— Давай без потом, огрызок. Едва любой из этих несчастных будет причинен любой — без подробностей, я подчеркиваю, любой — ущерб, я хватаю тебя — лично тебя — и обеспечиваю тебе — лично тебе — жуткую смерть. Ты будешь три дня минимум кричать не переставая, а потом будет такое, что эти три дня тебе раем покажутся.
— Но им это уже не поможет. Мои лазутчики нашли твое слабое место. Все просчитано, твои стрелки в броневике не успеют ничего сделать.
— Выкупить их у тебя, что ль? — Горм расходовал на попытки придумать, как освободить заложниц, так много ресурсов памяти, что не хватало уже и на распознание образов на периферии зрительного поля. Ему начало казаться, что химер на крыше прибавилось.
— Тяни время, появился вариант, — сказал из обруча Фенрир.
— Хоть на вес платины? — предложил Горм. Часть химер над крышей уже поднялась в воздух.
— Начинайте с самой маленькой, — тип в пальто поднял руку, подул ветер, пахнуло тухлятиной, в воздухе промелькнули веретенообразные тела, несомые огромными перепончатыми крыльями, щелкнули две дюжины пар вооруженных страшными кривыми зубами челюстей, и жлобы крупные и помельче начали оседать на асфальт — некоторые с уполовиненными головами, а некоторые и вовсе без голов.
— Черепов, ты, что ль? — взлетая, спросил Горм.
— А кто же? — ответил Йего Черепов, выплевывая окровавленный скальп и вцепляясь когтями в лицо самого мелкого жлоба.
— Броневик — к подъезду! — прокричал Горм на всю мощность усилителя. — Пулеметы и базуку к бою!
— Птички, тащите заложниц на крышу, пока им бока в этой давке не намяли, — посоветовал Фенрир. — Похоже, блатные начинают приходить в себя.
— Неохота всех их убивать, — сказал Горм, ракетными пистолетами разгоняя толпу перед броневиком. — Но ведь как пить дать оправятся и полезут в госпиталь — им пакостить дороже чем жить.
— Между прочим, сюда валит орава на мотоциклах и с топорами гроссов в пять с половиной и две бронемашины, — порадовал Фенрир.
— С каюгунами, если следовать местной терминологии, — поправил Горм, перекидывая собак через борт боевой рубки броневика. — Нет, эта планета вся просто нарочно сговорилась меня доконать. Ату их, собачки! Ату их всех ваще!
Под ногами уголовников задрожал асфальт. Стук, грохот и вой разнокалиберных двигателей, работавших на бензине, на керосине, на спирту, на газе, на дровах, двухтактных, четырехтактных, дизельных, роторных, паровых ударил по их ушам. На площадь лавиной вкатывались страшные боевые мотоциклы тангитов с отточенными до бритвенной остроты стальными лезвиями, привинченными к ободам колес и вставленными между спиц, с таранными шипами на дугах, приклепанных к передним вилкам, с грубо сваренными автогеном обтекателями из обрезков бронеплит, украшенные черепами и костями животных и людей. Всадники в причудливых костюмах из кожи и металла сурово смотрели сквозь узкие прорези забрал искусно сработанных шлемов. За спинами водителей стояли на седлах вторые ездоки, держась за ременные петли и крутя над головой легкие топоры на длинных рукоятках. «Дави, руби, убивай! Дави, руби, убивай!» — угадывалось за шумом моторов. Или сами моторы ритмично исторгали клич смерти и разрушения?
Сбивая друг друга с ног, растаптывая упавших в кровавое месиво, ножами, ногтями и зубами дерясь за право бежать первым, уголовники устремились к единственному не перекрытому железными всадниками, горожанами с ненавистью в глазах и пулеметами в руках, птицами смерти и бешеным рогатым мутантом выходу с госпитальной площади, на шоссе, которое вело к зловещим радиоактивным башням мертвого города Иткыгвак, и пропали навсегда.
— О, ядрена мышь! — Горм треснул себя по лбу, забыв, что в руке ракетный пистолет, и врезался в одну из подлинных химер на карнизе госпиталя.
Над головным мотоциклом реяло черное с серебром знамя Альдейгьи.
Даже во времена наивысшего расцвета рода Кукыкывак, когда владетели Кошкли могли потягаться и с кыгмикским княжеским домом, не бывало в усадьбе такого скопления народа. У края летного поля развевались сорок два флага на высоких древках, а шатров у подножия кургана разбили и того больше — вместе с многими распропагандированными, нанятыми и покоренными Кукылином рыцарями прилетели вассалы, взрослые сыновья, еще не прошедшие посвящения, и просто вооруженные прихлебатели.
Наплыв господ и челяди несказанно обогатил всех окрестных бродячих торговцев едой и трактирщиков. Даже тот, чье заведение сжег барон Накасюналюк, не жаловался на судьбу, собираясь на полученные за вина и кошатину листочки платины к зиме купить новый трактир, да на месте побойчее.
Накасюналюка пару раз видели в окрестностях усадьбы. Старый Сягуягниту ждал, что барон непременно заявится за долгом, но благородный разбойник, повидимому, побоялся мести своих кровников из Напакутака, разоренных его набегами и по пьяни вступивших в Кукылиново войско.
Из северных земель тянулись тягачи с цистернами керосина. Опасаясь возможных сбоев в доставке топлива, Амек повторил заказ на всех трех уцелевших нефтеперегонных заводах, но пока все отправленные транспорты горючего благополучно добрались до усадьбы, не считая одного, с которого тангиты слили половину керосина в уплату за указание прохода в минном поле, ими же и насаженном.
В погребах, уложенные в свинцовые сундуки и засыпанные металлическими опилками, лежали шесть атомных бомб. Первая была родовым достоянием Амека, вторую зачем-то подарил его выживший из ума двоюродный дед, третью Таграк выиграл у одного кыхтыкского вельможи, на спор завязав у себя на поясе пулеметный ствол, а остальные Амек выкупил у северных баронов, на четверть уменьшив общее количество владельцев ядерного оружия по эту сторону гор.
Кукылин несомненно был теперь богатейшим из рыцарей. Его склад платиновых слитков затмевал и сокровищницу кыгмикского замка. Нетсилик получила от баронских и княжеских сынков десятка полтора писем с клятвами в вечной любви и преданности. На имя Кукылина гонцы тоже принесли изрядно почты — от деловых предложений наперед договориться о браке Унивак до страстных посланий княжеских и баронских дочек.
