Страница:
- Гляди-ка, - сказал он, - а Олекса-то наш никак ожил!
Гюльви оглянулся. На высоком крыльце стоял, наблюдая за воинами, его давешний напарник по охоте. Сорвиголова радостно осклабился и грохнул клинком о щит.
- Олекса! - заорал он. - Иди сюда - позвеним мечами!
- Медведкович! - крикнул кто-то. Поединки прекратились. Русы завыли и зарычали медведями, приветствуя сотника. Тот поклонился дружине и легко сбежал по ступеням с мечами под мышкой. Его тут же обступили. Подняли на щитах и прокатили по двору.
- Слава! - неслось со всех сторон. - Слава!!!
- Жаль, Храбр не видит, - сказал коренастый соперник Гюльви, - то-то за побратима порадовался бы!
Сорвиголова с сомнением покосился на него и спросил, хитро улыбаясь:
- Думаешь, из Вальхаллы не видно?
Тот удивленно моргнул, понял и весело осклабился в ответ:
- И то верно! Ну что, продолжим?
Вместо ответа Гюльви молниеносно атаковал его, целя попеременно в ногу, плечо и голову. Рус отбился, сердито фыркнул, и пошла потеха! Меч славянина, казалось, был всюду. Острое навершие на его щите то и дело цепляло окованный железом край щита Сорвиголовы, норовя развернуть, открыть бок для удара. Гюльви же вертелся волчком, ища миг слабости, когда противник откроется. Однако тот был опытен, голову не терял. Пару раз клинок викинга едва не посек ему запястье, но рус успевал отдернуть руку, целя при этом в кисть Гюльви... Так они бились почти до полудня, и никто не мог сказать, что он выиграл. Потом всех позвали в трапезную. Соперники опустили оружие, глянули друг на друга и рассмеялись: пыль сделала их обоих седыми.
- А что, урманин, - сказал рус, пока они умывались у колодца, - не выпить ли нам за славный поединок?
- Как не выпить за такое дело? - Гюльви с фырканьем вылил себе на голову ведро воды. - Мы, брат, просто обязаны это сделать! Иначе прогневим богов, а они ой как не любят, когда воины после хорошей драки забывают опрокинуть чару-другую...
Сашка еле вырвался от них. Слегка ошалевший, оглушенный приветственными воплями, он выскочил за ворота. Высокая трава хлестала по ногам. Штаны быстро промокли от росы. Ветер с моря трепал чуб, холодил разгоряченную грудь. Савинов мчался, не разбирая дороги, напрямик к воде. Взлетал на холмик, на спуске набирал скорость и по инерции взлетал на следующий. Пристань с почти готовыми к отплытию лодьями осталась справа. Сашка и сам не заметил, как начал забирать левее, к морю. Вылетел на очередной холм. Соленый ветер ударил в лицо, и впереди открылась бесконечная, серо-зеленая с просинью гладь моря. Впрочем, никакая это была не гладь. Волны, метра по полтора, возле берега становились еще выше, и верхушки их набухали пенными барашками. Гребни изгибались, закручиваясь вперед, и обрушивались на широченный пляж из чистого, почти белого песка. А над этим всем - бесконечный купол ясного, по-утреннему прозрачного неба. И солнце. Оно вставало, казалось, из самых волн, величественное, как древнее божество...
"Почему же - как?" Савинов улыбнулся и выхватил из ножен клинки. Они вспыхнули в рассветных лучах, будто солнце подожгло холодную сталь и напоило ее своей бесконечной мощью. Сашка прищурил глаза, чтобы увидеть радугу на ресницах, и сделал всего один шаг... Вооруженные руки сами собой разошлись в стороны, согнулись, крутанули кистями. Воздух всхлипнул, расступаясь перед сталью, а потом невообразимая сила подхватила Савинова и запустила по пляжу, как маленький, живой торнадо. Казалось, он бы не смог остановиться, даже если б захотел. Но он не хотел. Наоборот!..
Он осознавал все, до самого своего последнего движения, но если бы кто-нибудь попросил Сашку описать свои действия... Это было невозможно! Однако он осознавал, запоминал и даже потом, отдыхая на большом валуне, с клинками на коленях, сумел восстановить всю последовательность. И понял, что таким приемам здесь его никто не учил. Можно подумать, что мечи сами показали ему часть своих возможностей...
Три следующих ночи подряд Сашка видел во сне Ярину. Он просыпался счастливый, чувствуя, как с каждым разом возвращаются силы. Быстро одевался, хватал первое попавшееся оружие и бежал в холмы у моря встречать рассвет.
Силы возвращались быстро, а раны почти перестали напоминать о себе. Впрочем, Сашка и сам понимал, что все не так просто. Что некая Сила, которая вышвыривала его в ТОТ мир, на время затаилась, словно дав Савинову побольше времени, чтобы прийти в себя. Однако он чувствовал: ничего не закончилось. Просто ему предоставили передышку.
Сигурни, видя, как стремительно выздоравливает ее пациент, улыбалась, но все же напоминала Сашке, чтобы он поберегся. Видимо, опасалась какого-нибудь рецидива. Но Савинов не мог усидеть на месте. Дни его заполнились до отказа разнообразными командирскими заботами. Со дня на день Ольбард мог назначить отплытие, и надо было проконтролировать готовность корабля и дружины к переходу морем, погрузку продовольствия и других запасов, комплектность снаряжения, и прочая, и прочая, и прочая. Сашка даже организовал для своей сотни малые учения, строевой смотр и стрельбы из камнеметов. Все оказалось в порядке: Ратимир, пока сотник валялся в отключке, зря времени не терял. Так что корабль и дружина к переходу морем были готовы.
А князь медлил, все не назначая день выхода. Видимо, у него имелись свои соображения на этот счет. Наверное, он подгадывал к какому-то своему сроку. Савинов часто видел, как Ольбард поднимается поутру на крепостную стену и смотрит в небо, будто читает какие-то одному ему понятные послания.
Наконец дата была назначена.
В Бруте воцарились суета и беготня. Лодьи были уже загружены, но и сейчас нашлись срочные дела. Например, погрузить бурдюки со свежей водой, овощи, хлеб - все скоропортящееся.
Сашке, сотнику, приходилось бегать поболе других. Наконец, улучив момент, Сашка присел на краешек скамьи - "на дорожку". Комната, в которой он провел столько дней, сегодня выглядела сиротливо. Савинов почувствовал себя немножко виноватым за то, что покидает этот гостеприимный дом.
- Спасибо! - сказал он, обращаясь неизвестно к кому, встал, поклонился и закрыл за собой двери.
По коридору навстречу ему вихрем пронесся встрепанный слуга с расширенными от усердия глазами. "Забыл чего?" Савинов посмотрел ему вслед и направился к выходу. В темноте под лестницей кто-то торопливо целовался. Виден был только краешек платья девушки и чье-то окольчуженное плечо. Присмотревшись, Сашка тихо позвал:
- Позвизд, ты?
