— Это одно и то же. А еще?
— Больше никого.
Ларкин прищурился.
— А кто такая Ленора?
— Откуда вы знаете? — поднял бровь Виктор. — Это… бывшая жена.
— По-моему, я что-то слыхал про Наташу.
— Наташа… она погибла. — В голосе прорезалась боль.
— Когда?
— Три… ну, почти четыре месяца назад. — Виктор снова опустил голову.
— Значит, Ленора была раньше?
— Нет.
— После? Шустрый какой, нотабене. Когда ж ты успел?
Виктор не ответил. Впрочем, шеф уже выяснил все, что хотел, и круто переменил тему:
— Почтовик прибыл. — Ларкин слазил во внутренний карман, достал конверт и еще какой-то лист стандартного размера. — Капсулу сбросил и ушел, все как надо. — Он протянул конверт Виктору: — Читай.
Адресованное в Серебряный Лайз и пересланное сюда, на Изольду, письмо шло почти месяц.
«Вики, родной мой, ты бы знал, как я по тебе соскучилась! Без тебя все не то и не так. Очень хочу вернуться, я вернусь, можно? Ни в чем не буду тебя упрекать, мне легче думать, что сама во всем виновата. Вики, мой единственный, я хочу быть с тобой, я люблю тебя, слышишь?! Очень люблю, и никто другой мне не нужен.
Самое смешное — ты не поверишь — я нанялась в какую-то научную экспедицию. Здесь все страшно умные и очень милые, особенно начальник Кен Нортон, но я не забываю о тебе ни на минуту. Если захочешь, напиши на Эльзикар: экспедиция Кеннета Нортона, как раз успею получить. Люблю тебя.
Ленора Делано».
Виктор хмуро сложил письмо и сунул обратно в конверт. «Люблю», подумайте только! Будет врать-то. К тому же его задело, что Ленора подписалась фамилией Делано. И вообще… Удумать же такое надо — письмо в конверте! Особый, понимаете ли, шик. Да те деньги, что за него плачены — это чуть ли не половина стоимости билета на экспресс. Взяла бы и приехала, раз неймется. Хотя не больно-то ее тут ждали…
Ларкин смущенно кашлянул и расправил на колене лист пластика, который принес вместе с письмом.
— Тут вот есть одно сообщение… старое, тебя еще здесь не было… из сводки новостей. Я как на письмо поглядел, в памяти-то и всплыло, нотабене. Не знаю, может, это тебя тоже касается.
Виктор взял протянутый лист. Экипаж «Золотого дракона» сообщал, что найден источник загадочного излучения в секторе 169 на трассе 28-В. На Цинне обнаружены следы высадки группы Дмитрия Белого. Ну и что? Ага, вот… Экспедиция Кеннета Нортона, направлявшаяся на Огненную планету через Эльзикар, вылетела с Ченги 25 марта по общегалактическому условному времени, но Эльзикара не достигла. Никаких сведений о местонахождении ее нет, выслана группа поиска. В составе экспедиции Жан Лотт, Черри Солей, Сергей Тимофеев, Станислав Кильвинский, Ленора Делано… Опять! Нора! Боже мой, как же это? Виктор вскочил на ноги, сверкнул глазами.
— Убийца!
— Ты чего? — откинулся назад Ларкин и на всякий случай тоже встал. — Очумел?
— «Десперадо»! Он же их сожрал!
— Постой… но может, и нет? Я уже послал запрос на Франческу. В нашу глубинку… А-а, вот и ты, — перебил себя Ларкин, оборачиваясь к двери. — А я-то тебя жду-пожду, а тебя все нет как нет.
На пороге стоял Кэттан Морейра.
— Что это ты обо мне затосковал?
— Послушай, — рванулся к нему Виктор, собираясь рассказать про Ленору, однако Ларкин остановил его жестом:
— Погоди. — Шеф приблизился и встал прямо перед Кэтом. — Вот что, Кэттан, я тебе скажу: не нравятся мне твои занятия. Бог свидетель, лично против тебя я ничего не имею, но не хотелось бы, чтоб ты играл здесь в эти игры, нотабене. Так что не угодно ли будет убраться, откуда явился?
— Не угодно, — спокойно ответил Кэт. — Мне и здесь хорошо.
— Шеф… — начал было сбитый с толку Виктор.
— Помолчи. А ты, Кэттан, все-таки уезжай — завтра придет экспресс, вот и отправляйся.
— Эд, послушай, ты, к счастью, многого не знаешь…
— И знать не хочу! — перебил Ларкин, повысив голос. — Завтра чтоб тебя тут не было.
Кэт посмотрел на него своими бархатными кофейными глазами и покачал головой.
— Нет.
— Шеф, за что вы… — снова вмешался Виктор, раздраженный тем, что ровным счетом ничего не понимает.
Ларкин стремительно обернулся.
— А вот у него и спроси! Спроси, какого черта… — Тут он одумался и прикусил язык. — Все, Кэттан, довожу до твоего сведения, что ты здесь больше не работаешь.
— Эд!
— Разговор окончен, — властно отрубил Ларкин, обогнул его и уже в дверях обернулся. — Кстати: для тебя у меня тоже есть письмо. — Он достал конверт и сунул Кэту в руки. — Доброй ночи, Виктор.
Кэт подержал письмо двумя пальцами за уголки, задумчиво повертел, потом вскрыл-таки, развернул, глянул — и вздернул голову, как от внезапной боли, даже лицо побелело. Виктор подошел, взял лист в руки и непонимающе уставился. Буквы человеческие, все как положено, а слова…
— Кэт! И ты из-за этой галиматьи расстраиваешься? Что за бредятина?
Кэт перевел дыхание и улыбнулся своей мягкой и чуть грустной улыбкой.
— Не спрашивай, это не твои заботы, дружище. Ну, хорошо; коли так, завтра мы улетаем на Франческу.
— Ничего подобного, — решительно заявил Виктор, уязвленный тем, что ему ничего не объясняют. — Я остаюсь: Ларкин гонит вон тебя, а обо мне речи нет.
— Слушай, Дел… — Кэт пытался засунуть странное послание обратно в конверт, — и так тошно, давай не будем спорить.
— Будем! Хватит с меня этих загадок и недомолвок, черт побери! Что ты мною командуешь, как…
— Как кто? — Не справившись с письмом, Кэт в конце концов сунул его в карман. — Я сказал, — вдруг рявкнул он тем самым тоном, который заставлял Виктора повиноваться, — завтра на Франческу!
Оглушенный, Виктор отпрянул, постоял с потерянным видом и затем тихо спросил:
— Чем тебе помочь?
У Кэта сжалось сердце.
— Ты мне очень поможешь, — не сразу выговорил он, — если перестанешь тормошить своими вопросами… и оплатишь три билета до Лайза.
