Арабский форт на острове оказался неприятным сюрпризом для португальцев. Все попытки договориться с шейхом аль-Хадж Ибрахимом, сыном султана Кишна (португальцы называли этот город «Кашем»), командовавшим фортом, «храбрым и неустрашимым воином», потерпели неудачу. Вооруженные пиками, саблями, луками, камнями 130 арабских защитников крепости не только отказывались ее покинуть, но и вообще не хотели иметь никаких дел с невесть откуда взявшимися пришельцами. Тогда адмирал Тристан да Кунья, положившись на малочисленность гарнизона (и на бога), решил атаковать форт. Высадка была очень трудной, так как море было неспокойным, а берег не давал прикрытия. Алфонсу д’Албукерки на маленькой лодке сам произвел разведку побережья, «возле пальмовой рощи обнаружил бухту, где море было более спокойным, и… решил высадиться там».
   «Великий Алфонсу д’Албукерки приказал своему племяннику дону Алфонсу ди Норонья привести в готовность его лодку с сорока мушкетерами, взять с собой пушку, порох для нее, ядра и двух бомбардиров, а также кабрию (подъемное устройство. – Автор?) и две веревочные лестницы, для того чтобы штурмовать стены форта, если это будет необходимо. Сам он собирался плыть за ними на корабельном ялике вместе с доном Антониу ди Норонья, доном Жуаном ди Лима, его братом доном Жерониму ди Лима и другими фи даль го» (Albuquerque, цит. по: Botting, 1958: 109).
   День еще только занимался, когда португальцы отплыли к острову: впереди Тристан да Кунья, в арьергарде Алфонсу д’Албукерки.
   Проплывая вдоль берега, д’Албукерки заметил, что море почти успокоилось и они могут высадиться около форта. Он увидел, как из крепости вышел арабский шейх с сотней людей, направляясь к частоколу, который они воздвигли ночью, чтобы помешать противнику высадиться в лагуне. Тогда д’Албукерки приказал начать высадку немедленно, но, прежде чем моряки успели это сделать, шейх заметил их и послал часть людей обратно в крепость, а сам с оставшимися решил преградить путь врагу. Согласно португальскому историку Ж. да Кошта, штурм крепости произошел в апреле – мае 1507 г.
   Как писали португальские историки, 130 воинов султана «сражались за 300». Крепость арабов была «построена на камнях и утесах… схватка была только за ворота, которые находились между несколькими большими камнями, образовывавшими лишь узкий проход» (Da Costa, 1973: 75). Кстати, заметим, что именно так сокотрийцы вплоть до недавнего времени строили свои жилища, точнее – определенный тип жилищ. Португальцы отметили также, что внутри крепости были «большие цистерны с обильной хорошей питьевой водой», крепость имела рвы и башни. Она находилась в «местечке Соко» на расстоянии «арбалетного выстрела от порта Бениж». По нашим предположениям, речь могла идти о Хажре – городе, остатки которого были обнаружены и исследованы впервые нами (см. главу четвертую).
   «Когда они столкнулись, между ними завязалась схватка, и были пущены в ход и абордажные крюки, и пики, и некоторые из восьмидесяти были ранены. Дон Алфонсу ди Норонья вступил в единоборство с арабским капитаном, и удары абордажных крюков уже чуть было не сразили его, как появился Алфонсу д’Албукерки с остальными своими людьми и покончил с шейхом».
   Арабские воины, увидев, что их предводитель убит, бросились к крепости.
   «Пока они добрались до крепости, – пишет португальский хронист, – наши люди убили восьмерых из них, остальные же обратились в бегство и, миновав крепость, скрылись в горах. Арабы, наблюдавшие со сторожевой башни, как наши люди приближаются к крепости, стали бросать сверху камни, и это утомило оборонявшихся. Алфонсу д’Албукерки ударили по темени большим камнем, и он тотчас же пал на землю в ужасном состоянии. Но при этом он не потерял сознания, приказал людям вплотную окружить крепость и послал Нуну Важа ди Кастелу-Бранку доставить ядра, подъемное устройство, лестницы, топоры и тараны, чтобы взломать ворота крепости. Когда Нуну Важ принес лестницу, Алфонсу д’Албукерки приказал приставить ее к стене, и наши люди начали подниматься. Первыми были Гашпар Диаш ди Акасери ди Сал, поднявший свой флаг, и Нуну Важ с флагом Жоба Кеймалу, а за ними последовали другие» (Da Costa, 1973: 110).
