: выйдя из офиса на Тридцать четвертой улице, тот поехал на завод компании, который находился рядом с Бруклинским морским портом, потом зашел на склад и пробыл там довольно долго. Час назад он вернулся домой и больше не показывался.
   Джек следил за ним на всякий случай — вдруг обнаружится что-нибудь подозрительное. Но пока усилия его не увенчались успехом.
   Он стал крутить ручку настройки и поймал сводку новостей как раз в тот момент, когда сообщалось о скандале в департаменте полиции. Наркотик, изъятый в связи с бунтом выпускников, был похищен и заменен каким-то безвредным веществом. Служба внутренней безопасности начала расследование.
   Значит, однокашника Батлера, Берта Докинса, теперь отпустят? Джек покачал головой. Ну и система. Сам он не собирался заниматься Докинсом. Слишком уж тонкая ниточка.
   В кармане у Джека завибрировал мобильник, Он взглянул на экран — кто-то из братьев Эш. Джек перезвонил из автомата на углу. К телефону подошел Джо:
   — Авиакомпания «Близнецы».
   — Ну, как все прошло?
   Джо расхохотался:
   — Ну ты и засранец! Вот засранец чертов! Фрэнк так гоготал, что мы чуть не свалились в воду! Твои шины все там разметали. Жаль, что тебя там не было, Джек. Было на что посмотреть!
   — Еще увижу, — сказал Джек, надеясь, что Солу удалось все заснять. Его охватило радостное волнение. Идея, конечно, безумная, могло и не выгореть.
   — Мысль была неплохая, но ведь никогда не знаешь, как на деле получится.
   — Джек, получилось так клево, что я вот думаю, почему бы ВВС не взять это дело на вооружение, когда начнется очередная заварушка в Заливе или в Югославии. Ты же знаешь, какая уйма старых шин скопилась в этой стране. И что с ними делать? Закапывать или топить в море? Вместо этого мы можем загружать их в наши «В-52» и сбрасывать с высоты пятьдесят тысяч футов. Представляешь, какая начнется суматоха, когда с неба свалится миллион шин? Вот это будет паника! Приди такое в голову чуть пораньше, мы бы просто похоронили под ними и Багдад и Белград, а заодно очистили бы не одну свалку.
   — Давай пока оставим ВВС в покое, — предложил Джек. — У нас ведь в воскресенье еще один вылет?
   — Да мы спим и видим, когда полетим опять! И за это еще деньги заплатят! Знаешь, я подумал, может быть, добавить немного музыки в воскресенье? Что-нибудь подходящее к случаю.
   — Джо, прошу тебя...
   — Помнишь эту песенку у Бобби Ви? «Резиновый мячик». Он там еще поет: «Прыгай, прыгай, мой дружок». Мы можем запустить это через динамики, когда все эти шины...
   Джек улыбнулся:
   — Давай не будем усложнять, Джо. Зачем выпендриваться и лишний раз нарываться?
   — Понял. Это я так, к слову.
   — Хорошая мысль, но давай ничего не менять. Пусть будет все как в прошлый раз. Идет?
   — Согласен.
   Джек подождал, пока Джо повесит трубку, и стал набирать другой номер.

