Говорят, что выросли в настоящее время мощные силы, выступающие в защиту коротвитена, против гцо. Это неверно.
Современное движение за коротвитен имеет своей целью поднять массы гцви на борьбу за сохранение коротвитена. Следовательно, оно не преследует цели свержения кваи-кваи и установления власти Ди-Церретена. Возможно, что при известном стечении обстоятельств борьба за коротвитен развернется кое-где в борьбу за Ди-Церретена, но это будет уже не современное движение за коротвитен, а движение за свержение кваи-кваи.
Вероятнее всего, что современное движение за коротвитен в случае успеха приведет к предотвращению даннного гцо, к временной его отсрочке.
Это, конечно, хорошо. Даже очень хорошо. Но этого все же недостаточно для того, чтобы уничтожить неизбежность гцо. Недостаточно, так как при всех этих успехах движения в защиту коротвитена кваи-кваи-кваи все же сохраняется, остается в силе, следовательно остается в силе также неизбежность гцо.
Чтобы устранить неизбежность гцо, нужно уничтожить кваи-кваи-кваи.
Литеры сплавились и оплыли, но отдельные столбики крючковатых букв еще можно было бы разобрать. Железный каркас типографии сгорел в огненном смерче, и матрица из сверхтвердой керамики для печати массовых тиражей лежала полузасыпанная мелким серым шлаком в прямоугольной яме над обвалившимся сводом подземного ангара.
Ураганный ветер непрерывно гнал через стратосферу спутанные волокна облаков, но плотные слои воздуха пребывали в покое. Солнце, бросавшее косой луч на холмы спекшегося щебня с заметной кое-где щетиной арматуры, ползло к горизонту. Близилась ночь.
Фенрир и Горм летели к четвертой планете. Чтобы создать в жилом отсеке подобие гравитации, полпути Фенрир прошел ускоренно, засоряя пространство веществом звезды, через дюзы вырывавшимся из реактора. Горм помогал Фенриру оптимизировать траекторию, возился с роботами и составлял опись оказавшегося в наличии имущества. Помимо уместного в полевом лагере и на рыбалке снаряжения, отсеки захламляла прорва случайных вещей, скапливавшихся с первого появления Горма в брюхе Фенрира. Основная часть напластований представляла собой книги, свитки и отдельные листы с записями, кое-где прослоенные оптическими и магнитными дисками. Реже попадались оружие, инструменты, детали, куски механизмов, предметы забытого назначения, шкуры, кости, топоры, сапоги, тряпки и другие предметы обихода.
Еды было мало — в обрез на четыре дюжины дней.
Бездействие в течение неизвестного времени оставило на утвари странные следы. Некоторые пластмассы, похоже, не выдержали переохлаждения и покрылись мелкими трещинами, страницы книг потемнели и стали ломкими, магнитные диски с аналоговой записью не читались. Некоторые цифровые диски пришлось восстанавливать на одном из вспомогательных мозгов Фенрира, подтирая паразитные сигналы. Найденные предметы одежды, особенно кожаные, приобрели непредусмотренный запах. Роботы, частью ползавшие по отсекам, частью лежавшие в ящиках и болтавшиеся в шахте, требовали профилактики механизмов и перезагрузки программ. Горм угробил уйму времени на то, чтобы привести хоть некоторых из них в сносное состояние.
Из музыкальной и видеоколлекции, скопившейся на борту, лучше всего выдержали превратности судьбы разовые оптические диски и шнурки. Фенрир пару раз проецировал на стены наиболее страшные исторические видеошнурки.
После просмотров на Горма снисходило мрачное одушевление, в котором он попеременно переклеивал манипуляторы, гонял тестовые программы, проверяя процессоры роботов, точил топоры и вел нравоучительные разговоры о былом величии Метрополии.
Когда раскопки в отсеках близились к концу, Горм нашел в торце шахты, рядом с реактором, термостат с двумя своими лучшими собаками — Мидиром и Фуамнах. Как ни старался, он никак не мог вспомнить, зачем потащил собак с собой. Фенрир тоже не прояснил вопрос, поскольку во время погрузки был отключен от своей периферии и проверялся на пресловутом тестере замка Коннахт. Откуда взялись собаки? Горм надеялся понять это из записей в своей записной книжке, но книжка лежала на штатном месте — в прозрачном кармане на стене шахты, и поэтому не нашлась. Так или иначе, Горм в очередной раз мог хвалить себя за запасливость, чем и занимался с трогательным усердием.
Четвертая планета была меньше Альдейгьи или Драйгена на треть. Ее окружала атмосфера, в которой, кроме азота и небольшой доли свободного кислорода, зачем-то водились фенолы, угарный газ и углекислота.
— Маразм крепчал, — сказал Горм, цинично ковыряя в носу гарпуном. — Кислородная, можно сказать, атмосфера, а не продохнешь. И хавать внизу небось нечего.
— Насчет хавать. Когда кончатся консервы, можно будет выращивать культуру собачьих клеток.
— А если захочется турьей ноги, печенной на угольях, с диким луком?
— Пусть хочется. Если под покровом этих презренных газов кто-то и зовется турами… — Фенрир показал маленький мультфильм, визуализировавший его догадки.
— Слизь смыть, волос сбрить, рога отодрать, чешую сорвать — и на пирожки, в каждый — по девять штук, — Горм метнул гарпуном в принайтованного к стеллажу у входа в шахту полусобранного охранного робота. Робот поймал гарпун и снова замер. Ладно, что это мы все о жратве. Выходи на низкую полярную орбиту — будем искать посадочную площадку. Озера здесь есть?
— Не вижу. Можно садиться на внутреннее море — тем более оно дохленькое.
— И с дохлой рыбой, похоже.
За время беседы планета выросла так, что ее диск занимал всю ширину полосы смотровых окон. Горм поставил на место заранее смазанную клеем крышку трансмиссии ходового механизма охранника, сгреб в мешок с затягивавшейся ремнем горловиной кучку лишних деталей и плюхнулся в кресло.
