— Команду такую знаете, — спросил он, — «свистать всех наверх»?.. Гребите к дому за отцом!
   Когда ребята вернулись с отцом, стол уже был накрыт. Стояла бутыль самогона. На тарелках — огурцы, горячая картошка, вяленая рыба. Мальчишкам налили по кружке квасу. Ребята попробовали, пошептались, и Федька спросил у Семёна Егоровича:
   — А где ваши-то?
   Семён Егорович понял, что он спрашивает про Гришу и Яшу.
   — Они распорядок соблюдают. До обеда дома делать нечего! Закаляются на воздухе.
   Хозяева были очень гостеприимны. Познакомились быстро и прочно. Семён Егорович рассказал, что штурмовал Красную Горку. Там он получил пулю навылет, еле выжил, списался с флота подчистую, но с морем расстаться не мог. Купил флигелёк на берегу и решил заняться сельским хозяйством. К весне думал обзавестись лошадью.
   Заговорив о лошади, Семён Егорович подмигнул отцу:
   — Тебе подфартило! Одно не пойму: лошадь чекисты подарили, а о корме не подумали!
   Отец улыбнулся.
   — Ты, Семён Егорыч, что моя жёнушка!.. Не много ли хочешь?
   — Почему много? — возразил матрос. — Смотря за какие заслуги… Может, наоборот — мало!
   Отец замялся, а мать сказала:
   — Куда там! Чепуха! Стыдно рассказывать!
   — Стыдно, так и не говорите!.. А сена я вам дам. Ну и харчей подкину по-соседски! Есть у меня запасец.
   Отец растроганно пожал руку Семёну Егоровичу, а мать чмокнула Ксению Борисовну в щёку.
   Потом заговорили о земле. В земельных делах Семён Егорович разбирался прекрасно. По его словам, выходило так, что Дороховы могут получить любой участок. Забирай и обрабатывай. И по тому, какой участок ты обработаешь, определяется твоё отношение к Советской власти. Если большой — молодец, если маленький, с которого только свою семью прокормить можно, — чуждый ты элемент.
   Мальчишки не сразу поняли, в чём тут загвоздка. А оказалось просто: по закону о продразвёрстке каждому крестьянину после сбора урожая государство оставляло лишь столько хлеба и других продуктов, сколько требовалось на семью, а всё остальное забиралось для армии и города.
   — Несознательные так рассчитывают, — объяснял Семён Егорович, — чтобы никаких излишков у них не было. Или прячут. Да без толку прятать — заградиловка! Чуть куда повезёшь хлеб или картошку — тебя заградотряд и зацапает да к стеночке — за спекуляцию!
   — А ведь получается, — задумчиво произнёс отец, — что и я вроде несознательный… Зачем мне большой участок, если всё так оборачивается?
   — Брось, сосед! — строго сказал Семён Егорович. — В городе тоже хлебом дышат! Там тоже не буржуи, а люди живут! Кормить их надо!.. Человеком будь, а не таким, как Бугасов!
   — Кто такой? — спросил отец.
   — Да есть тут… Рядом живёт. Отгородился заборищем, собакой обзавёлся! Жену с детишками куда-то отправил, а сам как паук хромоногий!
   — И верно — паук! — подхватила мать. — И глаза паучьи!
   — Слышишь? — шепнул Карпуха брату.
   — А кто первый догадался? — ответил Федька.
   Мальчишки выпили квас, съели всё, что положила им на тарелку Ксения Борисовна, и вышли из-за стола. Их притягивала к себе похожая на трап лестница. Никто не обращал на них внимания, и совсем неожиданно Семён Егорович сказал:
   — Ну, подымитесь, раз уж такая охота!
   Верхняя комната имела четыре окна — смотри в любую сторону. Фонарь, а не комната. В одном окне — залив и Кронштадт. Отсюда остров казался сказочным кораблём великанов, которые погрузили на него целый собор и везут к берегу. В другом виднелся дом Дороховых и камень в воде. На нём сидели Гриша и Яша.
   — Это ж они! — воскликнул Карпуха.
