-- Мне не понравилась речь леди Периметр, -- сказала Флосси. -- А вам?
-- Мне тоже, -- сказал доктор, -- а уж миссис Клаттербак и подавно. Все эти разговоры насчет забега. Хорошо, что юный Клаттербак показал такие отменные результаты на предварительных соревнованиях.
-- И еще она все время про какую-то охоту говорила, -- вставила Динги. -- При чем тут охота?
-- Леди Периметр не слишком-то разбирается в спорте, -- сказал доктор. -- Я и раньше обращал внимание, что женщины ее круга склонны видеть в легкой атлетике сильно ухудшенный вариант лисьей охоты. Что совершенно не соответствует действительности. Не могу взять в толк, почему она так остро восприняла слова мистера Чолмон-длея насчет жестокого обращения с животными. Поистине неуместная обида! Не одобряю и ее реплики насчет либеральной партии. Ведь она же знала, что мистер Клаттербак трижды баллотировался от либералов. Одним словом, разговор получился на редкость неприятным. Когда она уехала, я, признаться, вздохнул с облегчением.
1 Медицинское вскрытие (букв.: после смерти, лат.).
-- Какое миленькое авто у миссис Бест-Четвинд, -- сказала Флосси, -- но зачем она хвастается ливрейным лакеем?
-- Лакей еще что, -- сказала Динги. -- А вот ее спутник... Представляете -- он спросил меня, слыхала ли я о Томасе Гарди.
-- А меня пригласил поехать с ним в Рейгейт1 на воскресенье, -- сообщила Флосси. -- Он такой галантный...
-- Флоренс, надеюсь, ты отказала?!
-- Да, -- вздохнула Флосси, -- отказала.
Некоторое время шагали молча, потом заговорила Динги:
-- А что прикажешь делать с фейерверком? Из-за тебя ведь купили.
-- Сейчас мне не до фейерверка, -- сказал доктор. -- Отложим до лучших времен.
Вернувшись в учительскую, Поль с Граймсом молча уселись в кресла. Оставленный без присмотра, камин еле теплился.
-- Итак, старина, -- сказал Граймс, -- стало быть, конец?
-- Конец, -- сказал Поль.
-- Растаяла веселая толпа?..
-- Растаяла.
-- И снова тишь да гладь да божья благодать?
-- Именно.
-- Воспитание леди Периметр оставляет желать лучшего, согласен?
-- Согласен.
-- А Пренди-то как осрамился, а? .
-- Угу.
-- Эге, дружище, да ты что-то совсем раскис. Праздничное похмелье? Устал от светской суеты?
-- Послушай, -- не выдержал Поль. -- А какие, по-твоему, отношения у миссис Бест-Четвинд с этим самым Чолмондлеем?
-- Вряд ли она печется исключительно о расширении его кругозора.
-- Мне тоже так показалось...
-- Похоже, все упирается в добрую старую постель.
-- Может быть.
-- Не может быть, а так оно и есть. Господи, это что еще за грохот?
Вошел мистер Прендергаст.
-- Пренди, старина, -- сказал Граймс. -- Ты изрядно подмочил репутацию педагогов нашего заведения.
-- К чертовой бабушке педагогов. Что они смыслят в перегородках у клироса?
-- Ты только не волнуйся. Здесь все свои. Поставим такие перегородки, какие скажешь.
-- Дай им волю, так они и младенцев крестить перестанут. Нет-с, церковь была и будет непоколебимой в вопросах нравственных и духовных. Конечно, зайди речь о проблеме еды и питья, -- запинаясь продолжал мистер Прендергаст, -- еды и питья, а не крещения младенцев... питья.
И он плюхнулся на стул.
-- Печальный случай, -- изрек Граймс. -- Очень даже печальный. Пойми же, Пренди, ты сегодня дежуришь, а через две минуты звонок.
-- Тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом!
-- Пренди, это ребячество.
-- Есть песенки про колокола и про колокольчики -- дверные, лесные и пастушьи, про то, как на свадьбе звонят, и на похоронах, и при выносе святых даров.
Поль с Граймсом невесело переглянулись.
-- Боюсь, что кому-то из нас придется отдежурить вместо него.
-- Еще чего, -- сказал Граймс. -- Мы ведь с тобой собрались к миссис Роберте. От одного вида Пренди у меня в глотке пересохло.
-- Нельзя же его так бросить.
-- Ничего с ним не случится. Больше обычного наши паршивцы хулиганить не будут.
-- А вдруг старик застукает его в таком виде?
-- Не застукает.
Зазвенел звонок. Мистер Прендергаст вскочил, поправил парик и, опершись о камин, застыл в торжественной позе.
-- Молодчина! -- сказал Граймс. -- А теперь ступай к нашим детишкам и немножко вздремни.
Напевая что-то себе под нос, мистер Прендергаст двинулся в путь.
-- Так-то оно лучше будет, -- сказал Граймс. -- Временами, знаешь ли, я люблю его, как сына. А ловко он врезал этому мавру насчет церквушек, да?
1 Старинный город на юго-востоке Англии, центр туризма.
Рука об руку шагали друзья по аллее.
-- Миссис Бест-Четвинд приглашала меня навестить ее, когда я буду в Лондоне, -- сказал Поль.
-- Серьезно? В таком случае желаю удачи. Высший свет и блестящее общество не моя стихия, но если ты до этого охотник, миссис Бест-Четвинд -то, что надо. Какую газету ни откроешь -- обязательно на ее фотографию наткнешься.
-- Ну и как она получается? -- полюбопытствовал Поль. Граймс с интересом на него уставился:
-- Обыкновенно получается, а что ты, собственно...
-- Нет, нет, я просто так спросил. Духовой оркестр Лланабы в полном составе расположился в пивной миссис Роберте: перебраниваясь, музыканты делили добычу.
-- Вот и трудись "Воины Харлеха" потом священные нечестно давать мне сколько всем кормить свояченицу надо скажите джентльмены, вот как, -обратился к ним начальник станции.
-- Не поднимай волну, старина, -- шепнул Граймс, -- а то возьму да и расскажу твоим ребятам про фунт, что ты содрал с доктора.
Дебаты продолжались по-валлийски, но было видно, что начальник станции умерил свой пыл.
-- Ловко я его, а? -- обратился Граймс к Полю. -- Ты уж мне поверь -- в валлийские тяжбы лучше не вмешиваться. Ирландцы набьют друг другу морды -- и дело с концом, а эти будут нудить одно и то же до скончания века. Они еще год будут делить эти несчастные три фунта, помяни мое слово.
-- А мистер Бест-Четвинд давно умер? -- спросил вдруг Поль.
-- По-моему, недавно, а что?
-- Ничего, я просто так. Некоторое время они молча курили.
-- Если Бест-Четвинду пятнадцать, -- снова заговорил Поль, -- то ей может быть всего тридцать один, так?
-- Влюбился! -- изрек Граймс.
-- Ничуть.
-- По уши!
-- Глупости.
-- Нежно, но страстна, а?
-- Перестань.
-- Сражен стрелой Купидона-проказника.
-- Вздор.
-- Весенние надежды, юные мечты?
