Кэт выждал несколько минут и постучался в спальню. Наташа не ответила. Он осторожно заглянул и вошел.
— Что на тебя нашло?
Наташа, в черных брюках и голубой рубашке навыпуск, сновала по комнате и решительно бросала одежду в две стоявшие на полу сумки — свою и Виктора.
— Все. С меня хватит! Больше мы здесь не живем.
— Да? — Он взял ее за плечи и развернул к себе. — В чем дело?
— Пусти! — Она рванулась, но Кэт держал крепко. — Пусти меня! — завизжала она, и тогда он убрал руки. — Никогда бы не подумала… я верила… — Слезы снова побежали у нее по щекам, и Наташа ткнулась Кэту в грудь. — И что?.. Ты думаешь, они где? — Она вздрагивала.
— Кто они? — спросил он, уже догадавшись и медленно выпрямляясь от неясного предчувствия беды.
— Кто-кто! Виктор и твоя жена.
— Глупыха, — с тоскливым вздохом сказал Кэт. — Виктор сейчас объезжает магазины, запасаясь подарками для твоей светлости… а с Анжеликой совсем другой человек.
— Но…
— Другой, — властно повторил он. — Можешь мне поверить, я знаю.
Наташа отступила, подняв лицо. На щеках расплылись Розовые пятна.
— Знаешь? Да ты, наверное, много чего знаешь, братец Кэт!
Он помолчал, перевел дыхание. Ну что ж, если надо говорить об этом сегодня, пусть будет сегодня.
— О чем ты?
Она тряхнула кудрями, откинула с лица черные пряди.
— О том самом. Думаешь, я ничего не вижу? Три года мы тут живем все вместе — и я, по-твоему, не догадаюсь?
— Ну хорошо, — миролюбиво проговорил он. — Но вещи-то зачем собирать?
Она в сердцах поддала ногой, сумка опрокинулась, уложенные пакеты с шорохом вывалились на ковер.
— Я — больше — не — хочу, — произнесла она раздельно и громко, подчеркивая каждое слово и глядя Кэту в глаза. — Я — не — позволю.
Он сунул руки в карманы своей домашней куртки, зябко поежился.
— Продолжай, продолжай, я тебя слушаю.
— Ах, так! — Наташа встали перед ним, вызывающе вздернув подбородок — маленькая, хрупкая женщина. Маленькая разъяренная тигрица. — Тогда я скажу. Ты… ты… подлец, вот кто ты такой! Как дикарь, купил себе жену, платишь за нее, за женщину, деньги, как за рабыню — варварство какое! — да еще…
— Да еще?
— Живешь на нашей с Виктором крови! — выкрикнула она. — Тебе же за него платят! Да, да, сторожишь день и ночь, как пес, как… Того нельзя, этого нельзя, туда не ходи, сюда не суйся. Я что, слепая-глухая? Я не вижу, как ты это устраиваешь? Распоряжаешься, командуешь, кричишь — ты смеешь на него кричать! А страх, который на него вдруг накатывает, ни с того ни с сего? В ту самую минуту, когда он куда-нибудь лезет, чтоб доказать, что он — не боится! И снова, и снова этот ужас… И не говори мне, что ты тут ни при чем! Я-то знаю, мы сколько раз лазали в скалы ночью, когда ты спал и не видел — и ничего, никакого страха и в помине нет.
Кэт с трудом подавил усмешку. Он, конечно, предполагал, что смышленая жена Виктора в конце концов его раскусит. Но вот прошло уже три года, и ни полслова.
Оказывается же, что они втихаря эксперименты ставили. Ночью! Дети, сущие дети…
— Ну и что?
— Подлец! — снова вскипела Наташа. — И… и… и про Анжелику не верю! Она с ним, а тебе наплевать, потому что она альтау, ей тебя одного мало, ты и позволяешь…
— Замолчи.
— Я замолчи?! Твоя жена пусть гуляет с кем хочет, раз вам так нравится, а Виктор…
— Я уже сказал: я знаю — это н е В и к т о р, — повысил голос Кэт. — Оставь Анжелику в покое и не унижайся сама. — Он повернулся и вышел из комнаты.
Наташа плакала в спальне, горько, как обиженный ребенок, но он выдержал характер. Пусть выплачется, тогда можно будет объяснить. Она ведь умница, должна же в конце концов понять. И поверить. Только бы Дел не нагрянул. Господи, только бы не явился!
Он ушел из дома и по светлому, укатанному штормами пляжу пошел вдоль воды. Здесь лежал огромный, отполированный волнами ствол дерева. В тихую погоду хорошо было сидеть на этом плавнике и смотреть на морскую гладь. Сейчас солнце расстилало на песке косые розоватые лучи, а море темнело умиротворенной, теплой синевой. Кэт щурился, глядя на низкий золотисто-розовый диск, а в душе все отчетливей шевелилась тревога. Он не обижался на злые упреки, на месте Малышки он сам бы еще и не то накрутил. Но что, если она выложит свои фантазии Виктору? Дел не должен ничего знать, в этом Кэт был убежден. Все что угодно, только не это. Он же бешеный, он сорвется и попытается сбежать, как бежал от Бьорна Крисса, и что тогда? Отловить, посадить под замок, позвонить в клинику — приезжайте, дядя доктор, усмирите чуть-чуть вашего… Ну уж нет; будь я проклят, нет!
— Любуешься? — раздался за спиной голос Наташи. Он обернулся.
— Я думаю. Садись.
Она села на толстый ствол плавника, но не рядом, а на другом конце. Кэт поднялся и сам пересел поближе.
— Послушай, Малыш…
— Не хочу я ничего слышать, — промолвила она горько. — Ты заговоришь мне зубы и в два счета докажешь, что я дура, а ты во всем прав.
— Но что ж поделать, если я прав? А ты и впрямь дурочка, если полагаешь, что Дел будет тебе изменять, тем более с Анжеликой. По-твоему, он способен предать сразу двоих: и тебя, и меня?
— Ну вот, — вздохнула Наташа. — Я же знала. А кто этот другой?
Кэт невольно поморщился.
— Чужой, абсолютно посторонний человек.
Она покачала головой.
— Не верю. Кэт, я не верю тебе ни на грош.
— Очень жаль.
— Тогда скажи мне… Я долго приглядывалась, и если солжешь, я сразу пойму. Скажи: зачем ты сторожишь Виктора?
— Не знаю, Малыш. Мне предложили такую работу, когда очень нужны были деньги, и я согласился. Купил кота в мешке. И до сих пор не знаю, для чего им это понадобилось.
— Не верю, — повторила Наташа не так уверенно.
— Как хочешь.
— Сколько тебе платят?
— Все, что мне платят, — тихо проговорил Кэт, чувствуя ее вновь нарастающую враждебность, — уходит на Анжелику.
— Сколько? Сколько стоит Виктор в месяц, в день, в год?! — она почти кричала.
— Малыш, ради Бога! Если не я, эту работу делал бы кто-то другой. И наверняка похуже, чем я. До меня тоже был ангел-хранитель; и знаешь, что случилось, когда Дел от него сбежал? Ему захотели подправить память, чтобы не помнил лишнего, и искалечили напрочь.
