Если вам не хочется разделить судьбу Гамлета, достаточно повиноваться внутреннему голосу и отбрасывать все, что ему противоречит. Но стоит однажды задуматься — пощады не ждите. Сомнения заведут вас в подмосковные леса, где регулярно замерзают хитрые герои.
Механика душевного комфорта
Поучение принцу Флоризелю
Романтика рухнувших сводов
Удачный портрет неудачника
Руководство гению
Механика душевного комфорта
Очень многие джентльмены умеют быть довольными собой, но при этом редкий из них остается довольным жизнью. Тотальная бодрость духа и вечный оптимизм — свойство людей уникальных. Они встречаются, скорее, в сказках, нежели в реальности. Где, кроме мультфильма “Остров сокровищ”, может обитать такой жизнерадостный образ, как доктор Ливси? А веселый полковник Скалозуб? Неужели только в грибоедовской комедии?
Возможно, постоянная удовлетворенность жизнью — чудотворный сплав врожденных качеств, но это вовсе не означает, что их нельзя приобрести простому смертному. Достаточно вспомнить, как нам видится мир в тот момент, когда мы счастливы. Буквально все представляется в розовом цвете: недостатки любимых женщин развлекают; атаки друзей и начальства веселят. Даже мусорная куча вызывает философский восторг. Любое событие рассматриваем как нечто положительное и находим в себе необходимые для этого аргументы. То есть наш внутренний разговор следует за настроением, но стоит ему измениться, и тот же внутренний разговор приобретает иной характер. Мы находим сотню аргументов, что небо не того цвета, и мысленно доводим себя до суицидальной паранойи.
Кто хочет быть счастливым, тот не бегает за настроением. Он заставляет его бегать за собой. Достаточно сохранять положительный внутренний разговор, несмотря ни на что. Разбил машину: “Наконец-то куплю что-нибудь получше. Не хватит денег — займусь спортом, а разминка в общественном транспорте избавит меня от запоров”. Сын двойку получил: “Есть повод гордиться. Смелый мальчик растет — и ремень ему нипочем, и шланг резиновый. Такой и с утюгом на пузе копейки не отдаст. Настоящий наследник”.
Когда теща пропадает без вести, оптимистические мысли сами приходят в голову. Но если за углом сгорит пивной ларек — надо проявить мужество и отказаться от намерения эмигрировать.
Идиотизм, как и любое качество человека, имеет способность к саморазвитию. Поэтому мы легко осваиваем практику ежедневного запугивания самих себя. Нас этому в школе научили: плюнул не в ту сторону — сразу нотация: “Позоришь класс, город, Родину. Теперь куры дохнут и кролики не плодятся”. Страшные перспективы надежно закрепляли “Дети подземелья”.
Когда, впоследствии, все же становимся людьми успешными, нам то и дело приходит в голову мысленно полежать в гробу при малейшей задержке кредита. Странно, что мы имеем наглость удивляться приговору онколога. Как будто еще не привыкли видеть собственную смерть в каждом налоговом инспекторе. Энергия идет вслед за мыслями. Реальность всегда обретает формы надуманного. Теряя чувство юмора, мы остаемся наедине с мнительностью, которая пожирает нас скорбными умозаключениями.
Когда в цирке падающий клоун вызывает смех, мы понимаем, что разбитый нос — это смешно. Счастливчики с этой установкой никогда не расстаются — они видят клоунаду в потере кошелька, изменах жены и ценах на бензин. А также могут понять Котовского, “который за час до казни тело свое граненное японской гимнастикой мучил”.
Выбирая качество мыслей, мы определяем качество жизни. Тяжелый внутренний монолог рождает грустных рогоносцев, умирающих на дуэли. А натренированный оптимист, весело развратничая, делает карьеру Цезаря.
Постоянная радость требует постоянных упражнений. Отслеживая ход собственных мыслей, нужно научиться отбрасывать любые негативные формулировки, не позволяя им занимать сознание более 30-ти секунд. Рецидивы будут случаться все реже. Утратив питательную почву, негативные мысли и чувства постепенно отомрут, и любое событие будет представляться опьяняюще веселым зрелищем.
Однако подобное достижение может быть разрушено простым попустительством. Стоит неосмотрительно впасть в раздражение и оправдать его подходящей формулировкой, как тотчас в голове выстраиваются декорации всеобщего свинства — в душу начинают проникать сомнения. Затем приходит грусть, тоска и белая горячка. Поэтому бдительность — лучший союзник хрупкого мозга в борьбе за душевный комфорт.
Возможно, постоянная удовлетворенность жизнью — чудотворный сплав врожденных качеств, но это вовсе не означает, что их нельзя приобрести простому смертному. Достаточно вспомнить, как нам видится мир в тот момент, когда мы счастливы. Буквально все представляется в розовом цвете: недостатки любимых женщин развлекают; атаки друзей и начальства веселят. Даже мусорная куча вызывает философский восторг. Любое событие рассматриваем как нечто положительное и находим в себе необходимые для этого аргументы. То есть наш внутренний разговор следует за настроением, но стоит ему измениться, и тот же внутренний разговор приобретает иной характер. Мы находим сотню аргументов, что небо не того цвета, и мысленно доводим себя до суицидальной паранойи.
Кто хочет быть счастливым, тот не бегает за настроением. Он заставляет его бегать за собой. Достаточно сохранять положительный внутренний разговор, несмотря ни на что. Разбил машину: “Наконец-то куплю что-нибудь получше. Не хватит денег — займусь спортом, а разминка в общественном транспорте избавит меня от запоров”. Сын двойку получил: “Есть повод гордиться. Смелый мальчик растет — и ремень ему нипочем, и шланг резиновый. Такой и с утюгом на пузе копейки не отдаст. Настоящий наследник”.
