Власов Александр Ефимович. Тайна девятки усачей

   - Чем же его загнешь, нос-то? - спросил Вовка.
   - Это свой нос задирать не следует! А у лыжи загнем! - ответил старик. - На что у меня спина неразгибчива, а и то, как попаришься, - полегчает… Парить лыжи будем… Носок к тому же потоньше делать надо - послушней станет.
   - Способ… дедовский! - вырвалось у Саньки.
   Он не хотел обидеть старика. Язык сам выболтнул это слово. Но пасечник не обиделся.
   - Дедовский! - согласился он. - Надежный!
   Иван Прокофьевич приказал сделать тринадцать пар лыж. Усачей было девять. С Катей и дедом Евсеем - одиннадцать. Кто же еще пойдет в поход? Иван Прокофьевич держал пока это в секрете, и ребята никак не могли догадаться. Но они не спорили и готовили лыжи на тринадцать человек.
   Верстак под навесом рядом с избой деда Евсея никогда не пустовал. Столярные работы выполняли трое: Сема, Мишук и Вовка. Все остальные занимались другими делами. За пасекой, у колодца, ребята сложили из валунов печку, вмазали большой котел и парили над кипящей водой заостренные концы досок.
   Дед Евсей сколотил станок: две обтесанные плахи, между которыми была оставлена узкая щель. Распаренный конец доски вставляли в эту щель, а к пятке будущей лыжи привязывался груз. В таком положении доска высыхала. Получалась лыжа с задорно отогнутым кверху носком. Оставалось приделать ременное крепление.
   Как- то к вечеру Иван Прокофьевич попросил ребят обежать деревню и напомнить колхозникам, что в восемь часов -собрание. Обычно всякие мероприятия проводились в Обречье - в правлении или в клубе. А в тот вечер колхозников из Усачей приглашали в избу секретаря парторганизации.
   - Семейный разговор будет! - пошутил он. - Народ уже знает, но стоит напомнить… И вы приходите - это всех касается…
   В восьмом часу ребята пошли по домам собирать народ на собрание. Помог автобус универмага. Он остановился посреди деревни и призывно загудел, созывая колхозников.
   Распахнулась задняя дверь. Под потолком в автобусе зажглись матовые плафоны и осветили два прилавка. Слева у входа белела кабинка. Здесь закройщик принимал заказы на пошивку верхней одежды и выдавал готовые платья и костюмы.
   Первыми на зов гудка вышли женщины. Потом показались и мужчины. Ребята забрались в автобус и медленно прошлись по узкому проходу между прилавками. Товаров было много. Лежали рулоны разноцветной материи. На отдельной полке поблескивала обувь. За стеклом искрились бусы, часы, кольца, серьги.
   - Мальчики! - сказала Катя. - Смотрите!
   Она взяла с прилавка брюки защитного цвета и прикинула их на Саньку.
   - Хорошие? - спросила она.
   - Мне не надо! - грубовато возразил Санька.
   - А деду Евсею надо! - воскликнула Катя.
   Санька выхватил у нее брюки и уже сам прикинул их длину.
   - Сколько? - спросил он у продавщицы.
   - Семь сорок!
   У меня полтора есть! - сказал ребятам Санька. - Кто богатый?
   - У меня два! - отозвалась Катя. - Могу еще у мамы попросить!
   Мишуку это предложение не понравилось.
   - У мамы!… Дома и я могу попросить! Надо на свои! Подарки на чужие не покупают! По копейке, а соберем!
   Видя финансовое затруднение ребят, продавщица спросила:
   - Вы что - в колхозе не работаете? Трудодней у вас нету?
   - Есть! - сказал Мишук.
   - Много?
   - Хватит!
   - На брюки хватит?
   Мальчишки зафыркали.
   - Да мы весь автобус купить можем! - сказал Вовка.
   Продавщица достала из-под прилавка чистый лист бумаги.
   - На кого записать?
   - На всех! - ответил Мишук. - У нас и трудодни общие! Так и пишите: звено усачей. В правлении знают!