Черные глаза Наташи сузились и яростно блеснули.
— Братец Кэт боится.
— Боюсь, — согласился он. — А как же! Ты бы тоже боялась, если б знала, что они могут натворить. А я был в той клинике и видел своими глазами.
— Ты не только подлец, но и трус!
Кэт помолчал, провел ладонью по теплому гладкому стволу.
— Чего ты добиваешься? Чтоб я стал на колени и покаялся? Не буду.
— А что ты будешь? — спросила она глухим, придушенным голосом. — Что ты сделаешь, когда к тебе придут и скажут: отдавай?
— Не знаю, — солгал он.
Солгал, понимая, что навсегда теряет ее уважение и дружбу, но твердо зная одно: говорить ей правду никак нельзя.
Наташа с минуту сидела молча, сгорбившись, уронив руки между колен.
— Я не отдам вам его. — Она подняла голову и посмотрела на Кэта как на чужого. — И часу лишнего мы в твоем доме не останемся.
— Малыш… — Он поднял руку, словно чтобы ее коснуться — Наташа отпрянула. Кэт шлепнул ладонью по стволу. — Ты не понимаешь главного: ты погубишь не только меня, но и себя, и Анжелику, и в конце концов Виктора. Я видел, что с ним было, когда он сбежал от Крисса…
— За-мол-чи! — глухо крикнула она. — Не хочу…
Кэт вздрогнул и обернулся, даже не услышав, а спиной уловив движение далеко сзади. Через пляж, от светящегося розовыми стеклами дома, к ним шагал Виктор. Кэт чуть не вскочил, в первый момент приняв его за Эрика: то была не слегка развинченная походочка мальчишки, прятавшего за напускной развязностью свою растерянность перед окружающим миром, а решительный шаг самостоятельного, зрелого Ларсена. Наташа тоже повернула голову и смотрела на Виктора через плечо.
— Малыш, — тихо начал Кэт, — я тебя прошу…
— Не смей, — так же тихо и с угрозой отрезала она. — С меня хватит.
— Послушайте, какого черта? — еще издали начал Виктор. — Что стряслось? Приезжаю домой — никого нет, двери нараспашку, все разорено… — Он остановился над Кэтом. — Что случилось?
Наташа поднялась и перебралась через скользкий ствол, к мужу.
— Вики, мы уезжаем отсюда. Насовсем.
— Что-о? С какой стати?
— Мы уезжаем, — повторила она очень отчетливо.
— Малыш, ты на солнце перегрелась? Чем ты ее обидел? — спросил Виктор у Кэта.
Кэт молчал, откинув голову; бархатные кофейные глаза стали жесткими. Наташа крепко взяла мужа за локоть.
— Пошли. Я уже почти собралась.
— Так кто у нас будет самый главный? — спросил Кэт.
Она фыркнула и яростно к нему повернулась, однако так же внезапно остыла.
— Язвишь? Ну-ну! А мы все равно уезжаем.
Виктор высвободился и отступил.
— Ты с ума сошла? Что за ерунда в самом деле? Кэт!
Кэт тоже поднялся, сунул руки в карманы. Ему было холодно.
— Мы с Наташей немного поцапались. Это она сгоряча. Малыш, пожалуйста, мы договорим с тобой после.
У нее снова засверкали глаза.
— Не будет после! Вики, ты только посмотри, посмотри на него. Да внимательнее гляди, лучше!
Виктор пожал плечами.
— Гляжу. Кэт как Кэт.
— Да?! Не просто Кэт, а трус, подлец и негодяй!
А вот это ты, милая, зря, подумал Кэт, зябко передернув плечами. Плохо ты знаешь своего мужа.
— Ты чего? — отозвался Виктор с неожиданной холодностью.
Наташа, однако, еще не поняла, что проиграла.
— Это… Он…
— Замолчи, ради Бога! — вмешался Кэт. — Ты погубишь нас всех.
— По-моему, вы оба перегрелись, — заявил Виктор. — Хорош трепаться, идем домой и садимся обедать.
— Вики! — возмутилась Наташа. — Я тебе…
— Обедать.
— Но послушай…
— Будет когда-нибудь обед в этом доме?! — рявкнул он.
— Не смей на меня кричать! — Голос ее сорвался на пронзительной ноте.
Виктор отшатнулся, вид у него сделался затравленный.
— Что же ты делаешь, Малыш… — укоризненно промолвил Кэт.
Она долго молчала, что-то рассматривая на песке под ногами. Потом подняла глаза на Виктора.
— Извини. Я хотела сказать, что твой лучший друг живет на нашей с тобой крови. Он на кого-то работает, пасет тебя, как овечку… бережет, холит.
Кэт не сдержал невольной усмешки — настолько невероятно это прозвучало в ее изложении.
— Братец Кэт говорит, что он ангел-хранитель, — продолжала она ровным голосом, — а на самом деле — пастух. Рачительный хозяин. Откармливает тебя на убой, ждет, когда некто явится и скажет: подайте-ка его сюда, он мне потребен.
Брови Виктора сошлись к переносью.
— Какой дряни ты нанюхалась? Что за бред?
— А вот ты спроси у него. У друга своего бесценного. Он тебе скажет, что и Крисс был ангелом-хранителем… и что с жалованья криминального эксперта жену-альтау не купишь, для этого нужны другие деньги. Разве не так? — повернулась она к Кэту.
Тот не ответил, а Виктор вдруг вспыхнул, как порох.
— А ну пошли! — Он рванул жену за руку. — Пошли, я тебе покажу, что увидел! Брошенный, разоренный, мертвый дом — вот что это такое. Двери распахнуты, вещи раскиданы, и никого — тебе этого надо? Три года — больше — мы тут живем, и надо в один миг все разрушить?
— Не веришь? — Наташа вырвала руку.
— Нет!
— А Кэту веришь?
Виктор смешался.
— Я спросила: веришь?
— Да, — ответил он севшим голосом.
Наташа вскинула голову.
— Немногого стоит слепая верность, всаженная в клинике, братец Кэт.
— …И немногого стоит любовь, готовая ради себя самой уничтожать все вокруг, — ответил он.
И уже никогда не смог себе простить этих слов.
Она молча повернулась и пошла к дому — маленькая черно-голубая фигурка на светлом песке. Виктор остался с Кэтом. Наташа вдруг бросилась бежать, а они смотрели ей вслед.
— Это правда — что она говорила?
Кэта передернуло, как от ледяного порыва. Виктор ждал, готовый поверить всему. Такой он не был похож на Эрика Ларсена. Слепая, нерассуждающая верность, которая и впрямь немногого стоит.
Или она все ж таки дороже, чем кажется?
— Дел… — Кэт бросил взгляд на розовый шар готового окунуться в море солнца. — Да, это правда.
Виктор помолчал, сосредоточенно хмурясь. Кэту стало его жаль: бедняга, думать-то ему — спасибо доктору и мне! — смерть как тяжко.
— Значит, ты меня пасешь? Как овечку. Но черт нас обоих побери: зачем?
— Не знаю. Для кого — знаю, а для чего — нет.
— Ну, допустим, — Виктор потряс головой, яростно потер виски. — А что дальше?
