Страница:
На протяжении четвертичного периода развитие природы островов архипелага Сокотры (особенно климата, флоры и фауны) отличалось существенной «консервативностью» вследствие их положения на южной кромке тропического пояса. Как подчеркивает в этой связи
А. А. Свиточ (Острова, 1982), в экваториальном, субэкваториальных и тропических поясах Земли в плейстоцене размах природных колебаний был сравнительно невелик, а ход природного процесса был близок к плиоценовому. Однако спокойная в целом эволюция ландшафтов шла на фоне неоднократных колебаний уровня океана.
В эпохи материковых оледенений Северного полушария уровень океана падал до отметок на несколько десятков метров ниже 100 м. Соответственно осушались большие площади островного шельфа, включая многие банки и дно проливов, за исключением глубокого (почти до 1000 м) пролива, неизменно отделявшего цоколь острова Абд-эль-Кури от шельфа мыса Гвардафуй. Особенно крупный массив суши – в два раза больше современной Сокотры – возникал при объединении его с соседними, расположенными к юго-западу от него небольшими островами Самха и Дарса. Единый остров имел в такие эпохи (последний раз в конце плейстоцена, около 20 тыс. лет назад) обширные площади плоского низменного рельефа, местами осложненного горами и плато Сокотры, Самха и Дарса. В эпохи регрессий океана происходило заметное углубление эрозионных долин.
Наиболее теплые фазы межледниковий знаменовались высокими стояниями уровней Индийского океана, в том числе на отметках несколько выше современной – на 10–15 м. Такие «подтопления» островов, как считается, в недавнем геологическом прошлом происходили неоднократно: в конце среднего плейстоцена (около 140 тыс. лет назад), в середине позднего плейстоцена (около 70 тыс. лет назад) и во второй его половине (около 30 тыс. лет назад). С последней межледниковой трансгрессией связано формирование 5—7-метровой морской террасы на побережьях островов Сокотры и Абд-эль-Кури. Свиточ на основании анализа ископаемых моллюсков и литологии осадков полагает, что 30 тыс. лет назад как подводные, так и наземные ландшафты существенно не отличались от современных. В эпохи трансгрессий шло заполнение наносами прибрежных отрезков эрозионных долин.
Около 10 тыс. лет назад Сокотра и Абд-эль-Кури испытали воздействие послеледниковой (фландрской) трансгрессии, оставившей следы в виде морских террас на шельфе, а также над современным урезом на высоте 2–4 м. Именно с этой трансгрессией связывают образование побережий современного облика. К настоящему времени оформились береговые валы и пересыпи, отчленяющие от моря ряд закрытых лиманов, а также осушки на низменных участках побережий (урочище Эриош) и свежие абразионные уступы. На суше продолжаются процессы физического выветривания скальных пород, карстовые процессы, медленное смещение нецементированных обломочно-мелкоземистых масс на склонах, развитие долин вади. Эоловые явления сводятся к удалению ветрами аллювиального мелкозема с поверхностей возвышенностей и к формированию молодых свободных и прислоненных дюн на берегах (Борсук, 1982).
Современные ландшафты Сокотры и Абд-эль-Кури при всем их своеобразии нельзя отнести к категории первичных, не измененных воздействием человека. Хозяйственная деятельность (по крайней мере, на самой Сокотре) ведется на протяжении тысячелетий. Практически не тронуты на островах лишь недра, климат (микроклимат местами изменен) и режим стока поверхностных вод. Рельеф уже подвергся небольшим антропогенным изменениям в связи с прокладкой дорог, особенно – шоссе, и строительством различных сооружений. Гидрогеологические ресурсы верхнего водоносного горизонта активно потребляются значительным по численности населением. Об изменениях в составе фауны к уже сказанному можно добавить то, что наблюдается тенденция избирательного вылова ценных сортов рыбы и добычи морских организмов.
Внушающие опасения масштабы приобрела антропогенная нагрузка на растительность Сокотры, которая проявляется в двух формах. Во-первых, это биологическое загрязнение, т. е. интродуцирование видов, чуждых местным сообществам (ряд культурных растений, начиная с финиковой пальмы; некоторые сорняки; кактусы, возможно, из Америки; дикий апельсин, вероятно, завезенный еще в XVI в. из Португалии, и др.). Во-вторых, растительность Сокотры (а местами и Абд-эль-Кури) страдает, как будет показано в следующих главах, от выпаса большого количества домашнего скота. Во многих районах на участках былого произрастания первичной растительности возникли вторичные фитоценозы. Особенно пострадал травянисто-кустарничковый ярус.
Несмотря на отмеченные серьезные изменения естественной среды, природно-антропогенные ландшафты Сокотры и Абд-эль-Кури пока еще находятся в относительно сбалансированном, условно устойчивом состоянии. Многовековое однотипное природопользование до сих пор характеризовалось примерно одинаковой умеренной степенью. Стихийно выработалась приемлемая мера воздействия хозяйственной деятельности человека на естественные территориальные комплексы – воздействия, не ведущего к дальнейшему истощению природных ресурсов.
Глава вторая
Земля благовоний
Христианство и ислам
А. А. Свиточ (Острова, 1982), в экваториальном, субэкваториальных и тропических поясах Земли в плейстоцене размах природных колебаний был сравнительно невелик, а ход природного процесса был близок к плиоценовому. Однако спокойная в целом эволюция ландшафтов шла на фоне неоднократных колебаний уровня океана.