Когда теща пропадает без вести, оптимистические мысли сами приходят в голову. Но если за углом сгорит пивной ларек — надо проявить мужество и отказаться от намерения эмигрировать.
Идиотизм, как и любое качество человека, имеет способность к саморазвитию. Поэтому мы легко осваиваем практику ежедневного запугивания самих себя. Нас этому в школе научили: плюнул не в ту сторону — сразу нотация: “Позоришь класс, город, Родину. Теперь куры дохнут и кролики не плодятся”. Страшные перспективы надежно закрепляли “Дети подземелья”.
Когда, впоследствии, все же становимся людьми успешными, нам то и дело приходит в голову мысленно полежать в гробу при малейшей задержке кредита. Странно, что мы имеем наглость удивляться приговору онколога. Как будто еще не привыкли видеть собственную смерть в каждом налоговом инспекторе. Энергия идет вслед за мыслями. Реальность всегда обретает формы надуманного. Теряя чувство юмора, мы остаемся наедине с мнительностью, которая пожирает нас скорбными умозаключениями.
Когда в цирке падающий клоун вызывает смех, мы понимаем, что разбитый нос — это смешно. Счастливчики с этой установкой никогда не расстаются — они видят клоунаду в потере кошелька, изменах жены и ценах на бензин. А также могут понять Котовского, “который за час до казни тело свое граненное японской гимнастикой мучил”.
Выбирая качество мыслей, мы определяем качество жизни. Тяжелый внутренний монолог рождает грустных рогоносцев, умирающих на дуэли. А натренированный оптимист, весело развратничая, делает карьеру Цезаря.
Постоянная радость требует постоянных упражнений. Отслеживая ход собственных мыслей, нужно научиться отбрасывать любые негативные формулировки, не позволяя им занимать сознание более 30-ти секунд. Рецидивы будут случаться все реже. Утратив питательную почву, негативные мысли и чувства постепенно отомрут, и любое событие будет представляться опьяняюще веселым зрелищем.
Однако подобное достижение может быть разрушено простым попустительством. Стоит неосмотрительно впасть в раздражение и оправдать его подходящей формулировкой, как тотчас в голове выстраиваются декорации всеобщего свинства — в душу начинают проникать сомнения. Затем приходит грусть, тоска и белая горячка. Поэтому бдительность — лучший союзник хрупкого мозга в борьбе за душевный комфорт.
Поучение принцу Флоризелю
Истинный художник знает, что мыло — это не для убийства бактерий. Только его ранимой душе подвластна ценность чердачного полумрака, экологически чистой хлопчатой веревки и старого, хромоногого кресла.
Умение покончить с собой присуще исключительно человеку. Попытка разделить нечто подобное с китами научно не обоснована. Просто нам не хочется оставаться в одиночку с одним из величайших достижений человеческого разума.
Все поползновения объяснять суицид слишком заужены и не отражают его истинных масштабов. Наивно полагать, что самоубийство — это проблема отдельных радикально удавившихся граждан. Практически, каждый из нас имеет к этому прямое отношение. Нельзя найти взрослого человека, не испытавшего желания наложить на себя руки тем или иным способом. Мы не только позволяли себе думать над этим, но даже многократно смаковали эту мысль, особенно в подростковом возрасте, когда делали массу принципиальных открытий по мировоззренческим вопросам.
Это время счастливых эстетов. Здесь можно было ощущать себя планетарным явлением, где неразделенная любовь, разрастаясь до космических масштабов, служит подходящим мотивом для величественной трагедии. Подросток — это вывернутые наружу рецепторы. Активно контактируя с миром, он легко идет на самоубийство как на эротически насыщенное, эстетически привлекательное волевое действие. То есть речь идет о том, что представляется красивым и необходимым настолько, что многие подростки, не желая расставаться с этим, стремятся пережить множество дублей так называемых неудавшихся самоубийств. Чуть позже, заметно огрубев, они перестанут развивать полюбившуюся тему. Только самые талантливые из них останутся верными своим вкусам.
Социальные трудности здесь, конечно, ни при чем. Африка представляет собой сплошную социальную рану, однако вешаться там не принято. Тяга к самоубийствам — это привилегия развитых и утонченных наций.
Чем выше уровень развития, тем больше народа лезет в петлю. В бывшем СССР рекордсменами были прибалты, в Европе — датчане, финны, венгры, в Азии — японцы. Чтобы скрыть истину, хитроумная суицидология объявила угрофинскую группу генетически склонной к самоубийствам, что следует расценивать как откровенный, махровый расизм, отрицающий возможность других народов подняться в своем развитии до высоких культурных планок.
Простому человеку нелегко сделаться римским патрицием, демонстративно вскрывающим себе вены. Для этого нужно родиться в благопристойной семье, учиться музыке, чистописанию, истории, философии, живописи, искусствоведению, — тогда, глядишь, и русская рулетка станет доступным и понятным развлечением. Но, если воображение дальше кукурузного поля не летает, повиснуть на перекладине — шансов маловато.
В былые времена у людей хватало вкуса радовать себя самоубийствами из мести, когда человек этой процедурой необратимо оставлял за собой последнее слово. Одураченный оппонент уже не мог ответить аналогично, потому что исчезал объект, способный оценить. Теперь это почти вышло из употребления по совершенно понятным причинам — общая культура хромает. Даже японцы заметно опустились: на любование сакурой их еще кое-как хватает, а на красивое харакири — уже не очень. Благо, Северная Европа набирает обороты: в Дании — родине нежных сказок — опечатали крыши всех высоких зданий, чтобы жизнелюбивый народ поменьше сигал вниз.