При всем этом двор его был скромен, а уклад прост до суровости. В отсутствие командира Таграк неустанно гонял молодых рыцарей на учебные вылеты и бомбардировки, меха кузнечного горна раздувались круглые сутки, с роторных станков сходили тысячи снаряженных патронов и снарядов для авиапулеметов и пушек.
Правда, не очень понятно было, в какой войне расточатся все эти боеприпасы. Противостоять напору армии, собранной Кукылином, Амеком и Таграком под черное с серебрянным окольцованным крестом знамя барона Горма смог бы разве что старый властитель Кыгмика, но он благоразумно решил вступить с новой под пепельным небом Кыфлявика силой в союз. Его послы привезли в усадьбу Кошкли собственноручное письмо Кукылина, отправившегося за горы к Горму вместе с другим княжеским посольством.
Несчастный Таграк уже полчаса корпел над этим письмом, проклиная себя за то, что сбежал из монастырской школы, выучившись разбирать только печатную грамоту, когда в покой вошла Нетсилик в своем всегдашнем длинном домотканом платье.
— Ну и почерк у твоего брата — буква на букву как тараканы налезают.
— Экие пакости вы говорите! У него прекрасный почерк, лучше чем у монаха.
— Хотел бы я видеть того монаха, у кого почерк еще хуже… Помоги лучше разобрать, что он пишет.
— Давайте письмо. Как пергамент измяли, в руку взять и то гадко. «Доброй еды, Таграк. Слушай весть Кукылина. Я с посольством Камыснапа лечу через горы в Кутукыгак к Горму ярлу и вернусь не раньше праздника первого урожая.
Пока передай команду над войском Югникаику, второму герольду Кыгмика.»
— У него там в Кыгмике что, мозги с кишками перепутались?! Ставить герольда начальником войска!
— Опять вы с пакостями! Не перебивайте.
— Разве ж то пакости… Пакости ты тут читаешь.
— Второй раз говорю — не перебивайте, в третий раз говорить не буду. «Не одну чашу пенного изопьем мы с Гормом за успех нашего дела…» — Нетсилик остановилась на середине фразы.
— Что замолчала? И ты почерк разобрать не можешь?
— Нет, почерк хороший, вроде братнин, но почему он пишет про пенное?
Барон Горм его на дух не переносит. За время, что он провел у нас, он не выпил ни чары пива или вина. Пил одно молоко, да и его ругал такими словами, что даже вам не выговорить.
— Так значит, братец твой и впрямь спятил?
— Вряд ли, он, не в обиду некоторым будь сказано, умом тверд. Скорей письмо подложное.
Таграк оскалил крупные крепкие зубы:
— Ха! Так, может, Югникаик и написал это письмо? Хотя на свитке было две печати — Кукылинова и Камыснапова, и обе были целы… А не сам ли князь, старый шарлатан, затеял подлог? Услал Кукылина за горы, а пока суд да дело решил прибрать к рукам его войско? Ведь так бы и вышло, кабы не дурацкий обычай нашего барона! Он что, и вправду совсем не пьет?
— Нет, нисколько не пьет, иным не в пример. Он говорит, от спиртного соображение портится.
— Я же, напротив, полагаю, что оно соображение проясняет, потому как дух веселит и от него все высокие материи еще выше поднимаются, а низкие мысли в осадок выпадают.
— То-то вы третьего дня изволили в осадок выпасть так, что едва в ров на колья не свалились.
На лестнице, ведшей из покоя в залу первого этажа, послышались шаги и стук посоха. Сягуягниту, перед отъездом произведенный Кукылином из оружейников в начальники стражи, кое-как боком вполз наверх и принял, насколько это было в его силах, бравый вид:
— Барышня, посольство пресветлого агии Камыснапа и второй герольд Кыгмика изволят почтительнейше ожидать в зале. Прикажете принять?
Нетсилик подняла глаза к потолку и закусила нижнюю губу. Потом она обратила взгляд на Сягуягниту и сказала:
— Послов отправь в башню, а герольда вели вздернуть на дыбу.
— Да-да! — подтвердил Таграк. — Вздрючить его на дыбу и запинать вусмерть, а механики пусть готовят самолеты — засветло вылетаем на Кыгмик.
Божий суд да покарает предательство!
Бросай и Черепов, вцепившись в трубки Гормова силового скелета, наперебой рассказывали историю перелета в Кутукыгак.
— Когда мы не услышали голос ретранслятора, мы сразу поняли…
— …что есть отклонения от плана. Мы оставили детенышей на Тудытя и переселенцев второй, третьей и четвертой партий…
— … поели на дорогу и полетели на материк. В горах мы встретили птиц крупнее нас…
— …но мясо у них довольно вкусное. Они, видно, питаются мертвечиной, потому что уже свежие с нужным душком.
— К городу подлетели с севера на рассвете. Фенрир услышал нас, когда пролетал над той лечебницей.
— И сразу втолковал им, что делать, — гордо добавил Фенрир.
— Ну, остальное я видел. Теперь твоя очередь, Кукылин. Во-первых, представь меня этой чумазой прелестнице.
— Это Нулиаюк из рода Тапкак. Она была похищена бароном Накасюналюком, спасена тангитами отряда «Железный хобот», и вчера вечером согласилась стать моей женой.
— Польщен честью лицезреть первую красавицу планеты. Дочка, если бы ты вымылась, ты могла бы быть первой красавицей планеты и поглавнее, чем эта.
Фенрир, не говорил ли я тебе, что этот зануда мог пропустить проход ретранслятора только под воздействием очень сильного сексуального отвлекающего фактора?
Последних слов Горма, сказанных не по-кыфлявикски, Нулиаюк, конечно, не поняла, но под слоем грязи вспыхнула:
— Ваша светлость, когда есть вода, я моюсь каждую неделю!
— А сеанс связи я пропустил не по причине отвлекающего фактора, а потому что ты пожадничал и не вставил мне в рацию батарейку! — в свою очередь вспыхнул Кукылин.
— Чего?
Фенрир объяснил:
— В его радио действительно не было энергоисточника. Оно дистанционно питалось от самолетного реактора — ты сказал, так будет круче.
— Тогда что ты сделал со своим самолетом, убивец? И где мой энергореактор?
— Мой самолет взорвала таймерная мина, поставленная механиками Камыснапа.
А реактор при этом взрыве решил, что он сам вакуумная бомба.
— Я был прав! — восторжествовал Фенрир. — Второе покушение! А ты — секс, секс! «Зверское изнасилование крупного рогатого слона в извращенной форме, или Последствия галактического года воздержания!»
