— Да, — мягко улыбнулась Анжелика. — Смотри, что у меня есть. — Невольно оглянувшись, словно рядом мог появиться Кэт, она достала из сумочки разрезанный пополам снимок и протянула Наташе. — Как тебе?
   — А зачем отрезано? — Малышка подняла глаза. — С ним рядом какая-то девушка — интересно было бы платье посмотреть.
   — Так получилось, — объяснила Анжелика неловко. — А что ты о нем скажешь?
   Наташа состроила легкую гримаску.
   — Красавчик, конечно — ну и что? Знаешь, я такие лица не люблю, уж больно он… какой-то не такой. Синие глаза, светлые волосы — не то. Вот если б темные, и глаза темно-коричневые, как кофе, и, знаешь, лицо тонкое, словно выточенное, и весь такой изящный… — Она мечтательно улыбнулась.
   Анжелика тоже улыбнулась — портрет Кэта был вполне узнаваем; хотя ей больше хотелось плакать.
   Значит, Малышка никогда не вернется.
   А Виктор был убежден, что Наташа сорвалась со скалы и разбилась. Он даже нашел место, где ее будто бы похоронили, привел туда Кэта и показал — в каменистой расселине, где вокруг двух больших камней зеленым ожерельем росла низенькая пушистая травка. Вечерами он приезжал туда и сидел до заката, а потом возвращался домой и молча уходил на свою половину. Спустя час с четвертью — часы можно было проверять — побледневший, осунувшийся Кэт поднимался и шел к нему, на ночное дежурство. Виктора мучил один и тот же повторяющийся кошмар: ночь, сполохи красных и синих огней, полицейская сирена и мертвая Наташа в каком-то темном холодном бункере. Он, не просыпаясь, звал Кэта и умолял что-нибудь сделать, и тот подолгу сидел с ним на постели, что-то говорил, и от звука его голоса Виктор понемногу успокаивался. А под утро все сначала. Кэт пробовал его будить — выходило только хуже. Виктор больше уже не засыпал по-настоящему, возвращавшийся кошмар смешивался с явью. Доктор Генрих утверждал, что у этого пациента «нестандартные» и непредсказуемые реакции на лекарственные препараты, и потому он, Генрих, не хотел бы рисковать его здоровьем и пробовать еще какие-нибудь средства. Пусть лучше Кэт немного потерпит, вскоре непременно должно наступить улучшение.,
   — Не волнуйтесь, господин Морейра, подождите, все скоро войдет в колею. У Делано потрясающей силы организм, он сам справится с недугом… Вы находите? Ну, видите ли, это новая для нас область, естественно, бывают и неудачи. Да бросьте, Кэттан, ничего страшного, он скоро придет в себя, забудет эту женщину… Не надо, не надо, прошу вас! Я вас уверяю: время — лучший лекарь. Послушайте, давайте начистоту: у вас своя работа, у меня — своя, оба мы зарабатываем деньги как умеем. А если вы, как я вижу, недосыпаете ночами, то мой вам совет — возьмите отпуск и больше отдыхайте днем.
   И правда, постепенно кошмары стали все реже, Виктор потихоньку оживал. Но Кэт — мрачный, обозленный, никому ничего не простивший — без устали твердил генералу, в обход доктора Генриха, что Виктор обязательно должен забыть любимую, а иначе никогда не поправится, и потому его необходимо увезти с Франчески. И в конце концов Кэт его увез.

Глава 10

   — Почему ничего не пьешь? — Помощник капитана Рэй Метланд смешал себе новый коктейль и уселся опять в кресло, напротив Виктора. Кресла у него были покрыты огромными, черными с фиолетовым отливом шкурами ченгийских медведей, и вся каюта напоминала скорее покои богатого вельможи, а не жилое помещение на борту космического крейсера.
   — А ты почему хлещешь без удержу? — парировал Виктор, уже минут десять вертевший в руках свой бокал. Будь бокал податливей, Виктор уже загнул бы ему края лепестками, вытянул бы его, свил веревочкой и завязал узелком.
   Метланд встряхнул волосами, словно мокрый пес.