Его туловище и ноги обхватили колбасы захватов, цилиндры подвески, зашипев, развернули кресло в осевой плоскости Фенрира. Одновременно начало меняться направление ускорения. Наконец, коррекция закончилась. Наступила невесомость. Избавившись от захватов, Горм поплыл во вторую каюту жилого отсека смотреть, как отмерзают собаки. Фенрир без особого энтузиазма прикинул параметры орбиты и принялся разглядывать планету.
«Море, дюны. Что блестит? Соль. В море не впадает ни одной реки, и оно пересыхает. Климат скверный. Похоже, всего две конвекционных ячейки в атмосфере. Плато. Песок. Много углерода в чистом виде, поэтому плато так плохо отражает свет. Получается, что песок выпачкан сажей. Канава. Русло.
Опять сажа. Органика. Не лес, скорее заросшая пустошь. Дюны. Океан. Мелкий, но грязный. Хлорофилл. Водоросли. Остров. Это что?»
— Горм, смотри-ка!
В воздухе перед Гормом возник обрывистый берег с полоской пляжа. Картинка была довольно отчетливой, просматривались даже гребни отдельных волн и скрюченные кустики у подножия скал, чуть поодаль от воды. На фоне светло-серой осыпи какой-то осадочной породы выделялся кое-где еще прикрытый лохмотьями обшивки скелет огромного сооружения или аппарата.
Присмотревшись, Горм разглядел, что ближайшие к осыпи утесы опутаны сплетением покореженных и порванных трубок и профилей. И над обрывом, и внизу, у воды, валялись куски механизмов и листы с неровными краями.
Горм сразу вспомнил легенду о планете — кладбище звездолетов. Некогда злая воля Тилле из Раталара и Иорра из Вендилло, пережившая и их самих, и их усобицу, приманивала корабли к Кровавому Могильному Холму и сводила экипажи с ума, перехватывая контроль над мыслительными процессами и разыгрывая в мозгах бьющихся в беспамятстве путешествеников сражения за господство над некогда изобильной планетой. Горму эта рассказка всегда казалась чересчур красивой, чтобы походить на правду, но отчеты Турира Собаки, полулегендарного космопроходца с Драйгeна, хранили цветные фотографии сотен кораблей, медленно превращавшихся в труху среди галечных гряд на дне выгоревших морей. И потом — что заставило Турира расколоть планету на части ударом пакета протиометеориитных торпед и почему трое из его экипажа умерли по пути на Драйген?
— Паршивое место, — сказал Фенрир. — Я бы не стал здесь садиться.
— Почему?
— Один уже садился — вона как накрылся, — Фенрир обвел развалину в окне жирной багровой линией.
— По-моему, это не звездолет, а скорее химзавод.
— На пустой планете?
— И очень просто. Там, — Горм махнул в сторону руины отверткой, — взорвалась линия противозачаточых средств, началось перенаселение, эпидемии, в общем, все умерли.
— А города, дороги и так далее?
— Разрушены аборигенами в предсмертном припадке патологического бешенства.
— Верю! — Фенрир показал Горму новую картинку.
— Ни фига не вижу, — гордо заявил Горм.
— Сейчас, подкручу диапазон.
Под песчаными холмами проступили угловатые контуры, сливавшиеся в довольно убедительный план населенного пункта.
— Ы? — спросил Горм.
— Над остатками стен песок более влажный. Смотри, что еще я нашел.
— О, лужа. Поприща с два будет. Сажаю я — помнишь уговор?
— Ладно, только орбитального наблюдателя закинем.
Насос, откачивавший помет из фекального коридора, засорялся второй раз за утро. Зажав в задних лапах инструменты и обхватив передними поручень в середине служебного короба, Наподдал и Проклепать отдыхали после работы, расслабленно повиснув вниз головами.
— Неладно с «Крюхом», сказал Проклепать и со свистом втянул в себя воздух.
— Да. Вся ломается, сколько ни чини. Если я хоть что-то понимаю в насосах, ресурс этого кончился. Видать, так и рассчитано: «Крюх» вот-вот достигнет Цели.
— И ты, птица, веришь в это?
— Почему верю? Я знаю — ведь мы тормозимся. Скорость упадет до нуля у Цели, значит, немного осталось.
— А откуда ты взял, что мы тормозимся?
— Ты меня удивляешь! Стены стали потолками, корпус больше не вращается.
Разницу между центростремительным ускорением и линейным замедлением ты, я надеюсь, помнишь?
— Послушай, птица, что я тебе скажу. Отчего полы стали стенами и стены полами, неизвестно. Может, от замедления, может, от охренения, а может, оттого что Кубыть год назад упустил червяка за завтраком. В основе всех наших знаний лежит утверждение, что «Крюх» окружен пустотой, в которой он летит с огромной скоростью с одного из спутников Договорной Ботвы. Я склонен думать, что эта исходная предпосылка неверна, значит, неверна и вся построенная на ней система знаний.
— Откуда в тебе столько скепсиса, птица? Можно подумать, ты не видел звезд.
— Видел, и застекленную дырку, и стену с лампочками за ней. Кабы это была пустота… — Проклепать издевательски раскрыл пасть и стреском провел по зубам верхней челюсти кончиком языка.
— Какие лампочки, рехнулся ты, что ли? Я смотрел на них в тринокль — не приближает.
— Да как ты веришь триноклю? Можно подумать, ты сам его сделал! Ты знаешь, как он работает?
— Что я, оптику не знаю?
— Пойми, птичка! И все приборы, и все науки даны нам вместе с «Крюхом». Они
— часть одной легенды с ним, составленной искусно и непротиворечиво, и их нельзя использовать для проверки этой же легенды. Надо пользоваться не хитрыми приборами и заумными построениями, а здравым смыслом! Ты когда-нибудь пытался представить себе Договорную Ботву? Леса, по которым можно лететь с вечера до ночи в любом направлении и не упереться в стену? И легенда о Договорной Ботве, и легенда о Цели основаны на одной идее — идее неограниченного пространства, идее пустоты, и эту идею наш здравый смысл и жизненный опыт категорически отвергает! Скажи, ты бывал в воздушном бассейне?
— Конечно, это входит в мою программу тренировок.
— А по своей воле пошел бы туда?
— В первый раз, пожалуй, сам бы побоялся, а теперь даже нравится.