Виктор просыпался медленно и сладко, не желая расставаться со сном и одновременно радуясь постепенно доходившей до сознания яви. Эта явь была исполнена нежности и тихой ласки: мягкие руки гладили его по волосам, теплое дыхание чуть касалось щеки. Он не шевелился, чтобы продлить чудесное мгновение, и легкие прохладные пальцы коснулись лба, век, губ — и тут он открыл глаза, поймал отдернувшуюся было руку и поцеловал хрупкое запястье.
— С добрым утром, — улыбнулась Анжелика.
Виктор задержал ее руку в своей, в который раз недоуменно поглядел на два тонких параллельных шрама, белеющих на коже. Невозможно было представить, чтобы Анжелика когда-то пыталась покончить с собой.
— Я тебе пирога принесла. — Она поднялась с колен и присела на постель у него в ногах. — Мы вчера не доели. — Анжелика указала на завернутый в салфетку кусочек на кофейном столике, такой маленький, что Виктор чуть не застонал от стыда: видать, кроме пирога, у них с Кэтом на ужин ничего и не было.
— Спасибо, Пушистик, — сказал он виновато, хотел снова поцеловать ей руку, но Анжелике это могло не понравиться — а Виктор хорошо помнил неожиданную пощечину, которую схлопотал года три назад, позволив себе что-то лишнее. Жена Кэта Морейры была необыкновенной и загадочной, пленительной и абсолютно недоступной, словно сошедшая на землю богиня. Высокая, тонкая и гибкая, с копной невероятно светлых, почти прозрачных волос, сероглазая, и глаза ее тоже были светлые и прозрачные, как благородный минерал, и такие же твердые. Не жесткие, нет, однако в них читалась непреклонная воля и гордость, усмиренная и брошенная к ногам Кэта.
— Поднимайся. — Анжелика через одеяло погладила Виктора по плечу. — Скоро уезжать.
Он опять прикрыл глаза, наслаждаясь лаской. Даже мысль об Анжелике как о возможной любовнице казалась настолько невероятной, что всерьез не приходила в голову. И все-таки он точно знал, что нравится ей — и более того, он второй и единственный после Кэта мужчина, чье прикосновение ей приятно. Но и только, и только…
— А на Франческе ты… — начал было Виктор, собираясь спросить, будет ли она и впредь приходить к нему вот так по утрам, но засомневался: уж больно вопрос был глуп, а выглядеть перед Анжеликой дураком не хотелось.
— На Франческе — что?
— Ну… так, ничего.
Серые прозрачные глаза мгновение смотрели на него очень пристально, затем улыбнулись.
— Если хочешь, сварю нам с тобой кофе.
— Давай, — обрадовался Виктор, — к твоему пирогу что-нибудь добавим, и выйдет отличный завтрак. А где Кэт?
— К Ларкину собирался, — ответила Анжелика уже с порога.
Вспомнив, что у Кэта какие-то непонятные счеты с шефом, Виктор помрачнел. Если братец Кэт воображает, будто все это не моего ума дело, он ошибается. В конце концов, ему я обязан жизнью, когда он прикрыл меня от ножа в той драке на побережье. И не кто-нибудь, а он со мной возился, когда погибла Наташа и я был совершенно сумасшедший. И вообще… Стараясь подавить поднявшееся раздражение, Виктор начал одеваться. Ладно уж, пусть делает, как знает.
За несколько минут, что она провела на кухне, Анжелика успела устроить почти королевский стол.
— Если бы твой супруг имел побольше денег, брюхо у него сейчас было бы необъятное, — заметил Виктор. Он не переставал удивляться: самые обыкновенные продукты из магазина в руках Анжелики превращались во что-то фантастическое.
— Если бы мой супруг имел побольше денег… — отозвалась было Анжелика с улыбкой, но примолкла и закончила с неожиданной грустью: — Мы бы их все равно не видали.
— Как это?
Она поглядела на него, как сквозь стекло, и от этого взгляда Виктор почувствовал себя так, словно получил выговор. Ну вот, опять не мое дело.
Задетый, он молча принялся за еду. Эта парочка когда-нибудь добьется, что я на них совсем обижусь. Таинственные какие! Нищие, голодные, а таинственные как не знаю кто. И тут ему пришло в голову совсем уже неожиданное: а почему подобные вопросы не возникали в Лайзе? Почему там все казалось само собой разумеющимся? Виктор отодвинул чашку с недопитым кофе и встал.
— Так говоришь, Кэт у Ларкина?
Анжелика кивнула, потом из груди ее вырвался судорожный вздох.
— Вики, не надо его сейчас ни о чем спрашивать. Пожалуйста. — Она вскинула ставшие трагическими глаза. — Я очень тебя прошу!
Казалось, она вот-вот расплачется — всегда сдержанная, гордая Анжелика!..
— Хорошо, — пораженный, Виктор нащупал за спиной ручку двери. — Я только переговорю с шефом.
Он чуть было не бегом бросился в Управление. Черт знает что тут творится, надо немедленно выяснить. Но как? Если не задавать вопросов Кэту, о чем спрашивать у Ларкина? Он ведь тоже из их компании — еще вчера отвечать отказался. Виктор сбавил шаг. Идиотство какое-то: все что-то знают — и все молчат.
Он свернул на дорожку к Ларкину, так ничего и не придумав. Оконные рамы были подняты, и из дома доносились голоса — точнее, голос шефа полиции. Наплевав на приличия, Виктор подкрался и прильнул к стене у крайнего окна.
— …Да уж, дела твои из рук вон, — говорил Ларкин дружески и даже как будто с сочувствием. — Право, не знаю, что и посоветовать, нотабене. На твоем месте я б занялся чем-нибудь эдаким… незаконным. Особо прибыльным.
Замерший снаружи Виктор не поверил собственным ушам.
— А я, по-твоему, что делаю? — отвечал Кэт. — Незаконнее некуда.
Ларкин буркнул что-то неразборчивое.
— Но я не умею! — с непонятным раскаянием повысил голос Кэт. — Ты не представляешь, что такое полиция в Лайзе, там же стеллара незаконного…
— Да? — перебил полный иронии голос Ларкина. — То-то я наслышан…
— Так это ведь совсем другое ведомство, Эд.
— Неужели?
— Ну, не совсем…
— Ладно-ладно!
— Но оплачивается-то по другим каналам…
Вероятно, Виктор узнал бы еще много интересного о своем лучшем друге, но тут в комнате зазвонил телефон.
— Слушаю, Ларкин. Так. Так. Что-о? Черт… То бишь пожрать отлучался, нотабене…. Ну да, да! Понял. Понял, говорю! Все.
Раздался стук — шеф в сердцах швырнул трубку — и голос Кэта:
— Что там еще?
Ларкин не ответил, однако Виктор услышал какое-то движение.
— Эд… Да ты что, в самом деле?!
Пожалуй, самое время войти.
— Не двигаться! — неожиданно заорал шеф страшным голосом. Виктор замер у крыльца. — Руки! — продолжал Ларкин. — Убью!
