— Десять секунд, — отсчитывал Кук, — восемь… постучите по деревяшке и помолитесь быстренько!.. три, две — ну!
   Алмаз продолжал качаться в крошечном ящике, а стрелка весов оставалась неподвижной. Никто не двинулся, не оторвал глаз от алмаза, даже когда заметно запахло тлеющей изоляцией.
   — Он сейчас перегружен, — сказал Ленсон, но не пошевельнулся, чтобы выключить рубильник.
   — Дай еще, — приказал Блейк. — Дай полную мощиость — убедимся наверняка, а там пусть хоть сгорит, если ему так хочется.
   Ленсон щелкнул еще одним переключателем, и вся мощность генератора пошла в установку Х-117. Катушка вспыхнула синим пламенем, и тут кто-то недоверчиво вскрикнул.
   На какой-то миг, прежде чем катушка сгорела, алмаз вздрогнул.
   — Он пошевельнулся! — торжествующе вскрикнул Кук. — У нас будет двигатель!
   На минуту воцарилось всеобщее ликование и все стали говорить наперебой. Блейк вспомнил, что надо выключить машину.
   — Наконец-то мы на правильном пути, — уверенно заявил Блейк.
   — Сейчас мы совершили то, чего не могла добиться вся наша наука, — сказал Уилфред. — Мы создали антигравитацию.
   — Нам еще предстоит долгий путь, — сказал Тейлор. — Мы создали силу, которая подняла алмаз весом десять гран, и для этого потребовалась вся мощность генератора. Но теперь у нас есть надежный результат, который можно развивать, и есть исходная точка для понимания основных принципов.
   — Когда мы придем к тому, что нам надо, оно вряд ли будет похоже на это, — сказал Блейк, показывая на сооружение, стоявшее на столе. — Просто уж так вышло, что это был самый легкий способ создать искомую силу, Можно, например, сказать, что самый легкий путь получить электрический разряд — это погладить кота. Но не будете же вы снабжать целый город электричеством, заставив миллион людей гладить миллион котов!
   — У меня есть предложение, — сказал Кук. — Раз уж мы узнали немного больше о той силе, которую создали, можно попробовать и что-нибудь другое. Вместо того чтобы создавать антигравитацию, попробуем изменить направление обычной гравитации. Такой метод почти не потребует мощности, ведь нам придется не создавать новую силу, а всего лишь изменить направление существующей. Сколько осталось времени? Может, ваши последние наблюдения прибавили нам хотя бы один день?
   Тейлор взглянул на календарь, который Кук начертил ва стене.
   — Нет, этот календарь по-прежнему остается в силе. Его последний день станет и нашим последним днем.
   — Восемьдесят пять дней — не так уж много, — сказал Ленсон.
   — Конечно, немного, но с сегодняшнего дня работа пойдет быстрее, — ответил Блейк. — У нас есть над чем работать, мы открыли дверь, которую до нас никто еще не открывал.
   — А если за этой дверью находится другая? — спросил Ленсон.
   Ему ответил Кук. В его голосе прозвучала твердая уверенность!
   — Тогда мы откроем и ее.
   Вопрос Ленсона оказался далеко не праздным: за первой дверью действительно оказалась вторая.
   Эффект антигравитации, который они открыли, таил в себе ключ к этой второй задаче — как изменить направление гравитационной силы. Но решение ускользало от дих, а дни неумолимо бежали. Они повторяли Х-117 и разные вариации его до тех пор, пока записи результатов опыта не дошли до цифры 135. Снова и снова проверяли они гипотезу Кука и не находили ошибки. В то же время невозможно было построить никакую иную теорию, которая соответствовала бы найденным фактам. В конце концов они признали теорию Кука. Никто из них не сомневался в том, что можно изменить направление гравитации с помощью ничтожного количества энергии.
   Они были уверены, что добьются успеха, если хватит времени.
   Дни летели, и поиски продолжались. Люди работали все дольше и все больше худели. Упрямое выражение на лице Уилфреда становилось все заметнее. Желтая звезда выползала намного раньше их собственного солнца, становясь ярче, а в календаре выстраивались в ряд красные квадраты.
   Их решимость все возрастала, а срок, отпущенный им, все сокращался. Они работали молча, сосредоточенно, один лишь Кук сопровождал свои занятия бодрыми рассуждениями о том, какие удовольствия ожидают их по возвращении на Землю.