В эпохи материковых оледенений Северного полушария уровень океана падал до отметок на несколько десятков метров ниже 100 м. Соответственно осушались большие площади островного шельфа, включая многие банки и дно проливов, за исключением глубокого (почти до 1000 м) пролива, неизменно отделявшего цоколь острова Абд-эль-Кури от шельфа мыса Гвардафуй. Особенно крупный массив суши – в два раза больше современной Сокотры – возникал при объединении его с соседними, расположенными к юго-западу от него небольшими островами Самха и Дарса. Единый остров имел в такие эпохи (последний раз в конце плейстоцена, около 20 тыс. лет назад) обширные площади плоского низменного рельефа, местами осложненного горами и плато Сокотры, Самха и Дарса. В эпохи регрессий океана происходило заметное углубление эрозионных долин.
Наиболее теплые фазы межледниковий знаменовались высокими стояниями уровней Индийского океана, в том числе на отметках несколько выше современной – на 10–15 м. Такие «подтопления» островов, как считается, в недавнем геологическом прошлом происходили неоднократно: в конце среднего плейстоцена (около 140 тыс. лет назад), в середине позднего плейстоцена (около 70 тыс. лет назад) и во второй его половине (около 30 тыс. лет назад). С последней межледниковой трансгрессией связано формирование 5—7-метровой морской террасы на побережьях островов Сокотры и Абд-эль-Кури. Свиточ на основании анализа ископаемых моллюсков и литологии осадков полагает, что 30 тыс. лет назад как подводные, так и наземные ландшафты существенно не отличались от современных. В эпохи трансгрессий шло заполнение наносами прибрежных отрезков эрозионных долин.
Около 10 тыс. лет назад Сокотра и Абд-эль-Кури испытали воздействие послеледниковой (фландрской) трансгрессии, оставившей следы в виде морских террас на шельфе, а также над современным урезом на высоте 2–4 м. Именно с этой трансгрессией связывают образование побережий современного облика. К настоящему времени оформились береговые валы и пересыпи, отчленяющие от моря ряд закрытых лиманов, а также осушки на низменных участках побережий (урочище Эриош) и свежие абразионные уступы. На суше продолжаются процессы физического выветривания скальных пород, карстовые процессы, медленное смещение нецементированных обломочно-мелкоземистых масс на склонах, развитие долин вади. Эоловые явления сводятся к удалению ветрами аллювиального мелкозема с поверхностей возвышенностей и к формированию молодых свободных и прислоненных дюн на берегах (Борсук, 1982).
Современные ландшафты Сокотры и Абд-эль-Кури при всем их своеобразии нельзя отнести к категории первичных, не измененных воздействием человека. Хозяйственная деятельность (по крайней мере, на самой Сокотре) ведется на протяжении тысячелетий. Практически не тронуты на островах лишь недра, климат (микроклимат местами изменен) и режим стока поверхностных вод. Рельеф уже подвергся небольшим антропогенным изменениям в связи с прокладкой дорог, особенно – шоссе, и строительством различных сооружений. Гидрогеологические ресурсы верхнего водоносного горизонта активно потребляются значительным по численности населением. Об изменениях в составе фауны к уже сказанному можно добавить то, что наблюдается тенденция избирательного вылова ценных сортов рыбы и добычи морских организмов.
Внушающие опасения масштабы приобрела антропогенная нагрузка на растительность Сокотры, которая проявляется в двух формах. Во-первых, это биологическое загрязнение, т. е. интродуцирование видов, чуждых местным сообществам (ряд культурных растений, начиная с финиковой пальмы; некоторые сорняки; кактусы, возможно, из Америки; дикий апельсин, вероятно, завезенный еще в XVI в. из Португалии, и др.). Во-вторых, растительность Сокотры (а местами и Абд-эль-Кури) страдает, как будет показано в следующих главах, от выпаса большого количества домашнего скота. Во многих районах на участках былого произрастания первичной растительности возникли вторичные фитоценозы. Особенно пострадал травянисто-кустарничковый ярус.
Несмотря на отмеченные серьезные изменения естественной среды, природно-антропогенные ландшафты Сокотры и Абд-эль-Кури пока еще находятся в относительно сбалансированном, условно устойчивом состоянии. Многовековое однотипное природопользование до сих пор характеризовалось примерно одинаковой умеренной степенью. Стихийно выработалась приемлемая мера воздействия хозяйственной деятельности человека на естественные территориальные комплексы – воздействия, не ведущего к дальнейшему истощению природных ресурсов.
Глава вторая
Страницы истории
Об острове Сокотра знали еще в далекой древности, однако остается неизвестным, когда и кем он был впервые заселен. Вплоть до последних открытий российских археологов никто из исследователей не рискнул предположить время заселения более отдаленное, чем эпоха древних южноаравийских государств. Такие известные исследователи древней истории региона, как английские археологи Д. Брайан Доу и Питер Боксхолл, считали, что человек поселился на острове ради сбора благовоний, когда они стали «золотом Востока». А к IV в., когда спрос на благовония упал, населению острова, ставшему уже коренным, пришлось целиком положиться на скотоводство и рыбную ловлю, что вызвало деградацию хозяйственного и общественного развития (Doe, 1970).