-- Нет.
-- А учащение пульса?
-- Нет же.
-- А сладкое томленье взволнованной души, хе-хе?
-- Ерунда.
-- Любит не любит, так?
-- Да ну тебя!
-- Frisson? Je ne sais quoi?1
-- Ничего подобного.
-- Лжец! -- подвел итог Граймс.
Снова помолчали, потом Поль выдавил из себя:
-- А знаешь, ты, кажется, прав.
-- То-то же, старина. Скорее в бой и возвратись с победой. За вас и ваше счастье. Твое здоровье.
Поль, поддерживаемый заботливым Граймсом, возвращался домой новым человеком. Вечерние занятия давно окончились. У камина в учительской стоял Прендергаст и довольно ухмылялся.
-- Привет старому винному бурдюку! Как дела, Пренди?
-- Превосходно! -- отвечал мистер Прендергаст. -- Лучше не бывает. Я выпорол двадцать три ученика.
Глава 11
ФИЛБРИК (продолжение)
На другой день воинственность мистера Прендергаста бесследно улетучилась.
-- Голова болит? -- спросил Граймс.
-- Признаться, побаливает.
-- В глазах резь? Пить хочется?
-- Немножко.
-- Бедняга! Как мне все это знакомо. Зато хоть погулял на славу, скажешь -- нет?
-- Вчерашнее я помню весьма смутно, но в замок я возвращался с Филбриком, и он мне все про себя рассказал. Оказывается, он очень богат и никакой не дворецкий.
1 Трепет? Сам не знаю, что со мной? (фр.)
-- Знаю, -- сказали в один голос Поль с Граймсом.
-- Как, вы оба знаете? Лично для меня это было полнейшей неожиданностью, хотя и раньше, признаться, я замечал в нем некоторую надменность. Но мне все кажутся надменными. Значит, он вам все-все рассказал? И как португальского графа застрелил, да?
-- Нет, этого он мне не рассказывал, -- сказал Поль.
-- Португальского графа, говоришь, застрелил? А ты, часом, не ослышался, дружище?
-- Нет, нет. Я был страшно удивлен. Наш дворецкий на самом деле -- сэр Соломон Филбрик, судовладелец.
-- Писатель, ты хочешь сказать, -- возразил Граймс.
-- Бывший взломщик, -- сказал Поль. Коллеги переглянулись.
-- Похоже, братцы, нас водят за нос, -- подытожил Граймс.
-- Вот что я услышал, -- продолжал мистер Прендергаст. -- Все началось с нашего спора с этим чернокожим юношей о церковной архитектуре. Тогда-то и выяснилось, что у Филбрика есть особняк и живет он на Карлтон-Хаус-Террас.
-- Да нет же, в Кембервелл-Грине.
-- А не в Чейни-Уоке?
-- Я рассказываю с его собственных слов. Особняк у него, повторяю, на Карлтон-Хаус-Террас. Адрес я хорошо запомнил, потому что сестра миссис Крамп одно время служила гувернанткой в доме по соседству. Филбрик поселился там с актрисой, которая, как это ни огорчительно, не была его женой. Как ее звали, я забыл, помню только, что имя очень известное. Однажды в клубе "Атенеум" к Филбрику подошел архиепископ Кентерберийский и сказал, что правительство обеспокоено его беспутной жизнью, но что если он пересмотрит свое поведение, то его сделают пэром. Филбрик отказался. Он, между прочим, католического вероисповедания, забыл вам сказать. Это, правда, ни в коей мере не объясняет, почему он у нас обосновался, несомненно лишь одно -- он человек известный и влиятельный. Он рассказывал, что его корабли плавают по всему свету.
Как-то раз они с актрисой устроили званый ужин. Потом сели играть в баккара. Среди гостей был некий португальский граф, весьма подозрительная, по словам Филбрика, личность из дипломатической миссии. Вскоре игра превратилась в состязание между ними двоими. Филбрику страшно везло, и граф сначала проиграл все наличные, а затем стал писать долговые расписки и написал их великое множество.
Наконец где-то под утро граф сорвал с пальца графини -- она сидела рядом и как завороженная следила за игрой -- кольцо с громадным изумрудом. С голубиное яйцо, как сказал мне Филбрик.
"Это наша семейная реликвия со времен первого крестового похода, -сказал португальский граф. -- Я так надеялся оставить ее моему несчастному маленькому сыну". -- И с этими словами он бросил изумруд на стол.
"Ставлю новый четырехтрубный лайнер "Королева Аркадии"", -- сказал Филбрик.
"Мало", -- сказала графиня.
"...паровую яхту "Ласточка", четыре буксира и угольную баржу", -отчеканил Филбрик. Все встали и как один зааплодировали его великодушному жесту. Сдали карты. Выиграл Филбрик. Учтиво поклонившись, он вручил изумруд португальской графине.
"Вашему сыну", -- сказал он. Опять все зааплодировали, но португальский граф был вне себя от ярости. "Вы растоптали мою честь, -- заявил он. -- Но мы, португальцы, знаем, как смывать подобные оскорбления".
Не теряя времени даром, они отправились в Хайд-парк, благо он был в двух шагах. Светало. Противники сошлись, грянули выстрелы. У подножия статуи Ахилла Филбик смертельно ранил португальского графа. Его так и оставили лежать с дымящимся пистолетом в руке.
Садясь в автомобиль, португальская графиня поцеловала Филбрику руку. "Никто ничего не узнает, -- сказала она. -- Пусть думают, что это самоубийство. Только мы с вами будем знать правду". Но Филбрика словно подменили. Он прогнал актрису и долгими ночами блуждал в глубокой печали по опустевшему дому, удрученный содеянным. Португальская графиня позвонила ему, но он сказал ей, что она не туда попала. Наконец, он решил исповедаться. Ему было сказано оставить дом и состояние и в течение трех лет жить среди обездоленных. Вот он и приехал к нам, -- эпически закончил мистер Прендергаст. -- Разве вам он рассказывал что-то другое?
-- О да! -- сказал Поль.