— Вот, птица! Тебя специально отбирали для этих тренировок, и то твой организм не вдруг приспособился к свободному объему. А я знаю хота, который с вечера до утра не мог проблеваться, после того как раз заглянул в бассейн. Ты понял, куда я клоню?
— Не очень, но говори дальше, птица.
— Если нам так плохо даже просто в большом замкнутом помещении, как воздействовало бы на нашу психику неограниченное пространство? Как могли существа, подобные нам, зародиться вне замкнутого помещения?
— По-твоему выходит, никак не могли. Значит…
— Да! Вся, чему нас учили — ложь! Звезды, планеты, ядерная физика! Нас водят за нос те, игрушкой кого мы служим.
— Но как может такое быть? И кто они?
— Я не знаю, но дознаюсь! Летим, я покажу тебе их логово!
Проклепать бросил инструменты и, сложив крылья, упал в темноту служебного хода. Наподдал поспешил вдогонку. За несколькими коленами хода оказалось разветвление. Проклепать свернул вниз, и вскоре птицы уткнулись в дверь со знаком опасности. Проклепать вцепился в скобы, окружавшие дверь по периметру, и с усилием повернул массивное колесо, отодвигавшее засовы.
— Что ты делаешь? Разгерметизация! Погибнем!
— Эх, ты, птица. Я думал, ты все уже понял. Нет никакой разгерметизации, потому что нет вакуума и космоса тоже нет.
— А что же есть?
— Ты когда-нибудь интересовался устройством стен? Помнишь, какие там слои?
— Обшивка, трубы кондиционирования, теплоизоляция, трубы с силовыми тягами и многослойная фанера. Так?
— Да. Многослойная фанера с кремниевой пропиткой. Она-то и заполняет мир.
Кое-где продолблены каюты, залы, коридоры. И мы знаем только ничтожную часть мирового лабиринта. А остальное принадлежит тем, кто управляет тяготением. Они там, за дверью!
Последний поворот колеса — и дверь подалась. Наподдал в ужасе отпрянул, ожидая жуткого свиста разгерметизации, но ничего не произошло.
— Теперь я дознаюсь, кто три года назад приказал прервать размножение, — Проклепать потянул на себя дверь и влез в маленькую комнатку перед еще одной дверью с колесом. В ней чернело овальное окошечко.
— Помоги открыть, — позвал Проклепать. Вдвоем с Наподдалом они быстро докрутили колесо до упора и попробовали открыть дверь. Несколько бесплодных попыток, и Проклепать обратил внимание на торчавший из стены рычаг с табличкой: «При заклинивании выходного люка убедись в герметичном закрытии входного люка и нажми на рычаг взрывного отстрела».
— Вот как они спрятались! — Проклепать спустился в проем, отделявший комнатку от хода, и средней лапой дернул за рычаг.
Взрыв! Ослепительная вспышка обежала дверь по периметру, и дверь исчезла. С торжествующим воем воздух устремился в зияющую черноту проема, разрывая перепонки крыльев Наподдала и увлекая его за собой. Внутренняя дверь захлопнулась, перерубив Проклепатя пополам. Наподдал висел рядом с нижней частью его туловища, ощущая, как все три его глаза наливаются кровью. Еще некоторое время он мог видеть удалявшуюся огромную тень, по краям которой разгоралось ослепительное ультрафиолетовое сияние, потом зрение отказало, и он понял, что те, за дверью, оказались хитрее, чем думал Проклепать.
«Никогда не садился на мертвую планету. Я видел фильмы и предметы в музеях, читал тексты, переведенные с языков угасших культур, слушал музыку, привезенную нашими разведчиками. Убрать, что ли, эту заслонку. Опасное дело — все равно что вскрывать труп без асептики. Фенрир говорит — подальше от мертвечины, а то за чем пойдешь — то и найдешь. Теперь вдавить ключ до упора. А я это и ищу! Никакой внизу, конечно, не завод. И если эту банку тоже разделали надвое атомной ракетой, значит, след верный, клянусь мечом Крома! Силовые щиты — в экономичный режим. У мертвецов надо взять и тайну, и сокровища, что хранятся в трюмах.
Внешний корпус Фенрира на скорости в четверть местной звуковой коснулся воды. Волны узким клином рассекли ее гладкую тускло-голубую поверхность. Горм заложил лихой вираж, чтобы не выскочить на берег, мелькнувший скучной серо-желтой полоской и скрывшийся в облаке мелких брызг.
— А теперь я, — сказал Фенрир.
— Ну нет, — Горм перехватил ключ, позволяя воде затормозить Фенрира еще больше. — Твоя планета — следующая, как уговорились.
— Ладно, но смотри: нос окунешь — жизнь проклянешь.
Горм уже мчался вдоль берега, держа вне воды не только драгоценный Фенриров нос, но и все днище головного отсека до последнего реданного выступа.
— Стой, — всполошился Фенрир, — здесь покрытие!
В верхнем правом углу поля зрения Горма всплыл стоп-кадр с мощеной прямоугольными плитами полосой, уходившей в воду.
— Ага! — Горм развернулся и остановил двигатели. Погружаясь все глубже, Фенрир по инерции доскользил почти до берега. С шипением и лязгом вышли из ниш в брюхе головного отсека колеса шасси, и по древней дороге Фенрир выкатился на сушу, оставив за собой короткий мокрый след. Твердый участок кончился, колеса увязли в песке, и Фенрир осел брюхом на грунт.
— Не весь еще умишко продристал, дармоед!
— Молчи, серый хвост! — Горм был ужасно горд похвалой. — Объявляю эту планету своей собственностью и именем Метрополии нарекаю ее Фенольное Умертвие.
Из шахты донесся скулеж.
— Ядрена мышь, собаки! — Горм, зацепившись ногой за порог, рухнул на пол шахты.
— Спохватился! Там не только собаки, там, как я погляжу, еще и банка с едой!
Узнаю тебя в этом жесте — отправить консервы в анабиоз!
— Банка? — Горм возился у термостата, пытаясь снять крышку. Когда крышка приподнялась, на волю вырвался такой дух псины, что Фенрир прокомментировал:
— Осторожно, а то ощенишься вдруг потом.