   — Нас поджидают! — улыбнулся Федька. — Не знают, что мы у них в гостях!
   — Позовём? — предложил Карпуха.
   — Далеко — не услышат.
   Третье окно выходило на деревню, а четвёртое — на лесистый холм. Из этого окна был хорошо виден весь двор хромого Бугасова. Мальчишки прильнули к стеклу. Хозяин понуро сидел на чурбане, вокруг которого желтела груда только что расколотых дров.
   — На зиму запасает, гад! — сказал Карпуха. — Знаешь что? Давай завтра махнём к дяде
   Васе?
   — А вдруг не гад?
   — Ты ж сам сказал!
   — Проверить надо!
   — А как?
   — Придумаем что-нибудь!
   К Бугасову подбежала собака, ткнулась мордой в колени. Хозяин запустил пальцы в её шерсть и застыл в этой позе, точно заснул.
 

СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

 
   Умел он перевоплощаться. Сегодня на нём было всё матросское. Но одежда — это полдела. Главное, что и сам он по походке, по манере держаться выглядел настоящим матросом. И не простачком, а из тех, кого обычно выбирали в матросские комитеты. Он открыто шёл по деревне, по-хозяйски оглядывал дома, и казалось, вот-вот он остановится и гаркнет во всю морскую глотку, чтобы люди собирались на митинг обсуждать очередные задачи Советской власти.
   Но Александр Гаврилович не стал созывать митинг. Он шёл к двухэтажному флигелю с белым петухом-флюгером на крыше. Настроение у него было приподнятое. Он пожал руку Семёну Егоровичу, поднёс к губам пальцы Ксении Борисовны.
   — Давненько не встречались!
   Они действительно виделись последний раз на Елагином острове в день пожара, и за всё это время Семён Егорович никаких заданий от Александра Гавриловича не получал.
   — Мы уж думали — бросили вы нас, забыли.
   — Как же так? — Александр Гаврилович с шутливой старательностью посмотрел на горку румяных блинов, только что напечённых Ксенией Борисовной. — Вижу — не голодаете. Вывод простой: посылки мои приходят регулярно… А вы говорите — забыл!
   Александр Гаврилович был аккуратен: каждый месяц пятнадцатого числа Семён Егорович находил в укромном месте за деревней мешок с продовольствием.
   — За это спасибо! — поклонилась Ксения Борисовна.
   — А за что же не спасибо? — Александр Гаврилович был настроен игриво. — За то, что не давал работы?.. Считайте, что вы получили отпуск. Но он кончился! Вскоре придётся потрудиться. Зато потом! — Он мечтательно закатил глаза. — Потом вернётесь вы на свой Елагин… За весь остров поручиться, конечно, не могу, но кусочек — и немалый! — получите за свои труды!
   В эту свою, как он называл про себя, инспекционную поездку Александр Гаврилович не скупился на обещания. Все, с кем он был связан, остались довольны. Обрадовался и Семён Егорович.
   — Значит, близко? — с придыханием спросил он, имея в виду тот день, когда вернутся старые порядки.
   — Да уж не за горами! — обнадёжил его Александр Гаврилович. — Вот я и приехал, чтобы проверить: готовы ли вы, можно ли на вас положиться?
   — Не сомневайтесь! — Семён Егорович для верности пристукнул кулаком по столу. — Только прикажите, что делать!
   Александр Гаврилович не любил торопиться. Он знал, какое задание даст Семёну Егоровичу, но решил сообщить об этом не сейчас, а перед самым началом событий, которые готовились такими, как он, ярыми врагами Советской власти.
   — Скажу в своё время, — сдержанно ответил он. — А сегодня мне хотелось бы узнать всё о ваших соседях.
   И Семён Егорович, показав незаурядную наблюдательность, подробно рассказал о жителях деревни. Он не скрыл, что появление семьи Дороховых сначала испугало его. Их непонятная связь с чекистами невольно возбуждала тревогу. Дороховы, предупреждённые Крутогоровым, так и не сказали, что произошло с ними на полустанке. Но по отдельным случайным словам Семён Егорович сумел всё-таки понять, что они были задержаны чекистами, а потом почему-то отпущены. Причём получили в подарок коня. За что? Уж не согласились ли они помогать чекистам? На всякий случай Семён Егорович постарался сблизиться с Дороховыми в надежде, что кто-нибудь выболтает тайну, если она есть.
