-- Ну и ладно! У меня появился тост. Ты лучше, Пренди, налей себе. За здоровье Трампингтона, кем бы он ни был. На его ведь денежки пируем.
-- И за здоровье Филбрика, -- подхватил Поль. -- Кем бы он ни был.
-- И за здоровье мисс Фейган, -- добавил мистер Прендергаст, -- с нашими самыми искренними пожеланиями будущего счастья.
-- Аминь, -- заключил Граймс.
За супом последовало сомнительного качества жаркое. Мистер Прендергаст сострил, что это не жаркое, а заливное. Праздник удался на славу.
Может быть, я и не прав, -- начал Граймс, -- но, на мой взгляд, в браке есть что-то жуткое.
-- Три довода в пользу супружества, приводимые в Священном писании, -поддакнул мистер Прендергаст, -- никогда не казались мне убедительными. Я не испытывал ни малейшего затруднения в воздержании от прелюбодеяния, а два других преимущества брачной жизни меня не слишком-то вдохновляли.
1 Устрицы {фр.).
-- Моя первая женитьба была просто курам на смех, -- сказал Граймс. -Дело было в Ирландии. Я надрался тогда в стельку, да и все остальные тоже. Одному богу известно, что поделывает теперь миссис Граймс. Зато от Флосси, похоже, легко не отделаться. Эх, была бы моя воля, задал бы я стрекача, только бы меня и видели. И все же женитьба еще не самое худшее из того, что меня ожидало. Ведь моя педагогическая карьера-то уж было совсем погорела. Пришлось бы помучиться, пока не нашел бы я другое занятие. Нет уж, хватит. Теперь я, что ни говори, обеспеченный человек, и никаких больше писем-рекомендаций. А это кое-что да значит. Но только кое-что, увы. Если честно, то за последние сутки при мысли, на что я себя обрекаю, я не раз и не два покрывался холодным потом.
-- Мне не хотелось бы омрачать вам настроения, -- робко вставил мистер Прендергаст, -- но, зная Флосси вот уже десять лет...
-- Насчет Флосси меня уже ничем не удивить. Я даже думаю, не лучше ли Динги... Нет, переигрывать поздно. Господи! -- в отчаянии воскликнул Граймс, глядя в бокал. -- Боже праведный! До какой жизни я докатился!
-- Не падай духом, -- сказал Поль. -- Это на тебя непохоже.
-- Мои верные друзья, -- начал Граймс, и его голос дрогнул. -- Перед вами человек, которому пристало время держать ответ. Не осуждайте беднягу, даже если не можете его понять. Кто в грехе живет, тот в грехе и погибнет. Я много грешил, и мои молодые годы позади. Кто уронит надо мной слезу, когда я рухну в ту бездонную пропасть, куда меня неотвратимо влечет судьба? В молодости я жил как живется и шествовал с гордо поднятой головой, но и тогда неотступно и невидима следовала по моим пятам Справедливость с обоюдоострым мечом.
Официант принес новый поднос. Мистер Прендергаст ел с завидным аппетитом
-- Почему меня не предупредили? -- надрывался безутешный Граймс. -Почему меня не предостерегли? Не адским огнем нужно было меня стращать, а женитьбой на Флосси. Я прошел огонь и воду и медные трубы и не прочь повторить маршрут, но почему мне не сказали про женитьбу? Почему мне не сказали, что веселая прогулка по усыпанной цветами тропинке заканчивается у гадкого семейного очага, где верещат дети? Почему не сказали, что мне уготовано пахнущее лавандой супружеское ложе, герань на окнах, тайны и откровения супружеской жизни? Впрочем, я тогда и слушать бы не стал. Наша жизнь -- два дома, родительский и супружеский. Лишь на мгновение дано нам увидеть свет, а потом бац! -- и дверь захлопывается. Ситцевые занавесочки прячут от нас солнце, по-домашнему уютно рдеет камин, а наверху, над самой твоей головой, беснуется подрастающее поколение. Мы все приговорены к дому и к семейной жизни. От них никуда не денешься, как ни старайся. В нас это заложено, мы заражены домостроительством. Нам нет спасения. Как личности мы просто-напросто не существуем. Мы все потенциальные очагосози-датели, мы бобры и муравьи. Как мы появляемся на свет божий? Что значит родиться?
-- Я тоже думал об этом, -- сказал мистер Прендергаст.
-- Что движет мужчиной и женщиной, когда они начинают вить свое идиотское гнездышко? Это я, ты, он еще не рожденные, стучимся в мир. Каждый из нас -- всего-навсего очередное проявление семейносозидательного импульса, и даже если кто-то, по чистой случайности, лишен этого зуда, Природа все равно не оставит его в покое. Что с того, что я от него избавлен, -- у Флосси его на двоих хватит с избытком. Я -- тупиковая ветвь магистрали, имя которой -- размножение, ну и что с того? Природа все равно торжествует. Господи, твоя власть! Зачем не погиб я в своем первом доме? Зачем понадеялся на спасение?
Граймс еще долго предавался стенаниям, страдая всей душой. Потом он затих и уставился в бокал.
-- Прошу прощения, -- прервал молчание голос мистера Прендергаста. -Что, если я положу себе еще кусочек этого восхитительного фазана?
-- Как бы там ни было, -- изрек Граймс, -- но уж детей у нас не будет. Я об этом позабочусь.
-- Для меня всегда оставалось загадкой, -- сказал мистер Прендергаст, -- зачем люди вступают в брак. Не вижу к этому причин. Главное, нормальные, благополучные люди. Граймса я еще могу понять. Ему, по крайней мере, брак сулит определенные выгоды, но что, спрашивается, выигрывает от этого Флосси? А она ведь здесь куда активнее Граймса. Моя беда в том, что всякий раз стоит мне задуматься над самой простой проблемой, как я тут же натыкаюсь на непреодолимые противоречия. Вам не приходилось рассматривать проблему брака в теоретическом плане?
-- Нет, -- сказал Поль.
-- Мне как-то не верится, -- продолжал мистер Прендергаст, -- что люди влюблялись бы и женились, если б им не внушали, что так и надо. Любовь как заграница. Никто бы не стремился туда, если б не было известно, что существуют другие страны.
-- Боюсь, что вы не совсем правы, -- сказал Поль. -- Ведь и животные тоже влюбляются.
-- Правда? -- удивился мистер Прендергаст. -- Я и не знал. Скажите пожалуйста! Хотя у моей тетушки, например, была кошка, которая когда зевала, то всегда подносила лапу ко рту. Чему только нельзя научить зверей. Я как-то читал в газете про морского льва, так он мог жонглировать зонтиком и двумя апельсинами.
-- Вот что я сделаю, -- перебил его Граймс. -- Куплю-ка я мотоцикл. -Это несколько примирило его с действительностью.
Он выпил вина и слабо улыбнулся: -- О чем вы, друзья? Я малость отвлекся и не слушал. Задумался.
