С этого момента и до самого звонка в классе царила полная тишина. Поль, не расставаясь с тростью, мрачно глядел в окно. С улицы доносились крики прислуги -- шла визгливая перебранка по-валлийски. К перемене Клаттербак исписал шестнадцать страниц и был удостоен обещанной награды.
-- Ну как, трудно вам пришлось? -- поинтересовался мистер Прендергаст, набивая трубку.
-- Ничуть, -- отвечал Поль.
-- Вы счастливый человек. Меня же сорванцы совершенно не уважают, сам не знаю почему. Конечно, парик многое подпортил. Вы заметили, что я ношу парик?
-- Нет, нет...
-- А дети сразу заметили. Парик был моей роковой ошибкой. Уезжая из Уортинга, я вдруг решил, что выгляжу очень старым и не смогу из-за этого быстро устроиться на работу. Мне тогда исполнился сорок один год. Хорошие парики стоили целое состояние, вот я и решил выбрать подешевле. Потому-то он и выглядит так ненатурально. Кошмар! Я сразу понял, что совершил ошибку, но раз уж дети видели меня в парике, было поздно что-либо менять. Теперь они только и делают, что строят насмешки на этот счет.
-- Я полагаю, что, если бы не было парика, они смеялись бы над чем-то еще.
-- Пожалуй, вы правы. Пусть уж смеются над париком. Господи! Если бы не трубки, то просто не представляю, как бы я все это выдержал. А вы к нам какими судьбами?
-- Меня отчислили из Скона за непристойное поведение.
-- Ясно. Стало быть, как Граймса.
-- Нет, -- отрезал Поль. -- Вовсе не как Граймса.
-- Впрочем, не все ли равно как. Вот и звонок. Господи, опять этот дрянной человек взял мою мантию!
Прошло два дня. Бест-Четвинд уселся за орган и заиграл плясовую.
-- А знаете, сэр, пятиклассники от вас в восторге. Они с Полем расположились на хорах местной церкви. Это был их второй урок музыки.
-- Ради всех святых, оставь инструмент в покое. Что значит -- в восторге?
-- А вот что. Сегодня утром Клаттербак стащил из кладовки банку ананасов. Тангенс его и спроси: "В столовой будешь лопать?" Тот отвечает: "Еще чего! Съем на пеннифезеровском уроке!" -- "А вот и нет! -- говорит Тангенс. -- Конфеты или печенье -- это еще куда ни шло, но ананасы -- это уже безобразие. Из-за таких гадов, как ты, даже невредные учителя и то начинают черт знает что выделывать".
-- Что же тут такого лестного?
-- Лично я первый раз слышу, чтобы об учителях так хорошо отзывались, -- сказал Бест-Четвинд. -- Можно еще разочек псалом сыграть?
-- Нельзя, -- сказал Поль.
-- Нельзя так нельзя, -- согласился Бест-Четвинд. -- А вы Филбрика помните? Загадочный тип, правда?
-- Это точно, -- сказал Поль.
-- Дело даже не в том, что он никудышный дворецкий. Слуги у нас здесь один другого хуже. Просто, похоже, он вообще никакой не дворецкий.
-- А кто же он тогда?
-- Вот и я про это -- вы встречали дворецких с алмазными булавками в галстуках?
-- Не приходилось.
-- Мне тоже. А у Филбрика есть и булавка и кольцо. С большущими бриллиантами. Он их Брюксу показывал. А Брюкс нам рассказал. Филбрик говорит, что до войны он мерил изумруды и алмазы стаканами, а ел только на золоте. Мы решили, что он русский князь в изгнании.
-- Русские, вообще-то, не стесняются своих титулов. Да и непохож он на иностранца.
-- Мы тоже так сначала думали, но потом Брюкс сказал, что перед войной в наших школах появилось много русских. А теперь, -- продолжал он, -- я все-таки поиграю. В конце концов, мамаша платит за это пять гиней в семестр.
Глава 6
ИСПЫТАНИЕ
В тот день Поль сидел в учительской у камина в ожидании звонка к чаю и вдруг поймал себя на том, что думает о проведенной здесь неделе и о том, что, вопреки всем его предчувствиям, жизнь оказалась вполне сносной. По словам Бест-Четвинда, пятиклассники были от него в восторге. Может быть, "в восторге" и сильно сказано, но между учителем и учениками с первых уроков действительно установилось неплохое взаимопонимание. Когда Полю нужно было написать письмо или хотелось почитать, дети охотно предоставляли ему такую возможность, за что преподаватель, в свою очередь, позволял им распоряжаться учебным временем по их усмотрению. Если на Поля вдруг нападал преподавательский раж, дети сидели и помалкивали, если он задавал домашнее задание, то находились энтузиасты, это задание выполнявшие. Погода была дождливой, так что ни о каких уроках гимнастики не было и речи. Поль никого не наказывал, ученики не подстраивали ему в ответ пакостей, и все шло без осложнений. Вечерами Граймс потчевал его рассказами о своем прошлом с такими подробностями, которые свели бы с ума видавшего виды психоаналитика.
Вошел мистер Прендергаст с почтой.
-- Одно письмо вам, два Граймсу, а мне опять ничего, -- объявил он. -Мне никто не пишет. А ведь было время, когда я получал в день по пять-шесть писем, и это не считая официальных. Матушка раскладывала корреспонденцию по порядку. В одну стопу -- просьбы о воспомоществовании, в другую -- личные письма, отдельно -- приглашения на похороны и свадьбы, отдельно -- на крещения и благодарственные молитвы, и, наконец, ругательные анонимки. Ума не приложу, почему священники получают такую массу анонимок, и причем порой от людей образованных. Помню, мой отец в свое время от них страшно страдал, в конце концов даже в полицию вынужден был обратиться -- угроза за угрозой... А сочиняла эти анонимки, как потом оказалось, супруга нашего викария, тихая, маленькая женщина. Держите ваше письмо. Граймсу, похоже, прислали какие-то счета; просто непостижимо, как таким людям кредит открывают. Я, например, всегда плачу наличными. Вернее, платил бы, если бы покупал. Я ведь уже два года ничего себе не покупаю, если не считать табаку, "Дейли ньюс", а когда совсем холодно -- кагору. Последнее мое приобретение -- вот эта трость. В Шанклине купил. А Граймс берет ее, чтобы наказывать учеников. И купил-то я ее совершенно случайно. Приехал я в Шанклин на один день -- в августе как раз два года исполнится, -- зашел в табачный магазин табаку купить. Нужного мне сорта не оказалось, а уходить с пустыми руками я постеснялся, вот и пришлось купить трость -- она обошлась мне в один шиллинг шесть пенсов, -- добавил он тоскливо, -- так что пришлось вечером отказаться от чая.
Поль взял письмо. Его переслали с Онслоу-сквер. На конверте был герб Скон-колледжа. Писал один из его немногочисленных друзей.