12

   Все его гости разошлись: большинство уковыляло на своих ногах, но некоторым потребовалась помощь. Рассыпаясь в извинениях, Милош проводил их всех и занялся делами.
   Он велел Киму усадить Чино в кинозале с плазменным экраном, снабдив ее бутылкой ледяного «Дампьера» и новым фильмом с Киану Ривзом в главной роли. После этого кореец был отправлен руководить официантами, которые принялись за генеральную уборку. Отдав все необходимые распоряжения, Милош собрал своих людей в комнате охраны на первом этаже.
   Это был своего рода технический центр, оснащенный самым современным электронным оборудованием. Здесь обрабатывалась информация со всех камер видеонаблюдения и защищались от прослушивания все исходящие звонки. Милош потратил на эту комнату целое состояние, чтобы иметь возможность проворачивать свои дела прямо из Хемптона. Но сегодня вечером вся эта техника оказалась бесполезной.
   Иногда в интересах дела Драгович прибегал к внешним эффектам, как это было вчера в ГЭМ. Однако сегодня ему было не до лицедейства. С побагровевшим лицом он расхаживал по комнате, рубя руками воздух и изливая на охрану весь накопившийся гнев. Драгович прекрасно понимал, что они ни в чем не виноваты, но ему надо было выпустить пар, чтобы не взорваться, разлетевшись на тысячу кровоточащих кусков.
   Наконец он умолк, обведя тяжелым взглядом побледневших охранников. Он знал, о чем они думали: состоится ли на этот раз показательная расправа, как это случалось раньше?
   Милош обожал такие представления. Обвинить кого-нибудь во всех смертных грехах и пристрелить на месте. Но сейчас не время терять нужных людей — все они могут понадобиться для поимки злоумышленника.
   — Ну, что скажете? — процедил он, когда молчание стало невыносимым.
   Ответа не последовало.
   — Вы что-нибудь заметили? Кто-нибудь болтался поблизости? Может быть, проявлял повышенный интерес? Говори, Вук. — Он показал на бывшего капрала Югославской армии с высветленными волосами. Тот моргнул, но внешне остался спокоен. — Ты патрулировал на этой неделе. Кто-нибудь интересовался домом?
   — Нет, сэр, — ответил Вук. — Мы с Иво шуганули вчера одного парня с женой, но они просто гуляли по берегу. Когда они остановились напротив дома, мы их прогнали. Жена не хотела уходить, но парень сам уволок ее оттуда.
   Милош кивнул.
   — А что показали камеры? — спросил он Досифея, который отвечал за видеонаблюдение.
   Тот указал большим пальцем на полдюжины мониторов у себя за спиной.
   — Я как раз проверял пленки за эту неделю. Пока ничего не обнаружил.
   — Ничего? — переспросил Милош, чувствуя, как в нем опять закипает гнев. — Ничего?
   В это время зазвонил телефон.
   Обрадованный Досифей поспешил снять трубку.
   — Это Ким, — сообщил он через несколько секунд. — Говорит, что вам звонят.
   — Я же приказал меня не беспокоить!
   — Он говорит, что какой-то человек интересуется, нет ли у вас старых шин на продажу.
   Все в комнате вдруг разом заговорили. Милош как-то сразу успокоился. Теперь не нужно искать врага — он объявился сам.
   Выхватив из рук Досифея трубку, Драгович сделал знак Михайло, лысоватому очкарику, отвечающему за связь.