Басни о потерянных поколениях, безысходности, духовном оскудении в данном случае несостоятельны. Не зря в западном мире так болезненно реагируют на массовые самоубийства где-нибудь в Гватемале. Германским бюргерам неприятно, что кто-то “складывает ласты” по команде. В самом деле, ведь здесь некого обвинить в сумасшествии. Кроме того, эта тенденция указывает на то, что высокое искусство стало принадлежать народу и культура проникла в массы. Все, что представляет угрозу элитарности суицида, не может нравиться состоятельным джентльменам.
Самоубийство — это глубочайшая, развитая функция, которую нельзя оценивать по формальным признакам. Самоубийство механическое, связанное с немедленным, рефлективным прерыванием острой физической боли, мало связано с общим контекстом явления.
Когда нас веселят анекдоты и шутки на тему самоубийств, мы смеемся, подсознательно чувствуя свою мелочность. Наша ирония — это самозащитная реакция низшего порядка. Когда Йозеф Швейк Ярослава Гашека предлагает сокамернику свои подтяжки или рекомендует удобное окно для пани Мюллеровой, ему не до шуток. В своих поступках он цельный, истинный и открытый. Для него, как для типичного жителя просвещенной Австрийской империи, вопрос о самоубийствах давно решен. Швейк определяется только в методах. Он изучает и выбирает. Смех по этому поводу автоматически разоблачает наше слабоумие.
Самоубийство — это самое высшее волевое действие, за которое человек в самом деле несет ответственность в полном объеме. Поедание запретного плода, от которого, по словам Бога, Адам и Ева должны были неминуемо умереть, есть не что иное, как первая попытка самоубийства, с которой начались все дальнейшие волевые действия людей.
Религиозное осуждение самоубийств странно тем, что ставит под сомнение тотальность божественного контроля над всем происходящим. Лишних деталей в природе не бывает. Своевременное вскрытие вен не может противоречить высшим замыслам. Анна Каренина была аристократкой и действовала согласно красоте сюжета. Если бы Гитлер был плохим художником, как утверждают некоторые завистники, он никогда бы не смог застрелиться.
Рост самоубийств не угрожает цивилизации, а лишь подчеркивает уровень ее развития. Если нация не может похвастаться наличием самоубийц — это действительно тревожный сигнал. Значит, в стране — невежество и безвкусица достигли невиданных масштабов. В этом случае надо срочно принимать меры: менять законы, правительство, навязывать школьникам чтение классической литературы и бальные танцы. Другими словами — достигать качественной и умственной зрелости. И как только люди начнут падать с небоскребов, подобно спелым грушам, можно считать, что нация достигла изобилия.
Умение покончить с собой присуще исключительно человеку. Попытка разделить нечто подобное с китами научно не обоснована. Просто нам не хочется оставаться в одиночку с одним из величайших достижений человеческого разума.
Все поползновения объяснять суицид слишком заужены и не отражают его истинных масштабов. Наивно полагать, что самоубийство — это проблема отдельных радикально удавившихся граждан. Практически, каждый из нас имеет к этому прямое отношение. Нельзя найти взрослого человека, не испытавшего желания наложить на себя руки тем или иным способом. Мы не только позволяли себе думать над этим, но даже многократно смаковали эту мысль, особенно в подростковом возрасте, когда делали массу принципиальных открытий по мировоззренческим вопросам.
Это время счастливых эстетов. Здесь можно было ощущать себя планетарным явлением, где неразделенная любовь, разрастаясь до космических масштабов, служит подходящим мотивом для величественной трагедии. Подросток — это вывернутые наружу рецепторы. Активно контактируя с миром, он легко идет на самоубийство как на эротически насыщенное, эстетически привлекательное волевое действие. То есть речь идет о том, что представляется красивым и необходимым настолько, что многие подростки, не желая расставаться с этим, стремятся пережить множество дублей так называемых неудавшихся самоубийств. Чуть позже, заметно огрубев, они перестанут развивать полюбившуюся тему. Только самые талантливые из них останутся верными своим вкусам.
Социальные трудности здесь, конечно, ни при чем. Африка представляет собой сплошную социальную рану, однако вешаться там не принято. Тяга к самоубийствам — это привилегия развитых и утонченных наций.
Чем выше уровень развития, тем больше народа лезет в петлю. В бывшем СССР рекордсменами были прибалты, в Европе — датчане, финны, венгры, в Азии — японцы. Чтобы скрыть истину, хитроумная суицидология объявила угрофинскую группу генетически склонной к самоубийствам, что следует расценивать как откровенный, махровый расизм, отрицающий возможность других народов подняться в своем развитии до высоких культурных планок.
Простому человеку нелегко сделаться римским патрицием, демонстративно вскрывающим себе вены. Для этого нужно родиться в благопристойной семье, учиться музыке, чистописанию, истории, философии, живописи, искусствоведению, — тогда, глядишь, и русская рулетка станет доступным и понятным развлечением. Но, если воображение дальше кукурузного поля не летает, повиснуть на перекладине — шансов маловато.
В былые времена у людей хватало вкуса радовать себя самоубийствами из мести, когда человек этой процедурой необратимо оставлял за собой последнее слово. Одураченный оппонент уже не мог ответить аналогично, потому что исчезал объект, способный оценить. Теперь это почти вышло из употребления по совершенно понятным причинам — общая культура хромает. Даже японцы заметно опустились: на любование сакурой их еще кое-как хватает, а на красивое харакири — уже не очень. Благо, Северная Европа набирает обороты: в Дании — родине нежных сказок — опечатали крыши всех высоких зданий, чтобы жизнелюбивый народ поменьше сигал вниз.
Басни о потерянных поколениях, безысходности, духовном оскудении в данном случае несостоятельны. Не зря в западном мире так болезненно реагируют на массовые самоубийства где-нибудь в Гватемале. Германским бюргерам неприятно, что кто-то “складывает ласты” по команде. В самом деле, ведь здесь некого обвинить в сумасшествии. Кроме того, эта тенденция указывает на то, что высокое искусство стало принадлежать народу и культура проникла в массы. Все, что представляет угрозу элитарности суицида, не может нравиться состоятельным джентльменам.
