Воронин Андрей Николаевич. Филин

   – За тобой, за тобой.
   – Я же не… – и не успел Серебров толком раскрыть рот, как его затолкали в багажное отделение «Пассата».
   Машина выкатилась на дорогу и вскоре уже мчалась по шоссе.
   – Мужики, я не Нестеров!
   – Рассказывай, – хохотнул капитан. – Всяких я идиотов видел, но чтобы так бездарно обманывать – впервые.
   – Мужики, – еще раз успел крикнуть Серебров, но лейтенант, перегнувшись через спинку сиденья, заехал ему ребром ладони по печени. – Если еще раз вякнешь, снова рот заклею!
   Пришлось успокоиться.
   Станислава минут десять лежала, боясь пошевелиться. Она ждала, что вот-вот появится муж, и тогда ее судьба решится окончательно. Никогда прежде Виктор Николаевич не позволял охранникам обходиться с ней так грубо. Но уходили минуты, а Нестеров так и не появился.
   Наконец Станислава сумела сесть. Нащупала пальцами узел. С полчаса она пыталась распутать его, но махровая ткань словно одеревенела.
   В доме звонил телефон, звонил настойчиво, кто-то наверняка знал, что Станислава дома. Женщина изловчилась и связанными ногами перевернула журнальный столик, на котором стоял аппарат. Трубка радиотелефона упала на ковер, но, когда Нестерова сумела подобраться к ней, из наушника уже слышались короткие гудки.
   – Черт! – Станислава заплакала от досады.

Глава 13

   Аннушка никак не могла понять, что происходит в доме ее подружки. Окно спальни открыто настежь, занавески, подхваченные сквозняком, развеваются, как флаги в праздник.
   «Не трахаются же они на сквозняке!» – недоумевала вдова банкира.
   Никакого движения в доме не наблюдалось. Она позвонила соседке. Лишь на седьмом гудке кто-то снял трубку, но ситуацию это не прояснило.
   – Алло! Алло! – кричала Аннушка в микрофон, но в ответ слышались лишь какие-то шорохи.
   Она отключила телефон, вновь набрала номер.
   На этот раз в трубке звучали короткие гудки.
   – Боже мой, да что же это такое! – Аннушка всерьез встревожилась.
   Пришлось одеться. Женщина прихватила с собой маленький газовый револьвер, умещавшийся в ладони, и поднялась на крыльцо дома Нестеровых.
   Станислава затаилась и от страха закрыла глаза, представив себе, что дверь сейчас откроется и на пороге возникнет муж с отрезанной головой нового любовника в руке. Она и с закрытыми глазами отчетливо видела, как подрагивающие пальцы Нестерова сжимают перепачканные кровью волосы, как покачивается отрубленная голова, а затем с грохотом летит на пол и катится к ней.
   Дверь скрипнула. Станислава вжала голову в плечи и готова была завизжать.
   – Что тут у вас? Где он? – проговорила Аннушка, опасливо ступая в гостиную. Газовый револьвер она держала перед собой двумя руками и нервно водила им из стороны в сторону.
   Услышав женский голос, Станислава открыла сперва один глаз, затем второй.
   – Развяжи, – попросила она.
   Аннушка взвизгнула и чуть было не нажала на спуск. Ей показалось, что дом кишит бандитами.
   – Здесь никого нет, они ушли.
   Наконец вдова банкира отыскала нож, потому как туго затянутые узлы не хотели поддаваться ни пальцам, ни зубам, и разрезала путы.
   – Это он тебя так? – имея в виду Нестерова, участливо спросила Аннушка, прижимая к себе подругу.
   – Нет, они.
   – Кто?
   – Их муж прислал. Они его увезли.
   Аннушка ничего не могла понять из объяснений Станиславы, да и та сама толком не сообразила, что произошло.
   – Я знаю, что надо, – вдова банкира бросилась к бару. Ей было известно верное средство, испытанное не раз на себе. Женщина плеснула в широкий стакан граммов сто пятьдесят водки «Абсолют», вбросила в жидкость три кубика льда и заставила выпить дрожащую Станиславу все спиртное без остатка.