Собаки, теплые и уже почти сухие, возились и поскуливали во сне. Горм похлопал Мидира по белому с коричневыми и черными пятнами боку и схватил лежавший рядом цилиндрический предмет с гофрированными стенками.
— Еда! — Горм медленно повернул банку клеймом вверх. — Вишни!
— Из каждой косточки можно будет вырастить дерево!
— А если они вареные?
— Не видишь клейма — свежие!
— Так то когда было… — Горм открыл лючок в крышке банки, прижав ее к груди, отнес в бытовой отсек, бережно вставил кончик водяного шланга в лючок и открыл воду. Раздался скрип, тон которого понижался по мере увеличения банки в размерах. Когда стенки расправились, Горм освободил шланг и отколупнул крышку.
Второй раз за непродолжительное время в нос ему ударил густейший запах мокрой псины.
— Я же говорил — свежие! — сказал Фенрир.
Горм взял двумя пальцами ягоду, осмотрел ее со всех сторон, подбросил, не поймал, поднял с пола, отряхнул и сунул в рот. Лицо его недовольно перекосилось.
— Что, кишки из нее полезли? — не понял Фенрир.
— Хуже — они без косточек.
— Можно попробовать выращивать культуру клеток.
— Как мне надоело слышать от тебя это словосочетание! Кстати, о птичках — собак мы, выходит, обрекаем на каннибализм?
— Отнюдь, их можно кормить культурой твоих клеток!
Горм сокрушенно почесался и принялся грызть валявшийся на койке кусок шоколада. Когда от шоколада ничего не осталось, он побрел, запинаясь о роботов, в бытовой отсек, там долго и шумно пил воду, чистил и подтачивал зубы и когти и отправлял другие естественные нужды. Восстановив, насколько возможно, душевное равновесие, он вернулся в жилой отсек и, смахнув с койки посторонние предметы, сел. В руки ему попалась по дороге книжка творений скальда Гутхорма, валявшаяся на дне аптечного ящика в бытовом отсеке. Горм хотел швырнуть книжку в угол, но, подумав, открыл и прочитал стих:
Вслед за премерзким хрустом Фенрир услышал нечленораздельный вопль в ультразвуковом диапазоне. Неизвестный нырнул в песок. Ему вдогонку Фенрир наконец включил активные приборы наблюдения, но карточки на память вышли не лучшего качества. Не пытаясь анализировать событие, Фенрир завис над грунтом и включил силовые щиты — так, для порядка.
Собаки, встревоженные во сне криком странной твари, скоро угомонились.
Спустя полтора часа после рассвета Горм, убив еще около получаса на завтрак и поиски правого носка, наконец выслушал рассказку Фенрира и решил, что в песке, погребающем город, стоит покопаться. Он разбудил собак, рассказал им о своей несчастной судьбе, те завыли, а Мидир сделался настолько переполнен чувствами, что напрудил лужу. Тем временем охранные роботы, спущенные через нижний люк, оттащили опоры силовых щитов от Фенрира, универсальные роботы взяли пробы песка и приготовились строить дом, а Горм выволок свой и собачьи выходные костюмы и начал облачаться. И двух часов не прошло, как вся троица была застегнута, зашнурована и подключена к энергоисточникам, в шахте раздвинулись меха шлюзовой камеры, десять ног переступили через высокий порожек, перегородка с шипением повернулась вокруг центральной оси, изолируя шлюз от внутренних помещений, и осталось только открыть левую наружную дверь, через которую Горм всегда покидал чрево Фенрира. Пока выравнивалось давление в шлюзе и снаружи и пока мощные гидроцилиндры поднимали дверь, Горм успел подраться с собакани и два раза поругаться с Фенриром. Как бы там ни было, потомок великих ярлов космоса наконец вылез на броню, постоял, вертя головой, и нелепо спрыгнул на песок. Собаки последовали его примеру и, взяв след ночного гостя, уводивший в недра планеты, принялись копать. Горм поднырнул под корпус Фенрира и вытащил поломанную отвертку. Инструмент скорее походил на консервный нож, которым сумасшедший безрукий слепоглухонемой мог бы вскрывать завязанные узлом банки с консервированной слонятиной. Внимательнее осматривая предмет, Горм увидел, что поверхность его внутренней полости в ближней к разлому части была покрыта какими-то волокнами, из которых сочилась отвратного вида и, как утверждал Мидир, адекватного запаха слизь.
— Органическая химия, — сказал Фенрир, — а то и биосинтез.
— Да, — вздохнул Горм, — стоит подарить ему новую отвертку. Отформуешь?
Современное движение за коротвитен имеет своей целью поднять массы гцви на борьбу за сохранение коротвитена. Следовательно, оно не преследует цели свержения кваи-кваи и установления власти Ди-Церретена. Возможно, что при известном стечении обстоятельств борьба за коротвитен развернется кое-где в борьбу за Ди-Церретена, но это будет уже не современное движение за коротвитен, а движение за свержение кваи-кваи.
Вероятнее всего, что современное движение за коротвитен в случае успеха приведет к предотвращению даннного гцо, к временной его отсрочке.
Это, конечно, хорошо. Даже очень хорошо. Но этого все же недостаточно для того, чтобы уничтожить неизбежность гцо. Недостаточно, так как при всех этих успехах движения в защиту коротвитена кваи-кваи-кваи все же сохраняется, остается в силе, следовательно остается в силе также неизбежность гцо.
Чтобы устранить неизбежность гцо, нужно уничтожить кваи-кваи-кваи.
Литеры сплавились и оплыли, но отдельные столбики крючковатых букв еще можно было бы разобрать. Железный каркас типографии сгорел в огненном смерче, и матрица из сверхтвердой керамики для печати массовых тиражей лежала полузасыпанная мелким серым шлаком в прямоугольной яме над обвалившимся сводом подземного ангара.
Ураганный ветер непрерывно гнал через стратосферу спутанные волокна облаков, но плотные слои воздуха пребывали в покое. Солнце, бросавшее косой луч на холмы спекшегося щебня с заметной кое-где щетиной арматуры, ползло к горизонту. Близилась ночь.