   Звеньевой размашисто подписался внизу листа, и ребята, забрав покупку, с достоинством протопали к выходу.
   Начало собрания задержалось. Прибыл на газике Павел Николаевич. В избе Ивана Прокофьевича осветились окна. В большой комнате расставили скамейки.
   Наконец автобус с товарами уехал, и колхозники прямо с обновками вошли в дом. Здесь собралось все население Усачей. Явился и дед Евсей. Не обращая внимания на удивленные взгляды односельчан, никогда не видавших старика таким нарядным, он пробрался вперед и, прежде чем сесть, несколько раз провел по скамейке ладонью. Он был в новых брюках.
   - Нарядился-то! - ахнул кто-то. - Будто за ордером на новую квартиру пришел!
   - Евсей Митрич! - крикнул женский голос. - Тебе какую: двух- или трехкомнатную?
   - Ему с залой для пчел, а на крыше - оранжерею с цветами, чтоб далеко не летать!
   Дед Евсей слушал, слушал, а потом встал и повернулся лицом к собравшимся.
   - У моих пчел жилье привольное! - сказал он. - Один дом на каждую бригаду, и живут они, считай, при коммунизме. А мы после работы, что мыши, по своим норам разбегаемся! А мне она - халупа моя - опостылела! Сидишь один, как сыч сумеречный!
   - Правильно, дедушка! - не вытерпел Санька.
   В комнате зашумели. С этого и началось собрание. Дед Евсей, минуя вступительную часть, высказался по основному вопросу и нарушил план, тщательно продуманный председателем колхоза. Павел Николаевич хотел сделать обстоятельный доклад, но после пасечника ему не дали говорить.
   - А сам переедешь в новый дом? - спросил кто-то.
   - Если пустите! - ответил председатель. - Но чтоб потом упреков не было: председатель, мол, отхватил квартирку незаконно, вне очереди!
   Шутка несколько разрядила напряженность, но вопросов было много и дельных, и наивных: что будет с огородами, с личным скотом, куда денут старые избы, что скажут другие бригады колхоза, кто будет строить дом. Павел Николаевич отвечал без запинки. Он все продумал, предусмотрел.
   - Избы, - говорил он, - разберем и построим общий двор для личного скота. Которые получше, - оставим! Вот эту, например, нашего парторга… Откроем тут магазин без продавцов - за товары сами отвечать будем! Под огороды отрежем единый клин хорошей земли. А каменный дом заложим около сада с окнами на речку, с балконами! Каждой семье - отдельную квартиру! А в отношении других бригад не беспокойтесь. Деньги тратим общие - без их согласия правление на такие расходы не пойдет! Согласие получено! Я убежден, что через два - три года около сада вырастет многоэтажный поселок, в котором будут жить все труженики нашей большой сельскохозяйственной артели!
   Пока председатель отвечал на вопросы колхозников, Санька и Катя вели агитацию среди мальчишек. Те соглашались, что большой каменный дом вообще-то лучше избы. И все же им было как-то не по себе от мысли, что придет день - и деревни исчезнут. Будут стоять восемь - десять домов, вмещающих в себя все население колхоза.
   Часа три продолжалось собрание. Охрипший председатель поставил, наконец, вопрос на голосование.
   - Давай, давай! - зашептал ребятам Санька и высоко вскинул руку.
   Мишук нерешительно поднял свою. Остальные мальчишки не шелохнулись. Среди взрослых тоже не было единогласия. За новый дом проголосовали Санькины родители, дед Евсей, Иван Прокофьевич, отец и мать Мишука.
   - Н-да-а!… Напрасно, значит!… - произнес Павел Николаевич.
   Во втором ряду поднялся отец Семы Лапочкина.
   - Не напрасно! - сказал он. - Дай нам, председатель, еще несколько дней. Подумаем!
   Загремели скамейки. Продвигаясь к выходу, колхозники оживленно переговаривались между собой. Только сейчас и начался настоящий спор, который должен был решить судьбу нового дома.