   Манекенщица хрустела льдом, стакан стучал о зубы. Через пару минут ее бледное лицо прояснилось, глаза заблестели.
   – Тебя чуть не убили? – ахнула Аннушка. – Надо в милицию звонить, – она схватила трубку, лежавшую на ковре. Та все еще издавала короткие гудки.
   – Нет, – завизжала Станислава, вырывая телефон из рук Аннушки, – ни в коем случае! Это муж прислал людей, чтобы они убили его.
   – Радуйся, что сама осталась цела.
   Аннушка опустилась на ковер, сложила ноги по-турецки и тоже глотнула водки – прямо из горлышка.
   – Фу ты черт! Вот она, тяжелая женская доля.
   Хоть мне повезло, когда мужа взорвали, живу теперь свободно. А раньше! Как вспомню, страшно делается. Однажды мой благоверный, царство ему небесное, – Аннушка перекрестилась, – на десять дней меня в спальне запер. И было бы за что! На улице с мужиком познакомилась и в летнем кафе с ним посидела.
   Телефон зазвенел. Обе женщины инстинктивно отпрянули от него, словно перед ними стояла бомба с часовым механизмом.
   – Ответить? – спросила Станислава.
   – Кто это?
   – Кто ж его знает?
   Нестерова на коленях подползла к трубке. Наконец после четвертого звонка решилась ответить.
   – Да, – дрожащим голосом пролепетала она.
   Аннушка припала ухом к трубке с другой стороны.
   – Станислава, ты? – не очень уверенно спросил Нестеров, так страх изменил голос его жены.
   – Да, милый, – выдавила из себя манекенщица.
   Аннушка замахала руками, а затем закрыла рот себе ладонью.
   – Я виновата, – проговорила Нестерова.
   – Я уже простил тебя, – оттаял бизнесмен.
   – Что?
   – Говорю, я уже простил тебя. Ты зачем мобильный телефон выключила? Я все звоню, звоню, не могу тебя разыскать, а ты, оказывается, за городом.
   Чего тебя туда понесло? Приезжай домой, посидим, поужинаем вместе. Давно мы с тобой наедине не оставались.
   Станислава не могла понять, что происходит, подозревала подвох.
   – Да, хорошо, милый, обязательно. Я тут порядок взялась наводить в спальне… – сказала и осеклась.
   – Это хорошо. Может, мне к тебе приехать?
   – Нет, что ты, я сама приеду попозже. Мы с Аннушкой сидим.
   Нестеров Аннушку не любил лютой ненавистью, справедливо полагая, что это она во многом сбивает его жену с пути истинного и не столько советом, сколько личным примером.
   – Ей огромный привет передай, чтобы она им подавилась, – холодно сказал бизнесмен.
   – Мобильник я не отключала, аккумулятор, наверное, сел, забыла зарядить. Ты же знаешь, я так расстроилась из-за того, что мы с тобой поссорились.
   – Считай, мы не ссорились, все уже забыто.
   До встречи.
   Станислава медленно положила трубку на ковер и уставилась на Аннушку, которая слышала весь разговор до последнего слова.
   – Значит, это не он людей прислал?
   – Получается, так. Или они ему еще не успели сообщить?
   – Наверное, он притворяется, – воскликнула вдова банкира и вновь зажала себе рот.
   – Даже не знаю, что и делать, – Станислава рассматривала запястья, на которых еще виднелись следы от пут, изготовленных из махрового полотенца.
   – Что бы ни случилось, нужно уничтожить следы, – это правило Аннушка усвоила из своей прошлой супружеской жизни намертво. – Нет следов, а потом можно все отрицать.
   Начинать предстояло со спальни. Женщины торопливо перестелили кровать, белье засунули в стиральную машину. Аннушка упаковала одежду и ботинки Сереброва в большой непрозрачный полиэтиленовый пакет, туда же забросила и часы.