   Александр Гаврилович одобрил поведение Семёна Егоровича, но совсем по другим соображениям. Он знал: работники ЧК хотя ещё и не имеют опыта, но такого промаха не допустят. Если бы Дороховы обязались помогать им, то не было бы дарёного коня, и о чекистах никто бы и словом не обмолвился. Скорей всего Дороховых задержали по ошибке. Спутали с кем-нибудь. Не с семьёй ли Семёна Егоровича?
   Но даже такое предположение не пугало Александра Гавриловича. Кадровый офицер, он верил, что второй снаряд не попадает в воронку от первого. Чекисты не станут интересоваться соседями Дороховых, с которыми только что произошла досадная ошибка.
   — Больше используйте детей, — посоветовал он Семёну Егоровичу. — Очень удачно вы обзавелись ими. В этом возрасте для друзей секретов не существует. Пусть дружат, но только палка всегда о двух концах… Ваши воспитанники лишнего не скажут?
   Семён Егорович замялся. Это был тот момент, когда он хотел сказать, чьи у него дети. Но помешал Яша. Нарушив строжайший запрет приходить домой раньше обеда или ужина, он вбежал в комнату с новостью: к берегу прибило тяжёлую закупоренную бочку.
   Недобро и выжидательно взглянул на него Семён Егорович, но Яша не узнал Александра Гавриловича. Он видел его лишь один раз — в другой одежде, мельком, из окна родного домика на Средней Невке.
   — Ксюша, сходи, посмотри!.. А ты, — Семён Егорович покосился на висевшую у двери верёвку, — будешь наказан. До обеда ещё далеко.
   — Я не хотел… — пролепетал Яша.
   — Я понял! — Семён Егорович указал на дверь. — Иди.
   Мужчины остались вдвоём.
   — Дисциплинка у вас строгая! — одобрительно произнёс Александр Гаврилович.
   — Без этого нельзя… Со своими нельзя, а уж с чужими… — Медленно выговаривая слова, Семён Егорович подумал, что будет лучше, пожалуй, если Александр Гаврилович не узнает всей правды. — С чужими ой-ой как надо!
   Они условились, что вскоре Александр Гаврилович снова побывает у Семёна Егоровича и тогда скажет, какой конкретно помощи ждёт от него. Если же до этой встречи произойдёт что-либо важное, неотложное, то Семён Егорович может воспользоваться старым тайничком на Елагином острове.
   — Там всё спокойно, — собираясь уходить, сказал Александр Гаврилович. — Дом ваш цел, лодки — тоже, и причал на месте… Ну, а за сим — разрешите откланяться! — Он многообещающе улыбнулся и добавил: — Елагинский вельможа!..
   В приплывшей к берегу бочке была смола. Она могла пригодиться в хозяйстве. Только поэтому Семён Егорович смилостивился над Яшей — всего раз пять стеганул его верёвкой перед обедом, да и то больше по рукам.
 

МОЖЖЕВЕЛЬНИК — КУСТ ПОЛЕЗНЫЙ

 
   Бугасов и не подозревал, что попал под надзор двух пар острых глаз. Наблюдать за ним было нетрудно. Из окон дома Дороховых хорошо видна калитка с железным кольцом. А с чердака, на котором мальчишки решили ночевать до морозов, виднелось и крыльцо дома Бугасова.
   Удивлялись братья: к нему часто заходили деревенские мужики, а он ещё ни разу не вышел за калитку. Но однажды к вечеру Бугасов с лопатой, мешком и широкой доской захромал в сторону холма.
   — Сейчас мы его накроем! — сказал Федька.
   Наскоро одевшись, они выскочили на улицу.
   Пробегая мимо знакомого забора, братья увидели на калитке большой амбарный замок. Бугасов был уже далеко. Его зимняя шапка мелькала в кустарнике на склоне холма. Пока ребята добирались до этого кустарника, Бугасов скрылся в лесу.