Однако сегодня находки орудий каменного века, сделанные на острове отрядом российских ученых, в состав которого входил и автор этих строк, заставляют по-новому посмотреть на вопрос о первоначальном заселении Сокотры, которое могло иметь место в эпоху олдована, когда остров еще соединяла с Африканским Рогом гряда мелких островков (см. об этом подробно в главе об археологии).
То, что вторично Сокотра была заселена – уже в историческую эпоху – мигрантами с Аравийского полуострова, подтверждается известным фактом: древние аравийцы были умелыми мореходами. Однако и мореходство в регионе, как показывают новейшие исследования, подвергающие детальному анализу все имеющиеся свидетельства, возможно, было гораздо более древним, чем эра южноаравийских цивилизаций.
Подробное рассмотрение этого вопроса не входит в нашу задачу – в работе Т. А. Шумовского «Арабы и море» (предисловие к кн.: Ахмад ибн Маджид, 1985, т. 1) доказывается весьма раннее освоение бассейна Индийского океана мореходами. Вспомним в этой связи, что, видимо, уже в III тысячелетии до н. э. существовали морские связи между Месопотамией, с одной стороны, и Дильмуном (Бахрейн), Маганом (Оман) и Мелуххой – с другой (Ахмад ибн Маджид, 1985, т. 1: 20).
Индийцы, аравийцы, египтяне активно осваивали морские просторы океана. К середине I тысячелетия до н. э. южноаравийцы, как нам хорошо известно, уже имели свои порты на побережье и вели морскую торговлю. Однако о более далеких временах мы знаем очень мало. Можно лишь строить догадки по поводу возможных связей аравийцев (до создания южноаравийских цивилизаций и в первые века их существования) с индийцами или, например, с австронезийцами (Ахмад ибн Маджид, 1985, т. 1: 34, о миграциях индонезийцев).
В I тысячелетии до н. э. Сокотра экономически зависела от южноаравийских торговцев. В середине того же тысячелетия остров имел важное значение для транзитной торговли. Древние индийцы назвали его «двипа сукхадара» (санскр. «Остров Блаженства»). К этому санскритскому названию возводит распространенная среди историков версия о происхождении греческого названия острова – Диоскорида и его современного названия – Сокотра. Эту версию, например, принимают Чеунг и ДеВантье (Cheung and DeVantier, 2006: 223), ее в 1997 г. изложил на Аравийском семинаре в Лондоне известный немецкий специалист по Южной Аравии В. Мюллер. Там же автор этих строк выступил с критикой такого толкования и, кажется, переубедил коллегу из Германии. В своем впервые публично высказанном тогда предположении я исходил из того, что самоназвание столь древнего семитского народа, как сокотрийцы, вряд ли могло быть привнесено древними индоевропейцами, оно, несомненно, является автохтонным (как и соответствующее местное название острова). Греческое название острова – Диоскорида, совершенно очевидно, происходит от сокотрийского di-soqatri, где di – относительное местоимение, соответствующее в сокотрийском арабскому al-ladhi. Кстати, у Плиния в «Естественной истории» остров называется «Диоскуриду». Возможно, именно название Сокотры зафиксировано в слове из южноаравийской надписи – z-sqrt. В те времена остров, прославившийся благовонными деревьями, видимо, находился в подчинении государства Хадрамаут, которое просуществовало до IV в. н. э.
Однако сегодня находки орудий каменного века, сделанные на острове отрядом российских ученых, в состав которого входил и автор этих строк, заставляют по-новому посмотреть на вопрос о первоначальном заселении Сокотры, которое могло иметь место в эпоху олдована, когда остров еще соединяла с Африканским Рогом гряда мелких островков (см. об этом подробно в главе об археологии).
То, что вторично Сокотра была заселена – уже в историческую эпоху – мигрантами с Аравийского полуострова, подтверждается известным фактом: древние аравийцы были умелыми мореходами. Однако и мореходство в регионе, как показывают новейшие исследования, подвергающие детальному анализу все имеющиеся свидетельства, возможно, было гораздо более древним, чем эра южноаравийских цивилизаций.
Подробное рассмотрение этого вопроса не входит в нашу задачу – в работе Т. А. Шумовского «Арабы и море» (предисловие к кн.: Ахмад ибн Маджид, 1985, т. 1) доказывается весьма раннее освоение бассейна Индийского океана мореходами. Вспомним в этой связи, что, видимо, уже в III тысячелетии до н. э. существовали морские связи между Месопотамией, с одной стороны, и Дильмуном (Бахрейн), Маганом (Оман) и Мелуххой – с другой (Ахмад ибн Маджид, 1985, т. 1: 20).
Индийцы, аравийцы, египтяне активно осваивали морские просторы океана. К середине I тысячелетия до н. э. южноаравийцы, как нам хорошо известно, уже имели свои порты на побережье и вели морскую торговлю. Однако о более далеких временах мы знаем очень мало. Можно лишь строить догадки по поводу возможных связей аравийцев (до создания южноаравийских цивилизаций и в первые века их существования) с индийцами или, например, с австронезийцами (Ахмад ибн Маджид, 1985, т. 1: 34, о миграциях индонезийцев).