В полумраке зашептались, потом воин вышагнул на свет, прикрывая плечом девушку.
- Да, вождь...
- Чего таишься? Полюбилась красна девица?
- Не без того, Медведкович!
- Так бери с собой! Или не хочет?
- Хочет... Только хозяина боится. Колдун он...
Сашка улыбнулся. Девчонка, выглядывавшая из-за плеча Позвизда, была и вправду хороша.
- Ну вот что, - сказал Савинов, подумав пару секунд, - пойдем-ка к князю! Он с Ангусом на короткой ноге: уговорит. Тем более ты не женат вроде?
- Вдов. Боги в прошлое лето женку прибрали.
- В законные возьмешь?
- А то! - Девчонка за плечом воина радостно пискнула. Видать, по-русски уже понимала неплохо.
- Ну тогда пойдем! Время не ждет. А на лодье для нее место найдется...
Дело сделали быстро. Князь только улыбнулся в усы и обещал уладить. Девчонка, которую звали Этайн, радостно бросилась собирать вещички. Позвизд тут же пригласил Сашку на свадьбу. Тот отшутился: мол, вот домой доберемся, там и поговорим.
Во дворе суеты было еще больше, чем внутри, но Савинов, не обращая на нее внимания, направился к воротам. Надо было занести поклажу на "Медведя", но ноги сами собой понесли в другую от пристани сторону. И вот уже перед Савиновым поднялся крутой склон кургана, похожего на маленький террикон. В Донбассе много таких... Вездесущая трава уже потихоньку взбиралась по его бокам. Сашка бросил вещи и налегке поднялся наверх.
Ветер гнал по лугу травяные волны. Рощи шелестели листвой, летели на восток бесконечные табуны облаков. Синели вдали поросшие лесом утесы, чайки реяли над рекой, словно души погибших друзей, провожающие корабли. Сашка стоял и смотрел на все это. В душе его поднималось знакомое чувство утраты. Он присел, коснулся ладонью плотной, крепко убитой ногами земли. Где-то там, в глубине, спит друг. Спит тем сном, от которого нет пробужденья. Хотя здесь люди верят, что человек может родиться не раз. Может, они и правы...
- Прощай, Храбр Мстиславович! - Савинов сжал пальцы, зачерпнув горсть земли. - Обещаю тебе не посрамить твоей памяти! А если у меня родится сын я знаю, как его назвать!
Сашка поднялся. Земля, которую он зачерпнул, показалась вдруг очень теплой. Он ссыпал ее за пазуху и вытянул из ножен меч. Холодный стальной луч уперся в синеву неба. Савинов долго стоял так, слушая, как нечто волнами стекает с клинка, пронизывая все тело, и уходит в землю, а оттуда, из кургана, течет навстречу другой поток, теплый и крепкий, как рукопожатие сильного человека.
- Прощай, Храбр! И слава тебе! Тебе и тем, кто лежит с тобой рядом! Прощай...
Он убрал меч и, не оглядываясь, спустился с кургана. Время не ждет. Хотя здесь его, наверное, и нет, времени-то...
- Ну что, Хаген, похоже, что наши расставания становятся привычкой.
- Похоже на то. - Скандинав сжал Сашкино предплечье железными пальцами. - На все воля богов. Однако и человек не бессилен. Да и не верится мне, что расстаемся мы навсегда.
Они стояли на пристани, а лодьи одна за другой отваливали от нее. Волны плескались под веслами, а на передних кораблях уже хлопали, наполняясь ветром, цветные паруса.
- Не печалься, Александр! - Сигурни улыбнулась и сунула ему в руки сверток. - Вот, передай сестрице моей подарок да целуй ее от меня! Норны прихотливо прядут нить человеческих судеб. Кто знает, как повернется?
- Кто знает... - согласился Сашка и крепко обнял Хагена. - Прощай, брат! - Затем поцеловал Сигурни и прыгнул на борт "Медведя". Лодья качнулась. Гребцы толкнулись веслами, и пристань поплыла назад. Фигуры друзей как-то сразу стали далекими. Одинокие люди на пустом причале... Нет, не одинокие! Вон на холме колесница Диармайда, и сам черноволосый ирландец поднял копье, прощаясь, а Грайне машет рукой. Савинов помахал в ответ и отвернулся. Уходя - уходи...
Глава 7
Опять Сила Слова
Мы были на голову ниже,
Европы опыт был у них.
Вот и учили нас они же,
А выучив... мы били их.
Т. Л. Гусинский,
боевой летчик 767 ИАП ПВО
- В общем, так, дочка, - кузнец Богдан ласково погладил Ярину по плечу, - лодья уже снаряжена. Ждан со своею ватажкой ждет тебя. Отправляйтесь в Ладогу. Там у меня торговое подворье да кузня. Пускай-ка сын поработает без моего пригляда. Пора ему уже и самостоятельность явить. А ты, ласковая моя, будешь милого своего поджидать, за хозяйством смотреть да за торгом следить. Торг в Ладоге богаче, чем здесь. Возьмете готовые брони, справу, мечи да копья, скобяной товар. А чего недостанет - то пускай Ждан там сделает. Да смотрите мне, не проторгуйтесь!
- Спасибо тебе, батюшка. - Ярина обняла отца. - Что бы я без тебя делала?
- Ладно уж, - Богдан улыбнулся, - как любимому чаду не помочь? Поезжай дожидаться своего милого! Птицы вещие не ошибаются - мимо Ладоги Ольбардовы лодьи никак не пойдут. Да осторожней там! Урмане и свей нынче редко озоруют в земле новгородской, однако всякое случиться может. Да и на торгу в Ладоге их немало. Народ они беспокойный, так что одна не ходи. Я парней предупредил...
- А Ворон, батюшка?
- Что с тобой сделаешь, егоза! На лодье он уже, коник твой. Вот тебе грамотка к Твердиславу, тамошнему воеводе. Он вас под опеку возьмет...
Ярина звонко чмокнула отца в колючую щеку и побежала домой, собираться. Сердце радостно колотилось. Вот и кончилось вынужденное бездействие! За две седмицы они легко дойдут по рекам до озера Нево, а там уж и Муть-река80 с градом Ладогой в устье. Впервые вот так, без батюшки она отправится в далекое путешествие. Увидит дремучие леса и реки быстрые, и, может, Ждан не воспротивится, если она захочет сама пострелять уток или пойти с ним на охоту. Брат ей не откажет! А в Ладоге новые люди да чужеземные гости! Знай смотри на их чудные одежды. А еще там девицы наряжаются не хуже, чем в самом Новгороде или Киеве. И можно будет поглядеть, что новенького у наряжех... А главное - к любимому поближе. И не нужно томиться, сидючи дома и выпрядая кудель за куделью. Не по ее нраву сидеть да ждать-тосковать. А за путем-дорогой да делом новым и времечко быстрей полетит. Глядишь, и заполощутся над волнами знакомые ветрила. И впереди всех самое долгожданное - с сердитым оружным медведем...