— Не знаю.
— Как не знаешь? Куда я потом-то денусь?
— Дел, кого ты спрашиваешь?
— Тебя спрашиваю. Ну, ладно, ты как-то там зарабатываешь на мне деньги — это я могу понять: ради Анжелики. А потом что? Меня ж не навечно… Черт, если б я что понимал! Что ты думаешь делать дальше?
— Не знаю, — снова, второй раз за этот вечер, солгал Кэт. — Дел, я, ей-богу, не знаю!
Помолчали. Следовало закрепить победу и не выглядеть совсем уж подлецом.
— Ты не уедешь?
Выпрямившись, Виктор смотрел куда-то вдаль, мимо него, а на лице появилась незнакомая одухотворенность. Губы его тронула улыбка, опять сделавшая его точной копией Эрика Ларсена.
— Сколько за меня платят?
— Много.
— Вот. А коли так, то если я удеру, с тебя потребуют обратно деньги. Или голову снимут, насколько я понимаю? Куда ж я уеду?
Кэт на мгновение прикрыл глаза. Это больше чем преданность и зависимость, искусственно навязанные в клинике, это естественное человеческое…
— Ладно, пошли домой, — предложил он, опасаясь, как бы обиженная Малышка сгоряча не уехала одна. — Как ты верно подметил, самое время обедать.
Они не спеша двинулись через пляж, длинные тени заскользили по гладкому розовому песку.
— Значит, ты в пастухах все эти четыре года? — начал Виктор. — Это хорошо. Раз за четыре года ничего не случилось и никто меня не востребовал, может быть, так и дальше..
Он смолк и на мгновение замер, а затем со всех ног кинулся за сорвавшимся с места Кэтом, потому что до них донесся пронзительный вопль Наташи.
Они ворвались в дом, а из гостиной навстречу выбежала Малышка.
— Беги! — кричала она. — Вики, беги!
Виктор схватил ее за плечи, привлек к себе и тут же отстранил, отодвинув назад. На пороге гостиной встал невысокий загорелый человек в дорогом светлом костюме.
— Скажите, Морейра: у вас всегда так шумно? — Он улыбался, добродушно и уверенно, с видом хозяина мира.
— Вон отсюда, — приказал Кэт.
— Морейра, побойтесь Бога! Меня зовут Гэс Атахо…
— Вон отсюда! — рявкнул Кэт, наступая на незваного гостя. Кто бы ни был этот пришелец, несомненно, он от генерала. Только бы Малышка при нем не наговорила…— Убирайтесь!
— Полегче, полегче. Придержите язык. А ты, голубка, чего испугалась? — Неторопливым шагом он двинулся к Виктору и прильнувшей к нему Наташе. Из гостиной тут же вышли два телохранителя, один встал возле Кэта, другой последовал за патроном.
— Какого черта вам надо? — Виктор разнял руки жены и решительно встал между ней и пришельцем.
— Атахо, вы вломились в мой дом и напугали женщину, — холодно проговорил Кэт.
— Я всего-навсего приехал взглянуть и проведать, как вы тут поживаете, — отвечал тот. — У вас прелестная жена, Виктор. Вы разрешите с ней побеседовать?
Вежливость и спокойные манеры гостя сбивали с толку. Судя по тому, как встретил его братец Кэт, это враг, но… Виктор промолчал, бросив вопросительный взгляд на друга.
— Отстаньте от Малышки, вы ее напугали, — сказал Кэт. — Идемте в гостиную, я отвечу на все ваши вопросы.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Гэс Атахо. — Но я, знаете ли, предпочитаю общество женщин. Так скажи мне, голубка, куда ты думала спровадить мужа? Что значит «Беги, беги»?
Малышка побелела, длинные ресницы дрожали; она смотрела на улыбавшегося ободряющей улыбкой Атахо, словно загнанный зверек. Кэт порывисто шагнул к ним.
— Гэс, идемте, я вам объясню. У нас и без того трудности, не усложняйте мне жизнь еще больше.
Телохранитель оттер его назад, тут же подошел второй и молчаливо и внушительно встал рядом.
— Морейра, будьте добры помолчать. Я все про вас знаю: вы мастер заговаривать зубы, так что лучше молчите. Ну, голубка моя — я жду.
Если бы Наташа сломалась, если бы закричала, заплакала, забилась в объятиях Виктора — быть может, все бы закончилось иначе. Однако его маленькая храбрая жена решила дать отпор: она метнулась вперед и подступила вплотную к Атахо.
— Не отдам! — выкрикнула она, сверкая черными глазами. — Он мой, мой, мой! — Рука ее скользнула под рубашку, в карман брюк, и Кэт — почти неосознанно — рванулся и вклинился между Атахо и Малышкой, схватив ее за руку и выворачивая кисть.
— С ума сошла! — Он вырвал дезинтегратор — маленький, свой собственный, до сих пор мирно лежавший в спальне. В тот же миг его сбил с ног Виктор.
Что было дальше, Кэт не знал. Очнулся он на полу, вокруг было темно и очень тихо, сквозь распахнутые двери тянуло теплым ночным ветерком. Дом был мертв.
— Эк тебя, братишка, угораздило, — сокрушенно качал головой Джон Дэнвер. Ставший более двух лет тому назад начальником отдела по расследованию убийств, он в свои сорок три года оставался таким же поджарым, как в юности, хотя в белокурых волосах, если приглядеться, можно было заметить раннюю седину. — Ну, как же ты сплоховал? Ладно, давай чашку, я тебе хоть кофейку еще налью.
Кэт покорно протянул свою чашку. Это неизбежно: где Джон, там и кофе, которым он настойчиво потчует всех подряд. В городском доме Дэнверов было тихо — жена с детьми гостила у сестры на Эльзикаре.
— Атахо — разумный человек, с ним всегда можно поладить, — продолжал выговаривать Кэту хозяин. — Ему ж ничего не надо было, просто заехал поглядеть — а вы ему этакое представление закатили! Стыдно мне за тебя, просто стыдно.
— Если Атахо такой разумный — почему он водится с генералом и вообще играет в эти игры?
— Он генералу племяш, — ответил Джон и сердито примолк. — Ты, кузен, на новые неприятности нарваться желаешь? Язык распускаешь не по делу. Кто тебя заставлял во всем признаваться?
Кэт пожал плечами. Разве объяснишь? И потом, признайся он действительно во всем, сейчас бы ему тут не сидеть.
— Чтоб ты знал, — неожиданно улыбнулся Джон, — они оба пытались тебя прикрыть. Ты, дескать, ничего и не говорил, они сами догадались.
У Кэта потемнело лицо.
— Ты сам, что ли, их допрашивал?
— Смеешься? Я в эти клиники ни ногой, упаси Боже. Атахо рассказывал, он присутствовал из чистого любопытства. В общем, запирались как могли, пока им эликсир правды не вкатили. Тогда уж…
— Джон! На кой черт мы с тобой работаем в полиции?
— А ты, кузен, поди попробуй что-нибудь доказать. Я, например, даже не знаю, где они сейчас, и не берусь предполагать, где оба окажутся, если мы возьмемся их искать.
