Воронин Андрей Николаевич. Филин

   «Мои деньги работают, – глядя на суету, подумал Нестеров. – Не дай я ему деньги, сидел бы он в своем вонючем ЖЭСе, злой и мрачный, как волк-одиночка. И никто бы к нему не ходил, кроме пары-тройки сумасшедших пенсионеров, требующих добавки к пенсии и пытающихся через кандидата в депутаты решить свои мелкие проблемы».
   Горбатенко, когда ему доложили, что появился Нестеров, вскочил из-за стола, словно к нему приехал сам Президент России собственной персоной.
   – Здравствуйте, дорогой Виктор Николаевич, – Горбатенко двинулся навстречу Нестерову.
   Тот в ответ устало и загадочно улыбнулся:
   – Здравствуй, здравствуй, дорогой ты мой кандидат в депутаты. Еще немного, и дадут тебе красную книжечку.
   – Что вы, Виктор Николаевич, – угодливо произнес Горбатенко, – рано еще делить шкуру неубитого медведя.
   – Медведя мы завалим, и всех остальных тоже.
   Еще пару недель изнурительной гонки – и можно будет похлопать в ладоши, постричь купоны, – произнес Нестеров, прикидывая, куда бы сесть.
   Все было завалено пачками листовок, программами кандидата в депутаты, его портретами, плакатами.
   – Минералки с газом или без газа? – промакивая вспотевший лоб, осведомился Горбатенко.
   – Да, да, минералки без газа.
   – Тамара, минералки гостю, а мне чай. Покрепче, с мятой.
   И минералка, и чай появились через минуту, словно уже были готовы и ждали, когда хозяин отдаст распоряжение.
   – Что, тяжело? – спросил Нестеров, усаживаясь в кресло напротив стола.
   – Устал ужасно.
   – Надо иногда расслабляться, а то и сердце не выдержит. Ты хоть мужик и крепкий, – сказал Нестеров, глядя на сгорбившегося над столом Горбатенко, – но и ты не железный. Сегодня воскресенье, почему бы тебе не сделать свой рабочий день короче на пару часов.
   – Мысль, конечно, хорошая, – сказал Горбатенко, делая глоток горячего чая. – Но как это устроить?
   Дел столько, что и к полуночи не переделаешь.
   – Отложи дела, все подвиги не совершишь, всех женщин не поимеешь. А завтра со свежими силами рванешь и перевыполнишь объем, наверстаешь.
   – Кстати, что у меня сегодня? – Горбатенко принялся листать большую записную книжку, всю испещренную заметками.
   – Ты видел последний опрос? – спросил Нестеров, держа на ладони стакан с ледяной минералкой.
   – Нет, еще не видел.
   – Ты оторвал у генерала еще пять процентов. Молодец, поздравляю.
   – Выходит, я его уже на семнадцать процентов обошел?
   – Выходит, так, – ответил Нестеров. – Но ты знаешь, все эти проценты и цифры сегодня выглядят так, а завтра могут выглядеть совсем по-другому.
   Горбатенко сплюнул, постучал по дереву:
   – Не надо, чтобы выглядели по-другому, пусть лучше по-другому выглядят генералы. Пусть мой рейтинг идет вверх, а его – вниз.
   – Я говорил с людьми Лужкова.
   – И что они? – исподлобья, настороженно взглянул на вальяжного бизнесмена кандидат в депутаты.
   – Пообещали включить административные ресурсы. Это даст тебе еще шесть или семь процентов.
   Так что можешь рассчитывать на победу даже в первом туре.
   – Хорошо бы, – вздохнул Горбатенко, – но я в это не очень верю. Думаю, второй тур будет.
   – А вот я думаю, не будет, – твердо бросил Нестеров, затем приблизился к столу, оперся о него и посмотрел в глаза Горбатенко лукаво и хитро:
   – Слушай, кандидат, завязывай текучку. Я чего приехал, хочу, чтобы ты немного отдохнул, хочу тебя за город вывезти. Посмотришь на зеленую травку, птичек послушаешь, поешь, выпьешь, в баньке попаришься. Совсем другим человеком станешь, а то выглядишь – в гроб краше кладут.