- Буря идет! - Ратимир, прищурившись, разглядывал подернувшийся туманной дымкой горизонт по левому борту. Там море заметно потемнело, а за дымкой виделась быстро надвигающаяся стена облаков. Морские птицы с криками носились над самой водой, шарахаясь от вспенившихся гребней. Ветер усилился, лодьи ощутимо увеличили ход. Паруса вздулись пузырями, снасти натужно звенели. "Медведя" кренило на длинной волне, бегущей вдогон кораблям с левых кормовых углов.
Сашка посмотрел на приближающийся шквал. "Надо бы площадь паруса сократить. А то опрокинет нас..." Он указал кормчему на парус. Ратимир кивнул и зычно, перекрикивая вой ветра, отдал команду. Варяги забегали по палубе, потянули канаты. Рей дрогнул и начал опускаться... Савинов снова оглянулся на шквал. "Главное, чтобы успели подвязать и снова поставить парус. Иначе без хода мы все покойники. Поставит бортом к волне и "капут унтерменш81", как говаривали фашисты..."
Он быстро прошел по палубе, проверяя, все ли закреплено по-штормовому. Особенно Сашку беспокоили пороки. Если на сильном волнении вышибет стопора, то поворотная часть метательной машины начнет болтаться из стороны в сторону и вполне может кого-нибудь покалечить...
Тем временем небо стремительно заволакивала темная пелена. Закат, остававшийся за кормой, протискивал свои багровые сполохи сквозь узкую щель в тучах. Края облаков кипели расплавленным золотом. Ветер рвал их в клочья, и куски золотой пряжи неслись по небу уже над самыми кораблями. Волны дыбились острыми гребнями, и Сашка вспомнил, что нет ничего хуже, чем попасть в шторм в Балтийских проливах. Кажется, он когда-то об этом читал... Но если повезет, то скоро корабли пройдут Скагеррак, оставляя справа датские берега. А там уж и Каттегат с Зундом, и вот она - Балтика. Там остров Рюген, или Руян, как говорят здесь. Земли лютичей и ободритов. А от них - две недели пути до устья Невы и еще пара недель до Белоозера. А там - Ярина...
Холодные брызги хлестнули по лицу: "Опомнись! О чем ты думаешь?! Шторм! Шторм идет!" Сашка встряхнулся и пошел дальше, проверяя крепления, подбадривая людей, отдавая приказы. Парус все же успели подвязать и поднять заново. Теперь он был в два раза короче. "Кажется, именно это называлось "зарифить паруса" или "взять рифы"..."
Савинов прошел вдоль палубы до самого носа, остановился, поплотнее закутался в плащ и посмотрел налево, туда, где тянулась серая полоска датских берегов. Оттуда, должно быть, хорошо видны паруса лодей. А даны, по словам Ратимира, свирепы на поживу. Правда, вряд ли они решатся напасть в шторм. Вот после, если корабли разбросает...
"Медведь" шел последним. Впереди на волнах, взбрыкивающих, как норовистые кони, плясал черный корпус "Тура". А за ним, дальше на восток, виднелось все соцветие парусов эскадры Ольбарда. Временами особо высокая волна закрывала один из кораблей, и казалось, что стихия поглотила его. Но через несколько мгновений корабль снова выныривал из небытия, гордо расправляя крыло паруса. Грозная картина. Выдержат ли они шторм? Варяги опытные мореходы. Однако насколько малыми кажутся эти кораблики по сравнению с теми стальными громадами, что приходилось видать Савинову. А ведь и те, случалось, погибали в шторм...
Багровые блики заката, плясавшие на носовой фигуре "Медведя", внезапно погасли. Стало темнее, будто уже наступила ночь. Сашка оглянулся и увидел, что бешено несущиеся тучи уже закрыли половину неба. В их недрах что-то бурлило и вращалось. Черно-синие, они стремительно настигали убегающие корабли. Ветер срывал с потемневших волн пену и почти горизонтально нес ее над самой водой. Серебряные гребни волн поднимались едва ли не до самых мачт. Ратимир с кормы что-то прокричал. Его голос потерялся в реве урагана, но Савинов понял: пора бы привязаться, не то, не ровен час, смоет за борт.
Он снова посмотрел на клубящиеся тучи, и вдруг что-то случилось с его глазами. Тучи резко придвинулись, будто он разом оказался высоко в небе. Отсюда они смотрелись уже не такими плотными. Ветер бил в лицо с неистовой силой, но глазам почему-то не хотелось моргать. Сашка не сразу понял, что на нем летные очки...
"Чайку"82 швыряло со страшной силой. Ветер свистел в расчалках и стойках бипланной коробки. Савинов хорошо чувствовал растерянность летчика. Он быстро понял, что это не его собственное прошлое. Сашке, конечно, приходилось летать на И-153, но часть, где он служил, имела на вооружении И-16 и МИГи. И теперь его, Савинова, совершенно непонятным образом швырнуло сюда, в тело молодого пилота, прямо с палубы лодьи. Таинственная сила нанесла удар. И не во сне, а наяву...
Летчик, как понял Савинов, совершал едва ли не первый свой боевой вылет. Он был старшим сержантом - скорее всего, ускоренный выпуск. Сашка помнил многих таких. Они прибывали в часть и, как ни старались опытные пилоты побыстрее научить их законам войны, погибали один за другим. Сказывался малый налет в училище и отсутствие боевого опыта. Вот и этот отстал от своего звена во время штурмовки немецкой колонны и заблудился. У него не было даже полетной карты, а тут еще гроза...
Сержант вертел головой, стараясь определиться по лежащим внизу ориентирам, но их быстро затягивало туманной пеленой. Сашка мысленно крикнул ему: "У тебя же есть компас! Иди на восток!" Но летчик не слышал, в оцепенении продолжая закладывать вираж за виражом.
А рядом парила невесть как залетевшая сюда чайка.
Чайка возле "Чайки"...
Савинов откуда-то знал, что у сержанта забавная фамилия - Куманичкин, и он из 26-го ИАП83. Насколько Сашка мог вспомнить, это часть с Ленинградского фронта. Летчика звали Андреем, и Сашка снова принялся наставлять его на путь истинный.
"Забирай левее, Андрюха! Огибай грозовой фронт и по компасу - на восток. А там определишься. Да левее же! Ну!"
Было такое ощущение, что сержант все же услышал, потому что действительно стал огибать грозовой фронт слева. По ходу дела он тревожно оглядывался, подозревая, что раз он сам оказался здесь, то могут появиться и фрицы. Он оказался прав. Одинокий "Мессер" вывалился из облаков прямо перед "Чайкой" и на большой скорости ушел влево. Сашка надеялся, что немецкий пилот их не заметил. Но не тут-то было! "Мессер", заложив крутой вираж, возвращался.