-- Пренди рассказывал про морского льва, который умел жонглировать зонтиком и двумя апельсинами.
-- Тоже мне невидаль. Я могу жонглировать этой вот бутыли щей, куском льда и двумя ножами. Глядите!
-- Не надо, Граймс, все на нас смотрят. К ним подбежал негодующий метрдотель.
-- Прошу, сэр, не забывать, где вы находитесь.
-- Я-то знаю, где нахожусь, -- возразил Граймс. -- В отеле, который собирается купить мой приятель сэр Соломон Филбрик. А ты, дружище, заруби себе на носу -- если он его купит, то тебя мы вытурим первого.
Но жонглировать он все же перестал, и мистер Прендергаст без помех доел два персика в сиропе.
-- Тучи развеялись, -- возвестил Граймс. -- Будем же веселиться.
Глава 13
СМЕРТНЫЙ ЧАС ПИТОМЦА ЗАКРЫТОЙ ШКОЛЫ
Через неделю -- занятий в тот день после обеда не было -- в приходской церкви Лланабы состоялось бракосочетание капитана Эдгара Граймса и девицы Флоренс Седины Фейган. В связи с незначительным растяжением руки Поль не смог сыграть на органе. В церкви он стоял рядом с перепуганным мистером Прендергастом, которому доктор Фейган поручил быть посаженым отцом.
-- О моем присутствии не может быть и речи, -- заявил доктор. -- Эта процедура для меня слишком мучительна.
Кроме него отсутствовал лишь юный лорд Тангенс, которому в этот день в местной больнице должны были ампутировать ногу. Бракосочетание, нарушившее однообразное и вместе с тем суматошное течение школьных будней, было встречено большинством учащихся с энтузиазмом. Только Клаттербак ходил надутый.
-- Представляю, каких уродов они нарожают, -- высказался Бест-Четвинд.
Были и подарки. Школьники сложились по шиллингу, и в Лландидно был приобретен посеребренный чайник, являвший собой весьма робкое подражание стилю модерн. Доктор Фейган подарил чек на двадцать пять фунтов. Мистер Прендергаст подарил Граймсу трость -- "а то все равно он ее у меня брал", -а Динги и вовсе расщедрилась, вручив молодым две рамочки для фотографий, календарь и индийский латунный подносик из Бенареса. Поль был шафером.
Брачная церемония прошла без сучка без задоринки: ирландская супруга капитана Граймса, к счастью, не явилась, чтобы воспрепятствовать заключению брака. Флосси надела вельветовое платье смелой расцветки и шляпку с двумя розовыми перьями -- якобы в тон.
-- Я так рада, что он возражал против белого платья, -- говорила флосси, -- хотя потом, конечно, его можно было бы перекрасить...
Жених с невестой держались хоть куда, а викарий произнес трогательную речь на тему семейного очага и супружеской любви.
-- Радостно созерцать юношу и девушку, с благословения церкви пускающихся в совместный путь, -- сказал он. -- Но еще прекрасней, когда умудренные опытом мужчина и женщина приходят к нам и говорят: "Жизнь учит -счастье возможно только вдвоем".
Школьники выстроились по обе стороны дороги у ворот церкви, и старший префект провозгласил: "Гип-гип ура капитану Граймсу с супругой!"
После этого все возвратились в замок. Медовый месяц решено было отложить до каникул, тем более что до них оставалось всего десять дней, а чтобы устроить молодых на первых порах, больших изменений не потребовалось.
-- Надо что-нибудь придумать, -- сказал доктор. -- Насколько я понимаю, вам понадобится общая спальня. Надеюсь, не будет возражений, если мы поместим вас в Западной башне, в парадном зале. Там, правда, сыровато, но Диана затопит камин. Обедать Граймс будет не в общей столовой, как прежде, а за моим столом. Из этого, однако, не следует, что мне хотелось бы видеть его в гостиной или в библиотеке. Книги и учебные принадлежности он будет держать в учительской, как и прежде. В следующем семестре мы, возможно, пойдем еще на кое-какие нововведения. Не исключено, что мы оборудуем в той же башне гостиную и отдадим вам одну из кладовок. Не скрою, этот домашний переворот застал меня несколько врасплох...
Диана с честью справилась с возложенными на нее обязанностями: она поставила в спальне вазу с цветами и разожгла грандиозных размеров огонь в камине, пожертвовав поломанной партой и несколькими ящиками из-под игрушек.
В тот же самый вечер, когда мистер Прендергаст надзирал за готовившими уроки учениками, а Поль сидел в учительской, туда заглянул Граймс. Ему было явно не по себе в вечернем костюме.
-- Только что отобедали! -- доложил он. -- Старик пока держится в общем-то ничего.
-- А у тебя как настроение?
-- Так себе, старина. Как говорится -- лиха беда начало; даже при самых романтических отношениях сперва приходится нелегко. А тесть мой, сам понимаешь, не сахар. К нему подход требуется. Ты лучше вот что скажи: к лицу ли мне, женатому человеку, появиться сегодня у миссис Робертc?
-- В первый же вечер это выглядело бы, как мне кажется, несколько странно.
-- Флосси бренчит на пианино. Динги проверяет счета. Старик заперся у себя в библиотеке. Эх, была не была: пропустим по одной и мигом обратно, а?
Рука об руку шагали они по знакомому маршруту.
Сегодня угощаю я, -- предупредил Граймс.
Духовой оркестр Лланабы снова был у миссис Роберте в полном составе. Низко склонившись над столом, музыканты продолжали делить заработанное.
-- Сегодня утром сочетались браком я слышал от людей? -- пропел начальник станции.
-- Сочетался, -- буркнул Граймс.
-- Моя свояченица загляденье обещали познакомиться не захотели, -упрекнул его руководитель оркестра.
-- Слушай-ка, друг любезный, -- вспылил вдруг Граймс. -- А ну-ка заткнись. Не лезь в душу. Сиди себе да помалкивай -- пивком угощу, ясно?
Когда миссис Роберте запирала на ночь свое заведение, Граймс с Полем карабкались в гору. В Западной башне горел огонек.
-- Ждет не дождется, -- вздохнул Граймс. -- Найдутся такие, кто скажет: ах, как романтично -- огонек в старинном замке. Когда-то я даже помнил стихотворение про что-то в этом роде. Теперь, конечно, позабыл. В детстве я знал наизусть массу стихов -- про любовь, понятное дело. Сплошные замки да рыцари. Сейчас вот самому смешно -- нашел чем увлекаться.
В замке он свернул в боковой коридорчик.
-- Счастливо, старина. Мне теперь сюда. Приятных снов. Обитая сукном дверь захлопнулась за ним, и Поль отправился спать.
Теперь Поль почти совсем не виделся с Граймсом. Они кивали друг другу на молитве, сталкивались на переменах, но обитая сукном дверь, которая отделяла докторскую половину от школьной, отныне разделяла и друзей. Как-то вечером мистер Прендергаст, получивший наконец второе кресло в свое безраздельное пользование, курил-курил, а потом сказал:
-- Странное дело: что-то я соскучился по Граймсу. При всех его недостатках, он был веселый человек. По-моему, в последнее время мы с ним стали лучше понимать друг друга.