В I тысячелетии до н. э. Сокотра экономически зависела от южноаравийских торговцев. В середине того же тысячелетия остров имел важное значение для транзитной торговли. Древние индийцы назвали его «двипа сукхадара» (санскр. «Остров Блаженства»). К этому санскритскому названию возводит распространенная среди историков версия о происхождении греческого названия острова – Диоскорида и его современного названия – Сокотра. Эту версию, например, принимают Чеунг и ДеВантье (Cheung and DeVantier, 2006: 223), ее в 1997 г. изложил на Аравийском семинаре в Лондоне известный немецкий специалист по Южной Аравии В. Мюллер. Там же автор этих строк выступил с критикой такого толкования и, кажется, переубедил коллегу из Германии. В своем впервые публично высказанном тогда предположении я исходил из того, что самоназвание столь древнего семитского народа, как сокотрийцы, вряд ли могло быть привнесено древними индоевропейцами, оно, несомненно, является автохтонным (как и соответствующее местное название острова). Греческое название острова – Диоскорида, совершенно очевидно, происходит от сокотрийского di-soqatri, где di – относительное местоимение, соответствующее в сокотрийском арабскому al-ladhi. Кстати, у Плиния в «Естественной истории» остров называется «Диоскуриду». Возможно, именно название Сокотры зафиксировано в слове из южноаравийской надписи – z-sqrt. В те времена остров, прославившийся благовонными деревьями, видимо, находился в подчинении государства Хадрамаут, которое просуществовало до IV в. н. э.
Земля благовоний
Вместе с Южной Аравией Сокотра составляла область известную всему миру как Страна благовоний. Ведь в древнем мире благовония были одним из наиболее ценных продуктов. Они употреблялись в огромном количестве. Халдейские жрецы ежегодно сжигали благовония перед алтарем Баала на 10 тыс. талантов! В Иерусалиме были построены гигантские амбары, где хранился этот дар – жертва богу. В Греции повсюду курили благовония в честь Зевса. В Рим регулярно приходили из Аравии корабли, груженные благовониями.
Геродот в V в. до н. э. сообщал: «… Ни в одной другой земле, кроме Аравии, не растут ладан, мирра, касия, корица и ледан. Все эти благовония, за исключением мирры, арабы добывают с трудом. Так, ладан они получают, сжигая стирак, который ввозят в Элладу финикияне. Сжигая этот стирак, они получают ладан. Ведь деревья, дающие ладан, стерегут крылатые змеи, маленькие и пестрые, которые ютятся во множестве около каждого дерева».
Чтобы достать, например, касию, арабы «обвязывают все тело и лицо, кроме глаз, бычьими шкурами и разными кожами». Касия растет «в мелком озере и вокруг него, а в этом озере живут крылатые звери очень похожие на летучих мышей» и нападающие на людей. Арабы отгоняют этих зверей и срывают касию (Геродот, III, 108, 110).
«Корицу они собирают еще более удивительным способом. Большие птицы приносят в свои гнезда на кручах гор сухие полоски коры, которые называются финикийским именем «кинамомон». Арабы же туши павших быков, ослов и прочих вьючных животных… разрубают сколь возможно большими кусками и привозят в эти места. Свалив мясо вблизи гнезд, они затем удаляются. А птицы слетаются и уносят куски мяса в свои гнезда. Гнезда же не могут выдержать тяжести и рушатся на землю. Тогда арабы возвращаются и собирают корицу» (Геродот, III, 111).
«А ледан, который у арабов зовется ладаном, добывают еще более удивительным способом. Это вещество самое благовонное, хотя и происходит из самого зловонного места. Оно находится на бородах козлов и зарождается там, как смола на деревьях. Его применяют для многих благовонных мазей, и арабы употребляют его главным образом для курений» (Геродот, III, 112).
Ладан почитался священным. В нем, по преданию, умирала птица феникс, а люди употребляли его для религиозного очищения. О священной природе ладана говорил, например, римский историк Плиний Старший, сообщавший, что сезон сбора ладана начинался только после того как было получено доброе предзнаменование, толкуемое как знак от бога. Владельцы плантаций ладана во время сезона сбора должны были избегать близости с женщиной и посещения похорон.
Об употреблении ладана в доисламской Аравии известно мало, однако он был найден в остатках алтаря языческой богини арабов ал-Лат в Таифе. Из южноаравийских надписей мы знаем, что благовония здесь курили, чтобы определить, не возражают ли боги против того или иного поступка (например, постройки нового дома), либо чтобы оградить от злых духов покойника (курильницы с благовониями помещали около могилы).
В восточной мифологии был широко известен феникс – священная птица финикийцев. По их представлениям, жила она 500–600 лет, а умирать прилетала в Город Солнца (Гелиополь) в Египте. Считали, что она могла прилетать с острова Сокотра. Плиний писал о птице феникс: «…эта известная аравийская птица размером с орла. Она имеет великолепное оперение вокруг шеи, все тело ее пурпурное, только перья хвоста лазурного цвета, но перемежаются с перьями розового оттенка. Шея украшена гривой, а голова хохолком из перьев. Она посвящает себя солнцу и, когда становится старой, строит гнездо из корицы и веточек ладана, наполняющих его благоуханными ароматами, а затем ложится в него умирать. Из ее костей и костного мозга образуется маленький червячок, который вырастает в маленькую птицу. Первое, что она делает, это захоронение ее предка и перенесение гнезда в Город Солнца… Там она возлагает его на божественный алтарь. Круг великого года завершается с жизнью этой птицы, и вновь наступает новый цикл, такой же, как и предыдущий, по сезонам и появлению звезд» (Plinius Secundus, X, 3–5).