Сержант вжал голову в плечи и затравленно огляделся. Помощи ждать неоткуда. Тогда пилот отдал рукоятку управления от себя, надеясь, видимо, уйти пикированием под грозу.
"Куда, дурень?! - заорал ему Савинов. - "Худой" на пикировании тебя в два счета догонит! Быстро разворачивай влево, прицелом на него! Прицелом на него и в лобовую!" Но сержант продолжал сосредоточенно пикировать. "Мессер" быстро приближался. Сейчас откроет огонь!
Сашка яростно рванулся. Он не совсем понял, что делает, но перед его глазами что-то вспыхнуло... и в следующий миг он почувствовал, что каким-то образом оказался хозяином тела молодого пилота. В его сознание потоком хлынули сведения о личной жизни сержанта, о девушке по имени Таня и каких-то каникулах. Видимо, бедный парень вспоминал в этот, как он думал, последний миг своей короткой жизни о самом хорошем, что в ней было. Савинов яростно выматерился, отсекая этот поток, и рванул ручку управления на себя и влево, одновременно отдавая левую педаль от себя. "Чайка" взвыла мотором, резко шарахнулась вверх и в сторону, совершив классический ранверсман разворот на горке.
Вовремя! Мимо пронеслись зеленые трассы. Фашист открыл огонь! Но он опоздал. Курсовой угол у него был слишком острый, и довернуть он не успевал. А вот Сашка, оказавшись выше и левее, успел, поймав в прицел длинный желтоносый фюзеляж, нажать на гашетки. "Чайка" содрогнулась. Савинов с удивлением понял, что ему достался довольно редкий экземпляр, вооруженный двумя пушками, вместо четырех пулеметов. Трассы вспороли консоль крыла "Мессера", но пушки тут же замолчали. Фашист пронесся мимо и даже, кажется, погрозил коварному русскому кулаком. Савинов, используя отличную маневренность своего самолета, довернул вслед и снова нажал на гашетки. Пушки молчали.
"Так вот почему сержант пытался удрать! Боезапас-то - тю-тю!" Сержант, который, похоже, слышал Сашкины мысли и уже ничему не удивлялся, выразился в смысле: "А ты как думал?" Может, правда, он считал, что говорит сам с собой. "Ничего, Андрюха! - успокоил его Савинов. - Прорвемся!"
Хотя, конечно, без снарядов-то дело - труба! Истребитель - это не бомбер. Его так просто не таранишь! Придется шустрить... Сашка ввел самолет в пике следом за Фрицем, благо тот летел в нужную сторону, и выжал из "Чайки" все, что она могла. Приборы показали фантастическую скорость четыреста пятьдесят кэмэ в час. Однако "Мессер" даст такую и по горизонтали, не особенно напрягаясь. Видно было, как вражеский самолет после пикирования свечой ушел вверх и начал разворот.
Сейчас начнется! Враг не особенно спешил. Понял, что советский истребитель безоружен. До того как фашист вышел на боевой курс, Савинов успел снизиться до ста метров и помчался на бреющем над верхушками деревьев. Далеко справа он заметил в небе белые шапки зенитных разрывов и довернул туда, полагая, что это бьют наши зенитки. Куманичкин подтвердил правильность догадки. Освоился с тем, что некто другой, более опытный, управляет его самолетом. Невозможно... Но наплевать! Главное - выжить! Савинов его понимал...
А фриц повел себя странно. Он шел на полной скорости следом за ними с превышением в полсотни метров и быстро настигал "Чайку". Настиг, поравнялся и сбросил скорость. Затем уравнял высоту полета и пристроился сбоку. "Ни дать ни взять заботливый товарищ. Прямо-таки камрад, да и только".
Теперь Савинов смог рассмотреть противника. Это был Me-109 модификации Ф-2. Пятнистый зелено-серый фюзеляж с желтыми полосами быстрой идентификации на капоте снизу и законцовках крыльев. На борту черная десятка и зеленое сердце в белой окантовке да еще какой-то герб перед кабиной. А на киле тесно от абшуссбалкенов84. Штук сорок, не меньше!
"Ах вот это кто! Грюнхерц! Элитная пятьдесят четвертая эскадра85... Слыхали про вас!"
Немец в светло-коричневом шлемофоне радостно скалился. Он указал пальцем на свою левую консоль, в нескольких местах пробитую снарядами, и поднял большой палец. Гут, мол! Молодец рус! Затем качнул крыльями и сделал недвусмысленный жест. Иди за мной! И для убедительности скроил из пальцев пистолетик. А то пух! И ты валяешься внизу, рус! Тогда капут, мол! Сашка, зло ощерясь, зажал коленями рукоять управления и ответил фашисту интернациональным жестом: ударил левой ладонью по сгибу правой руки, сжатой в кулак. Хер тебе, ганс! Хер и еще раз хер! Тот перестал щериться и снова покачал крыльями. Давай за мной! А то! И дал короткую очередь из пулеметов. Сашка проследил за трассами и кивнул. Понял тебя! Фашист снова улыбнулся... И едва успел бросить истребитель в сторону, потому что Савинов попытался таранить его, зацепив плоскостью крыла... Фриц вернулся, но только затем, чтобы показать большим пальцем вниз, как в римском Колизее. Смерть проигравшему! А затем мотор "Мессера" взревел, и он ушел в сторону с набором высоты. Все ясно. Сейчас займет позицию для атаки, и сантименты в сторону! "А ведь собьет, падла! - подумал Сашка. - Как пить дать собьет!" Ну да русские так просто не сдаются!
Пока немец разворачивался, Савинов заметил чуть в стороне небольшую речушку, свернул к ней и прижал самолет к самой воде. Они помчались в этом коридоре из древесных стволов и берегов, заваленных буреломом. В одном месте Сашка заметил группу красноармейцев, переходящих речку вброд. Те замахали руками, указывая куда-то назад, а некоторые вскинули винтовки и начали стрелять по наседающему "Мессеру". А тот тут как тут. Речную гладь перед носом "Чайки" вспороли цепочки фонтанчиков. Фашист открыл огонь. Сашка сбросил газ. Теперь фашисту будет мешать его слишком большая скорость. Советский истребитель может плестись почти шагом - на то и биплан. У "Мессера" минимальная скорость гораздо больше и на прицеливание у него мало времени. Точно! Фриц промазал, проскочил вперед и снова полез вверх - готовить следующий заход. Сашка лихорадочно обдумывал ситуацию. Долго они здесь не протянут. Неизвестно, куда течет речка. Пока что она уверенно забирала на север. Вроде бы это наша территория, но кто знает? Савинов поднабрал высоту, чтобы осмотреться, и заметил впереди и справа постройки большого города. Неужели Питер?