-- Сейчас ему не до веселья, -- сказал Поль. -- Жизнь в башне ему, как мне кажется, не на пользу.
Случилось так, что как раз в этот вечер Граймс решил посетить коллег.
-- Я немножко посижу -- вы не возражаете? -- с необычной застенчивостью осведомился он.
Поль и Прендергаст вскочили навстречу гостю.
-- Может, я некстати? Я ненадолго.
-- Граймс, милый, мы только что говорили, как по тебе соскучились. Проходи и садись.
-- Табачку не желаете ли? -- осведомился мистер Прендергаст.
-- Спасибо, Пренди. Я просто не мог не прийти, столько накипело. В супружеской жизни не все пироги да пышки, уж это точно. Дело даже не во Флосси -- с ней как раз никаких проблем. Я даже к ней привязался. Она ко мне хорошо относится, а это кое-что да значит. Вся загвоздка в докторе. Извел он меня. Сил моих больше нет. Вечные насмешки, а я из-за этого чувствую себя полным ничтожеством. Помните, как леди Периметр с Клаттербаками разговаривала, -- так и он со мной. Обедать хожу, как на пытку. У него всегда такое выражение лица, точно он наперед знает, что я хочу сказать, а когда я что-то из себя выдавливаю, он делает вид, словно сказанное мной даже превзошло его худшие опасения. Флосси говорит, что и с ней он иногда обращается точно так же. Ну а со мной-то каждый божий день, черт его подери.
-- Вряд ли он нарочно, -- сказал Поль. -- На твоем месте я бы не обращал внимания.
-- Легко сказать -- не обращал бы внимания. Ужас в том, что я и сам начинаю думать -- а вдруг он и в самом деле прав. Я ведь, что и говорить, человек неотесанный. В искусстве полный профан, со знаменитостями дружбу не водил, у портного приличного -- и то не бывал. Таких, как я, он называет плебеями. Пусть так, я и не прикидывался аристократом, другое дело, что раньше плевать я на все это хотел с высокой колокольни. И не потому, что много о себе понимал -- боже упаси, просто мне казалось, что я не хуже других, что если живешь неплохо, то не все ли равно, что там про тебя говорят. А жил я, и правда, неплохо. Весело жил. А с этим человеком провел без году неделю -- и словно кто меня подменил. Сам себе противен сделался. Главное, все время такое ощущение, что не только доктор, но и другие смотрят на меня свысока.
-- Ах, как мне это знакомо! -- вздохнул мистер Прендергаст.
-- Раньше я думал, что ученики меня уважают -- черта с два! Да и в пивной миссис Роберте все только притворялись, что от меня без ума -- лишь бы я им пива ставил. А я и рад стараться. Они же меня никогда не угощали. Я думал, -- это все потому, что они валлийцы, что, мол, с них взять, а теперь вижу, не в этом дело, просто они меня презирали -- и правильно делали. Я теперь и сам себя презираю. Помните, как я любил при случае ввернуть что-нибудь эдакое французское -- "savoir faire"1 или там "je ne sais quoi"2.
1 Умение (фр-). 2 Сам не знаю что (фр.).
Произношение у меня, конечно, хромает, да и откуда ему взяться? Во Франции я не бывал, война не в счет. Короче, если теперь я по-французски начинаю, доктор морщится, будто ему мозоль отдавили. Так что, прежде чем рот открыть, я должен дважды подумать, чтобы, не дай бог, ничего не ляпнуть по-французски или не сморозить какой-нибудь глупости. Начинаю что-то лепетать, голос дрожит, язык заплетается, а доктор опять давай свои гримасы строить. Дорогие мои, неделю эту я как в аду прожил. Комплекс неполноценности заработал. Динги он тоже совсем затуркал. Она и рта открыть не смеет. Насчет туалетов Флосси он постоянно прохаживается, только бедняжке невдомек, что он над ней издевается. С ума от него сойду и каникул не дождусь.
-- Ты уж потерпи недельку, -- сказал Поль. Но это было единственное утешение, что пришло ему на ум.
Следующим утром на молитве Граймс протянул Полю письмо.
-- Ирония судьбы, -- только и смог он сказать. Поль открыл конверт и прочитал:
"Джон Клаттербак и сыновья,
Пивовары и виноторговцы
Дорогой Граймс!
Недавно, на спортивном празднике, вы спрашивали насчет работы по нашей части. Не знаю, шутили вы тогда или нет, но буквально на днях у нас открылась вакансия, и она, мне кажется, могла бы вас устроить. Я с радостью предлагаю ее человеку, который был всегда так добр к нашему Перси. У нас существует штат инспекторов, они посещают отели и рестораны, пробуют наше пиво и следят за тем, чтобы его не разбавляли и ничего в него не подмешивали. Наш младший инспектор -- мы с ним учились в Кембридже -заболел белой горячкой и работать не сможет. Жалованье -- двести фунтов в год плюс автомобиль и командировочные. Ну как, устраивает? Если да, то дайте мне знать в самое ближайшее время.
Искренне ваш
Сэм Клаттербак".
-- Ты только полюбуйся, -- сказал Граймс. -- Такое место и само плывет в руки. Приди письмо дней на десять раньше, моя судьба сложилась бы совсем иначе.
-- Ты что, хочешь отказаться? Почему?
-- Слишком поздно, старина. Слишком поздно. Какие это печальные слова!
На перемене Граймс снова подошел к Полю.
-- Знаешь что, приму-ка я предложение Сэма Клаттербака, а Фейганов пошлю подальше. -- Граймс так и сиял. -- И слова не скажу. Уеду по-тихому и все. А они пусть живут как знают. Плевать я на них хотел.
Правильно, -- отозвался Поль. -- Соглашайся обязательно. Это лучшее, что ты можешь сделать.
Сегодня же и смоюсь, -- заверил его Граймс.
Через час, после уроков, они столкнулись опять.
-- Письмо не дает покоя, проклятое, -- сказал Граймс. -- Теперь мне все ясно. Это розыгрыш.
-- Чепуха, -- сказал Поль. -- Никакой это не розыгрыш. Сегодня же отправляйся к Клаттербакам.
-- Нет, нет, они дурака валяют. Перси небось рассказал им, что я женился, вот они и решили подшутить. Все это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. С какой стати им предлагать такую расчудесную работу мне, да и бывает ли такая работа?
-- Граймс, милый, я абсолютно уверен в искренности предложения. Ты ничего не потеряешь, если съездишь к Клаттербакам.
-- Слишком поздно, старина, слишком поздно. К тому же в жизни такого не бывает. -- И Граймс исчез за обитой сукном дверью.