   В упорной схватке на стенах и башнях форта многие из захватчиков лишились жизни. Но исход битвы был предрешен: силы были неравны. Понеся большие потери, арабы укрылись в главной башне. Португальцы же с помощью топоров и таранов прорвались внутрь форта и блокировали ведущий в башню вход, ожидая прихода Тристана да Куньи. У частокола в лагуне тот встретил лишь слабое сопротивление арабов, многие из них были уничтожены, остальные бежали в горы. Затем он присоединился к д’Албукерки, войдя внутрь форта. Из 150 арабских воинов в живых оставалось всего 25, но они были недосягаемы в крепко запертой каменной башне. Португальцы попытались взять башню приступом, поднимаясь наверх по приставной лестнице, но вскоре поняли, что понесут большие потери, так как представляли собой отличную мишень для стрел, летящих в них сверху. Антониу ди Норонья арабы снесли бы голову, не отведи д’Албукерки удар своим щитом. И Тристан да Кунья решил вступить в переговоры с оставшимися арабами. Но они отказались от капитуляции. Битва продолжалась.
   Крепость все же была захвачена, но сражение оказалось непредвиденно тяжелым. Семь португальцев были убиты, 50 ранены, арабы же потеряли 80 человек. Согласно данным да Кошта, «лишь один мавр попал в плен. Его звали Умар, он был отличным лоцманом, хорошо знавшим аравийский берег, и впоследствии он оказался весьма полезен на службе у Алфонсу д’Албукерки (Da Costa, 1973: 78).
   «На утро следующего дня Тристан да Кунья со всеми своими людьми отправились к “мечети мавров”; она стала главной церковью, которую они назвали именем Богоматери Победы. В ней отец Антониу ди Лоурейру, из ордена францисканцев, отслужил мессу» (илл. 3).
   После богослужения Тристан да Кунья беседовал с аборигенами-христианами. Он объявил, что милостивый король послал его с воинами защитить жителей от произвола арабов и им теперь нечего бояться. Взамен этой защиты он просил островитян сохранять мир и спокойствие в отношениях с португальским гарнизоном, снабжать его продовольствием, а также изучать основы и обряды христианской веры, которые они давно позабыли. С местным населением был заключен мирный договор.
   Португальцы отремонтировали крепость и назвали ее фортом Св. Михаила. Там был оставлен гарнизон в 100 человек под командованием племянника д’Албукерки дона Алфонсу ди Норонья. 1 августа 1507 г. эскадра Тристана да Кунья отплыла в Индию, а корабли д’Албукерки – в Оман и Ормуз.
   Однако, к несчастью для португальцев, население Сокотры все же больше тяготело к мусульманам-махрийцам, чем к новым завоевателям – португальцам, проявляя к последним неприкрытую враждебность. Когда через восемь месяцев Алфонсу д’Албукерки вернулся на Сокотру, он застал своего племянника серьезно больным. Четверо из его людей погибли, остальные были в тяжелом состоянии. Арабы, бежавшие в горы, убедили местных жителей в том, что «франки» пришли обратить их в рабство.
 
   Илл. 3. Общий план церкви-мечети в Суке
 
   Островитяне восстали против португальцев, разграбили крепость, убив нескольких человек, и прекратили снабжение гарнизона продовольствием. В результате португальцы терпели всяческие лишения: им пришлось есть пальмовую кору и дикие плоды. Лодки их сгнили, корабли нуждались в ремонте, поскольку их потрепал жестокий юго-западный муссон. Д’Албукерки разделил поровну все продовольствие, которое у него было, а также выплатил гарнизону жалованье за все месяцы.
   В мае все корабли португальского флота встали на сезонную стоянку у берега Сокотры.
   «Теперь Алфонсу д’Албукерки со всеми силами, что у него были, пошел войной на туземцев. Будучи изрядно побиты и приняв кару за убийство наших людей, они обратились с просьбой заключить мир.
   Он согласился удовлетворить их желание при условии, что они будут ежегодно выплачивать людям в крепости контрибуцию в 600 голов овец, 20 голов коров и 40 мешков фиников» (Da Costa, 1973: 81).