Гюльви оглянулся. На высоком крыльце стоял, наблюдая за воинами, его давешний напарник по охоте. Сорвиголова радостно осклабился и грохнул клинком о щит.
- Олекса! - заорал он. - Иди сюда - позвеним мечами!
- Медведкович! - крикнул кто-то. Поединки прекратились. Русы завыли и зарычали медведями, приветствуя сотника. Тот поклонился дружине и легко сбежал по ступеням с мечами под мышкой. Его тут же обступили. Подняли на щитах и прокатили по двору.
- Слава! - неслось со всех сторон. - Слава!!!
- Жаль, Храбр не видит, - сказал коренастый соперник Гюльви, - то-то за побратима порадовался бы!
Сорвиголова с сомнением покосился на него и спросил, хитро улыбаясь:
- Думаешь, из Вальхаллы не видно?
Тот удивленно моргнул, понял и весело осклабился в ответ:
- И то верно! Ну что, продолжим?
Вместо ответа Гюльви молниеносно атаковал его, целя попеременно в ногу, плечо и голову. Рус отбился, сердито фыркнул, и пошла потеха! Меч славянина, казалось, был всюду. Острое навершие на его щите то и дело цепляло окованный железом край щита Сорвиголовы, норовя развернуть, открыть бок для удара. Гюльви же вертелся волчком, ища миг слабости, когда противник откроется. Однако тот был опытен, голову не терял. Пару раз клинок викинга едва не посек ему запястье, но рус успевал отдернуть руку, целя при этом в кисть Гюльви... Так они бились почти до полудня, и никто не мог сказать, что он выиграл. Потом всех позвали в трапезную. Соперники опустили оружие, глянули друг на друга и рассмеялись: пыль сделала их обоих седыми.
- А что, урманин, - сказал рус, пока они умывались у колодца, - не выпить ли нам за славный поединок?
- Как не выпить за такое дело? - Гюльви с фырканьем вылил себе на голову ведро воды. - Мы, брат, просто обязаны это сделать! Иначе прогневим богов, а они ой как не любят, когда воины после хорошей драки забывают опрокинуть чару-другую...
Сашка еле вырвался от них. Слегка ошалевший, оглушенный приветственными воплями, он выскочил за ворота. Высокая трава хлестала по ногам. Штаны быстро промокли от росы. Ветер с моря трепал чуб, холодил разгоряченную грудь. Савинов мчался, не разбирая дороги, напрямик к воде. Взлетал на холмик, на спуске набирал скорость и по инерции взлетал на следующий. Пристань с почти готовыми к отплытию лодьями осталась справа. Сашка и сам не заметил, как начал забирать левее, к морю. Вылетел на очередной холм. Соленый ветер ударил в лицо, и впереди открылась бесконечная, серо-зеленая с просинью гладь моря. Впрочем, никакая это была не гладь. Волны, метра по полтора, возле берега становились еще выше, и верхушки их набухали пенными барашками. Гребни изгибались, закручиваясь вперед, и обрушивались на широченный пляж из чистого, почти белого песка. А над этим всем - бесконечный купол ясного, по-утреннему прозрачного неба. И солнце. Оно вставало, казалось, из самых волн, величественное, как древнее божество...
"Почему же - как?" Савинов улыбнулся и выхватил из ножен клинки. Они вспыхнули в рассветных лучах, будто солнце подожгло холодную сталь и напоило ее своей бесконечной мощью. Сашка прищурил глаза, чтобы увидеть радугу на ресницах, и сделал всего один шаг... Вооруженные руки сами собой разошлись в стороны, согнулись, крутанули кистями. Воздух всхлипнул, расступаясь перед сталью, а потом невообразимая сила подхватила Савинова и запустила по пляжу, как маленький, живой торнадо. Казалось, он бы не смог остановиться, даже если б захотел. Но он не хотел. Наоборот!..
Он осознавал все, до самого своего последнего движения, но если бы кто-нибудь попросил Сашку описать свои действия... Это было невозможно! Однако он осознавал, запоминал и даже потом, отдыхая на большом валуне, с клинками на коленях, сумел восстановить всю последовательность. И понял, что таким приемам здесь его никто не учил. Можно подумать, что мечи сами показали ему часть своих возможностей...
Три следующих ночи подряд Сашка видел во сне Ярину. Он просыпался счастливый, чувствуя, как с каждым разом возвращаются силы. Быстро одевался, хватал первое попавшееся оружие и бежал в холмы у моря встречать рассвет.
Силы возвращались быстро, а раны почти перестали напоминать о себе. Впрочем, Сашка и сам понимал, что все не так просто. Что некая Сила, которая вышвыривала его в ТОТ мир, на время затаилась, словно дав Савинову побольше времени, чтобы прийти в себя. Однако он чувствовал: ничего не закончилось. Просто ему предоставили передышку.
Сигурни, видя, как стремительно выздоравливает ее пациент, улыбалась, но все же напоминала Сашке, чтобы он поберегся. Видимо, опасалась какого-нибудь рецидива. Но Савинов не мог усидеть на месте. Дни его заполнились до отказа разнообразными командирскими заботами. Со дня на день Ольбард мог назначить отплытие, и надо было проконтролировать готовность корабля и дружины к переходу морем, погрузку продовольствия и других запасов, комплектность снаряжения, и прочая, и прочая, и прочая. Сашка даже организовал для своей сотни малые учения, строевой смотр и стрельбы из камнеметов. Все оказалось в порядке: Ратимир, пока сотник валялся в отключке, зря времени не терял. Так что корабль и дружина к переходу морем были готовы.
А князь медлил, все не назначая день выхода. Видимо, у него имелись свои соображения на этот счет. Наверное, он подгадывал к какому-то своему сроку. Савинов часто видел, как Ольбард поднимается поутру на крепостную стену и смотрит в небо, будто читает какие-то одному ему понятные послания.
Наконец дата была назначена.
В Бруте воцарились суета и беготня. Лодьи были уже загружены, но и сейчас нашлись срочные дела. Например, погрузить бурдюки со свежей водой, овощи, хлеб - все скоропортящееся.
Сашке, сотнику, приходилось бегать поболе других. Наконец, улучив момент, Сашка присел на краешек скамьи - "на дорожку". Комната, в которой он провел столько дней, сегодня выглядела сиротливо. Савинов почувствовал себя немножко виноватым за то, что покидает этот гостеприимный дом.
- Спасибо! - сказал он, обращаясь неизвестно к кому, встал, поклонился и закрыл за собой двери.
По коридору навстречу ему вихрем пронесся встрепанный слуга с расширенными от усердия глазами. "Забыл чего?" Савинов посмотрел ему вслед и направился к выходу. В темноте под лестницей кто-то торопливо целовался. Виден был только краешек платья девушки и чье-то окольчуженное плечо. Присмотревшись, Сашка тихо позвал:
- Позвизд, ты?