На следующий день на Лланабу обрушилось новое несчастье. В замок явились двое в ботинках на грубой подошве, в толстых драповых пальто, в котелках и с ордером на арест Филбрика. Его бросились искать, но не нашли: выяснилось, что он уехал утренним поездом в Холихед. Мальчики обступили сыщиков, однако почтительное любопытство вскоре сменилось разочарованием. Ничего таинственного и загадочного в этих двух субъектах не было -- они неловко толкались в вестибюле, мяли в руках шляпы, угощались виски и величали Диану "барышней".
-- Гоняемся за ним, гоняемся, а все без толку, -- сказал один, -- верно я говорю, Билл?
-- Почти полгода... Надо же, опять удрал. Начальство уже ворчать начинает -- на одни разъезды сколько денег ухлопали.
-- А что, дело очень серьезное? -- полюбопытствовал мистер Прендергаст. К этому времени вся школа собралась в вестибюле. -- Неужели он кого-нибудь застрелил?
-- Да нет, пока, слава богу, без крови обходилось. Вообще-то, нам ведено помалкивать, но раз вы все его знаете, так я вот что скажу: он все равно сухим из воды выйдет. Добьется, чтоб его невменяемым признали. Психом то есть.
-- Что же он натворил?
-- Самовольное присвоение званий и титулов, сэр. Важной персоной притворяется. За ним уже пять случаев числится. Все больше по отелям работает. Приезжает, пускает всем пыль в глаза, мол, денег у него видимо-невидимо, живет словно лорд, выписывает кучу чеков, а потом ищи ветра в поле. Называет себя сэром Соломоном Филбриком. Но самое смешное в том, что, похоже, он сам верит собственным басням. Я с такими типами уже сталкивался. В Сомерсете, например, жил один -- воображал себя епископом Батским и Веллским, все детей крестил, редкой был набожности человек!
-- Как бы там ни было, -- сказала Динги, -- он уехал и жалованья не получил.
-- Я всегда говорил, что в нем есть что-то подозрительное, -- сказал мистер Прендергаст.
-- Счастливчик! -- сказал уныло Граймс.
-- Меня очень беспокоит Граймс, -- сказал тем же вечером мистер Прендергаст. -- Удивительно изменился человек. Помните, каким он был раньше самоуверенным и бойким? А вчера вечером вошел в учительскую, да так робко, и спросил меня, как я считаю, в земном или загробном существовании воздается нам по грехам нашим. Я стал объяснять, но довольно быстро понял, что он меня не слушает. Он посидел, повздыхал, а потом вдруг встал и вышел, не дожидаясь, пока я закончу говорить.
-- Бест-Четвинд рассказал мне, что Граймс оставил после уроков третьеклассников за то, что на него упала классная доска. Он был убежден, что они это нарочно подстроили.
-- С них станется!
-- Да, но на сей раз они, вроде бы, и правда были не виноваты. Бест-Четвинд рассказывал, что все даже переполошились, настолько странно он с ними говорил. Словно трагический актер.
-- Бедняга Граймс. У него совершенно расшатались нервы. Скорее бы каникулы.
Но каникулы наступили для капитана Граймса гораздо раньше, нежели предполагал мистер Прендергаст, и наступили они при весьма неожиданных обстоятельствах. Три дня спустя Граймс не явился на утреннюю молитву, и заплаканная Флосси сообщила, что накануне вечером ее муж отправился в деревню, но ночевать не вернулся. Мистер Девис, начальник станции, показал, что в тот вечер видел Граймса и что Граймс был в крайне подавленном состоянии. Перед самым обедом в замке объявился молодой человек с узелком одежды, которую он обнаружил на берегу моря. Без особого труда было установлено, что одежда принадлежала капитану Граймсу. В нагрудном кармане пиджака был конверт, адресованный доктору Фейгану, а в конверте листок со словами: "Кто в грехе живет, тот в грехе и погибнет".
Было сделано все возможное, чтобы скрыть эту новость от учащихся.
Флосси была страшно удручена столь скоропостижным окончанием своего замужества, но траур надеть отказалась. "Я убеждена, что мой муж меня бы не осудил", -- сказала она.
При таких невеселых обстоятельствах школьники стали собираться к отъезду -- наступили пасхальные каникулы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
КОРОЛЕВСКИЙ ЧЕТВЕРГ
У Марго Бест-Четвинд в Англии было два дома: один в Лондоне, другой -в Хемпшире. Ее лондонский особняк, отстроенный в царствование Вильгельма и Марии, по общему мнению, был самым красивым зданием между Бонд-стрит и Парк-лейн. Насчет ее загородного дома единого мнения не было. Дом был новехонький. В сущности, его еще толком не достроили, когда -- в канун пасхальных каникул -- туда явился Поль. Ничто за всю бурную, а во многих отношениях и сомнительную жизнь миссис Бест-Четвинд не вызвало таких толков, как постройка или, точнее сказать, перестройка этого замечательного здания.
Дом именовался "Королевский Четверг" и стоял на том самом месте, которое со времен царствования Марии Кровавой1 было родовым гнездом графов Пастмастеров. Целых триста лет, благодаря безденежью и бездействию этого почтенного семейства, дом выстаивал против капризов архитектурной моды. Никто не пристраивал к нему флигелей, не прорубал окон. Ни портик, ни колоннада, ни терраса, ни оранжерея, ни башни, ни бойницы не обезобразили его деревянный фасад. Вопреки всеобщему помешательству на светильном газе и ватерклозетах. Королевский Четверг избег руки водопроводчиков и инженеров. Плотник, которому должность его досталась от предка, некогда смастерившего деревянные панели в залах и соорудившего огромную лестницу, время от времени чинил только то, без чего здание могло бы развалиться, притом -- следуя традициям и действуя только инструментами прадеда, так что через несколько лет его собственную работу непросто было отличить от дела рук его предков. В спальнях по-прежнему коптили свечи, а у соседей лорда Пастмастера давно вовсю сияла электричество; вот почему последние лет пятьдесят хемпширцы проникались все большей гордостью за Королевский Четверг.
1 М а р и я К р о в а в а я -- прозвище английской королевы Марии Тюдор (1516--1558), жестоко преследовавшей протестантов.
Если прежде он считался язвой на лице передового Хемпшира, то теперь по субботам и воскресеньям превращался в место паломничества. "А не съездить ли нам на чай к Пастмастерам? -- возникал вопрос после воскресного обеда. -- На их дом стоит взглянуть! Там все, ну буквально все, как бывало прежде. На прошлой неделе их посетил профессор Франке. Представляете, профессор сказал: если где и сохранились лучшие образцы старой доброй тюдоровской архитектуры, так это у Пастмастеров!"
Телефона у Пастмастеров не было, но они всегда были дома и неизменно радовались приезду соседей. После чая лорд Пастмастер, как правило, отправлялся с гостем-новичком на экскурсию по дому:
показывал ему длинные галереи и просторные спальни, причем не забывал и о неком чулане, куда третий граф Пастмастер упрятал свою жену за то, что ей вздумалось перестроить печь. "Печь дымит по-прежнему, особенно если ветер восточный, -- присовокуплял граф, -- все руки до нее не доходят".