* * *
Фенрир и Горм летели к четвертой планете. Чтобы создать в жилом отсеке подобие гравитации, полпути Фенрир прошел ускоренно, засоряя пространство веществом звезды, через дюзы вырывавшимся из реактора. Горм помогал Фенриру оптимизировать траекторию, возился с роботами и составлял опись оказавшегося в наличии имущества. Помимо уместного в полевом лагере и на рыбалке снаряжения, отсеки захламляла прорва случайных вещей, скапливавшихся с первого появления Горма в брюхе Фенрира. Основная часть напластований представляла собой книги, свитки и отдельные листы с записями, кое-где прослоенные оптическими и магнитными дисками. Реже попадались оружие, инструменты, детали, куски механизмов, предметы забытого назначения, шкуры, кости, топоры, сапоги, тряпки и другие предметы обихода.
Еды было мало — в обрез на четыре дюжины дней.
Бездействие в течение неизвестного времени оставило на утвари странные следы. Некоторые пластмассы, похоже, не выдержали переохлаждения и покрылись мелкими трещинами, страницы книг потемнели и стали ломкими, магнитные диски с аналоговой записью не читались. Некоторые цифровые диски пришлось восстанавливать на одном из вспомогательных мозгов Фенрира, подтирая паразитные сигналы. Найденные предметы одежды, особенно кожаные, приобрели непредусмотренный запах. Роботы, частью ползавшие по отсекам, частью лежавшие в ящиках и болтавшиеся в шахте, требовали профилактики механизмов и перезагрузки программ. Горм угробил уйму времени на то, чтобы привести хоть некоторых из них в сносное состояние.
Из музыкальной и видеоколлекции, скопившейся на борту, лучше всего выдержали превратности судьбы разовые оптические диски и шнурки. Фенрир пару раз проецировал на стены наиболее страшные исторические видеошнурки.
После просмотров на Горма снисходило мрачное одушевление, в котором он попеременно переклеивал манипуляторы, гонял тестовые программы, проверяя процессоры роботов, точил топоры и вел нравоучительные разговоры о былом величии Метрополии.
Когда раскопки в отсеках близились к концу, Горм нашел в торце шахты, рядом с реактором, термостат с двумя своими лучшими собаками — Мидиром и Фуамнах. Как ни старался, он никак не мог вспомнить, зачем потащил собак с собой. Фенрир тоже не прояснил вопрос, поскольку во время погрузки был отключен от своей периферии и проверялся на пресловутом тестере замка Коннахт. Откуда взялись собаки? Горм надеялся понять это из записей в своей записной книжке, но книжка лежала на штатном месте — в прозрачном кармане на стене шахты, и поэтому не нашлась. Так или иначе, Горм в очередной раз мог хвалить себя за запасливость, чем и занимался с трогательным усердием.
* * *
Помню, раз у паршивой какой-то звезды
Я дежурил, а прочие спали.
Вдруг они завозились, поразинули рты,
Завопили, забились, запросили воды
И изрядно меня напугали.
Поглядел я наружу — висит впереди!
Дрянь планетка, ни речки, ни грядки.
Ну а тут как скрутило, как заныло в груди —
Думал, лучше могилу приведется найти,
Но прикинул программу посадки.
Я бы, может, и сел, да, гляжу, ерунда —
Настоящее гиблое место!
Там, однако, пылились такие суда,
Просто как сговорились нападать туда —
Я и плюнул, из чувства протеста.
Ну, понятно, что я не терял головы,
И размазал гадюшник лучами.
Обернулся к своим: посмотрели бы, вы!
А они, как один, абсолютно мертвы,
А ведь были моими друзьями!
* * *
Четвертая планета была меньше Альдейгьи или Драйгена на треть. Ее окружала атмосфера, в которой, кроме азота и небольшой доли свободного кислорода, зачем-то водились фенолы, угарный газ и углекислота.
— Маразм крепчал, — сказал Горм, цинично ковыряя в носу гарпуном. — Кислородная, можно сказать, атмосфера, а не продохнешь. И хавать внизу небось нечего.
— Насчет хавать. Когда кончатся консервы, можно будет выращивать культуру собачьих клеток.
— А если захочется турьей ноги, печенной на угольях, с диким луком?
— Пусть хочется. Если под покровом этих презренных газов кто-то и зовется турами… — Фенрир показал маленький мультфильм, визуализировавший его догадки.
— Слизь смыть, волос сбрить, рога отодрать, чешую сорвать — и на пирожки, в каждый — по девять штук, — Горм метнул гарпуном в принайтованного к стеллажу у входа в шахту полусобранного охранного робота. Робот поймал гарпун и снова замер. Ладно, что это мы все о жратве. Выходи на низкую полярную орбиту — будем искать посадочную площадку. Озера здесь есть?
— Не вижу. Можно садиться на внутреннее море — тем более оно дохленькое.
— И с дохлой рыбой, похоже.
За время беседы планета выросла так, что ее диск занимал всю ширину полосы смотровых окон. Горм поставил на место заранее смазанную клеем крышку трансмиссии ходового механизма охранника, сгреб в мешок с затягивавшейся ремнем горловиной кучку лишних деталей и плюхнулся в кресло.
Его туловище и ноги обхватили колбасы захватов, цилиндры подвески, зашипев, развернули кресло в осевой плоскости Фенрира. Одновременно начало меняться направление ускорения. Наконец, коррекция закончилась. Наступила невесомость. Избавившись от захватов, Горм поплыл во вторую каюту жилого отсека смотреть, как отмерзают собаки. Фенрир без особого энтузиазма прикинул параметры орбиты и принялся разглядывать планету.
«Море, дюны. Что блестит? Соль. В море не впадает ни одной реки, и оно пересыхает. Климат скверный. Похоже, всего две конвекционных ячейки в атмосфере. Плато. Песок. Много углерода в чистом виде, поэтому плато так плохо отражает свет. Получается, что песок выпачкан сажей. Канава. Русло.
Опять сажа. Органика. Не лес, скорее заросшая пустошь. Дюны. Океан. Мелкий, но грязный. Хлорофилл. Водоросли. Остров. Это что?»
— Горм, смотри-ка!
