– Сначала, с приходом Горбачева на пост генсека, в стране возникла надежда на оздоровление общественного строя, на решение давно назревших и перезревших проблем. Хотели, если воспользоваться первой частью формулы Черномырдина, как лучше. Надежды и желания лучшей жизни шли в русле совершенствования тогдашнего общественного и государственного строя. И даже позднее, когда в ходе перестройки возникли условия для дискуссий, публичного выражения альтернативных позиций, когда появились свежие политические силы, – о своей приверженности социализму говорили все. Но по мере ослабления роли КПСС возврастали сверх всякой меры амбиции и властные аппетиты новых лидеров, ставших активными участниками происходивших тогда политических процессов. Весь клубок устных и печатных выступлений, митингов и демонстраций, программ и решений, хотели или нет их разномастные организаторы и вовлеченные в политические процессы люди, разрушал самые основы государственного устройства страны. Особенно преуспел в этом съезд народных депутатов РСФСР, принявший 12 июня 1990 года Декларацию о государственном суверенитете. Как говорится, нечего было огород городить: Конституциями СССР и РСФСР Российская Федерация и без того была наделена статусом суверенной республики. Но за декларацией последовало принятие новых законов – «О действии актов органов Союза ССР на территории РСФСР», «Об обеспечении экономической основы суверенитета РСФСР» и другие, которые фактически выводили Россию из подчинения общегосударственному центру. Неудивительно поэтому, что российская декларация стала своеобразным «спусковым крючком» для «парада суверенитетов» союзных республик, а там и автономных образований внутри РСФСР. Ну а далее последовал этап хотя и молчаливых, но по сути фактических отказов от «социалистического выбора», что послужило сигналом к прямой атаке и на общественный строй в СССР. Конечно, в то время никто прямо не говорил, каким конкретно строем намечалось заменить пусть декларируемый, но социализм. Случись такое, и в бурлящем хаосе мыслей и поступков людей признание, что целью перемен является возврат к капитализму, стыдливо прикрытому термином «современная цивилизация», стало бы отрезвляющим шоком. Даже самые ретивые политики того времени понимали, что лозунг возврата к капитализму ни к чему хорошему не приведет. Не приведет ни к чему хорошему прежде всего в их продуманной на годы вперед карьере.
   Народу же, раздраженному нехваткой продовольствия и товаров первой необходимости, было нужно другое – нужно было то, о чем я, в частности, писал в подготовленной по заданию ЦК КПСС еще в 1980 году – за пять лет до начала перестроки! – записке: «Общество жаждет правды, справедливости и порядка. Или оно получит их сверху, или возьмет снизу со всеми вытекающими отсюда последствиями. Чем позднее произойдет первое или второе, тем тяжелее окажутся последствия для партии, государства, народа». Удовлетворения от точности своего прогноза я, как вы понимаете, не испытываю.
   – А потом на смену Вознесенским пришли такие «гиганты мысли, как Гайдар и Чубайс» (определение лауреата Нобелевской премии Жореса Алферова), миллионы людей покатились в пропасть, из которой их ничто не могло вывезти – даже по два автомобиля «Волга», обещанные Чубайсом каждому в обмен на один ваучер.
   – Здесь уместо продолжить – с некоторым уточнением – вторую часть упомянутой ваше формулы Черномырдина: «А получилось хуже, чем всегда». Почему и насколько хуже, каждый может поведать на собственном опыте или опыте близких ему людей. Я же хочу сказать об этом в обобщенной форме: «гиганты мысли» добились того, чего не удалось сделать Гитлеру со всей мощью его военной машины за почти четыре года самой страшной в истории человечества войны. Его блицкриг провалился. А вот блицкриг отечественных марионеток, управляемых западными «советниками»-кукловодами, состоялся. Цели самых оголтелых врагов нашего государства достигнуты: страна развалена, строй уничтожен, народы разъединились, перессорились, а то и передрались друг с другом, сырьевые и прочие ресурсы перетекают за рубеж, экономика, уровень жизни, армия, наука, здравоохранение, образование, культура деградируют, «лишее» население вымирает со скоростью до миллиона человек ежегодно.
   После Великой Отечественной войны, нанесшей нам колоссальный урон, на восстановление народного хозяйства понадобилось четыре года. После гибели Советского Союза Россия падала в пропасть без малого десять лет, и только начиная с 1999 года обозначились первые признаки улучшения экономического положения страны. Да и то в огромной степени благодаря сложившимся к тому времени мировым ценам на нефть и газ, а не за счет обновления основных производственных фондов. Мы радуемся каждой десятой доле прироста ВВП, не всегда помня о том, что чем ниже начало точки отсчета, тем лучше арифметический показатель, тогда как фактически мы долго еще не сможем выйти на уровень хотя бы начала 1991 года.