О фениксе писал и Геродот. Он признается, что не видел феникса живым, так как тот редко прилетает в Египет: «… В Гелиополе говорят, что только раз в 500 лет. Прилетает же феникс только, когда умирает его отец. Если его изображение верно, то внешний вид этой птицы и величина вот какие. Его оперение частично золотистое, а отчасти красное. Видом и величиной он более всего похож на орла. О нем рассказывают вот что (мне-то этот рассказ кажется неправдоподобным). Феникс прилетает будто бы из Аравии и несет с собой умащенное смирной [т. е. миррой. – В. H.] тело отца в храм Гелиоса, где его и погребает. Несет же его вот как. Сначала приготовляет из смирны большое яйцо, какое только может унести, а потом пробует его поднять. После такой пробы феникс пробивает яйцо и кладет туда тело отца. Затем опять заклеивает смирной пробитое место в яйце, куда положил тело отца. Яйцо с телом отца становится теперь таким же тяжелым, как и прежде. Тогда феникс несет яйцо [с собой] в Египет в храм Гелиоса. Вот что, по рассказам, делает эта птица» (Геродот, II, 73).
Если сопоставить то, что Диодор Сицилийский писал об острове Панхея, перемешивая достоверные сведения с легендой, то можно выявить некоторые черты, сближающие его с Сокотрой. Остров, по словам Диодора (как говорили его толкователи), снабжал весь мир миррой, ладаном и другими ароматическими растениями. Жители его продавали арабам с материка благовония, а те отправляли их в Египет, Сирию и другие страны. Обитали на острове четыре группы людей: аборигены, греки, индийцы и аравийцы, среди которых были пастухи, земледельцы, воины, ремесленники и жрецы (очевидно, и торговцы, продававшие благовония). Логично было бы предположить, что, торгуя драгоценными благовониями, сокотрийцы могли разбогатеть, тем более что, по свидетельствам, с острова египтяне привозили золото и дорогую ароматическую древесину, а такие товары могли быть завезены сюда ранее с материка, из Йемена, в обмен на благовония. Это, однако, представляется сомнительным, поскольку на материке было достаточно своих благовоний.
Диодор также приводит сведения о якобы стоявшем на острове богатом и прекрасном храме Юпитера, украшенном массивными колоннами и красивейшими статуями (ср. Doe, 1992: 62; также см. главу четвертую). Эвгемер из Мессины (конец IV – начало III в. до н. э.), автор философской утопии «Священная запись», дошедшей до нас в извлечениях Диодора, писал, что, путешествуя, он попал на остров панхейцев, расположенный недалеко от берегов Индии. На нем царило равенство, не было частной собственности. На одном из расположенных там островов якобы находился храм Зевса Трифилия с надписью: «Деяния Урана, Кроноса и Зевса» (Волгин, 1928: 28, 30; см. также Пригоровский, 1926).
Около 100 г. до н. э. греческий кормчий Гипалл, как принято считать, открыл секрет муссонных ветров, дующих в Индийском океане и меняющих направление в зависимости от сезона[2]. Он сумел использовать свои наблюдения в мореходстве. Отплыв летом из порта на побережье Восточной Африки, Гипалл, подгоняемый муссоном, благополучно добрался до Индии, а зимой, когда ветер дул в обратную сторону, вернулся обратно. Вскоре греко-римские парусники стали доплывать от Египта до Индии за два месяца. Эти суда перевозили как торговые грузы, так и пассажиров. Некоторые корабли держали курс на юг, к берегам Восточной Африки, где были созданы первые римские торговые поселения. Многие из торговых судов заходили на Сокотру.
В I в. н. э. о Сокотре писал анонимный греческий торговец из Египта, автор мореходного руководства под названием «Плавание вокруг Эритрейского моря». В нем говорится только о смешанных торговых поселениях на северном побережье острова, однако ничего не сказано об аборигенах. Правда, коль скоро автор «Плавания» называет поселенцев чужестранцами, можно заключить, что на острове были и аборигены. Вполне вероятно, что и две тысячи лет назад в горах Сокотры, так же как и теперь, в пещерах и сложенных из камней домах обитало автохтонное население, главным занятием которого было пастушество, а греческие и индийские купцы – колонисты – ничего не знали о его существовании. Это находит частичное подтверждение в сообщении Диодора Сицилийского: кроме чужеземного торгового поселения на Сокотре жило «местное население этой страны».
Что касается плавания на Сокотру, то важно учесть указание знаменитого арабского историка X в. аль-Хамдани (ум. в 945 г.), что из Адена в Страну Зинджей, или ас-Савахили (побережье Восточной Африки), надо плыть, «держась направления на Оман, оставить Сокотру справа, а затем, когда остров будет позади, обогнуть его, свернув в Море Зинджей» (аль-Хамдани, 1963: 93–94). По справедливому замечанию Шпренгера, этот путь обусловлен господством южных ветров на Восточноафриканском побережье (Schprenger, 1875: 87). Плывя обратно к Адену от Страны Зинджей, по сведениям арабских средневековых географов аль-Идриси, Ибн Баттуты, И акута и Мукаддаси, Сокотру оставляют слева.