   — Хромой, а прыткий! — прошептал Карпуха.
   — Догоним! — ответил Федька.
   Под ногами зашуршали опавшие листья. Идти пришлось медленно, чтобы не шуметь. Мальчишки долго бродили меж деревьев, пока не услышали скрежет лопаты о камни. Бугасов копал яму.
   Братья залегли в кустах и, затаив дыхание, ждали, что он достанет из земли. Ведь недаром с собой у него мешок! А он копал и копал, и не яму, а ров вокруг густого куста можжевельника.
   — Место плохо приметил! — догадался Карпуха. — Забыл где…
   Федька не ответил, лишь строго взглянул на брата.
   Когда ровик стал довольно глубоким, Бугасов отложил лопату, взял доску и подсунул её под корни можжевельника. Куст качнулся, двинулся кверху и с комом земли целиком вышел из ямы. Бугасов спихнул его с доски корнями в мешок и присел отдохнуть.
   Ребята лежали в кустах и уже без особого интереса следили за тем, как он сворачивает махорочную самокрутку.
   Послышалось шуршанье листьев, и к Бугасову подошёл один из деревенских мужиков. Они поздоровались.
   — Можжевел промышляешь?
   — Можжевел — куст полезный, — ответил Бугасов. — Хочу у себя посадить. Люблю, чтобы всячина во дворе росла.
   — Люди о хлебе, а ты…
   — О хлебе пусть Советы пекутся!
   — Да уж напеклись — дальше ехать некуда! Тупик!
   — Найдётся дорожка! — хрипло сказал Бугасов. — На развёрстке и заградиловке никакая власть долго не устоит. Спяхнут!
   Он выговорил эти слова с такой злобой, что мальчишкам стало страшно. Федька потянул Карпуху за рукав. Они потихоньку вылезли из кустов, отползли шагов на двадцать, вскочили и — бежать, пока лес не остался позади.
   — Вот это вражи-ина! — всё ещё шёпотом произнёс Карпуха. — И чего он так на Советскую власть взъелся? Хуже, что ли, стало?
   — Дурак! — буркнул Федька.
   Карпуха не рассердился. Ему очень хотелось разобраться во всём, и он спросил:
   — Ты… царя помнишь?
   — Ещё как! — усмехнулся Федька. — Вместе за грибами ходили.
   Вот теперь Карпуха обиделся.
   — Иди ты!.. Ему — серьёзно, а он…
   — А ты не спрашивай по-глупому! — ответил Федька. — Откуда мне царя помнить?.. Жрать было нечего — это помню… Помню ещё, как отца в кровь били… Сапогами!
   — За что?
   — Не знаю…
   — Ничего ты не знаешь!
   — Что надо — знаю!
   — А что надо?
   — Знаю, что я за Советы! А ты?
   — За кого же ещё!
   — Вот и всё! Больше ничего и знать не надо! А кто против — враг!.. Завтра катанем в Ораниенбаум — расскажем дяде Васе!
   — Может, вперёд отцу или мамке?
   — Нельзя! Они тогда не пустят — сами захотят съездить!
   Довод был убедительный, и Карпуха согласился с Федькой.
   Прежде чем идти домой, братья побывали на берегу залива. Садилось осеннее солнце. Вода казалась бронзовой. Камень отбрасывал длинную тень. На его верхушке сидели Гриша и Яша. Нравилось им это уединённое место.
   Вставали они очень рано. Дороховы, выходя по утрам из дома, всегда видели их где-нибудь на берегу. Здесь они проводили весь день, пока не становилось совсем темно. Даже в плохую погоду они не уходили домой. Чаще всего Дороховы заставали их на камне.
   Сначала Федька с Карпухой думали, что мальчишки поджидают их. Но потом они заметили, что Гриша с Яшей всегда сидят лицом к заливу. Так не ждут знакомых. И тогда Дороховы решили: добычу караулят, высматривают, не прибьёт ли что-нибудь волнами.