   — Никто не посмеет меня упрекнуть, что я хоть раз надрался на борту до безобразия. Так почему ты не пьешь? — повторил он с покоробившей Виктора настойчивостью.
   — Потому что вообще эту дрянь в рот не беру. Мне от нее худо.
   Помощник капитана поглядел на него задумчиво и с пониманием. Его большие черные глаза были обведены темными кругами усталости и оттого казались еще больше. С Метландом Виктор чувствовал себя неловко; казалось, эти внимательные глаза просвечивают его насквозь и слишком много понимают. А хуже всего было то, что свой мундир Виктор отдал в чистку и сейчас сидел в серой с золотыми эмблемами форме планеторазведки, в которой ощущал себя дурак дураком.
   — Знаешь, а Ларс у нас тоже не пьет.
   — И на здоровье, — отозвался Виктор с неприязнью.
   Ларсен ничем перед ним не провинился, но каждое упоминание о нем выводило его из себя.
   . — Могу поспорить, ты перестал пить после того, как… ну, что с тобой было, из-за чего загремел в клинику. Я прав?
   Виктор подумал.
   — Прав, наверное. Я уже не помню. И раньше-то выпивал по маленькой.
   — А после клиники завязал совсем? Почему?
   — Пес его знает. Никогда не задумывался.
   Метланд усмехнулся, поставил опустевший бокал на украшенный изысканной резьбой столик.
   — Что не пьешь — это хорошо, здоровье надо беречь. — Он нагнулся вперед, отобрал у Виктора многострадальный бокал и тоже отставил. — Ты не пьешь потому, что тебя подшили… Как тебе моя версия?
   — Идиотская версия, — сорвалось у Виктора.
   Помощник капитана не обиделся.
   — Хочешь — пойдем в медотсек, тебе пробу сделают? — предложил он. — Сразу и убедишься.
   Он мог бы садануть Виктора в челюсть — эффект был бы такой же. Виктор откинулся на спинку кресла и несколько мгновений ошеломленно на него смотрел.
   — Зачем подшили? — выговорил он наконец, вдруг поверив, заранее поверив всему, что мог сказать ему Метланд.
   — Я же объяснил: чтоб неповадно было. С Ларсом мы служим почти девять лет и как-то привыкли, внимания никто не обращает — человек как человек. Но когда вдруг появляешься ты — такой же, по всем статьям абсолютно такой — это, согласись, уже странно. Поневоле начинаешь думать.
   — Ни хрена подобного! Ваш Ларсен совершенно другой…
   — Да, — неожиданно согласился Метланд. — У него совсем иное мироощущение. Как бы это поточнее… Во всяком случае, ему не приходится прятать за агрессивностью растерянность и страх.
   Сраженный, Виктор молчал. Будь он хотя бы в полицейском мундире, с помощником капитана можно было бы поспорить. А в форме разведчика — весь как на ладони.
   — Ты не побоялся разбойника «Десперадо», — продолжал Метланд, — не испугался неизвестности и смерти, но меня ты боишься. И Галахова боишься, и того же Ларсена.
   — Нет.
   — Ну, назови это как-нибудь иначе, суть не меняется. — Он глядел в сторону, на морской пейзаж на стене, и словно не замечал, как у Виктора запылало лицо.
   Виктор опустил голову. Черт бы его побрал, этого умника!
   — Пойми меня правильно: я не хочу тебя как-то обидеть или унизить. Но есть вещи, которые надо понять. И первое, что ты должен себе уяснить — откуда берется этот самый страх перед миром.
   — Откуда же?
   — Все оттуда — из клиники. Из той самой клиники, куда тебя привезли, где выцарапали у смерти и откуда ты вышел… вот таким.
   — А Ларсен?
   — Ларсен — нет. У него другие замороки, например, бешеные головные боли. Если б мы его не прикрывали, с планеторазведкой он распрощался бы уже сто лет назад. Ты, может быть, помнишь: над самым Сейробиком — над космопортом то есть — у катера сдохли антигравы. Хорошо, половина экипажа еще оставалась на борту «Люцифера». А остальные погибли. Вот Ларсен остался, он меньше других пострадал, да еще двое, тех сразу в отставку. — Метланд умолк, с потемневшим лицом посмотрел на Виктора.