   Санька так рассердился на своих приятелей, что ушел не попрощавшись. Но на следующее утро он вовремя появился на «лыжной фабрике» и весь день «пилил» мальчишек. Те больше отмалчивались. Наслушавшись и спокойных, и горячих разговоров, не прекращавшихся и после собрания, они вконец запутались. А Санька все подливал масла в огонь.
   - Почему к вам, в деревню, ехать не хочется? - спрашивал он и отвечал: - Потому, что живете не по-человечески!
   - Сашок! Зачем ты так грубо! - сдерживала его Катя. А ты не защищай! - набрасывался на нее Санька. - Сама уедешь осенью, а мне жить здесь!
   Мишук лишь изредка и очень осторожно вставлял свое слово в защиту общего дома, за что тоже получил от Саньки нагоняй.
   - Какой робенький стал! - возмутился Санька после одного из таких нерешительных замечаний. - Звеньевой ты или кто? Есть у нас дисциплина или нет? Приказал - и конец!
   Споры о новом доме велись и в поле, и на ферме - везде, где сходились колхозники. Конца затянувшемуся обсуждению не было видно. И мальчишки не скоро бы перестали волноваться. Но когда тринадцать пар лыж выстроились у стены в штабе, мысли о новом доме сами отошли на второй план. Если и будет это переселение, то еще когда! А в поход можно было выступать хоть завтра, хоть сейчас!
   Иван Прокофьевич огорчил ребят, назначив день выхода на послезавтра, а на завтра он объявил последний организационный сбор.
   Команда Гени Сокова пришла в штаб чуть не с солнышком. Все как будто складывалось в их пользу. Никто пока не заикнулся о том, что их оставят дома. И лыж сделали тринадцать, и родители помалкивают. Но вдруг в самый последний момент что-нибудь изменится? Не знали они, чего стоили Ивану Прокофьевичу переговоры с каждой из четырех матерей!
   К восьми часам подошли и остальные ребята. К удивлению мальчишек, Катя привела с собой маму. Потом к огороду подкатил председательский газик. Первым из него выскочил Плюс. Пес брезгливо отряхнулся. Поездка в машине ему явно пришлась не по вкусу. Газик привез Павла Николаевича, Ивана Прокофьевича и учительницу Марию Петровну. Одновременно к калитке подошел дед Евсей.
   Мальчишки растерянно встретили многочисленных гостей.
   - Чего застыли? - весело спросил Павел Николаевич.- Ведите в штаб!
   Все направились в баню.
   Председатель встал у стола, где обычно становился Мишук, и оглядел всех по очереди.
   - Кажется, отсутствующих нет? Тогда распределим обязанности. Командиром назначается Евсей Митрич!
   - Я! - по-военному ответил пасечник и приподнялся со скамейки.
   - Помощником будет Мишук Клевцов!
   - Я-а! - все еще растерянно произнес звеньевой.
   - Начальником по научной части, - продолжал председатель,- геолог Ксения Даниловна!
   Встала Катина мама.
   - Я!
   - Ну, а инспектором - Мария Петровна!
   Учительница поднялась и строго напомнила председателю:
   - С правом вето!
   - Да-да! - подтвердил Павел Николаевич. - Это непременное условие всего похода! Выдвинуто оно вашими родителями! Если Мария Петровна скажет «нет», никто не может отменить это решение. Оно окончательное и обжалованию не подлежит! Вопросы есть?
   Какие после этого могли быть вопросы у мальчишек? Они чувствовали, что все получается не так, как бы им хотелось. Вместо девяти человек в поход отправлялось тринадцать. Против деда Евсея и Катиной мамы ребята возражений не имели. Но присутствие учительницы не обрадовало их.

БОЛОТНЫМИ ТРОПАМИ

   Походную колонну открывал Плюс. За ним шел дед Евсей с двустволкой Ивана Прокофьевича. Пасечник выбрал кружный, но зато удобный путь, по которому могла проехать телега. Во всем колхозе только дед Евсей знал эту дорогу, пролегавшую вдоль Болотнянки.