-- Абсолютно ничего общего, -- сказал Граймс. -- Разговорились мы одним вечером у миссис Робертс. Вот что я услышал. Филбриков папаша был человек со странностями. Разбогател он еще в молодости, на алмазных приисках, а потом осел в провинции и решил на старости лет подзаняться изящной словесностью. У него было двое детей: Филбрик и дочка Грейси. В Филбрике старик души не чаял, а на Грейси смотрел как на пустое место. Грейси только-только читала по складам "Кошка села на окошко", а Филбрик уже шпарил наизусть всего Шекспира -- "Гамлета" и все такое прочее. Когда Филбрику исполнилось восемь лет, в местной газете опубликовали сонет его сочинения. После этого для Грейси настали и вовсе черные дни, жила она на кухне, словно Золушка, а смышленый чертенок Филбрик как сыр в масле катался, сыпал цитатами, заливался соловьем. Потом Филбрик окончил Кембридж и в Лондоне обосновался, стал книги писать. Старик, сами понимаете, в полном восторге, Филбриковы творения в синий сафьян переплетает и в особый шкаф ставит, а на шкафу -бюст Филбрика. Бедняжке Грейси стало совсем невмоготу, вот она взяла и удрала с каким-то молодым человеком -- он автомобилями торговал. В книгах он не смыслил ни черта, да и в автомобилях, как вскоре выяснилось, тоже. Помирая, старик все завещал Филбрику, а Грейси досталось несколько книжек и больше ничего. Автомобилист женился в надежде, что от тестя что-нибудь да перепадет, но когда оказалось, что надеяться не на что, он живо смотал удочки. Филбрик и бровью не повел. По его словам, он жил тогда ради искусства. Он только нанял квартиру попросторнее и снова давай книжки писать. Не раз приходила к нему Грейси, просила ей помочь, но Филбрику было не до сестры -- он писал. Делать нечего, нанялась Грейси кухаркой в один дом в Саутгейте, а через год померла. Поначалу Филбрик особо не огорчался, померла и померла, но недели через две начали твориться странности. В спальне, в кабинете, по всему дому запахло кухней. Филбрик позвал архитектора. Тот никакого запаха не учуял, но по требованию Филбрика перестроил кухню и понаставил уйму вентиляторов. Вонь только усилилась. Даже одежда насквозь пропахла горелым жиром, так что бедняга Филбрик нос на улицу высунуть боялся. Наладился он было за границу -- но и Париж провонял английской кухней. А тут еще стал ему мерещиться стук тарелок -- гремят по ночам, заснуть не дают, а днем в кабинете донимают, где уж тут книги сочинять. Сколько раз он просыпался ночью и слышал, как рыба на сковородке жарится, трещит и чайники свистят. Тогда его и осенило -- Грейси! Это она не дает ему покоя. Не долго думая, отправился он в Общество Потусторонних Связей и попросил, чтобы ему устроили с ней разговор. Филбрик спросил, как искупить вину, а Грейси ему ответила, что он должен год прожить среди прислуги и написать книгу, чтобы все почувствовали, как ей несладко живется. Филбрик взялся за дело. Сперва он нанялся поваром, но это было не по его части: семья, на которую он готовил, отравилась, и ему пришлось уволиться. Вот он и приехал к нам. Филбрик говорит, что эту книгу нельзя читать без слез, и все обещал мне ее как-нибудь показать. Ну как, похоже на то, что он наплел Прейди?
-- Не очень. А насчет женитьбы на Динги он ничего не говорил?
-- И словом не обмолвился. Сказал только, что когда запах исчезнет, он будет самым счастливым человеком на свете. Невеста у него, правда, какая-то есть -- поэтесса из Челси, кажется. Не пожелал бы я иметь такого шурина. Правда, и моя Флосси не подарок, что верно, то верно. Да уж чего тут говорить, старая песня...
Поль, со своей стороны, поведал друзьям о "Барашке и флаге", а также о Тоби Кратвелле.
-- Хотелось бы только знать, -- сказал он в заключение, -- кто из нас услышал правду.
-- Никто, -- уверил его мистер Прендергаст.
Глава 12
АГОНИЯ КАПИТАНА ГРАЙМСА
Через два дня Поль и Бест-Четвинд встретились за органом в местной церкви.
-- По-моему, я сейчас сыграл неважно?
-- Ты прав.
-- Можно, я чуточку передохну?
-- Сделай милость.
-- У Тангенса нога вся распухла и почернела, -- весело сообщил Бест-Четвинд.
-- Какой кошмар! -- сказал Поль.
-- Утром я получил письмо от мамаши, -- продолжал Бест-Четвинд. -- Там есть кое-что про вас. Хотите, прочитаю?
Он извлек конверт. Письмо было написано на очень плотной бумаге.
-- Сначала тут о скачках и про ссору с Чоки. Ему, видите ли, не понравилось, как она перестроила наш загородный дом. Пора бы уж и спровадить этого типа, как вы думаете?
-- А про меня что? -- сказал Поль.
-- Вот, пожалуйста: "И еще, моя радость, в твоем последнем письме столько ошибок, что просто ужас. Ты ведь знаешь, как я хочу, чтобы ты был умницей, поступил в Оксфорд и вообще. Может быть, тебе позаниматься немножко на каникулах, как ты считаешь? Ты только не сердись. С каким-нибудь славным молодым преподавателем. Например, с тем вашим симпатичным, ты еще его хвалил? Как ты думаешь, сколько ему предложить? Я ведь в таких делах ничего не смыслю. Я имею в виду не того, кто тогда напился, хотя и он очень мил". Вот видите, -- сказал Бест-Четвинд. -- О вас речь. Не о Граймсе же.
-- Я подумаю, -- сказал Поль. -- Вообще-то мысль неплохая...
-- Неплохая-то она неплохая, -- задумчиво протянул Бест-Четвинд, -- но когда преподаватель очень всерьез относится к своим обязанностям, хорошего мало -- этот Прендергаст меня на днях выпорол.
-- Значит, никаких уроков органа! -- предупредил Поль. Вопреки ожиданиям Поля, Граймс выслушал вести без энтузиазма. Он сидел в учительской у камина и уныло грыз ногти.
-- Поздравляю, дружище, -- безучастно обронил он. -- Это хорошо. Рад за тебя, ей-богу, рад.
-- Говоришь, рад, а сам мрачный.
-- Разве? Вообще-то, я опять в луже.
-- Что-нибудь серьезное?
-- Увы!
-- Извини, я не знал. Что же теперь делать?
-- Пока пришлось объявить о помолвке.
-- Представляю, как радуется Флосси.
-- Уж это как пить дать, радуется, черти бы ее драли.
-- А как старик?
-- Обалдел, конечно. Сидит теперь, думу думает. Ничего, глядишь, все еще образуется.
-- Конечно, образуется, почему бы и нет?
-- Есть, брат, одна тонкость. Я вроде бы тебе не говорил -- я ведь уже женат.
Вечером Поля вызвали к директору. Доктор Фейган был в двубортном смокинге, который при появлении Поля он судорожно одернул. Вид у него был постаревший и больной.
-- Видите ли, Пеннифезер, -- начал он. -- Сегодня утром на меня обрушилось несчастье, вернее сказать, два несчастья. Первого, как это ни прискорбно, следовало ожидать. Ваш коллега Граймс был изобличен -- с предъявлением доказательств, не оставляющих сомнений в его виновности -- в проступке, или, иначе выражаясь, в образе действий, которого я не в состоянии ни понять, ни извинить. С вашего разрешения, я опускаю подробности. Впрочем, это бы еще полбеды -- за долгие годы работы в школе мне не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями. В состояние крайнего -- скажем так -- удручения меня повергло нечто совсем другое: сегодня я узнал, что этот человек помолвлен с моей старшей дочерью. Чего я, дорогой Пеннифезер, уж никак не ожидал. В сложившихся обстоятельствах я вынужден рассматривать помолвку как самое настоящее и, замечу, совершенно незаслуженное оскорбление в свой адрес. Я обращаюсь к вам, Пеннифезер, исключительно потому, что за недолгое наше знакомство убедился, что вы человек достойный доверия и уважения.