   По завершении карательной кампании Алфонсу д’Албукерки отплыл с Сокотры. В ноябре 1509 г. он стал вице-королем португальских владений в Индии и больше не возвращался на остров. После этой первой зимы, когда португальский флот едва не унесло в море юго-западным муссоном, гавань Сокотры уже не использовали для зимней стоянки, хотя в последующие годы португальские корабли, бороздившие океан, время от времени заходили на остров заправляться водой.
   В последующие годы португальские флоты обычно вставали на рейд у Сокотры. Доходили вести о том, что гарнизон на острове быстро угасал. В 1516 г. флорентиец Андрэ Корсали, путешествовавший с флотом Лопо Соарэса, отметил, что крепость вновь находилась в руках арабов (De FAfrique…, 1830: 334–335).
   Надо сказать, что разбитые португальцами махрийцы вовсе не собирались уходить с Сокотры навсегда. Хадрамаутский летописец Шан-баль сообщал, что в 915 г. х. (1509/10 г.) в Кишне умер «шейх родов ат-Тау’ари и аз-Зувейди». Р. Сэрджент предположил, что речь могла идти о сыне того шейха из группы родов ат-Тау‘ари, который был убит португальскими завоевателями в 1507 г. (португальские историки, описывавшие взятие махрийской крепости, называли его «коджа Ибрахим»). Другие сыновья того же шейха в 916 г. х. (1510/11 г.) совершили рейд на Сокотру и нанесли удар по португальскому форту. В «Хронике Шанбаля» также читаем:
   «В этом году Хамис и Амр, сыновья Са‘да бен аз-Зувейди, совершили набег на Сокотру, которая была тогда в руках франков. Они вошли в страну и заключили с ними (видимо, с сокотрийцами. – В. Н) договор, но франки пошли против мусульман и стали биться с ними. Около десятка неверных было убито, мусульмане одержали верх над ними и захватили часть их имущества…» (цит. по: Serjeant, 1963: 46; см. также: Serjeant in Doe, 1992: 161).
   Отметим, как изменился тон португальских хроник, описывавших события, связанные с оккупацией. В начальный период хронисты были полны энтузиазма по поводу перспектив оккупации, подчеркивая приверженность бедуинов христианству и, соответственно, их симпатии к португальцам и поддержку их действий. Николау де Орта Ребело сообщал, что всех местных женщин звали Мария, а всех мужчин Томе, что бедуины были очень дружелюбны, «им не терпелось встретиться с нами, и почти все в западной части острова могли говорить на нашем языке» (Da Costa, 1973: 7). Потом у хронистов стало медленно наступать отрезвление. Тяжелый климат, нехватка пищи, болезни и растущий антагонизм сокотрийцев все больше осложняли жизнь португальцев, и теперь уже Кастаньеда писал, что они оставили форт, поскольку «население страны в общем более дружелюбно относилось к маврам» и часто восставало против португальцев, «когда мавры приходили с войной» (там же). Возможно, причина ухода португальцев заключалась не только в этом, – но так или иначе, найти общий язык с местным населением им не удалось. Посетивший остров примерно в то же время Дуартэ Барбоза «говорил о нем без энтузиазма» (Barbosa, 1921: 59–63). А Де Гоиш описывал, какие страдания приходилось претерпевать португальцам из-за отсутствия продовольствия, из-за болезней и мятежей местного населения, а корабли в сезон муссонов долго не могли подойти к острову. Назначенный в ноябре 1509 г. губернатором Перо Феррейру скончался уже в августе 1510 г. (Da Costa, 1973: 85).
   Теперь королю его приближенные советовали оставить остров, поскольку продолжать оккупацию было неразумным. Португальцы испытывали новые трудности из-за противостояния с турками, к чему добавилось острое соперничество между Да Кунья и д’Албукерки. Наконец, в 1511 г. король принял решение эвакуировать гарнизон, и д’Албукерки послал на Сокотру два корабля, люди с которых должны были снести крепость. Они также должны были эвакуировать всех местных христиан, которые хотели покинуть остров, включая более 200 женщин, вывезти артиллерию и все ценное, что было в крепости. Комендант должен был передать наместнику Ормуза «часовню на Сокотре, серебро, ризы и все остальное (op. cit.: 88).