— Опять ты перевираешь мои старые шутки. Не «в извращенной форме», а
«извращенной формы».
— Что извращенной формы?
— Слон. Как бишь там,
Кукылин, не обращай внимания на мои разборки с этим гравитационным тормозом, рассказывай.
— Сначала знакомься. Киливфак, Киавак, Мыгак.
— Доброй еды, воины, особенно на завтрак, обед и ужин.
— Доброй еды, Горм ярл. Подлинно ли птицы Нанкуалык у тебя на плечах? — спросил Киавак.
— Нет, этот вот помохначе Бросай, а этот почешуйчатее Черепов.
— Кукылин уверял, что они говорящие.
— Да, в УКВ-радиодиапазоне.
Киавак покачал головой.
— О радио, — сказал Фенрир. — Опять Нувукак.
— Ну. Я выведу переговоры на внешний динамик, чтоб вы, парни, тоже слушали. Поехало. Или это Нувукак? С кем я говорю?
— Секретарь Отдела безопасности Нагруасек, — голос из эфира был измученный, как у кошки, перееханной товарным поездом в три лиги длиной. — Разрешите задать вопрос?
— Ну.
— Какие средства есть у вас сейчас на орбите? Не хотите — можете не отвечать.
— Ыыы… Ну, был у меня один маленький такой спутничек-ретранслятор, но опыт этой ночи показал, что одним не обойдешься, так что для надежности там сейчас четыре летают. А что?
Нувукакский абонент долго молчал, потом поезд, переехавший кошку, стал еще на две лиги длиннее:
— Мы начинаем выполнять ваши предварительные условия. Не наказывайте нас больше за промедление — нас задержал заговор с целью уничтожить вас.
Заговорщики подняли уголовников, а затем послали против вас несколько верных им частей, но сейчас все они схвачены, а их главаря я лично разоблачил. Сейчас его предают казни. Что касается первого предварительного условия, можете считать его уже выполненным. Наш завод по обогащению урана взорвался из-за нарушения технологии незадолго до вашего появления здесь.
— Ядрена мышь, так вот что тогда рвануло!
— «Не пошла еще малина,» догадался тролль и сел в сугроб.
— Уж чья бы корова… — Горм перешел обратно на нувукакский диалект. — Давно бы так. Держи этот канал зарезервированным, скоро я пришлю в Нувукак наблюдателей, а потом, глядишь, и сам прилечу. Жди вызова. Да, и казни никого больше не предавать! Был же уговор. Все.
Связь оборвалась.
— И кто тебя за язык тянул насчет ретрансляторов! — возмутился Фенрир. — Еще посбивают.
— Да ладно тебе каркать! Не пойму ваще, на кой им сдались мои ретрансляторы, наш код им расколупывать что тролля грамоте учить — и хлопотно, и результата никакого.
— Горм, скажи пожалуйста, кто эта очаровательная юная дева с бархатным взглядом и ракетным ружьем, что стоит подле тебя? — спросил Кукылин.
— Где? — Горм завертел головой.
— Это он про меня, — объяснила Айник. — Мог бы и сам допереть, здесь не так много ракетных ружей.
— Тьфу! Знакомься — Айник. Здорово мне помогла в городе. Что-то ты больно много пялишься на дев для только что обрученного или как это у вас называется.
— А, у них за горами многоженство, — объяснил Мыгак.
— Что? — не поняла Нулиаюк.
— Еще о радио, — сказал Фенрир. Таграк только что…
— Пропустил проход ретранслятора? — Горм страшной гримасой изобразил скуку всеведения.
— Именно.
— Стой, но если Камыснап вел двойную игру…
— Усадьба Кошкли в опасности! Кукылин, отбери тридцать лучших бойцов из тангитов. Черепов, то же самое насчет дюжины птиц. Ты, мужик, ты и ты тоже со мной, и вы, оба лысые. Киливфак, Киавак, Куды! Остаетесь старшими. Без меня ничего не предпринимать, поддерживать порядок. Да, это… Можете тут разгромить карательский бронедивизион — вот безрукий покажет, где.
— Хочу с тобой! — сказала Айник.
— Ладно, много места не займешь.
— Хочу с Кукылином! — сказала Нулиаюк.
— А ты из чего стреляешь? Ладно, полетишь вместо балласта.
— А на чем вы все собрались лететь? — сказал Фенрир.
— На тебе.
— А, извини, куда ты впихнешь всю эту ораву?
— Полторы дюжины — в брюхо, остальные — на броне под силовым щитом. Живо садись, да никого не передави. Собаки! Где вас-то носит?
— Кх угощал, — ответил Мидир, протискиваясь между стоявших между броневиками тангитов. Вся морда у него была в перьях.
К сожалению, никто никогда не брал на себя труд пересчитать, сколько всего единиц бронетехники стояло, превращаясь в ржавчину, на полях усадьбы Кошкли. Будь это сделано, сразу можно было бы сказать, что к общему и без того внушительному числу прибавился один танк и два бронетранспортера.
Строго говоря, они пока что не проявляли особых тенденций к превращению в ржавчину, хотя были заляпаны грязью и декорированы обломками и скелетами, позаимствованными с других машин.
— Сколько времени зря потеряно, хозяин! — Ныгфукак размотал портянку и старым штыком принялся чистить себе ногти на ноге.
— Хоть бы зубы почистил, — с ненавистью сказал связанный Кагуннак, а то от твоих ног так калом несет, хоть каюгун вешай.
— Пытка номер восемь, — Ныгфукак с садистской улыбкой придвинулся к Кагуннаку и повесил портянку ему на нос.
— Сними, а то задохнется, и что ты будешь с трупом делать? — сказал барон.
— Как что? Съем! И тебя, хозяин, угощу!
— Есть труп, на носу которого висела твоя портянка — себя не уважать!
Извивавшемуся, как червяк, на полу Кагуннаку удалось наконец сбросить тряпку с лица. Несколько раз схватив ртом воздух, он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы плюнуть Ныгфукаку в глаз. Дружинники загоготали.
Барон слегка улыбнулся.
— Без вас, дети мои, я бы давно зачах со скуки ожидаючи. Когда собирается большое войско, ясно, что рано или поздно оно пойдет в поход — иначе с чего бы ему собираться. Слышите гул? Самолеты улетают. Бьюсь об заклад… Хотя на что с вами теперь биться? Из чайника твоего, поди, тангиты кипяток хлебают, пока моя девка им баллады поет. А, недорого досталось — не больно и жаль. Самолеты улетят, усадьба останется почти без охраны, и платина наша
— поди, не всю еще растратили. Развяжи его, Ныгфукак! Подеритесь пока, чтоб остаток времени скоротать.