-- И за здоровье Филбрика, -- подхватил Поль. -- Кем бы он ни был.
-- И за здоровье мисс Фейган, -- добавил мистер Прендергаст, -- с нашими самыми искренними пожеланиями будущего счастья.
-- Аминь, -- заключил Граймс.
За супом последовало сомнительного качества жаркое. Мистер Прендергаст сострил, что это не жаркое, а заливное. Праздник удался на славу.
Может быть, я и не прав, -- начал Граймс, -- но, на мой взгляд, в браке есть что-то жуткое.
-- Три довода в пользу супружества, приводимые в Священном писании, -поддакнул мистер Прендергаст, -- никогда не казались мне убедительными. Я не испытывал ни малейшего затруднения в воздержании от прелюбодеяния, а два других преимущества брачной жизни меня не слишком-то вдохновляли.
1 Устрицы {фр.).
-- Моя первая женитьба была просто курам на смех, -- сказал Граймс. -Дело было в Ирландии. Я надрался тогда в стельку, да и все остальные тоже. Одному богу известно, что поделывает теперь миссис Граймс. Зато от Флосси, похоже, легко не отделаться. Эх, была бы моя воля, задал бы я стрекача, только бы меня и видели. И все же женитьба еще не самое худшее из того, что меня ожидало. Ведь моя педагогическая карьера-то уж было совсем погорела. Пришлось бы помучиться, пока не нашел бы я другое занятие. Нет уж, хватит. Теперь я, что ни говори, обеспеченный человек, и никаких больше писем-рекомендаций. А это кое-что да значит. Но только кое-что, увы. Если честно, то за последние сутки при мысли, на что я себя обрекаю, я не раз и не два покрывался холодным потом.
-- Мне не хотелось бы омрачать вам настроения, -- робко вставил мистер Прендергаст, -- но, зная Флосси вот уже десять лет...
-- Насчет Флосси меня уже ничем не удивить. Я даже думаю, не лучше ли Динги... Нет, переигрывать поздно. Господи! -- в отчаянии воскликнул Граймс, глядя в бокал. -- Боже праведный! До какой жизни я докатился!
-- Не падай духом, -- сказал Поль. -- Это на тебя непохоже.
-- Мои верные друзья, -- начал Граймс, и его голос дрогнул. -- Перед вами человек, которому пристало время держать ответ. Не осуждайте беднягу, даже если не можете его понять. Кто в грехе живет, тот в грехе и погибнет. Я много грешил, и мои молодые годы позади. Кто уронит надо мной слезу, когда я рухну в ту бездонную пропасть, куда меня неотвратимо влечет судьба? В молодости я жил как живется и шествовал с гордо поднятой головой, но и тогда неотступно и невидима следовала по моим пятам Справедливость с обоюдоострым мечом.
Официант принес новый поднос. Мистер Прендергаст ел с завидным аппетитом
-- Почему меня не предупредили? -- надрывался безутешный Граймс. -Почему меня не предостерегли? Не адским огнем нужно было меня стращать, а женитьбой на Флосси. Я прошел огонь и воду и медные трубы и не прочь повторить маршрут, но почему мне не сказали про женитьбу? Почему мне не сказали, что веселая прогулка по усыпанной цветами тропинке заканчивается у гадкого семейного очага, где верещат дети? Почему не сказали, что мне уготовано пахнущее лавандой супружеское ложе, герань на окнах, тайны и откровения супружеской жизни? Впрочем, я тогда и слушать бы не стал. Наша жизнь -- два дома, родительский и супружеский. Лишь на мгновение дано нам увидеть свет, а потом бац! -- и дверь захлопывается. Ситцевые занавесочки прячут от нас солнце, по-домашнему уютно рдеет камин, а наверху, над самой твоей головой, беснуется подрастающее поколение. Мы все приговорены к дому и к семейной жизни. От них никуда не денешься, как ни старайся. В нас это заложено, мы заражены домостроительством. Нам нет спасения. Как личности мы просто-напросто не существуем. Мы все потенциальные очагосози-датели, мы бобры и муравьи. Как мы появляемся на свет божий? Что значит родиться?
-- Я тоже думал об этом, -- сказал мистер Прендергаст.
-- Что движет мужчиной и женщиной, когда они начинают вить свое идиотское гнездышко? Это я, ты, он еще не рожденные, стучимся в мир. Каждый из нас -- всего-навсего очередное проявление семейносозидательного импульса, и даже если кто-то, по чистой случайности, лишен этого зуда, Природа все равно не оставит его в покое. Что с того, что я от него избавлен, -- у Флосси его на двоих хватит с избытком. Я -- тупиковая ветвь магистрали, имя которой -- размножение, ну и что с того? Природа все равно торжествует. Господи, твоя власть! Зачем не погиб я в своем первом доме? Зачем понадеялся на спасение?
Граймс еще долго предавался стенаниям, страдая всей душой. Потом он затих и уставился в бокал.
-- Прошу прощения, -- прервал молчание голос мистера Прендергаста. -Что, если я положу себе еще кусочек этого восхитительного фазана?
-- Как бы там ни было, -- изрек Граймс, -- но уж детей у нас не будет. Я об этом позабочусь.
-- Для меня всегда оставалось загадкой, -- сказал мистер Прендергаст, -- зачем люди вступают в брак. Не вижу к этому причин. Главное, нормальные, благополучные люди. Граймса я еще могу понять. Ему, по крайней мере, брак сулит определенные выгоды, но что, спрашивается, выигрывает от этого Флосси? А она ведь здесь куда активнее Граймса. Моя беда в том, что всякий раз стоит мне задуматься над самой простой проблемой, как я тут же натыкаюсь на непреодолимые противоречия. Вам не приходилось рассматривать проблему брака в теоретическом плане?
-- Нет, -- сказал Поль.
-- Мне как-то не верится, -- продолжал мистер Прендергаст, -- что люди влюблялись бы и женились, если б им не внушали, что так и надо. Любовь как заграница. Никто бы не стремился туда, если б не было известно, что существуют другие страны.
-- Боюсь, что вы не совсем правы, -- сказал Поль. -- Ведь и животные тоже влюбляются.
-- Правда? -- удивился мистер Прендергаст. -- Я и не знал. Скажите пожалуйста! Хотя у моей тетушки, например, была кошка, которая когда зевала, то всегда подносила лапу ко рту. Чему только нельзя научить зверей. Я как-то читал в газете про морского льва, так он мог жонглировать зонтиком и двумя апельсинами.
-- Вот что я сделаю, -- перебил его Граймс. -- Куплю-ка я мотоцикл. -Это несколько примирило его с действительностью.
Он выпил вина и слабо улыбнулся: -- О чем вы, друзья? Я малость отвлекся и не слушал. Задумался.
-- Пренди рассказывал про морского льва, который умел жонглировать зонтиком и двумя апельсинами.