Таким образом, по всем имеющимся данным, мореплаватели на пути между Аденом и побережьем Восточной Африки огибали южные берега Сокотры. Когда плыли к Сокотре от Адена, то корабли держали курс на Рас-Фартак, идя вдоль Аравийского побережья. Возможно, именно поэтому в древности положение острова определялось по мысу Рас-Фартак (Schoff, 1912: 30). Автор «Тадж ал-‘Арус» приводит расчет, явно исходящий из прямого пути, согласно которому Сокотра удалена от Мохи на три дня и три ночи плавания. По ал-Идриси, от южноаравийского берега до Сокотры – два перехода при хорошем ветре.
Геродот в V в. до н. э. сообщал: «… Ни в одной другой земле, кроме Аравии, не растут ладан, мирра, касия, корица и ледан. Все эти благовония, за исключением мирры, арабы добывают с трудом. Так, ладан они получают, сжигая стирак, который ввозят в Элладу финикияне. Сжигая этот стирак, они получают ладан. Ведь деревья, дающие ладан, стерегут крылатые змеи, маленькие и пестрые, которые ютятся во множестве около каждого дерева».
Чтобы достать, например, касию, арабы «обвязывают все тело и лицо, кроме глаз, бычьими шкурами и разными кожами». Касия растет «в мелком озере и вокруг него, а в этом озере живут крылатые звери очень похожие на летучих мышей» и нападающие на людей. Арабы отгоняют этих зверей и срывают касию (Геродот, III, 108, 110).
«Корицу они собирают еще более удивительным способом. Большие птицы приносят в свои гнезда на кручах гор сухие полоски коры, которые называются финикийским именем «кинамомон». Арабы же туши павших быков, ослов и прочих вьючных животных… разрубают сколь возможно большими кусками и привозят в эти места. Свалив мясо вблизи гнезд, они затем удаляются. А птицы слетаются и уносят куски мяса в свои гнезда. Гнезда же не могут выдержать тяжести и рушатся на землю. Тогда арабы возвращаются и собирают корицу» (Геродот, III, 111).
«А ледан, который у арабов зовется ладаном, добывают еще более удивительным способом. Это вещество самое благовонное, хотя и происходит из самого зловонного места. Оно находится на бородах козлов и зарождается там, как смола на деревьях. Его применяют для многих благовонных мазей, и арабы употребляют его главным образом для курений» (Геродот, III, 112).
Ладан почитался священным. В нем, по преданию, умирала птица феникс, а люди употребляли его для религиозного очищения. О священной природе ладана говорил, например, римский историк Плиний Старший, сообщавший, что сезон сбора ладана начинался только после того как было получено доброе предзнаменование, толкуемое как знак от бога. Владельцы плантаций ладана во время сезона сбора должны были избегать близости с женщиной и посещения похорон.
Об употреблении ладана в доисламской Аравии известно мало, однако он был найден в остатках алтаря языческой богини арабов ал-Лат в Таифе. Из южноаравийских надписей мы знаем, что благовония здесь курили, чтобы определить, не возражают ли боги против того или иного поступка (например, постройки нового дома), либо чтобы оградить от злых духов покойника (курильницы с благовониями помещали около могилы).
В восточной мифологии был широко известен феникс – священная птица финикийцев. По их представлениям, жила она 500–600 лет, а умирать прилетала в Город Солнца (Гелиополь) в Египте. Считали, что она могла прилетать с острова Сокотра. Плиний писал о птице феникс: «…эта известная аравийская птица размером с орла. Она имеет великолепное оперение вокруг шеи, все тело ее пурпурное, только перья хвоста лазурного цвета, но перемежаются с перьями розового оттенка. Шея украшена гривой, а голова хохолком из перьев. Она посвящает себя солнцу и, когда становится старой, строит гнездо из корицы и веточек ладана, наполняющих его благоуханными ароматами, а затем ложится в него умирать. Из ее костей и костного мозга образуется маленький червячок, который вырастает в маленькую птицу. Первое, что она делает, это захоронение ее предка и перенесение гнезда в Город Солнца… Там она возлагает его на божественный алтарь. Круг великого года завершается с жизнью этой птицы, и вновь наступает новый цикл, такой же, как и предыдущий, по сезонам и появлению звезд» (Plinius Secundus, X, 3–5).
О фениксе писал и Геродот. Он признается, что не видел феникса живым, так как тот редко прилетает в Египет: «… В Гелиополе говорят, что только раз в 500 лет. Прилетает же феникс только, когда умирает его отец. Если его изображение верно, то внешний вид этой птицы и величина вот какие. Его оперение частично золотистое, а отчасти красное. Видом и величиной он более всего похож на орла. О нем рассказывают вот что (мне-то этот рассказ кажется неправдоподобным). Феникс прилетает будто бы из Аравии и несет с собой умащенное смирной [т. е. миррой. – В. H.] тело отца в храм Гелиоса, где его и погребает. Несет же его вот как. Сначала приготовляет из смирны большое яйцо, какое только может унести, а потом пробует его поднять. После такой пробы феникс пробивает яйцо и кладет туда тело отца. Затем опять заклеивает смирной пробитое место в яйце, куда положил тело отца. Яйцо с телом отца становится теперь таким же тяжелым, как и прежде. Тогда феникс несет яйцо [с собой] в Египет в храм Гелиоса. Вот что, по рассказам, делает эта птица» (Геродот, II, 73).