   Блейк не мог понять, действительно ли Кук так твердо уверен в окончательном успехе или это он просто пытается подбодрить не только других, но и самого себя. Красные квадраты заполнили еще два ряда целиком и больше половины третьего, когда Блейк получил наконец ответ на свои сомнения.
   Это произошло утром, на следующий день после неудачи с опытом Х-144. Они работали до поздней ночи, чтобы подготовить его, но так и не получили каких-либо заметных результатов. Все ушли, чтобы поспать хоть несколько часов, прежде чем начать опыт Х-145, по Блейк не мог уснуть.
   После неудачи с опытом Х-144 оставался последний шанс — опыт Х-145. Теория предсказывала, что Х-145 должен принести успех, но ведь и некоторые прежние опыты, согласно теории, тоже должны были быть успешными, а между тем при испытании всякий раз выявлялись новые, до сих пор не известные факторы. Потратив целый час на размышления и догадки, Блейк понял, что не заснет, и оделся.
   Он шел по берегу реки, снова и снова восхищаясь красотой этого мира, такого жестокого и бесплодного. Низко на западе сияла желтая звезда, настолько яркая, что от нее на почву ложились тени. А на востоке небо было уже охвачено первыми лучами изумрудного сияния, предшественниками радужных стягов. Скоро взойдет солнце и наступит еще один жаркий день, закрутятся сухие песчаные смерчи, неся с собой низко стелющиеся клубы алмазной пыли. Но ранним безветренным утром у реки было прохладно и приятно. Сомкнувшиеся зеленые кроны деревьев образовали коридор, по которому он шел навстречу изумрудному рассвету, вдыхая свежий запах зеленых листьев.
   Через два дня все было готово для проверки Х-145. Он был похож на давным-давно проверенный Х-117: такой же сине-белый алмаз висел на такой же длинной нитке, но сочетание деталей было другим, да и паровой двигатель бездействовал. На этот раз они сконструировали батарею, простую аккумуляторную батарею.
   Они волновались гораздо больше, чем во время любого из предыдущих опытов; даже Кук на этот раз никого не подбадривал репликами и улыбкой. Х-145 был действительно решающим испытанием. Если он провалится, значит они зашли в тупик. У них уже не будет времени, чтобы разработать другой метод.
   — Кажется, все готово, — сказал Кук.
   Блейк подошел к реостату, который контролировал напряжение. Остальные собрались вокруг конструкции под номером Х-145.
   — Я буду подавать напряжение постепенно, — сказал Блейк. — Если он хотя бы чуть шевельнется при полном напряжении, у нас в самом деле будет тяга.
   Поворачивая ручку реостата, Блейк наблюдал за алмазом. Раздался слабый щелчок, и тотчас Блейк непроизвольно отшатнулся, услышав какой-то хлопок, похожий на пистолетный выстрел: алмаз, нитка и гравиметр исчезли. Что-то со звоном упало на пол, и раздался возглас Кука: "Смотрите — гравиметр!"
   Кук бросился туда, где упал прибор, и поднял его, держа так, чтобы все могли увидеть. В гравиметре зияла дыра.
   — Какое… какое напряжение ты дал? — спросил он у Блейка.
   — Минимальное, — ответил Блейк.
   — Минимальное напряжение, — пробормотал Уилфред. — Минимальное напряжение, но и его оказалось достаточно, чтобы алмаз пробил гравиметр.
   Пробитый гравиметр переходил из рук в руки, бурные восклицания слились в общий шум.
   Кук побежал за другим гравиметром, а Блейк и Ленсон присоединили последовательно еще один реостат, потом еще один. Уилфред торопливо считал на логарифмической линейке.
   Кук вернулся с гравиметром и с куском меди.
   — Три? — Он удивленно поднял брови, глядя на три реостата. — Если мы сможем сдвинуть с места фунт меди при наличии трех реостатов, то с нашим генератором мы сумеем поднять тысячу кораблей.
   Кусок меди подвесили к гравиметру так, чтобы он попал в поле, создаваемое установкой Х-145, и Блейк сказал:
   — Я и в этот раз начну с минимального напряжения, хотя, может быть, его теперь недостаточно. Я уверен, на сей раз при таком напряжении спектакль не состоится.
   Он повернул ручку реостата на дюйм и, почувствовав легкий щелчок, устремил глаза на кусок меди, В комнате раздался оглушительный воющий рев, и кусок меди исчез точно так же, как и алмаз. Блейка обдало горячим воздухом, и что-то отскочило сверху, сильно ударив его по плечу — это был кусок металла от гравиметра! Уилфред показывал наверх, крича: "Пробил крышу!"