Послышался грохот опрокинутой мебели, затем мягко рухнуло тело. Тишина.
— Ты рехнулся? — простонал Кэт.
Сбросив оцепенение, Виктор ринулся в дом.
Широко расставив ноги, Ларкин стоял с портативным дезинтегратором Прайса в руке: короткое толстое дуло было направлено на распростертого на полу Кэта. Шеф вскинул голову, когда распахнулась дверь.
— Пошел вон! — заорал он еще более страшно. — Вон отсюда!
Сжимаясь от крика, Виктор попятился. На полу шевельнулся Кэт.
— Убью! — срывая голос, взревел Ларкин и саданул его ногой под ребра. — Убирайся! — зверем зарычал он на Виктора. — Иди к Шелтону и делай, что он скажет!
Не в силах противиться, Виктор отступал.
— Быстрей! — дико орал Ларкин. — Вали отсюда! «Десперадо» вернулся на орбиту, — добавил он хрипло, но вполне человеческим голосом. — Сожрал в седьмом секторе челнок и возвратился. А через два часа придет экспресс.
Глава 2
— Больше никого.
Ларкин прищурился.
— А кто такая Ленора?
— Откуда вы знаете? — поднял бровь Виктор. — Это… бывшая жена.
— По-моему, я что-то слыхал про Наташу.
— Наташа… она погибла. — В голосе прорезалась боль.
— Когда?
— Три… ну, почти четыре месяца назад. — Виктор снова опустил голову.
— Значит, Ленора была раньше?
— Нет.
— После? Шустрый какой, нотабене. Когда ж ты успел?
Виктор не ответил. Впрочем, шеф уже выяснил все, что хотел, и круто переменил тему:
— Почтовик прибыл. — Ларкин слазил во внутренний карман, достал конверт и еще какой-то лист стандартного размера. — Капсулу сбросил и ушел, все как надо. — Он протянул конверт Виктору: — Читай.
Адресованное в Серебряный Лайз и пересланное сюда, на Изольду, письмо шло почти месяц.
«Вики, родной мой, ты бы знал, как я по тебе соскучилась! Без тебя все не то и не так. Очень хочу вернуться, я вернусь, можно? Ни в чем не буду тебя упрекать, мне легче думать, что сама во всем виновата. Вики, мой единственный, я хочу быть с тобой, я люблю тебя, слышишь?! Очень люблю, и никто другой мне не нужен.
Самое смешное — ты не поверишь — я нанялась в какую-то научную экспедицию. Здесь все страшно умные и очень милые, особенно начальник Кен Нортон, но я не забываю о тебе ни на минуту. Если захочешь, напиши на Эльзикар: экспедиция Кеннета Нортона, как раз успею получить. Люблю тебя.
Ленора Делано».
Виктор хмуро сложил письмо и сунул обратно в конверт. «Люблю», подумайте только! Будет врать-то. К тому же его задело, что Ленора подписалась фамилией Делано. И вообще… Удумать же такое надо — письмо в конверте! Особый, понимаете ли, шик. Да те деньги, что за него плачены — это чуть ли не половина стоимости билета на экспресс. Взяла бы и приехала, раз неймется. Хотя не больно-то ее тут ждали…
Ларкин смущенно кашлянул и расправил на колене лист пластика, который принес вместе с письмом.
— Тут вот есть одно сообщение… старое, тебя еще здесь не было… из сводки новостей. Я как на письмо поглядел, в памяти-то и всплыло, нотабене. Не знаю, может, это тебя тоже касается.
Виктор взял протянутый лист. Экипаж «Золотого дракона» сообщал, что найден источник загадочного излучения в секторе 169 на трассе 28-В. На Цинне обнаружены следы высадки группы Дмитрия Белого. Ну и что? Ага, вот… Экспедиция Кеннета Нортона, направлявшаяся на Огненную планету через Эльзикар, вылетела с Ченги 25 марта по общегалактическому условному времени, но Эльзикара не достигла. Никаких сведений о местонахождении ее нет, выслана группа поиска. В составе экспедиции Жан Лотт, Черри Солей, Сергей Тимофеев, Станислав Кильвинский, Ленора Делано… Опять! Нора! Боже мой, как же это? Виктор вскочил на ноги, сверкнул глазами.
— Убийца!
— Ты чего? — откинулся назад Ларкин и на всякий случай тоже встал. — Очумел?
— «Десперадо»! Он же их сожрал!
— Постой… но может, и нет? Я уже послал запрос на Франческу. В нашу глубинку… А-а, вот и ты, — перебил себя Ларкин, оборачиваясь к двери. — А я-то тебя жду-пожду, а тебя все нет как нет.
На пороге стоял Кэттан Морейра.
— Что это ты обо мне затосковал?
— Послушай, — рванулся к нему Виктор, собираясь рассказать про Ленору, однако Ларкин остановил его жестом:
— Погоди. — Шеф приблизился и встал прямо перед Кэтом. — Вот что, Кэттан, я тебе скажу: не нравятся мне твои занятия. Бог свидетель, лично против тебя я ничего не имею, но не хотелось бы, чтоб ты играл здесь в эти игры, нотабене. Так что не угодно ли будет убраться, откуда явился?
— Не угодно, — спокойно ответил Кэт. — Мне и здесь хорошо.
— Шеф… — начал было сбитый с толку Виктор.
— Помолчи. А ты, Кэттан, все-таки уезжай — завтра придет экспресс, вот и отправляйся.
— Эд, послушай, ты, к счастью, многого не знаешь…
— И знать не хочу! — перебил Ларкин, повысив голос. — Завтра чтоб тебя тут не было.
Кэт посмотрел на него своими бархатными кофейными глазами и покачал головой.
— Нет.
— Шеф, за что вы… — снова вмешался Виктор, раздраженный тем, что ровным счетом ничего не понимает.
Ларкин стремительно обернулся.
— А вот у него и спроси! Спроси, какого черта… — Тут он одумался и прикусил язык. — Все, Кэттан, довожу до твоего сведения, что ты здесь больше не работаешь.
— Эд!
— Разговор окончен, — властно отрубил Ларкин, обогнул его и уже в дверях обернулся. — Кстати: для тебя у меня тоже есть письмо. — Он достал конверт и сунул Кэту в руки. — Доброй ночи, Виктор.
Кэт подержал письмо двумя пальцами за уголки, задумчиво повертел, потом вскрыл-таки, развернул, глянул — и вздернул голову, как от внезапной боли, даже лицо побелело. Виктор подошел, взял лист в руки и непонимающе уставился. Буквы человеческие, все как положено, а слова…
и так далее, всего четыре строчки.
Контурабино плопски нраста, золи ш анкод жира
ил квот, сурда пше но бангус котун, —
— Кэт! И ты из-за этой галиматьи расстраиваешься? Что за бредятина?
Кэт перевел дыхание и улыбнулся своей мягкой и чуть грустной улыбкой.
— Не спрашивай, это не твои заботы, дружище. Ну, хорошо; коли так, завтра мы улетаем на Франческу.