— Кром, наконец-то я избавлен от этого овечьего сыра! — лицо Горма расплылось в улыбке, кутукыгакские добровольцы в ужасе отшатнулись.
— Ох… — Черепов лежал на ящике из-под угробленного Камыснаповыми механиками реактора в состоянии, близком к трансу.
— Еще нет? — спросил Бросай, вперив в Горма наркоманский взгляд.
Горм развел руками.
— Хоть такое утешение — лицемерно пискнул валявшийся кверху лапками Интриллигатор Карманный. — Нам-то еще ничего, а каково Двойному будет без Тудытя!
— Две только дельных птицы и оставались на «Крюхе» — Тудыть да Попеньку, — сквозь транс высказался Черепов.
— А старина Хрябет?
— Старина Хрябет меня однажды спросонья чуть не слопал! — Интриллигатор перевернулся на брюхо.
— Хорошая птичка, маленькая, — Айник провела рукой по его чешуйчатой спинке и мигом обрезала ладонь до крови.
— Ретранслятор перехватил переговоры Таграка с кем-то из его воинства над Кыгмиком, — сказал Фенрир. — Судя по всему, они вот-вот вобьют последнего Камыснапова аса на три сажени в грунт. Слушайте перехват!
На фоне статических разрядов медленно возник шум битвы. Создавалось полное ощущение, что идет не воздушный бой, а страшная наземная схватка немеханическим холодным оружием и голыми руками. Скрежет зубов, проклятия и вопли о пощаде перекрыл мощный окрик Таграка: «Левый, левый! Левый фланг — вперед! Окружай!» Монахи-смертники Кыгмика затянули обдававший могильным холодом религиозный гимн на мертвом языке. Его прервал пронзительный клич одного из молодых напакутакских забулдыг: «Трактирщик! Еще крови!» Кто-то завизжал, сгорая в заклиненной кабине заживо, и вновь зазвучал голос Таграка: «Оставь его мне! В моей руке меч Божий!» Голоса стихли, и вновь только треск статики нарушал тишину.
— Теперь понятно, каким именно образом он нарушил дисциплину, — сказал Горм. — На мой вкус неплохо, если только кыгмикский старикан не решит поправить свои дела атомной бомбой.
— Кукылин утверждал, что при его жадности это исключено. Он даже ракеты своим пилотам перестал выдавать, — обнадежил Фенрир.
— За что и гребет полной совковой лопатой.
— Разлаялись, — Айник кое-как зализала руку. — Для разнообразия бы хоть поговорили по-людски. Что сказал Фенрир?
— Да разные гадости в твой адрес, — ответил Горм.
— Врет он, — поспешил самооправдаться Фенрир, — Сам он тебя поносил не переставая!
— Ну и дураки же вы все, — все три зрачка Бросая съехались к основанию клюва. — Сколько этот сыр тут лежал, и никто не учуял.
— Держитесь, поле грунтовое! — Фенрир выпустил шасси, убрав нижний передний силовой щит.
— Ой-ой, ну не до такой же степени! — Горму в живот въехали пустой ящик, два добровольца и Черепов.
Застонали механизмы шлюза.
Кукылин и Нулиаюк сидели взявшись за руки на броне чуть позади опоры силового щита.
— Фенрир только что сказал, что Таграк полетел расправляться с Камыснапом, — говорил Кукылин. — Скорее всего, в усадьбе все в порядке. Вон она, на месте, и не горит.
— Слава Богу! Мой дом сожгли у меня на глазах, — Нулиаюк вздохнула.
Броня под ними затряслась — колеса Фенрира коснулись земли. Дымка силового щита рассеялась, в лица всем летевшим на броне дунул ветер. Фенрир остановился.
— Постой, что-то не так, — Кукылин опустил со лба бинокулярную приставку.
Одна из массивных железных створок внутренних ворот лежала на брусчатке, вторая с огромной вмятиной в нижней части висела на одной петле. Внешние ворота были распахнуты, подъемный мост спущен.
Сбрасывая четырех тангитов на выгоревшую, жесткую, как проволока траву летного поля, откинулась крышка выходного люка.
— Я же предупреждал — на этот люк не садиться! — Горм боком вылезал из отверстия, а за его спиной манипуляторы выхватывали из футляров ракетные пистолеты. — Кукылин, летим во двор, остальные догоняйте бегом!
Во дворе Сягуягниту и стражники отбивались от баронских головорезов. Из бронетранспортеров, колесами обрушивших свод одного из погребов и застрявших, вылезали новые и новые негодяи. Сам барон Накасюналюк сидел на башне, свесив ноги в люк, и стрелял в стражников из пистолета. Услышав за спиной рев ракетных двигателей, он повернулся к Кукылину, опустил пистолет и, приветливо улыбнувшись, сказал:
— Доброй еды, Кукылин. А я вот тут по-соседски за должком заехал.
— Не убивай его, брат! — крикнула стоявшая на верхней галерее стены Нетсилик в трехсотлетней кирасе со стены залы первого этажа и с арбалетом со стены парадного покоя, заряженным прадедовским отравленным болтом с каминной полки. — Он нужен мне живым — он обещал меня одному из своих мерзавцев в качестве приза!
— Как раз недавно дыба освободилась! — пропыхтел Сягуягниту, отбиваясь тяжелым железным посохом от трех баронских челядинцев сразу.
— Дави, бей, убивай! — в один голос завопили тангиты, подбежавшие к воротам.
Танк дал задний ход, но меткий выстрел из ракетного ружья разворотил ему гусеницу.
— Ну, и что прикажешь с ним делать? — спросил Горм, вращая выдернутого из люка барона в воздухе перед Нетсилик.
— Как это Таграк говорил… — Нетсилик закусила губу. — Вздрючить паскуду на дыбу и запинать вусмерть!
— Как не совестно вам, барышня Кошкли, говорить этакие гадости! — съязвил Горм. — А знаете, что учудил ваш братец?
— Что?
— Он женится на могущественной и прекрасной принцессе тангитов, вот что!
— Вот, верно, угодил в сети! — Сягуягниту уложил последнего челядинца и присел отдохнуть на развороченное танком крыльцо. — Так я и знал, что эти полеты в одиночку добром не кончатся!