   Чуть поодаль тянул телегу Соколик. Ступал он почти бесшумно, - дорога совсем заросла травой. Правила конем Катя. Рядом с ней сидела Мария Петровна в высоких резиновых сапогах. А сзади громоздилась довольно объемистая поклажа: три палатки, котел, полуведерный медный чайник, лыжи, бур и вещевые мешки, туго набитые полученными на колхозном складе продуктами и собственными вещами.
   Катина мама шла за телегой вместе с мальчишками и как-то сразу завоевала их симпатию. Она двигалась легко, пружинисто, привычным размеренным шагом геолога. Да и сидевшая на телеге Мария Петровна теперь не казалась ребятам обузой. Во-первых, она пока ни во что не вмешивалась, не делала никаких замечаний, не приставала со своей математикой. А во-вторых, с нею был Плюс. Ради него мальчишки могли пойти и на большие жертвы. Какой же поход без собаки!
   Распорядок первого дня был такой. Отряд должен дойти до болота и разгрузить телегу. Вовка и Катя уедут на Соколике в деревню и сразу же возвратятся пешком назад. За это время остальные разобьют на берегу, временный лагерь и начнут бурить скважины. Уже все ребята знали, что гажа обычно встречается около источников и на дне высохших озер и болот.
   Тихо поскрипывали колеса телеги. Белка, завидев Плюса, уронила шишку и рыжей молнией переметнулась с дерева на дерево. Гриша загляделся на нее и споткнулся о горку вырытой кротом земли. Расковыряв ботинком земляной холмик, Гриша спросил:
   - Тетя Ксюша, а верно, что лисица помогла найти алмазы в Якутии?
   Ребята рассмеялись. Но Катина мама неожиданно поддержала его:
   - Я тоже это слышала. Говорят, геологи заметили около лисьей норы голубую глину, в которой часто встречаются алмазы. Отсюда и пошло…
   Гриша взял горсть земли, поднес к глазам. Катина мама тоже заглянула в его ладонь.
   - Где мы стоим, когда-то был берег большой реки,- сказала она. - В половодье вода заносила сюда песок, глину, ил. Потом река обмелела, стала узенькой и превратилась в речку.
   Болотнянка протекала метрах в двадцати от дороги, посередине широкого луга.
   - Это пойма. По-местному,- пожня, - объяснила Катина мама. - А много лет назад вместо травы там росли водоросли - луг был дном реки.
   Санька шел сзади всех. Ему мешала карта. Свернутая рулоном бумага не хотела слушаться хозяина. Чтобы нанести на карту какой-нибудь значок, приходилось звать на помощь. Охотнее всех помогал Геня Соков. Он придерживал край листа, стремившегося свернуться в трубку, и Санька начерно делал пометку.
   Это была не работа, а мучение. Санька сердился и нервничал: не любил он плестись в хвосте, но и от карты отказаться не хотелось.
   Пока мальчишки стояли у кротовой норы, Санька догнал их.
   - В каком мы квадрате находимся? - спросила Ксения Даниловна.
   Санька хотел показать карандашом точку на карте, но упругий лист выскользнул и выбил карандаш из руки.
   - Ты бы сложил карту, чтобы нужный квадрат был наверху!- посоветовала Катина мама.
   - Мять неохота!
   - Зато удобно. Это же рабочая карта, тут красоты не нужно. Можно я?
   Санька кивнул головой, и Ксения Даниловна быстро сделала из рулона гармошку. Квадрат с голубой лентой Болотнянки очутился наверху.
   - Посмотри… Лучше?
   Санька взял карту, а Ксения Даниловна вытащила из кармана круглую коробочку и протянула ее Саньке.
   - Держи. С ним еще удобнее. Это был компас.
   До болота было уже совсем недалеко, когда дед Евсей остановился. Встал и Соколик. Подошли мальчишки. У речки из осоки торчали какие-то черные зазубренные куски металла.
   - Танк! - вспомнил Гриша. - Это же танк взорванный!