   – Предложение, конечно, заманчивое, но у меня, Виктор Николаевич, три важные встречи.
   – Позвони, перенеси на завтра. Все за один раз не переделаешь. Привыкай свои условия диктовать.
   Ты меня понял?
   – Там кто-то важный будет?
   – Ни-ко-го, – сказал Нестеров, – ты и я. А завтра придешь на работу свеженький, чистенький, полный сил. Решай, кандидат, и поскорее решай.
   – Ладно, – сказал Горбатенко и громко крикнул:
   – Сергея позови, Тамара!
   Появился начальник штаба Сергей Николаевич Брюзгин.
   – Сергей Николаевич, – не вылезая из-за стола, быстро сказал Горбатенко, – покомандуй тут, скажи, что у меня дела срочные и меня не будет до завтра.
   Все встречи перенеси на утро.
   – Бумаги подписать надо.
   – Давай, прямо сейчас подпишу.
   – Но они еще не готовы.
   – Неси бланки, я их подпишу. Тебе я доверяю, впечатай туда все, что сочтешь нужным.
   Подписав две дюжины бланков, Горбатенко принялся сжимать и разжимать короткие пальцы. Нестеров поглядывал на кандидата в депутаты немного брезгливо, но, так как бизнесмен сидел против окна, Горбатенко не мог видеть выражение лица Нестерова.
   "Копошишься, уродец, мои денежки транжиришь. Ну, ну, давай, давай, недолго тебе плясать осталось. И не таких Нестеров сметал со своего пути.
   Полетишь ты, Горбатенко, как пешка с шахматной доски под стол. И тогда можно будет тебя растоптать, раскрошить. Спасибо Кабанову, отличную идею подбросил".
   – Вы что-то сказали? – вскинув голову, оторвавшись от бумаг, спросил Горбатенко.
   – Я смотрю, время идет, а мы сидим здесь, потеем.
   – Все, все, я заканчиваю.
   «Не здесь ты будешь заканчивать», – подумал про себя Нестеров.
   И тут случилось непредвиденное. Позвонил чиновник из мэрии и, сославшись на то, что сам мэр поручил ему незамедлительно встретиться с Горбатенко, назначил встречу. Горбатенко чертыхнулся и посмотрел на бизнесмена Нестерова, как провинившаяся и нагадившая посреди комнаты собака смотрит на хозяина.
   – Вот незадача, – сказал кандидат в депутаты, – и хотел бы бросить все, но не могу.
   – Понимаю, дело важное, такому человеку даже я бы не смог отказать. Игорь Иванович, я за тобой через полтора часа пришлю машину.
   Горбатенко вздохнул с облегчением:
   – Вот это хорошо, за это спасибо.
   – Но не подведи, буду ждать. Есть о чем потолковать.
   Нестеров уехал.
   Корытин ждал Нестерова в гостиной его загородного дома. Маленькая цифровая камера лежала у него на коленях. Перед ним стояла бутылка минералки и стакан, в полной пепельнице дымился окурок. Корытин ждал Нестерова уже часа полтора.
   – Я готов, – выпалил он, бережно снимая с колен камеру и кладя на журнальный столик.
   – Придется еще подождать.
   Они вдвоем обошли дом, наметили точки для съемок. Нестеров еще раз предупредил, чтобы сам он в кадре мелькал как можно меньше.
   – Корытин, и не дай Бог, чтобы тебя заметил кто-нибудь из гостей.
   – А девицы? – спросил Корытин.
   – И девицы тоже. Но самое главное, чтобы тебя не заметил мой гость.
   – Постараюсь даже не дышать.
   В восемь вечера прибыл довольный Горбатенко.
   Он сиял как начищенный ботинок. Нестеров пристально на него посмотрел и хитро подмигнул:
   – Порядок?
   – Даже сам не ожидал. Мне этот гад из мэрии сказал, что сам мэр заинтересован в моей победе. Они на меня ставят.
   – Ну вот и хорошо.
   – Мэрия за меня. Теперь можно и расслабиться.
   Пожалуй, я напьюсь.