"Скон-колледж. Оксфорд
Дорогой Пеннифезер! -- гласило письмо. -- "Стоит ли говорить, как огорчился я, когда узнал о постигшем Вас несчастье. У меня складывается впечатление, что Вы пали жертвой самой настоящей несправедливости. Я, правда, не успел ознакомиться со всеми обстоятельствами, но странное событие, которое случилось вчера вечером, лишь укрепило меня в моих подозрениях. Я ложился спать, когда открылась дверь и ко мне заявился Аластер Дигби-Вейн-Трампингтон. До этого мы с ним никогда не общались, и визит его меня немало удивил. Он сказал: "Вы, говорят, приятель Пеннифезера?" Я сказал, что это действительно так. Он продолжал: "Мне кажется, я впутал его в хорошенькую историю". Я сказал: "Мне тоже так кажется". Он сказал: "Не могли бы вы извиниться от моего имени, когда станете ему писать?" Я сказал, что могу. Он подумал и добавил: "Кстати, он, вроде бы, небогат. Не послать ли мне ему фунтов двадцать, в возмещение, так сказать, убытков, а? Больше у меня сейчас нет. Как вы на это
смотрите?" Тут я, признаться, не выдержал и сообщил ему все, что думаю о нем и о его гнусном предложении. Я осведомился, по какому праву он смеет так обращаться с человеком, вся вина которого заключается в том, что он, видите ли, не принадлежит к его отвратительной компании. Он как-то опешил, пробормотал: "Странно, странно, что до моих дружков, например, так они только и знают, что с меня деньги тянут", -- и убрался восвояси.
На днях я совершил велосипедную прогулку в Литтл-Бичли, побывал в церкви Св. Магнуса, там есть очень интересные надгробья -- я сделал эскизы. Жаль, что Вас не было.
Ваш Артур Поттс.
Р. S. Насколько я могу понять. Вы решили всерьез посвятить себя преподавательской деятельности. На мой взгляд, образование прежде всего должно способствовать развитию нравственных качеств, а не только смирять инстинкты. Будущее, как мне кажется, принадлежит тем, кто умеет тонко чувствовать, а не волевым натурам. Было бы интересно узнать, что подсказывает Вам Ваш опыт в этом вопросе. Наш капеллан, кстати, со мной не согласен. Он полагает, что утонченность восприятия ослабляет силу воли. Хотелось бы познакомиться и с Вашей точкой зрения".
-- Что вы на это скажете? -- спросил Поль мистера Прендергаста, подавая ему письмо.
Тот внимательно изучил его и изрек:
-- По-моему, ваш друг заблуждается насчет чувств, на его месте я бы так не полагался на голос сердца.
-- Да нет же, я про деньги спрашиваю.
-- Боже правый! И вы еще сомневаетесь. Немедленно соглашайтесь.
-- Это самое настоящее искушение.
-- Мой мальчик, вы согрешите, если откажетесь. Подумать только, двадцать фунтов. Жалованье за полсеместра.
Зазвонили к чаю. В столовой Поль протянул письмо Граймсу.
-- Как мне поступить?
-- Ты про денежки, что ли? Бери, пока не раздумали.
-- Боюсь, что все не так просто.
Поль думал про деньги на уроках, думал одеваясь к обеду, думал за обедом. В тяжкой борьбе принципы, усвоенные с детства, одержали верх.
"Если я возьму эти деньги, -- рассуждал Поль, -- я так и не пойму, правильно я поступил или нет. Мне не будет покоя. Если же я их не приму, я буду твердо знать, что поступил правильно. Отказавшись, я смогу уверить себя, что, несмотря на все нелепые приключения последних десяти дней, я по-прежнему тот самый
Поль Пеннифезер, к которому я всегда относился с уважением. Это превосходная проверка жизнеспособности моих идеалов".
Он попытался объяснить свое состояние Граймсу, когда они вечером сидели у миссис Роберте.
-- Может статься, моя позиция выглядит странной, -- начал он. -- Ничего не поделаешь, так уж я воспитан. На первый взгляд, деньги взять следует. Дигби-Вейн-Трампингтон баснословно богат, и эти двадцать фунтов он все равно прокутит или просадит на скачках. Устроенный им кутеж принес мне невосполнимые потери. Рухнула моя будущая карьера, а кроме того, я лишился одновременно ста двадцати фунтов годовой университетской стипендии и двухсот пятидесяти фунтов, что выплачивались мне ежегодно опекуном из отцовского состояния. Казалось бы, эти двадцать фунтов принадлежат мне по праву. Но, -воскликнул Поль Пеннифезер, -- как же тогда быть с чувством собственного достоинства? Из поколения в поколение мы, представители английской буржуазии, именуя себя джентльменами, вкладываем в это понятие среди всего прочего уважение к себе и презрение к благам, которые мы не заработали своим трудом. Именно это и отличает джентльмена от аристократов, с одной стороны, и от представителей артистической богемы, с другой. Да, я джентльмен и ничего не могу с этим поделать: таким я родился. Ни за что не возьму этих денег.
-- Я и сам джентльмен, старина, -- отозвался Граймс, -- и, опасаясь, что ты начнешь рассуждать именно так, как рассуждаешь сейчас, я решил оказать тебе маленькую услугу и спас тебя от тебя же самого.
-- Что значит -- спас?
-- Дружище, ты, ради бога, не сердись, но сразу же после чая я отправил твоему приятелю Поттсу телеграмму: "Вели Трампингтону срочно выслать сумму", -- и подписался: "Пеннифезер". А пока суд да дело, мой кошелек к твоим услугам.
-- Негодяй! -- сказал Поль и вдруг почувствовал неизъяснимое облегчение. -- Слушай-ка, а не выпить ли нам по этому поводу?
-- Умница! -- ответил Граймс. -- Причем на сей раз угощаю я.
-- За нерушимость наших идеалов! -- провозгласил Поль, когда принесли пиво.
-- Красиво говоришь! -- подал голос Граймс. -- Будем здоровы!
Через два дня пришло второе письмо от Поттса.
"Дорогой Пеннифезер!
Посылаю Вам чек от Трампингтона на двадцать фунтов. На этом наши с ним отношения, слава богу, заканчиваются. Не буду скрывать. Ваша позиция в данном вопросе меня удивила, но Вам, безусловно, виднее. Стиггинс на днях читает у нас доклад на тему: "Подавление сексуальных инстинктов и религиозное сознание". Ожидается потасовка. Вы ведь знаете, какое значение придает Уолтон мистическому началу, которое Стиггинс, со своей стороны, склонен недооценивать.
Ваш Артур Поттс.
Р. S. В "Учительском обозрении" на днях появилась весьма любопытная статья насчет новых методов обучения, практикуемых в средней школе Иннсборо с целью развития координации чувств учащихся. В рот ученику помещается небольшой предмет, форму которого он должен определить и воспроизвести на доске красным мелком. Вы не пробовали применять этот метод на Ваших уроках? Прогрессивно ли настроены Ваши коллеги?".
-- Зануда этот твой Поттс, -- заметил Граймс, ознакомившись с посланием. -- Самый настоящий зануда. Но дело сделано, а это главное. С тебя, брат, причитается!
-- Конечно, конечно, -- сказал Поль. -- Непременно отпразднуем это. Может, и Пренди пригласим, а?
-- Почему бы и нет? Ему это будет только на пользу. Он что-то совсем зачах. Закатимся вечерком в "Метрополь", что в Кимприддиге, и отобедаем там. Но сначала надо, чтобы старик уехал, а то он заметит, что никто не дежурит.