   Итак, в 1511 г. португальцам пришлось покинуть Сокотру, и с тех пор главными хозяевами острова стали махрийцы, основавшие династию султанов, которая правила островом вплоть до антиколониальной революции 1967 г. Крепость они отстроили заново, а церковь Богоматери Победы разрушили. Точно неизвестно, где махрийцы возвели свою новую крепость. П. Шинни обследовал развалины крепости в Фераги, которую он посчитал махрийской, а не португальской (Shinni, 1960: 107). Оксфордская экспедиция также обследовала руины еще одного арабского форта, расположенного на склонах горы Хасун, на восточной стороне вади Манифа около Хадибо. Д. Боттинг высказывал мнение, что это и была та самая крепость (Botting, 1958: 114). А Доу предположил, что здесь находился храм, который описывал Диодор (Doe, 1992: 62–63). Томас Роу, посетивший остров в 1615 г., писал, что видел в этом месте форт, но ему не разрешили приблизиться к стенам. Стены эти, по словам Роу, казались очень толстыми, а сам форт был расположен на высоте, позволявшей контролировать всю долину (илл. 4). Он был совершенно неуязвим. В 1956 г. Шинни пытался сфотографировать остатки стен и замерить их, но ему помешал огромной силы ветер, дувший на холме. По Шинни, скорость ветра достигала 96 км/час.
 
   Илл. 4. Крепость на холме Хасун к юго-востоку от Хадибо
 
   Некоторые авторы считали, что португальцы все еще имели шанс вновь занять Сокотру. В 1530 г. анонимный автор «Записок» рекомендовал португальскому королю отвоевать остров у арабов и подарить его какому-либо родовитому португальцу, фидальго. Да Кошта даже писал, будто португальцы на самом деле частично восстановили контроль над островом, хотя считал это ошибкой. В 1513 г. д’Албукерки отправился на завоевание Адена и зашел в Сук, где обнаружил «фартакских мавров, которые начали реконструкцию крепости». Они бежали в Калансию. Португальские корабли заходили на остров и в последующие годы, заправлялись там питьевой водой. «Фартакские мавры» вели себя мирно, и португальцы даже увидели в них союзников в противостоянии с «румийцами».
   В 1541 г. на Сокотре побывал португальский адмирал Жоау ди Каштру, корабль которого бросил якорь на том же месте близ Сука, что и д’Албукерки. Он плавал и в порт Калансию. В своих путевых дневниках ди Каштру писал об острове:
   «Жители Сокотры почитают Евангелие. По их собственному свидетельству, познакомил их с Евангелием блаженный апостол Святой Фома, благодаря ему, они исповедуют нашу религию. На острове повсеместно много церквей. Каждую из них венчает крест Всевышнего. Жители многого не знают в вероучении, но желают узнать и настоятельно просили, чтобы им рассказали о вероучении и обычаях романской церкви, которую они считают единственно хорошей. Именно учение этой церкви они хотят исповедовать.
   У островитян те же имена, что и у нас: Пьер, Жан, Андре; женщин у них чаще всего зовут Мари. У жителей острова свой собственный образ жизни. У них нет ни короля, ни губернатора, ни прелата, вообще нет никого, кому бы они повиновались и от кого бы получали приказы. Они живут, как дикие звери, у них отсутствует всякая политическая жизнь и правовая организация. На острове нет ни городов, ни крупных поселений. Обитают они в пещерах, иногда в хижинах. Занимаются лесным промыслом и скотоводством. Питаются мясом и финиками. Пьют молоко, хотя чаще простую воду. Почти все носят кресты, и трудно отыскать жителя, который не носил бы крест на груди.
   Это красивая раса, она имеет самую привлекательную внешность среди жителей этого региона. Жители Сокотры – прямые, высокого роста, пропорционально сложены. У мужчин загорелые лица.
   У женщин лица светлее и достаточно красивы. На всем острове не отыскать оружия ни наступательного, ни оборонительного, исключение составляют лишь малочисленные небольшие ржавые железные шпаги. Мужчины ходят голыми, лишь для приличия надевая небольшие набедренные повязки, которые они называют сат-boles и которые изготовляют сами.
   Земля на острове бедна, и ничего нельзя найти, кроме алоэ и дерева драконовой крови. Алоэ произрастает в изобилии и вывозится в больших количествах. Остров со всех сторон окружен горами. На нем кормятся стаи птиц, которых здесь предостаточно.