   Блейк посмотрел вверх: над их головами в корпусе корабля была маленькая дырка. Именно такую дыру мог проделать кусок меди весом один фунт.
   — Три реостата, — рассуждал Кук. — Выходит, мы можем поднять не один корабль, а хоть десять тысяч.
   Кук начал быстро считать на логарифмической линейке, и Уилфред последовал его примеру. Блейк, хоть ему не терпелось узнать результаты, понимал, что незачем троим решать одну и ту же задачу, поэтому он просто ждал — вместе с Ленсоном и Тейлором. Тейлор улыбался. Впервые за много дней Блейк увидел улыбку на его лице.
   — Проблемы энергии для перехода в гиперпространство больше не существует, — сказал Ленсон. — С помощью нашего метода мы можем теперь совершенно иначе совершить этот переход: мы проскользнем через барьер, вместо того чтобы ломиться сквозь него.
   — У нас теперь есть возможность поднять корабль в космос и проскользнуть в гиперпространство, — сказал Блейк. — Мы подошли невероятно близко к решению задачи. Но успеем ли мы ее решить?
   — Успеем ли? — Ленсон удивился. — Сколько же тебе нужно времени? У нас целых семь дней. Разве этого мало?
   Блейк помотал головой:
   — Мы не сможем подготовить корабль в такой короткий промежуток времени. Чтобы улететь отсюда через семь дней, нам нужно… разучиться дышать…
   Все четверо уставились на него. И по мере того как они осознавали, что он имеет в виду, возбуждение на лицах гасло.
   — Корабль, — начал Кук. — Ведь он течет как сито.
   — Может, мы успеем за семь дней разрезать корабль на две части, герметически заделать одну половину, да еще и все разошедшиеся швы? — спросил Блейк.
   — Нет, — ответил Тейлор. Он сел, сразу постаревший и усталый: прежней бодрости как не бывало. — На это нужно не меньше четырех месяцев — с нашими инструментами и материалами. — Он снова улыбнулся, но без прежней радости. — И все-таки мы были близки к завершению, не правда ли?
   — Мы доведем дело до конца, — сказал Блейк. — Это трудный орешек, верно, но мы его разгрызем.
   — А что, если окружить корабль достаточно протяженным гравитационным полем, чтобы оно удержало воздух? — предложил Уилфред.
   — Насколько же должно простираться такое поле? — усомнился Ленсон.
   — Страшно подумать, — ответил Блейн. — Даже в гиперпространстве полет займет у нас шесть месяцев или около этого. Сомневаюсь, сможем ли мы создать достаточно протяженное поле, чтобы сохранить шестимесячный запас воздуха.
   — Постепенная утечка воздуха — довольно неприятная смерть, — сказал Кук. — Корабль весь в дырах, и у нас нет времени чинить его. Что же делать? Как мк решим эту последнюю, крохотную проблему?
   — За семь дней провернуть четырехмесячную работу, — вздохнул Ленсон, усаживаясь позади Тейлора.
   — Похоже, что мы не сможем герметизировать корабль за такой короткий срок. Но должен же быть какой-то выход…
   — И он есть! — твердо сказал Блейк.
   Боб Редмонд, оператор контрольного радиомаяка на космодроме № 1, был озадачен. Он почесал редеющие волосы и наклонился к громкоговорителю. Говорили внятно, но очень тихо.
   — Вы не можете усилить напряжение? — спросил он.
   — Нет, — послышался тоненъкни голос. — Я же сказал — у нас нет усилителя мощности.
   — На каком расстоянии вы находитесь? — спросил Редмонд.
   — Около миллиарда миль. Вы поняли, что я сказал? Говорит "Стар Скаут". Мы возвращаемся из района Тысячи Солнц. Мы должны были врезаться в звезду…
   — Я все знаю, — перебил Редмонд. — Ваша планета приближалась к желтому солнцу. Вы открыли способ, как управлять гравитацией… Создали принципиально новый двигатель для своего корабля. Сейчас вы на расстоянии миллиарда миль от Земли… Но ведь вам требовалось четыре месяца для герметизации корабля, а у вас оставалось всего семь дней. Как же вы успели закончить работу?
   — Мы ее и не закончили, — ответил тоненький голосок. — Это я и пытаюсь вам объяснить. У нас не было времени герметизировать корабль, и мы не могли создать гравитационное поле, которое сохранило бы нам воздух в течение шести месяцев.