В тот же день Поль посвятил в планы мистера Прендергаста.
-- Знаете, Пеннифезер, -- сказал тот, -- это так любезно с вашей стороны, что я просто слов не нахожу. С превеликим удовольствием. И не припомню, когда я в последний раз был в ресторане. Пожалуй, что до войны. Во всяком случае, никак не после войны. Мой мальчик, я просто растроган. Это замечательная идея.
И, к немалому смущению Поля, в глазах мистера Прендергаста показались слезы, мгновение -- и они покатились по щекам педагога.
Глава 7
ФИЛБРИК
Перед самым обедом погода совсем разгулялась, а к половине второго даже выглянуло солнце. Доктор почтил своим присутствием школьную трапезу, что бывало, надо сказать, нечасто. Когда он вошел, еда прекратилась, ножи с вилками были отложены.
-- Друзья, -- начал доктор, благосклонно поглядывая на своих питомцев, -- у меня есть для вас новости... Клаттербак, перестань жевать, когда я говорю... Манеры наших воспитанников, мистер Прендергаст, оставляют желать лучшего. Обращаю на это внимание префектов... Итак, друзья, завтра на школьном стадионе состоится главное спортивное событие года. Я имею в виду наш традиционный спортивный праздник, который в прошлом году, увы, пришлось отменить по причине всеобщей забастовки. Проведение праздника возлагается на мистера Пеннифезера, нашего выдающегося спортсмена. Сегодня -предварительные соревнования. Каждому из вас предстоит выступить во всех видах программы. Графиня Периметр любезно согласилась вручить награды победителям. Главный арбитр -- мистер Прендергаст, хронометрист -- капитан Граймс. У меня все, благодарю за внимание... Мистер Пеннифезер, после обеда загляните, пожалуйста, ко мне.
-- Боже правый, -- пробормотал Поль.
-- Прошлый раз я выиграл прыжки в длину, -- сообщил Бриггс, -- но все стали кричать, что у меня туфли с шипами. А у вас туфли с шипами?
-- Разумеется, -- ответил Поль.
-- А они говорят -- так нечестно. Мы никогда не знаем про соревнования заранее, попробуй подготовиться.
-- Завтра ко мне прикатит мамаша, -- сообщил Бест-Четвинд. -Удивительное невезение. Торчи при ней целый день...
Отобедав, Поль направился в гостиную, где и застал доктора. Он расхаживал по комнате в явном возбуждении.
-- Милости прошу, Пеннифезер. А мы, как видите, в праздничных хлопотах. Флоренс, позвони Клаттербакам и пригласи их, а заодно и Хоуп-Браунов. Уоррингтоны далеко, но их тоже позвать не мешает. Не забудь и про нашего викария со стариком майором Сайдботтомом. Словом, чем больше гостей, тем лучше. Ты же, Диана, займись угощением. Во-первых, бутерброды и непременно с foie gras1, а то прошлый раз ты купила ливерную колбасу, и у леди Банвей сделалось расстройство... Затем пирожные, побольше пирожных с глазурью. В общем, бери машину и поезжай в Лландидно за покупками. Вас, Филбрик, я попрошу заказать крюшон и помочь рабочим установить шатер, там у нас будет буфет. А флаги, Диана? С прошлого раза у нас должны были остаться флаги.
-- Я их пустила на тряпки, пыль вытирать, -- сказала Динги.
1 Паштет из гусиной печени (фр.).
-- Не беда, купим новые. Не надо жалеть расходов... К четырем часам, Пеннифезер, у нас должны быть результаты предварительных соревнований. Сообщите их по телефону в типографию, чтобы к завтрашнему дню нам могли напечатать программки. Скажите, что пятидесяти экземпляров будет достаточно, пусть только обязательно украсят их золоченой эмблемой школы... Нам понадобятся и цветы, Диана, много цветов, -- говорил доктор, широко разводя руками. -- Среди корзин с цветами мы разместим призы. Кстати, не купить ли нам букет для леди Периметр?
-- Нет, -- сказала Динги.
-- Что значит -- нет? -- сказал доктор. -- Букет нужен непременно. В те редкие мгновения, когда академический покой Лланабы сменяется праздничным ликованием, изящество и тонкий вкус не должны ведать преград... Роскошный букет, источающий упоительный аромат гостеприимства. Выбери лучшие цветы Уэльса, Диана, и не скупись... Цветы, юность, умудренная науками, драгоценности, музыка... -- вещал доктор, уносясь на крыльях фантазии в заоблачные выси и все более воодушевляясь от собственных же слов, -- музыка. Нам нужен оркестр.
-- Начинается, -- не выдержала Динги. -- Оркестр! Ты еще скажи, фейерверк.
-- Кстати, и фейерверк тоже не повредит, -- сказал доктор. -- Как ты полагаешь, не купить ли нам заодно и галстук мистеру Прендергасту? Сегодня я вдруг обратил внимание на то, как он убого одет.
-- Нет уж, -- отрезала Динги. -- Цветы или фейерверк еще куда ни шло, но всему есть предел. При чем тут, скажи на милость, галстук для мистера Прендергаста?
-- Пожалуй, ты права, -- согласился доктор. -- Но без музыки нам никак нельзя. Насколько мне известно, местный духовой оркестр занял на музыкальном фестивале Северного Уэльса третье место -- это было месяц назад. Поговори с ними, Флоренс. Главный у них, если мне не изменяет память, мистер Девис, начальник станции. А что Клаттербаки?
-- Приедут, -- сообщила Флосси. -- Все шестеро.
-- Вот и чудесно. Теперь о прессе. Надо позвонить во "Флинт энд Денби геральд", пусть пришлют фоторепортеров. Если будут репортеры, значит, понадобится виски. Проследите, Филбрик, чтобы все было как положено. А то, помнится, на одном таком празднестве я совсем забыл про виски для представителей прессы. В результате в газетах появился в высшей степени неудачный снимок. Дело в том, что во время бега с препятствиями мальчики порой оказываются в таких неэстетичных позах...
Теперь о призах. Ты, Диана, бери машину и поезжай в Лландидно, да захвати с собой Граймса, он тебе поможет приобрести призы. Здесь, думается, излишняя расточительность ни к чему. В противном случае у детей может возникнуть превратное представление о спорте. Интересно, а что скажет леди Периметр, если мы попросим увенчать наших юных чемпионов венками из петрушки? Как бы не обиделась?! Тем не менее следует помнить, что при выборе наград главными критериями отбора должны служить практичность, экономичность и долговечность.
Вы же, Пеннифезер, должны проследить, чтобы призовые места распределялись справедливо. Не допускайте, чтобы один и тот же ученик побеждал более чем в двух видах программы. Прошу вас обратить на это особое внимание! Неплохо было бы, я полагаю, если бы среди наших чемпионов оказался юный лорд Тангенс или, к примеру, юный Бест-Четвинд. Между прочим, его мать завтра тоже будет у нас в гостях.