   Корытин в это время сидел в маленькой комнатке на втором этаже, сидел за закрытой дверью. Ключ от комнаты был у Нестерова. Все развернулось так, как Нестеров и предполагал. Сели за стол, выпили, поговорили, закусили. Выпили еще и еще, опять поговорили. Горбатенко быстро хмелел. Нестеров не забывал подливать гостю. Вскоре Горбатенко окосел. Галстук уже был снят, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, пиджак валялся на диване.
   «Потная скотина!» – подумал о своем госте Нестеров. Он то и дело поглядывал на часы.
   Когда стрелки стали под прямым углом – маленькая уперлась в римскую девятку, а большая в двенадцать, к дому подъехала машина.
   – Кто-то приехал, – небрежно кивнул бывший следователь районной прокуратуры.
   – Кто бы это мог быть? Интересно, – встав из-за стола, Нестеров направился к входной двери. Когда он ее открыл, картинно всплеснул руками и расхохотался. – Ба, какие гости, одна другой краше! Игорь Иванович, взгляни, кого нам Бог послал, это же просто сказочный подарок! Двое серьезных мужчин коротали вечер в одиночестве, и тут…
   Горбатенко было уже все равно, кого послал Бог летним вечером в загородный дом бизнесмена Нестерова. Он даже не стал застегивать рубаху.
   – Женщины! – воскликнул он и с трудом смог выбраться из-за стола.
   – Милости просим к нашему столу.
   Это мой друг, – представил девицам Горбатенко Нестеров. – Величают его Игорь Иванович, можно просто Игорь.
   Мы же не на совещании каком-нибудь и не в Думе заседаем.
   Анжела и Юля скромно улыбнулись. Они свое дело знали, недаром Нестеров щедро им платил.
   – Мы проезжали мимо, видим, свет горит. Подумали, проведаем Виктора Николаевича. Мы думали, что вы обрадуетесь, – сказала Анжела, тряхнув волосами.
   – Милости просим к столу.
   А мы с Игорем в баньку собрались. Присоединяйтесь, – предложил Нестеров.
   – Да, да, присоединяйтесь, мы не против, – развязно бросил Горбатенко, думая, что своим предложением он испугает девиц. Те переглянулись, словно им предлагали не в баню сходить, а прыгнуть с двенадцатого этажа, держась за руки.
   Затем кивнули:
   – Мы согласны.
   – Ничего себе! Значит, будет весело, – сказал Нестеров. – Я смотрю, Игорь Иванович не против?
   – Разве я могу быть против? – рука Горбатенко уже легла на колено Анжеле и заскользила к бедру.
   Анжела потную руку гостя не стала убирать, она уже поняла: хмырю она приглянулась и денежки Нестерова отработает.
   Горбатенко взял два бокала и, даже не спросив у гостей, наполнил их водкой:
   – За знакомство, дамы.
   И Юля, и Анжела лишь пригубили бокалы. Горбатенко же опрокинул водку в рот так, словно это была минералка, а его сжигала нестерпимая жажда.
   Корытин, сидевший наверху, слышал разговоры, шум, гам, смех, звон бокалов. Он нервничал и злился:
   «Скорее вы идите в баню, мойтесь, трахайтесь, мать вашу так! А то у меня уже душа извелась. Пьете водку, жрете огненную воду, а мне нельзя. Мне бы хоть глоточек, хоть полрюмочки, хоть бы язык промочить дали. О, гнусные уроды!»
   Пока режиссер-неудачник Корытин предавался нервным и скорбным размышлениям, исходил злобой и завистью, Анжела уже оказалась на коленях у Горбатенко. Руки кандидата в депутаты скользили по блузке, толстые пальцы цеплялись за твердые соски.
   – Пора остыть, – воскликнул Нестеров, – мы что-то разошлись с тобой, Игорь Иванович. Девочки, пойдемте купаться?
   – С удовольствием, – воскликнули хором Анжела и Юля.
   Горбатенко же не хотел отпускать свою жертву.
   Его руки вцепились в девушку он ухватил ее, как пьяница, потерявший равновесие и ориентацию, держится за фонарный столб или дерево. Голос Нестерова был строг, и это немного отрезвило Горбатенко.
   Со смехом, с гиканьем и сальными шутками компания, на ходу сбрасывая одежды, двинулась во внутренний двор к бассейну.