   Редмонд схватился за свои редеющие волосы. Он почувствовал внезапное головокружение.
   — Не хотите же вы сказать…
   — Вот именно! Мы просто прихватили с собой всю планету!

Вольфганг ШРАЙЕР
ДЕТЕКТОР ЛЮБВИ

    Перевод с немецкого А.Федорова
   В самом начале 1999 года мы с Виктором получили "отпуск для женитьбы". Ну да, так уж теперь принято — капитаны космических кораблей не могут быть холостяками. Однако для многих из нас это совсем не простое дело — найти себе жену здесь, на Земле. Ведь всякий знает, что в космонавтику, как правило, приходят люди с особым логическим складом ума. Да, мы — народ сугубо деловой, во всем стремящийся к тому, что называется совершенством, так сказать, к идеальной схеме. Ну, а женщины… Одним словом, видно, не зря о нас говорят, что мы и к вопросам любви подходим с логарифмической таблицей…
   Ну а отсюда вывод один — чтобы женить таких парней, как я и Виктор, нас надо отправить на Гамму. Что ж, благодаря ей уже обрели свое счастье многие из наших астронавигаторов. Дело в том, что на этом планетоиде живут женщины, по своей рассудочности, пожалуй, ни в чем не уступающие даже вот таким, как мы. Ведь, как известно, Гамма — это небесное тело, где обитают чиновники. Их переселили туда все в те же восьмидесятые годы, когда человечеству удалось отправить всех миллионеров на Альфу, военных — на Марс, а всяких там шпионов — на Бету. Надо сказать, что это было очень и очень удачное мероприятие, да и «хуторяне» до сих пор чувствуют себя все время "при деле". Генералы составляют и присылают планы космической обороны, миллионеры, чтобы скрасить свой досуг, ежедневно придумывают все новые и новые игры, а Бета систематически бомбардирует Землю идеями по части безопасности. Да, все они гордятся и считают себя авангардом, пионерами, форпостами, так сказать. Вот только к Гамме у нас относятся как-то по-особенному. Ну, несерьезно, что ли. Не то чтобы верят в существование некой "культуры Гаммы", а просто полагают, что эти бюрократы так и будут жить и жить веками без всяких перемен — ведь чиновничий консерватизм поистине кладезь неисчерпаемый.
   Вот ведь как можно заблуждаться! Мы убедились п этом, едва прибыли на Гамму. Первый же чиновник сказал нам, что на Гамме разработана система выбора спутника жизни, которая исключает какие-либо случайности и вообще всякий риск для брачующихся. Это высокоэффективная научная система — система оптимального варианта. Она кладет конец одиночеству робких, разочарованиям, высокому проценту разводов, разгулу секса и затратам времени и средств на сватовство и ухаживание — всем тем трудностям в установлении контакта, которые достались Земле в наследство от прошлого. Бессмысленные затраты на брачные объявления, дорогие наряды, рестораны, броского вида машины, дорогостоящие путешествия — лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза понравившемуся человеку, — теперь это лишается всякого смысла и становится ненужным, как и чиновники в загсах, брачные конторы и прочие свахи… Счастье в любви для каждого — одно из основных прав гражданина. Слепая судьба больше не властна — человек Гаммы сбросил эти последние и самые тяжелые оковы!
   Здорово, не правда ли? Ну а как это выглядело па практике?
   В Министерстве по делам семьи нам дали по крохотному прибору — одновременно приемнику и передатчику, работающему на определенной волне. Получить его мог каждый гражданин, достигший брачного возраста. Но этот прибор оставался собственностью министерства, и настраивался он тоже там.
   Сначала министерский врач определил частоту личного излучения каждого из нас. Это была довольно обычная процедура — он запихнул в электронно-вычислительную машину сведения о наших способностях и особенностях характера, сильных и слабых сторонах — словом, о человеческих качествах. Все это было делом одной минуты, так как мы захватили с собой свои анкетные данные в виде перфорированных лент прямо для счетно-решающего устройства.