Я прекрасно понимаю, что все это для вас несколько неожиданно, но, признаться, не далее как сегодня утром я узнал о намерении леди Периметр посетить наши края. Поскольку миссис Бест-Четвинд тоже к нам собиралась, я решил, что было бы просто грешно не воспользоваться таким благоприятным стечением обстоятельств. Нечасто, согласитесь, совпадают намерения столь именитых особ. Достопочтенная миссис Бест-Четвинд, -- кстати, она невестка лорда Пастмастера, -- дама весьма состоятельная. Она родом из Южной Америки. Говорили, что она отравила своего супруга, но юный Бест-Четвинд об этом, разумеется, не знает. До суда это не дошло, но толков в свое время было немало. Помните?
-- Нет, -- сказал Поль.
-- Она ему в кофе толченого стекла подсыпала, -- злобно подсказала Флосси.
-- Кофе по-турецки! -- хмыкнула Динги.
-- За работу же, -- воскликнул доктор. -- У нас дел по горло.
Когда Поль с мистером Прендергастом подошли к спортивной площадке, снова зарядил дождь. Полуголые и дрожащие от холода мальчики поджидали их, сбившись в жалкие кучки. Клаттербак успел шлепнуться в грязь и теперь тихо скулил за деревом.
-- Как же нам их делить? -- задумался Поль.
-- Понятия не имею, -- отозвался мистер Прендергаст. -- По правде сказать, не нравится мне эта затея.
Возник Филбрик -- он был в пальто и котелке.
-- Мисс Фейган передает вам свои извинения, но барьеры и шесты для прыжков она в свое время пустила на дрова. Говорит, что завтра попробует взять новые напрокат в Лландидно. Доктор надеется, что вы пока что-нибудь придумаете. А мне надо к садовникам, шатер дурацкий ставить.
-- Спортивные состязания, на мой взгляд, куда хуже концертов, -заметил мистер Прендергаст. -- Те хоть в помещении проводились. Господи, да я насквозь промок. Если б я знал про эти соревнования, я бы хоть обувь сдал в починку...
-- Извините, пожалуйста, -- подошел к ним Бест-Четвинд, -- но мы совсем окоченели. Может быть, пора начинать?
-- Давайте, -- согласился Поль. -- А что вы, собственно, должны делать?
-- Нам надо разделиться и пробежать дистанцию.
-- Прекрасно, тогда разбейтесь на четыре группы. Это оказалось не так-то просто. Дети требовали, чтобы в забеге принял участие и мистер Прендергаст. Наконец Поль возвестил:
-- Первый забег. Дистанция -- миля. Пренди, побудь-ка с ними, а мы с Филбриком пока постараемся как-то организовать прыжки.
-- А что я должен делать? -- забеспокоился мистер Прендергаст.
-- Пусть мальчишки пробегут до замка и обратно, а ты запишешь тех, кто займет первые два места в каждом из забегов.
-- Попробую, -- грустно отозвался мистер Прендергаст. Поль с Филбриком двинулись к павильону.
-- Я, между прочим, дворецкий, -- заговорил Филбрик, -- а вожусь с шатрами, точно бедуин какой.
-- Это ненадолго, -- заметил Поль.
-- Я и сам здесь ненадолго, -- ответил Филбрик. -- Не для того я родился, чтобы быть на побегушках.
-- Я вас понимаю.
-- Знаете, почему я здесь оказался?
-- Нет, -- отрезал Поль. -- Не знаю и знать не хочу, вам ясно?
-- Сейчас я вам все расскажу, -- продолжал как ни в чем не бывало Филбрик. -- Вышла вот какая штука.
-- Ваши гнусные признания меня не интересуют, сколько раз повторять.
-- Они никакие не гнусные, -- отвечал Филбрик. -- Это история любви. И, скажу вам честно, я не знаю истории прекраснее. О сэре Соломоне Филбрике, наверное, слыхали?
-- Нет.
-- Не может быть! Не слыхали о старине Солли?
-- Нет, а что?
-- А то, что это я. И, смею вас уверить, к югу от моста Ватерлоо1 это имя кое-что да значит. Скажите только: "Солли Филбрик из "Барашка и флага", если будете в Лондоне, -- поймете тогда, что такое слава.
-- Хорошо, попробую.
-- И учтите, я говорю: "Сэр Соломон Филбрик", но это так, больше для смеха. Так меня наши школьники называют. На самом-то деле я никакой не сэр, а самый обыкновенный Соломон Филбрик. Как вы или он. -- Филбрик ткнул пальцем себе за спину, откуда слабо доносились команды мистера Прендергаста: "На старт, на старт, непослушные мальчишки!" -- А они меня сэром величают. Из уважения.
-- Когда я скомандую: "Внимание, марш", начинайте бег, -- слышался голос мистера Прендергаста. -- Итак, внимание, марш... Почему же вы стоите на месте? -- И его призывы тотчас же утонули в звонких ребячьих протестах.
-- И учтите, -- не унимался Филбрик, -- слава пришла ко мне не сразу. Вырос я среди грубых людей, ох каких грубых. Вы с Птенчиком Филбриком знакомы не были?
-- Боюсь, что нет.
-- Еще бы! Дело-то давнее. А ведь неплохой боксер был. Не скажу великий, -- пил запойно, да и руки коротковаты, но свои пять фунтов за вечер он в нашем Ламбет-клубе зарабатывал исправно. К нему все там хорошо относились, а ведь иной раз налижется до чертиков, какой уж тут бокс. Короче, то был мой папаша, золотое сердце, но грубиян, что верно, то верно. Разнесчастную мою родительницу лупцевал -- страшное дело. Пару раз за это в кутузку попадал, а как выпустят, он опять так наподдаст... Нынче таких людей уж не встретишь, образованные все больно стали, да и виски, между прочим, не подешевело... Птенчик из меня тоже хотел боксера сделать. По субботам я стоял с губкой у канатов в нашем клубе и кое-что, между прочим, зарабатывал, а ведь совсем сопляком был. В клубе я и познакомился с Тоби Кратвеллом, о нем тоже не слыхали?
-- Мне, право, неловко, но не слыхал. Я вообще плохо знаю спортсменов.
-- Спортсменов? Так, по-вашему, выходит, Тоби Кратвелл спортсмен? Вот умора! Тоби Кратвелл, -- вновь оживился Филбрик, -- это тот, кто свистнул буллеровские бриллианты в девятьсот двенадцатом году, обчистил Объединенный стальной трест в девятьсот десятом, а в четырнадцатом хорошенько выпотрошил сейфы на острове Уайт. Нет, кем-кем, а спортсменом Тоби Кратвелл отродясь не бывал. Хорош спортсмен! Знаете, какую штуку он выкинул с Альфом Ларриганом, когда тот закрутил было с одной его подружкой? Нет? Так слушайте. Был у Тоби знакомый доктор по фамилии Питерфилд, жил он на Харли-стрит, а пациентов у него хоть пруд пруди. Так вот Тоби кое-что про него знал. Питерфилд угробил очередную его девчонку, когда та пришла к нему, потому что не хотела рожать. Тоби про это пронюхал, так что доктор был у него в руках. Альфа он убивать не стал -- не так был Тоби воспитан. Тоби вообще никого никогда не убивал, если не считать, конечно, всех этих поганых турок в войну, за что, если хотите знать, он орден заработал. Словом, подкараулил он Альфа, сводил его к доктору Питерфилду, ну и... -- Филбрик перешел на шепот.