Самоубийство — это глубочайшая, развитая функция, которую нельзя оценивать по формальным признакам. Самоубийство механическое, связанное с немедленным, рефлективным прерыванием острой физической боли, мало связано с общим контекстом явления.
Когда нас веселят анекдоты и шутки на тему самоубийств, мы смеемся, подсознательно чувствуя свою мелочность. Наша ирония — это самозащитная реакция низшего порядка. Когда Йозеф Швейк Ярослава Гашека предлагает сокамернику свои подтяжки или рекомендует удобное окно для пани Мюллеровой, ему не до шуток. В своих поступках он цельный, истинный и открытый. Для него, как для типичного жителя просвещенной Австрийской империи, вопрос о самоубийствах давно решен. Швейк определяется только в методах. Он изучает и выбирает. Смех по этому поводу автоматически разоблачает наше слабоумие.
Самоубийство — это самое высшее волевое действие, за которое человек в самом деле несет ответственность в полном объеме. Поедание запретного плода, от которого, по словам Бога, Адам и Ева должны были неминуемо умереть, есть не что иное, как первая попытка самоубийства, с которой начались все дальнейшие волевые действия людей.
Религиозное осуждение самоубийств странно тем, что ставит под сомнение тотальность божественного контроля над всем происходящим. Лишних деталей в природе не бывает. Своевременное вскрытие вен не может противоречить высшим замыслам. Анна Каренина была аристократкой и действовала согласно красоте сюжета. Если бы Гитлер был плохим художником, как утверждают некоторые завистники, он никогда бы не смог застрелиться.
Рост самоубийств не угрожает цивилизации, а лишь подчеркивает уровень ее развития. Если нация не может похвастаться наличием самоубийц — это действительно тревожный сигнал. Значит, в стране — невежество и безвкусица достигли невиданных масштабов. В этом случае надо срочно принимать меры: менять законы, правительство, навязывать школьникам чтение классической литературы и бальные танцы. Другими словами — достигать качественной и умственной зрелости. И как только люди начнут падать с небоскребов, подобно спелым грушам, можно считать, что нация достигла изобилия.
Романтика рухнувших сводов
Ведущий архитектор Третьего рейха Альберт Шпеер уважал своих потомков. Зная, что рано или поздно его творения разрушатся, он выдвинул “теорию ценности развалин”. Но высшее партийное руководство сочло это кощунством. Только Адольф Гитлер, как настоящий художник, понимал: ржавой арматурой железобетонных руин вряд ли можно навеять романтизм и пробудить дух национального величия. Поэтому он поддержал Шпеера и приказал вести важнейшие стройки государства с учетом “закона развалин”.
Хотя архитекторы древности в своей работе вряд ли руководствовались чем-то подобным, все же следует отдать им должное — мы получили в наследство шедевриальные руины. Даже равнодушных антиподов они способны магически притягивать к себе.
Когда мы в детстве что-нибудь возводили, а затем ломали, это было нормой творческой игры. Однако любование разрушенным заключало в себе нечто большее. Романтика рухнувших сводов делает мальчика воином, а мужчину — философом. Руинам нечего предъявить — они всегда совершенны, лаконичны и правдивы.
Настоящему руинофобу трудно выбрать любимый объект, особенно если он не побывал в Риме. Этот город Мандельштаму нравилось упоминать в своем творчестве так же часто, как Ремарку кальвадос. Там полно всякой всячины, особенно решеток и заборов. Ведь это не Париж, где все сидят вдоль тротуаров и раздувают ноздри под красное вино. В Риме царит теснота, пыль и навязчивое радушие музыкально одаренных граждан.
Развалины римского форума — единственное место, где можно укрыться от натиска итальянского сольфеджио. Местные сюда почти не ходят, а туристы слишком заняты собой.
Собираясь на форум, следует прихватить корзинку для пикника с легкой выпивкой и закуской. Только воду брать не стоит. Здесь есть несколько чудных источников, питаемых из древнего акведука. Любителям академических упражнений можно взять в билетном киоске специальный путеводитель. С его помощью легко заниматься просвещением длинноногих девочек англо-саксонской породы. Они там бродят с утра до вечера.
Одного взгляда на римские развалины достаточно, чтобы понять: варвары никогда не разрушали этот город. Даже сегодня на уничтожение того, что сохранилось, пришлось бы привлечь неслыханное количество людей, техники и взрывчатки. Рим не могло разрушить время. Все было построено слишком добротно и не требовало особого ухода. Вечный город разрушили потомки варваров — те самые певуны-макаронники, покровители искусств, разочаровавшие Муссолини. Хотя славяне славятся своим вандализмом, они бы никогда не взялись за такую тяжелую работу.
Прогуливаясь по древней мостовой, всегда есть о чем подумать раскованному лирику и строгому практику. Римские развалины слишком неоднородны. Элементы псевдогреческих мотивов здесь странно уживаются с кирпичными нагромождениями тюремного типа. Самое привлекательное место — бывший дворец Августа. Там, в тени роскошных пиний, можно устроиться на мраморной скамейке, помыть руки у настенного фонтанчика и приступить к опустошению ароматной корзинки. Легко окунаясь в приятную беседу полунаучного содержания, уместно вспомнить речи Цицерона и письма Плиния Младшего. Не лишним будет растянуться на травке и задремать под мысли о “тщете всего сущего”. Главное — никуда не спешить. Здесь предпочтительно проводить время в обществе одного или двух собеседников, не более. Или оставаться наедине с самим собой, чтобы потом, под вечер, заговорить на религиозную тему с какой-нибудь таинственной незнакомкой...