— Ничего подобного, — решительно заявил Виктор, уязвленный тем, что ему ничего не объясняют. — Я остаюсь: Ларкин гонит вон тебя, а обо мне речи нет.
— Слушай, Дел… — Кэт пытался засунуть странное послание обратно в конверт, — и так тошно, давай не будем спорить.
— Будем! Хватит с меня этих загадок и недомолвок, черт побери! Что ты мною командуешь, как…
— Как кто? — Не справившись с письмом, Кэт в конце концов сунул его в карман. — Я сказал, — вдруг рявкнул он тем самым тоном, который заставлял Виктора повиноваться, — завтра на Франческу!
Оглушенный, Виктор отпрянул, постоял с потерянным видом и затем тихо спросил:
— Чем тебе помочь?
У Кэта сжалось сердце.
— Ты мне очень поможешь, — не сразу выговорил он, — если перестанешь тормошить своими вопросами… и оплатишь три билета до Лайза.
Виктор просыпался медленно и сладко, не желая расставаться со сном и одновременно радуясь постепенно доходившей до сознания яви. Эта явь была исполнена нежности и тихой ласки: мягкие руки гладили его по волосам, теплое дыхание чуть касалось щеки. Он не шевелился, чтобы продлить чудесное мгновение, и легкие прохладные пальцы коснулись лба, век, губ — и тут он открыл глаза, поймал отдернувшуюся было руку и поцеловал хрупкое запястье.
— С добрым утром, — улыбнулась Анжелика.
Виктор задержал ее руку в своей, в который раз недоуменно поглядел на два тонких параллельных шрама, белеющих на коже. Невозможно было представить, чтобы Анжелика когда-то пыталась покончить с собой.
— Я тебе пирога принесла. — Она поднялась с колен и присела на постель у него в ногах. — Мы вчера не доели. — Анжелика указала на завернутый в салфетку кусочек на кофейном столике, такой маленький, что Виктор чуть не застонал от стыда: видать, кроме пирога, у них с Кэтом на ужин ничего и не было.
— Спасибо, Пушистик, — сказал он виновато, хотел снова поцеловать ей руку, но Анжелике это могло не понравиться — а Виктор хорошо помнил неожиданную пощечину, которую схлопотал года три назад, позволив себе что-то лишнее. Жена Кэта Морейры была необыкновенной и загадочной, пленительной и абсолютно недоступной, словно сошедшая на землю богиня. Высокая, тонкая и гибкая, с копной невероятно светлых, почти прозрачных волос, сероглазая, и глаза ее тоже были светлые и прозрачные, как благородный минерал, и такие же твердые. Не жесткие, нет, однако в них читалась непреклонная воля и гордость, усмиренная и брошенная к ногам Кэта.
— Поднимайся. — Анжелика через одеяло погладила Виктора по плечу. — Скоро уезжать.
Он опять прикрыл глаза, наслаждаясь лаской. Даже мысль об Анжелике как о возможной любовнице казалась настолько невероятной, что всерьез не приходила в голову. И все-таки он точно знал, что нравится ей — и более того, он второй и единственный после Кэта мужчина, чье прикосновение ей приятно. Но и только, и только…
— А на Франческе ты… — начал было Виктор, собираясь спросить, будет ли она и впредь приходить к нему вот так по утрам, но засомневался: уж больно вопрос был глуп, а выглядеть перед Анжеликой дураком не хотелось.
— На Франческе — что?
— Ну… так, ничего.
Серые прозрачные глаза мгновение смотрели на него очень пристально, затем улыбнулись.
— Если хочешь, сварю нам с тобой кофе.
— Давай, — обрадовался Виктор, — к твоему пирогу что-нибудь добавим, и выйдет отличный завтрак. А где Кэт?
— К Ларкину собирался, — ответила Анжелика уже с порога.
Вспомнив, что у Кэта какие-то непонятные счеты с шефом, Виктор помрачнел. Если братец Кэт воображает, будто все это не моего ума дело, он ошибается. В конце концов, ему я обязан жизнью, когда он прикрыл меня от ножа в той драке на побережье. И не кто-нибудь, а он со мной возился, когда погибла Наташа и я был совершенно сумасшедший. И вообще… Стараясь подавить поднявшееся раздражение, Виктор начал одеваться. Ладно уж, пусть делает, как знает.
За несколько минут, что она провела на кухне, Анжелика успела устроить почти королевский стол.
— Если бы твой супруг имел побольше денег, брюхо у него сейчас было бы необъятное, — заметил Виктор. Он не переставал удивляться: самые обыкновенные продукты из магазина в руках Анжелики превращались во что-то фантастическое.
— Если бы мой супруг имел побольше денег… — отозвалась было Анжелика с улыбкой, но примолкла и закончила с неожиданной грустью: — Мы бы их все равно не видали.
— Как это?
Она поглядела на него, как сквозь стекло, и от этого взгляда Виктор почувствовал себя так, словно получил выговор. Ну вот, опять не мое дело.
Задетый, он молча принялся за еду. Эта парочка когда-нибудь добьется, что я на них совсем обижусь. Таинственные какие! Нищие, голодные, а таинственные как не знаю кто. И тут ему пришло в голову совсем уже неожиданное: а почему подобные вопросы не возникали в Лайзе? Почему там все казалось само собой разумеющимся? Виктор отодвинул чашку с недопитым кофе и встал.
— Так говоришь, Кэт у Ларкина?
Анжелика кивнула, потом из груди ее вырвался судорожный вздох.
— Вики, не надо его сейчас ни о чем спрашивать. Пожалуйста. — Она вскинула ставшие трагическими глаза. — Я очень тебя прошу!
Казалось, она вот-вот расплачется — всегда сдержанная, гордая Анжелика!..
— Хорошо, — пораженный, Виктор нащупал за спиной ручку двери. — Я только переговорю с шефом.
Он чуть было не бегом бросился в Управление. Черт знает что тут творится, надо немедленно выяснить. Но как? Если не задавать вопросов Кэту, о чем спрашивать у Ларкина? Он ведь тоже из их компании — еще вчера отвечать отказался. Виктор сбавил шаг. Идиотство какое-то: все что-то знают — и все молчат.
Он свернул на дорожку к Ларкину, так ничего и не придумав. Оконные рамы были подняты, и из дома доносились голоса — точнее, голос шефа полиции. Наплевав на приличия, Виктор подкрался и прильнул к стене у крайнего окна.
— …Да уж, дела твои из рук вон, — говорил Ларкин дружески и даже как будто с сочувствием. — Право, не знаю, что и посоветовать, нотабене. На твоем месте я б занялся чем-нибудь эдаким… незаконным. Особо прибыльным.
Замерший снаружи Виктор не поверил собственным ушам.
— А я, по-твоему, что делаю? — отвечал Кэт. — Незаконнее некуда.
Ларкин буркнул что-то неразборчивое.