   – Запонки проверь, на месте, в рубашке? Если муж найдет, убьет!
   Уже давно Станислава не делала столько домашней работы. Вскоре в доме уже ничто не напоминало о Сереброве.
   – Чуть что, отрицай все, – учила ее Аннушка.
   Затем ее лицо исказил ужас:
   – А машина твоего ухажера у меня под окном стоит!
   К счастью, дверцы оказались не заперты, но ключа в замке не было. А о том, что его стоит поискать в кармане пиджака, женщины не догадались. Станислава сняла автомобиль с ручного тормоза, и вдвоем соседки сумели закатить автомобиль в гараж.
   Когда Аннушка опустила гаражную роллету и заперла ее на замок, обе женщины вздохнули с облегчением. Времени для того, чтобы начались неприятности, прошло достаточно, но пока их никто не побеспокоил.
   – Может, как-нибудь само рассосется? Еще часика два времени у меня есть, а там в Москву ехать надо.
   – Страшно?
   – Конечно!
   – Страх тогда возникает, когда не знаешь, что происходит.
   Садиться за руль выпившей Станислава не боялась. Многие женщины позволяют себе ездить, приняв спиртное. Гаишникам и в голову не приходит, что светская львица перед выездом приняла «сотку», да и духи запах перебивают.
   – Счастливо, – Аннушка поцеловала Станиславу в щеку и растроганно помахала ей на прощание рукой.
   Сама же, вернувшись в дом, выпила немного коньяка и расположилась на балконе, чтобы насладиться лучами заходящего солнца.

* * *

   Алексей Саламахин поджидал своих экспедиторов на лесной полянке. Солнце уже садилось, стволы сосен в его лучах казались позолоченными. Торговец компьютерными комплектующими нервно курил одну сигарету за другой. Он не тушил окурки, а бросал их прямо в сухую траву, и та дымилась.
   Когда тление уже расползлось пятном, Саламахин принялся затаптывать занявшуюся траву. Начищенные ботинки покрылись серебристым слоем пепла.
   Саламахин чувствовал себя победителем. Еще немного, и он вернет утраченное, сможет раздать долги и возместить упущенную выгоду.
   Он напрягся, втянул шею, когда в лесу послышалось урчание двигателя. Старый «Фольксваген пассат», переваливаясь на колдобинах лесной дороги, выкатил на полянку.
   Капитан выбрался из-за руля и обнял Саламахина:
   – Майор, твое распоряжение выполнили. Доставили мерзавца прямо тепленького – из постельки.
   – Вы же не ночью его брали?
   – С женой трахался, – захохотал капитан.
   – Выволакивайте его, – приказал Саламахин и обошел «Фольксваген», чтобы не пропустить самый торжественный момент – запечатлеть взглядом испуг униженного и поверженного врага.
   Лейтенант с сержантом вытащили из машины Сереброва и радостно улыбались, ожидая похвалы от Алексея Саламахина.
   – Вот…
   Несколько секунд Серебров и Саламахин разглядывали друг друга.
   Наконец Алексей спросил:
   – Кто это?
   – Нестеров, – пока еще убежденно произнес капитан.
   – Где вы его взяли?
   – Я же говорил, вы, мужики, все перепутали, – вставил Сергей.
   – Погоди, – махнул рукой Саламахин. – Где вы его взяли?
   – В доме. И жена подтвердила, что это он.
   – Ты кто? – спросил Саламахин, вплотную подходя к Сереброву.
   – Я? В пальто, – зло ответил Сергей и уже миролюбиво попросил:
   – Закурить не найдется? Я не Нестеров, – прикурив и выпустив облачко дыма к темнеющему небу, произнес Серебров.
   – Я Нестерова в лицо знаю, а они – нет, – грустно усмехнулся Саламахин. – Как они тебя взяли?
   – Удовольствие получал, – вздохнул Серебров, – вот и получил. Спросили бы сразу, кто им нужен, я бы сказал. Я – любовник жены Нестерова.