Руины великих цивилизаций стали неотъемлемой частью современного комфорта. Развитие транспортных коммуникаций максимально сблизило афинский Парфенон с предместьями Житомира. Даже для бедных телевизор сделал средой обитания ступеньки египетских храмов. Эксплуатация развалин теперь настолько доходное предприятие, что их наличие обогащает давно опустившиеся народы. Альберт Шпеер умел заглядывать вперед, и Гитлер не зря его ценил. Жаль, что им довелось больше разрушить, чем построить. С тех пор желание возводить будущие живописные руины окончательно угасло в людях. Наше практичное сознание находится на иждивении у расточительных фараонов. Мы кормимся иррациональностью древних.
Для наследников соломенно-деревянной культуры любые камни — источник откровений. Если нет своего — на чужое пялиться не стыдно. Особенно теперь, когда понятие чужого растворяется в денежных потоках.
Восточным славянам надо срочно обогащаться. Вечно проживая среди развалюх, мы так и не доросли до приличных развалин. Правда, есть одно преимущество: в случае атомной войны мы ничего не потеряем. А вот старая Европа даже здесь выиграет. Ее ландшафт обновится такими шикарными руинами, что без дорогого билета любоваться не пустят. Особенно Вена будет хороша. Обломки ее дворцов взволнуют кого угодно. А камни Парижа, укрытые одичавшим виноградом, обретут целебные свойства. Главное — запастись терпением и дождаться этой великой курортной эпохи.
Хотя архитекторы древности в своей работе вряд ли руководствовались чем-то подобным, все же следует отдать им должное — мы получили в наследство шедевриальные руины. Даже равнодушных антиподов они способны магически притягивать к себе.
Когда мы в детстве что-нибудь возводили, а затем ломали, это было нормой творческой игры. Однако любование разрушенным заключало в себе нечто большее. Романтика рухнувших сводов делает мальчика воином, а мужчину — философом. Руинам нечего предъявить — они всегда совершенны, лаконичны и правдивы.
Настоящему руинофобу трудно выбрать любимый объект, особенно если он не побывал в Риме. Этот город Мандельштаму нравилось упоминать в своем творчестве так же часто, как Ремарку кальвадос. Там полно всякой всячины, особенно решеток и заборов. Ведь это не Париж, где все сидят вдоль тротуаров и раздувают ноздри под красное вино. В Риме царит теснота, пыль и навязчивое радушие музыкально одаренных граждан.
Развалины римского форума — единственное место, где можно укрыться от натиска итальянского сольфеджио. Местные сюда почти не ходят, а туристы слишком заняты собой.
Собираясь на форум, следует прихватить корзинку для пикника с легкой выпивкой и закуской. Только воду брать не стоит. Здесь есть несколько чудных источников, питаемых из древнего акведука. Любителям академических упражнений можно взять в билетном киоске специальный путеводитель. С его помощью легко заниматься просвещением длинноногих девочек англо-саксонской породы. Они там бродят с утра до вечера.
Одного взгляда на римские развалины достаточно, чтобы понять: варвары никогда не разрушали этот город. Даже сегодня на уничтожение того, что сохранилось, пришлось бы привлечь неслыханное количество людей, техники и взрывчатки. Рим не могло разрушить время. Все было построено слишком добротно и не требовало особого ухода. Вечный город разрушили потомки варваров — те самые певуны-макаронники, покровители искусств, разочаровавшие Муссолини. Хотя славяне славятся своим вандализмом, они бы никогда не взялись за такую тяжелую работу.
Прогуливаясь по древней мостовой, всегда есть о чем подумать раскованному лирику и строгому практику. Римские развалины слишком неоднородны. Элементы псевдогреческих мотивов здесь странно уживаются с кирпичными нагромождениями тюремного типа. Самое привлекательное место — бывший дворец Августа. Там, в тени роскошных пиний, можно устроиться на мраморной скамейке, помыть руки у настенного фонтанчика и приступить к опустошению ароматной корзинки. Легко окунаясь в приятную беседу полунаучного содержания, уместно вспомнить речи Цицерона и письма Плиния Младшего. Не лишним будет растянуться на травке и задремать под мысли о “тщете всего сущего”. Главное — никуда не спешить. Здесь предпочтительно проводить время в обществе одного или двух собеседников, не более. Или оставаться наедине с самим собой, чтобы потом, под вечер, заговорить на религиозную тему с какой-нибудь таинственной незнакомкой...
Руины великих цивилизаций стали неотъемлемой частью современного комфорта. Развитие транспортных коммуникаций максимально сблизило афинский Парфенон с предместьями Житомира. Даже для бедных телевизор сделал средой обитания ступеньки египетских храмов. Эксплуатация развалин теперь настолько доходное предприятие, что их наличие обогащает давно опустившиеся народы. Альберт Шпеер умел заглядывать вперед, и Гитлер не зря его ценил. Жаль, что им довелось больше разрушить, чем построить. С тех пор желание возводить будущие живописные руины окончательно угасло в людях. Наше практичное сознание находится на иждивении у расточительных фараонов. Мы кормимся иррациональностью древних.
Для наследников соломенно-деревянной культуры любые камни — источник откровений. Если нет своего — на чужое пялиться не стыдно. Особенно теперь, когда понятие чужого растворяется в денежных потоках.
Восточным славянам надо срочно обогащаться. Вечно проживая среди развалюх, мы так и не доросли до приличных развалин. Правда, есть одно преимущество: в случае атомной войны мы ничего не потеряем. А вот старая Европа даже здесь выиграет. Ее ландшафт обновится такими шикарными руинами, что без дорогого билета любоваться не пустят. Особенно Вена будет хороша. Обломки ее дворцов взволнуют кого угодно. А камни Парижа, укрытые одичавшим виноградом, обретут целебные свойства. Главное — запастись терпением и дождаться этой великой курортной эпохи.