Конец первой части
— Но им это уже не поможет. Мои лазутчики нашли твое слабое место. Все просчитано, твои стрелки в броневике не успеют ничего сделать.
— Выкупить их у тебя, что ль? — Горм расходовал на попытки придумать, как освободить заложниц, так много ресурсов памяти, что не хватало уже и на распознание образов на периферии зрительного поля. Ему начало казаться, что химер на крыше прибавилось.
— Тяни время, появился вариант, — сказал из обруча Фенрир.
— Хоть на вес платины? — предложил Горм. Часть химер над крышей уже поднялась в воздух.
— Начинайте с самой маленькой, — тип в пальто поднял руку, подул ветер, пахнуло тухлятиной, в воздухе промелькнули веретенообразные тела, несомые огромными перепончатыми крыльями, щелкнули две дюжины пар вооруженных страшными кривыми зубами челюстей, и жлобы крупные и помельче начали оседать на асфальт — некоторые с уполовиненными головами, а некоторые и вовсе без голов.
— Черепов, ты, что ль? — взлетая, спросил Горм.
— А кто же? — ответил Йего Черепов, выплевывая окровавленный скальп и вцепляясь когтями в лицо самого мелкого жлоба.
— Броневик — к подъезду! — прокричал Горм на всю мощность усилителя. — Пулеметы и базуку к бою!
— Птички, тащите заложниц на крышу, пока им бока в этой давке не намяли, — посоветовал Фенрир. — Похоже, блатные начинают приходить в себя.
— Неохота всех их убивать, — сказал Горм, ракетными пистолетами разгоняя толпу перед броневиком. — Но ведь как пить дать оправятся и полезут в госпиталь — им пакостить дороже чем жить.
— Между прочим, сюда валит орава на мотоциклах и с топорами гроссов в пять с половиной и две бронемашины, — порадовал Фенрир.
— С каюгунами, если следовать местной терминологии, — поправил Горм, перекидывая собак через борт боевой рубки броневика. — Нет, эта планета вся просто нарочно сговорилась меня доконать. Ату их, собачки! Ату их всех ваще!
Под ногами уголовников задрожал асфальт. Стук, грохот и вой разнокалиберных двигателей, работавших на бензине, на керосине, на спирту, на газе, на дровах, двухтактных, четырехтактных, дизельных, роторных, паровых ударил по их ушам. На площадь лавиной вкатывались страшные боевые мотоциклы тангитов с отточенными до бритвенной остроты стальными лезвиями, привинченными к ободам колес и вставленными между спиц, с таранными шипами на дугах, приклепанных к передним вилкам, с грубо сваренными автогеном обтекателями из обрезков бронеплит, украшенные черепами и костями животных и людей. Всадники в причудливых костюмах из кожи и металла сурово смотрели сквозь узкие прорези забрал искусно сработанных шлемов. За спинами водителей стояли на седлах вторые ездоки, держась за ременные петли и крутя над головой легкие топоры на длинных рукоятках. «Дави, руби, убивай! Дави, руби, убивай!» — угадывалось за шумом моторов. Или сами моторы ритмично исторгали клич смерти и разрушения?
Сбивая друг друга с ног, растаптывая упавших в кровавое месиво, ножами, ногтями и зубами дерясь за право бежать первым, уголовники устремились к единственному не перекрытому железными всадниками, горожанами с ненавистью в глазах и пулеметами в руках, птицами смерти и бешеным рогатым мутантом выходу с госпитальной площади, на шоссе, которое вело к зловещим радиоактивным башням мертвого города Иткыгвак, и пропали навсегда.
— О, ядрена мышь! — Горм треснул себя по лбу, забыв, что в руке ракетный пистолет, и врезался в одну из подлинных химер на карнизе госпиталя.
Над головным мотоциклом реяло черное с серебром знамя Альдейгьи.
* * *
Даже во времена наивысшего расцвета рода Кукыкывак, когда владетели Кошкли могли потягаться и с кыгмикским княжеским домом, не бывало в усадьбе такого скопления народа. У края летного поля развевались сорок два флага на высоких древках, а шатров у подножия кургана разбили и того больше — вместе с многими распропагандированными, нанятыми и покоренными Кукылином рыцарями прилетели вассалы, взрослые сыновья, еще не прошедшие посвящения, и просто вооруженные прихлебатели.
Наплыв господ и челяди несказанно обогатил всех окрестных бродячих торговцев едой и трактирщиков. Даже тот, чье заведение сжег барон Накасюналюк, не жаловался на судьбу, собираясь на полученные за вина и кошатину листочки платины к зиме купить новый трактир, да на месте побойчее.
Накасюналюка пару раз видели в окрестностях усадьбы. Старый Сягуягниту ждал, что барон непременно заявится за долгом, но благородный разбойник, повидимому, побоялся мести своих кровников из Напакутака, разоренных его набегами и по пьяни вступивших в Кукылиново войско.
Из северных земель тянулись тягачи с цистернами керосина. Опасаясь возможных сбоев в доставке топлива, Амек повторил заказ на всех трех уцелевших нефтеперегонных заводах, но пока все отправленные транспорты горючего благополучно добрались до усадьбы, не считая одного, с которого тангиты слили половину керосина в уплату за указание прохода в минном поле, ими же и насаженном.
В погребах, уложенные в свинцовые сундуки и засыпанные металлическими опилками, лежали шесть атомных бомб. Первая была родовым достоянием Амека, вторую зачем-то подарил его выживший из ума двоюродный дед, третью Таграк выиграл у одного кыхтыкского вельможи, на спор завязав у себя на поясе пулеметный ствол, а остальные Амек выкупил у северных баронов, на четверть уменьшив общее количество владельцев ядерного оружия по эту сторону гор.
Кукылин несомненно был теперь богатейшим из рыцарей. Его склад платиновых слитков затмевал и сокровищницу кыгмикского замка. Нетсилик получила от баронских и княжеских сынков десятка полтора писем с клятвами в вечной любви и преданности. На имя Кукылина гонцы тоже принесли изрядно почты — от деловых предложений наперед договориться о браке Унивак до страстных посланий княжеских и баронских дочек.
При всем этом двор его был скромен, а уклад прост до суровости. В отсутствие командира Таграк неустанно гонял молодых рыцарей на учебные вылеты и бомбардировки, меха кузнечного горна раздувались круглые сутки, с роторных станков сходили тысячи снаряженных патронов и снарядов для авиапулеметов и пушек.