   — На Франческе, что ли? — Помощник капитана кивнул. — Не помню; может, это еще было без меня. Ну и что?
   — Ну и все, больше я ничего не знаю. Остальное мои догадки. Но сам подумай: зачем на одной планете, практически рядом, два человека, похожие друг на друга как близнецы? С той лишь разницей, что Ларс постарше.
   — Понятия не имею.
   — Вот видишь. Далее. Зачем эти два человека находятся рядом с третьим, которого зовут Кэттан Морейра?
   Ответить Виктор не успел — в дверь постучали.
   — Входи. — Метланд обернулся.
   Вошел Эрик Ларсен. Взгляд улыбающихся глаз упал на столик с бокалами, затем на открытый богатый бар.
   — Пьем? Как всегда. Слушай, Рэй, Виктор тебе не компания, давай я его заберу? Пришлю кого-нибудь другого.
   Помощник капитана, по обыкновению, энергично встряхнул головой.
   — Не дам, самому нужен.
   — А мне нужней.
   — Все равно не дам.
   — Не жадничай, — проникновенно сказал Эрик. — Он же не пьет.
   — Какого рожна вы меня делите? — не выдержал Виктор. — Если я куда пойду, так только на свою койку.
   — Понял. — Эрик сразу повернулся к двери и на ходу бросил через плечо: — Потом загляни ко мне. Моя берлога в аккурат против твоей, не заблудишься.
   Метланд проводил его взглядом.
   — Вернусь к тому, с чего начал — к стремлению сбежать от всего света и укрыться под надежным крылышком своего друга. Было такое?
   — Было.
   — А почему? Ты же зрелый мужик, двадцать четыре года. Кому нужна эта зависимость?
   — Н-не знаю.
   — Да твоему Кэттану же, о Господи! Чтоб ты был у него в кармане, сидел там смирно и не рыпался.
   — Чепуха, — сказал Виктор не очень уверенно. — Ну, даже если так — а Ларсен?
   — А Ларса держит на привязи Анжелика. Он каждый отпуск к ней катается.
   — Что ты несешь?!
   — Эрик сам рассказывал.
   — Вранье, — решительно заявил Виктор, — Ларсена у нас никогда не бывало. И вообще, чтоб Анжелика стала с ним путаться… Не смеши меня.
   — Я не говорил путаться — потому как не знаю. Зато я вижу, как Ларс уже два года по ней с ума сходит, а Кэттан позволяет им видеться. По-твоему, это нормально?
   — По-моему, если братец Кэт позволяет, — рассердился Виктор, — значит, есть причина.
   — Хорошо, — согласился Метланд терпеливо. — Но ответь мне: зачем братцу Кэту вы двое — ты и Эрик? Зачем?
   — Не знаю, — отвечал припертый к стене Виктор.
   — Все просто. Кэттану деньги нужны: жена-альтау стоит не одну сотню тысяч. Где он их берет, ты никогда не задумывался?
   — Нет, — недоуменно сказал Виктор.
   — Напрасно. Если сложить все странности, все неясности, получится совершенно четкий и ясный ответ: деньги он получает за вас с Ларсом.
   — Погоди…
   — Нет, послушай дальше. Хоть режь меня, я никогда не поверю, чтобы деньги, которых хватило бы на альтау — а это бешеные суммы — чтобы такие деньги кто-то ему платил за просто так. Твой братец Кэт — твой сторож, твой часовой при смертной камере.
   — Что ты…
   — Да думай ты над тем, что я сказал! — хлестко подвел черту Метланд. — Вы оба вернулись буквально с того света, оба одинаковые на внешность, оба повязаны с Морейрой, потому что приносите ему доход. Что, тебе мало?
   Виктор покрутил головой, потер виски.
   — Нет, я все равно ни черта не понимаю. Из чего следует, что мы смертники?
   Помощник капитана посмотрел на него долгим взглядом.