-- Тоже мне невидаль. Я могу жонглировать этой вот бутыли щей, куском льда и двумя ножами. Глядите!
-- Не надо, Граймс, все на нас смотрят. К ним подбежал негодующий метрдотель.
-- Прошу, сэр, не забывать, где вы находитесь.
-- Я-то знаю, где нахожусь, -- возразил Граймс. -- В отеле, который собирается купить мой приятель сэр Соломон Филбрик. А ты, дружище, заруби себе на носу -- если он его купит, то тебя мы вытурим первого.
Но жонглировать он все же перестал, и мистер Прендергаст без помех доел два персика в сиропе.
-- Тучи развеялись, -- возвестил Граймс. -- Будем же веселиться.
Глава 13
СМЕРТНЫЙ ЧАС ПИТОМЦА ЗАКРЫТОЙ ШКОЛЫ
Через неделю -- занятий в тот день после обеда не было -- в приходской церкви Лланабы состоялось бракосочетание капитана Эдгара Граймса и девицы Флоренс Седины Фейган. В связи с незначительным растяжением руки Поль не смог сыграть на органе. В церкви он стоял рядом с перепуганным мистером Прендергастом, которому доктор Фейган поручил быть посаженым отцом.
-- О моем присутствии не может быть и речи, -- заявил доктор. -- Эта процедура для меня слишком мучительна.
Кроме него отсутствовал лишь юный лорд Тангенс, которому в этот день в местной больнице должны были ампутировать ногу. Бракосочетание, нарушившее однообразное и вместе с тем суматошное течение школьных будней, было встречено большинством учащихся с энтузиазмом. Только Клаттербак ходил надутый.
-- Представляю, каких уродов они нарожают, -- высказался Бест-Четвинд.
Были и подарки. Школьники сложились по шиллингу, и в Лландидно был приобретен посеребренный чайник, являвший собой весьма робкое подражание стилю модерн. Доктор Фейган подарил чек на двадцать пять фунтов. Мистер Прендергаст подарил Граймсу трость -- "а то все равно он ее у меня брал", -а Динги и вовсе расщедрилась, вручив молодым две рамочки для фотографий, календарь и индийский латунный подносик из Бенареса. Поль был шафером.
Брачная церемония прошла без сучка без задоринки: ирландская супруга капитана Граймса, к счастью, не явилась, чтобы воспрепятствовать заключению брака. Флосси надела вельветовое платье смелой расцветки и шляпку с двумя розовыми перьями -- якобы в тон.
-- Я так рада, что он возражал против белого платья, -- говорила флосси, -- хотя потом, конечно, его можно было бы перекрасить...
Жених с невестой держались хоть куда, а викарий произнес трогательную речь на тему семейного очага и супружеской любви.
-- Радостно созерцать юношу и девушку, с благословения церкви пускающихся в совместный путь, -- сказал он. -- Но еще прекрасней, когда умудренные опытом мужчина и женщина приходят к нам и говорят: "Жизнь учит -счастье возможно только вдвоем".
Школьники выстроились по обе стороны дороги у ворот церкви, и старший префект провозгласил: "Гип-гип ура капитану Граймсу с супругой!"
После этого все возвратились в замок. Медовый месяц решено было отложить до каникул, тем более что до них оставалось всего десять дней, а чтобы устроить молодых на первых порах, больших изменений не потребовалось.
-- Надо что-нибудь придумать, -- сказал доктор. -- Насколько я понимаю, вам понадобится общая спальня. Надеюсь, не будет возражений, если мы поместим вас в Западной башне, в парадном зале. Там, правда, сыровато, но Диана затопит камин. Обедать Граймс будет не в общей столовой, как прежде, а за моим столом. Из этого, однако, не следует, что мне хотелось бы видеть его в гостиной или в библиотеке. Книги и учебные принадлежности он будет держать в учительской, как и прежде. В следующем семестре мы, возможно, пойдем еще на кое-какие нововведения. Не исключено, что мы оборудуем в той же башне гостиную и отдадим вам одну из кладовок. Не скрою, этот домашний переворот застал меня несколько врасплох...
Диана с честью справилась с возложенными на нее обязанностями: она поставила в спальне вазу с цветами и разожгла грандиозных размеров огонь в камине, пожертвовав поломанной партой и несколькими ящиками из-под игрушек.
В тот же самый вечер, когда мистер Прендергаст надзирал за готовившими уроки учениками, а Поль сидел в учительской, туда заглянул Граймс. Ему было явно не по себе в вечернем костюме.
-- Только что отобедали! -- доложил он. -- Старик пока держится в общем-то ничего.
-- А у тебя как настроение?
-- Так себе, старина. Как говорится -- лиха беда начало; даже при самых романтических отношениях сперва приходится нелегко. А тесть мой, сам понимаешь, не сахар. К нему подход требуется. Ты лучше вот что скажи: к лицу ли мне, женатому человеку, появиться сегодня у миссис Робертc?
-- В первый же вечер это выглядело бы, как мне кажется, несколько странно.
-- Флосси бренчит на пианино. Динги проверяет счета. Старик заперся у себя в библиотеке. Эх, была не была: пропустим по одной и мигом обратно, а?
Рука об руку шагали они по знакомому маршруту.
Сегодня угощаю я, -- предупредил Граймс.
Духовой оркестр Лланабы снова был у миссис Роберте в полном составе. Низко склонившись над столом, музыканты продолжали делить заработанное.
-- Сегодня утром сочетались браком я слышал от людей? -- пропел начальник станции.
-- Сочетался, -- буркнул Граймс.
-- Моя свояченица загляденье обещали познакомиться не захотели, -упрекнул его руководитель оркестра.
-- Слушай-ка, друг любезный, -- вспылил вдруг Граймс. -- А ну-ка заткнись. Не лезь в душу. Сиди себе да помалкивай -- пивком угощу, ясно?
Когда миссис Роберте запирала на ночь свое заведение, Граймс с Полем карабкались в гору. В Западной башне горел огонек.
-- Ждет не дождется, -- вздохнул Граймс. -- Найдутся такие, кто скажет: ах, как романтично -- огонек в старинном замке. Когда-то я даже помнил стихотворение про что-то в этом роде. Теперь, конечно, позабыл. В детстве я знал наизусть массу стихов -- про любовь, понятное дело. Сплошные замки да рыцари. Сейчас вот самому смешно -- нашел чем увлекаться.
В замке он свернул в боковой коридорчик.
-- Счастливо, старина. Мне теперь сюда. Приятных снов. Обитая сукном дверь захлопнулась за ним, и Поль отправился спать.
Теперь Поль почти совсем не виделся с Граймсом. Они кивали друг другу на молитве, сталкивались на переменах, но обитая сукном дверь, которая отделяла докторскую половину от школьной, отныне разделяла и друзей. Как-то вечером мистер Прендергаст, получивший наконец второе кресло в свое безраздельное пользование, курил-курил, а потом сказал:
-- Странное дело: что-то я соскучился по Граймсу. При всех его недостатках, он был веселый человек. По-моему, в последнее время мы с ним стали лучше понимать друг друга.