Если сопоставить то, что Диодор Сицилийский писал об острове Панхея, перемешивая достоверные сведения с легендой, то можно выявить некоторые черты, сближающие его с Сокотрой. Остров, по словам Диодора (как говорили его толкователи), снабжал весь мир миррой, ладаном и другими ароматическими растениями. Жители его продавали арабам с материка благовония, а те отправляли их в Египет, Сирию и другие страны. Обитали на острове четыре группы людей: аборигены, греки, индийцы и аравийцы, среди которых были пастухи, земледельцы, воины, ремесленники и жрецы (очевидно, и торговцы, продававшие благовония). Логично было бы предположить, что, торгуя драгоценными благовониями, сокотрийцы могли разбогатеть, тем более что, по свидетельствам, с острова египтяне привозили золото и дорогую ароматическую древесину, а такие товары могли быть завезены сюда ранее с материка, из Йемена, в обмен на благовония. Это, однако, представляется сомнительным, поскольку на материке было достаточно своих благовоний.
Диодор также приводит сведения о якобы стоявшем на острове богатом и прекрасном храме Юпитера, украшенном массивными колоннами и красивейшими статуями (ср. Doe, 1992: 62; также см. главу четвертую). Эвгемер из Мессины (конец IV – начало III в. до н. э.), автор философской утопии «Священная запись», дошедшей до нас в извлечениях Диодора, писал, что, путешествуя, он попал на остров панхейцев, расположенный недалеко от берегов Индии. На нем царило равенство, не было частной собственности. На одном из расположенных там островов якобы находился храм Зевса Трифилия с надписью: «Деяния Урана, Кроноса и Зевса» (Волгин, 1928: 28, 30; см. также Пригоровский, 1926).
Около 100 г. до н. э. греческий кормчий Гипалл, как принято считать, открыл секрет муссонных ветров, дующих в Индийском океане и меняющих направление в зависимости от сезона[2]. Он сумел использовать свои наблюдения в мореходстве. Отплыв летом из порта на побережье Восточной Африки, Гипалл, подгоняемый муссоном, благополучно добрался до Индии, а зимой, когда ветер дул в обратную сторону, вернулся обратно. Вскоре греко-римские парусники стали доплывать от Египта до Индии за два месяца. Эти суда перевозили как торговые грузы, так и пассажиров. Некоторые корабли держали курс на юг, к берегам Восточной Африки, где были созданы первые римские торговые поселения. Многие из торговых судов заходили на Сокотру.
В I в. н. э. о Сокотре писал анонимный греческий торговец из Египта, автор мореходного руководства под названием «Плавание вокруг Эритрейского моря». В нем говорится только о смешанных торговых поселениях на северном побережье острова, однако ничего не сказано об аборигенах. Правда, коль скоро автор «Плавания» называет поселенцев чужестранцами, можно заключить, что на острове были и аборигены. Вполне вероятно, что и две тысячи лет назад в горах Сокотры, так же как и теперь, в пещерах и сложенных из камней домах обитало автохтонное население, главным занятием которого было пастушество, а греческие и индийские купцы – колонисты – ничего не знали о его существовании. Это находит частичное подтверждение в сообщении Диодора Сицилийского: кроме чужеземного торгового поселения на Сокотре жило «местное население этой страны».
Греческий купец дает подробное описание острова Диоскурида:Неизвестно, насколько правдивы все эти сведения. Морских черепах на острове вылавливали довольно много и во время моих поездок на остров, и можно считать достоверным, что Сокотра поставляла античному миру черепашьи панцири. От крокодилов же, огромных ящериц и массы сухопутных черепах не осталось и следа. Сомнительно, что они когда-либо существовали здесь; скорее всего, рассказы о гигантских белых черепахах – это плод воображения анонимного автора древности. Во всяком случае, можно сделать заключение, что черепашьи панцири в древности были весьма ценным товаром, раз автор ради них решил посетить остров.
«[Остров] очень большой, но пустынный и болотистый; есть на нем реки и крокодилы, много гадюк и огромных ящериц, да так много, что мясо ящериц едят, жир же растапливают и используют вместо масла; остров не приносит ни винных плодов, ни зерновых. Немногочисленные его обитатели живут на одной стороне острова, [обращенной] на север – в той части, что смотрит на материк; местные жители – пришлые и перемешанные из аравийцев, индийцев и даже кое-кого из эллинов, отплывших по торговым делам. Приносит же остров черепаху – настоящую, и земную, и светлую – в очень большом количестве и отличающуюся своими огромными панцирями, и горную – колоссальную, имеющую толстенный панцирь… Рождается же на нем и киноварь, называемая индийской, собираемая с деревьев в виде капель. И подчиняется же остров тому самому царю Ладононосной страны, как Азания – Харибаилу и тирану [страны] Мафаритис. Им пользовались некоторые [торговцы] из Музы, и отплывающие из Лимирики и Баригаз (древние порты в устье Инда. – В. Н), которые случайно на него попадали, менявшие рис, зерно и индийскую хлопковую ткань и женщин-рабынь, привозимых туда, так как [на них есть] спрос, загружая в обмен черепаху в огромном количестве». (Бухарин, 54–55; см. также: Псевдоарриан, 30–31).