Кэт поднялся на ноги, прошелся по просторной светлой гостиной, где от влетающего в окно морского ветерка тихонько позванивали тонкие подвески светильников.
— Джонни…
— Вот что, послушай-ка дельные слова. Ты взялся за эту работу — ты знал, что она грязная — потому что нуждался в деньгах. В хороших и верных деньгах, которые тебе честно платили. Поэтому не надо теперь хвататься за голову и кричать: «Преступление, ах, преступление!» Да, преступление. Но если ты сунешься сейчас искать закона и порядка, я тебя не поддержу.
— Почему же?
Джон развел руками:
— Извини. Моя епархия — убийства, а не психологические эксперименты.
— Знаешь, в случае с Бьорном Криссом это было одно и то же. Из человека сделали идиота! А ты говоришь…
— Не горячись, кузен, не горячись. — Джон подошел и похлопал Кэта по плечу. — Это, между прочим, счастье Делано, что с Криссом так вышло. Иначе… я не знаю наверняка и могу только догадываться, но думаю, при другом исходе эксперимент был бы уже завершен. А сейчас они опасаются и не хотят ставить последней точки. В том смысле, что, мало ли, опять что-нибудь пойдет не так. В общем, доктор Генрих тянет время, говорит, чего-то там исследует, доводит, а по-моему, ему просто жаль терять жирный кусок, ведь его услуги станут не нужны.
— И мои тоже.
— Да, братишка, и твои. Этот сукин сын прекрасно знает, что делает, и пользуется своим влиянием на генерала.
— А ты? Он издевается над Делано, а ты молчишь.
— А я молчу.
— Джонни, Наташа назвала меня подлецом и трусом… — Кэт печально улыбнулся. — Похоже, мы с тобой два сапога пара, не находишь?
— Как деликатно ты выражаешься! — Джон коротко засмеялся. — Ну да, два сапога. Тебе надо было выкупать жену, а мне — кормить семью и Ольгу… — Он прикусил язык, бросил на двоюродного брата быстрый взгляд и махнул рукой. — Да, Ольгу и всю ее малышню. Ты можешь себе представить этот выводок — четверых сразу? Четыре девчонки! Только Лидии смотри…
Кэт усмехнулся.
— Так вот все и выплывает. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Скажи мне, брат мой Джон, а ты что делаешь для генерала? Или для господина Атахо?
Джон радостно ухмыльнулся и блеснул глазами.
— Уже ничего! На мое счастье, Ольга вышла замуж — взял ее кто-то со всем выводком — и мне теперь хватает своих деньжат, честно заработанных на государственной службе. С натягом, конечно, но все же. Однако, возвращаясь к Делано…
— Да, — кивнул Кэт. — Возвращаясь. Что с ним?
— Что с ним сейчас может быть? — раздраженно дернулся Джон. — В клинике он, без памяти, в бреду, еще не знаю что. Зачем сказал ему правду?
— Наташа…
— Наташа, Наташа! Ее надо было схватить за волосы и макать головой в воду, пока не поклянется, что впредь не пикнет и даже не посмотрит лишний раз куда не след. Генерал орал как резаный и требовал, чтоб тебе тоже затерли память. И ни в чем не повинного Атахо он чуть не придушил — почему, мол, оставил тебя в доме и не привез вместе с обоими Делано.
— И почему же?
— А вот спроси! Чем-то ты Атахо полюбился. Видать, тем, что спас ему жизнь? Как по-твоему? Если б Малышка его порешила… — Джон покачал головой. — Плохи были бы твои дела, кузен. Однако же во всем этом деле есть еще одна сторона, а именно денежная. Ты готов доить генерала дальше?
— Не понял.
— В прямом и самом грубом смысле слова: ты хочешь на него еще работать?
Кэт молчал. Брови его изогнулись, как от боли, и кузен отвел глаза.
— Я с тобой, братишка, откровенно: да или нет? — Джон помолчал, присел к столику с дорогим прибором, налил себе кофе, сделал глоток и поставил чашку. — Ладно, давай рассуждать здраво. Деньги за Анжелику ты выплатил?
— Нет.
— Много еще?
— Да.
— Ну, вот. Где ты их раздобудешь? Негде тебе их взять, кроме как у генерала.
— Негде, — тихо согласился Кэт.
— Тогда не понимаю, почему ты не соглашаешься сразу и с великой радостью в душе.
— Хорошо, я согласен, — с холодной яростью проговорил Кэт. — Что от меня нужно?
Джон присвистнул.
— Я тебя, кузен, не узнаю — до сих пор был умный парень и схватывал на лету… Работенка по-прежнему не из приятных. Наташу вы, конечно, потеряли — вам ее не вернут. А вот Делано плохо. — Он вскочил, губы злобно искривились. — Ему, понимаешь, хотели память подредактировать, чтоб ни про тебя, ни про себя не помнил лишнего. Так он теперь вообще на человека не похож! Генрих, ублюдок, умывает руки и твердит, что парню нужен покой и уход, и что если Делано имплантировали привязанность к Кэту Морейре, то пусть Кэт Морейра с ним и возится, как умеет, а они, психиатры… — тут кузен выразился непечатно, — помочь бессильны.
— Джон, ты идиот, — выдохнул Кэт. — Уже час морочишь мне голову…
— Мы все тут скоро станем идиотами! А мне, думаешь, каково? По-твоему, я бы им все это так спустил, если б не…
— Если бы что?
Джон утих, потер подбородок.
— Знаешь, братишка, мне иногда ночами снится: иду я будто бы по улице, собираюсь арестовать Генриха со всей его шоблой, а навстречу человек. Серенький такой, неприметный. Подходит, улыбается, «Здравствуйте» говорит — а потом делает руками вот так, — Джон крутанул кистями, — и все, я уже не помню, кто я, что я и зачем. Понимаешь?
— Понимаю. Это вероятная реальность или только сон?
— Не знаю. Не знаю. Честно тебе скажу: я боюсь. А кроме того — и это в конце концов самое главное — если мне не изменяет память, есть на свете одна чаровница-альтау, которую, по-моему, кто-то любит и хочет сделать своей законной женой, для чего ему нужны деньги.
— Да, — вздохнул Кэт, — память тебя пока не подводит… А вот Наташа единственная из нас не боялась.
— Правильно. Только где она теперь? Что толку от такого бесстрашия, если она-то все и загубила? И своего Делано отчасти тоже. Да, о нем: можешь его забрать хоть сегодня. Минут через… — Джон посмотрел на часы, — через двадцать минут будет звонить Генрих, скажет, куда приехать. И учти, братишка: не дай тебе Бог еще раз проколоться.
Малышка несколько дней жила в гостинице. Анжелика за это время собрала дома ее вещи и отправила в Латенгуэр, город за двадцать тысяч километров от Серебряного Лайза, сняла там для нее квартиру и даже договорилась о работе: Наташу готовы были взять оператором на звероферму. Она же приехала с ней в аэропорт.
Малышка выглядела на удивление посвежевшей и привлекательной, черные глаза ее заволокла мечтательная дымка. .
— Обожаю маленьких зверят, — доверительно сообщила она. — Как представлю, что можно будет брать их в руки… тепленькие трогательные клубочки, и хвостишки крохотные — прелесть!