Правда, не очень понятно было, в какой войне расточатся все эти боеприпасы. Противостоять напору армии, собранной Кукылином, Амеком и Таграком под черное с серебрянным окольцованным крестом знамя барона Горма смог бы разве что старый властитель Кыгмика, но он благоразумно решил вступить с новой под пепельным небом Кыфлявика силой в союз. Его послы привезли в усадьбу Кошкли собственноручное письмо Кукылина, отправившегося за горы к Горму вместе с другим княжеским посольством.
Несчастный Таграк уже полчаса корпел над этим письмом, проклиная себя за то, что сбежал из монастырской школы, выучившись разбирать только печатную грамоту, когда в покой вошла Нетсилик в своем всегдашнем длинном домотканом платье.
— Ну и почерк у твоего брата — буква на букву как тараканы налезают.
— Экие пакости вы говорите! У него прекрасный почерк, лучше чем у монаха.
— Хотел бы я видеть того монаха, у кого почерк еще хуже… Помоги лучше разобрать, что он пишет.
— Давайте письмо. Как пергамент измяли, в руку взять и то гадко. «Доброй еды, Таграк. Слушай весть Кукылина. Я с посольством Камыснапа лечу через горы в Кутукыгак к Горму ярлу и вернусь не раньше праздника первого урожая.
Пока передай команду над войском Югникаику, второму герольду Кыгмика.»
— У него там в Кыгмике что, мозги с кишками перепутались?! Ставить герольда начальником войска!
— Опять вы с пакостями! Не перебивайте.
— Разве ж то пакости… Пакости ты тут читаешь.
— Второй раз говорю — не перебивайте, в третий раз говорить не буду. «Не одну чашу пенного изопьем мы с Гормом за успех нашего дела…» — Нетсилик остановилась на середине фразы.
— Что замолчала? И ты почерк разобрать не можешь?
— Нет, почерк хороший, вроде братнин, но почему он пишет про пенное?
Барон Горм его на дух не переносит. За время, что он провел у нас, он не выпил ни чары пива или вина. Пил одно молоко, да и его ругал такими словами, что даже вам не выговорить.
— Так значит, братец твой и впрямь спятил?
— Вряд ли, он, не в обиду некоторым будь сказано, умом тверд. Скорей письмо подложное.
Таграк оскалил крупные крепкие зубы:
— Ха! Так, может, Югникаик и написал это письмо? Хотя на свитке было две печати — Кукылинова и Камыснапова, и обе были целы… А не сам ли князь, старый шарлатан, затеял подлог? Услал Кукылина за горы, а пока суд да дело решил прибрать к рукам его войско? Ведь так бы и вышло, кабы не дурацкий обычай нашего барона! Он что, и вправду совсем не пьет?
— Нет, нисколько не пьет, иным не в пример. Он говорит, от спиртного соображение портится.
— Я же, напротив, полагаю, что оно соображение проясняет, потому как дух веселит и от него все высокие материи еще выше поднимаются, а низкие мысли в осадок выпадают.
— То-то вы третьего дня изволили в осадок выпасть так, что едва в ров на колья не свалились.
На лестнице, ведшей из покоя в залу первого этажа, послышались шаги и стук посоха. Сягуягниту, перед отъездом произведенный Кукылином из оружейников в начальники стражи, кое-как боком вполз наверх и принял, насколько это было в его силах, бравый вид:
— Барышня, посольство пресветлого агии Камыснапа и второй герольд Кыгмика изволят почтительнейше ожидать в зале. Прикажете принять?
Нетсилик подняла глаза к потолку и закусила нижнюю губу. Потом она обратила взгляд на Сягуягниту и сказала:
— Послов отправь в башню, а герольда вели вздернуть на дыбу.
— Да-да! — подтвердил Таграк. — Вздрючить его на дыбу и запинать вусмерть, а механики пусть готовят самолеты — засветло вылетаем на Кыгмик.
Божий суд да покарает предательство!
* * *
Бросай и Черепов, вцепившись в трубки Гормова силового скелета, наперебой рассказывали историю перелета в Кутукыгак.
— Когда мы не услышали голос ретранслятора, мы сразу поняли…
— …что есть отклонения от плана. Мы оставили детенышей на Тудытя и переселенцев второй, третьей и четвертой партий…
— … поели на дорогу и полетели на материк. В горах мы встретили птиц крупнее нас…
— …но мясо у них довольно вкусное. Они, видно, питаются мертвечиной, потому что уже свежие с нужным душком.
— К городу подлетели с севера на рассвете. Фенрир услышал нас, когда пролетал над той лечебницей.
— И сразу втолковал им, что делать, — гордо добавил Фенрир.
— Ну, остальное я видел. Теперь твоя очередь, Кукылин. Во-первых, представь меня этой чумазой прелестнице.
— Это Нулиаюк из рода Тапкак. Она была похищена бароном Накасюналюком, спасена тангитами отряда «Железный хобот», и вчера вечером согласилась стать моей женой.
— Польщен честью лицезреть первую красавицу планеты. Дочка, если бы ты вымылась, ты могла бы быть первой красавицей планеты и поглавнее, чем эта.
Фенрир, не говорил ли я тебе, что этот зануда мог пропустить проход ретранслятора только под воздействием очень сильного сексуального отвлекающего фактора?
Последних слов Горма, сказанных не по-кыфлявикски, Нулиаюк, конечно, не поняла, но под слоем грязи вспыхнула:
— Ваша светлость, когда есть вода, я моюсь каждую неделю!
— А сеанс связи я пропустил не по причине отвлекающего фактора, а потому что ты пожадничал и не вставил мне в рацию батарейку! — в свою очередь вспыхнул Кукылин.
— Чего?
Фенрир объяснил:
— В его радио действительно не было энергоисточника. Оно дистанционно питалось от самолетного реактора — ты сказал, так будет круче.
— Тогда что ты сделал со своим самолетом, убивец? И где мой энергореактор?
— Мой самолет взорвала таймерная мина, поставленная механиками Камыснапа.
А реактор при этом взрыве решил, что он сам вакуумная бомба.
— Я был прав! — восторжествовал Фенрир. — Второе покушение! А ты — секс, секс! «Зверское изнасилование крупного рогатого слона в извращенной форме, или Последствия галактического года воздержания!»
— Опять ты перевираешь мои старые шутки. Не «в извращенной форме», а
«извращенной формы».
— Что извращенной формы?
— Слон. Как бишь там,
Тьфу, что это меня разобрало… И кстати, о птичках, иди ты знаешь куда этому слону! Тут такая измена открывается, а он заладил — «слоны, слоны!»