-- Ну как, трудно вам пришлось? -- поинтересовался мистер Прендергаст, набивая трубку.
-- Ничуть, -- отвечал Поль.
-- Вы счастливый человек. Меня же сорванцы совершенно не уважают, сам не знаю почему. Конечно, парик многое подпортил. Вы заметили, что я ношу парик?
-- Нет, нет...
-- А дети сразу заметили. Парик был моей роковой ошибкой. Уезжая из Уортинга, я вдруг решил, что выгляжу очень старым и не смогу из-за этого быстро устроиться на работу. Мне тогда исполнился сорок один год. Хорошие парики стоили целое состояние, вот я и решил выбрать подешевле. Потому-то он и выглядит так ненатурально. Кошмар! Я сразу понял, что совершил ошибку, но раз уж дети видели меня в парике, было поздно что-либо менять. Теперь они только и делают, что строят насмешки на этот счет.
-- Я полагаю, что, если бы не было парика, они смеялись бы над чем-то еще.
-- Пожалуй, вы правы. Пусть уж смеются над париком. Господи! Если бы не трубки, то просто не представляю, как бы я все это выдержал. А вы к нам какими судьбами?
-- Меня отчислили из Скона за непристойное поведение.
-- Ясно. Стало быть, как Граймса.
-- Нет, -- отрезал Поль. -- Вовсе не как Граймса.
-- Впрочем, не все ли равно как. Вот и звонок. Господи, опять этот дрянной человек взял мою мантию!
Прошло два дня. Бест-Четвинд уселся за орган и заиграл плясовую.
-- А знаете, сэр, пятиклассники от вас в восторге. Они с Полем расположились на хорах местной церкви. Это был их второй урок музыки.
-- Ради всех святых, оставь инструмент в покое. Что значит -- в восторге?
-- А вот что. Сегодня утром Клаттербак стащил из кладовки банку ананасов. Тангенс его и спроси: "В столовой будешь лопать?" Тот отвечает: "Еще чего! Съем на пеннифезеровском уроке!" -- "А вот и нет! -- говорит Тангенс. -- Конфеты или печенье -- это еще куда ни шло, но ананасы -- это уже безобразие. Из-за таких гадов, как ты, даже невредные учителя и то начинают черт знает что выделывать".
-- Что же тут такого лестного?
-- Лично я первый раз слышу, чтобы об учителях так хорошо отзывались, -- сказал Бест-Четвинд. -- Можно еще разочек псалом сыграть?
-- Нельзя, -- сказал Поль.
-- Нельзя так нельзя, -- согласился Бест-Четвинд. -- А вы Филбрика помните? Загадочный тип, правда?
-- Это точно, -- сказал Поль.
-- Дело даже не в том, что он никудышный дворецкий. Слуги у нас здесь один другого хуже. Просто, похоже, он вообще никакой не дворецкий.
-- А кто же он тогда?
-- Вот и я про это -- вы встречали дворецких с алмазными булавками в галстуках?
-- Не приходилось.
-- Мне тоже. А у Филбрика есть и булавка и кольцо. С большущими бриллиантами. Он их Брюксу показывал. А Брюкс нам рассказал. Филбрик говорит, что до войны он мерил изумруды и алмазы стаканами, а ел только на золоте. Мы решили, что он русский князь в изгнании.
-- Русские, вообще-то, не стесняются своих титулов. Да и непохож он на иностранца.
-- Мы тоже так сначала думали, но потом Брюкс сказал, что перед войной в наших школах появилось много русских. А теперь, -- продолжал он, -- я все-таки поиграю. В конце концов, мамаша платит за это пять гиней в семестр.
Глава 6
ИСПЫТАНИЕ
В тот день Поль сидел в учительской у камина в ожидании звонка к чаю и вдруг поймал себя на том, что думает о проведенной здесь неделе и о том, что, вопреки всем его предчувствиям, жизнь оказалась вполне сносной. По словам Бест-Четвинда, пятиклассники были от него в восторге. Может быть, "в восторге" и сильно сказано, но между учителем и учениками с первых уроков действительно установилось неплохое взаимопонимание. Когда Полю нужно было написать письмо или хотелось почитать, дети охотно предоставляли ему такую возможность, за что преподаватель, в свою очередь, позволял им распоряжаться учебным временем по их усмотрению. Если на Поля вдруг нападал преподавательский раж, дети сидели и помалкивали, если он задавал домашнее задание, то находились энтузиасты, это задание выполнявшие. Погода была дождливой, так что ни о каких уроках гимнастики не было и речи. Поль никого не наказывал, ученики не подстраивали ему в ответ пакостей, и все шло без осложнений. Вечерами Граймс потчевал его рассказами о своем прошлом с такими подробностями, которые свели бы с ума видавшего виды психоаналитика.
Вошел мистер Прендергаст с почтой.
-- Одно письмо вам, два Граймсу, а мне опять ничего, -- объявил он. -Мне никто не пишет. А ведь было время, когда я получал в день по пять-шесть писем, и это не считая официальных. Матушка раскладывала корреспонденцию по порядку. В одну стопу -- просьбы о воспомоществовании, в другую -- личные письма, отдельно -- приглашения на похороны и свадьбы, отдельно -- на крещения и благодарственные молитвы, и, наконец, ругательные анонимки. Ума не приложу, почему священники получают такую массу анонимок, и причем порой от людей образованных. Помню, мой отец в свое время от них страшно страдал, в конце концов даже в полицию вынужден был обратиться -- угроза за угрозой... А сочиняла эти анонимки, как потом оказалось, супруга нашего викария, тихая, маленькая женщина. Держите ваше письмо. Граймсу, похоже, прислали какие-то счета; просто непостижимо, как таким людям кредит открывают. Я, например, всегда плачу наличными. Вернее, платил бы, если бы покупал. Я ведь уже два года ничего себе не покупаю, если не считать табаку, "Дейли ньюс", а когда совсем холодно -- кагору. Последнее мое приобретение -- вот эта трость. В Шанклине купил. А Граймс берет ее, чтобы наказывать учеников. И купил-то я ее совершенно случайно. Приехал я в Шанклин на один день -- в августе как раз два года исполнится, -- зашел в табачный магазин табаку купить. Нужного мне сорта не оказалось, а уходить с пустыми руками я постеснялся, вот и пришлось купить трость -- она обошлась мне в один шиллинг шесть пенсов, -- добавил он тоскливо, -- так что пришлось вечером отказаться от чая.
Поль взял письмо. Его переслали с Онслоу-сквер. На конверте был герб Скон-колледжа. Писал один из его немногочисленных друзей.