   — Знаешь, в общем-то ни из чего конкретного. Но есть такая штука, называется интуицией, которая меня до сих пор не подводила. Я знаю Ларса девять лет — и не хотел бы, чтобы с ним приключилось какое-нибудь свинство. Равно как и с тобой, — добавил он после паузы — Ты рвешься на Франческу — но попробуй туда сунуться. Пройдет день, месяц пройдет или год, и братец Кэт тебя сдаст за свои денежки. Можешь, конечно, убедиться сам, если не веришь, но я бы на твоем месте рисковать не стал.
   — Так что ж, по-твоему выходит, он негодяй и подлец? — У Виктора гневно сверкнули глаза. — То есть вот так запросто он меня продает?
   — Не знаю я его, — мрачно ответил помощник капитана, — в глаза его не видел. Зато вижу тебя, бестолкового. Такому кол на голове теши, он будет сохранять лояльность мерзавцу, который жирует на чужой крови. Я видел Эрика, которого свела с ума его потаскушка, который готов весь мир бросить к ее ногам…
   Метланд не заметил, как пережал. Виктор вскочил.
   — Ты придержи язык, дерьмо… — отчетливо выговорил он тихим голосом. — Не то я из тебя дух вышибу!
   — По-моему, ты забываешься.
   Вздрогнув, Метланд обернулся к двери — на пороге стоял Галахов.
   — А ну пошел отсюда, — приказал капитан и шагнул в каюту своего помощника, оставляя дверь открытой. — Катись вон.
   Виктор едва сообразил, что относится все это к нему. С трудом смолчав, он бросил на Метланда яростный взгляд и вышел.
 
   За окном было черным-черно и очень тихо. Циклон, вторые сутки поливавший землю неистовыми ливнями, притих на время. Тучи не разошлись, и над побережьем висела молчаливая непроницаемая ночь. Освещенные пламенем трех свечей, у стола сидели Кэт Морейра и представитель Белого Альтау на Франческе Черрал. Игристое вино, страсть ясноглазого альтау, уже было выпито, высокие резные бокалы пусты. Черрал машинально передвигал свой бокал по столу и поворачивал, ловя просверкивающие на гранях цветные искорки. Он казался таким усталым, разочарованным, погасшим, что даже не походил на альтау. Кэт скорее сказал бы, что перед ним заурядный мужик, который потерпел полный крах в своей жизни.
   — …И совершенно я этого не ожидал, — повествовал Черрал с горечью. — Ну, думал я, полгода вы проживете, от силы год — ну, если на то пошло, пусть даже два. Браки с альтау устойчивыми не бывают, это известно всем — кроме, оказывается, вас с Анжеликой. На вас же смотреть завидно, честное слово.
   — Не понимаю…
   — А ты пойми, — перебил Черрал. — Все, что знаете об Альтау вы, люди, все, что говорим вам об Альтау мы — забудь, все это ерунда собачья! — Он приподнял бокал и тюкнул им по столу. Стекло осталось цело. — Франческа считается галактическим курортом: здесь заселена и освоена обширная курортная зона. Белый Альтау считается планетой фантастических праздников, кутежей и разврата. В сущности, он такой и есть, но ведь это еще не вся правда, далеко-далеко не вся. Ты бывал в Представительстве, знаешь, какой там мерзкий холод. Думаешь, зачем? Это не для нас, а для вас — наш местный колорит. А я родился в теплой климатической зоне и через тот колорит радикулит поимел… Если ты женился на альтау, твоя жена проститутка, здесь, в Лайзе, этим все сказано. И никому нет дела, кто она такая на самом деле. Общественное мнение вас прикончит, потому что женщинам-альтау по-ла-га-ет-ся ходить по рукам.
   — Чер, нам с Анжеликой наплевать на общественное мнение. К тому же из-за Делано мы жили отшельниками, — терпеливо объяснил Кэт. Он смертельно устал, больше всего на свете ему хотелось бы пойти спать, как давно уже спала Анжелика, но если вчера он рассказывал о себе, то сегодня надо было выслушать Черрала.
   — Мы такие же разные, как и вы на Франческе, — продолжал тот. — Искусственный образ развеселого, распутного, беспечно порхающего по жизни альтау — пустая лажа. Эту ложь мы подарили вам, а вы с радостью ухватились.