   Саламахин нервно захохотал:
   – Вы, блин, ребята, даете!
   – Откуда мне знать, – развел руками капитан. – Пришли в дом, на жену пистолет наставили…
   – Ты же говорил, она подтвердила, будто он и есть ее муж.
   – Ни хрена она не подтвердила! – взорвался сержант. – Ты, капитан, спросил, где он, баба и показала. Мы в спальню вошли, он в халате. Кто еще может по дому в хозяйском халате ходить? Мы его и повинтили.
   – Держи пять, – Саламахин протянул ладонь Сереброву.
   Тот нехотя пожал ее.
   – Значит, ты ему рога наставил? Или не успел?
   – Этот вопрос с вами мне не хотелось бы обсуждать, – уже ничего не опасаясь, Сергей присел на бампер машины Саламахина.
   Алексей продолжал хихикать:
   – Приятно узнать, что и твой враг не застрахован от рогов.
   – От них ни один женатый мужик не застрахован. Тебе-то чем Нестеров не угодил?
   – Деньги должен и отдавать их не собирается.
   – Много?
   – Семьдесят, но если точнее, то сто штук – с процентами.
   – Для него сто штук – не сумма.
   – Большие суммы из маленьких складываются.
   Для меня и пятьдесят штук – целое состояние. Что ж ты молчал, когда они тебя винтили?
   – Во-первых, рот не давали открыть, а во-вторых, они не спрашивали.
   Серебров пепел с сигареты не стряхивал, тот падал сам – прямо на босую ступню.
   – Значит, я совсем не тот, кто вам нужен?
   – Извини, мужик, – Саламахин протянул руку, – ты под замес попал.
   – Спрашивать надо, – зло пробурчал Серебров.
   Капитан тут же вставил:
   – А то, будь на твоем месте Нестеров, он бы признался?
   – Честно говоря, со мной такой прокол случается впервые.
   – Не расстраивайся, мужик, беда приходит с той стороны, откуда ее никто не ждет.
   Серебров бросил сигарету и чуть было по привычке не растоптал ее ногой, но вовремя остановился, уперев голую пятку в сухую траву.
   – Значит, так, – сказал он, уже почувствовав себя хозяином положения, – компенсацию с вас я требовать не стану, потому как вижу, люди вы безденежные, у вас самих Нестеров последние увел.
   – Конечно, я тебя отпускаю, – радостно сообщил Саламахин.
   – Отпускаешь? – усмехнулся Серебров. – В халате мужа моей любовницы? Босиком в Москву пятьдесят километров идти?
   – У тебя что в доме Нестерова осталось?
   – Вся одежда, машина.
   Саламахин задумался.
   Серебров сам предложил выход:
   – Через ворота с охранником я, конечно же, не пойду, вид у меня подозрительный, да и на Нестерова могу нарваться, то-то он обрадуется, увидев на мне свой халат! Придется той же дорогой возвращаться, там что-нибудь и придумаем.
   Алексей Саламахин вручил Сереброву свою визитку и провел до самого забора. Было уже совсем темно, на территории поселка горели редкие фонари да ярко пылали электрическим светом окна домов.
   – Еще раз извини, – Саламахин, как всякий русский, обладая широкой душой, обнял Сереброва. – Может, подождать? Я тебя потом в Москву заброшу?
   – Сам разберусь, – Серебров поставил ногу на плечо присевшего капитана и взобрался на забор.
   – Счастливо, – услышал он сдавленный голос Саламахина.
   «Пошел ты к черту!» – подумал Сергей, выбираясь на асфальт.
   Дважды ему приходилось прятаться в кустах, когда по проезду катил автомобиль. Сергей минут пять стоял перед домом Аннушки, раздумывая. Машина его исчезла, и, что это могло значить, он пока еще не понял.
   Взошел на крыльцо, постучал в дверь и тут же спрыгнул на газон. Присел.
   – Кто там? – послышался сдавленный голос Аннушки из-за двери. – Учтите, если что, я охрану вызову! – женщина смотрела на пустое крыльцо, прячась за занавеску.