Слоны на пастбищах пасутся,
Ублюды разные плюются,
А мне за всеми убирать
Страдалицу Альдейгью, мать…
Кукылин, не обращай внимания на мои разборки с этим гравитационным тормозом, рассказывай.
— Сначала знакомься. Киливфак, Киавак, Мыгак.
— Доброй еды, воины, особенно на завтрак, обед и ужин.
— Доброй еды, Горм ярл. Подлинно ли птицы Нанкуалык у тебя на плечах? — спросил Киавак.
— Нет, этот вот помохначе Бросай, а этот почешуйчатее Черепов.
— Кукылин уверял, что они говорящие.
— Да, в УКВ-радиодиапазоне.
Киавак покачал головой.
— О радио, — сказал Фенрир. — Опять Нувукак.
— Ну. Я выведу переговоры на внешний динамик, чтоб вы, парни, тоже слушали. Поехало. Или это Нувукак? С кем я говорю?
— Секретарь Отдела безопасности Нагруасек, — голос из эфира был измученный, как у кошки, перееханной товарным поездом в три лиги длиной. — Разрешите задать вопрос?
— Ну.
— Какие средства есть у вас сейчас на орбите? Не хотите — можете не отвечать.
— Ыыы… Ну, был у меня один маленький такой спутничек-ретранслятор, но опыт этой ночи показал, что одним не обойдешься, так что для надежности там сейчас четыре летают. А что?
Нувукакский абонент долго молчал, потом поезд, переехавший кошку, стал еще на две лиги длиннее:
— Мы начинаем выполнять ваши предварительные условия. Не наказывайте нас больше за промедление — нас задержал заговор с целью уничтожить вас.
Заговорщики подняли уголовников, а затем послали против вас несколько верных им частей, но сейчас все они схвачены, а их главаря я лично разоблачил. Сейчас его предают казни. Что касается первого предварительного условия, можете считать его уже выполненным. Наш завод по обогащению урана взорвался из-за нарушения технологии незадолго до вашего появления здесь.
— Ядрена мышь, так вот что тогда рвануло!
— «Не пошла еще малина,» догадался тролль и сел в сугроб.
— Уж чья бы корова… — Горм перешел обратно на нувукакский диалект. — Давно бы так. Держи этот канал зарезервированным, скоро я пришлю в Нувукак наблюдателей, а потом, глядишь, и сам прилечу. Жди вызова. Да, и казни никого больше не предавать! Был же уговор. Все.
Связь оборвалась.
— И кто тебя за язык тянул насчет ретрансляторов! — возмутился Фенрир. — Еще посбивают.
— Да ладно тебе каркать! Не пойму ваще, на кой им сдались мои ретрансляторы, наш код им расколупывать что тролля грамоте учить — и хлопотно, и результата никакого.
— Горм, скажи пожалуйста, кто эта очаровательная юная дева с бархатным взглядом и ракетным ружьем, что стоит подле тебя? — спросил Кукылин.
— Где? — Горм завертел головой.
— Это он про меня, — объяснила Айник. — Мог бы и сам допереть, здесь не так много ракетных ружей.
— Тьфу! Знакомься — Айник. Здорово мне помогла в городе. Что-то ты больно много пялишься на дев для только что обрученного или как это у вас называется.
— А, у них за горами многоженство, — объяснил Мыгак.
— Что? — не поняла Нулиаюк.
— Еще о радио, — сказал Фенрир. Таграк только что…
— Пропустил проход ретранслятора? — Горм страшной гримасой изобразил скуку всеведения.
— Именно.
— Стой, но если Камыснап вел двойную игру…
— Усадьба Кошкли в опасности! Кукылин, отбери тридцать лучших бойцов из тангитов. Черепов, то же самое насчет дюжины птиц. Ты, мужик, ты и ты тоже со мной, и вы, оба лысые. Киливфак, Киавак, Куды! Остаетесь старшими. Без меня ничего не предпринимать, поддерживать порядок. Да, это… Можете тут разгромить карательский бронедивизион — вот безрукий покажет, где.
— Хочу с тобой! — сказала Айник.
— Ладно, много места не займешь.
— Хочу с Кукылином! — сказала Нулиаюк.
— А ты из чего стреляешь? Ладно, полетишь вместо балласта.
— А на чем вы все собрались лететь? — сказал Фенрир.
— На тебе.
— А, извини, куда ты впихнешь всю эту ораву?
— Полторы дюжины — в брюхо, остальные — на броне под силовым щитом. Живо садись, да никого не передави. Собаки! Где вас-то носит?
— Кх угощал, — ответил Мидир, протискиваясь между стоявших между броневиками тангитов. Вся морда у него была в перьях.
* * *
К сожалению, никто никогда не брал на себя труд пересчитать, сколько всего единиц бронетехники стояло, превращаясь в ржавчину, на полях усадьбы Кошкли. Будь это сделано, сразу можно было бы сказать, что к общему и без того внушительному числу прибавился один танк и два бронетранспортера.
Строго говоря, они пока что не проявляли особых тенденций к превращению в ржавчину, хотя были заляпаны грязью и декорированы обломками и скелетами, позаимствованными с других машин.
— Сколько времени зря потеряно, хозяин! — Ныгфукак размотал портянку и старым штыком принялся чистить себе ногти на ноге.
— Хоть бы зубы почистил, — с ненавистью сказал связанный Кагуннак, а то от твоих ног так калом несет, хоть каюгун вешай.
— Пытка номер восемь, — Ныгфукак с садистской улыбкой придвинулся к Кагуннаку и повесил портянку ему на нос.
— Сними, а то задохнется, и что ты будешь с трупом делать? — сказал барон.
— Как что? Съем! И тебя, хозяин, угощу!
— Есть труп, на носу которого висела твоя портянка — себя не уважать!
Извивавшемуся, как червяк, на полу Кагуннаку удалось наконец сбросить тряпку с лица. Несколько раз схватив ртом воздух, он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы плюнуть Ныгфукаку в глаз. Дружинники загоготали.
Барон слегка улыбнулся.
— Без вас, дети мои, я бы давно зачах со скуки ожидаючи. Когда собирается большое войско, ясно, что рано или поздно оно пойдет в поход — иначе с чего бы ему собираться. Слышите гул? Самолеты улетают. Бьюсь об заклад… Хотя на что с вами теперь биться? Из чайника твоего, поди, тангиты кипяток хлебают, пока моя девка им баллады поет. А, недорого досталось — не больно и жаль. Самолеты улетят, усадьба останется почти без охраны, и платина наша
— поди, не всю еще растратили. Развяжи его, Ныгфукак! Подеритесь пока, чтоб остаток времени скоротать.