Доктор вынул из кармана крепдешиновый платок, с чувством высморкался и продолжал:
-- Согласитесь, что Граймс не тот человек, которого хотелось бы видеть своим зятем. Я бы простил ему его протез, вечное нищенство, вопиющую безнравственность, гадкую физиономию. И с его омерзительным лексиконом я бы тоже смирился -- будь он хоть немного джентльменом. Не сочтите меня снобом. Конечно, как вы уже, вероятно, заметили, я отношусь с предубеждением к низшему сословию. Что поделаешь -- это действительно так. Я был женат на женщине из низов. Но мы несколько отвлеклись. Я хотел вам сказать вот о чем. Побеседовав с этой несчастной, с Флосси, я пришел к выводу, что она не питает к Граймсу никаких нежных чувств. Это вполне естественно -- она, как-никак, моя дочь. Однако она одержима желанием выйти замуж -- и как можно скорее. Так вот, если бы моим зятем стал порядочный человек, я готов был бы сделать его своим партнером. Лланаба приносит три тысячи фунтов в год, во многом, разумеется, благодаря стараниям нашей милой Дианы. Следовательно, мой младший партнер первоначально мог бы рассчитывать на тысячу фунтов в год, а после моей смерти его доля, естественно, возрастет. Полагаю, что многие молодые люди нашли бы мое предложение заманчивым. Вот я и подумал, дорогой Пеннифезер, почему бы нам с вами не взглянуть на вещи по-деловому, без предрассудков. Не будем кривить душой, ходить вокруг да около, а вместо этого... как говорится, чем черт не шутит... словом, почему бы вам... Надеюсь, вы меня поняли?
-- Да, сэр, -- сказал Поль. -- Но это исключено. Я не хотел бы вас обидеть, но, к великому сожалению, это невозможно.
-- Не нужно извинений, мой милый. Я прекрасно вас понимаю. Увы, я ожидал именно такого ответа. Значит, чему быть, того не миновать, -- Граймс. К мистеру Прендергасту, я полагаю, с подобными разговорами обращаться бесполезно.
-- Если б вы знали, как я признателен за оказанное доверие...
-- Не стоит благодарности. Итак, свадьба состоится ровно через неделю. Увидитесь с Граймсом -- так ему и передайте. Мне хотелось бы свести наши отношения с ним до минимума. Но, может быть, надо все же как-то отметить событие? -- На мгновение в глазах доктора загорелись искорки и тотчас же погасли. -- Впрочем, нет. Хватит и спортивного праздника. Юный лорд Тангенс по-прежнему в постели, бедный мальчик.
Поль отправился в учительскую и доложил Граймсу насчет свадьбы.
-- Проклятье! -- буркнул Граймс. -- Я-то, дурень, надеялся, что все развалится.
Что тебе подарить на свадьбу? -- спросил Поль.
Граймс вдруг просиял:
А кто нам с Прейди обещал попойку?
-- Я! Пируем завтра! -- торжественно возвестил Поль.
"Метрополь" в Кимприддиге -- самый большой отель во всем Северном Уэльсе. Он величественно раскинулся на возвышенности, откуда открывается морской пейзаж, который в рекламных проспектах железнодорожных компаний дерзко сравнивается с Неаполитанским заливом. Строился "Метрополь" в сытые довоенные времена, и хозяева-основатели не поскупились на мрамор и зеркала. Однако, вопреки их чаяниям, долгожданная слава так и не пришла к отелю, и теперь повсюду проглядывает запустение. Цементный пол на главной террасе весь потрескался, по зимнему саду гуляют сквозняки, а в "Мавританском дворике" -- кладбище кресел-каталок. Но это еще не все: фонтаны не работают, оркестр, в былые времена увеселявший вечерами гостей в бальной зале, теперь заменила радиола (правда, очень дорогая), и один из официантов умеет с ней обращаться, почтовая бумага с вензелем отеля исчезла, а простыни на кроватях сели от стирок. Про все эти недостатки Полю, Граймсу и мистеру Прендергасту доложил Филбрик, когда друзья перед обедом расположились с коктейлями в "Оазисе".
-- Но при этом дороговизна несусветная, -- жаловался Филбрик, который в последнее время сделался на редкость обходительным. -- Правда, мы в Уэльсе, так что и на этом спасибо. Я, например, просто не могу без комфорта. Жаль, уезжать надо, а то бы я с радостью пригласил вас, джентльмены, отобедать.
-- Филбрик, дружище, -- молвил Граймс, -- мы с ребятами давно собираемся тебя спросить, как там поживают твои пароходы, сейфы и романы?
-- Если хотите начистоту, -- ничуть не смутился Филбрик, -- то все это, конечно, неправда. Но когда-нибудь вы узнаете правду. И ахнете. Ну, мне пора в замок. Счастливо оставаться.
-- Нет, вы только посмотрите, как его здесь привечают, -- подивился Граймс, глядя вслед уходящему в ночь Филбрику -- того почтительнейше провожали к выходу управляющий с метрдотелем. -- Представляю, что он им о себе наплел.
-- Да это же ключи! -- воскликнул мистер Прендергаст, до сих пор молчавший. За полчаса, проведенные в "Метрополе", он не шелохнулся на своем позолоченном стуле и, словно зачарованный, водил блестящими от возбуждения глазами по сторонам, стараясь ничего не пропустить из царившего вокруг веселья.
-- Какие ключи, Пренди?
-- От номеров. Видите, вон там дают. Я-то сначала подумал -- деньги.
-- Ах вон что тебе не дает покоя. А я-то, грешным делом, подумал, что ты решил приударить за барышней, что у конторки.
-- Полно вам, Граймс, -- хихикнул мистер Прендергаст и покраснел.
Поль повел спутников в ресторан.
-- Как опытный учитель французского, -- сказал Граймс, изучив меню, -начну-ка я с добрых старых hu tres1.
Мистер Прендергаст атаковал грейпфрут.
-- Какой большой апельсин, -- вздохнул он, одержав нелегкую победу. -Да-а, у них все здесь на широкую ногу. Суп подали в маленьких алюминиевых плошечках.
-- Почем старинное серебро? -- осведомился Граймс. Коммерсанты из Манчестера, кутившие рядом, стали коситься на друзей.
-- Кто это тут шипучкой накачивается? -- сказал Граймс, заметив официанта, согнувшегося под тяжестью ведерка со льдом, из которого торчала большая бутылка шампанского. -- Батюшки! Да это же нам!
-- Сэр Соломон Филбрик просит передать капитану Граймсу свои самые сердечные поздравления по случаю его предстоящей женитьбы, сэр!
Граймс ухватил официанта за рукав:
-- Постой-ка, приятель, ты сэра Соломона Филбрика хорошо знаешь?
-- Он наш частый гость, сэр.
-- Кутит небось напропалую, а?
-- Он всегда бывает у нас один, но ни в чем себе не отказывает, сэр.
-- Платит-то наличными?
-- Не могу сказать ничего определенного, сэр. Чего-нибудь еще принести, сэр?
-- Ладно, старина, не нервничай. Мы ведь с ним не разлей вода, учти.
-- Послушайте, Граймс, -- не выдержал мистер Прендергаст, -- ваш допрос вывел его из себя, и теперь вон тот полный человек не спускает с нас глаз.