   А вот определить частоту приема было уже труднее, тут на помощь пришло врачебное искусство. В соответствии с последними достижениями психологии врач определил "интервал партнера", то есть установил диапазон, в котором каждый из нас должен был искать для себя подругу, и тщательно отрегулировал настройку. (Тот же компьютер после непродолжительного жужжания выдавал из себя очередную продырявленную ленту, на которой были данные о длине искомой волны…) Вот и все. Настроенный таким образом прибор (разумеется, он был наглухо закрыт и опечатан специальной печатью) становился теперь вашим постоянным спутником, можно сказать, неотделимой частью вашего организма, до тех пор пока вам не посчастливится встретить будущего спутника (или спутницу) жизни. А узнавали вы об этом очень просто: как только ваш суженый (суженая) появлялся в поле приема прибора, вы тут же чувствовали отчаянный зуд. У девушек начинали чесаться мочки ушей, а у молодых людей свербели запястья, а то и щиколотки.
   Я не выключал свой приемник ни днем, ни ночью — если уж имеешь шанс, то надо им воспользоваться! Я буквально прочесывал всю столицу, и сердце мое то и дело сладко замирало в предчувствии того, что вот-вот это случится, сейчас появится она — девушка моей мечты… Я уже подумывал, не стать ли мне гражданином Гаммы, не остаться ли навсегда на этой столь совершенной планете. Но…
   Все дело было в том, что прибор и не собирался срабатывать. Я не чувствовал не то что зуда — даже никакого хоть сколько-нибудь ощутимого покалывания в запястье. И с Виктором была точно такая же история. В чем же дело? Почему наши приемники не реагируют ни на одну из встречных красавиц? Или, может быть, мы были сверхнескромны в своих тайных желаниях? Кто знает, ведь наши представления о любви, обогащенные опытом веков, в течение которых Эрос неутомимо опустошает свой колчан, да еще подхлестнутые бурным техническим развитием, массовыми средствами информации, искусством, уже достигли таких высот или глубин, что… А может, просто мы, сыновья Земли, не вызываем никаких эмоций у дочерей Гаммы?..
   Мы тщательно изучали все издания Министерства по делам семьи насчет ковки личного счастья граждан. Подобно всем здешним холостякам, мы прилежно посещали спортивные праздники, фестивали и прочие мероприятия, где намечалось массовое скопление людей. Таким путем повышался процент вероятности вступления в контакт — ведь прибор действовал только в пределах оптической видимости. Но нет, нам по-прежнему фатально не везло. Ну, конечно, мы встречали немало девушек, с которыми — вернее сказать, с красотой которых — мы готовы были расписаться сию же минуту. Однако стоило только к ним приблизиться, как они поворачивались к нам спиной. И не было никакой возможности даже познакомиться с ними, потому что на столь привычный у нас флирт тут смотрели в лучшем случае как на легкое помешательство, а в худшем — как на злостное хулиганство. А Виктор — тот даже умудрился угодить в кутузку за то, что попытался усердным подмигиванием обратить на себя внимание понравившимся ему дамам. В полиции, не разобравшись, его приняли за помешанного межзвездного скитальца, а потом за шпиона, по ошибке отправленного не на ту планету, и чуть было не выслали на Бету.
   Видя, какой опорот принимает дело, мы тайком сконструировали мощную усилительную приставку к нашим приемникам, снабдили ее выдвижной антенной и этим ло катером с круговым обзором принялись прочесывать город квартал за кварталом, рассчитывая все-таки запеленговать своих суженых.
   Когда до конца отпуска оставалось уже меньше месяца, мне удалось это сделать.
   Радиосигнал, принятый нашим прибором, исходил из Центральной библиотеки, где в это время должен был проходить поэтический вечер. Мы с Виктором бросились туда.
   Зал был полон. Здесь собралось не менее тысячи из числа тех, кто, как и мы, искал себе жениха или невесту. Стульев в помещении не было, потому что никто не сидел, а все слонялись по залу, но не бесцельно, а с самой что ни на есть определенной целью — в поисках своего объекта. Впереди, на возвышении, выступали поэты, все стихи были о любви, а в некоторых речь шла о конфликтах, вызванных неправильным употреблением приборов для поисков суженых. В этих стихах встречались какие-то непонятные нам намеки, касавшиеся, видимо, чего-то запретного. Пару раз послышались даже робкие, осторожные аплодисменты. Впрочем, все конфликты, о которых говорилось в стихах, в конце концов благополучно разрешались. (Должен сказать, что на Гамме это соответствовало действительности, в чем я сумел убедиться позже.)