   – Вы одна?
   – Еще слово – и я охрану позову!
   «Раз боится так сильно, значит, одна дома», – Серебров рискнул выйти прямо под плафон яркого светильника.
   – Это вы!
   Дверь тут же отворилась, и Аннушка схватила Сереброва за рукав, потащила в дом.
   – Быстрее, пока никто не видит! Вам удалось бежать? – глаза вдовы банкира зажглись, она любила сильных мужчин и чужие тайны.
   – Во всяком случае, теперь я свободен.
   – Боже, мы так боялись за вас. Это были люди Нестерова?
   – Я не успел их расспросить, – несколько высокомерно сообщил Серебров, присаживаясь в пластиковое кресло. – Станислава уже уехала в Москву?
   У них света нет, вот и решил к вам заглянуть.
   – Да. Такой ужас! Муж ей позвонил… Я пришла, а она связанная лежит.., на диване, – принялась бестолково объяснять Аннушка. – Мы одежду вашу забрали, вот она.
   – Машина где?
   – У меня в гараже. Я решила ее подальше от чужих глаз спрятать.
   – Я восхищен вами.
   Аннушка поставила перед Сергеем пакет с одеждой и пару туфель.
   – Если вы стесняетесь, я могу выйти, – предупредила женщина.
   Слово «могу» давало Сереброву свободу. Он ничего не ответил, стал одеваться на глазах у Аннушки. Последними из одежды он надел носки, шнурки туфель завязал аккуратными бантами, подравнял петли. Аннушка прямо-таки остолбенела: Серебров даже не пробовал с ней кокетничать, не стал приставать.
   – Кофе выпьете?
   Сергей взглянул на часы:
   – Если вас не затруднит.
   Кофе они пили, сидя на террасе.
   – Вы давно знаете Станиславу? – предложив сигарету женщине и закурив сам, поинтересовался Серебров.
   – Года четыре. Если вас интересуют…
   – Ни ее отношения с мужем, ни ее отношения с другими мужчинами меня не интересуют.
   – Почему?
   – Мне интересна она сама, – задумчиво произнес Серебров, глядя в сверкающее звездами небо.
   – Это так романтично, – проворковала Аннушка, – то, что сегодня случилось.
   – Когда меня везли в багажнике машины, мне так не казалось.
   – Вы смелый человек.
   – Благодарю за кофе. Извините, я спешу.
   Серебров поднялся, поцеловал Аннушке руку. Та проводила его до гаража. Женщина стояла, прислонившись к стене, и чувствовалось, что ей не хочется отпускать гостя. И не потому, что она мечтает оказаться с ним в одной постели, нет, Аннушку вполне устроило бы сидение на террасе, неторопливая беседа за чашкой кофе. Секса в ее жизни хватало и без Сереброва, но такое обходительное обращение мужчины, которому от нее ничего не надо, ей встретилось впервые.
   – Я могу позвонить Станиславе, – сделав над собой усилие, предложила Аннушка.
   – Думаю, она сама позвонит мне. Возможно, мой звонок придется некстати, ведь она сейчас с мужем?
   У вас великолепная подруга, – сообщил Серебров на прощание, уже сидя за рулем.
   Машина тихо заурчала и легко выкатилась из гаража.
   Аннушка еще увидела ладонь Сереброва, припечатанную к боковому стеклу, и грустную улыбку. Она коснулась пальцами багажника выезжавшей машины, и это прикосновение отдалось в ее сердце трепетом – так, как если бы она коснулась самого мужчины.
   «Повезло бабе», – подумала Аннушка.
   В ее душе странным образом соединились все чувства сегодняшнего дня – и страх, пережитый в доме Нестеровых, и жалость к Станиславе, попавшей в переделку, и беззаботность, испытанная во время беседы с Серебровым.