— Но я не умею! — с непонятным раскаянием повысил голос Кэт. — Ты не представляешь, что такое полиция в Лайзе, там же стеллара незаконного…
— Да? — перебил полный иронии голос Ларкина. — То-то я наслышан…
— Так это ведь совсем другое ведомство, Эд.
— Неужели?
— Ну, не совсем…
— Ладно-ладно!
— Но оплачивается-то по другим каналам…
Вероятно, Виктор узнал бы еще много интересного о своем лучшем друге, но тут в комнате зазвонил телефон.
— Слушаю, Ларкин. Так. Так. Что-о? Черт… То бишь пожрать отлучался, нотабене…. Ну да, да! Понял. Понял, говорю! Все.
Раздался стук — шеф в сердцах швырнул трубку — и голос Кэта:
— Что там еще?
Ларкин не ответил, однако Виктор услышал какое-то движение.
— Эд… Да ты что, в самом деле?!
Пожалуй, самое время войти.
— Не двигаться! — неожиданно заорал шеф страшным голосом. Виктор замер у крыльца. — Руки! — продолжал Ларкин. — Убью!
Послышался грохот опрокинутой мебели, затем мягко рухнуло тело. Тишина.
— Ты рехнулся? — простонал Кэт.
Сбросив оцепенение, Виктор ринулся в дом.
Широко расставив ноги, Ларкин стоял с портативным дезинтегратором Прайса в руке: короткое толстое дуло было направлено на распростертого на полу Кэта. Шеф вскинул голову, когда распахнулась дверь.
— Пошел вон! — заорал он еще более страшно. — Вон отсюда!
Сжимаясь от крика, Виктор попятился. На полу шевельнулся Кэт.
— Убью! — срывая голос, взревел Ларкин и саданул его ногой под ребра. — Убирайся! — зверем зарычал он на Виктора. — Иди к Шелтону и делай, что он скажет!
Не в силах противиться, Виктор отступал.
— Быстрей! — дико орал Ларкин. — Вали отсюда! «Десперадо» вернулся на орбиту, — добавил он хрипло, но вполне человеческим голосом. — Сожрал в седьмом секторе челнок и возвратился. А через два часа придет экспресс.
Глава 2
…Молодой, только что из университета, спектрометрист полицейского Управления Серебряного Лайза Кэттан Морейра растерянно стоял на набережной, у ведущего к воде широкого пандуса. Внизу томно вздыхало, переливалось блестками море. Налево уходил широкий бульвар, напоенный ароматом цветущих деревьев — в Серебряном Лайзе деревья цветут круглый год. А справа лежала пустынная сейчас площадь, по которой должна была прийти Анжелика. Кэт ждал уже с полчаса, и это было так необычно, что он не знал, что и думать. Анжелика — вот уж не женская привычка! — никогда не опаздывала, по ней можно было проверять часы. Что же случилось?
Облокотившись на теплый каменный парапет, Кэт обвел взглядом темнеющее к горизонту море, затем посмотрел на приготовленный цветок в прозрачной упаковке — большой, с длинными золотистыми лепестками, словно брызнувший искрами и внезапно застывший бенгальский огонь. Светловолосая и светлоглазая, Анжелика любила что-нибудь яркое: цветок, шарфик, заколку в волосы. Кэт готов был подарить ей все на свете, не задумываясь, он потратил бы все свои сбережения на приглянувшееся ей колье; однако она неизменно отказывалась от подарков. Она видела, как огорчают Кэта ее отказы — и огорчалась вместе с ним. Он решительно не понимал, в чем дело. А этот золотистый цветок… Кэт надеялся, что она его примет — цветок стоил так мало, а значил так много, что Анжелика не может, ну просто не сможет его отвергнуть! Кэт потрогал хрустящий пластик упаковки. И вот же — не пришла!
Что ж такое? Что могло случиться в этом шикарном, разомлевшем под жарким солнцем курортном городе, чтобы его Анжелика, самая обязательная, самая верная из женщин — не явилась на свидание?
Да, она не придет, вдруг окончательно понял он. Значит, и впрямь что-то произошло? Захватив лежавший на парапете цветок, Кэт зашагал через площадь.
Дом, в котором Анжелика снимала крошечную квартирку, находился в двух кварталах от набережной. Если ничего не случилось по дороге, Анжелика должна быть У себя. А если нет… Тогда надо звонить в полицию. К себе, в родное Управление. Парни, конечно, поднимут его на смех: девушка опаздывает на свидание! Однако Кэт дает голову на отсечение, что смешного окажется мало. Анжелика не из таких. Она вообще не как все. За эти полгода он даже дома у нее не бывал, они даже не целовались ни разу — и это при том, что более волнующей и пленительной женщины ему встречать не доводилось.
На улице, накаленной солнцем, куда уже не достигало дыхание моря, Кэт на мгновение приостановился, огляделся. Жарко, пустынно, никаких следов происшествия. В прохладном вестибюле он только успел вызвать лифт, как терпение его истощилось, и он рванулся по лестнице.
Второй, третий, четвертый этаж. Только бы оказалась дома… Пятый, шестой. Кэт влетел в холл седьмого этажа и бросился к знакомой двери, у которой Анжелика всегда решительно с ним прощалась. И остолбенел: за дверью звучала музыка.
У нее гости? Она забыла?! Он нажал кнопку звонка, подождал, позвонил еще раз. Никакого ответа. Подергал за ручку, опять позвонил. Невероятно! И эта музыка… Кэт позвонил в квартиру рядом.
— Вы не ошиблись? — спросила открывшая ему черноглазая хохотунья, которую он раза два или три встречал на этаже. — Анжелика…
— Вы ее видели сегодня?
— Н-нет. Вот уже целый час у нее какое-то непонятное веселье. А что… — Девушка отступила, давая дорогу Кэту.
— С вашего разрешения, — извинился он уже с балкона. Примерился и перемахнул на соседний балкон Анжелики. Черноглазая вскрикнула.
Стеклянная дверь, к счастью, не заперта. Откинув белую занавеску, Кэт заглянул в комнату. И испугался: там было пусто, как бывает в доме, из которого навсегда выехали. Ни цветов, ни безделушек — никаких следов живой души. Только во всю мощь ревело сверкающее видео в изголовье покинутой постели.
В смятении Кэт машинально двинулся было к двери, как вдруг на пустом, застеленном дешевой скатеркой столе заметил квадратный листок бумаги. Два слова мелким, очень ровным, красивым почерком: «Прости меня». За что? Что уехала, не сказавшись? Или… Эта страшная, грохочущая музыка…
Кэт ринулся в крошечный коридорчик и с налету всем телом вышиб дверь, из-за которой чуть слышно журчала вода.
Анжелика полулежала: голова на краю ванны, одна рука свесилась до полу, по другой стекает окрашенная розовым вода…
Сорвав с крючка полотенце, Кэт скрутил жгут, перетянул тонкое изуродованное запястье, отнес Анжелику в комнату, уложил на постель, выключил видео и кинулся к телефону.