   — Проследи, откуда звонят.
   После чего велел Киму соединить его с незнакомцем.
   В трубке послышался скрипучий голос с безукоризненным англосаксонским выговором:
   — Мистер Драгович? Это вы?
   Тот же голос доносился из динамика на пульте коммутатора.
   — Да, — ответил Милош, стараясь говорить спокойно. — Кто это?
   — Я президент Комитета по охране окружающей среды Ист-Хемптона. Вы получили вчера наше послание?
   — Послание? — переспросил Милош, делая вид, что ничего не понимает. — Какое послание?
   — Шины, мой друг, шины. Вы, конечно, их заметили, хотя человек, построивший столь чудовищный дом, мог и не обратить внимания на такой пустяк. Но все же я решил позвонить вам на тот случай, если вы не поняли намека.
   Милош заскрипел зубами.
   — Какого намека?
   — Мы не хотим вас здесь, мистер Драгович. Вы вульгарный и дешевый тип, и мы не потерпим вашего присутствия. Вы ядовитое насекомое, и мы выкурим вас отсюда. Вы мусор, а дом ваш — навозная куча. Мы и дальше будем действовать в том же духе, пока вы не уберетесь отсюда со всей своей шайкой.
   Милош сжал трубку и прошипел:
   — Кто вы?
   Со стороны пульта послышалось радостное «Есть!». Драгович оглянулся и увидел, что Михайло сигналит «о'кей». Он проследил звонок.
   — Я же вам сказал: мы из Комитета по охране окружающей среды. Я вас предупредил, господин Драгович. Мы не шутим. Это не игра.
   — Вы так думаете? — с улыбкой произнес Драгович. — А я с удовольствием поиграю с вами. — Он повесил трубку и повернулся к Михайло: — Кто это?
   — Не могу сказать, — ответил тот, нервно теребя очки в металлической оправе. — Но он звонил из города, из автомата где-то в районе восьмидесятых улиц.
   Милош чертыхнулся про себя. Он надеялся узнать имя, но какой дурак будет звонить из собственного дома.
   — Я кое-что нашел, — подал голос Досифей.
   Милош подошел к кабинке, где тот приник к монитору, чуть не упираясь носом в экран.
   — Что именно?
   — Я вспомнил. Вчера к дому подъезжала машина. Остановилась у ворот. Я уже хотел послать туда ребят, но она сразу уехала.
   На экране Милош увидел мужчину, сидящего рядом с водителем в кабине американской машины.
   — Я его узнал, — произнес Иво. — Это тот самый тип, которого мы прогнали с берега.
   Милош повернулся к нему:
   — Думаешь, это он сейчас звонил?
   — Нет, голос не похож, — сказал Вук, покачав головой. — Да к тому же парень, который так испугался, вряд ли мог сотворить что-либо подобное.
   — Не уверен, — задумчиво произнес Иво, покосившись на экран. — Видно было, что человек не хочет ввязываться в драку, но я бы не сказал, что он испугался.
   Милош считал, что Иво умнее Вука. И к тому же он не красил волосы, что тоже говорило в его пользу.
   — Мы должны найти этого человека.
   — Нет проблем, — отозвался Досифей.
   Обернувшись, Милош увидел изображение машины, застывшее на экране.
   — Вот ее номер, — указал Досифей на бампер.
   Милош, ухмыляясь, посмотрел на табличку. Кем бы ты ни был, от меня все равно не уйдешь, подумал он. И тогда пожалеешь, что на свет родился.