   Ребята сбежали с дороги на пожню. Обломки фашистского танка валялись по всему берегу. Взрыв был очень сильный. К тому же саперы закладывали взрывчатку с таким расчетом, чтобы побольше осколков вылетело на берег. В траве и осоке валялись помятые шестерни, обрубленный конец пушечного ствола, обломки брони. Распластался покореженный обрывок гусеницы. Крышка люка торчком вошла в землю. На этом диске было написано мелом: «Звену усачей от взвода саперов».
   Мишук посовещался с дедом Евсеем. Они оба подошли к Марии Петровне. Получив ее одобрение, звеньевой скомандовал:
   - Тащи к дороге что полегче! С Соколиком обратно пошлем Сему и Саньку! Они погрузят и отвезут часть металлолома в деревню! Остальное заберем потом! Быстро!
   Через полчаса у дороги выросла горка мелких металлических обломков.
   - Кончай! - приказал Мишук. - Хватит на одну телегу!
   Отряд двинулся дальше. Впереди лес становился гуще. Дорога чуть приметно поднималась на небольшую возвышенность. Это была прибрежная гряда, за которой начиналось болото.
   Поднявшись на гребень, прорезанный неглубоким руслом Болотнянки, ребята очутились на краю болота. Оно лежало внизу - в котловине. Маленькое голубое оконце чистой воды виднелось слева, как раз в том месте, где прибрежная возвышенность понижалась и образовывала седловину. Из этого оконца и вытекала речка.
   Отряд подошел к самому истоку Болотнянки.
   - Когда-то тут была широкая и полноводная река, - сказала Ксения Даниловна. - Вместо мхов плескались воды глубокого озера. Потом уровень в нем понизился. Река обмелела, а озеро стало зарастать и превратилось в топкое болото. Но воды в нем еще много - сток плохой. Берега у болота высокие, а русло у речки мелкое.
   - А если прорыть поглубже? - спросил Гриша.
   - Вот об этом и мечтал Дмитрий Большаков! - произнесла Мария Петровна. - Чертил карту и думал, как осушить болото.
   - Я не мелиоратор, - сказала Ксения Даниловна, - но и мне кажется, что это не пустая фантазия!
   Гриша скинул ботинки, вошел в ручей и, поднатужившись, вытащил со дна камень. Вода зажурчала веселее. А может быть, это только показалось мальчишкам, но они зажглись. Еще двое вошли в реку, ухватились за торчавший из воды валун и откатили его к берегу. Теперь уж, без сомнения, Болотнянка оживилась. Полоса мутной воды помчалась вниз, увлекая за собой хворостинки и листья, плававшие в болотном окошке.
   - Сюда бы саперов! - сказал Вовка. - Как бы рванули - вода бы водопадом пошла!
   - Высохло бы болото! - подхватила Мария Петровна.- Зазеленели бы здесь поля! А ширь-то какая: конца-края не видно. И все это пока не приносит людям никакой пользы!
   Ребята понимали, куда клонит учительница. Они сами видели, что Болотнянка могла бы стать быстрой и глубокой. Нужно только прорыть дно ручья. Вода не осилила каменистый прибрежный гребень, а человеку все под силу! И тогда болото с каждым днем начнет высыхать…
   - Но на авось работать нельзя, - сказала учительница.- С умом, с расчетом… Может быть, одной Болотнянки будет мало. Возможно, придется прорыть несколько искусственных каналов. Но этот труд окупится! Попробуйте представить, что даст колхозу осушение болота! Предположим, что оно круглое, а диаметр - тридцать километров. Это - семь тысяч гектаров! Тут вам и топливо, и удобрение, и новые посевные площади. Вы только подумайте!
   Семь тысяч гектаров! Эта цифра поразила ребят. Неужели они когда-нибудь подарят колхозу такой огромный кусок земли? Это не какой-то мостик через Болотнянку, не силосная траншея!
   И не было в ту минуту в звене ни одного мальчишки, которого не увлекла бы идея осушить болото…
   Телегу разгрузили на берегу Болотнянки - дальше лошадь не могла пройти. Санька с Семой завернули Соколика и поехали обратно. Им предстояло забрать по дороге часть металлолома, сбросить его в Усачах у штаба и пешком вернуться в отряд.