Что касается плавания на Сокотру, то важно учесть указание знаменитого арабского историка X в. аль-Хамдани (ум. в 945 г.), что из Адена в Страну Зинджей, или ас-Савахили (побережье Восточной Африки), надо плыть, «держась направления на Оман, оставить Сокотру справа, а затем, когда остров будет позади, обогнуть его, свернув в Море Зинджей» (аль-Хамдани, 1963: 93–94). По справедливому замечанию Шпренгера, этот путь обусловлен господством южных ветров на Восточноафриканском побережье (Schprenger, 1875: 87). Плывя обратно к Адену от Страны Зинджей, по сведениям арабских средневековых географов аль-Идриси, Ибн Баттуты, И акута и Мукаддаси, Сокотру оставляют слева.
Таким образом, по всем имеющимся данным, мореплаватели на пути между Аденом и побережьем Восточной Африки огибали южные берега Сокотры. Когда плыли к Сокотре от Адена, то корабли держали курс на Рас-Фартак, идя вдоль Аравийского побережья. Возможно, именно поэтому в древности положение острова определялось по мысу Рас-Фартак (Schoff, 1912: 30). Автор «Тадж ал-‘Арус» приводит расчет, явно исходящий из прямого пути, согласно которому Сокотра удалена от Мохи на три дня и три ночи плавания. По ал-Идриси, от южноаравийского берега до Сокотры – два перехода при хорошем ветре.
Христианство и ислам
Традиционная версия приписывает христианизацию острова греческим колонистам IV в., хотя не исключено, что христиане могли появиться на острове и раньше[3]. Во время археологических работ на Сокотре мы вслед за нашими английскими предшественниками-археологами обнаружили фундаменты церквей (см. главу четвертую). Аль-Хам дани писал:
«Среди островов, которые расположены близ берегов Йемена, – остров Сокотра, давший название сокотрийскому алоэ. Этот остров и остров Бербера находятся прямо по азимуту между Аденом и Страной Зинджей. Тот, кто выходит из Адена в Страну Зинджей, плывет так, как будто он направляется в Оман, и Сокотра остается у него справа, пока не исчезнет, тогда он огибает ее по Морю Зинджей. Длина этого острова – 80 парасангов. Есть на нем люди из всех племен Махры, среди них около 10 тысяч воинов, и они христиане. Упоминают, что люди из страны Румов были оставлены там кесарем, а затем прибыли туда племена махрийцев, стали жить вместе с ними и стали, как и они, христианами. Там много пальм, туда выбрасывает амбру, есть там и дам ал-ахавейн, что еще лучше, и много алоэ. Люди из Адена говорят, что из румов там никто не поселялся, а жителями его были монахи. Затем они исчезли, и заселили его махрийцы и люди из хариджитов – шурра. Появился там ислам, а затем стало больше там хариджитов, и напали они на мусульман и перебили всех, кроме десяти человек. Там, в местечке, называемом Сук, находится мечеть» (аль-Хамдани, 1983: 93–94).Автор известной оманской хроники «Тухфат аль-А‘йан би-сират ахль Оман» Нур ад-Дин бин Хамид ас-Салими (1286–1332 гг. х.) пишет о драматических событиях, связанных с малоизвестной историей прихода в IX в. на остров оманских хариджитов (ибадитов):
«В 268 г.х. (881 г. х.э. – В. Н.) скончался Аззан бин ас-Сакр, да смилуется над ним Аллах, резиденция его была в Галафике близ Низвы, а скончался он в Сихаре.Действительно, своей касыдой аз-Захра вошла в историю, к тому же продемонстрировав роль женщины в интеллектуальной и даже политической жизни Сокотры. А начиналась ее касыда так:
И во время правления его, да будет доволен им Аллах, произошло предательство христиан; они нарушили договор, который был у них с мусульманами, напали на Сокотру, убили наместника имама вместе с его малым ребенком и подвергли остров разграблению, завладев им силой.
Сокотра – остров, длина которого восемьдесят фарсахов, на нем произрастают алоэ, много пальм и деревья «кровь двух братьев». Он располагается к югу от Омана, и отделяет его от Омана Абиссинское море. Женщина с Сокотры, которую звали аз-Захра, написала имаму, да будет доволен им Аллах, касыду (поэму), в которой рассказывала о том, что натворили христиане на острове, жаловалась ему на притеснения с их стороны и пожелала ему поскорее одолеть их» (Ас-Салими, 2000: 164–165).
«Сообщи имаму который обладает многими добродетелями,
Потомку людей родовитых и благородных,
Сыну мужей благонравных, с высокими помыслами,
Самых сановных среди арабов, их властителей,
Что ислам исчез на Сокотре,
После времени правления мусульманского закона и Священной Книги,
В которых царили порядок и благоденствие,
Под сенью государства этих богатых и знатных людей,
Не осталось на Сокотре блеска законов Дозволяющего,
Ни ветвей, ни стебля от них,
Истинный путь сменился неверием и мятежом,
А азан[4] заменили деревянные трещотки,
Былых же сородичей – люди без благонравия,
С низменными чувствами, коих возвысили насилие и принуждение. Несправедливо обошлись христиане с наместником твоим,
Разорили и разграбили все заветное,
Поступили вероломно с Касимом и благородными мужами.
Остались в опустошенных долинах,
Заплетают хвосты быстрым коням,
Убегают от хищного зверя,
Изгнали оттуда все святыни ислама,
Стенающие от горя, несправедливости и бедствии…»[5]