   – Секундочку, я сейчас. Вы тут прыгайте в воду, плавайте. Смотри, Анжела, чтобы Игорь Иванович не утонул.
   – Я? Да вы что? Я такой бассейн могу пронырнуть. Прямо в штанах прыгну.
   – Ботинки снимите! – закричала Юля.
   Горбатенко уже оттолкнулся от бортика и плашмя упал в ярко-голубую воду. Тысячи брызг засверкали в лучах подсветки.
   Нестеров взбежал на второй этаж, открыл дверь:
   – Как ты, Корытин?
   Режиссер нервно дернул головой, облизал пересохшие губы.
   – Нормально, – выдавил он из себя.
   – Сейчас будешь снимать. Постарайся, чтобы тебя никто не заметил. Можешь с балкончика, можешь из окна, а можешь и из сада, с кустов.
   – Понял.
   Нестеров разделся, нырнул в бассейн, где уже плескались с Горбатенко две девицы. Юля пыталась стащить штаны с кандидата в депутаты. Бассейн был глубокий, и Горбатенко нырял как поплавок, то захлебываясь, то отплевываясь, грязно матерясь.
   Наконец штаны с него стащили. Все четверо плавали голые. Девицы как могли обнимали и ласкали кандидата в депутаты. Они наваливались на него, выталкивали из воды, хватали за ноги, за руки, вытворяли черт знает что. Нестеров же плавал от одного бортика к другому, равномерными гребками рассекая бирюзовую воду.
   Корытин снимал, как было условлено, то с балкона, то из окна. Затем на четвереньках заполз в кусты и принялся снимать оттуда. Снимать было интересно, как-никак, девицы были приятны во всех отношениях. Затем они вытащили Горбатенко на бортик, помогли ему подняться, и он побежал за ними в дом, в спальню на первом этаже.
   То, что произошло в спальне, Корытин запечатлел с наездами, с укрупнениями. Ни девицы, ни их жертва даже не догадывались о том, что их снимают.
   – Виктор Николаевич, идемте к нам! – звали девицы Нестерова.
   – Вы развлекайтесь, а я на вас посмотрю.
   – Виктор, иди сюда, помоги, – завопил из-под Анжелы, оседлавшей его, кандидат в депутаты.
   – Нет уж, дорогой, без меня. Ты мужик крепкий.
   А я потом.
   Нестеров сидел в халате, в резиновых шлепанцах на босу ногу и наблюдал за совокупляющимися, смотрел на них пресыщенным взглядом. Так обжора смотрит на блюдо, от которого его уже воротит.
   Так же на всю сцену оргий смотрел и режиссер-оператор Максим Максимович Корытин. Он даже не возбудился. Порно за свою карьеру он снял предостаточно. Сцену в спальне он снимал через окно.
   – Юля, пойдем со мной! – позвал девушку Нестеров.
   – Да, да, забери его, а то я могу не дожить до выборов, – хрюкнув, сказал Горбатенко и навалился на Анжелу.
   После постели еще пили, затем плавали в бассейне. До сауны дело не дошло. Пьяный и измученный чрезмерным сексом, Горбатенко уснул на огромной кровати, свернулся, как эмбрион во чреве, поджав колени к волосатой груди. Изредка он вздрагивал, что-то несвязное бормотал.
   Девицы получили деньги и отбыли в город, вполне довольные собой. Даже ночевать, как они предполагали, не пришлось. Максим Максимович Корытин с камерой в сумке, но без кассеты отбыл в Москву следующим рейсом.
   Нестеров брезгливо укрыл пьяного, дрожащего Горбатенко пледом и уже хотел удалиться наверх в спальню, но тут к дому подъехала машина, и в дом вошла Станислава.
   Ее лицо исказило негодование и презрение к мужу:
   – Что, напился, да еще с каким-то уродом? И вообще, что здесь происходит?
   – Тихо, дорогая, тихо, – сказал Нестеров, – я делом занимаюсь.
   – Делом, говоришь? Я вижу, каким делом, – она заглянула в спальню.
   – Не буди, это кандидат в депутаты.