— Что на тебя нашло?
Наташа, в черных брюках и голубой рубашке навыпуск, сновала по комнате и решительно бросала одежду в две стоявшие на полу сумки — свою и Виктора.
— Все. С меня хватит! Больше мы здесь не живем.
— Да? — Он взял ее за плечи и развернул к себе. — В чем дело?
— Пусти! — Она рванулась, но Кэт держал крепко. — Пусти меня! — завизжала она, и тогда он убрал руки. — Никогда бы не подумала… я верила… — Слезы снова побежали у нее по щекам, и Наташа ткнулась Кэту в грудь. — И что?.. Ты думаешь, они где? — Она вздрагивала.
— Кто они? — спросил он, уже догадавшись и медленно выпрямляясь от неясного предчувствия беды.
— Кто-кто! Виктор и твоя жена.
— Глупыха, — с тоскливым вздохом сказал Кэт. — Виктор сейчас объезжает магазины, запасаясь подарками для твоей светлости… а с Анжеликой совсем другой человек.
— Но…
— Другой, — властно повторил он. — Можешь мне поверить, я знаю.
Наташа отступила, подняв лицо. На щеках расплылись Розовые пятна.
— Знаешь? Да ты, наверное, много чего знаешь, братец Кэт!
Он помолчал, перевел дыхание. Ну что ж, если надо говорить об этом сегодня, пусть будет сегодня.
— О чем ты?
Она тряхнула кудрями, откинула с лица черные пряди.
— О том самом. Думаешь, я ничего не вижу? Три года мы тут живем все вместе — и я, по-твоему, не догадаюсь?
— Ну хорошо, — миролюбиво проговорил он. — Но вещи-то зачем собирать?
Она в сердцах поддала ногой, сумка опрокинулась, уложенные пакеты с шорохом вывалились на ковер.
— Я — больше — не — хочу, — произнесла она раздельно и громко, подчеркивая каждое слово и глядя Кэту в глаза. — Я — не — позволю.
Он сунул руки в карманы своей домашней куртки, зябко поежился.
— Продолжай, продолжай, я тебя слушаю.
— Ах, так! — Наташа встали перед ним, вызывающе вздернув подбородок — маленькая, хрупкая женщина. Маленькая разъяренная тигрица. — Тогда я скажу. Ты… ты… подлец, вот кто ты такой! Как дикарь, купил себе жену, платишь за нее, за женщину, деньги, как за рабыню — варварство какое! — да еще…
— Да еще?
— Живешь на нашей с Виктором крови! — выкрикнула она. — Тебе же за него платят! Да, да, сторожишь день и ночь, как пес, как… Того нельзя, этого нельзя, туда не ходи, сюда не суйся. Я что, слепая-глухая? Я не вижу, как ты это устраиваешь? Распоряжаешься, командуешь, кричишь — ты смеешь на него кричать! А страх, который на него вдруг накатывает, ни с того ни с сего? В ту самую минуту, когда он куда-нибудь лезет, чтоб доказать, что он — не боится! И снова, и снова этот ужас… И не говори мне, что ты тут ни при чем! Я-то знаю, мы сколько раз лазали в скалы ночью, когда ты спал и не видел — и ничего, никакого страха и в помине нет.
Кэт с трудом подавил усмешку. Он, конечно, предполагал, что смышленая жена Виктора в конце концов его раскусит. Но вот прошло уже три года, и ни полслова.
Оказывается же, что они втихаря эксперименты ставили. Ночью! Дети, сущие дети…
— Ну и что?
— Подлец! — снова вскипела Наташа. — И… и… и про Анжелику не верю! Она с ним, а тебе наплевать, потому что она альтау, ей тебя одного мало, ты и позволяешь…
— Замолчи.
— Я замолчи?! Твоя жена пусть гуляет с кем хочет, раз вам так нравится, а Виктор…
— Я уже сказал: я знаю — это н е В и к т о р, — повысил голос Кэт. — Оставь Анжелику в покое и не унижайся сама. — Он повернулся и вышел из комнаты.
Наташа плакала в спальне, горько, как обиженный ребенок, но он выдержал характер. Пусть выплачется, тогда можно будет объяснить. Она ведь умница, должна же в конце концов понять. И поверить. Только бы Дел не нагрянул. Господи, только бы не явился!
Он ушел из дома и по светлому, укатанному штормами пляжу пошел вдоль воды. Здесь лежал огромный, отполированный волнами ствол дерева. В тихую погоду хорошо было сидеть на этом плавнике и смотреть на морскую гладь. Сейчас солнце расстилало на песке косые розоватые лучи, а море темнело умиротворенной, теплой синевой. Кэт щурился, глядя на низкий золотисто-розовый диск, а в душе все отчетливей шевелилась тревога. Он не обижался на злые упреки, на месте Малышки он сам бы еще и не то накрутил. Но что, если она выложит свои фантазии Виктору? Дел не должен ничего знать, в этом Кэт был убежден. Все что угодно, только не это. Он же бешеный, он сорвется и попытается сбежать, как бежал от Бьорна Крисса, и что тогда? Отловить, посадить под замок, позвонить в клинику — приезжайте, дядя доктор, усмирите чуть-чуть вашего… Ну уж нет; будь я проклят, нет!
— Любуешься? — раздался за спиной голос Наташи. Он обернулся.
— Я думаю. Садись.
Она села на толстый ствол плавника, но не рядом, а на другом конце. Кэт поднялся и сам пересел поближе.
— Послушай, Малыш…
— Не хочу я ничего слышать, — промолвила она горько. — Ты заговоришь мне зубы и в два счета докажешь, что я дура, а ты во всем прав.
— Но что ж поделать, если я прав? А ты и впрямь дурочка, если полагаешь, что Дел будет тебе изменять, тем более с Анжеликой. По-твоему, он способен предать сразу двоих: и тебя, и меня?
— Ну вот, — вздохнула Наташа. — Я же знала. А кто этот другой?
Кэт невольно поморщился.
— Чужой, абсолютно посторонний человек.
Она покачала головой.
— Не верю. Кэт, я не верю тебе ни на грош.
— Очень жаль.
— Тогда скажи мне… Я долго приглядывалась, и если солжешь, я сразу пойму. Скажи: зачем ты сторожишь Виктора?
— Не знаю, Малыш. Мне предложили такую работу, когда очень нужны были деньги, и я согласился. Купил кота в мешке. И до сих пор не знаю, для чего им это понадобилось.
— Не верю, — повторила Наташа не так уверенно.
— Как хочешь.
— Сколько тебе платят?
— Все, что мне платят, — тихо проговорил Кэт, чувствуя ее вновь нарастающую враждебность, — уходит на Анжелику.
— Сколько? Сколько стоит Виктор в месяц, в день, в год?! — она почти кричала.
— Малыш, ради Бога! Если не я, эту работу делал бы кто-то другой. И наверняка похуже, чем я. До меня тоже был ангел-хранитель; и знаешь, что случилось, когда Дел от него сбежал? Ему захотели подправить память, чтобы не помнил лишнего, и искалечили напрочь.
Черные глаза Наташи сузились и яростно блеснули.