13

   Люк держал в руках бутылку «Шато Лафит-Ротшильд» 1959 года, качая ее, как грудного ребенка. Он улыбнулся. У них с Лорел не было детей — и слава богу... Она, вероятно, сделала бы из них таких же монстров, каким была сама. Единственным утешением была его коллекция вин. Вино лучше, чем дети. В отличие от детей, которые с каждым годом обходятся все дороже, вино со временем только растет в цене и становится лучше.
   Взять, к примеру, этот лафит. Один из лучших в мире, он находится под постоянной опекой своих «родителей». Каждые двадцать лет фирма присылает из Франции своих специалистов, чтобы сменить пробку на своих старых винах. Этой бутылке поменяли пробку в середине восьмидесятых; они даже наклеили на нее специальный ярлычок, подтверждающий этот факт.
   Вино, в отличие от жен и детей, никогда не разобьет тебе сердце.
   Когда Лорел подала на развод, она потребовала половину его коллекции вин. Эта сучка ничего не смыслила в вине — сама она лакала белый цинфандель и никогда не могла отличить эксклюзивное коллекционное вино от какой-нибудь бурды.
   Она догадывалась, что потеря половины коллекции будет жестоким ударом для Люка, и только поэтому претендовала на нее.
   Ей хотелось причинить ему боль. Она простила ему две измены, но третья выбила ее из колеи. Он попытался объяснить, что все они ровным счетом ничего не значат, и это было чистой правдой. Клялся, что любит ее, и только ее, и вот это уже правдой не было.
   Когда он любил в последний раз? Смешной вопрос. Он занимался любовью, а не любил. Предпочитал короткие бурные связи, после которых обе стороны мирно расходятся, не имея друг к другу никаких претензий.
   Самым незабываемым был тот день с Надей. Такой накал, такая сила страсти. При воспоминании об этом до сих пор напрягалось тело. Тогда Надя не захотела серьезных отношений. Возможно, не захочет их и сейчас. Он бы с удовольствием продолжил, если бы это не помешало ее работе. Но нет, с этим надо подождать. Самое главное сейчас — стабилизировать молекулу.
   Сейчас ему предстояло упаковать вино, на которое покушалась Лорел. Она вообразила, что наносит ему коварный удар, но он успел ее опередить. Когда стало ясно, что дело идет к разводу, он стал методично изымать лучшие бутылки, заменяя их рядовым пойлом. В итоге Лорел получила замечательную коллекцию ординарных вин. Она, конечно, попыталась поднять скандал, но так и не смогла сказать, какие именно бутылки исчезли.
   Люк осторожно опустил лафит в деревянный ящичек с мягкой упаковочной стружкой и, отпив из бокала, куда он налил другое вино, стал перекатывать его по языку. Чтобы как-то скрасить утомительный процесс упаковки, он откупорил фантастический гревский «От-Брион» 1982 года. В ближайшую пару недель все шестьсот бутылок придется вынуть из ячеек, упаковать и подготовить к отправке.
   Люк не хотел рисковать. Он, конечно, надеялся на Надю, но стабилизация молекулы «локи» может оказаться непосильной задачей даже для нее. Возможно, это вообще не в человеческих силах. Если у нее ничего не получится, он не будет дожидаться 22 июня, когда Драгович узнает, что ему больше ничего не светит. Нет, в это время он уже будет во Франции вместе со своими винами.
   Брэду и Кенту он ничего не скажет. Возможно, они сейчас тоже собирают пожитки, подумал он с улыбкой. Нет, вряд ли. Оба обременены семейством, да и бежать им некуда.
   Он оставляет их сербу на растерзание. Что ж, они это заслужили. В конце концов, это они втянули компанию в сомнительные аферы.
   Выйдя из винного хранилища, Люк со стаканом в руке прошествовал в кабинет. Жаль, конечно, бросать такой прекрасный дом, но, если в ближайшие несколько недель существо протянет ноги, а Надя не сможет добиться весомых результатов к середине июня, он исчезнет и больше сюда не вернется.
   Люку даже хотелось, чтобы это произошло... тогда он начнет жизнь заново — на новом месте, другим человеком.
   Он достал из стола пузырек с бледно-голубым порошком. Вот он. Образец вещества, синтезированного из последней пробы крови. «Локи», сделавший его богатым и сломавший ему жизнь.
   Люк осушил стакан. Он бы с удовольствием выпил еще, но пора было ехать на склад, чтобы проверить эффективность новой партии.
   У него засосало под ложечкой... эта проверка, вероятно, будет последней. Радоваться этому или горевать?

14

   Повесив трубку, Джек потер скулы. От этого аристократического выговора сводило челюсти. Но, судя по всему, звонок достиг цели. Во-первых. Драгович будет думать, что он жертва местных снобов, которые прибегли к крайним мерам, чтобы избавиться от его соседства. Выглядит довольно нелепо, но сгодится, чтобы замутить воду на несколько дней. Во-вторых, Драгович будет подготовлен к следующему звонку, который Джек собирался сделать после воскресного приема. Но если сегодняшний звонок не сработает, весь план полетит к черту.
   Джек бросил последний взгляд на дом Монне. Уже поздно, и вряд ли доктор куда-нибудь пойдет в такое время. Пора домой, где его ждет очередной фильм о докторе Моро: версия 1977 года с Бертом Ланкастером и Майклом Йорком. Не такой яркий, как «Остров потерянных душ», — Ланкастер в роли Моро лишь бледное подобие зловещей извращенности Лоутона, — но присутствие Барбары Карреры заставляет забыть об этом.
   Но когда Джек повернулся, чтобы уйти, он вдруг увидел, как к главному входу подъехало такси. Швейцар распахнул стеклянную дверь, и на улицу вышел доктор Монне. Джек бросился на Лексингтон, где он припарковал свой «бьюик».
   Оказывается, вечер только начинался.