-- Мне тоже, -- сказал доктор, -- а уж миссис Клаттербак и подавно. Все эти разговоры насчет забега. Хорошо, что юный Клаттербак показал такие отменные результаты на предварительных соревнованиях.
-- И еще она все время про какую-то охоту говорила, -- вставила Динги. -- При чем тут охота?
-- Леди Периметр не слишком-то разбирается в спорте, -- сказал доктор. -- Я и раньше обращал внимание, что женщины ее круга склонны видеть в легкой атлетике сильно ухудшенный вариант лисьей охоты. Что совершенно не соответствует действительности. Не могу взять в толк, почему она так остро восприняла слова мистера Чолмон-длея насчет жестокого обращения с животными. Поистине неуместная обида! Не одобряю и ее реплики насчет либеральной партии. Ведь она же знала, что мистер Клаттербак трижды баллотировался от либералов. Одним словом, разговор получился на редкость неприятным. Когда она уехала, я, признаться, вздохнул с облегчением.
1 Медицинское вскрытие (букв.: после смерти, лат.).
-- Какое миленькое авто у миссис Бест-Четвинд, -- сказала Флосси, -- но зачем она хвастается ливрейным лакеем?
-- Лакей еще что, -- сказала Динги. -- А вот ее спутник... Представляете -- он спросил меня, слыхала ли я о Томасе Гарди.
-- А меня пригласил поехать с ним в Рейгейт1 на воскресенье, -- сообщила Флосси. -- Он такой галантный...
-- Флоренс, надеюсь, ты отказала?!
-- Да, -- вздохнула Флосси, -- отказала.
Некоторое время шагали молча, потом заговорила Динги:
-- А что прикажешь делать с фейерверком? Из-за тебя ведь купили.
-- Сейчас мне не до фейерверка, -- сказал доктор. -- Отложим до лучших времен.
Вернувшись в учительскую, Поль с Граймсом молча уселись в кресла. Оставленный без присмотра, камин еле теплился.
-- Итак, старина, -- сказал Граймс, -- стало быть, конец?
-- Конец, -- сказал Поль.
-- Растаяла веселая толпа?..
-- Растаяла.
-- И снова тишь да гладь да божья благодать?
-- Именно.
-- Воспитание леди Периметр оставляет желать лучшего, согласен?
-- Согласен.
-- А Пренди-то как осрамился, а? .
-- Угу.
-- Эге, дружище, да ты что-то совсем раскис. Праздничное похмелье? Устал от светской суеты?
-- Послушай, -- не выдержал Поль. -- А какие, по-твоему, отношения у миссис Бест-Четвинд с этим самым Чолмондлеем?
-- Вряд ли она печется исключительно о расширении его кругозора.
-- Мне тоже так показалось...
-- Похоже, все упирается в добрую старую постель.
-- Может быть.
-- Не может быть, а так оно и есть. Господи, это что еще за грохот?
Вошел мистер Прендергаст.
-- Пренди, старина, -- сказал Граймс. -- Ты изрядно подмочил репутацию педагогов нашего заведения.
-- К чертовой бабушке педагогов. Что они смыслят в перегородках у клироса?
-- Ты только не волнуйся. Здесь все свои. Поставим такие перегородки, какие скажешь.
-- Дай им волю, так они и младенцев крестить перестанут. Нет-с, церковь была и будет непоколебимой в вопросах нравственных и духовных. Конечно, зайди речь о проблеме еды и питья, -- запинаясь продолжал мистер Прендергаст, -- еды и питья, а не крещения младенцев... питья.
И он плюхнулся на стул.
-- Печальный случай, -- изрек Граймс. -- Очень даже печальный. Пойми же, Пренди, ты сегодня дежуришь, а через две минуты звонок.
-- Тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом!
-- Пренди, это ребячество.
-- Есть песенки про колокола и про колокольчики -- дверные, лесные и пастушьи, про то, как на свадьбе звонят, и на похоронах, и при выносе святых даров.
Поль с Граймсом невесело переглянулись.
-- Боюсь, что кому-то из нас придется отдежурить вместо него.
-- Еще чего, -- сказал Граймс. -- Мы ведь с тобой собрались к миссис Роберте. От одного вида Пренди у меня в глотке пересохло.
-- Нельзя же его так бросить.
-- Ничего с ним не случится. Больше обычного наши паршивцы хулиганить не будут.
-- А вдруг старик застукает его в таком виде?
-- Не застукает.
Зазвенел звонок. Мистер Прендергаст вскочил, поправил парик и, опершись о камин, застыл в торжественной позе.
-- Молодчина! -- сказал Граймс. -- А теперь ступай к нашим детишкам и немножко вздремни.
Напевая что-то себе под нос, мистер Прендергаст двинулся в путь.
-- Так-то оно лучше будет, -- сказал Граймс. -- Временами, знаешь ли, я люблю его, как сына. А ловко он врезал этому мавру насчет церквушек, да?
1 Старинный город на юго-востоке Англии, центр туризма.
Рука об руку шагали друзья по аллее.
-- Миссис Бест-Четвинд приглашала меня навестить ее, когда я буду в Лондоне, -- сказал Поль.
-- Серьезно? В таком случае желаю удачи. Высший свет и блестящее общество не моя стихия, но если ты до этого охотник, миссис Бест-Четвинд -то, что надо. Какую газету ни откроешь -- обязательно на ее фотографию наткнешься.
-- Ну и как она получается? -- полюбопытствовал Поль. Граймс с интересом на него уставился:
-- Обыкновенно получается, а что ты, собственно...
-- Нет, нет, я просто так спросил. Духовой оркестр Лланабы в полном составе расположился в пивной миссис Роберте: перебраниваясь, музыканты делили добычу.
-- Вот и трудись "Воины Харлеха" потом священные нечестно давать мне сколько всем кормить свояченицу надо скажите джентльмены, вот как, -обратился к ним начальник станции.
-- Не поднимай волну, старина, -- шепнул Граймс, -- а то возьму да и расскажу твоим ребятам про фунт, что ты содрал с доктора.
Дебаты продолжались по-валлийски, но было видно, что начальник станции умерил свой пыл.
-- Ловко я его, а? -- обратился Граймс к Полю. -- Ты уж мне поверь -- в валлийские тяжбы лучше не вмешиваться. Ирландцы набьют друг другу морды -- и дело с концом, а эти будут нудить одно и то же до скончания века. Они еще год будут делить эти несчастные три фунта, помяни мое слово.
-- А мистер Бест-Четвинд давно умер? -- спросил вдруг Поль.
-- По-моему, недавно, а что?
-- Ничего, я просто так. Некоторое время они молча курили.
-- Если Бест-Четвинду пятнадцать, -- снова заговорил Поль, -- то ей может быть всего тридцать один, так?
-- Влюбился! -- изрек Граймс.
-- Ничуть.
-- По уши!
-- Глупости.
-- Нежно, но страстна, а?
-- Перестань.
-- Сражен стрелой Купидона-проказника.
-- Вздор.
-- Весенние надежды, юные мечты?
-- Нет.
-- А учащение пульса?