В полумраке зашептались, потом воин вышагнул на свет, прикрывая плечом девушку.
- Да, вождь...
- Чего таишься? Полюбилась красна девица?
- Не без того, Медведкович!
- Так бери с собой! Или не хочет?
- Хочет... Только хозяина боится. Колдун он...
Сашка улыбнулся. Девчонка, выглядывавшая из-за плеча Позвизда, была и вправду хороша.
- Ну вот что, - сказал Савинов, подумав пару секунд, - пойдем-ка к князю! Он с Ангусом на короткой ноге: уговорит. Тем более ты не женат вроде?
- Вдов. Боги в прошлое лето женку прибрали.
- В законные возьмешь?
- А то! - Девчонка за плечом воина радостно пискнула. Видать, по-русски уже понимала неплохо.
- Ну тогда пойдем! Время не ждет. А на лодье для нее место найдется...
Дело сделали быстро. Князь только улыбнулся в усы и обещал уладить. Девчонка, которую звали Этайн, радостно бросилась собирать вещички. Позвизд тут же пригласил Сашку на свадьбу. Тот отшутился: мол, вот домой доберемся, там и поговорим.
Во дворе суеты было еще больше, чем внутри, но Савинов, не обращая на нее внимания, направился к воротам. Надо было занести поклажу на "Медведя", но ноги сами собой понесли в другую от пристани сторону. И вот уже перед Савиновым поднялся крутой склон кургана, похожего на маленький террикон. В Донбассе много таких... Вездесущая трава уже потихоньку взбиралась по его бокам. Сашка бросил вещи и налегке поднялся наверх.
Ветер гнал по лугу травяные волны. Рощи шелестели листвой, летели на восток бесконечные табуны облаков. Синели вдали поросшие лесом утесы, чайки реяли над рекой, словно души погибших друзей, провожающие корабли. Сашка стоял и смотрел на все это. В душе его поднималось знакомое чувство утраты. Он присел, коснулся ладонью плотной, крепко убитой ногами земли. Где-то там, в глубине, спит друг. Спит тем сном, от которого нет пробужденья. Хотя здесь люди верят, что человек может родиться не раз. Может, они и правы...
- Прощай, Храбр Мстиславович! - Савинов сжал пальцы, зачерпнув горсть земли. - Обещаю тебе не посрамить твоей памяти! А если у меня родится сын я знаю, как его назвать!
Сашка поднялся. Земля, которую он зачерпнул, показалась вдруг очень теплой. Он ссыпал ее за пазуху и вытянул из ножен меч. Холодный стальной луч уперся в синеву неба. Савинов долго стоял так, слушая, как нечто волнами стекает с клинка, пронизывая все тело, и уходит в землю, а оттуда, из кургана, течет навстречу другой поток, теплый и крепкий, как рукопожатие сильного человека.
- Прощай, Храбр! И слава тебе! Тебе и тем, кто лежит с тобой рядом! Прощай...
Он убрал меч и, не оглядываясь, спустился с кургана. Время не ждет. Хотя здесь его, наверное, и нет, времени-то...
- Ну что, Хаген, похоже, что наши расставания становятся привычкой.
- Похоже на то. - Скандинав сжал Сашкино предплечье железными пальцами. - На все воля богов. Однако и человек не бессилен. Да и не верится мне, что расстаемся мы навсегда.
Они стояли на пристани, а лодьи одна за другой отваливали от нее. Волны плескались под веслами, а на передних кораблях уже хлопали, наполняясь ветром, цветные паруса.
- Не печалься, Александр! - Сигурни улыбнулась и сунула ему в руки сверток. - Вот, передай сестрице моей подарок да целуй ее от меня! Норны прихотливо прядут нить человеческих судеб. Кто знает, как повернется?
- Кто знает... - согласился Сашка и крепко обнял Хагена. - Прощай, брат! - Затем поцеловал Сигурни и прыгнул на борт "Медведя". Лодья качнулась. Гребцы толкнулись веслами, и пристань поплыла назад. Фигуры друзей как-то сразу стали далекими. Одинокие люди на пустом причале... Нет, не одинокие! Вон на холме колесница Диармайда, и сам черноволосый ирландец поднял копье, прощаясь, а Грайне машет рукой. Савинов помахал в ответ и отвернулся. Уходя - уходи...
Глава 7
Опять Сила Слова
Мы были на голову ниже,
Европы опыт был у них.
Вот и учили нас они же,
А выучив... мы били их.
Т. Л. Гусинский,
боевой летчик 767 ИАП ПВО
- В общем, так, дочка, - кузнец Богдан ласково погладил Ярину по плечу, - лодья уже снаряжена. Ждан со своею ватажкой ждет тебя. Отправляйтесь в Ладогу. Там у меня торговое подворье да кузня. Пускай-ка сын поработает без моего пригляда. Пора ему уже и самостоятельность явить. А ты, ласковая моя, будешь милого своего поджидать, за хозяйством смотреть да за торгом следить. Торг в Ладоге богаче, чем здесь. Возьмете готовые брони, справу, мечи да копья, скобяной товар. А чего недостанет - то пускай Ждан там сделает. Да смотрите мне, не проторгуйтесь!
- Спасибо тебе, батюшка. - Ярина обняла отца. - Что бы я без тебя делала?
- Ладно уж, - Богдан улыбнулся, - как любимому чаду не помочь? Поезжай дожидаться своего милого! Птицы вещие не ошибаются - мимо Ладоги Ольбардовы лодьи никак не пойдут. Да осторожней там! Урмане и свей нынче редко озоруют в земле новгородской, однако всякое случиться может. Да и на торгу в Ладоге их немало. Народ они беспокойный, так что одна не ходи. Я парней предупредил...
- А Ворон, батюшка?
- Что с тобой сделаешь, егоза! На лодье он уже, коник твой. Вот тебе грамотка к Твердиславу, тамошнему воеводе. Он вас под опеку возьмет...
Ярина звонко чмокнула отца в колючую щеку и побежала домой, собираться. Сердце радостно колотилось. Вот и кончилось вынужденное бездействие! За две седмицы они легко дойдут по рекам до озера Нево, а там уж и Муть-река80 с градом Ладогой в устье. Впервые вот так, без батюшки она отправится в далекое путешествие. Увидит дремучие леса и реки быстрые, и, может, Ждан не воспротивится, если она захочет сама пострелять уток или пойти с ним на охоту. Брат ей не откажет! А в Ладоге новые люди да чужеземные гости! Знай смотри на их чудные одежды. А еще там девицы наряжаются не хуже, чем в самом Новгороде или Киеве. И можно будет поглядеть, что новенького у наряжех... А главное - к любимому поближе. И не нужно томиться, сидючи дома и выпрядая кудель за куделью. Не по ее нраву сидеть да ждать-тосковать. А за путем-дорогой да делом новым и времечко быстрей полетит. Глядишь, и заполощутся над волнами знакомые ветрила. И впереди всех самое долгожданное - с сердитым оружным медведем...