   - Быстрей! - крикнула Катя. - Без вас обедать не начнем!
   Вот когда усачи оценили присутствие женщин, которые взяли на себя все заботы об обеде. Мальчишки только подвесили котел на двух рогатинах с перекладиной, натаскали дров и наносили воды.
   Пока женщины хлопотали у костра, дед Евсей обучал мальчишек ходить по болоту на лыжах. Наука не сложная, а для тех, кто зимой катался на лыжах, и вовсе простая. Требовалось соблюдать три правила: не скользить по мху, а шагать, следить, чтобы лыжи опускались на поверхность болота всей плоскостью, и точно распределять свою тяжесть.
   Дед Евсей тряхнул стариной: он довольно бойко шлепал по болоту, показывая технику ходьбы.
   - Лыжи лыжами! - покрикивал он. - А главное - ноги! Как с берега сошел, так считай, что отдыха не будет до островины! Хоть тысячу верст, а иди без остановки! Не терпит болото стоячих. Зазеваешься - хап! - и проглотит!
   Часа через два из деревни вернулись Санька и Сема. Все сразу же сели обедать. Пни служили стульями, колени заменяли стол. Над головой нависал шатер еловых лап. Суп попахивал дымком и хвоей. Аппетит был зверский.
   - Не еда, а потрясуха! - воскликнул Санька.
   - Что это такое! - возмутилась Мария Петровна. - Что за жаргон?
   - Я хотел сказать: потрясающий суп! - поправился Санька.
   - А я хотела сказать, что тебе, Александр Крыльев, надо иметь переводчика!
   В «столовой» дружно захохотали и подсмеивались над Санькой до конца обеда. А потом Ксения Даниловна повела ребят в поиск. Пошли все, кроме деда Евсея и Марии Петровны. Сема и Санька несли бур. Прибрежная тропа то приближалась к краю болота, то отдалялась от него и сворачивала в кусты.
   Первую буровую скважину заложили на ровной сухой площадке, поросшей бледно-серым ломким, хрустящим мхом. Здесь тоже раньше была трясина, а теперь вода отступила. Бур под собственной тяжестью ушел вниз на полметра. Когда Санька с Семой взялись за жимки, штанга быстро погрузилась в торф на всю длину.
   Бур вытащили. В ложке, привинченной к нижнему концу, была темно-коричневая спрессованная масса перегнивших водорослей.
   Санька вытер лоб.
   - Пусто! Тут гажой и не пахнет!
   - А место хорошее, - сказала Ксения Даниловна.- Когда-то был залив со спокойной стоячей водой. Как раз то, что нужно для выпадания и оседания углекислого кальция. Только глубоко очень - бур не достал дна.
   До второй скважины штангу несли Мишук и Гриша. И опять, затаив дыхание, с надеждой смотрели усачи, как бур погружается в торф. Но и во второй, и в третьей, и в пятой скважине гажи не обнаружили.
   - А вы как думали? - улыбнулась Ксения Даниловна, взглянув на приунывших ребят. - Геолог - профессия, конечно, романтическая. Но без труда романтики не бывает. Сегодня по плану - еще две скважины… Или устали очень?
   Мальчишки устали, но никто не признался в этом.
   - Хоть десять! - храбрился Санька.
   - Две! - повторила Ксения Даниловна. - Впереди два хороших места.
   - Вы уже были здесь? - удивился Мишук.
   Ксения Даниловна многозначительно переглянулась с Катей.
   Шестая скважина была в тот день последней. Ее бурили не на берегу болота, а в густом кустарнике. Ксения Даниловна сказала, что на этом месте был небольшой водоем, который соединялся протокой с основным озером. Постепенно водоем зарос мхом, а теперь - и кустарником.
   Прорезав двухметровую толщу торфа, заостренная ложка бура вошла во что-то более твердое. Мальчишки сразу почувствовали это - штанга углублялась не так быстро.