-- Нет же.
-- А сладкое томленье взволнованной души, хе-хе?
-- Ерунда.
-- Любит не любит, так?
-- Да ну тебя!
-- Frisson? Je ne sais quoi?1
-- Ничего подобного.
-- Лжец! -- подвел итог Граймс.
Снова помолчали, потом Поль выдавил из себя:
-- А знаешь, ты, кажется, прав.
-- То-то же, старина. Скорее в бой и возвратись с победой. За вас и ваше счастье. Твое здоровье.
Поль, поддерживаемый заботливым Граймсом, возвращался домой новым человеком. Вечерние занятия давно окончились. У камина в учительской стоял Прендергаст и довольно ухмылялся.
-- Привет старому винному бурдюку! Как дела, Пренди?
-- Превосходно! -- отвечал мистер Прендергаст. -- Лучше не бывает. Я выпорол двадцать три ученика.
Глава 11
ФИЛБРИК (продолжение)
На другой день воинственность мистера Прендергаста бесследно улетучилась.
-- Голова болит? -- спросил Граймс.
-- Признаться, побаливает.
-- В глазах резь? Пить хочется?
-- Немножко.
-- Бедняга! Как мне все это знакомо. Зато хоть погулял на славу, скажешь -- нет?
-- Вчерашнее я помню весьма смутно, но в замок я возвращался с Филбриком, и он мне все про себя рассказал. Оказывается, он очень богат и никакой не дворецкий.
1 Трепет? Сам не знаю, что со мной? (фр.)
-- Знаю, -- сказали в один голос Поль с Граймсом.
-- Как, вы оба знаете? Лично для меня это было полнейшей неожиданностью, хотя и раньше, признаться, я замечал в нем некоторую надменность. Но мне все кажутся надменными. Значит, он вам все-все рассказал? И как португальского графа застрелил, да?
-- Нет, этого он мне не рассказывал, -- сказал Поль.
-- Португальского графа, говоришь, застрелил? А ты, часом, не ослышался, дружище?
-- Нет, нет. Я был страшно удивлен. Наш дворецкий на самом деле -- сэр Соломон Филбрик, судовладелец.
-- Писатель, ты хочешь сказать, -- возразил Граймс.
-- Бывший взломщик, -- сказал Поль. Коллеги переглянулись.
-- Похоже, братцы, нас водят за нос, -- подытожил Граймс.
-- Вот что я услышал, -- продолжал мистер Прендергаст. -- Все началось с нашего спора с этим чернокожим юношей о церковной архитектуре. Тогда-то и выяснилось, что у Филбрика есть особняк и живет он на Карлтон-Хаус-Террас.
-- Да нет же, в Кембервелл-Грине.
-- А не в Чейни-Уоке?
-- Я рассказываю с его собственных слов. Особняк у него, повторяю, на Карлтон-Хаус-Террас. Адрес я хорошо запомнил, потому что сестра миссис Крамп одно время служила гувернанткой в доме по соседству. Филбрик поселился там с актрисой, которая, как это ни огорчительно, не была его женой. Как ее звали, я забыл, помню только, что имя очень известное. Однажды в клубе "Атенеум" к Филбрику подошел архиепископ Кентерберийский и сказал, что правительство обеспокоено его беспутной жизнью, но что если он пересмотрит свое поведение, то его сделают пэром. Филбрик отказался. Он, между прочим, католического вероисповедания, забыл вам сказать. Это, правда, ни в коей мере не объясняет, почему он у нас обосновался, несомненно лишь одно -- он человек известный и влиятельный. Он рассказывал, что его корабли плавают по всему свету.
Как-то раз они с актрисой устроили званый ужин. Потом сели играть в баккара. Среди гостей был некий португальский граф, весьма подозрительная, по словам Филбрика, личность из дипломатической миссии. Вскоре игра превратилась в состязание между ними двоими. Филбрику страшно везло, и граф сначала проиграл все наличные, а затем стал писать долговые расписки и написал их великое множество.
Наконец где-то под утро граф сорвал с пальца графини -- она сидела рядом и как завороженная следила за игрой -- кольцо с громадным изумрудом. С голубиное яйцо, как сказал мне Филбрик.
"Это наша семейная реликвия со времен первого крестового похода, -сказал португальский граф. -- Я так надеялся оставить ее моему несчастному маленькому сыну". -- И с этими словами он бросил изумруд на стол.
"Ставлю новый четырехтрубный лайнер "Королева Аркадии"", -- сказал Филбрик.
"Мало", -- сказала графиня.
"...паровую яхту "Ласточка", четыре буксира и угольную баржу", -отчеканил Филбрик. Все встали и как один зааплодировали его великодушному жесту. Сдали карты. Выиграл Филбрик. Учтиво поклонившись, он вручил изумруд португальской графине.
"Вашему сыну", -- сказал он. Опять все зааплодировали, но португальский граф был вне себя от ярости. "Вы растоптали мою честь, -- заявил он. -- Но мы, португальцы, знаем, как смывать подобные оскорбления".
Не теряя времени даром, они отправились в Хайд-парк, благо он был в двух шагах. Светало. Противники сошлись, грянули выстрелы. У подножия статуи Ахилла Филбик смертельно ранил португальского графа. Его так и оставили лежать с дымящимся пистолетом в руке.
Садясь в автомобиль, португальская графиня поцеловала Филбрику руку. "Никто ничего не узнает, -- сказала она. -- Пусть думают, что это самоубийство. Только мы с вами будем знать правду". Но Филбрика словно подменили. Он прогнал актрису и долгими ночами блуждал в глубокой печали по опустевшему дому, удрученный содеянным. Португальская графиня позвонила ему, но он сказал ей, что она не туда попала. Наконец, он решил исповедаться. Ему было сказано оставить дом и состояние и в течение трех лет жить среди обездоленных. Вот он и приехал к нам, -- эпически закончил мистер Прендергаст. -- Разве вам он рассказывал что-то другое?
-- О да! -- сказал Поль.