— Пожалуйста: Третий Верхний проезд, семнадцать, квартира семьсот двадцать девять. Большая кровопотеря.
Он присел на край кровати. Пленительное лицо Анжелики было белым, безжизненным, разметавшиеся волосы блестели как стеклянные.
— Ли, — позвал он.
Что стряслось, сломалось? Что заставило полоснуть лезвием по руке? Не попросив помощи? Он горько перевел дыхание. Он отдал бы за Анжелику жизнь — а она не позвала…
— Лика…
Его как током ударило: приди на несколько минут позже — и опоздал бы навсегда. Кэт с силой сжал руки, унимая дрожь. Самого страшного не случилось; но что будет дальше, когда Анжелика очнется?..
Звонок в дверь.
— Врача вызывали? — Темнолицый, немолодой, с большим чемоданом. Чемодан поменьше несла совсем юная фея-ассистентка.
— Да-да, пожалуйста. — Кэт пропустил их и вслед за феей вошел в комнату. Несколько раз с трудом сглотнул, прежде чем выдавил: — Попытка самоубийства.
Врач придвинул к постели стул, поставил на него свой чемодан.
— Вы муж? — спросила юная ассистентка строгим холодным тоном.
Кэт покачал головой.
— Тогда подождите там. — Она кивнула на дверь.
Кэт прошел в кухню — такую же крошечную, как все в этой квартире, и такую же пустую и чистую. Ну почему? Вот так, молчком, ничего-ничего не объяснив? Он огляделся и принялся открывать дверцы — один шкафчик, другой, одна полочка, другая, третья… Аккуратно составленная кое-какая посуда, пакетик с кофе, ложечка сахару в сахарнице. И больше ничего. Черт… Да что же это? Потом он присел к столу и принялся ждать. В комнате было тихо, лишь иногда доносился приглушенный голос врача, да что-то односложно отвечала ассистентка. Наконец они вышли. Кэт поднялся навстречу.
— Всего доброго, — ледяным тоном попрощалась девушка и выпорхнула за дверь.
Врач опустил на пол свой чемодан и посмотрел на Кэта:
— Жизнь вне опасности. Однако шрамы на руке останутся.
— Почему? — глупо спросил Кэт, будто это имело сейчас какое-то значение.
— В нашем климате раны у альтау плохо заживляются, ткани срастаются с трудом…
— Как вы сказали? Альтау?
— Конечно, альтау. Только не говорите, что не знали этого раньше, — недовольно буркнул врач.
— Господи… Откуда мне?
— По-моему, вы не слепой: светлые глаза, полупрозрачные волосы, высокая степень сексуальной привлекательности…
Женщины с Белого Альтау славятся на весь свет.
— Да, я что-то слышал… — пробормотал Кэт смятенно, и тут на него внезапно обрушилось понимание того, что происходит — весь ужас и трагичность положения. — Они…
Врач понимающе усмехнулся.
— Альтау, извините, лучшие в мире проститутки. — И добавил, движением руки останавливая возмущенно вскинувшегося Кэта: — А также, как говорят, отличные хозяйки.
— Рабыни?
— Да, мил человек. К сожалению. Почему-то именно сейчас, в наши цивилизованные времена, стали носиться с различными варварскими обычаями на планетах. Уехавшая альтау обязана вернуться к своему господину по первому его требованию. А наши власти обязаны женщину выдать. И выдают с большим удовольствием, поскольку от альтау сплошная головная боль: разврат, кутежи, поножовщина… веселая жизнь. И вот девушка вскрывает вены, потому что возвращаться не хочет, а деваться ей некуда. Понимаете? Ну, желаю всего наилучшего. — Врач поднял свой чемодан. — Да, не забудьте ее покормить, когда очнется.
— Спасибо. — Кэт закрыл дверь, прошел в комнату и склонился над бледной, едва дышавшей, но все-таки живой Анжеликой. Господи! Альтау. Лучшие в мире проститутки. Стыд какой… Кэт встряхнулся, оглядел чистую, полупустую, словно нежилую комнату. Ну уж, зарабатывала она на жизнь только не этим. Тогда — чем? Понимая, что делает недозволенное, он тщательно обыскал комнату. Нашел: покрывало, скатерть, четыре салфетки, расшитые туманными, размытыми пейзажами и серебристо-черным странным узором, складывавшимся в какие-то невероятные слова. «Кудзино рашкети бав цай, зандири гриуд апакстон». Надо понимать, народное творчество Белого Альтау. Рукодельница Ли. Кэт представил себе, как она часами сидит у окна, покрывая ткань мелкими, быстрыми стежками, надеясь продать свою работу в лавку редкостей, и у него сжалось сердце. Бедная ты моя, отчего же не взяли?
Он позвонил в ближайший магазин и заказал еды, затем, когда заказ прибыл, долго хозяйствовал на кухне, аккуратно все разложил и расставил — оставалось лишь разогреть, когда Анжелика проснется. Потом затер пятна крови на полу в ванной, сходил к черноглазой соседке за своим цветком — и, исчерпав все дела, вновь вернулся к Анжелике. Он просидел подле нее до позднего вечера, и наконец длинные блестящие ресницы дрогнули, открывшиеся серые глаза мгновение смотрели удивленно и озадаченно, затем девушка приподнялась на локте, обвела взглядом комнату, поглядела на укутанное прозрачной пленкой исполосованное запястье, на склонившегося к ней Кэта, все вспомнила и откинулась на постель.
— Привет, — насильственно улыбнулся он.
Она холодно прищурилась.
— Кто тебя просил?
— Сам догадался. Не сердись. — Кэт коснулся ее здоровой руки.
— Не трогай меня. — Анжелика отдернула ладонь, затем села, прислонившись к стене и поджав ноги. — По какому праву ты вмешиваешься? — В ее твердом, обвиняющем голосе не было и намека на дрожь или затаенные слезы. — Это моя жизнь, моя собственная, и если я приняла решение, почему ты с ним не пожелал считаться?
— Не согласен.
— Ах! С какой стати?
— Я хочу, чтобы ты жила.
— Да?.. Прекрасно: сегодня ты решаешь, кому жить, а завтра возьмешься решать, кому умереть?
— Ну, это не одно и то же. — Кэт подавил усмешку. — Хотя, если будет надо, я решу.
— Да ты… ты… Что ты обо мне знаешь?!
— Немного знаю. Ну, что ты — альтау.
Анжелика от неожиданности вскинула голову и стукнулась затылком о стену. Кэту захотелось сгрести ее в объятия, зацеловать, убаюкать гнев и возмущение, одновременно трогательные и забавные. Однако сперва нужно было доказать свое на это право.
— Да. Альтау, — произнесла она тихо, без прежнего запала. — Я боялась, ты поймешь это раньше.
— Не вижу никакой драмы. Говорят, альтау — лучшие в мире жены.