-- Сейчас ему не до веселья, -- сказал Поль. -- Жизнь в башне ему, как мне кажется, не на пользу.
Случилось так, что как раз в этот вечер Граймс решил посетить коллег.
-- Я немножко посижу -- вы не возражаете? -- с необычной застенчивостью осведомился он.
Поль и Прендергаст вскочили навстречу гостю.
-- Может, я некстати? Я ненадолго.
-- Граймс, милый, мы только что говорили, как по тебе соскучились. Проходи и садись.
-- Табачку не желаете ли? -- осведомился мистер Прендергаст.
-- Спасибо, Пренди. Я просто не мог не прийти, столько накипело. В супружеской жизни не все пироги да пышки, уж это точно. Дело даже не во Флосси -- с ней как раз никаких проблем. Я даже к ней привязался. Она ко мне хорошо относится, а это кое-что да значит. Вся загвоздка в докторе. Извел он меня. Сил моих больше нет. Вечные насмешки, а я из-за этого чувствую себя полным ничтожеством. Помните, как леди Периметр с Клаттербаками разговаривала, -- так и он со мной. Обедать хожу, как на пытку. У него всегда такое выражение лица, точно он наперед знает, что я хочу сказать, а когда я что-то из себя выдавливаю, он делает вид, словно сказанное мной даже превзошло его худшие опасения. Флосси говорит, что и с ней он иногда обращается точно так же. Ну а со мной-то каждый божий день, черт его подери.
-- Вряд ли он нарочно, -- сказал Поль. -- На твоем месте я бы не обращал внимания.
-- Легко сказать -- не обращал бы внимания. Ужас в том, что я и сам начинаю думать -- а вдруг он и в самом деле прав. Я ведь, что и говорить, человек неотесанный. В искусстве полный профан, со знаменитостями дружбу не водил, у портного приличного -- и то не бывал. Таких, как я, он называет плебеями. Пусть так, я и не прикидывался аристократом, другое дело, что раньше плевать я на все это хотел с высокой колокольни. И не потому, что много о себе понимал -- боже упаси, просто мне казалось, что я не хуже других, что если живешь неплохо, то не все ли равно, что там про тебя говорят. А жил я, и правда, неплохо. Весело жил. А с этим человеком провел без году неделю -- и словно кто меня подменил. Сам себе противен сделался. Главное, все время такое ощущение, что не только доктор, но и другие смотрят на меня свысока.
-- Ах, как мне это знакомо! -- вздохнул мистер Прендергаст.
-- Раньше я думал, что ученики меня уважают -- черта с два! Да и в пивной миссис Роберте все только притворялись, что от меня без ума -- лишь бы я им пива ставил. А я и рад стараться. Они же меня никогда не угощали. Я думал, -- это все потому, что они валлийцы, что, мол, с них взять, а теперь вижу, не в этом дело, просто они меня презирали -- и правильно делали. Я теперь и сам себя презираю. Помните, как я любил при случае ввернуть что-нибудь эдакое французское -- "savoir faire"1 или там "je ne sais quoi"2.
1 Умение (фр-). 2 Сам не знаю что (фр.).
Произношение у меня, конечно, хромает, да и откуда ему взяться? Во Франции я не бывал, война не в счет. Короче, если теперь я по-французски начинаю, доктор морщится, будто ему мозоль отдавили. Так что, прежде чем рот открыть, я должен дважды подумать, чтобы, не дай бог, ничего не ляпнуть по-французски или не сморозить какой-нибудь глупости. Начинаю что-то лепетать, голос дрожит, язык заплетается, а доктор опять давай свои гримасы строить. Дорогие мои, неделю эту я как в аду прожил. Комплекс неполноценности заработал. Динги он тоже совсем затуркал. Она и рта открыть не смеет. Насчет туалетов Флосси он постоянно прохаживается, только бедняжке невдомек, что он над ней издевается. С ума от него сойду и каникул не дождусь.
-- Ты уж потерпи недельку, -- сказал Поль. Но это было единственное утешение, что пришло ему на ум.
Следующим утром на молитве Граймс протянул Полю письмо.
-- Ирония судьбы, -- только и смог он сказать. Поль открыл конверт и прочитал:
"Джон Клаттербак и сыновья,
Пивовары и виноторговцы
Дорогой Граймс!
Недавно, на спортивном празднике, вы спрашивали насчет работы по нашей части. Не знаю, шутили вы тогда или нет, но буквально на днях у нас открылась вакансия, и она, мне кажется, могла бы вас устроить. Я с радостью предлагаю ее человеку, который был всегда так добр к нашему Перси. У нас существует штат инспекторов, они посещают отели и рестораны, пробуют наше пиво и следят за тем, чтобы его не разбавляли и ничего в него не подмешивали. Наш младший инспектор -- мы с ним учились в Кембридже -заболел белой горячкой и работать не сможет. Жалованье -- двести фунтов в год плюс автомобиль и командировочные. Ну как, устраивает? Если да, то дайте мне знать в самое ближайшее время.
Искренне ваш
Сэм Клаттербак".
-- Ты только полюбуйся, -- сказал Граймс. -- Такое место и само плывет в руки. Приди письмо дней на десять раньше, моя судьба сложилась бы совсем иначе.
-- Ты что, хочешь отказаться? Почему?
-- Слишком поздно, старина. Слишком поздно. Какие это печальные слова!
На перемене Граймс снова подошел к Полю.
-- Знаешь что, приму-ка я предложение Сэма Клаттербака, а Фейганов пошлю подальше. -- Граймс так и сиял. -- И слова не скажу. Уеду по-тихому и все. А они пусть живут как знают. Плевать я на них хотел.
Правильно, -- отозвался Поль. -- Соглашайся обязательно. Это лучшее, что ты можешь сделать.
Сегодня же и смоюсь, -- заверил его Граймс.
Через час, после уроков, они столкнулись опять.
-- Письмо не дает покоя, проклятое, -- сказал Граймс. -- Теперь мне все ясно. Это розыгрыш.
-- Чепуха, -- сказал Поль. -- Никакой это не розыгрыш. Сегодня же отправляйся к Клаттербакам.
-- Нет, нет, они дурака валяют. Перси небось рассказал им, что я женился, вот они и решили подшутить. Все это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. С какой стати им предлагать такую расчудесную работу мне, да и бывает ли такая работа?
-- Граймс, милый, я абсолютно уверен в искренности предложения. Ты ничего не потеряешь, если съездишь к Клаттербакам.
-- Слишком поздно, старина, слишком поздно. К тому же в жизни такого не бывает. -- И Граймс исчез за обитой сукном дверью.