— Братец Кэт боится.
— Боюсь, — согласился он. — А как же! Ты бы тоже боялась, если б знала, что они могут натворить. А я был в той клинике и видел своими глазами.
— Ты не только подлец, но и трус!
Кэт помолчал, провел ладонью по теплому гладкому стволу.
— Чего ты добиваешься? Чтоб я стал на колени и покаялся? Не буду.
— А что ты будешь? — спросила она глухим, придушенным голосом. — Что ты сделаешь, когда к тебе придут и скажут: отдавай?
— Не знаю, — солгал он.
Солгал, понимая, что навсегда теряет ее уважение и дружбу, но твердо зная одно: говорить ей правду никак нельзя.
Наташа с минуту сидела молча, сгорбившись, уронив руки между колен.
— Я не отдам вам его. — Она подняла голову и посмотрела на Кэта как на чужого. — И часу лишнего мы в твоем доме не останемся.
— Малыш… — Он поднял руку, словно чтобы ее коснуться — Наташа отпрянула. Кэт шлепнул ладонью по стволу. — Ты не понимаешь главного: ты погубишь не только меня, но и себя, и Анжелику, и в конце концов Виктора. Я видел, что с ним было, когда он сбежал от Крисса…
— За-мол-чи! — глухо крикнула она. — Не хочу…
Кэт вздрогнул и обернулся, даже не услышав, а спиной уловив движение далеко сзади. Через пляж, от светящегося розовыми стеклами дома, к ним шагал Виктор. Кэт чуть не вскочил, в первый момент приняв его за Эрика: то была не слегка развинченная походочка мальчишки, прятавшего за напускной развязностью свою растерянность перед окружающим миром, а решительный шаг самостоятельного, зрелого Ларсена. Наташа тоже повернула голову и смотрела на Виктора через плечо.
— Малыш, — тихо начал Кэт, — я тебя прошу…
— Не смей, — так же тихо и с угрозой отрезала она. — С меня хватит.
— Послушайте, какого черта? — еще издали начал Виктор. — Что стряслось? Приезжаю домой — никого нет, двери нараспашку, все разорено… — Он остановился над Кэтом. — Что случилось?
Наташа поднялась и перебралась через скользкий ствол, к мужу.
— Вики, мы уезжаем отсюда. Насовсем.
— Что-о? С какой стати?
— Мы уезжаем, — повторила она очень отчетливо.
— Малыш, ты на солнце перегрелась? Чем ты ее обидел? — спросил Виктор у Кэта.
Кэт молчал, откинув голову; бархатные кофейные глаза стали жесткими. Наташа крепко взяла мужа за локоть.
— Пошли. Я уже почти собралась.
— Так кто у нас будет самый главный? — спросил Кэт.
Она фыркнула и яростно к нему повернулась, однако так же внезапно остыла.
— Язвишь? Ну-ну! А мы все равно уезжаем.
Виктор высвободился и отступил.
— Ты с ума сошла? Что за ерунда в самом деле? Кэт!
Кэт тоже поднялся, сунул руки в карманы. Ему было холодно.
— Мы с Наташей немного поцапались. Это она сгоряча. Малыш, пожалуйста, мы договорим с тобой после.
У нее снова засверкали глаза.
— Не будет после! Вики, ты только посмотри, посмотри на него. Да внимательнее гляди, лучше!
Виктор пожал плечами.
— Гляжу. Кэт как Кэт.
— Да?! Не просто Кэт, а трус, подлец и негодяй!
А вот это ты, милая, зря, подумал Кэт, зябко передернув плечами. Плохо ты знаешь своего мужа.
— Ты чего? — отозвался Виктор с неожиданной холодностью.
Наташа, однако, еще не поняла, что проиграла.
— Это… Он…
— Замолчи, ради Бога! — вмешался Кэт. — Ты погубишь нас всех.
— По-моему, вы оба перегрелись, — заявил Виктор. — Хорош трепаться, идем домой и садимся обедать.
— Вики! — возмутилась Наташа. — Я тебе…
— Обедать.
— Но послушай…
— Будет когда-нибудь обед в этом доме?! — рявкнул он.
— Не смей на меня кричать! — Голос ее сорвался на пронзительной ноте.
Виктор отшатнулся, вид у него сделался затравленный.
— Что же ты делаешь, Малыш… — укоризненно промолвил Кэт.
Она долго молчала, что-то рассматривая на песке под ногами. Потом подняла глаза на Виктора.
— Извини. Я хотела сказать, что твой лучший друг живет на нашей с тобой крови. Он на кого-то работает, пасет тебя, как овечку… бережет, холит.
Кэт не сдержал невольной усмешки — настолько невероятно это прозвучало в ее изложении.
— Братец Кэт говорит, что он ангел-хранитель, — продолжала она ровным голосом, — а на самом деле — пастух. Рачительный хозяин. Откармливает тебя на убой, ждет, когда некто явится и скажет: подайте-ка его сюда, он мне потребен.
Брови Виктора сошлись к переносью.
— Какой дряни ты нанюхалась? Что за бред?
— А вот ты спроси у него. У друга своего бесценного. Он тебе скажет, что и Крисс был ангелом-хранителем… и что с жалованья криминального эксперта жену-альтау не купишь, для этого нужны другие деньги. Разве не так? — повернулась она к Кэту.
Тот не ответил, а Виктор вдруг вспыхнул, как порох.
— А ну пошли! — Он рванул жену за руку. — Пошли, я тебе покажу, что увидел! Брошенный, разоренный, мертвый дом — вот что это такое. Двери распахнуты, вещи раскиданы, и никого — тебе этого надо? Три года — больше — мы тут живем, и надо в один миг все разрушить?
— Не веришь? — Наташа вырвала руку.
— Нет!
— А Кэту веришь?
Виктор смешался.
— Я спросила: веришь?
— Да, — ответил он севшим голосом.
Наташа вскинула голову.
— Немногого стоит слепая верность, всаженная в клинике, братец Кэт.
— …И немногого стоит любовь, готовая ради себя самой уничтожать все вокруг, — ответил он.
И уже никогда не смог себе простить этих слов.
Она молча повернулась и пошла к дому — маленькая черно-голубая фигурка на светлом песке. Виктор остался с Кэтом. Наташа вдруг бросилась бежать, а они смотрели ей вслед.
— Это правда — что она говорила?
Кэта передернуло, как от ледяного порыва. Виктор ждал, готовый поверить всему. Такой он не был похож на Эрика Ларсена. Слепая, нерассуждающая верность, которая и впрямь немногого стоит.
Или она все ж таки дороже, чем кажется?
— Дел… — Кэт бросил взгляд на розовый шар готового окунуться в море солнца. — Да, это правда.
Виктор помолчал, сосредоточенно хмурясь. Кэту стало его жаль: бедняга, думать-то ему — спасибо доктору и мне! — смерть как тяжко.
— Значит, ты меня пасешь? Как овечку. Но черт нас обоих побери: зачем?
— Не знаю. Для кого — знаю, а для чего — нет.
— Ну, допустим, — Виктор потряс головой, яростно потер виски. — А что дальше?
— Не знаю.