-- Абсолютно ничего общего, -- сказал Граймс. -- Разговорились мы одним вечером у миссис Робертс. Вот что я услышал. Филбриков папаша был человек со странностями. Разбогател он еще в молодости, на алмазных приисках, а потом осел в провинции и решил на старости лет подзаняться изящной словесностью. У него было двое детей: Филбрик и дочка Грейси. В Филбрике старик души не чаял, а на Грейси смотрел как на пустое место. Грейси только-только читала по складам "Кошка села на окошко", а Филбрик уже шпарил наизусть всего Шекспира -- "Гамлета" и все такое прочее. Когда Филбрику исполнилось восемь лет, в местной газете опубликовали сонет его сочинения. После этого для Грейси настали и вовсе черные дни, жила она на кухне, словно Золушка, а смышленый чертенок Филбрик как сыр в масле катался, сыпал цитатами, заливался соловьем. Потом Филбрик окончил Кембридж и в Лондоне обосновался, стал книги писать. Старик, сами понимаете, в полном восторге, Филбриковы творения в синий сафьян переплетает и в особый шкаф ставит, а на шкафу -бюст Филбрика. Бедняжке Грейси стало совсем невмоготу, вот она взяла и удрала с каким-то молодым человеком -- он автомобилями торговал. В книгах он не смыслил ни черта, да и в автомобилях, как вскоре выяснилось, тоже. Помирая, старик все завещал Филбрику, а Грейси досталось несколько книжек и больше ничего. Автомобилист женился в надежде, что от тестя что-нибудь да перепадет, но когда оказалось, что надеяться не на что, он живо смотал удочки. Филбрик и бровью не повел. По его словам, он жил тогда ради искусства. Он только нанял квартиру попросторнее и снова давай книжки писать. Не раз приходила к нему Грейси, просила ей помочь, но Филбрику было не до сестры -- он писал. Делать нечего, нанялась Грейси кухаркой в один дом в Саутгейте, а через год померла. Поначалу Филбрик особо не огорчался, померла и померла, но недели через две начали твориться странности. В спальне, в кабинете, по всему дому запахло кухней. Филбрик позвал архитектора. Тот никакого запаха не учуял, но по требованию Филбрика перестроил кухню и понаставил уйму вентиляторов. Вонь только усилилась. Даже одежда насквозь пропахла горелым жиром, так что бедняга Филбрик нос на улицу высунуть боялся. Наладился он было за границу -- но и Париж провонял английской кухней. А тут еще стал ему мерещиться стук тарелок -- гремят по ночам, заснуть не дают, а днем в кабинете донимают, где уж тут книги сочинять. Сколько раз он просыпался ночью и слышал, как рыба на сковородке жарится, трещит и чайники свистят. Тогда его и осенило -- Грейси! Это она не дает ему покоя. Не долго думая, отправился он в Общество Потусторонних Связей и попросил, чтобы ему устроили с ней разговор. Филбрик спросил, как искупить вину, а Грейси ему ответила, что он должен год прожить среди прислуги и написать книгу, чтобы все почувствовали, как ей несладко живется. Филбрик взялся за дело. Сперва он нанялся поваром, но это было не по его части: семья, на которую он готовил, отравилась, и ему пришлось уволиться. Вот он и приехал к нам. Филбрик говорит, что эту книгу нельзя читать без слез, и все обещал мне ее как-нибудь показать. Ну как, похоже на то, что он наплел Прейди?
-- Не очень. А насчет женитьбы на Динги он ничего не говорил?
-- И словом не обмолвился. Сказал только, что когда запах исчезнет, он будет самым счастливым человеком на свете. Невеста у него, правда, какая-то есть -- поэтесса из Челси, кажется. Не пожелал бы я иметь такого шурина. Правда, и моя Флосси не подарок, что верно, то верно. Да уж чего тут говорить, старая песня...
Поль, со своей стороны, поведал друзьям о "Барашке и флаге", а также о Тоби Кратвелле.
-- Хотелось бы только знать, -- сказал он в заключение, -- кто из нас услышал правду.
-- Никто, -- уверил его мистер Прендергаст.
Глава 12
АГОНИЯ КАПИТАНА ГРАЙМСА
Через два дня Поль и Бест-Четвинд встретились за органом в местной церкви.
-- По-моему, я сейчас сыграл неважно?
-- Ты прав.
-- Можно, я чуточку передохну?
-- Сделай милость.
-- У Тангенса нога вся распухла и почернела, -- весело сообщил Бест-Четвинд.
-- Какой кошмар! -- сказал Поль.
-- Утром я получил письмо от мамаши, -- продолжал Бест-Четвинд. -- Там есть кое-что про вас. Хотите, прочитаю?
Он извлек конверт. Письмо было написано на очень плотной бумаге.
-- Сначала тут о скачках и про ссору с Чоки. Ему, видите ли, не понравилось, как она перестроила наш загородный дом. Пора бы уж и спровадить этого типа, как вы думаете?
-- А про меня что? -- сказал Поль.
-- Вот, пожалуйста: "И еще, моя радость, в твоем последнем письме столько ошибок, что просто ужас. Ты ведь знаешь, как я хочу, чтобы ты был умницей, поступил в Оксфорд и вообще. Может быть, тебе позаниматься немножко на каникулах, как ты считаешь? Ты только не сердись. С каким-нибудь славным молодым преподавателем. Например, с тем вашим симпатичным, ты еще его хвалил? Как ты думаешь, сколько ему предложить? Я ведь в таких делах ничего не смыслю. Я имею в виду не того, кто тогда напился, хотя и он очень мил". Вот видите, -- сказал Бест-Четвинд. -- О вас речь. Не о Граймсе же.
-- Я подумаю, -- сказал Поль. -- Вообще-то мысль неплохая...
-- Неплохая-то она неплохая, -- задумчиво протянул Бест-Четвинд, -- но когда преподаватель очень всерьез относится к своим обязанностям, хорошего мало -- этот Прендергаст меня на днях выпорол.
-- Значит, никаких уроков органа! -- предупредил Поль. Вопреки ожиданиям Поля, Граймс выслушал вести без энтузиазма. Он сидел в учительской у камина и уныло грыз ногти.
-- Поздравляю, дружище, -- безучастно обронил он. -- Это хорошо. Рад за тебя, ей-богу, рад.
-- Говоришь, рад, а сам мрачный.
-- Разве? Вообще-то, я опять в луже.
-- Что-нибудь серьезное?
-- Увы!
-- Извини, я не знал. Что же теперь делать?
-- Пока пришлось объявить о помолвке.
-- Представляю, как радуется Флосси.
-- Уж это как пить дать, радуется, черти бы ее драли.
-- А как старик?
-- Обалдел, конечно. Сидит теперь, думу думает. Ничего, глядишь, все еще образуется.
-- Конечно, образуется, почему бы и нет?
-- Есть, брат, одна тонкость. Я вроде бы тебе не говорил -- я ведь уже женат.
Вечером Поля вызвали к директору. Доктор Фейган был в двубортном смокинге, который при появлении Поля он судорожно одернул. Вид у него был постаревший и больной.
-- Видите ли, Пеннифезер, -- начал он. -- Сегодня утром на меня обрушилось несчастье, вернее сказать, два несчастья. Первого, как это ни прискорбно, следовало ожидать. Ваш коллега Граймс был изобличен -- с предъявлением доказательств, не оставляющих сомнений в его виновности -- в проступке, или, иначе выражаясь, в образе действий, которого я не в состоянии ни понять, ни извинить. С вашего разрешения, я опускаю подробности. Впрочем, это бы еще полбеды -- за долгие годы работы в школе мне не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями. В состояние крайнего -- скажем так -- удручения меня повергло нечто совсем другое: сегодня я узнал, что этот человек помолвлен с моей старшей дочерью. Чего я, дорогой Пеннифезер, уж никак не ожидал. В сложившихся обстоятельствах я вынужден рассматривать помолвку как самое настоящее и, замечу, совершенно незаслуженное оскорбление в свой адрес. Я обращаюсь к вам, Пеннифезер, исключительно потому, что за недолгое наше знакомство убедился, что вы человек достойный доверия и уважения.