   - Вытаскивайте! - сказала Катина, мама. - Неужели повезло?
   Бур вытащили.
   - Ура-а-а! - завопил Санька.
   В ложке был белый порошок. Сема растер его на ладони, понюхал, сказал, будто много раз находил гажу и мог узнать ее по запаху:
   - Она!
   - Гажа! - подтвердила Ксения-Даниловна. - Но сколько ее здесь?
   - А сколько нужно для колхоза? - спросил Мишук.
   - Много. На каждый гектар шесть - семь тонн.
   - Жаль, что лопаты с собой не взяли! - сказал Санька.
   Он был готов хоть сейчас копать гажу. Но Катина мама объяснила, что до добычи далеко. Прежде всего надо узнать, какую площадь занимает пласт гажи и толщину ее слоя. Для этого придется бурить десятки скважин…
   Радостные, счастливые вернулись ребята к деду Евсею и Марии Петровне. Ужин ждал юных геологов. Когда они поели, усталость взяла свое. Еще только смеркалось, а все уже спали вокруг костра. Зато проснулись рано - с восходом солнца. Дед Евсей доваривал на костре гречневую кашу.
   После завтрака пасечник повел отряд вправо вдоль берега. Вскоре дошли до знакомого Саньке зеленого мыска, от которого протянулась к камню цепочка хилых осинок и берез. Прежде чем ступить на кабанью тропу, сделали короткий привал и надели лыжи. Санька знал, что до камня-следовика можно идти и без них. Но таков был приказ пасечника, и никто не смел его не выполнить.
   Добрались до следовика. Дед Евсей не разрешил долго рассматривать на камне большие растопыренные пальцы. Безопасное расстояние до раскинувшегося вокруг камня мха было узкое - всем не разместиться.
   - Не задерживайся! - покрикивал старик. - Не скапливайся! Придете налегке - насмотритесь!
   Мальчишки с сожалением проходили мимо. И никто, кроме Саньки, не заметил спичечную коробку, лежавшую внизу у самого следовика. Он мог бы поклясться в том, что прошлый раз коробки здесь не было. Сойдя с тропы, Санька подхватил ее и потряс. Внутри что-то перекатывалось. Он открыл коробку. Там лежали четыре пуговицы от его рубашки и записка:
    «Парень, забери свои пуговицы!
    И запомни, что ты не герой, а глупец.
    Я скажу это всякому, кто без нужды пойдет туда, где могут быть мины.
    Лейтенант Косарев»
   Санька покраснел, торопливо засунул коробку с запиской в карман и быстро посмотрел по сторонам. Впереди чернел закопченный бок котла. Он, как каска великана, целиком закрывал голову Семы. Сзади шла Катя. Она поправляла лямки вещевого мешка с привязанным к нему чайником и тоже не видела, как Санька поднял коробку.
   Преодолели большую половину пути. Плюс неожиданно остановился, пропустил вперед деда Евсея, а сам побежал в хвост отряда, к Марии Петровне. Он будто почуял, что ей трудно.
   - Ничего. Иди, иди! - успокаивала его учительница.
   Но пес не захотел отходить от нее ни на шаг.
   Катина мама предложила Марии Петровне разгрузиться - отдать вещевой мешок. Учительница отказалась от помощи. Не мешок мешал ей, а лыжи, но она так и дошлепала на них до островины.
   Переход по болоту отнял много сил. Мальчишки не сразу приступили к оборудованию лагеря. Даже на осмотр островины они пошли после получасового отдыха.
   Дед Евсей зарядил ружье и повел ребят вверх по лесистому склону. Лес с этой стороны был хвойный.
   - А на том склоне - дубы, - вспомнил пасечник. - Из-за них кабаны на островину повадились - желудями лакомятся.
   Под стройными мачтовыми елями ребята обнаружили обвалившийся блиндаж и подковообразные углубления, которые лейтенант назвал пулеметными ячейками. Отсюда, с высоты, тропа просматривалась до самого берега. Здесь два пулеметчика могли отразить атаку целого батальона.