   Вот оно что, сообразил Кэт: душка Черрал вовсе не про Анжелику, а про себя самого.
   — А ты бы побольше разных шлюх водил в свой дом. бы еще и не в таком мнении утвердились.
   Черрал невесело усмехнулся.
   — Знаешь, я заметил одну очень странную вещь: порядочные женщины почему-то в дом к альтау не ходят.
   — Ну-у, милый, — протянул, разводя руками, Кэт, — чем тебе помочь?
   Черрал покачал головой, заглянул в пустой бокал, словно надеясь, будто там что-то могло остаться, посмотрел в сторону бара, раздумывая, не встать ли и не налить ли еще. Но было лень.
   — Подам в отставку, — заявил он, проведя ладонью по лицу. — Надоело все — и Франческа ваша, и работа наша поганая, и жизнь вся такая собачья.
   — Что на тебя наехало? — с равнодушным видом спросил Кэт, скрывая внезапное беспокойство. Если Черрал всерьез, они с Анжеликой лишатся очень ценной поддержки в чиновничьем стане. Более того, они лишатся хорошего друга, каким бы беспутным альтау он ни был.
   Черрал открыл было рот, чтобы объяснить, но махнул рукой.
   — Не так это важно в конце концов. Просто если ты альтау — значит, альтау и ничего больше. Обидно. Денег — прорва, тратить некуда. Не на что, не на кого.
   — Мне бы твои заботы… — грустно улыбнулся Кэт.
   — Подам в отставку, куплю звездолет, — продолжал Черрал, не слушая. — Найму пилота — только меня и видели.
   — И куда?
   — Куда глаза глядят. Надоело все, — произнес он с тяжелой, безысходной тоской, крепко сжимая в ладонях бокал.
   Кэт поднялся, прошел к бару, достал первую подвернувшуюся бутылку. В доме у Черрала было как в волшебных пещерах — в полумраке загорались маленькие разноцветные светильники, вспыхивали искрящиеся кристаллы, поблескивали золотыми боками рыбки в аквариуме в глубокой нише. И три свечи на столе, ровное пламя которых отражалось на светлых, точно стеклянных волосах альтау, яркими точками блестело в прозрачных его глазах. Пламя вдруг дрогнуло, как от легкого движения воздуха, и вновь замерло. Черрал моргнул и поднял голову.
   — Анжелика?
   Они прислушались — в доме было тихо. Кэт вернулся к столу, налил Черралу полбокала, плеснул себе на донышко.
   — Пей. Стало быть, хочешь улететь далеко?
   — А, ничего я не хочу! — печально отозвался альтау. — Все надоело. Но больше всего надоела Франческа. Уеду.
   — Тогда дай добрый совет — что мне делать? Денег нет, а за ваш паршивый праздник, который так некстати объявился, платить надо прямо сейчас.
   Черрал вздохнул.
   — Кому другому я бы сказал: не плати. Пусть женщина съездит домой, развеется; праздники — вещь хорошая.
   — А мне что скажешь?
   — Беги. Грузи в машину вещи, какие поместятся — и в лес, в горы. И так до самого конца, если только не сумеешь добыть денег и тайно покинуть Франческу, чтобы Белый Альтау до вас никогда не добрался. Спрячься хорошенько. Потому что если вас разыщут, неприятностей не оберетесь — и ты, и она.
   — Всю жизнь прятаться?
   — Ты сам это выбрал. — Черрал поднес к губам бокал и вдруг переменился в лице, посмотрев мимо Кэта куда-то вверх.
   Кэт вскочил как ужаленный и обернулся, выхватив дезинтегратор. Альтау медленно поднялся на ноги.
   — А ты что здесь делаешь? — спросил он, глядя на окутанную сумраком лестницу, ведущую из малой гостиной на второй этаж. На лестнице, на самом верху, стоял смутно видимый в темноте человек, одетый во что-то белое.
   Кэт поднял дез.
   — Спускайся. Живо.
   Неизвестный положил руку на перила, перемахнул и мягко приземлился.