   – Самое неблагодарное дело – строить прогнозы на будущее. Но, может быть, вы все-таки попробуете, Лев Александрович?
   – По моим представлениям, экономика России сегодня зависит от такого множества внутренних и внешних факторов, что делает ее (хотел бы ошибиться) крайне неустойчивой. Практические рекомендации – от научно-технических до психологических – чрезвычайно разнообразны. Многие из них навязли в зубах, поскольку вряд ли вы найдете семью, в которой они не обсуждались бы после каждого посещения магазина, где цены буквально на все растут как на дрожжах, или получения очередного счета на оплату коммунальных услуг. Если попытаться выделить главное в ворохе сегодняшних проблем и при этом трезво оценить реальность, в которую мы сами себя загнали (или, правильнее будет сказать, позволили себя загнать), то можно будет сказать: выбраться на твердую почву мы сможем только сообща, только всем миром, несмотря на любые политические симпатии и антипатии, даже вопреки им. Мы довели себя до такого состояния, когда элементарные законы общественного воспроизводства поставили перед нами, ныне живущими поколениями, сложнейшую и в то же время абсолютно неотложную задачу: спасти тающее на глазах население для страны, и страну – для населения.
   Задача эта, мне кажется, в значительной мере осознана руководством России, да и многими нашими гражданами тоже. Однако решить ее можно только при единстве действий всех сил, существующих в обществе. А это потребует появления такой реальной, достаточно конкретной и всем понятной цели, как выработка общенациональной идеи. Ее пытались придумать, время от времени провозглашали, выдавая за общенациональную идею региональные или корпоративные интересы. Но подлинная национальная идея не прячется по углам кабинетов, она живет в толще народной, и кто бы и как не определял ее применительно к себе или своей корпоративной группы, в обобщенном виде она выглядит так: строительство общества социальной справедливости.
   Для этого потребуется огромная разъяснительная, если угодно – идеологическая работа. Ведь, помимо всего прочего, социальная справедливость не только цель развития общества, но и мерило, критерий правильного выбора решений, методов их осуществления и конечных результатов. И неважно, как будет называться общество, которое – я верю в это – будет построено в России. Достаточно будет того, что это будет Общество Социальной Справедливости».
   С выводом моего собеседника Льва Александровича Вознесенского трудно не согласиться. Если в России когда-нибудь будет построено Общество Социальной Справедливости, то все остальные вопросы, волнующие сегодня и нас, граждан, и наших высших руководителей, – демократия, верховенство закона, которому должны одинаково подчиняться все, права и свобода личности, духовно-нравственное здоровье общества, из которого навсегда исчезнут такие давние, глубоко укоренившиеся пороки, как взяточничество и коррупция, и многие, многие другие, – решатся сами собой.
   Но это, как вы понимаете, читатель, дело неопределенного будущего. Сегодня решительно ничто не говорит в пользу того, что в России когда-нибудь будет построено Общество Социальной Справедливости. И потому зимняя сказка \превращается в скверный анекдот.

Глава 5
Рынок? Базар? Бедлам?

   В советские времена ходила байка: если в одной комнате запереть трех экономистов, они тут же переругаются, поскольку только у одного из них единственно правильная точка зрения на суть экономики, а двое других полные профаны в этом деле.
   В то же время экономика принадлежит к тем областям знаний, где все всё понимают. Как все всё понимают в искусстве, истории или медицине. Ну и, само собой, в политике. Каждому памятны пушкинские строки о Евгении Онегине, который
 
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
 
   С шотландского экономиста и философа Адама Смита, почитаемого за основоположника политической экономии и, стало быть, классика современного либерализма, собственно, все и началось.
   Немногие читали, но все слышали о его главном труде – «Исследование о природе и причинах богатства народов»[21], в котором обобщено столетнее развитие экономической мысли на Западе. Именно в этом труде, созданном в 1776 году, задолго до Маркса была рассмотрена теория стоимости и распределения доходов, исследована природа капитала и условия его накопления, изложены взгляды на экономику как систему, в которой действуют объективные законы, поддающиеся познанию. Это Адам Смит характеризовал государство как «ночного сторожа», который создает условия для возникновения рынка, но сам в его механизмы не вмешивается. Не вмешивается по той простой причине, что «невидимая рука» экономических отношений («невидимая рука» – определение Смита) направляет хозяйственную жизнь в единственно верном направлении, в результате чего все оказываются довольны, а «народы богатеют». (Отечественные реформаторы, взявшиеся в начале 90-х годов прошлого века за слом прежней советской экономики, переиначили слова Смита в формулу: «Рынок все расставляет по своим местам».)