В воздухе перед Гормом возник обрывистый берег с полоской пляжа. Картинка была довольно отчетливой, просматривались даже гребни отдельных волн и скрюченные кустики у подножия скал, чуть поодаль от воды. На фоне светло-серой осыпи какой-то осадочной породы выделялся кое-где еще прикрытый лохмотьями обшивки скелет огромного сооружения или аппарата.
Присмотревшись, Горм разглядел, что ближайшие к осыпи утесы опутаны сплетением покореженных и порванных трубок и профилей. И над обрывом, и внизу, у воды, валялись куски механизмов и листы с неровными краями.
Горм сразу вспомнил легенду о планете — кладбище звездолетов. Некогда злая воля Тилле из Раталара и Иорра из Вендилло, пережившая и их самих, и их усобицу, приманивала корабли к Кровавому Могильному Холму и сводила экипажи с ума, перехватывая контроль над мыслительными процессами и разыгрывая в мозгах бьющихся в беспамятстве путешествеников сражения за господство над некогда изобильной планетой. Горму эта рассказка всегда казалась чересчур красивой, чтобы походить на правду, но отчеты Турира Собаки, полулегендарного космопроходца с Драйгeна, хранили цветные фотографии сотен кораблей, медленно превращавшихся в труху среди галечных гряд на дне выгоревших морей. И потом — что заставило Турира расколоть планету на части ударом пакета протиометеориитных торпед и почему трое из его экипажа умерли по пути на Драйген?
— Паршивое место, — сказал Фенрир. — Я бы не стал здесь садиться.
— Почему?
— Один уже садился — вона как накрылся, — Фенрир обвел развалину в окне жирной багровой линией.
— По-моему, это не звездолет, а скорее химзавод.
— На пустой планете?
— И очень просто. Там, — Горм махнул в сторону руины отверткой, — взорвалась линия противозачаточых средств, началось перенаселение, эпидемии, в общем, все умерли.
— А города, дороги и так далее?
— Разрушены аборигенами в предсмертном припадке патологического бешенства.
— Верю! — Фенрир показал Горму новую картинку.
— Ни фига не вижу, — гордо заявил Горм.
— Сейчас, подкручу диапазон.
Под песчаными холмами проступили угловатые контуры, сливавшиеся в довольно убедительный план населенного пункта.
— Ы? — спросил Горм.
— Над остатками стен песок более влажный. Смотри, что еще я нашел.
— О, лужа. Поприща с два будет. Сажаю я — помнишь уговор?
— Ладно, только орбитального наблюдателя закинем.
* * *
Насос, откачивавший помет из фекального коридора, засорялся второй раз за утро. Зажав в задних лапах инструменты и обхватив передними поручень в середине служебного короба, Наподдал и Проклепать отдыхали после работы, расслабленно повиснув вниз головами.
— Неладно с «Крюхом», сказал Проклепать и со свистом втянул в себя воздух.
— Да. Вся ломается, сколько ни чини. Если я хоть что-то понимаю в насосах, ресурс этого кончился. Видать, так и рассчитано: «Крюх» вот-вот достигнет Цели.
— И ты, птица, веришь в это?
— Почему верю? Я знаю — ведь мы тормозимся. Скорость упадет до нуля у Цели, значит, немного осталось.
— А откуда ты взял, что мы тормозимся?
— Ты меня удивляешь! Стены стали потолками, корпус больше не вращается.
Разницу между центростремительным ускорением и линейным замедлением ты, я надеюсь, помнишь?
— Послушай, птица, что я тебе скажу. Отчего полы стали стенами и стены полами, неизвестно. Может, от замедления, может, от охренения, а может, оттого что Кубыть год назад упустил червяка за завтраком. В основе всех наших знаний лежит утверждение, что «Крюх» окружен пустотой, в которой он летит с огромной скоростью с одного из спутников Договорной Ботвы. Я склонен думать, что эта исходная предпосылка неверна, значит, неверна и вся построенная на ней система знаний.
— Откуда в тебе столько скепсиса, птица? Можно подумать, ты не видел звезд.
— Видел, и застекленную дырку, и стену с лампочками за ней. Кабы это была пустота… — Проклепать издевательски раскрыл пасть и стреском провел по зубам верхней челюсти кончиком языка.
— Какие лампочки, рехнулся ты, что ли? Я смотрел на них в тринокль — не приближает.
— Да как ты веришь триноклю? Можно подумать, ты сам его сделал! Ты знаешь, как он работает?
— Что я, оптику не знаю?
— Пойми, птичка! И все приборы, и все науки даны нам вместе с «Крюхом». Они
— часть одной легенды с ним, составленной искусно и непротиворечиво, и их нельзя использовать для проверки этой же легенды. Надо пользоваться не хитрыми приборами и заумными построениями, а здравым смыслом! Ты когда-нибудь пытался представить себе Договорную Ботву? Леса, по которым можно лететь с вечера до ночи в любом направлении и не упереться в стену? И легенда о Договорной Ботве, и легенда о Цели основаны на одной идее — идее неограниченного пространства, идее пустоты, и эту идею наш здравый смысл и жизненный опыт категорически отвергает! Скажи, ты бывал в воздушном бассейне?
— Конечно, это входит в мою программу тренировок.
— А по своей воле пошел бы туда?
— В первый раз, пожалуй, сам бы побоялся, а теперь даже нравится.
— Вот, птица! Тебя специально отбирали для этих тренировок, и то твой организм не вдруг приспособился к свободному объему. А я знаю хота, который с вечера до утра не мог проблеваться, после того как раз заглянул в бассейн. Ты понял, куда я клоню?
— Не очень, но говори дальше, птица.
— Если нам так плохо даже просто в большом замкнутом помещении, как воздействовало бы на нашу психику неограниченное пространство? Как могли существа, подобные нам, зародиться вне замкнутого помещения?
— По-твоему выходит, никак не могли. Значит…
— Да! Вся, чему нас учили — ложь! Звезды, планеты, ядерная физика! Нас водят за нос те, игрушкой кого мы служим.
— Но как может такое быть? И кто они?
— Я не знаю, но дознаюсь! Летим, я покажу тебе их логово!