— Кто это сказал?
— Врач. — Доктор говорил о хозяйках, но Кэт намеренно прилгал.
— Чушь! Я даже не могла бы родить тебе ребенка. У альтау не может быть детей от человека.
— Хорошо, заведем собаку. Двух собак и кошку.
— И тоже двух. — Анжелика неожиданно захохотала. — Кэти, мальчик мой, ты говоришь, как о чем-то решенном!
— Разве мы не решили?
Она перестала смеяться.
— Нет. Ничего этого не будет.
— Я люблю тебя.
— Кэт! Ты ничего не понимаешь.
— Я люблю тебя.
— Я не хочу ломать тебе жизнь.
— Позволь мне решать самому.
— Да? А ты мне позволил?
Кэт поднялся на ноги, подошел к окну, посмотрел сквозь реденькую занавеску на залитый огнями ночной город.
— Ли, есть дороги, по которым нужно идти до конца, — негромко сказал он, обернувшись. — Испробовать все возможности, а не обрывать на полпути ударом ножа. Ты забыла, что не одна на свете, что есть еще и я. Почему ты не обратилась ко мне, не попросила ни помощи, ни совета?
— Кэти, — Анжелика прикусила губу, сдерживая улыбку, — могу поклясться, ты хочешь сказать совсем другое. Обида твоя вот как звучит: «Ты же знаешь, что мне без тебя плохо, зачем подкладывать такую свинью?» Скажешь — нет?
Облокотившись на теплый каменный парапет, Кэт обвел взглядом темнеющее к горизонту море, затем посмотрел на приготовленный цветок в прозрачной упаковке — большой, с длинными золотистыми лепестками, словно брызнувший искрами и внезапно застывший бенгальский огонь. Светловолосая и светлоглазая, Анжелика любила что-нибудь яркое: цветок, шарфик, заколку в волосы. Кэт готов был подарить ей все на свете, не задумываясь, он потратил бы все свои сбережения на приглянувшееся ей колье; однако она неизменно отказывалась от подарков. Она видела, как огорчают Кэта ее отказы — и огорчалась вместе с ним. Он решительно не понимал, в чем дело. А этот золотистый цветок… Кэт надеялся, что она его примет — цветок стоил так мало, а значил так много, что Анжелика не может, ну просто не сможет его отвергнуть! Кэт потрогал хрустящий пластик упаковки. И вот же — не пришла!
Что ж такое? Что могло случиться в этом шикарном, разомлевшем под жарким солнцем курортном городе, чтобы его Анжелика, самая обязательная, самая верная из женщин — не явилась на свидание?
Да, она не придет, вдруг окончательно понял он. Значит, и впрямь что-то произошло? Захватив лежавший на парапете цветок, Кэт зашагал через площадь.
Дом, в котором Анжелика снимала крошечную квартирку, находился в двух кварталах от набережной. Если ничего не случилось по дороге, Анжелика должна быть У себя. А если нет… Тогда надо звонить в полицию. К себе, в родное Управление. Парни, конечно, поднимут его на смех: девушка опаздывает на свидание! Однако Кэт дает голову на отсечение, что смешного окажется мало. Анжелика не из таких. Она вообще не как все. За эти полгода он даже дома у нее не бывал, они даже не целовались ни разу — и это при том, что более волнующей и пленительной женщины ему встречать не доводилось.
На улице, накаленной солнцем, куда уже не достигало дыхание моря, Кэт на мгновение приостановился, огляделся. Жарко, пустынно, никаких следов происшествия. В прохладном вестибюле он только успел вызвать лифт, как терпение его истощилось, и он рванулся по лестнице.
Второй, третий, четвертый этаж. Только бы оказалась дома… Пятый, шестой. Кэт влетел в холл седьмого этажа и бросился к знакомой двери, у которой Анжелика всегда решительно с ним прощалась. И остолбенел: за дверью звучала музыка.
У нее гости? Она забыла?! Он нажал кнопку звонка, подождал, позвонил еще раз. Никакого ответа. Подергал за ручку, опять позвонил. Невероятно! И эта музыка… Кэт позвонил в квартиру рядом.
— Вы не ошиблись? — спросила открывшая ему черноглазая хохотунья, которую он раза два или три встречал на этаже. — Анжелика…
— Вы ее видели сегодня?
— Н-нет. Вот уже целый час у нее какое-то непонятное веселье. А что… — Девушка отступила, давая дорогу Кэту.
— С вашего разрешения, — извинился он уже с балкона. Примерился и перемахнул на соседний балкон Анжелики. Черноглазая вскрикнула.
Стеклянная дверь, к счастью, не заперта. Откинув белую занавеску, Кэт заглянул в комнату. И испугался: там было пусто, как бывает в доме, из которого навсегда выехали. Ни цветов, ни безделушек — никаких следов живой души. Только во всю мощь ревело сверкающее видео в изголовье покинутой постели.
В смятении Кэт машинально двинулся было к двери, как вдруг на пустом, застеленном дешевой скатеркой столе заметил квадратный листок бумаги. Два слова мелким, очень ровным, красивым почерком: «Прости меня». За что? Что уехала, не сказавшись? Или… Эта страшная, грохочущая музыка…
Кэт ринулся в крошечный коридорчик и с налету всем телом вышиб дверь, из-за которой чуть слышно журчала вода.
Анжелика полулежала: голова на краю ванны, одна рука свесилась до полу, по другой стекает окрашенная розовым вода…
Сорвав с крючка полотенце, Кэт скрутил жгут, перетянул тонкое изуродованное запястье, отнес Анжелику в комнату, уложил на постель, выключил видео и кинулся к телефону.
— Пожалуйста: Третий Верхний проезд, семнадцать, квартира семьсот двадцать девять. Большая кровопотеря.
Он присел на край кровати. Пленительное лицо Анжелики было белым, безжизненным, разметавшиеся волосы блестели как стеклянные.
— Ли, — позвал он.
Что стряслось, сломалось? Что заставило полоснуть лезвием по руке? Не попросив помощи? Он горько перевел дыхание. Он отдал бы за Анжелику жизнь — а она не позвала…
— Лика…
Его как током ударило: приди на несколько минут позже — и опоздал бы навсегда. Кэт с силой сжал руки, унимая дрожь. Самого страшного не случилось; но что будет дальше, когда Анжелика очнется?..
Звонок в дверь.
— Врача вызывали? — Темнолицый, немолодой, с большим чемоданом. Чемодан поменьше несла совсем юная фея-ассистентка.
— Да-да, пожалуйста. — Кэт пропустил их и вслед за феей вошел в комнату. Несколько раз с трудом сглотнул, прежде чем выдавил: — Попытка самоубийства.
Врач придвинул к постели стул, поставил на него свой чемодан.
— Вы муж? — спросила юная ассистентка строгим холодным тоном.
Кэт покачал головой.
— Тогда подождите там. — Она кивнула на дверь.