   Ничего не подозревающий охранник спокойно выпустил машину с территории поселка. Его работа была проста – заносить в журнал номера машин, проезжавших мимо него в одном и в другом направлении, отмечать, к кому приезжали и когда. Одинокие мужчины были частыми гостями Аннушки. Раз вдова банкира решила, что этого человека можно пропускать, то все возможные последствия ложатся на ее совесть.
   Происшедшее в доме Нестерова так и осталось тайной для охраны поселка. Ни Аннушке, ни Станиславе разглашать ее смысла не было. Вскоре охранник уже и думать забыл о приветливом мужчине, проезжавшем мимо него, и лишь запись в журнале могла воскресить из небытия не очень-то удачный для Сереброва день.
   «Везение бывает абсолютным и относительным, – рассуждал Серебров по дороге домой. – Абсолютное – это когда ни с того ни с сего тебе обломились крупные деньги или вдруг тебе на голову свалилось наследство от дальнего родственника, о существовании которого ты не подозревал. Вдобавок его уже успели похоронить, и тебе не придется оплачивать счета конторы ритуальных услуг. Относительное же везение тем и относительно, что не каждый способен ему порадоваться. Например, напали на тебя бандиты, избили, забрали бумажник, но не догадались заглянуть в нагрудный карман рубашки, где осталась лежать в гордом одиночестве стобаксовая купюра. Или еще ситуация: бежишь к подходящему к остановке автобусу, спотыкаешься, падаешь лицом в грязную лужу на глазах у всего честного народа. Автобус уезжает, ты стоишь как идиот, глядя на перепачканное в грязь дорогое пальто, и клянешь себя на чем свет стоит. А вечером из телевизионных новостей узнаешь, что тот самый автобус, на который ты не успел, через две остановки врезался в бензовоз и все пассажиры, кто в нем был, сгорели заживо. Вроде бы и пальто жалко, и потраченного времени, но благодаря неприятности ты сохранил жизнь. Дураки не умеют радоваться относительному везению, радуются лишь, найдя на улице бесхозные деньги. Умные же люди тоньше чувствуют жизнь. Так что я сегодня счастливый человек», – решил Серебров, вглядываясь в огни ночного города.
   Среди миллионов московских окон, сиявших в это вечернее время, ничем особенным не выделялись два полуциркульных окна с темно-синими занавесками.
   Окна были все же не совсем обычными, из пуленепробиваемого стекла, сделанные по последним технологиям. Не каждый западный богатей мог себе позволить такие окна, а вот Нестеров приобрел-таки и вставил в проемы московской квартиры.
   Несмотря на то что в комнате, к которой больше подходило название «зал», переливаясь хрустальными подвесками, ярко светилась люстра, на обеденном столе горели две свечи в высоких стеклянных подсвечниках. При желании за столом могло бы разместиться человек двадцать гостей, и никто бы не задевал соседа локтем, но сейчас за ним сидели лишь хозяин и его супруга. Хозяйкой Станиславу Нестеров не называл даже в мыслях. Все, что имелось в доме, принадлежало ему, со Станиславой он лишь временно делился имуществом.
   Нестерова пыталась расслышать в словах мужа фальшь, ей казалось, будто он притворяется и ему все известно о ее новом знакомом, что троих бандитов, переодетых рабочими зеленхоза, подослал именно он и теперь играет с ней, со Станиславой, как сытый довольный кот с маленькой бедной мышкой – и есть неохота, и отпустить жалко.
   – Дорогая, ты себе салат-то накладывай, – предложил Нестеров.
   – Не хочу.
   – Боишься поправиться?
   – И это тоже.
   – Брось, изредка можно позволить себе кое-что лишнее.
   Станислава напряглась, ожидая, что именно сейчас прозвучит что-нибудь гнусное.
   – Да, да, дорогая, я, конечно, имею в виду еду, а не другие излишества жизни, – и глаза Нестерова озорно заблестели.
   – Конечно, – Станислава готова была лишиться чувств.
   Ей хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не услышать продолжение, которое могло быть следующим: «Насчет супружеской измены я тебя предупредил, шкура ты подзаборная. Я тебе дал шанс признаться мне самой, а ты его, дура, не использовала, теперь пеняй на себя!»