"Скон-колледж. Оксфорд
Дорогой Пеннифезер! -- гласило письмо. -- "Стоит ли говорить, как огорчился я, когда узнал о постигшем Вас несчастье. У меня складывается впечатление, что Вы пали жертвой самой настоящей несправедливости. Я, правда, не успел ознакомиться со всеми обстоятельствами, но странное событие, которое случилось вчера вечером, лишь укрепило меня в моих подозрениях. Я ложился спать, когда открылась дверь и ко мне заявился Аластер Дигби-Вейн-Трампингтон. До этого мы с ним никогда не общались, и визит его меня немало удивил. Он сказал: "Вы, говорят, приятель Пеннифезера?" Я сказал, что это действительно так. Он продолжал: "Мне кажется, я впутал его в хорошенькую историю". Я сказал: "Мне тоже так кажется". Он сказал: "Не могли бы вы извиниться от моего имени, когда станете ему писать?" Я сказал, что могу. Он подумал и добавил: "Кстати, он, вроде бы, небогат. Не послать ли мне ему фунтов двадцать, в возмещение, так сказать, убытков, а? Больше у меня сейчас нет. Как вы на это
смотрите?" Тут я, признаться, не выдержал и сообщил ему все, что думаю о нем и о его гнусном предложении. Я осведомился, по какому праву он смеет так обращаться с человеком, вся вина которого заключается в том, что он, видите ли, не принадлежит к его отвратительной компании. Он как-то опешил, пробормотал: "Странно, странно, что до моих дружков, например, так они только и знают, что с меня деньги тянут", -- и убрался восвояси.
На днях я совершил велосипедную прогулку в Литтл-Бичли, побывал в церкви Св. Магнуса, там есть очень интересные надгробья -- я сделал эскизы. Жаль, что Вас не было.
Ваш Артур Поттс.
Р. S. Насколько я могу понять. Вы решили всерьез посвятить себя преподавательской деятельности. На мой взгляд, образование прежде всего должно способствовать развитию нравственных качеств, а не только смирять инстинкты. Будущее, как мне кажется, принадлежит тем, кто умеет тонко чувствовать, а не волевым натурам. Было бы интересно узнать, что подсказывает Вам Ваш опыт в этом вопросе. Наш капеллан, кстати, со мной не согласен. Он полагает, что утонченность восприятия ослабляет силу воли. Хотелось бы познакомиться и с Вашей точкой зрения".
-- Что вы на это скажете? -- спросил Поль мистера Прендергаста, подавая ему письмо.
Тот внимательно изучил его и изрек:
-- По-моему, ваш друг заблуждается насчет чувств, на его месте я бы так не полагался на голос сердца.
-- Да нет же, я про деньги спрашиваю.
-- Боже правый! И вы еще сомневаетесь. Немедленно соглашайтесь.
-- Это самое настоящее искушение.
-- Мой мальчик, вы согрешите, если откажетесь. Подумать только, двадцать фунтов. Жалованье за полсеместра.
Зазвонили к чаю. В столовой Поль протянул письмо Граймсу.
-- Как мне поступить?
-- Ты про денежки, что ли? Бери, пока не раздумали.
-- Боюсь, что все не так просто.
Поль думал про деньги на уроках, думал одеваясь к обеду, думал за обедом. В тяжкой борьбе принципы, усвоенные с детства, одержали верх.
"Если я возьму эти деньги, -- рассуждал Поль, -- я так и не пойму, правильно я поступил или нет. Мне не будет покоя. Если же я их не приму, я буду твердо знать, что поступил правильно. Отказавшись, я смогу уверить себя, что, несмотря на все нелепые приключения последних десяти дней, я по-прежнему тот самый
Поль Пеннифезер, к которому я всегда относился с уважением. Это превосходная проверка жизнеспособности моих идеалов".
Он попытался объяснить свое состояние Граймсу, когда они вечером сидели у миссис Роберте.
-- Может статься, моя позиция выглядит странной, -- начал он. -- Ничего не поделаешь, так уж я воспитан. На первый взгляд, деньги взять следует. Дигби-Вейн-Трампингтон баснословно богат, и эти двадцать фунтов он все равно прокутит или просадит на скачках. Устроенный им кутеж принес мне невосполнимые потери. Рухнула моя будущая карьера, а кроме того, я лишился одновременно ста двадцати фунтов годовой университетской стипендии и двухсот пятидесяти фунтов, что выплачивались мне ежегодно опекуном из отцовского состояния. Казалось бы, эти двадцать фунтов принадлежат мне по праву. Но, -воскликнул Поль Пеннифезер, -- как же тогда быть с чувством собственного достоинства? Из поколения в поколение мы, представители английской буржуазии, именуя себя джентльменами, вкладываем в это понятие среди всего прочего уважение к себе и презрение к благам, которые мы не заработали своим трудом. Именно это и отличает джентльмена от аристократов, с одной стороны, и от представителей артистической богемы, с другой. Да, я джентльмен и ничего не могу с этим поделать: таким я родился. Ни за что не возьму этих денег.
-- Я и сам джентльмен, старина, -- отозвался Граймс, -- и, опасаясь, что ты начнешь рассуждать именно так, как рассуждаешь сейчас, я решил оказать тебе маленькую услугу и спас тебя от тебя же самого.
-- Что значит -- спас?
-- Дружище, ты, ради бога, не сердись, но сразу же после чая я отправил твоему приятелю Поттсу телеграмму: "Вели Трампингтону срочно выслать сумму", -- и подписался: "Пеннифезер". А пока суд да дело, мой кошелек к твоим услугам.
-- Негодяй! -- сказал Поль и вдруг почувствовал неизъяснимое облегчение. -- Слушай-ка, а не выпить ли нам по этому поводу?
-- Умница! -- ответил Граймс. -- Причем на сей раз угощаю я.
-- За нерушимость наших идеалов! -- провозгласил Поль, когда принесли пиво.
-- Красиво говоришь! -- подал голос Граймс. -- Будем здоровы!
Через два дня пришло второе письмо от Поттса.
"Дорогой Пеннифезер!
Посылаю Вам чек от Трампингтона на двадцать фунтов. На этом наши с ним отношения, слава богу, заканчиваются. Не буду скрывать. Ваша позиция в данном вопросе меня удивила, но Вам, безусловно, виднее. Стиггинс на днях читает у нас доклад на тему: "Подавление сексуальных инстинктов и религиозное сознание". Ожидается потасовка. Вы ведь знаете, какое значение придает Уолтон мистическому началу, которое Стиггинс, со своей стороны, склонен недооценивать.
Ваш Артур Поттс.
Р. S. В "Учительском обозрении" на днях появилась весьма любопытная статья насчет новых методов обучения, практикуемых в средней школе Иннсборо с целью развития координации чувств учащихся. В рот ученику помещается небольшой предмет, форму которого он должен определить и воспроизвести на доске красным мелком. Вы не пробовали применять этот метод на Ваших уроках? Прогрессивно ли настроены Ваши коллеги?".
-- Зануда этот твой Поттс, -- заметил Граймс, ознакомившись с посланием. -- Самый настоящий зануда. Но дело сделано, а это главное. С тебя, брат, причитается!
-- Конечно, конечно, -- сказал Поль. -- Непременно отпразднуем это. Может, и Пренди пригласим, а?
-- Почему бы и нет? Ему это будет только на пользу. Он что-то совсем зачах. Закатимся вечерком в "Метрополь", что в Кимприддиге, и отобедаем там. Но сначала надо, чтобы старик уехал, а то он заметит, что никто не дежурит.
В тот же день Поль посвятил в планы мистера Прендергаста.