   На острове не произрастают ни рис, ни зерно, ни какие-либо другие продовольственные культуры. На мой взгляд, это говорит не о бедности почв, а об отсутствии предприимчивости и об образе жизни островитян. Климат во внутренней части прохладный. Жители не занимаются ни навигацией, ни рыболовством, хотя имеются очень богатые рыбой места. На острове мало фруктовых деревьев, исключение составляет только пальма. Пальмоводству уделяется весьма много внимания: пальма дает основные продукты питания. Здесь произрастают различные огородные культуры, а также лекарственные травы. Горы покрыты базиликом и другими ароматическими растениями» (Le Routier, 1936: 38–39).
   Святой Франсиск Ксавье, посетивший по пути в Индию этот остров в 1542 г., даже хотел там остаться, но не получил дозволения – опасались, как бы его не захватили в плен турки. В середине XVI в. европейские путешественники уже не обнаруживают здесь ни епископа, ни священников или монахов, и хотя служба еще совершалась публично четыре раза в день, позиции христианства были уже чрезвычайно слабы. Островитяне лишь сохранили уважение к знаку креста. Побывавший здесь основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола порицал сокотрийцев за слабую веру. Здесь побывало множество священников, которые пытались «помочь христианам избавиться от господства мавров» (Da Costa, 1973: 90). В то же время махрийские и сокотрийские шейхи теперь уже видели в португальцах противовес туркам.
   Вскоре после ухода португальцев с острова пошатнулось господство Португалии и в районе Персидского залива. Слава ее как первой морской державы, вытеснившей из этого региона арабских, персидских и индийских мореходов, померкла. Первый сильный удар португальцам здесь нанесли войска оманского султана Насера бен Муршида бен Султана (он правил Оманом в течение 24 лет, начиная с 1624 г.). Султан Насер вынудил португальцев, находящихся в этом районе, платить ему джизью (налог, которым мусульманские правители облагали немусульман), изгнал их из ряда пунктов и ограничил их торговлю.
   Тем не менее, следы христианства на острове сохранялись, согласно сообщению кармелитского монаха Винченцо, по меньшей мере, до середины XVII в. (Bent, 1900: 355). Об этом же упоминал и служащий Ост-Индской торговой компании Сэмюэл Пэрчас (Purchas, 1625). В то время о португальцах здесь еще хорошо помнили. Приведем свидетельство французского путешественника Анри Агенара, побывавшего на Сокотре в 1633 г.: «На берегу реки стоят три литые пушки на старых лафетах, здесь же можно увидеть португальское оружие. Они (сокотрийцы. – В. Н) выловили обломок корабля, потерпевшего крушение. Они – враги португальцев» (Recueil…, 1754: 294).
   К моменту моего первого приезда на остров в 1974 г. (а сейчас тем более) на Сокотре мало что напоминало о португальцах. От тех времен остались мечеть, которая когда-то была превращена ими в храм Богоматери Победы, руины форта (по арабским источникам, махрийцы разрушили крепость после того как португальцы покинули остров и построили новую в другом месте), завезенные из Португалии апельсины (по-сокотрийски они называются тэнэже – от португ. «ларинжа»), а также, возможно, некоторые топонимы. Сохранилось ли что-нибудь в памяти сокотрийцев от той далекой эпохи?
   Нет, местные жители не вспоминают о своем прошлом, да и все историки приходят к выводу, что португальское нашествие было «проходным эпизодом» в истории острова. Однако я слышал от патриархов горных племен, которых расспрашивал об их старых песнях, что не так давно в некоторых районах острова еще знали песни, говорившие о том, что горцы когда-то жили в другом краю, где они были свободны, богаты и счастливы. Но затем их «за грехи» выселили из той благословенной земли и привезли на остров, где они и живут уже много лет. Откуда возник этот мотив в сокотрийском фольклоре? Может быть, португальцы, в соответствии с принятой в Средние века практикой, ссылали на остров опальных подданных короля и захваченных в плен пиратов?