— Как не знаешь? Куда я потом-то денусь?
— Дел, кого ты спрашиваешь?
— Тебя спрашиваю. Ну, ладно, ты как-то там зарабатываешь на мне деньги — это я могу понять: ради Анжелики. А потом что? Меня ж не навечно… Черт, если б я что понимал! Что ты думаешь делать дальше?
— Не знаю, — снова, второй раз за этот вечер, солгал Кэт. — Дел, я, ей-богу, не знаю!
Помолчали. Следовало закрепить победу и не выглядеть совсем уж подлецом.
— Ты не уедешь?
Выпрямившись, Виктор смотрел куда-то вдаль, мимо него, а на лице появилась незнакомая одухотворенность. Губы его тронула улыбка, опять сделавшая его точной копией Эрика Ларсена.
— Сколько за меня платят?
— Много.
— Вот. А коли так, то если я удеру, с тебя потребуют обратно деньги. Или голову снимут, насколько я понимаю? Куда ж я уеду?
Кэт на мгновение прикрыл глаза. Это больше чем преданность и зависимость, искусственно навязанные в клинике, это естественное человеческое…
— Ладно, пошли домой, — предложил он, опасаясь, как бы обиженная Малышка сгоряча не уехала одна. — Как ты верно подметил, самое время обедать.
Они не спеша двинулись через пляж, длинные тени заскользили по гладкому розовому песку.
— Значит, ты в пастухах все эти четыре года? — начал Виктор. — Это хорошо. Раз за четыре года ничего не случилось и никто меня не востребовал, может быть, так и дальше..
Он смолк и на мгновение замер, а затем со всех ног кинулся за сорвавшимся с места Кэтом, потому что до них донесся пронзительный вопль Наташи.
Они ворвались в дом, а из гостиной навстречу выбежала Малышка.
— Беги! — кричала она. — Вики, беги!
Виктор схватил ее за плечи, привлек к себе и тут же отстранил, отодвинув назад. На пороге гостиной встал невысокий загорелый человек в дорогом светлом костюме.
— Скажите, Морейра: у вас всегда так шумно? — Он улыбался, добродушно и уверенно, с видом хозяина мира.
— Вон отсюда, — приказал Кэт.
— Морейра, побойтесь Бога! Меня зовут Гэс Атахо…
— Вон отсюда! — рявкнул Кэт, наступая на незваного гостя. Кто бы ни был этот пришелец, несомненно, он от генерала. Только бы Малышка при нем не наговорила…— Убирайтесь!
— Полегче, полегче. Придержите язык. А ты, голубка, чего испугалась? — Неторопливым шагом он двинулся к Виктору и прильнувшей к нему Наташе. Из гостиной тут же вышли два телохранителя, один встал возле Кэта, другой последовал за патроном.
— Какого черта вам надо? — Виктор разнял руки жены и решительно встал между ней и пришельцем.
— Атахо, вы вломились в мой дом и напугали женщину, — холодно проговорил Кэт.
— Я всего-навсего приехал взглянуть и проведать, как вы тут поживаете, — отвечал тот. — У вас прелестная жена, Виктор. Вы разрешите с ней побеседовать?
Вежливость и спокойные манеры гостя сбивали с толку. Судя по тому, как встретил его братец Кэт, это враг, но… Виктор промолчал, бросив вопросительный взгляд на друга.
— Отстаньте от Малышки, вы ее напугали, — сказал Кэт. — Идемте в гостиную, я отвечу на все ваши вопросы.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Гэс Атахо. — Но я, знаете ли, предпочитаю общество женщин. Так скажи мне, голубка, куда ты думала спровадить мужа? Что значит «Беги, беги»?
Малышка побелела, длинные ресницы дрожали; она смотрела на улыбавшегося ободряющей улыбкой Атахо, словно загнанный зверек. Кэт порывисто шагнул к ним.
— Гэс, идемте, я вам объясню. У нас и без того трудности, не усложняйте мне жизнь еще больше.
Телохранитель оттер его назад, тут же подошел второй и молчаливо и внушительно встал рядом.
— Морейра, будьте добры помолчать. Я все про вас знаю: вы мастер заговаривать зубы, так что лучше молчите. Ну, голубка моя — я жду.
Если бы Наташа сломалась, если бы закричала, заплакала, забилась в объятиях Виктора — быть может, все бы закончилось иначе. Однако его маленькая храбрая жена решила дать отпор: она метнулась вперед и подступила вплотную к Атахо.
— Не отдам! — выкрикнула она, сверкая черными глазами. — Он мой, мой, мой! — Рука ее скользнула под рубашку, в карман брюк, и Кэт — почти неосознанно — рванулся и вклинился между Атахо и Малышкой, схватив ее за руку и выворачивая кисть.
— С ума сошла! — Он вырвал дезинтегратор — маленький, свой собственный, до сих пор мирно лежавший в спальне. В тот же миг его сбил с ног Виктор.
Что было дальше, Кэт не знал. Очнулся он на полу, вокруг было темно и очень тихо, сквозь распахнутые двери тянуло теплым ночным ветерком. Дом был мертв.
— Эк тебя, братишка, угораздило, — сокрушенно качал головой Джон Дэнвер. Ставший более двух лет тому назад начальником отдела по расследованию убийств, он в свои сорок три года оставался таким же поджарым, как в юности, хотя в белокурых волосах, если приглядеться, можно было заметить раннюю седину. — Ну, как же ты сплоховал? Ладно, давай чашку, я тебе хоть кофейку еще налью.
Кэт покорно протянул свою чашку. Это неизбежно: где Джон, там и кофе, которым он настойчиво потчует всех подряд. В городском доме Дэнверов было тихо — жена с детьми гостила у сестры на Эльзикаре.
— Атахо — разумный человек, с ним всегда можно поладить, — продолжал выговаривать Кэту хозяин. — Ему ж ничего не надо было, просто заехал поглядеть — а вы ему этакое представление закатили! Стыдно мне за тебя, просто стыдно.
— Если Атахо такой разумный — почему он водится с генералом и вообще играет в эти игры?
— Он генералу племяш, — ответил Джон и сердито примолк. — Ты, кузен, на новые неприятности нарваться желаешь? Язык распускаешь не по делу. Кто тебя заставлял во всем признаваться?
Кэт пожал плечами. Разве объяснишь? И потом, признайся он действительно во всем, сейчас бы ему тут не сидеть.
— Чтоб ты знал, — неожиданно улыбнулся Джон, — они оба пытались тебя прикрыть. Ты, дескать, ничего и не говорил, они сами догадались.
У Кэта потемнело лицо.
— Ты сам, что ли, их допрашивал?
— Смеешься? Я в эти клиники ни ногой, упаси Боже. Атахо рассказывал, он присутствовал из чистого любопытства. В общем, запирались как могли, пока им эликсир правды не вкатили. Тогда уж…
— Джон! На кой черт мы с тобой работаем в полиции?
— А ты, кузен, поди попробуй что-нибудь доказать. Я, например, даже не знаю, где они сейчас, и не берусь предполагать, где оба окажутся, если мы возьмемся их искать.
Кэт поднялся на ноги, прошелся по просторной светлой гостиной, где от влетающего в окно морского ветерка тихонько позванивали тонкие подвески светильников.