На следующий день на Лланабу обрушилось новое несчастье. В замок явились двое в ботинках на грубой подошве, в толстых драповых пальто, в котелках и с ордером на арест Филбрика. Его бросились искать, но не нашли: выяснилось, что он уехал утренним поездом в Холихед. Мальчики обступили сыщиков, однако почтительное любопытство вскоре сменилось разочарованием. Ничего таинственного и загадочного в этих двух субъектах не было -- они неловко толкались в вестибюле, мяли в руках шляпы, угощались виски и величали Диану "барышней".
-- Гоняемся за ним, гоняемся, а все без толку, -- сказал один, -- верно я говорю, Билл?
-- Почти полгода... Надо же, опять удрал. Начальство уже ворчать начинает -- на одни разъезды сколько денег ухлопали.
-- А что, дело очень серьезное? -- полюбопытствовал мистер Прендергаст. К этому времени вся школа собралась в вестибюле. -- Неужели он кого-нибудь застрелил?
-- Да нет, пока, слава богу, без крови обходилось. Вообще-то, нам ведено помалкивать, но раз вы все его знаете, так я вот что скажу: он все равно сухим из воды выйдет. Добьется, чтоб его невменяемым признали. Психом то есть.
-- Что же он натворил?
-- Самовольное присвоение званий и титулов, сэр. Важной персоной притворяется. За ним уже пять случаев числится. Все больше по отелям работает. Приезжает, пускает всем пыль в глаза, мол, денег у него видимо-невидимо, живет словно лорд, выписывает кучу чеков, а потом ищи ветра в поле. Называет себя сэром Соломоном Филбриком. Но самое смешное в том, что, похоже, он сам верит собственным басням. Я с такими типами уже сталкивался. В Сомерсете, например, жил один -- воображал себя епископом Батским и Веллским, все детей крестил, редкой был набожности человек!
-- Как бы там ни было, -- сказала Динги, -- он уехал и жалованья не получил.
-- Я всегда говорил, что в нем есть что-то подозрительное, -- сказал мистер Прендергаст.
-- Счастливчик! -- сказал уныло Граймс.
-- Меня очень беспокоит Граймс, -- сказал тем же вечером мистер Прендергаст. -- Удивительно изменился человек. Помните, каким он был раньше самоуверенным и бойким? А вчера вечером вошел в учительскую, да так робко, и спросил меня, как я считаю, в земном или загробном существовании воздается нам по грехам нашим. Я стал объяснять, но довольно быстро понял, что он меня не слушает. Он посидел, повздыхал, а потом вдруг встал и вышел, не дожидаясь, пока я закончу говорить.
-- Бест-Четвинд рассказал мне, что Граймс оставил после уроков третьеклассников за то, что на него упала классная доска. Он был убежден, что они это нарочно подстроили.
-- С них станется!
-- Да, но на сей раз они, вроде бы, и правда были не виноваты. Бест-Четвинд рассказывал, что все даже переполошились, настолько странно он с ними говорил. Словно трагический актер.
-- Бедняга Граймс. У него совершенно расшатались нервы. Скорее бы каникулы.
Но каникулы наступили для капитана Граймса гораздо раньше, нежели предполагал мистер Прендергаст, и наступили они при весьма неожиданных обстоятельствах. Три дня спустя Граймс не явился на утреннюю молитву, и заплаканная Флосси сообщила, что накануне вечером ее муж отправился в деревню, но ночевать не вернулся. Мистер Девис, начальник станции, показал, что в тот вечер видел Граймса и что Граймс был в крайне подавленном состоянии. Перед самым обедом в замке объявился молодой человек с узелком одежды, которую он обнаружил на берегу моря. Без особого труда было установлено, что одежда принадлежала капитану Граймсу. В нагрудном кармане пиджака был конверт, адресованный доктору Фейгану, а в конверте листок со словами: "Кто в грехе живет, тот в грехе и погибнет".
Было сделано все возможное, чтобы скрыть эту новость от учащихся.
Флосси была страшно удручена столь скоропостижным окончанием своего замужества, но траур надеть отказалась. "Я убеждена, что мой муж меня бы не осудил", -- сказала она.
При таких невеселых обстоятельствах школьники стали собираться к отъезду -- наступили пасхальные каникулы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
КОРОЛЕВСКИЙ ЧЕТВЕРГ
У Марго Бест-Четвинд в Англии было два дома: один в Лондоне, другой -в Хемпшире. Ее лондонский особняк, отстроенный в царствование Вильгельма и Марии, по общему мнению, был самым красивым зданием между Бонд-стрит и Парк-лейн. Насчет ее загородного дома единого мнения не было. Дом был новехонький. В сущности, его еще толком не достроили, когда -- в канун пасхальных каникул -- туда явился Поль. Ничто за всю бурную, а во многих отношениях и сомнительную жизнь миссис Бест-Четвинд не вызвало таких толков, как постройка или, точнее сказать, перестройка этого замечательного здания.
Дом именовался "Королевский Четверг" и стоял на том самом месте, которое со времен царствования Марии Кровавой1 было родовым гнездом графов Пастмастеров. Целых триста лет, благодаря безденежью и бездействию этого почтенного семейства, дом выстаивал против капризов архитектурной моды. Никто не пристраивал к нему флигелей, не прорубал окон. Ни портик, ни колоннада, ни терраса, ни оранжерея, ни башни, ни бойницы не обезобразили его деревянный фасад. Вопреки всеобщему помешательству на светильном газе и ватерклозетах. Королевский Четверг избег руки водопроводчиков и инженеров. Плотник, которому должность его досталась от предка, некогда смастерившего деревянные панели в залах и соорудившего огромную лестницу, время от времени чинил только то, без чего здание могло бы развалиться, притом -- следуя традициям и действуя только инструментами прадеда, так что через несколько лет его собственную работу непросто было отличить от дела рук его предков. В спальнях по-прежнему коптили свечи, а у соседей лорда Пастмастера давно вовсю сияла электричество; вот почему последние лет пятьдесят хемпширцы проникались все большей гордостью за Королевский Четверг.
1 М а р и я К р о в а в а я -- прозвище английской королевы Марии Тюдор (1516--1558), жестоко преследовавшей протестантов.
Если прежде он считался язвой на лице передового Хемпшира, то теперь по субботам и воскресеньям превращался в место паломничества. "А не съездить ли нам на чай к Пастмастерам? -- возникал вопрос после воскресного обеда. -- На их дом стоит взглянуть! Там все, ну буквально все, как бывало прежде. На прошлой неделе их посетил профессор Франке. Представляете, профессор сказал: если где и сохранились лучшие образцы старой доброй тюдоровской архитектуры, так это у Пастмастеров!"
Телефона у Пастмастеров не было, но они всегда были дома и неизменно радовались приезду соседей. После чая лорд Пастмастер, как правило, отправлялся с гостем-новичком на экскурсию по дому:
показывал ему длинные галереи и просторные спальни, причем не забывал и о неком чулане, куда третий граф Пастмастер упрятал свою жену за то, что ей вздумалось перестроить печь. "Печь дымит по-прежнему, особенно если ветер восточный, -- присовокуплял граф, -- все руки до нее не доходят".