   При этих мыслях пальцы Станиславы предательски задрожали. Она несколько раз бралась за тонкую ножку бокала, но поднимать его над столом не рисковала: вино могло расплескаться.
   – Выпьем, дорогая, – предложил Нестеров, поднимая рюмку водки.
   Станислава набрала воздуха, задержала дыхание и приподняла бокал. Вино покрылось мелкой рябью, так бывает на озере в сильный ветер.
   Нестеров приподнял брови:
   – Тебе плохо?
   – Нет, что ты, просто волнуюсь.
   – Из-за чего? – голос Виктора Николаевича зазвучал строже.
   – Глупости, дорогой, не обращай внимания, – Станислава еле успела перехватить бокал, крепко сжав ободок пальцами, иначе стекло зазвенело бы, ударившись о зубы.
   «Слава Богу, что не откусила кусок стекла, – ужаснулась Станислава, сглатывая вино. – Спросил бы у меня кто, зачем испытываю эти мучения? Тысячи женщин мечтают о таком муже, как Нестеров, а я, имея все, что пожелаю, ищу приключений на свою голову. Значит, не все у меня есть, – усмехнулась она, – чего-то в жизни да не хватает».
   – Завтра мы вместе идем в гости, – напомнил Нестеров, – и попробуй только выглядеть скучной и неинтересной.
   – Хорошо, я постараюсь, если, конечно, не разболится голова.
   – Никаких «если, конечно». Ты профессионалка, умеешь держаться на публике, что бы ни случилось.
   – Единственное, чего я не могу пережить, так это если у меня колготки поехали, тогда ни про что другое думать не могу, – вышла из положения Станислава.
   – Ты настоящая женщина, за что тебя и люблю, мерзавку.
   – Взаимно, – ответила с улыбкой Станислава.
   Когда супруги оказались в постели, Нестеров обнял жену. Та притворно вздрогнула, словно от возбуждения, и томно вздохнула. Она с первого дня знакомства, а началось оно с постели, не считала близость с Нестеровым чем-то приятным. Тот никогда не заботился о женщине, думал лишь о себе. Но если Станислава пребывала с мужем в периоде примирения, то весьма искусно симулировала удовольствие от близости с ним.
   Рука мужчины легла на грудь женщине, и Виктор Николаевич зашептал ей на ухо:
   – Сейчас, дорогая, идет очень крупная игра, в которой я не хочу проиграть.
   – Я знаю, – все еще томно отвечала Станислава.
   – Ни хрена ты не знаешь. Если мы выиграем, то поднимем зараз столько, сколько никогда еще не поднимали.
   – Я никогда не лезла в твои дела.
   – Еще чего не хватало! Своим проститутским поведением ты можешь испортить мне всю игру, завалить дело, одна сотая часть которого стоит дороже тебя и всего модельного агентства.
   – Временами я не совсем понимаю тебя, – пролепетала Станислава.
   – Тогда тебе придется туго, – и Нестеров больно сжал тело Станиславы сильными пальцами.
   – Больно.
   – Будешь дурой – будет еще больнее. Гостей будет много, но ты ни в коем случае не должна узнавать Игоря Горбатенко.
   – Горбатенко? Игоря? – в растерянности произнесла Станислава, пытаясь припомнить, не было ли такого среди ее любовников. – Кто он?
   – Боже мой, – вздохнул Нестеров, садясь на кровати, – трижды он бывал у нас в загородном доме, ты еще подавала ему кофе. Он ничтожество!
   Станислава с трудом припомнила еще довольно моложавого мужчину с проплешиной на голове и тугим, напоминающим по форме молодой огурец, животом. Ей запомнились пальцы гостя, короткие, толстые, с по-женски аккуратными ногтями, запомнился липкий взгляд. Разглядывать Станиславу Горбатенко стал не как большинство мужчин – от ног, а сразу от бедер, вперив взгляд в низ живота. На лицо же, казалось, вообще не обратил внимания.