Проклепать бросил инструменты и, сложив крылья, упал в темноту служебного хода. Наподдал поспешил вдогонку. За несколькими коленами хода оказалось разветвление. Проклепать свернул вниз, и вскоре птицы уткнулись в дверь со знаком опасности. Проклепать вцепился в скобы, окружавшие дверь по периметру, и с усилием повернул массивное колесо, отодвигавшее засовы.
— Что ты делаешь? Разгерметизация! Погибнем!
— Эх, ты, птица. Я думал, ты все уже понял. Нет никакой разгерметизации, потому что нет вакуума и космоса тоже нет.
— А что же есть?
— Ты когда-нибудь интересовался устройством стен? Помнишь, какие там слои?
— Обшивка, трубы кондиционирования, теплоизоляция, трубы с силовыми тягами и многослойная фанера. Так?
— Да. Многослойная фанера с кремниевой пропиткой. Она-то и заполняет мир.
Кое-где продолблены каюты, залы, коридоры. И мы знаем только ничтожную часть мирового лабиринта. А остальное принадлежит тем, кто управляет тяготением. Они там, за дверью!
Последний поворот колеса — и дверь подалась. Наподдал в ужасе отпрянул, ожидая жуткого свиста разгерметизации, но ничего не произошло.
— Теперь я дознаюсь, кто три года назад приказал прервать размножение, — Проклепать потянул на себя дверь и влез в маленькую комнатку перед еще одной дверью с колесом. В ней чернело овальное окошечко.
— Помоги открыть, — позвал Проклепать. Вдвоем с Наподдалом они быстро докрутили колесо до упора и попробовали открыть дверь. Несколько бесплодных попыток, и Проклепать обратил внимание на торчавший из стены рычаг с табличкой: «При заклинивании выходного люка убедись в герметичном закрытии входного люка и нажми на рычаг взрывного отстрела».
— Вот как они спрятались! — Проклепать спустился в проем, отделявший комнатку от хода, и средней лапой дернул за рычаг.
Взрыв! Ослепительная вспышка обежала дверь по периметру, и дверь исчезла. С торжествующим воем воздух устремился в зияющую черноту проема, разрывая перепонки крыльев Наподдала и увлекая его за собой. Внутренняя дверь захлопнулась, перерубив Проклепатя пополам. Наподдал висел рядом с нижней частью его туловища, ощущая, как все три его глаза наливаются кровью. Еще некоторое время он мог видеть удалявшуюся огромную тень, по краям которой разгоралось ослепительное ультрафиолетовое сияние, потом зрение отказало, и он понял, что те, за дверью, оказались хитрее, чем думал Проклепать.
А друзья мне говорят — да ладно их,
Но я чую неладное —
Здесь какой-то разврат.
Видно, ложь оказалась
Сложнее, чем мне казалось —
Я ли в том виноват?
* * *
«Никогда не садился на мертвую планету. Я видел фильмы и предметы в музеях, читал тексты, переведенные с языков угасших культур, слушал музыку, привезенную нашими разведчиками. Убрать, что ли, эту заслонку. Опасное дело — все равно что вскрывать труп без асептики. Фенрир говорит — подальше от мертвечины, а то за чем пойдешь — то и найдешь. Теперь вдавить ключ до упора. А я это и ищу! Никакой внизу, конечно, не завод. И если эту банку тоже разделали надвое атомной ракетой, значит, след верный, клянусь мечом Крома! Силовые щиты — в экономичный режим. У мертвецов надо взять и тайну, и сокровища, что хранятся в трюмах.
Вот повезло. Силовые щиты, фиксаторы, контроль, торможение. И местная цивиилизация тоже угасла. Просто так или отчего-то? Может, мы уже летим задворками империи тьмы, натыкаясь на ее отбросы? Ключ на себя. Локатор. Облако называется. Локатор долой. Может, здесь тоже когда-то водился гафний? Ключ вперед. Но радиации нет. Присвесить хвост. Разберемся. Вот и лужа. Ключ вверх на себя. А, варена курица!»
Они вступили на корабль,
Который опустел,
И груду золота нашли,
И груду мертвых тел.
Внешний корпус Фенрира на скорости в четверть местной звуковой коснулся воды. Волны узким клином рассекли ее гладкую тускло-голубую поверхность. Горм заложил лихой вираж, чтобы не выскочить на берег, мелькнувший скучной серо-желтой полоской и скрывшийся в облаке мелких брызг.
— А теперь я, — сказал Фенрир.
— Ну нет, — Горм перехватил ключ, позволяя воде затормозить Фенрира еще больше. — Твоя планета — следующая, как уговорились.
— Ладно, но смотри: нос окунешь — жизнь проклянешь.
Горм уже мчался вдоль берега, держа вне воды не только драгоценный Фенриров нос, но и все днище головного отсека до последнего реданного выступа.
— Стой, — всполошился Фенрир, — здесь покрытие!
В верхнем правом углу поля зрения Горма всплыл стоп-кадр с мощеной прямоугольными плитами полосой, уходившей в воду.
— Ага! — Горм развернулся и остановил двигатели. Погружаясь все глубже, Фенрир по инерции доскользил почти до берега. С шипением и лязгом вышли из ниш в брюхе головного отсека колеса шасси, и по древней дороге Фенрир выкатился на сушу, оставив за собой короткий мокрый след. Твердый участок кончился, колеса увязли в песке, и Фенрир осел брюхом на грунт.
— Не весь еще умишко продристал, дармоед!
— Молчи, серый хвост! — Горм был ужасно горд похвалой. — Объявляю эту планету своей собственностью и именем Метрополии нарекаю ее Фенольное Умертвие.
Из шахты донесся скулеж.
— Ядрена мышь, собаки! — Горм, зацепившись ногой за порог, рухнул на пол шахты.
— Спохватился! Там не только собаки, там, как я погляжу, еще и банка с едой!
Узнаю тебя в этом жесте — отправить консервы в анабиоз!
— Банка? — Горм возился у термостата, пытаясь снять крышку. Когда крышка приподнялась, на волю вырвался такой дух псины, что Фенрир прокомментировал:
— Осторожно, а то ощенишься вдруг потом.