Удачный портрет неудачника
Неудачник — это всегда большой талант. Только ему удается повеситься на толстой капроновой веревке так, чтобы она оборвалась. Другому это не под силу.
Логика неудачника — феномен особого рода. Желая достичь какой-либо цели, он тщательно продумывает и запускает в действие механизм, способный ему помешать. И хотя, на первый взгляд, это противоречит здравому смыслу, изворотливые мозги неудачника знают, что делают. В своих поступках эти граждане более разумны, чем кто-либо.
Что, к примеру, делают удачливые люди? Они морочат себе головы новыми научными теориями, по ночам сочиняют классику, портят себе нервы в политических интригах, развязывают войны, грабят банки, строят заводы, снимают трусы перед публикой, изводят деньги на создание имиджа, спасают и убивают ближних, лезут на Луну, столбят участки в памяти потомков, получают престижное место на кладбище и в Большой энциклопедии. Сколько энергоемкой суеты расходуется на оплату успеха! И каждому, кто чем-то блеснул, надо подать золотой унитаз хотя бы посмертно.
Выигрыш часто оборачивается проигрышем. Собранные лавры нередко теряют, переживают горечь, забвение и тоску при мысли, что был не тем, чем хотелось.
Неудачник — это совсем другое дело. Он проигрывает, чтобы выиграть, он изначально ставит перед собой великие цели и ощущает себя Божьим избранником. Демонстрируя окружающим личные возможности, неудачник формирует свое потенциальное победоносное будущее. Он заранее выстраивает жизненные ситуации так, чтобы не чувствовать вины в собственных неудачах. И для этого нужно немного. Достаточно выгодно нарушать общие правила игры.
Вместо того чтобы звенеть шпорами и отдавать честь старшим по званию, неудачник, будучи храбрым младшим офицером, активно борется за “правду”, и мерзкие интриганы не позволяют ему стать блестящим генералом. Готовясь сделать карьеру музыканта, неудачник активно посещает спортивные площадки, чтобы сломать руку и остаться несбывшимся великим скрипачом, которому помешала злая судьба.
Неудачник — это невинная жертва рока, алчных людей и дурно устроенного общества. До конца своей жизни он собирает ценные призы сочувствия, сожаления, осознания огромной утраты для мира. Вампиризму неудачника трудно противостоять. Его позиции непробиваемы, и его не в чем упрекнуть. Он всегда хочет, как лучше, но люди, в силу своей тупости, не принимают его дары. Неудачник вечно стоит на пьедестале могучего титана, которому не позволяют удерживать небо наглые завистники.
Тот, кто живет рядом с неудачником, вынужден ежедневно искупать грехи всего человечества перед этим драгоценным существом за его “украденные” нобелевские премии. Неудачник — это безоговорочно счастливый индивидуум. Дешево и сердито он собирает призы за то, что никогда не создавал. В глазах близких и своих собственных он значим и весом. Он как лохнесское чудовище или снежный человек представляет ценность, которую никто не может пощупать или опровергнуть, потому что время от времени ему удается сформировать нужные доказательства своей исключительности: написать гениальный стишок, подкинуть дельный совет, задекларировать грандиозный план и даже приступить к началу его реализации. Но не более. Злосчастные обстоятельства не дают продвигаться дальше. И так день за днем и год за годом.
В поступках неудачника трудно заметить запланированность катастроф. У него, как у опытного преступника, всегда имеется алиби. Вступая в деловые взаимоотношения, он автоматически прибавляет к принятым правилам игры незначительные поправки, способные иметь роковые последствия. Если он дает слово быть вовремя в нужном месте, ему ничего не стоит прибавить где-нибудь про себя: “На своей машине”, — а это уже другое правило. У машины обязательно сломается двигатель. Он, естественно, не сможет ее бросить посреди дороги и “быть вовремя”.
То же самое может произойти из-за неисправности лифта, где он спокойно просидит несколько часов и превратится в жертву коммунальных служб. В сущности, он не нарушает правила, но дополняет их таким образом, чтобы неудача стала неизбежной. Разве можно инкриминировать человеку невинное желание спуститься на сомнительно работающем лифте? Ведь он так спешил!
Когда подающая надежды актриса хочет получить главную роль, но не желает ложиться под режиссера, в этом сразу не углядишь вампирический план неудачницы. Какие могут быть притязания к яркой звезде, недоступной наглым, похотливым козлам? Скорее, наоборот, ей можно посочувствовать и выслушать обвинения в адрес мерзких законов, царящих в киноиндустрии.
Кем же на самом деле является человек, которого принимают за неудачника, ведь неудача постигает только того, кто не добивается поставленной цели. Успешный человек может периодически терпеть неудачу, неудачником же считают человека, который терпит неудачи всегда, а так как истинная цель неудачника — это сама неудача, то можно ли его считать неудачником, ведь он всегда достигает своей цели.
Имидж неудачника — это умело создаваемая иллюзия для наивного народа. В обществе всегда существует категория людей, избравших беспроигрышный способ жизни. Жертва обстоятельств не может иметь вины и порицаний, но всегда имеет повод для претензий. Неудачнику все должны! Потому что каждый является частью обстоятельств, разрушивших все его победы. Ведь кроме этого, у него ничего за душой не было. Это Наполеон мог быть низвергнутым императором, проигравшим Ватерлоо. Неудачник таких оплошностей не допускает. Его внутреннему комфорту не угрожает опыт поражений.
Следует признать, что неудачник достоин благодарности. Своим присутствием он наполняет мир осенней скорбной философией, без которой не могут жить великие поэты и мелочные зануды.