   — Прыгучий какой, — пробормотал альтау. — Чего тебе?
   Охотник Тей, с длинным ножом на поясе, в белой меховой накидке, доходящей до середины бедра, в мягких высоких сапогах, молча смотрел на него. В кошачьих глазах вспыхнул зеленый огонь.
   — Киано, — выговорил пораженный Черрал. — Киано в моем доме! С ума сойти. — Не отрываясь, он разглядывал черноволосого, темнолицего охотника.
   «Какой окрас!» — чуть не сказал Кэт, но благоразумно удержался. Обидишь кого-нибудь ненароком — один может указать на дверь, а другой и зарезать не остановится. Твердо сжатые губы охотника тронула усмешка, и он перевел взгляд на Кэта.
   — Анжелика, — прозвучал его низкий хрипловатый голос.
   — Он пришел к твоей жене, — сказал Черрал. — Ты его знаешь?
   — Нет. — Кэт сунул в карман дезинтегратор, пока альтау не успел обратить внимание. — Что тебе нужно от Анжелики?
   Охотник молчал.
   — Он не станет так разговаривать, — снова пояснил Черрал.
   — Как тебя зовут?
   — Тей. Анжелика, — опять проговорил охотник, не дав ему времени задать новый вопрос. — Анжелика, — настойчиво повторил он, шагнув к альтау и вглядываясь ему в лицо.
   Говорят, киано читают мысли, вспомнил Кэт. Неужели правда? Его словно обдало холодком. Охотник Тей повернулся к нему.
   — Анжелика.
   — Что ты хочешь узнать?
   — Эрик.
   — Ах, Эрик о ней беспокоится! Ну так можешь передать, что больше он ее не увидит, — сказал Кэт с неожиданной злостью, которой тут же устыдился. В конце концов, влюбленный в Анжелику планеторазведчик ничем не виноват, что его, Кэта, опять загнали в угол.
   На суровом замкнутом лице киано ничего не отразилось. Он посмотрел на стол, за которым только что пили Кэт с Черралом.
   — Эрик, Виктор, «Люцифер», — перечислил он бесстрастно.
   — Что?
   — Эрик, Виктор, «Люцифер».
   — Эрик и Виктор на борту «Люцифера», — истолковал его слова альтау. — Так?
   Охотник кивнул и сделал шаг к столу. Люди забыли законы гостеприимства, но киано-то прекрасно помнил, что, если стоит вино, им надобно угоститься. Кэт взял его за плечо и развернул к себе лицом.
   — Виктор? Виктор жив?
   Тей кивнул, затем отступил и выразительно коснулся рукояти ножа. С какой стати человек так обращается с Охотником?
   — Куда направляется «Люцифер»?
   — Франческа.
   — Ну вот, — радостно сказал Черрал, — твой Делано летит сюда, а с ним и деньги.
   — Послушай, Тей. — Кэт мгновение помолчал, собираясь с мыслями. — Ты сейчас к ним вернешься? Да? — Киано не сразу и с неохотой кивнул — у него уже появились свои планы. — Так вот, передай, чтобы на Франческу не возвращались, ни в коем случае. Иначе они оба покойники. Ты меня понял?
   Охотник отрицательно качнул головой — он не понял. Если Эрик стремится к Анжелике, а Виктор — к ней и к Кэту, чем это плохо?
   — Франческа для них — смерть. Я не знаю…
   — Что ты объясняешь? — прервал его Черрал. — Как он это передаст со своей манерой говорить одними именами? Напиши письмо.
   Кэт тихо ругнулся.
   — И правда, не соображаю уже ничего. Где у тебя что-нибудь пишущее?
   Альтау отвел его в кабинет, указал на рабочий стол с маленьким диктофоном и тут же вышел. Кэт тяжело оперся о край стола, опустил голову. Значит, Дел все-таки жив. Пока еще жив… Он нажал клавишу автописца, переключил с клавиатуры на микрофон. Говорить следует с Ларсеном, как с более уравновешенным и разумным.