Доктор вынул из кармана крепдешиновый платок, с чувством высморкался и продолжал:
-- Согласитесь, что Граймс не тот человек, которого хотелось бы видеть своим зятем. Я бы простил ему его протез, вечное нищенство, вопиющую безнравственность, гадкую физиономию. И с его омерзительным лексиконом я бы тоже смирился -- будь он хоть немного джентльменом. Не сочтите меня снобом. Конечно, как вы уже, вероятно, заметили, я отношусь с предубеждением к низшему сословию. Что поделаешь -- это действительно так. Я был женат на женщине из низов. Но мы несколько отвлеклись. Я хотел вам сказать вот о чем. Побеседовав с этой несчастной, с Флосси, я пришел к выводу, что она не питает к Граймсу никаких нежных чувств. Это вполне естественно -- она, как-никак, моя дочь. Однако она одержима желанием выйти замуж -- и как можно скорее. Так вот, если бы моим зятем стал порядочный человек, я готов был бы сделать его своим партнером. Лланаба приносит три тысячи фунтов в год, во многом, разумеется, благодаря стараниям нашей милой Дианы. Следовательно, мой младший партнер первоначально мог бы рассчитывать на тысячу фунтов в год, а после моей смерти его доля, естественно, возрастет. Полагаю, что многие молодые люди нашли бы мое предложение заманчивым. Вот я и подумал, дорогой Пеннифезер, почему бы нам с вами не взглянуть на вещи по-деловому, без предрассудков. Не будем кривить душой, ходить вокруг да около, а вместо этого... как говорится, чем черт не шутит... словом, почему бы вам... Надеюсь, вы меня поняли?
-- Да, сэр, -- сказал Поль. -- Но это исключено. Я не хотел бы вас обидеть, но, к великому сожалению, это невозможно.
-- Не нужно извинений, мой милый. Я прекрасно вас понимаю. Увы, я ожидал именно такого ответа. Значит, чему быть, того не миновать, -- Граймс. К мистеру Прендергасту, я полагаю, с подобными разговорами обращаться бесполезно.
-- Если б вы знали, как я признателен за оказанное доверие...
-- Не стоит благодарности. Итак, свадьба состоится ровно через неделю. Увидитесь с Граймсом -- так ему и передайте. Мне хотелось бы свести наши отношения с ним до минимума. Но, может быть, надо все же как-то отметить событие? -- На мгновение в глазах доктора загорелись искорки и тотчас же погасли. -- Впрочем, нет. Хватит и спортивного праздника. Юный лорд Тангенс по-прежнему в постели, бедный мальчик.
Поль отправился в учительскую и доложил Граймсу насчет свадьбы.
-- Проклятье! -- буркнул Граймс. -- Я-то, дурень, надеялся, что все развалится.
Что тебе подарить на свадьбу? -- спросил Поль.
Граймс вдруг просиял:
А кто нам с Прейди обещал попойку?
-- Я! Пируем завтра! -- торжественно возвестил Поль.
"Метрополь" в Кимприддиге -- самый большой отель во всем Северном Уэльсе. Он величественно раскинулся на возвышенности, откуда открывается морской пейзаж, который в рекламных проспектах железнодорожных компаний дерзко сравнивается с Неаполитанским заливом. Строился "Метрополь" в сытые довоенные времена, и хозяева-основатели не поскупились на мрамор и зеркала. Однако, вопреки их чаяниям, долгожданная слава так и не пришла к отелю, и теперь повсюду проглядывает запустение. Цементный пол на главной террасе весь потрескался, по зимнему саду гуляют сквозняки, а в "Мавританском дворике" -- кладбище кресел-каталок. Но это еще не все: фонтаны не работают, оркестр, в былые времена увеселявший вечерами гостей в бальной зале, теперь заменила радиола (правда, очень дорогая), и один из официантов умеет с ней обращаться, почтовая бумага с вензелем отеля исчезла, а простыни на кроватях сели от стирок. Про все эти недостатки Полю, Граймсу и мистеру Прендергасту доложил Филбрик, когда друзья перед обедом расположились с коктейлями в "Оазисе".
-- Но при этом дороговизна несусветная, -- жаловался Филбрик, который в последнее время сделался на редкость обходительным. -- Правда, мы в Уэльсе, так что и на этом спасибо. Я, например, просто не могу без комфорта. Жаль, уезжать надо, а то бы я с радостью пригласил вас, джентльмены, отобедать.
-- Филбрик, дружище, -- молвил Граймс, -- мы с ребятами давно собираемся тебя спросить, как там поживают твои пароходы, сейфы и романы?
-- Если хотите начистоту, -- ничуть не смутился Филбрик, -- то все это, конечно, неправда. Но когда-нибудь вы узнаете правду. И ахнете. Ну, мне пора в замок. Счастливо оставаться.
-- Нет, вы только посмотрите, как его здесь привечают, -- подивился Граймс, глядя вслед уходящему в ночь Филбрику -- того почтительнейше провожали к выходу управляющий с метрдотелем. -- Представляю, что он им о себе наплел.
-- Да это же ключи! -- воскликнул мистер Прендергаст, до сих пор молчавший. За полчаса, проведенные в "Метрополе", он не шелохнулся на своем позолоченном стуле и, словно зачарованный, водил блестящими от возбуждения глазами по сторонам, стараясь ничего не пропустить из царившего вокруг веселья.
-- Какие ключи, Пренди?
-- От номеров. Видите, вон там дают. Я-то сначала подумал -- деньги.
-- Ах вон что тебе не дает покоя. А я-то, грешным делом, подумал, что ты решил приударить за барышней, что у конторки.
-- Полно вам, Граймс, -- хихикнул мистер Прендергаст и покраснел.
Поль повел спутников в ресторан.
-- Как опытный учитель французского, -- сказал Граймс, изучив меню, -начну-ка я с добрых старых hu tres1.
Мистер Прендергаст атаковал грейпфрут.
-- Какой большой апельсин, -- вздохнул он, одержав нелегкую победу. -Да-а, у них все здесь на широкую ногу. Суп подали в маленьких алюминиевых плошечках.
-- Почем старинное серебро? -- осведомился Граймс. Коммерсанты из Манчестера, кутившие рядом, стали коситься на друзей.
-- Кто это тут шипучкой накачивается? -- сказал Граймс, заметив официанта, согнувшегося под тяжестью ведерка со льдом, из которого торчала большая бутылка шампанского. -- Батюшки! Да это же нам!
-- Сэр Соломон Филбрик просит передать капитану Граймсу свои самые сердечные поздравления по случаю его предстоящей женитьбы, сэр!
Граймс ухватил официанта за рукав:
-- Постой-ка, приятель, ты сэра Соломона Филбрика хорошо знаешь?
-- Он наш частый гость, сэр.
-- Кутит небось напропалую, а?
-- Он всегда бывает у нас один, но ни в чем себе не отказывает, сэр.
-- Платит-то наличными?
-- Не могу сказать ничего определенного, сэр. Чего-нибудь еще принести, сэр?
-- Ладно, старина, не нервничай. Мы ведь с ним не разлей вода, учти.
-- Послушайте, Граймс, -- не выдержал мистер Прендергаст, -- ваш допрос вывел его из себя, и теперь вон тот полный человек не спускает с нас глаз.