   Власть в султанате Махры и Сокотры (или Кишна и Сокотры, как еще называлось государство махрийских султанов) переходила по очереди от одной ветви махрийского племени бану зийад к другой. Столицей султаната был г. Кишн в Махре. Здесь также находились другие крупные пункты: Сайхут, Гайда. С некоторого времени султан постоянно жил на Сокотре, а в Кишне его представляли родственники. Он редко выезжал с острова, разве что для паломничества в Мекку. Из стран Восточной Африки в султанат доставляли рабов, использовавшихся и на военной службе, а также рабынь (они предназначались для гарема и для домашней работы).
   В 1800 г. ваххабиты, основатели будущей Саудовской Аравии, высадились на острове, разрушили кладбище и церкви на участке побережья около Хадибо и установили контроль за выполнением жителями требований мусульманского культа. Подробности этого нашествия, не оказавшего заметного воздействия на судьбу острова и его населения, нам мало известны, хотя где-то, вероятно, сохранились сведения об этом походе и его последствиях для местных жителей. Мы лишь знаем, что эти новые пришельцы задержались на Сокотре очень ненадолго.

Британское завоевание и эпоха независимости

   В 1834–1835 гг. капитан С. Б. Хэйнс на исследовательском судне «Палинурус» (Палинурус – кормчий Энея из «Энеиды» Вергилия) по поручению Ост-Индской компании произвел замеры у побережья Сокотры для составления лоции. Он приплыл сюда от берегов Южной Аравии. Хэйнс отмечал: «Низшие классы демонстрируют полную индифферентность к религии, и многие неспособны даже произнести обязательные части мусульманской молитвы» (Haines,
   1845: 111).
   В 1834 г. лейтенанты англо-индийского колониального флота Дж. Р. Уэлстед и Кратенден совершили съемку острова (см.: Wellsted, 1835). В своем рапорте они отозвались о Сокотре благоприятно, и британское правительство решило открыть там базу для заправки углем кораблей, идущих в Индию. Султану предложили продать остров английской короне, но он отказался. Тогда Сокотра была оккупирована британскими колониальными войсками, но угольно-заправочная станция вскоре стала ненужной: в 1839 г. англичане захватили Аден. Через некоторое время англо-индийский гарнизон, страдая от малярии, покинул Сокотру.
   По мнению лейтенанта Кратендена, который теперь был уже заместителем британского политического агента в Адене, в 1847 г. доход острова составил (в долларовом эквиваленте) 320 долл. В 1877 г. заместитель британского резидента в Адене капитан Ф. М. Хантер оценивал его уже вдвое больше.
   В январе 1876 г. на остров прибыл из Адена английский политический резидент (глава колониальной администрации). Он заключил с султаном Кишна и Сокотры соглашение, по которому англичане уплатили ему единовременно (в долларовом эквиваленте) 3 тыс. долл. и обязались ежегодно давать 360 долл. при условии, что султан, а также его преемники и наследники не будут сдавать, продавать, закладывать или каким-нибудь другим способом позволять оккупировать кому-либо, кроме английского правительства, архипелаг Сокотра и, кроме того, впредь гарантируют защиту грузов и пассажиров британских кораблей на Сокотре.
   В 1886 г. остров стал протекторатом Великобритании, пенсия султану была удвоена, и он избрал Сокотру своим постоянным местом пребывания. Английские авторы того времени писали, что Сокотра «вряд ли могла сохранить независимость», что ей была уготована судьба зависимой, «подзащитной» страны, поскольку султанат, не имея ни собственной армии, ни союзников, ни денег при своем малочисленном населении, все равно не выстоял бы один перед лицом опасности со стороны любого государства. Колонизаторы держали Сокотру как резервный стратегический пункт на случай войны или других экстремальных ситуаций. Вся «помощь» Великобритании своим сокотрийским «подзащитным» ограничилась редкими подачками островитянам во время голода и эпидемий – посылкой партий лекарств или продуктов.
   В конце XIX в. остров снискал репутацию одного из самых опасных мест для проходящих судов. Особенно рискованным было плавание близ Рас-Муми, где скорость течения и сила ветра чрезвычайно велики. Вот почему суда, плывущие из Суэца в Индию, специально предупреждаются о том, что при обходе восточной оконечности Сокотры им следует держаться как можно дальше от берега. Сочетание течения и ветра может привести к тому, что корабль с силой бросит на скалистый берег, который к тому же неизменно окутан туманом и облаками. Под водой скрываются мощные рифы, грядой уходящие от мыса в море. Много кораблей затонуло, напоровшись на эти рифы.