Логика неудачника — феномен особого рода. Желая достичь какой-либо цели, он тщательно продумывает и запускает в действие механизм, способный ему помешать. И хотя, на первый взгляд, это противоречит здравому смыслу, изворотливые мозги неудачника знают, что делают. В своих поступках эти граждане более разумны, чем кто-либо.
Что, к примеру, делают удачливые люди? Они морочат себе головы новыми научными теориями, по ночам сочиняют классику, портят себе нервы в политических интригах, развязывают войны, грабят банки, строят заводы, снимают трусы перед публикой, изводят деньги на создание имиджа, спасают и убивают ближних, лезут на Луну, столбят участки в памяти потомков, получают престижное место на кладбище и в Большой энциклопедии. Сколько энергоемкой суеты расходуется на оплату успеха! И каждому, кто чем-то блеснул, надо подать золотой унитаз хотя бы посмертно.
Выигрыш часто оборачивается проигрышем. Собранные лавры нередко теряют, переживают горечь, забвение и тоску при мысли, что был не тем, чем хотелось.
Неудачник — это совсем другое дело. Он проигрывает, чтобы выиграть, он изначально ставит перед собой великие цели и ощущает себя Божьим избранником. Демонстрируя окружающим личные возможности, неудачник формирует свое потенциальное победоносное будущее. Он заранее выстраивает жизненные ситуации так, чтобы не чувствовать вины в собственных неудачах. И для этого нужно немного. Достаточно выгодно нарушать общие правила игры.
Вместо того чтобы звенеть шпорами и отдавать честь старшим по званию, неудачник, будучи храбрым младшим офицером, активно борется за “правду”, и мерзкие интриганы не позволяют ему стать блестящим генералом. Готовясь сделать карьеру музыканта, неудачник активно посещает спортивные площадки, чтобы сломать руку и остаться несбывшимся великим скрипачом, которому помешала злая судьба.
Неудачник — это невинная жертва рока, алчных людей и дурно устроенного общества. До конца своей жизни он собирает ценные призы сочувствия, сожаления, осознания огромной утраты для мира. Вампиризму неудачника трудно противостоять. Его позиции непробиваемы, и его не в чем упрекнуть. Он всегда хочет, как лучше, но люди, в силу своей тупости, не принимают его дары. Неудачник вечно стоит на пьедестале могучего титана, которому не позволяют удерживать небо наглые завистники.
Тот, кто живет рядом с неудачником, вынужден ежедневно искупать грехи всего человечества перед этим драгоценным существом за его “украденные” нобелевские премии. Неудачник — это безоговорочно счастливый индивидуум. Дешево и сердито он собирает призы за то, что никогда не создавал. В глазах близких и своих собственных он значим и весом. Он как лохнесское чудовище или снежный человек представляет ценность, которую никто не может пощупать или опровергнуть, потому что время от времени ему удается сформировать нужные доказательства своей исключительности: написать гениальный стишок, подкинуть дельный совет, задекларировать грандиозный план и даже приступить к началу его реализации. Но не более. Злосчастные обстоятельства не дают продвигаться дальше. И так день за днем и год за годом.
В поступках неудачника трудно заметить запланированность катастроф. У него, как у опытного преступника, всегда имеется алиби. Вступая в деловые взаимоотношения, он автоматически прибавляет к принятым правилам игры незначительные поправки, способные иметь роковые последствия. Если он дает слово быть вовремя в нужном месте, ему ничего не стоит прибавить где-нибудь про себя: “На своей машине”, — а это уже другое правило. У машины обязательно сломается двигатель. Он, естественно, не сможет ее бросить посреди дороги и “быть вовремя”.
То же самое может произойти из-за неисправности лифта, где он спокойно просидит несколько часов и превратится в жертву коммунальных служб. В сущности, он не нарушает правила, но дополняет их таким образом, чтобы неудача стала неизбежной. Разве можно инкриминировать человеку невинное желание спуститься на сомнительно работающем лифте? Ведь он так спешил!
Когда подающая надежды актриса хочет получить главную роль, но не желает ложиться под режиссера, в этом сразу не углядишь вампирический план неудачницы. Какие могут быть притязания к яркой звезде, недоступной наглым, похотливым козлам? Скорее, наоборот, ей можно посочувствовать и выслушать обвинения в адрес мерзких законов, царящих в киноиндустрии.
Кем же на самом деле является человек, которого принимают за неудачника, ведь неудача постигает только того, кто не добивается поставленной цели. Успешный человек может периодически терпеть неудачу, неудачником же считают человека, который терпит неудачи всегда, а так как истинная цель неудачника — это сама неудача, то можно ли его считать неудачником, ведь он всегда достигает своей цели.
Имидж неудачника — это умело создаваемая иллюзия для наивного народа. В обществе всегда существует категория людей, избравших беспроигрышный способ жизни. Жертва обстоятельств не может иметь вины и порицаний, но всегда имеет повод для претензий. Неудачнику все должны! Потому что каждый является частью обстоятельств, разрушивших все его победы. Ведь кроме этого, у него ничего за душой не было. Это Наполеон мог быть низвергнутым императором, проигравшим Ватерлоо. Неудачник таких оплошностей не допускает. Его внутреннему комфорту не угрожает опыт поражений.
Следует признать, что неудачник достоин благодарности. Своим присутствием он наполняет мир осенней скорбной философией, без которой не могут жить великие поэты и мелочные зануды.
Руководство гению
Всякому совершенству угрожает деградация, если присутствует страх. Когда гениальный человек, достигнув своей цели, внезапно спивается, превращаясь в бомжа, люди говорят: “Сломался, бедняга”. Впрочем, наблюдая разрушение преуспевающих людей, мы придумали много других определений: выдохся, зажрался, приелся, занудил. И хотя ни одно из этих слов не отражает сути явления, мы упрямо используем их в качестве удобных ярлыков. Нам выгодно думать, что гений может сделаться посредственностью. Для всех, кто не сумел реализоваться, это служит злорадным утешением. Мы упрямо не желаем понять, что гений — это не набор постоянных уникальных качеств, а всего лишь способность человека совершать действия, обеспечивающие доселе не виданный прорыв.