   Федька с Карпухой тихо подкрались к берегу. Цепочка скользких валунов, чуть возвышающихся над водой, вела к камню. Гриша с Яшей сидели бок о бок в одинаковой позе: ноги согнуты, колени приподняты, локти на коленях, подбородок на руках, а взгляд устремлён куда-то вдаль.
   — Эй! — крикнул Федька. — Заснули? Свалитесь ещё!
   Мальчишки обернулись и не обрадовались.
   — Что кислые? — спросил Федька. — Улов плохой? Ничего не приплыло?
   Прыгая с валуна на валун, Дороховы добрались до камня и залезли на него.
   — Пусто, значит? — поддразнивая, снова спросил Федька.
   — Бури не было, — вздохнул Гриша. — Это только после бури…
   — А у нас есть кое-что! — с таинственным видом сообщил Карпуха. — Бугасов-то…
   — Подожди! Я расскажу! — прервал его брат. — До чего дошёл, жадюга! Деревья в лесу выкапывает — и к себе, во двор!
   Карпуха понял, что Федька не хочет делиться секретом с ребятами, и добавил:
   — Хромой, а сильный! Большую можжевелину с корнем выдрал!
   Гришу и Яшу Бугасов не интересовал. Они ещё не расстались со своими невесёлыми мыслями, прерванными приходом Дороховых. Все замолчали.
   Побулькивала вода внизу у камня.
   — Когда долго смотришь в море, — сказал Яша, — так и кажется, что плывёшь с камнем от берега… Всё дальше, дальше… Как на парусах! И думаешь — сзади и земли уже не видно. А обернёшься — она тут, никуда не делась. И не отплыл ты ни на шаг.
   — Чего выдумал! — засмеялся Карпуха. — С камнем только на дно ныряют. Возьми лодку и шпарь! Грести-то умеешь?
   — Да умею… А всё равно никуда не уплыть.
   Федьке надоели унылые разговоры. Он зевнул.
   — По домам, что ли?
   — Нам ещё рано, — отозвался Гриша. — Ужин через час.
   — Пошли к нам! — предложил Карпуха. — Купрю покажем.
   Дороховы не раз приглашали мальчишек к себе, но те всё отказывались почему-то. А сегодня они согласились, вспомнив, в какую ярость пришёл Семён Егорович, когда Яша сказал, что не будет дружить с Дороховыми.
   У дома Дороховых уже был сколочен навес, под которым стоял Прошка. Рядом лежала груда брёвен и досок для настоящей конюшни. Весь этот строительный материал помог достать Семён Егорович.
   — Добрый у вас отец, — сказал Федька, когда они проходили мимо навеса.
   — Хороший, — вяло подтвердил Гриша.
   В тёмных сенях Федька крикнул:
   — Мам! Это мы!
   Ребята, не заходя в комнату, поднялись по лестнице на чердак.
   Там было очень уютно и как-то необычно, потому что горел разноцветный железнодорожный фонарь. Одно стекло в нём красное, другое — жёлтое, а третье — зелёное. Оттого и весь чердак казался праздничным и немножко смешным. Он состоял из трёх частей, и в каждой части был свой свет.
   Купря сидел на жёрдочке в красном отсеке. Нога у него окрепла и крыло почти зажило. Он встретил ребят тройным карканьем. Глаза горели, как красные бусинки. Карпуха протянул к нему руку.
   — Иди ко мне, Купря! Иди!
   Ворон соскочил к нему на ладонь и быстро перебрался по руке на плечо.
   — Дрессированный! — удивился Яша. — А ко мне пойдёт?
   — Попробуй! — разрешил Карпуха.
   Яша протянул руку.
   — Иди ко мне! Иди!
   Купря вцепился клювом в Карпухины волосы, точно боялся, что его силой снимут с плеча хозяина. А Яша всё тянул к нему руку.
   — Что это у тебя? — спросил Карпуха и даже присвистнул.
   На Яшиной руке, высунувшейся из рукава, виднелись багровые рубцы. Мальчишка быстро одёрнул рукав и потупился.
   — Это кто же? Отец? — нахмурился Федька.
   — Кому ж ещё? — Гриша обнял брата за плечи. — Пройдёт!