   – А мне начхать, кандидат он, или депутат, или министр, он лежит на моей кровати, пьяная свинья! – Станислава смотрела на стол, на бокалы и рюмки, испачканные губной помадой. – Понятно, какие у вас тут дела с депутатом и кандидатом. Что, он губы красил? Ты превратил дом в бордель!
   – Замолчи! – рявкнул Нестеров. – Я тебе говорю, я занимался делом. Того, о чем ты думаешь, здесь не было.
   – Значит, это было в другом месте? А что было здесь?
   – Тебе об этом знать не надо. Собирайся и уезжай в город. – Нестеров зло вертел в руках отснятую кассету, даже не замечая этого.
   – Я уеду, – Станислава хлопнула дверью и покинула дом.
   Виктор Николаевич Нестеров заскрежетал зубами:
   – Черт подери, глупо все получилось. И объяснить ничего не объяснишь. Не станешь же супруге рассказывать, для чего я это все устроил, какие цели преследовал. Ведь не поймет, осудит. Она и так меня мерзавцем считает.

Глава 19

   Белая «Тойота» Станиславы мчалась из загородного дома в сторону Москвы. Стрелка спидометра дрожала на цифре 140. Если бы сейчас случилась на дороге мало-мальски сложная ситуация, то наверняка белая «Тойота» улетела бы в кювет или разбилась бы вдребезги. Но женщине везло, дорога к Москве оказалась пустынной. Станислава кусала губы, ее руки дрожали.
   – Мерзавец.., мерзавец, – бормотала она одно и то же слово. – Грязное животное! – думала она о своем муже. – Ты купил меня за деньги и хочешь, чтобы я была твоей рабыней, безмолвной, покорной? Так не получится, так не будет никогда! Я человек, я хочу, чтобы меня уважали, чтобы меня не обманывали. Мерзавец, мерзавец, мерзавец! – то тихо, то громко говорила женщина.
   Несколько раз пищал мобильный телефон, но Станислава не притрагивалась к нему.
   "Никого не хочу слышать, никого не хочу видеть!
   Всех ненавижу, а в первую очередь презираю себя. Я сама виновата в том, что случилось. Не надо думать, что кто-то или что-то причина моих несчастий, причина моих унижений. Сама и только сама".
   Подъехав к городу, она немного успокоилась.
   Ехать домой ей не просто не хотелось, а было противно. Она понимала, что может заявиться Нестеров, опять начнет врать, оправдываться и от этого на душе станет еще горше.
   «Домой я не поеду ни за что, никогда»
   Белая «Тойота» кружила по городу, по щекам Станиславы текли слезы. Она понимала, что если остановится, то уткнется головой в баранку и разрыдается, как ребенок, как девчонка, изнасилованная и оплеванная.
   «Надо двигаться, надо ехать, нельзя останавливаться».
   Белорусский вокзал, Тверская, Киевский вокзал, ВДНХ, гостиница «Космос», Малое Садовое кольцо.
   Станислава уже не понимала, который час.
   "Я никому не нужна, абсолютно никому. Я противна даже сама себе, – и тут появилась спасительная мысль, предельно простая. – Мне надо выговориться, мне надо найти человека, который меня выслушает, который сможет меня успокоить. Я отомщу мужу, так дальше продолжаться не может. Не все в этой жизни решают деньги. Конечно же, не все!
   В жизни существуют еще другие отношения, чистые и спокойные, – она вытряхнула из сумочки мобильный телефон, продолжая вести машину. – Вот здесь я остановлюсь", – она воткнулась между двумя машинами, взяла телефон и набрала номер.
   В горле пересохло, словно рот был забит сухим горячим песком.
   – Алло, алло! – прошептала она в трубку прерывающимся голосом и закашлялась.
   – Слушаю, это я, любимая, – раздалось в трубке.
   Станислава вздохнула с облегчением.
   – Это я, Станислава.
   – Добрый вечер, Станислава, – спокойно произнес Серебров. – Я как раз о тебе думал.
   – Что ты обо мне думал?
   – Я давно тебя не видел и, честно говоря, скучаю. Я не люблю говорить такие вещи, но тем не менее это так.
   – Ты где?
   – А ты? – задал вопрос Серебров.
   – В городе.
   Сейчас сориентируюсь.