   Между тем сам Адам Смит рассматривал свое «Исследование» как логическое следствие и продолжение другой его работы, написанной несколькими годами ранее, – «Теория нравственных чувств». Работа эта менее известна (особенно в нашей стране), поскольку на ней явственно сказались не столько экономические, сколько философские взгляды и религизные верования автора.
   Будучи пресвитерианцем, Смит был членом Шотландской церкви, возникшей во второй половине XVI века в ходе Реформации как умеренное крыло кальвинизма[22]. Он, как и все пресвитериане, отвергал жесткую церковную централизацию, следовал доктрине неискоренимой греховности человека, а потому его спасение выступает как ничем не заслуженная и предопределенная божья благодать. Косвенным свидетельством избранности могут служить профессиональные успехи человека. Этот тезис стимулировал развитие капиталистических отношений периода первоначального накопления капитала, санкционировал новые общественные отношения и принципы социального и нравственного поведения людей.
   Поощрение накопительства в Шотландской церкви сочеталось с проповедью аскетизма в личной жизни, призывами не лениться, экономить средства, но не тратить их на себя, а пускать в оборот. Все эти правила и догмы в одинаковой степени относились как к отдельным людям, так и к обществу в целом. В Шотландской церкви, ставшей в 1592 году государственной, церковная иерархия была сведена к минимуму и строилась не сверху вниз, от пресвитеров (старейшин) к пастве, а снизу вверх – от паствы к пресвитерам, которых они избирали из своей среды, убранство церкви было предельно удешевлено и упрощено, строгое исполнение религиозно-нравственных предписаний в общественной и личной жизни одинаково распространялось на всех без исключения.
   Без учета всех этих обстоятельств трудно понять не только «Теорию нравственных чувств», но и главный труд Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов». В «Теории нравственных чувств» Смит впервые затронул тему «невидимой руки», направляющей общества в правильном направлении, и дал определение этой «руке» – нравственная природа человека. Смит считал, что в каждом человеке скрыт «внутренний человек», сущность которого называется совестью. Эта-то совесть не просто судит все поступки людей, но и направляет хозяйственную жизнь общества в единственно верном направлении.
   Как видим, Адам Смит, прежде чем приступить к анализу природы капитала, начал с анализа природы совести. В такой последовательности он и замыслил свой ставший классическим труд: вначале совершенствование людей под строгим контролем совести, а уж затем экономические взаимоотношения между ними. (В опубликованных после смерти Смита «Лекциях о справедливости, общественном порядке, доходах и вооруженных силах» он настаивает на том, что рыночные отношения ведут к процветанию общества лишь при соблюдении требований социальной справедливости и норм нравственности.) В этом контексте становится понятна роль государства как «ночного сторожа». Когда совесть «засыпает», государство бодрствует, напоминая людям о нравственной сущности «невидимой руки».
   Последующие экономисты-рыночники (дальше других пошли современные российские экономисты) напрочь отбросили нравственность, а вместе с нею и совесть, и целиком сосредоточились на «невидимой руке» рынка, которая-де без всякого вмешательства со стороны (прежде всего со стороны государства) «расставляет все по своим местам».
   Что это не так и, более того, совсем не так, показал в своей книге «Новая парадигма финансовых рынков», изданной в США в 2008 году, миллиардер Джордж Сорос. Собственно, в своей книге Сорос не просто предсказал, но и обосновал неизбежность разразившегося буквально через несколько месяцев после выхода его книги в свет мировой финансовый кризис.
   Автор утверждает: позиция экономистов, требующих невмешательства государства в рыночные отношения (вместо «государство» Сорос употребляет термин «власть»), глубоко ошибочна и чревата самыми непредсказуемыми последствиями для самого рынка в виде «экономических пузырей». «У каждого экономического пузыря, – пишет он, – есть два компонента – тенденция, которая превалирует в реальности, и неверное истолкование этой тенденции. Постепенно они пересекаются и образуют пузырь. В последние два десятилетия тенденцией являлось то, что кредиты росли быстрее валового национального продукта в США и в мире в целом. Если посмотреть на то и на другое вместе, то можно увидеть параболическую кривую. Неверная интерпретация, которая разожгла эту тенденцию, заключается в том, что рынки в состоянии скорректировать такого рода излишек, и это привело к серии дерегулирующих и либерализационных мер. Дерегулирование укрепило и рост кредитов, и веру в то, что рынки могут самокорректироваться. Но в реальности в последние два года произошло немало финансовых кризисов, и каждый раз власти были вынуждены вмешиваться, чтобы исправить ситуацию».