Собаки, теплые и уже почти сухие, возились и поскуливали во сне. Горм похлопал Мидира по белому с коричневыми и черными пятнами боку и схватил лежавший рядом цилиндрический предмет с гофрированными стенками.
— Еда! — Горм медленно повернул банку клеймом вверх. — Вишни!
— Из каждой косточки можно будет вырастить дерево!
— А если они вареные?
— Не видишь клейма — свежие!
— Так то когда было… — Горм открыл лючок в крышке банки, прижав ее к груди, отнес в бытовой отсек, бережно вставил кончик водяного шланга в лючок и открыл воду. Раздался скрип, тон которого понижался по мере увеличения банки в размерах. Когда стенки расправились, Горм освободил шланг и отколупнул крышку.
Второй раз за непродолжительное время в нос ему ударил густейший запах мокрой псины.
— Я же говорил — свежие! — сказал Фенрир.
Горм взял двумя пальцами ягоду, осмотрел ее со всех сторон, подбросил, не поймал, поднял с пола, отряхнул и сунул в рот. Лицо его недовольно перекосилось.
— Что, кишки из нее полезли? — не понял Фенрир.
— Хуже — они без косточек.
— Можно попробовать выращивать культуру клеток.
— Как мне надоело слышать от тебя это словосочетание! Кстати, о птичках — собак мы, выходит, обрекаем на каннибализм?
— Отнюдь, их можно кормить культурой твоих клеток!
Горм сокрушенно почесался и принялся грызть валявшийся на койке кусок шоколада. Когда от шоколада ничего не осталось, он побрел, запинаясь о роботов, в бытовой отсек, там долго и шумно пил воду, чистил и подтачивал зубы и когти и отправлял другие естественные нужды. Восстановив, насколько возможно, душевное равновесие, он вернулся в жилой отсек и, смахнув с койки посторонние предметы, сел. В руки ему попалась по дороге книжка творений скальда Гутхорма, валявшаяся на дне аптечного ящика в бытовом отсеке. Горм хотел швырнуть книжку в угол, но, подумав, открыл и прочитал стих:
«Всегда любил древнюю поэзию», — решил Горм, швырнул книжку в угол, снял сапоги, швырнул их в другой угол, снял левый носок, повесил рогатый обруч на скобу заглушки вентиляционной системы, вполз в койку и заснул. «Правый носок!» — сказал Фенрир. Ответа не последовало. Фенрир погасил в каюте свет и стал параллельно играть сам с собой в карты, составлять объемный глобус планеты Фенольное Умертвие и бдительно всматриваться в случившуюся снаружи ночь. Правду сказать, от всех его смотрелок, кроме инфракрасной, толку было немного, но включать локаторы Фенриру почему-то не хотелось. До рассвета оставалось еще часа два с небольшим, когда из-под днища донеслось шуршание песка. Фенрир решил затаиться. Источник звука приближался к броне. Нечто коснулось корпуса, проползло из-под кормы к редану и остановилось у заглушки разъема внешнего энергопитания. Раздался щелчок. Фенрир почувствовал, как отвертка коснулась шлица стопорного винта, и заблокировал винт изнутри. Неизвестный в локоть с третью длиной упорно пытался снять заглушку, пока его инструмент не сломался.
Я жду, когда безумный свет
Сожжет мои глаза,
Когда тоска, сойдя на нет,
Источит тормоза,
Когда последняя ступень
Взорвется позади,
Когда последнюю мишень
Почувствую в груди.
Я вижу бледные тела
За ледяным стеклом,
Я знаю, чья летит стрела,
И под каким углом.
Отныне мне дано решать,
Какой закон един,
Когда избавится душа
От всех своих глубин.
Вслед за премерзким хрустом Фенрир услышал нечленораздельный вопль в ультразвуковом диапазоне. Неизвестный нырнул в песок. Ему вдогонку Фенрир наконец включил активные приборы наблюдения, но карточки на память вышли не лучшего качества. Не пытаясь анализировать событие, Фенрир завис над грунтом и включил силовые щиты — так, для порядка.
Собаки, встревоженные во сне криком странной твари, скоро угомонились.
Спустя полтора часа после рассвета Горм, убив еще около получаса на завтрак и поиски правого носка, наконец выслушал рассказку Фенрира и решил, что в песке, погребающем город, стоит покопаться. Он разбудил собак, рассказал им о своей несчастной судьбе, те завыли, а Мидир сделался настолько переполнен чувствами, что напрудил лужу. Тем временем охранные роботы, спущенные через нижний люк, оттащили опоры силовых щитов от Фенрира, универсальные роботы взяли пробы песка и приготовились строить дом, а Горм выволок свой и собачьи выходные костюмы и начал облачаться. И двух часов не прошло, как вся троица была застегнута, зашнурована и подключена к энергоисточникам, в шахте раздвинулись меха шлюзовой камеры, десять ног переступили через высокий порожек, перегородка с шипением повернулась вокруг центральной оси, изолируя шлюз от внутренних помещений, и осталось только открыть левую наружную дверь, через которую Горм всегда покидал чрево Фенрира. Пока выравнивалось давление в шлюзе и снаружи и пока мощные гидроцилиндры поднимали дверь, Горм успел подраться с собакани и два раза поругаться с Фенриром. Как бы там ни было, потомок великих ярлов космоса наконец вылез на броню, постоял, вертя головой, и нелепо спрыгнул на песок. Собаки последовали его примеру и, взяв след ночного гостя, уводивший в недра планеты, принялись копать. Горм поднырнул под корпус Фенрира и вытащил поломанную отвертку. Инструмент скорее походил на консервный нож, которым сумасшедший безрукий слепоглухонемой мог бы вскрывать завязанные узлом банки с консервированной слонятиной. Внимательнее осматривая предмет, Горм увидел, что поверхность его внутренней полости в ближней к разлому части была покрыта какими-то волокнами, из которых сочилась отвратного вида и, как утверждал Мидир, адекватного запаха слизь.
— Органическая химия, — сказал Фенрир, — а то и биосинтез.
— Да, — вздохнул Горм, — стоит подарить ему новую отвертку. Отформуешь?