* * *
— Кром, наконец-то я избавлен от этого овечьего сыра! — лицо Горма расплылось в улыбке, кутукыгакские добровольцы в ужасе отшатнулись.
— Ох… — Черепов лежал на ящике из-под угробленного Камыснаповыми механиками реактора в состоянии, близком к трансу.
— Еще нет? — спросил Бросай, вперив в Горма наркоманский взгляд.
Горм развел руками.
— Хоть такое утешение — лицемерно пискнул валявшийся кверху лапками Интриллигатор Карманный. — Нам-то еще ничего, а каково Двойному будет без Тудытя!
— Две только дельных птицы и оставались на «Крюхе» — Тудыть да Попеньку, — сквозь транс высказался Черепов.
— А старина Хрябет?
— Старина Хрябет меня однажды спросонья чуть не слопал! — Интриллигатор перевернулся на брюхо.
— Хорошая птичка, маленькая, — Айник провела рукой по его чешуйчатой спинке и мигом обрезала ладонь до крови.
— Ретранслятор перехватил переговоры Таграка с кем-то из его воинства над Кыгмиком, — сказал Фенрир. — Судя по всему, они вот-вот вобьют последнего Камыснапова аса на три сажени в грунт. Слушайте перехват!
На фоне статических разрядов медленно возник шум битвы. Создавалось полное ощущение, что идет не воздушный бой, а страшная наземная схватка немеханическим холодным оружием и голыми руками. Скрежет зубов, проклятия и вопли о пощаде перекрыл мощный окрик Таграка: «Левый, левый! Левый фланг — вперед! Окружай!» Монахи-смертники Кыгмика затянули обдававший могильным холодом религиозный гимн на мертвом языке. Его прервал пронзительный клич одного из молодых напакутакских забулдыг: «Трактирщик! Еще крови!» Кто-то завизжал, сгорая в заклиненной кабине заживо, и вновь зазвучал голос Таграка: «Оставь его мне! В моей руке меч Божий!» Голоса стихли, и вновь только треск статики нарушал тишину.
— Теперь понятно, каким именно образом он нарушил дисциплину, — сказал Горм. — На мой вкус неплохо, если только кыгмикский старикан не решит поправить свои дела атомной бомбой.
— Кукылин утверждал, что при его жадности это исключено. Он даже ракеты своим пилотам перестал выдавать, — обнадежил Фенрир.
— За что и гребет полной совковой лопатой.
— Разлаялись, — Айник кое-как зализала руку. — Для разнообразия бы хоть поговорили по-людски. Что сказал Фенрир?
— Да разные гадости в твой адрес, — ответил Горм.
— Врет он, — поспешил самооправдаться Фенрир, — Сам он тебя поносил не переставая!
— Ну и дураки же вы все, — все три зрачка Бросая съехались к основанию клюва. — Сколько этот сыр тут лежал, и никто не учуял.
— Держитесь, поле грунтовое! — Фенрир выпустил шасси, убрав нижний передний силовой щит.
— Ой-ой, ну не до такой же степени! — Горму в живот въехали пустой ящик, два добровольца и Черепов.
Застонали механизмы шлюза.
Кукылин и Нулиаюк сидели взявшись за руки на броне чуть позади опоры силового щита.
— Фенрир только что сказал, что Таграк полетел расправляться с Камыснапом, — говорил Кукылин. — Скорее всего, в усадьбе все в порядке. Вон она, на месте, и не горит.
— Слава Богу! Мой дом сожгли у меня на глазах, — Нулиаюк вздохнула.
Броня под ними затряслась — колеса Фенрира коснулись земли. Дымка силового щита рассеялась, в лица всем летевшим на броне дунул ветер. Фенрир остановился.
— Постой, что-то не так, — Кукылин опустил со лба бинокулярную приставку.
Одна из массивных железных створок внутренних ворот лежала на брусчатке, вторая с огромной вмятиной в нижней части висела на одной петле. Внешние ворота были распахнуты, подъемный мост спущен.
Сбрасывая четырех тангитов на выгоревшую, жесткую, как проволока траву летного поля, откинулась крышка выходного люка.
— Я же предупреждал — на этот люк не садиться! — Горм боком вылезал из отверстия, а за его спиной манипуляторы выхватывали из футляров ракетные пистолеты. — Кукылин, летим во двор, остальные догоняйте бегом!
Во дворе Сягуягниту и стражники отбивались от баронских головорезов. Из бронетранспортеров, колесами обрушивших свод одного из погребов и застрявших, вылезали новые и новые негодяи. Сам барон Накасюналюк сидел на башне, свесив ноги в люк, и стрелял в стражников из пистолета. Услышав за спиной рев ракетных двигателей, он повернулся к Кукылину, опустил пистолет и, приветливо улыбнувшись, сказал:
— Доброй еды, Кукылин. А я вот тут по-соседски за должком заехал.
— Не убивай его, брат! — крикнула стоявшая на верхней галерее стены Нетсилик в трехсотлетней кирасе со стены залы первого этажа и с арбалетом со стены парадного покоя, заряженным прадедовским отравленным болтом с каминной полки. — Он нужен мне живым — он обещал меня одному из своих мерзавцев в качестве приза!
— Как раз недавно дыба освободилась! — пропыхтел Сягуягниту, отбиваясь тяжелым железным посохом от трех баронских челядинцев сразу.
— Дави, бей, убивай! — в один голос завопили тангиты, подбежавшие к воротам.
Танк дал задний ход, но меткий выстрел из ракетного ружья разворотил ему гусеницу.
— Ну, и что прикажешь с ним делать? — спросил Горм, вращая выдернутого из люка барона в воздухе перед Нетсилик.
— Как это Таграк говорил… — Нетсилик закусила губу. — Вздрючить паскуду на дыбу и запинать вусмерть!
— Как не совестно вам, барышня Кошкли, говорить этакие гадости! — съязвил Горм. — А знаете, что учудил ваш братец?
— Что?
— Он женится на могущественной и прекрасной принцессе тангитов, вот что!
— Вот, верно, угодил в сети! — Сягуягниту уложил последнего челядинца и присел отдохнуть на развороченное танком крыльцо. — Так я и знал, что эти полеты в одиночку добром не кончатся!
Конец первой части