   Поскольку вмешательство властей в разных странах оказывается разным по характеру и интенсивности, продолжает Сорос, глобальный финансовый рынок оказывается в состоянии рецессии[23]. Надежды на то, что ситуацию могут выправить развивающиеся рынки стран Азии и Латинской Америки с их бурным экономическим ростом и дешевой рабочей силой, по Соросу, лишены оснований. «На подходе товарный бум, и это помогает некоторым развивающимся рынкам, хотя не всем, – говорит он. – Это в некоторой степени служит компенсацией, но развивающиеся рынки – это лишь 30 процентов мировой экономики; развитые рынки составляют 70 процентов. Так что развивающиеся рынки не в состоянии давать полной компенсации. И они порождают дополнительную проблему, выражающуюся в инфляционном давлении, которое ведет к повышению стоимости продовольствия и топлива. Это одна из причин, по которой властям по всему миру будет сложно справиться с кризисом: экономический спад умножается на инфляционное давление». И – вывод, к которому приходит автор «Новой парадигмы финансовых рынков»: «Пришло время проявить тревогу по поводу сохранения благосостояния. Мы вступили в период великого разрушения благосостояния. Так что вы должны быть очень консервативны – или очень проворны».
   У Сороса не нашлось слов в защиту таких «нерыночных» составляющих рынка, как нравственность и совесть. Но вот что касается мнимого всесилия и самодостаточности рынка, прежде всего рынка финансового, тут диагноз Джорджа Сороса оказался безупречен: на деле это всего лишь «экономические пузыри», которые без соответствующей «настройки» со стороны государства лопаются в самое неподходящее время и в самых непредсказуемых местах.
   Смитовскую взаимосвязь рынка и совести верно ухватил современный немецкий экономист Марион Денхофф. В книге «Границы свободы: капитализм должен стать цивилизованным» он пишет: «Если рынок некритически идеализируется, если он не ограничивается этическими рамками, если вырождается в “хватай, кто сколько может”, то рано или поздно прозвучит призыв к сильной руке, которая наведет порядок и справедливость» (книга Денхоффа адресована западному, прежде всего немецкому читателю, но кажется, будто она написана в назидание нам, смутно представляющим, что это за чертовщина такая – смитовская «невидимая рука», из которой выхолощены понятия совести и нравственности, и потому ради «наведения порядка и справедливости» может быть заменена денхоффской «сильной рукой»).
   Главный просчет отечественных реформаторов, взявшихся «осчастливить» нас введением в России рынка, состоял в том, что для них понятия совесть, нравственность, социальная справедливость оказались сосланы на неведомую планету, а либеральная экономика была внедрена «сильной рукой», в сравнении с которой даже сталинская плановая экономика может показаться образчиком гуманного отношения к людям с их потребностями.
   Михаил Касьянов, возглавив правительство России в 2000 году вместо назначенного Ельциным и. о. президента Путина, совершил вояж в США и вернулся оттуда в радостном возбуждении, как если бы оголодавшему бездомному сироте дали лизнуть леденцового петушка на палочке. «Америка признала нас страной с рыночной экономикой!» – с ликованием сообщил он. В июне 2002 года президент США Джордж Буш-младший подтвердил: Америка действительно признала Россию страной с рыночной экономикой.
   Это заявление было не более, чем лукавством. На самом деле к России, будь она хоть трижды рыночной, и тогда, да и сегодня относятся на Западе с очень и очень большой настороженностью. Вот что писал в то время о нашей стране небезызвестный Збигнев Бжезинский: «На протяжении практически всей своей истории это государство было одновременно инструментом и территориальной экспансией экономического развития. Это также было государство, которое преднамеренно не представляло себя чисто национальным инструментом, как это принято в западноевропейской традиции, но определяло себя исполнителем специальной наднациональной миссии, с “русской идеей”, разнообразно определенной в религиозных, геополитических или идеологических рамках. Теперь же в этой миссии ей внезапно отказали, когда государство уменьшилось территориально до, главным образом, этнической величины».