15

   — Ну наконец-то!
   Даг так резко откинулся на спинку кресла, что оно откатилось от компьютера. Его так и подмывало вскочить и пуститься в пляс, но танцор он был неважный. Поэтому он просто встал и направился на кухню, заскочив по дороге в туалет. На кухне он вынул из холодильника бутылку колы, насыпал в чашку «хрустиков» и залил их молоком. Через несколько минут он опять сидел у монитора.
   Похрустывая хлопьями, он внимательно смотрел на экран. Блоки, защищавшие финансовые файлы, рухнули под его напором. Он проник в самое сердце сети. Запрос он отправил через Вашингтон, округ Колумбия. Вряд ли его сумеют вычислить, даже если кто-то займется этим всерьез.
   Настоящая охота начинается только сейчас: разобраться во всех этих цифрах, найти среди них нужные и проследить, куда на самом деле идут деньги, предназначенные на исследования.
   Даг потер руки. Все как в прежние времена. Впереди длинная ночь, но он бодр и готов к подвигам. Сахар и кофеин позволят ему продержаться до конца.

Суббота

1

   Джек полз по стальной балке под крышей склада, все время останавливаясь и зажимая нос, чтобы не чихнуть.
   Наверху ворковали и возились голуби. Он потревожил их, пролезая через люк, но, к счастью, не настолько, чтобы они шумно сорвались с места. Судя по заляпанной банке, они гнездились здесь уже давно. Его лохмотья пришлись как нельзя кстати. Не жалко будет выбросить.
   Преследуя Монне, Джек проделал неблизкий путь от Карнеги-Хилл на Манхэттене до его экономического антипода — старого морского порта в Бруклине. Конечно, весьма неосторожно ехать на собственной машине, но какой таксист посадит к себе оборванного бродягу.
   Сначала Монне остановился у завода компании ГЭМ. Джек с удивлением заметил, что вокруг светло, как на Таймс-сквер. На стоянке было полно машин, а сам завод, судя по всему, работал в три смены, в то время как окружавшие его предприятия были закрыты. Видимо, дела у ГЭМ идут неплохо.
   Заскочив на завод, Монне направился к складу. Джек последовал за ним до старого кирпичного здания, которое он уже видел сегодня днем. Тогда он ждал Монне снаружи, но сейчас, увидев, как в дверь склада, оборудованную металлоискателем, один за другим проходят какие-то оборванцы, он решил заглянуть внутрь. Здесь явно был не только склад. Здание выглядело неприступным, и пробраться на крышу было невозможно. Но к нему примыкал заброшенный дом, и, разбив там окно, Джек поднялся наверх и перепрыгнул на крышу склада.
   Внутри было пусто. Огромное, ничем не заполненное пространство высотой в три этажа. Только внизу один угол был отгорожен и разбит на два отсека.
   Джек пополз по балке, держа курс на островок света среди моря тьмы, пока, наконец, не оказался над отгороженным участком. Он был ярко освещен. Полдюжины мужчин — тех самых, что проходили через металлоискатель, — стояли вокруг небольшого стола и пили из пронумерованных пластиковых стаканчиков.
   В соседнем отсеке было темно. Там маячило несколько неясных фигур, которые, столпившись у перегородки, наблюдали за мужчинами через треснутое стекло.
   Из громкоговорителя, установленного над окном, раздался голос:
   — Допейте всю воду из своих стаканов. Иначе во время испытания вы будете испытывать жажду.
   Это Монне? Джек никогда не слышал его голоса, но готов был поклясться, что это он.
   — Все закончили?
   Одни подняли пустые стаканы, другие сказали «да».
   — Прекрасно. А теперь каждый участник должен занять место у испытательного стенда, соответствующее номеру его стакана.
   Участники засуетились, но в конце концов разобрались и заняли места у стенда, который представлял собой панель с красными виниловыми подушками размером с большую пиццу. Подушки были расположены на уровне груди, и над каждой горело табло с тремя нулями.