Весь мир идет вслед за теми, кто первым освоил новую территорию. Гений создает то, чего нет, но каждый может делать то, что уже совершалось другими. Моцарт умел совершать творческие прорывы до последних дней своей жизни, и потому остался в памяти людей гением, который не выдохся. То, что Моцарт совершал ежедневно, кто-то может совершить только раз, поэтому умение проявить мужество и красиво уйти надежно закрепляет достигнутое.
Отсутствие смелости помешало графу Толстому вовремя поставить точку в своем творчестве. Отрицая очевидное, он настойчиво терроризировал окружающих маразматическим нравоучительным бредом и тем самым нанес вред всему, созданному ранее.
Джером Девид Селинджер, автор книги “Над пропастью во ржи”, своевременно осознав невозможность работать на уровне достигнутого, решительно прекратил писательскую работу и вошел в историю как гениальный автор, никогда не создававший дурных произведений. Не зря в эпоху Возрождения художники имели привычку уничтожать свои ранние работы: они понимали, что гений — это не только творческий прорыв, но также высокая мера личной ответственности.
В народе бытует мнение, что гениальным ребенком быть опасно, так как, в большинстве случаев, малолетние вундеркинды деградируют. На самом же деле никакой деградации не происходит. Хотя известная Ника Турбина, сочинявшая в детстве стихи, прославилась как маленькая гениальная поэтесса, ее произведения назвать гениальными нельзя. Феномен Турбиной заключался не в стихах, а в ее возрасте, поэтому слава Ники закончилась вместе с детством. Это закономерная трагедия так называемых выдающихся детей. Здесь, как всегда, виноваты взрослые. Нам почему-то кажется, что писать стихи (пусть даже посредственные) ребенок не может. Объявив чем-то сверхъестественным оригинальную реализацию детского разума, мы создали легенду об исключительном ребенке. При этом никто не хочет замечать, что сверстники этого гения ежедневно совершают то же самое, но в других формах.
Один американский архитектор, наблюдая за детским творчеством, постоянно находил для себя новые идеи: нестандартной архитектуры, дизайна, оформления ландшафта. Постепенно он пришел к заключению, что абсолютно все психически здоровые дети являются гениальными людьми.
Гениальность — это норма ребенка, потому что он не боится совершать действия. Прорывы, совершенные детским разумом, удивляют не своей результативностью, а фактом их проявления.
Нас повергает в изумление детская мудрость и ясность мышления. Детское сознание легко одухотворяет любую абстрактную форму, опираясь на видение условностей всего реального и реальности всего условного. Попробуйте сказать маленькому художнику, что он не Рафаэль, и он смело покрутит вам пальцем у виска. Но если вы скажете, что он лучше Рафаэля, и отправите его в художественную школу, он докажет вам, что вы не ошиблись.
Весь мир идет вслед за теми, кто первым освоил новую территорию. Гений создает то, чего нет, но каждый может делать то, что уже совершалось другими. Моцарт умел совершать творческие прорывы до последних дней своей жизни, и потому остался в памяти людей гением, который не выдохся. То, что Моцарт совершал ежедневно, кто-то может совершить только раз, поэтому умение проявить мужество и красиво уйти надежно закрепляет достигнутое.
Отсутствие смелости помешало графу Толстому вовремя поставить точку в своем творчестве. Отрицая очевидное, он настойчиво терроризировал окружающих маразматическим нравоучительным бредом и тем самым нанес вред всему, созданному ранее.
Джером Девид Селинджер, автор книги “Над пропастью во ржи”, своевременно осознав невозможность работать на уровне достигнутого, решительно прекратил писательскую работу и вошел в историю как гениальный автор, никогда не создававший дурных произведений. Не зря в эпоху Возрождения художники имели привычку уничтожать свои ранние работы: они понимали, что гений — это не только творческий прорыв, но также высокая мера личной ответственности.
В народе бытует мнение, что гениальным ребенком быть опасно, так как, в большинстве случаев, малолетние вундеркинды деградируют. На самом же деле никакой деградации не происходит. Хотя известная Ника Турбина, сочинявшая в детстве стихи, прославилась как маленькая гениальная поэтесса, ее произведения назвать гениальными нельзя. Феномен Турбиной заключался не в стихах, а в ее возрасте, поэтому слава Ники закончилась вместе с детством. Это закономерная трагедия так называемых выдающихся детей. Здесь, как всегда, виноваты взрослые. Нам почему-то кажется, что писать стихи (пусть даже посредственные) ребенок не может. Объявив чем-то сверхъестественным оригинальную реализацию детского разума, мы создали легенду об исключительном ребенке. При этом никто не хочет замечать, что сверстники этого гения ежедневно совершают то же самое, но в других формах.
Один американский архитектор, наблюдая за детским творчеством, постоянно находил для себя новые идеи: нестандартной архитектуры, дизайна, оформления ландшафта. Постепенно он пришел к заключению, что абсолютно все психически здоровые дети являются гениальными людьми.
Гениальность — это норма ребенка, потому что он не боится совершать действия. Прорывы, совершенные детским разумом, удивляют не своей результативностью, а фактом их проявления.
Нас повергает в изумление детская мудрость и ясность мышления. Детское сознание легко одухотворяет любую абстрактную форму, опираясь на видение условностей всего реального и реальности всего условного. Попробуйте сказать маленькому художнику, что он не Рафаэль, и он смело покрутит вам пальцем у виска. Но если вы скажете, что он лучше Рафаэля, и отправите его в художественную школу, он докажет вам, что вы не ошиблись.