   Поэты продолжали делать свое дело, и тут вдруг — как раз в этот момент на сцене произнесли таинственное и непонятное нам выражение «дубль-прибор» — я почувствовал укол в запястье… Так я встретил ее! Словно влекомые гигантскими магнитами, мы шли навстречу друг другу — я и Бланка, моя будущая жена. Глаза ее сияли, а полуоткрытые губы безмолвно кричали, молили утолить их жаж" ду. Я знал, что и она испытывает сейчас эту щекочущую боль (оба прибора регистрировали взаимное наложение наших радиоволн), и этот зуд и трепет нарастали и нарастали, пока мы не коснулись друг друга… Наконец-то, наконец-то! Усилитель работал, ток бежал по браслету на моей руке — значит, все в порядке, все идет отлично, ведь целью прибора было защитить от возможной ошибки, и он включался лишь в том случае, когда наблюдалось полное совпадение частот передачи и приема обоих партнеров. Да, удивительно, потрясающе гуманный прибор!..
   Дрожащими руками мы отключили приборы — боль достигла границы, за которой следовало обморочное состояние. Затем мы схватили друг друга за руки и кинулись к ближайшему аппарату. Электронный голос подтвердил прием нашего брачного заявления, а тридцать минут спустя сообщил, что после проверки в хранилище информации ЭВМ никаких противопоказаний нашему браку не обнаружено, наш брак зарегистрирован. Затем мы прослушали краткое поздравление муниципального компьютера, зазвучала музыка, потом засветился телеэкран, и нам был показан учебный фильм Министерства по делам семьи…
   А утром нас разбудил звонок — пришел курьер и забрал оба наши прибора. Так было предусмотрено в Поправке к Закону о браке от 8 марта 1997 года. А Бланка с улыбкой объяснила мне, что благодаря этому взаимная верность сохраняется "сколь возможно долго". "Вечно!" — воскликнул я…
   Мы все еще оставались на Гамме — ждали, когда женится Виктор. Но он теперь избегал меня. Казалось, он завидует моему счастью. Дни и ночи проводил он перед экраном локатора, воспаленными глазами следя за изгибами луча поиска. Уже шла последняя неделя нашего отпуска, а поиски Виктора оставались безуспешными. Неужели фортуна так и не улыбнется ему?
   Странное дело, но и я стал испытывать такое чувство, словно пылавшее во мне пламя счастья начало понемногу угасать. Казалось, я был в каком-то угаре, а вот теперь начинаю медленно приходить в себя. Что же происходит со мной и Бланкой? Может, все дело в том, что наш брак был слишком безоблачным? Или полная гармония и чувство уверенности хороши только для жителей Гаммы? Да нет, едва ли — ведь я не мог не заметить, что и Бланку терзало какое-то беспокойство, она тоже явно жила в тревоге…
   Однажды, когда Бланки не было дома, я почему-то вздумал копаться в ее вещах. Мне очень нравился запах духов, исходящий от всех ее вещей, и еще меня приводил в восторг порядок, который она умела поддерживать. Но разве на этом фундаменте можно строить совместную жизнь?.. Вот ее тюбик с помадой — а почему он такой тяжелый? Что за странная цепочка? И тут у меня словно пелена с глаз упала: ведь это же один из нелегальных «дубль-приборов», намеки на которые л слышал тогда, на вечере поэзии. Значит, и я уже так опостылел Бланке, что она искала теперь другого — тайно, нарушая закон… Но кто же он, кто мог быть ее избранником? Я непременно должен найти его!.. Надо было действовать, и я сунул помаду в карман, привязал цепочку к большому пальцу правой ноги и во всю прыть пустился к Виктору — пусть моя беда поможет ему перенести собственное невезение!
   Уже на пороге его комнаты я почувствовал зуд в большом пальце — прибор начал регистрировать токи, и, несомненно, это были токи большой любви. Как же это понимать?.. Виктор — ни кровинки в лице — стоял у стены и, не двигаясь, смотрел на меня. И чем ближе я подходил к нему, тем явственнее становилась дрожь в его левой ноге. Несколько секунд мы простояли с ним молча — только отчаянно подрагивали наши ступни.
   Виктор признался мне, что он влюблен в Бланку, отчаянно, совсем по-земному. Ее «дубль-прибор» сделал он сам и, чтобы застраховать себя от неудачи, настроил на частоту своей собственной волны. Да, конечно, это было отчаянным шагом с его стороны. Но он хотел Бланку и получил ее (вот вам еще одно преимущество электроники!). Тут из ванной комнаты появилась и она сама, разумеется, начались рыдания, как это принято у женщин, она умоляла меня простить ее. Я бросился к телефону… Муниципальный компьютер зарегистрировал наш развод.