- Буря идет! - Ратимир, прищурившись, разглядывал подернувшийся туманной дымкой горизонт по левому борту. Там море заметно потемнело, а за дымкой виделась быстро надвигающаяся стена облаков. Морские птицы с криками носились над самой водой, шарахаясь от вспенившихся гребней. Ветер усилился, лодьи ощутимо увеличили ход. Паруса вздулись пузырями, снасти натужно звенели. "Медведя" кренило на длинной волне, бегущей вдогон кораблям с левых кормовых углов.
Сашка посмотрел на приближающийся шквал. "Надо бы площадь паруса сократить. А то опрокинет нас..." Он указал кормчему на парус. Ратимир кивнул и зычно, перекрикивая вой ветра, отдал команду. Варяги забегали по палубе, потянули канаты. Рей дрогнул и начал опускаться... Савинов снова оглянулся на шквал. "Главное, чтобы успели подвязать и снова поставить парус. Иначе без хода мы все покойники. Поставит бортом к волне и "капут унтерменш81", как говаривали фашисты..."
Он быстро прошел по палубе, проверяя, все ли закреплено по-штормовому. Особенно Сашку беспокоили пороки. Если на сильном волнении вышибет стопора, то поворотная часть метательной машины начнет болтаться из стороны в сторону и вполне может кого-нибудь покалечить...
Тем временем небо стремительно заволакивала темная пелена. Закат, остававшийся за кормой, протискивал свои багровые сполохи сквозь узкую щель в тучах. Края облаков кипели расплавленным золотом. Ветер рвал их в клочья, и куски золотой пряжи неслись по небу уже над самыми кораблями. Волны дыбились острыми гребнями, и Сашка вспомнил, что нет ничего хуже, чем попасть в шторм в Балтийских проливах. Кажется, он когда-то об этом читал... Но если повезет, то скоро корабли пройдут Скагеррак, оставляя справа датские берега. А там уж и Каттегат с Зундом, и вот она - Балтика. Там остров Рюген, или Руян, как говорят здесь. Земли лютичей и ободритов. А от них - две недели пути до устья Невы и еще пара недель до Белоозера. А там - Ярина...
Холодные брызги хлестнули по лицу: "Опомнись! О чем ты думаешь?! Шторм! Шторм идет!" Сашка встряхнулся и пошел дальше, проверяя крепления, подбадривая людей, отдавая приказы. Парус все же успели подвязать и поднять заново. Теперь он был в два раза короче. "Кажется, именно это называлось "зарифить паруса" или "взять рифы"..."
Савинов прошел вдоль палубы до самого носа, остановился, поплотнее закутался в плащ и посмотрел налево, туда, где тянулась серая полоска датских берегов. Оттуда, должно быть, хорошо видны паруса лодей. А даны, по словам Ратимира, свирепы на поживу. Правда, вряд ли они решатся напасть в шторм. Вот после, если корабли разбросает...
"Медведь" шел последним. Впереди на волнах, взбрыкивающих, как норовистые кони, плясал черный корпус "Тура". А за ним, дальше на восток, виднелось все соцветие парусов эскадры Ольбарда. Временами особо высокая волна закрывала один из кораблей, и казалось, что стихия поглотила его. Но через несколько мгновений корабль снова выныривал из небытия, гордо расправляя крыло паруса. Грозная картина. Выдержат ли они шторм? Варяги опытные мореходы. Однако насколько малыми кажутся эти кораблики по сравнению с теми стальными громадами, что приходилось видать Савинову. А ведь и те, случалось, погибали в шторм...
Багровые блики заката, плясавшие на носовой фигуре "Медведя", внезапно погасли. Стало темнее, будто уже наступила ночь. Сашка оглянулся и увидел, что бешено несущиеся тучи уже закрыли половину неба. В их недрах что-то бурлило и вращалось. Черно-синие, они стремительно настигали убегающие корабли. Ветер срывал с потемневших волн пену и почти горизонтально нес ее над самой водой. Серебряные гребни волн поднимались едва ли не до самых мачт. Ратимир с кормы что-то прокричал. Его голос потерялся в реве урагана, но Савинов понял: пора бы привязаться, не то, не ровен час, смоет за борт.
Он снова посмотрел на клубящиеся тучи, и вдруг что-то случилось с его глазами. Тучи резко придвинулись, будто он разом оказался высоко в небе. Отсюда они смотрелись уже не такими плотными. Ветер бил в лицо с неистовой силой, но глазам почему-то не хотелось моргать. Сашка не сразу понял, что на нем летные очки...
"Чайку"82 швыряло со страшной силой. Ветер свистел в расчалках и стойках бипланной коробки. Савинов хорошо чувствовал растерянность летчика. Он быстро понял, что это не его собственное прошлое. Сашке, конечно, приходилось летать на И-153, но часть, где он служил, имела на вооружении И-16 и МИГи. И теперь его, Савинова, совершенно непонятным образом швырнуло сюда, в тело молодого пилота, прямо с палубы лодьи. Таинственная сила нанесла удар. И не во сне, а наяву...
Летчик, как понял Савинов, совершал едва ли не первый свой боевой вылет. Он был старшим сержантом - скорее всего, ускоренный выпуск. Сашка помнил многих таких. Они прибывали в часть и, как ни старались опытные пилоты побыстрее научить их законам войны, погибали один за другим. Сказывался малый налет в училище и отсутствие боевого опыта. Вот и этот отстал от своего звена во время штурмовки немецкой колонны и заблудился. У него не было даже полетной карты, а тут еще гроза...
Сержант вертел головой, стараясь определиться по лежащим внизу ориентирам, но их быстро затягивало туманной пеленой. Сашка мысленно крикнул ему: "У тебя же есть компас! Иди на восток!" Но летчик не слышал, в оцепенении продолжая закладывать вираж за виражом.
А рядом парила невесть как залетевшая сюда чайка.
Чайка возле "Чайки"...
Савинов откуда-то знал, что у сержанта забавная фамилия - Куманичкин, и он из 26-го ИАП83. Насколько Сашка мог вспомнить, это часть с Ленинградского фронта. Летчика звали Андреем, и Сашка снова принялся наставлять его на путь истинный.
"Забирай левее, Андрюха! Огибай грозовой фронт и по компасу - на восток. А там определишься. Да левее же! Ну!"
Было такое ощущение, что сержант все же услышал, потому что действительно стал огибать грозовой фронт слева. По ходу дела он тревожно оглядывался, подозревая, что раз он сам оказался здесь, то могут появиться и фрицы. Он оказался прав. Одинокий "Мессер" вывалился из облаков прямо перед "Чайкой" и на большой скорости ушел влево. Сашка надеялся, что немецкий пилот их не заметил. Но не тут-то было! "Мессер", заложив крутой вираж, возвращался.