Кэт прошел в кухню — такую же крошечную, как все в этой квартире, и такую же пустую и чистую. Ну почему? Вот так, молчком, ничего-ничего не объяснив? Он огляделся и принялся открывать дверцы — один шкафчик, другой, одна полочка, другая, третья… Аккуратно составленная кое-какая посуда, пакетик с кофе, ложечка сахару в сахарнице. И больше ничего. Черт… Да что же это? Потом он присел к столу и принялся ждать. В комнате было тихо, лишь иногда доносился приглушенный голос врача, да что-то односложно отвечала ассистентка. Наконец они вышли. Кэт поднялся навстречу.
— Всего доброго, — ледяным тоном попрощалась девушка и выпорхнула за дверь.
Врач опустил на пол свой чемодан и посмотрел на Кэта:
— Жизнь вне опасности. Однако шрамы на руке останутся.
— Почему? — глупо спросил Кэт, будто это имело сейчас какое-то значение.
— В нашем климате раны у альтау плохо заживляются, ткани срастаются с трудом…
— Как вы сказали? Альтау?
— Конечно, альтау. Только не говорите, что не знали этого раньше, — недовольно буркнул врач.
— Господи… Откуда мне?
— По-моему, вы не слепой: светлые глаза, полупрозрачные волосы, высокая степень сексуальной привлекательности…
Женщины с Белого Альтау славятся на весь свет.
— Да, я что-то слышал… — пробормотал Кэт смятенно, и тут на него внезапно обрушилось понимание того, что происходит — весь ужас и трагичность положения. — Они…
Врач понимающе усмехнулся.
— Альтау, извините, лучшие в мире проститутки. — И добавил, движением руки останавливая возмущенно вскинувшегося Кэта: — А также, как говорят, отличные хозяйки.
— Рабыни?
— Да, мил человек. К сожалению. Почему-то именно сейчас, в наши цивилизованные времена, стали носиться с различными варварскими обычаями на планетах. Уехавшая альтау обязана вернуться к своему господину по первому его требованию. А наши власти обязаны женщину выдать. И выдают с большим удовольствием, поскольку от альтау сплошная головная боль: разврат, кутежи, поножовщина… веселая жизнь. И вот девушка вскрывает вены, потому что возвращаться не хочет, а деваться ей некуда. Понимаете? Ну, желаю всего наилучшего. — Врач поднял свой чемодан. — Да, не забудьте ее покормить, когда очнется.
— Спасибо. — Кэт закрыл дверь, прошел в комнату и склонился над бледной, едва дышавшей, но все-таки живой Анжеликой. Господи! Альтау. Лучшие в мире проститутки. Стыд какой… Кэт встряхнулся, оглядел чистую, полупустую, словно нежилую комнату. Ну уж, зарабатывала она на жизнь только не этим. Тогда — чем? Понимая, что делает недозволенное, он тщательно обыскал комнату. Нашел: покрывало, скатерть, четыре салфетки, расшитые туманными, размытыми пейзажами и серебристо-черным странным узором, складывавшимся в какие-то невероятные слова. «Кудзино рашкети бав цай, зандири гриуд апакстон». Надо понимать, народное творчество Белого Альтау. Рукодельница Ли. Кэт представил себе, как она часами сидит у окна, покрывая ткань мелкими, быстрыми стежками, надеясь продать свою работу в лавку редкостей, и у него сжалось сердце. Бедная ты моя, отчего же не взяли?
Он позвонил в ближайший магазин и заказал еды, затем, когда заказ прибыл, долго хозяйствовал на кухне, аккуратно все разложил и расставил — оставалось лишь разогреть, когда Анжелика проснется. Потом затер пятна крови на полу в ванной, сходил к черноглазой соседке за своим цветком — и, исчерпав все дела, вновь вернулся к Анжелике. Он просидел подле нее до позднего вечера, и наконец длинные блестящие ресницы дрогнули, открывшиеся серые глаза мгновение смотрели удивленно и озадаченно, затем девушка приподнялась на локте, обвела взглядом комнату, поглядела на укутанное прозрачной пленкой исполосованное запястье, на склонившегося к ней Кэта, все вспомнила и откинулась на постель.
— Привет, — насильственно улыбнулся он.
Она холодно прищурилась.
— Кто тебя просил?
— Сам догадался. Не сердись. — Кэт коснулся ее здоровой руки.
— Не трогай меня. — Анжелика отдернула ладонь, затем села, прислонившись к стене и поджав ноги. — По какому праву ты вмешиваешься? — В ее твердом, обвиняющем голосе не было и намека на дрожь или затаенные слезы. — Это моя жизнь, моя собственная, и если я приняла решение, почему ты с ним не пожелал считаться?
— Не согласен.
— Ах! С какой стати?
— Я хочу, чтобы ты жила.
— Да?.. Прекрасно: сегодня ты решаешь, кому жить, а завтра возьмешься решать, кому умереть?
— Ну, это не одно и то же. — Кэт подавил усмешку. — Хотя, если будет надо, я решу.
— Да ты… ты… Что ты обо мне знаешь?!
— Немного знаю. Ну, что ты — альтау.
Анжелика от неожиданности вскинула голову и стукнулась затылком о стену. Кэту захотелось сгрести ее в объятия, зацеловать, убаюкать гнев и возмущение, одновременно трогательные и забавные. Однако сперва нужно было доказать свое на это право.
— Да. Альтау, — произнесла она тихо, без прежнего запала. — Я боялась, ты поймешь это раньше.
— Не вижу никакой драмы. Говорят, альтау — лучшие в мире жены.
— Кто это сказал?
— Врач. — Доктор говорил о хозяйках, но Кэт намеренно прилгал.
— Чушь! Я даже не могла бы родить тебе ребенка. У альтау не может быть детей от человека.
— Хорошо, заведем собаку. Двух собак и кошку.
— И тоже двух. — Анжелика неожиданно захохотала. — Кэти, мальчик мой, ты говоришь, как о чем-то решенном!
— Разве мы не решили?
Она перестала смеяться.
— Нет. Ничего этого не будет.
— Я люблю тебя.
— Кэт! Ты ничего не понимаешь.
— Я люблю тебя.
— Я не хочу ломать тебе жизнь.
— Позволь мне решать самому.
— Да? А ты мне позволил?
Кэт поднялся на ноги, подошел к окну, посмотрел сквозь реденькую занавеску на залитый огнями ночной город.
— Ли, есть дороги, по которым нужно идти до конца, — негромко сказал он, обернувшись. — Испробовать все возможности, а не обрывать на полпути ударом ножа. Ты забыла, что не одна на свете, что есть еще и я. Почему ты не обратилась ко мне, не попросила ни помощи, ни совета?
— Кэти, — Анжелика прикусила губу, сдерживая улыбку, — могу поклясться, ты хочешь сказать совсем другое. Обида твоя вот как звучит: «Ты же знаешь, что мне без тебя плохо, зачем подкладывать такую свинью?» Скажешь — нет?