   Дороховых поразили эти багровые рубцы на руке. Яшу били не ремнём — ремень таких следов не оставляет.
   — Вот уж не думал, — произнёс Федька. — На вашего отца это не похоже!
   — Видать, крепко ты ему насолил! — сказал Карпуха.
   — Насолил, — согласился Яша с такой покорностью, что Дороховым стало жалко его.
   — Хочешь, я тебе Купрю отдам? — предложил Карпуха, чтобы как-то утешить мальчишку. — Он и к тебе привыкнет! Я ему скажу, чтобы привык!
   — Нет! — отказался Яша. — Ты его отпусти на волю.
   Карпуха обрадовался, что жертва его не принята.
   — Отпущу! Крыло зарастёт совсем — и отпущу. А то — бери! С ним интересно!
   — Лучше отпусти.
   — Договорились! Когда отпускать буду — мы вас позовём!..
 

НОЧНОЙ ПЕРЕПОЛОХ

   Ночью выпал первый снег. Он был мокрый и тяжёлый. Чуя смену погоды, ворон раскаркался в темноте и разбудил мальчишек. Карпуха прикрикнул на него. Купря замолчал, но братьям больше не спалось. Оба думали о предстоящей поездке в Ораниенбаум. Федька засмеялся в темноте.
   — Помнишь, как тот матрос в комнату вбежал?.. Нас увидел — глаза чуть не лопнули!
   — Разозлился, наверно!
   — Ещё бы! Трое суток под арестом!
   — Возьмёт и не пустит!
   — Куда? — удивился Федька.
   — К дяде Васе.
   — Не имеет права — мы по делу!.. Может, этого Бугасова все чекисты ищут, а он сидит на своём дворе, да ещё лес обворовывает!
   От залива долетел приглушённый расстоянием выстрел.
   — Никак стреляют? — прошептал Карпуха.
   Прогремело ещё два выстрела. Внизу заскрипела кровать — это отец встал с постели. Мальчишки скатились по лестнице и ворвались в комнату.
   — Стреляют! — крикнул Федька.
   — Не глухой, — ответил отец.
   Он торопливо одевался, а мать зажгла лампу.
   Выстрелы следовали один за другим, приближаясь к дому. Тревожно заржал Прошка под навесом. Когда отец и сыновья выскочили на крыльцо, всё стихло. Они дошли до берега.
   Липкий снег валил густо. Уже за камнем ничего не было видно. Дороховы прислушались. Им показалось, что где-то постукивают вёсла в уключинах. Потом послышались шаги. Подошёл встревоженный Семён Егорович, спросил:
   — Не ты стрелял, Степан Денисыч?
   — Тут, считай, из трёх винтовок били и из одного нагана, — ответил отец.
   — По звуку определил?
   — Наслушался в окопах… Будто гребут?
   И верно: где-то за снежной пеленой шуршала и булькала вода. Рядом с камнем вынырнул широкий нос баркаса. Проскрежетав килем по дну, он остановился. Два матроса соскочили прямо в воду, крестом сомкнули руки, а двое других усадили на них пятого матроса. Он то стонал, то ругался такими морскими словечками, что отец крякнул и сказал:
   — Ночью-то так вроде и не годится.
   Тяжело хлюпая по воде, матросы вынесли раненого на берег.
   — Чей дом? — спросил один из них, увидев светящееся окно.
   — Мой, — ответил отец.
   — Веди! — приказал матрос и крикнул оставшимся: — Прочешите берег! Следы на снегу посмотрите!
   Семён Егорович вошёл в воду и помог подтащить к берегу баркас, а Дороховы двинулись к дому: отец — впереди, мальчишки — сзади двух матросов, которые несли раненого, продолжавшего ругаться.
   — Контра проклятая! Из рук выскользнул… Ногу продырявил и ушёл, паразит!
   — Не ушёл! — успокаивал его другой матрос. — Утонул, должно быть… Я ж ему всю обойму вслед выпустил. Ясно дело — утонул!
   Отец остановился и оглянулся на матросов.
   — Чего уставился? — рассердился раненый.