Сержант вжал голову в плечи и затравленно огляделся. Помощи ждать неоткуда. Тогда пилот отдал рукоятку управления от себя, надеясь, видимо, уйти пикированием под грозу.
"Куда, дурень?! - заорал ему Савинов. - "Худой" на пикировании тебя в два счета догонит! Быстро разворачивай влево, прицелом на него! Прицелом на него и в лобовую!" Но сержант продолжал сосредоточенно пикировать. "Мессер" быстро приближался. Сейчас откроет огонь!
Сашка яростно рванулся. Он не совсем понял, что делает, но перед его глазами что-то вспыхнуло... и в следующий миг он почувствовал, что каким-то образом оказался хозяином тела молодого пилота. В его сознание потоком хлынули сведения о личной жизни сержанта, о девушке по имени Таня и каких-то каникулах. Видимо, бедный парень вспоминал в этот, как он думал, последний миг своей короткой жизни о самом хорошем, что в ней было. Савинов яростно выматерился, отсекая этот поток, и рванул ручку управления на себя и влево, одновременно отдавая левую педаль от себя. "Чайка" взвыла мотором, резко шарахнулась вверх и в сторону, совершив классический ранверсман разворот на горке.
Вовремя! Мимо пронеслись зеленые трассы. Фашист открыл огонь! Но он опоздал. Курсовой угол у него был слишком острый, и довернуть он не успевал. А вот Сашка, оказавшись выше и левее, успел, поймав в прицел длинный желтоносый фюзеляж, нажать на гашетки. "Чайка" содрогнулась. Савинов с удивлением понял, что ему достался довольно редкий экземпляр, вооруженный двумя пушками, вместо четырех пулеметов. Трассы вспороли консоль крыла "Мессера", но пушки тут же замолчали. Фашист пронесся мимо и даже, кажется, погрозил коварному русскому кулаком. Савинов, используя отличную маневренность своего самолета, довернул вслед и снова нажал на гашетки. Пушки молчали.
"Так вот почему сержант пытался удрать! Боезапас-то - тю-тю!" Сержант, который, похоже, слышал Сашкины мысли и уже ничему не удивлялся, выразился в смысле: "А ты как думал?" Может, правда, он считал, что говорит сам с собой. "Ничего, Андрюха! - успокоил его Савинов. - Прорвемся!"
Хотя, конечно, без снарядов-то дело - труба! Истребитель - это не бомбер. Его так просто не таранишь! Придется шустрить... Сашка ввел самолет в пике следом за Фрицем, благо тот летел в нужную сторону, и выжал из "Чайки" все, что она могла. Приборы показали фантастическую скорость четыреста пятьдесят кэмэ в час. Однако "Мессер" даст такую и по горизонтали, не особенно напрягаясь. Видно было, как вражеский самолет после пикирования свечой ушел вверх и начал разворот.
Сейчас начнется! Враг не особенно спешил. Понял, что советский истребитель безоружен. До того как фашист вышел на боевой курс, Савинов успел снизиться до ста метров и помчался на бреющем над верхушками деревьев. Далеко справа он заметил в небе белые шапки зенитных разрывов и довернул туда, полагая, что это бьют наши зенитки. Куманичкин подтвердил правильность догадки. Освоился с тем, что некто другой, более опытный, управляет его самолетом. Невозможно... Но наплевать! Главное - выжить! Савинов его понимал...
А фриц повел себя странно. Он шел на полной скорости следом за ними с превышением в полсотни метров и быстро настигал "Чайку". Настиг, поравнялся и сбросил скорость. Затем уравнял высоту полета и пристроился сбоку. "Ни дать ни взять заботливый товарищ. Прямо-таки камрад, да и только".
Теперь Савинов смог рассмотреть противника. Это был Me-109 модификации Ф-2. Пятнистый зелено-серый фюзеляж с желтыми полосами быстрой идентификации на капоте снизу и законцовках крыльев. На борту черная десятка и зеленое сердце в белой окантовке да еще какой-то герб перед кабиной. А на киле тесно от абшуссбалкенов84. Штук сорок, не меньше!
"Ах вот это кто! Грюнхерц! Элитная пятьдесят четвертая эскадра85... Слыхали про вас!"
Немец в светло-коричневом шлемофоне радостно скалился. Он указал пальцем на свою левую консоль, в нескольких местах пробитую снарядами, и поднял большой палец. Гут, мол! Молодец рус! Затем качнул крыльями и сделал недвусмысленный жест. Иди за мной! И для убедительности скроил из пальцев пистолетик. А то пух! И ты валяешься внизу, рус! Тогда капут, мол! Сашка, зло ощерясь, зажал коленями рукоять управления и ответил фашисту интернациональным жестом: ударил левой ладонью по сгибу правой руки, сжатой в кулак. Хер тебе, ганс! Хер и еще раз хер! Тот перестал щериться и снова покачал крыльями. Давай за мной! А то! И дал короткую очередь из пулеметов. Сашка проследил за трассами и кивнул. Понял тебя! Фашист снова улыбнулся... И едва успел бросить истребитель в сторону, потому что Савинов попытался таранить его, зацепив плоскостью крыла... Фриц вернулся, но только затем, чтобы показать большим пальцем вниз, как в римском Колизее. Смерть проигравшему! А затем мотор "Мессера" взревел, и он ушел в сторону с набором высоты. Все ясно. Сейчас займет позицию для атаки, и сантименты в сторону! "А ведь собьет, падла! - подумал Сашка. - Как пить дать собьет!" Ну да русские так просто не сдаются!
Пока немец разворачивался, Савинов заметил чуть в стороне небольшую речушку, свернул к ней и прижал самолет к самой воде. Они помчались в этом коридоре из древесных стволов и берегов, заваленных буреломом. В одном месте Сашка заметил группу красноармейцев, переходящих речку вброд. Те замахали руками, указывая куда-то назад, а некоторые вскинули винтовки и начали стрелять по наседающему "Мессеру". А тот тут как тут. Речную гладь перед носом "Чайки" вспороли цепочки фонтанчиков. Фашист открыл огонь. Сашка сбросил газ. Теперь фашисту будет мешать его слишком большая скорость. Советский истребитель может плестись почти шагом - на то и биплан. У "Мессера" минимальная скорость гораздо больше и на прицеливание у него мало времени. Точно! Фриц промазал, проскочил вперед и снова полез вверх - готовить следующий заход. Сашка лихорадочно обдумывал ситуацию. Долго они здесь не протянут. Неизвестно, куда течет речка. Пока что она уверенно забирала на север. Вроде бы это наша территория, но кто знает? Савинов поднабрал высоту, чтобы осмотреться, и заметил впереди и справа постройки большого города. Неужели Питер?