   Бжезинский не прав в одном: говорить о России как о государстве, которое после развала СССР уменьшилось территориально до «этнической величины», не приходится по той простой причине, что в ее состав входят 21 республика, одна автономная область и 10 автономных округов (всего в России насчитывается свыше ста этносов). Но и это «сузившееся» пространство, которое с большой долей условности можно назвать собственно Россией, представляет, с точки зрения западных идеологов и политиков, «угрозу» миру едва ли не бóльшую, чем международный терроризм.
   Буквально за месяц до первого визита в Россию Буша-младшего его советник по вопросам национальной безопасности Кондолиза Райс заявила: «Главная угроза миру исходит сегодня от загнанной в угол России». Вот эта-то мнимая угроза и беспокоит США в куда большей степени, чем то, является Россия страной с рыночной экономикой или нет. Потому-то на Западе о нас говорят одно, а делают совсем другое, планируя (как бы это слово ни резало слух отечественных реформаторов) «спасти» Россию от… русских. Абсурд? Не спешите с выводами, лучше сопоставьте факты.
   Влиятельная американская газета «Вашингтон пост» опубликовала тогда же, когда США вроде бы признали Россию страной с рыночной экономикой, статью неких Эйварза Слюсиза и М. Д. Альберта Ли под длиннющим заголовком: «Мы должны вернуться к источнику зла и искоренить его, и это зло – Россия».
   «Решением для России должна стать величайшая “выплата отступного” всем миром, – писали авторы. – Дайте каждому русскому мужчине, женщине, ребенку по 100 тыс. долларов для выезда из России навсегда».
   По 100 тысяч долларов на каждого русского дают астрономическую сумму! Где ее взять? Авторы подсчитали: «Это в сумме обойдется в 14 триллионов долларов. Так как ни один русский не захочет остаться, много кого нужно будет привлечь на 140 миллионов освободившихся мест. Деньги на выезд будут собраны путем продажи земли и ресурсов России тем, кто потом эмигрирует на эти земли и создаст там новые государства». А чтобы в возникшей очереди на опустевшую Россию не возникло давки, Слюсиз и Альберт Ли составили разнарядку: Япония выкупает Курилы и Сахалин, финны Карелию, а США отхватывают в Восточной Сибири «настолько большой кусок, насколько они могут себе позволить».
   Это не бред умалишенных. Русские сами покидают некогда освоенные ценой огромных жертв, пота и крови территории Севера, Сибири и Дальнего Востока. За годы реформ, проводившихся в предельно сжатые и жесткие сроки, часто попросту с наскока, отток из Северного экономического района составил 330 тысяч человек, из Восточно-Сибирского 213 тысяч и из Дальневосточного региона 843 тысячи человек.
   Правительство России до недавнего прошлого одобряло это массовое бегство своих граждан, в течение веков адаптировавшихся к экстремальным условиям жизни в непростых климатических условиях и оказавшихся там сегодня ненужными, и даже наживалось на этом бегстве людей. 10 июля 2001 года в Норильск, славящийся своими огромными залежами никеля, приехали вице-премьер Виктор Христенко и тогдашний президент Всемирного банка Джеймс Вульфенсон, где в присутствии ныне покойного губернатора Красноярского края Александра Лебедя и мэра Норильска Олега Бударгина подписали договор между правительством России и Всемирным банком о выделении 80 миллионов долларов на осуществление проекта переселения людей с Севера в другие регионы страны. Обезлюдивание огромных территорий превратилось в совместную целенаправленную политику российского руководства и мировых финансовых структур, и потому глупо удивляться, почему это «вдруг» в той же Америке время от времени возникает и муссируется идея покупки у России Сибири и Дальнего Востока и образование на этих территориях новых штатов.
   Тогда же, в начале XXI века, в США был даже разработан проект нового флага, на котором красуются уже не 50, а 57 звезд. Благо и прецедент есть – покупка у царской России в 1867 году Аляски с близлежащими Алеутскими островами за 7 миллионов 200 тысяч долларов, что составило в среднем по 7,2 доллара на душу населения, их которых самим жителям России не досталось ни цента.
   Тогда не досталось, а сегодня предлагают: берите! И какой же русский, давно превратившийся в антироссиянина, откажется от халявных 100 тысяч долларов?
   Но не спешите готовить кошельки. Поскольку, входят в раж авторы статьи в «Вашингтон пост», «русскому нельзя доверять», платить каждому из нас будут не сразу, а долями, и расселят по миру не с учетом наших пожеланий (эдак все русские ринутся на постоянное местожительство в США и развитые страны Европы!), а дозировано – «не более 5 процентов в каждой стране, дабы ее не испортить». Переселенцы «получают по 30 процентов денег в момент иммиграции и 10 процентов каждый год в течение последующих семи лет».