   — Слышу — знакомые! — Отец вгляделся в одного матроса. — Запомнил я твоё «ясно дело!»
   — Давай, давай! — нетерпеливо прикрикнул тот. — Веди!
   Теперь и мальчишки узнали чекистов. Раненым оказался матрос Алтуфьев, который заснул у камеры предварительного заключения.
   Дома командованье полностью перешло к матери. Она отобрала нож, которым старший матрос хотел разрезать брючину на раненой ноге, и аккуратно засучила штанину. А когда Алтуфьев, проскрипев зубами, начал снова ругаться, она так цыкнула на него, что он замолчал на полуслове.
   — Кость не задета, — сказала мать, осмотрев рану на икре, и сразу же посыпались распоряжения: — Федька! Горячей воды из печки — в правом чугуне!.. Карпуха! Марля в комоде, в нижнем ящике!.. Степан! Йод на кухне — в шкафчике!
   Старший матрос ушёл вместе со своим товарищем на берег. Алтуфьев перестал скрипеть зубами и, лежа на кровати, следил за руками матери. Похвалил её.
   — А ты… не только драться умеешь!
   — За кем гнались-то? — задал Карпуха давно мучавший его вопрос.
   Матрос посмотрел на мальчишек и сделал страшное лицо.
   — С вами я и разговаривать не хочу!
   Братья видели, что он не сердится на них. Лицо у матроса быстро разгладилось, и он спросил:
   — Как ворон? Каркает?
   — Скоро полетит! — ответил Карпуха.
   Матрос вздохнул.
   — Зато я — что ворон подбитый… Гидра чёртова!.. Если б не снег! Не видно ничего! Выбрал же погодку, подлюга!
   Матрос не сказал, что это был за человек, почему они хотели схватить его, как очутились ночью в заливе. Он говорил только о самом последнем моменте, когда началась стрельба. Первым выстрелил из нагана тот человек. Он был в небольшой двухвёсельной лодке. Выстрелил и стал грести изо всех сил, чтобы скрыться. Но баркас снова догнал его. И опять он выстрелил. Эта пуля и ранила матроса. Тогда с баркаса открыли стрельбу из винтовок. Лодка почему-то перевернулась, и человек упал в воду. Был ли он ранен или нырнул нарочно — неизвестно…
   Через час вернулся старший и три других матроса. Никаких следов на берегу они не нашли. Вероятно, тот человек утонул. В ледяной воде залива, смешанной со снегом, долго не поплаваешь.
   Мать напоила матросов чаем. Они решили заночевать у Дороховых.
   Алтуфьева оставили на кровати, отец с матерью легли на тёплой печке, а остальные забрались к ребятам на чердак.
   Заснули быстро. Только братья не спали.
   — Может, и ехать в Ораниенбаум не надо? — шепнул Карпуха Федьке. — Расскажем ему — и всё!
   — Кому?
   — Да старшему!.. А он дяде Васе передаст. Думаешь — нет?
   — Передаст! — согласился Федька. — Только как? Расскажет, а про нас — ни слова! Будто сам узнал!
   — Ясно дело! — послышалось в темноте. — Прикарманю ваши заслуги! Обязательно себе прикарманю!
   После этого раздумывать было нечего. Мальчишки придвинулись к матросу и всё рассказали про Бугасова…
   Рано утром раненого перенесли на баркас, к корме которого была привязана лодка того человека. Дороховы провожали их. Ребята недоуменно переглядывались. Они думали, что матросы так просто не уедут, что перед отъездом они пойдут к Бугасову, и если не заберут его, то по крайней мере обыщут весь дом. Но Зуйко — старший матрос — о Бугасове и не вспомнил.
   Выждав удобный момент, Федька спросил:
   — А про того-то забыл?
   — Замётано! — Матрос подмигнул и добавил так, чтобы слышали все Дороховы: — Если что — звоните Крутогорову.
   — Откуда? — спросил отец.
   — На полустанке есть телефон… Спасибо за приют!
   Алтуфьев приподнялся в баркасе на локте и сказал матери:
   — Быстро заживёт — жди подарок!