-- Знаете, Пеннифезер, -- сказал тот, -- это так любезно с вашей стороны, что я просто слов не нахожу. С превеликим удовольствием. И не припомню, когда я в последний раз был в ресторане. Пожалуй, что до войны. Во всяком случае, никак не после войны. Мой мальчик, я просто растроган. Это замечательная идея.
И, к немалому смущению Поля, в глазах мистера Прендергаста показались слезы, мгновение -- и они покатились по щекам педагога.
Глава 7
ФИЛБРИК
Перед самым обедом погода совсем разгулялась, а к половине второго даже выглянуло солнце. Доктор почтил своим присутствием школьную трапезу, что бывало, надо сказать, нечасто. Когда он вошел, еда прекратилась, ножи с вилками были отложены.
-- Друзья, -- начал доктор, благосклонно поглядывая на своих питомцев, -- у меня есть для вас новости... Клаттербак, перестань жевать, когда я говорю... Манеры наших воспитанников, мистер Прендергаст, оставляют желать лучшего. Обращаю на это внимание префектов... Итак, друзья, завтра на школьном стадионе состоится главное спортивное событие года. Я имею в виду наш традиционный спортивный праздник, который в прошлом году, увы, пришлось отменить по причине всеобщей забастовки. Проведение праздника возлагается на мистера Пеннифезера, нашего выдающегося спортсмена. Сегодня -предварительные соревнования. Каждому из вас предстоит выступить во всех видах программы. Графиня Периметр любезно согласилась вручить награды победителям. Главный арбитр -- мистер Прендергаст, хронометрист -- капитан Граймс. У меня все, благодарю за внимание... Мистер Пеннифезер, после обеда загляните, пожалуйста, ко мне.
-- Боже правый, -- пробормотал Поль.
-- Прошлый раз я выиграл прыжки в длину, -- сообщил Бриггс, -- но все стали кричать, что у меня туфли с шипами. А у вас туфли с шипами?
-- Разумеется, -- ответил Поль.
-- А они говорят -- так нечестно. Мы никогда не знаем про соревнования заранее, попробуй подготовиться.
-- Завтра ко мне прикатит мамаша, -- сообщил Бест-Четвинд. -Удивительное невезение. Торчи при ней целый день...
Отобедав, Поль направился в гостиную, где и застал доктора. Он расхаживал по комнате в явном возбуждении.
-- Милости прошу, Пеннифезер. А мы, как видите, в праздничных хлопотах. Флоренс, позвони Клаттербакам и пригласи их, а заодно и Хоуп-Браунов. Уоррингтоны далеко, но их тоже позвать не мешает. Не забудь и про нашего викария со стариком майором Сайдботтомом. Словом, чем больше гостей, тем лучше. Ты же, Диана, займись угощением. Во-первых, бутерброды и непременно с foie gras1, а то прошлый раз ты купила ливерную колбасу, и у леди Банвей сделалось расстройство... Затем пирожные, побольше пирожных с глазурью. В общем, бери машину и поезжай в Лландидно за покупками. Вас, Филбрик, я попрошу заказать крюшон и помочь рабочим установить шатер, там у нас будет буфет. А флаги, Диана? С прошлого раза у нас должны были остаться флаги.
-- Я их пустила на тряпки, пыль вытирать, -- сказала Динги.
1 Паштет из гусиной печени (фр.).
-- Не беда, купим новые. Не надо жалеть расходов... К четырем часам, Пеннифезер, у нас должны быть результаты предварительных соревнований. Сообщите их по телефону в типографию, чтобы к завтрашнему дню нам могли напечатать программки. Скажите, что пятидесяти экземпляров будет достаточно, пусть только обязательно украсят их золоченой эмблемой школы... Нам понадобятся и цветы, Диана, много цветов, -- говорил доктор, широко разводя руками. -- Среди корзин с цветами мы разместим призы. Кстати, не купить ли нам букет для леди Периметр?
-- Нет, -- сказала Динги.
-- Что значит -- нет? -- сказал доктор. -- Букет нужен непременно. В те редкие мгновения, когда академический покой Лланабы сменяется праздничным ликованием, изящество и тонкий вкус не должны ведать преград... Роскошный букет, источающий упоительный аромат гостеприимства. Выбери лучшие цветы Уэльса, Диана, и не скупись... Цветы, юность, умудренная науками, драгоценности, музыка... -- вещал доктор, уносясь на крыльях фантазии в заоблачные выси и все более воодушевляясь от собственных же слов, -- музыка. Нам нужен оркестр.
-- Начинается, -- не выдержала Динги. -- Оркестр! Ты еще скажи, фейерверк.
-- Кстати, и фейерверк тоже не повредит, -- сказал доктор. -- Как ты полагаешь, не купить ли нам заодно и галстук мистеру Прендергасту? Сегодня я вдруг обратил внимание на то, как он убого одет.
-- Нет уж, -- отрезала Динги. -- Цветы или фейерверк еще куда ни шло, но всему есть предел. При чем тут, скажи на милость, галстук для мистера Прендергаста?
-- Пожалуй, ты права, -- согласился доктор. -- Но без музыки нам никак нельзя. Насколько мне известно, местный духовой оркестр занял на музыкальном фестивале Северного Уэльса третье место -- это было месяц назад. Поговори с ними, Флоренс. Главный у них, если мне не изменяет память, мистер Девис, начальник станции. А что Клаттербаки?
-- Приедут, -- сообщила Флосси. -- Все шестеро.
-- Вот и чудесно. Теперь о прессе. Надо позвонить во "Флинт энд Денби геральд", пусть пришлют фоторепортеров. Если будут репортеры, значит, понадобится виски. Проследите, Филбрик, чтобы все было как положено. А то, помнится, на одном таком празднестве я совсем забыл про виски для представителей прессы. В результате в газетах появился в высшей степени неудачный снимок. Дело в том, что во время бега с препятствиями мальчики порой оказываются в таких неэстетичных позах...
Теперь о призах. Ты, Диана, бери машину и поезжай в Лландидно, да захвати с собой Граймса, он тебе поможет приобрести призы. Здесь, думается, излишняя расточительность ни к чему. В противном случае у детей может возникнуть превратное представление о спорте. Интересно, а что скажет леди Периметр, если мы попросим увенчать наших юных чемпионов венками из петрушки? Как бы не обиделась?! Тем не менее следует помнить, что при выборе наград главными критериями отбора должны служить практичность, экономичность и долговечность.
Вы же, Пеннифезер, должны проследить, чтобы призовые места распределялись справедливо. Не допускайте, чтобы один и тот же ученик побеждал более чем в двух видах программы. Прошу вас обратить на это особое внимание! Неплохо было бы, я полагаю, если бы среди наших чемпионов оказался юный лорд Тангенс или, к примеру, юный Бест-Четвинд. Между прочим, его мать завтра тоже будет у нас в гостях.