   — Эрик, — начал он, и на экране монитора появилось первое слово, — у меня практически нет фактов, но за последние несколько лет настолько развилось чувство опасности…
   Когда он вернулся в малую гостиную, Черрал и Охотник Тей, как лучшие друзья, сидели за столом. Кошачьи глаза киано довольно блестели, а оживший, помолодевший альтау вновь горел тем необъяснимым внутренним светом, от которого Кэт, оберегая чувство собственного достоинства, старался держаться подальше. Он протянул охотнику готовое письмо.
   — Пожалуйста, отдай Эрику. — Затем взял со стола и подал Черралу его очки: — Надень-ка, сделай милость.
   Мелькнула мускулистая рука, и киано железной хваткой стиснул ему запястье. Кэт едва не застонал, пальцы разжались, и очки упали на пол.
   — Тей, — с укором проговорил Черрал, — по-моему, вино не пошло тебе на пользу.
   — Анжелика, — сказал охотник, подняв к Кэту лицо.
   — Пусти, будь ты неладен!
   — Анжелика. — Киано убрал руку. — Анжелика, — повторил он снова, со странной, просительной ноткой в голосе. — Альтау.
   Черрал вдруг схватился за голову, повалился грудью на стол и закатился неистовым хохотом.
   — Ты… ты… понимаешь, что он спрашивает? — еле выговорил он, захлебываясь. — О… он… инте…ресуется… доволен ли ты женой-альтау!
   — Доволен, — ответил Кэт с серьезным видом, чувствуя, что по примеру Черрала сейчас тоже захохочет, и вдвоем они подымут на ноги всю округу. — Очень доволен; но да будет тебе известно, альтау дорого стоит.
   Охотник Тей поднялся из-за стола. Гордо выпрямившись, он многозначительным жестом на миг вытащил на два пальца из ножен холодно блеснувший клинок, с вызовом глянул на Кэта — и исчез, словно провалился в иное измерение. Черрал продолжал хохотать как сумасшедший.
 
   Расстроенный, Виктор вернулся к себе в каюту. Ярость его улеглась, злость на Метланда прошла, остался лишь горький осадок. Выходит, друзья его предали? Подумать только: Кэт, лучший — да что там лучший, единственный друг, и Анжелика… да, Анжелика… Как она могла?
   В дверь постучали, негромко, но настойчиво. Он никого не хотел видеть и не отозвался, однако с той стороны постучали еще раз, дверная ручка повернулась, и вошел Эрик Ларсен. У Виктора дух занялся.
   — Какого черта? — рыкнул он приглушенно, но с таким бешенством, что Эрик невольно отпрянул.
   — Я просил тебя зайти. — Ярко-синие глаза его потемнели, искорки смеха погасли, однако взгляд остался подкупающе добродушным. — Хотя ты все равно опоздал. Пошли? — Он мотнул головой на свою каюту напротив, через коридор.
   Виктор решительно уселся на койку.
   — Давай отсюда.
   Эрик закрыл дверь, прислонился, скрестив руки на груди. Он рассматривал Виктора столь же внимательно, как несколько минут назад помощник капитана. Однако в присутствии Эрика Виктор не сжимался от неловкости, и враждебность его понемногу таяла.
   — Злыдень, — обезоруживающе улыбнулся разведчик. — За что на меня дуешься?
   Виктор смотрел на него исподлобья и молчал. А за что, собственно, он дуется? Ларсен ничего ему не сделал, а Анжелика… Не верю, решил он. Метланд пусть болтает что хочет, а я не верю.
   — Чего ты от меня хотел?
   — Чтобы ты пришел, потому как были гости. — Эрик повернул рукоять и запер дверь. — Если это чудо вернется и его здесь застукают, крику будет… неописуемо.
   — Какое чудо? — уже догадываясь, недоверчиво спросил Виктор.
   — Наш с тобой приятель Тей. Ты представляешь — киано на борту?
   — Представляю. Он со мной был на борту разбойника.
   — Плохо представляешь. Киано никто не любит, а особенно их не любит планеторазведка, потому как хорошо знает, что это такое. А это, скажу я тебе, страшная вещь: киано понимают мысли, видят человека как бы изнутри, и ты перед ними совсем голый.