— Джонни…
— Вот что, послушай-ка дельные слова. Ты взялся за эту работу — ты знал, что она грязная — потому что нуждался в деньгах. В хороших и верных деньгах, которые тебе честно платили. Поэтому не надо теперь хвататься за голову и кричать: «Преступление, ах, преступление!» Да, преступление. Но если ты сунешься сейчас искать закона и порядка, я тебя не поддержу.
— Почему же?
Джон развел руками:
— Извини. Моя епархия — убийства, а не психологические эксперименты.
— Знаешь, в случае с Бьорном Криссом это было одно и то же. Из человека сделали идиота! А ты говоришь…
— Не горячись, кузен, не горячись. — Джон подошел и похлопал Кэта по плечу. — Это, между прочим, счастье Делано, что с Криссом так вышло. Иначе… я не знаю наверняка и могу только догадываться, но думаю, при другом исходе эксперимент был бы уже завершен. А сейчас они опасаются и не хотят ставить последней точки. В том смысле, что, мало ли, опять что-нибудь пойдет не так. В общем, доктор Генрих тянет время, говорит, чего-то там исследует, доводит, а по-моему, ему просто жаль терять жирный кусок, ведь его услуги станут не нужны.
— И мои тоже.
— Да, братишка, и твои. Этот сукин сын прекрасно знает, что делает, и пользуется своим влиянием на генерала.
— А ты? Он издевается над Делано, а ты молчишь.
— А я молчу.
— Джонни, Наташа назвала меня подлецом и трусом… — Кэт печально улыбнулся. — Похоже, мы с тобой два сапога пара, не находишь?
— Как деликатно ты выражаешься! — Джон коротко засмеялся. — Ну да, два сапога. Тебе надо было выкупать жену, а мне — кормить семью и Ольгу… — Он прикусил язык, бросил на двоюродного брата быстрый взгляд и махнул рукой. — Да, Ольгу и всю ее малышню. Ты можешь себе представить этот выводок — четверых сразу? Четыре девчонки! Только Лидии смотри…
Кэт усмехнулся.
— Так вот все и выплывает. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Скажи мне, брат мой Джон, а ты что делаешь для генерала? Или для господина Атахо?
Джон радостно ухмыльнулся и блеснул глазами.
— Уже ничего! На мое счастье, Ольга вышла замуж — взял ее кто-то со всем выводком — и мне теперь хватает своих деньжат, честно заработанных на государственной службе. С натягом, конечно, но все же. Однако, возвращаясь к Делано…
— Да, — кивнул Кэт. — Возвращаясь. Что с ним?
— Что с ним сейчас может быть? — раздраженно дернулся Джон. — В клинике он, без памяти, в бреду, еще не знаю что. Зачем сказал ему правду?
— Наташа…
— Наташа, Наташа! Ее надо было схватить за волосы и макать головой в воду, пока не поклянется, что впредь не пикнет и даже не посмотрит лишний раз куда не след. Генерал орал как резаный и требовал, чтоб тебе тоже затерли память. И ни в чем не повинного Атахо он чуть не придушил — почему, мол, оставил тебя в доме и не привез вместе с обоими Делано.
— И почему же?
— А вот спроси! Чем-то ты Атахо полюбился. Видать, тем, что спас ему жизнь? Как по-твоему? Если б Малышка его порешила… — Джон покачал головой. — Плохи были бы твои дела, кузен. Однако же во всем этом деле есть еще одна сторона, а именно денежная. Ты готов доить генерала дальше?
— Не понял.
— В прямом и самом грубом смысле слова: ты хочешь на него еще работать?
Кэт молчал. Брови его изогнулись, как от боли, и кузен отвел глаза.
— Я с тобой, братишка, откровенно: да или нет? — Джон помолчал, присел к столику с дорогим прибором, налил себе кофе, сделал глоток и поставил чашку. — Ладно, давай рассуждать здраво. Деньги за Анжелику ты выплатил?
— Нет.
— Много еще?
— Да.
— Ну, вот. Где ты их раздобудешь? Негде тебе их взять, кроме как у генерала.
— Негде, — тихо согласился Кэт.
— Тогда не понимаю, почему ты не соглашаешься сразу и с великой радостью в душе.
— Хорошо, я согласен, — с холодной яростью проговорил Кэт. — Что от меня нужно?
Джон присвистнул.
— Я тебя, кузен, не узнаю — до сих пор был умный парень и схватывал на лету… Работенка по-прежнему не из приятных. Наташу вы, конечно, потеряли — вам ее не вернут. А вот Делано плохо. — Он вскочил, губы злобно искривились. — Ему, понимаешь, хотели память подредактировать, чтоб ни про тебя, ни про себя не помнил лишнего. Так он теперь вообще на человека не похож! Генрих, ублюдок, умывает руки и твердит, что парню нужен покой и уход, и что если Делано имплантировали привязанность к Кэту Морейре, то пусть Кэт Морейра с ним и возится, как умеет, а они, психиатры… — тут кузен выразился непечатно, — помочь бессильны.
— Джон, ты идиот, — выдохнул Кэт. — Уже час морочишь мне голову…
— Мы все тут скоро станем идиотами! А мне, думаешь, каково? По-твоему, я бы им все это так спустил, если б не…
— Если бы что?
Джон утих, потер подбородок.
— Знаешь, братишка, мне иногда ночами снится: иду я будто бы по улице, собираюсь арестовать Генриха со всей его шоблой, а навстречу человек. Серенький такой, неприметный. Подходит, улыбается, «Здравствуйте» говорит — а потом делает руками вот так, — Джон крутанул кистями, — и все, я уже не помню, кто я, что я и зачем. Понимаешь?
— Понимаю. Это вероятная реальность или только сон?
— Не знаю. Не знаю. Честно тебе скажу: я боюсь. А кроме того — и это в конце концов самое главное — если мне не изменяет память, есть на свете одна чаровница-альтау, которую, по-моему, кто-то любит и хочет сделать своей законной женой, для чего ему нужны деньги.
— Да, — вздохнул Кэт, — память тебя пока не подводит… А вот Наташа единственная из нас не боялась.
— Правильно. Только где она теперь? Что толку от такого бесстрашия, если она-то все и загубила? И своего Делано отчасти тоже. Да, о нем: можешь его забрать хоть сегодня. Минут через… — Джон посмотрел на часы, — через двадцать минут будет звонить Генрих, скажет, куда приехать. И учти, братишка: не дай тебе Бог еще раз проколоться.
Малышка несколько дней жила в гостинице. Анжелика за это время собрала дома ее вещи и отправила в Латенгуэр, город за двадцать тысяч километров от Серебряного Лайза, сняла там для нее квартиру и даже договорилась о работе: Наташу готовы были взять оператором на звероферму. Она же приехала с ней в аэропорт.
Малышка выглядела на удивление посвежевшей и привлекательной, черные глаза ее заволокла мечтательная дымка. .
— Обожаю маленьких зверят, — доверительно сообщила она. — Как представлю, что можно будет брать их в руки… тепленькие трогательные клубочки, и хвостишки крохотные — прелесть!