Я прекрасно понимаю, что все это для вас несколько неожиданно, но, признаться, не далее как сегодня утром я узнал о намерении леди Периметр посетить наши края. Поскольку миссис Бест-Четвинд тоже к нам собиралась, я решил, что было бы просто грешно не воспользоваться таким благоприятным стечением обстоятельств. Нечасто, согласитесь, совпадают намерения столь именитых особ. Достопочтенная миссис Бест-Четвинд, -- кстати, она невестка лорда Пастмастера, -- дама весьма состоятельная. Она родом из Южной Америки. Говорили, что она отравила своего супруга, но юный Бест-Четвинд об этом, разумеется, не знает. До суда это не дошло, но толков в свое время было немало. Помните?
-- Нет, -- сказал Поль.
-- Она ему в кофе толченого стекла подсыпала, -- злобно подсказала Флосси.
-- Кофе по-турецки! -- хмыкнула Динги.
-- За работу же, -- воскликнул доктор. -- У нас дел по горло.
Когда Поль с мистером Прендергастом подошли к спортивной площадке, снова зарядил дождь. Полуголые и дрожащие от холода мальчики поджидали их, сбившись в жалкие кучки. Клаттербак успел шлепнуться в грязь и теперь тихо скулил за деревом.
-- Как же нам их делить? -- задумался Поль.
-- Понятия не имею, -- отозвался мистер Прендергаст. -- По правде сказать, не нравится мне эта затея.
Возник Филбрик -- он был в пальто и котелке.
-- Мисс Фейган передает вам свои извинения, но барьеры и шесты для прыжков она в свое время пустила на дрова. Говорит, что завтра попробует взять новые напрокат в Лландидно. Доктор надеется, что вы пока что-нибудь придумаете. А мне надо к садовникам, шатер дурацкий ставить.
-- Спортивные состязания, на мой взгляд, куда хуже концертов, -заметил мистер Прендергаст. -- Те хоть в помещении проводились. Господи, да я насквозь промок. Если б я знал про эти соревнования, я бы хоть обувь сдал в починку...
-- Извините, пожалуйста, -- подошел к ним Бест-Четвинд, -- но мы совсем окоченели. Может быть, пора начинать?
-- Давайте, -- согласился Поль. -- А что вы, собственно, должны делать?
-- Нам надо разделиться и пробежать дистанцию.
-- Прекрасно, тогда разбейтесь на четыре группы. Это оказалось не так-то просто. Дети требовали, чтобы в забеге принял участие и мистер Прендергаст. Наконец Поль возвестил:
-- Первый забег. Дистанция -- миля. Пренди, побудь-ка с ними, а мы с Филбриком пока постараемся как-то организовать прыжки.
-- А что я должен делать? -- забеспокоился мистер Прендергаст.
-- Пусть мальчишки пробегут до замка и обратно, а ты запишешь тех, кто займет первые два места в каждом из забегов.
-- Попробую, -- грустно отозвался мистер Прендергаст. Поль с Филбриком двинулись к павильону.
-- Я, между прочим, дворецкий, -- заговорил Филбрик, -- а вожусь с шатрами, точно бедуин какой.
-- Это ненадолго, -- заметил Поль.
-- Я и сам здесь ненадолго, -- ответил Филбрик. -- Не для того я родился, чтобы быть на побегушках.
-- Я вас понимаю.
-- Знаете, почему я здесь оказался?
-- Нет, -- отрезал Поль. -- Не знаю и знать не хочу, вам ясно?
-- Сейчас я вам все расскажу, -- продолжал как ни в чем не бывало Филбрик. -- Вышла вот какая штука.
-- Ваши гнусные признания меня не интересуют, сколько раз повторять.
-- Они никакие не гнусные, -- отвечал Филбрик. -- Это история любви. И, скажу вам честно, я не знаю истории прекраснее. О сэре Соломоне Филбрике, наверное, слыхали?
-- Нет.
-- Не может быть! Не слыхали о старине Солли?
-- Нет, а что?
-- А то, что это я. И, смею вас уверить, к югу от моста Ватерлоо1 это имя кое-что да значит. Скажите только: "Солли Филбрик из "Барашка и флага", если будете в Лондоне, -- поймете тогда, что такое слава.
-- Хорошо, попробую.
-- И учтите, я говорю: "Сэр Соломон Филбрик", но это так, больше для смеха. Так меня наши школьники называют. На самом-то деле я никакой не сэр, а самый обыкновенный Соломон Филбрик. Как вы или он. -- Филбрик ткнул пальцем себе за спину, откуда слабо доносились команды мистера Прендергаста: "На старт, на старт, непослушные мальчишки!" -- А они меня сэром величают. Из уважения.
-- Когда я скомандую: "Внимание, марш", начинайте бег, -- слышался голос мистера Прендергаста. -- Итак, внимание, марш... Почему же вы стоите на месте? -- И его призывы тотчас же утонули в звонких ребячьих протестах.
-- И учтите, -- не унимался Филбрик, -- слава пришла ко мне не сразу. Вырос я среди грубых людей, ох каких грубых. Вы с Птенчиком Филбриком знакомы не были?
-- Боюсь, что нет.
-- Еще бы! Дело-то давнее. А ведь неплохой боксер был. Не скажу великий, -- пил запойно, да и руки коротковаты, но свои пять фунтов за вечер он в нашем Ламбет-клубе зарабатывал исправно. К нему все там хорошо относились, а ведь иной раз налижется до чертиков, какой уж тут бокс. Короче, то был мой папаша, золотое сердце, но грубиян, что верно, то верно. Разнесчастную мою родительницу лупцевал -- страшное дело. Пару раз за это в кутузку попадал, а как выпустят, он опять так наподдаст... Нынче таких людей уж не встретишь, образованные все больно стали, да и виски, между прочим, не подешевело... Птенчик из меня тоже хотел боксера сделать. По субботам я стоял с губкой у канатов в нашем клубе и кое-что, между прочим, зарабатывал, а ведь совсем сопляком был. В клубе я и познакомился с Тоби Кратвеллом, о нем тоже не слыхали?
-- Мне, право, неловко, но не слыхал. Я вообще плохо знаю спортсменов.
-- Спортсменов? Так, по-вашему, выходит, Тоби Кратвелл спортсмен? Вот умора! Тоби Кратвелл, -- вновь оживился Филбрик, -- это тот, кто свистнул буллеровские бриллианты в девятьсот двенадцатом году, обчистил Объединенный стальной трест в девятьсот десятом, а в четырнадцатом хорошенько выпотрошил сейфы на острове Уайт. Нет, кем-кем, а спортсменом Тоби Кратвелл отродясь не бывал. Хорош спортсмен! Знаете, какую штуку он выкинул с Альфом Ларриганом, когда тот закрутил было с одной его подружкой? Нет? Так слушайте. Был у Тоби знакомый доктор по фамилии Питерфилд, жил он на Харли-стрит, а пациентов у него хоть пруд пруди. Так вот Тоби кое-что про него знал. Питерфилд угробил очередную его девчонку, когда та пришла к нему, потому что не хотела рожать. Тоби про это пронюхал, так что доктор был у него в руках. Альфа он убивать не стал -- не так был Тоби воспитан. Тоби вообще никого никогда не убивал, если не считать, конечно, всех этих поганых турок в войну, за что, если хотите знать, он орден заработал. Словом, подкараулил он Альфа, сводил его к доктору Питерфилду, ну и... -- Филбрик перешел на шепот.