   Я в трех кварталах от Тверской, за Белорусским вокзалом, на Большой Грузинской.
   – Что ты там делаешь? – спросил Сергей.
   – Сижу в машине, тебе звоню.
   – Почему ты не дома?
   – Это долго рассказывать, Сергей, это очень трудно рассказывать.
   – Что-то случилось, да? – вкрадчиво и ласково спросил Серебров.
   – Случилось, Сергей. Со мной все время что-то случается. Можно, я к тебе приеду?
   – Можно, конечно, – сказал Сергей.
   – Где это?
   Серебров объяснил, как добраться, и уже минут через тридцать он стоял у подъезда. Когда белая «Тойота» подъехала, он открыл дверь, помог Станиславе выбраться, взял ее за плечи и заглянул в глаза.
   – Ничего не говори, пойдем в дом.
   Они поднялись в квартиру. Станислава дрожала.
   – Мне кажется, тебе следует выпить.
   – Может быть.
   – Надо выпить, обязательно. Ты напряжена. Держи, – Серебров налил в бокал коньяк и подал Станиславе. Усадил ее в кресло, погасил верхний свет, оставив включенным лишь торшер в дальнем углу.
   Станислава немного успокоилась. Как-никак, Серебров не видит ее заплаканного лица, искусанных губ.
   – Сергей, я его ненавижу, я желаю его смерти.
   – Успокойся. Зачем желать кому-то смерти? Всегда отыщется возможность все изменить.
   – У меня нет такой возможности, он меня не отпустит.
   – Как это не отпустит?
   – Не отпустит и все. Он держит меня в своих руках, он сделал так, что я полностью от него зависима.
   – Погоди, Станислава, не спеши принимать решение. Расскажи все по порядку. Чего ты решила броситься с места в карьер? – Серебров держал в руках бокал с коньяком и не спешил прикоснуться к нему губами. – Тебе надо поспать, успокоиться.
   Как говорится, утро вечера мудренее, и решение принимать следует, все хорошенько взвесив, на холодную голову.
   Станислава залпом выпила коньяк и протянула бокал мужчине. Серебров налил еще. Станислава курила одну сигарету за другой, курила нервно, не обращая внимания на пепел, который падал ей на туфли.
   – Я поехала в поселок, в большой дом, хотела побыть немного в тишине. Мы в последние дни примирились с ним. Я звонила Нестерову несколько раз, чтобы предупредить, но трубку он не брал. И я не знала, где он. В офисе его не было, я поехала за город… – и Станислава рассказала все, ничего не утаив. – ..Это животное лежало на моей кровати. Представляешь, абсолютно голое!
   – Кто?
   – Кандидат в депутаты.
   – Станислава, погоди…
   – Я не помню, как его зовут… Горбатенко, кажется, маленький такой, мерзкий… Все знакомые моего мужа – это конченые идиоты, мерзавцы и подлецы.
   У них на уме политика и деньги, деньги и политика.
   Серебров сделал вид, что не обратил внимания на фамилию кандидата в депутаты.
   – Мне кажется, ты все преувеличиваешь, может, оно было совсем не так.
   – Сергей! Там были мерзкие шлюхи, такие же, как на Тверской, как у Белорусского вокзала. Мерзкие уличные девки!
   Сереброву все стало ясно. Его ловушка сработала, значит, генерал Кабанов смог-таки выдать Нестерову его, Сереброва, мысли.
   – Ладно, Станислава, давай я тебя уложу. Ты немного отдохнешь.
   – Я не смогу спать, Серебров. Слышишь, не смогу. Я не смогу спать одна.
   «Вот тебе и на, – подумал Серебров, – она обвиняет мужа, а сама поступает точно так, как он. Но если сегодняшние поступки Нестерова можно оправдать меркантильными целями, то ее поведение – это самая элементарная месть».
   – Ладно, пойдем, – сказал он, подошел к Станиславе, взял ее за руку и увлек в спальню. Он помог ей раздеться и почувствовал, как возбуждается.
   «Да, ты тоже хорош», – подумал он о себе, обнимая Станиславу.
   Они рухнули на распростертую кровать как два сильных, срубленных под корень дерева. Их руки переплелись, как ветви, стоны и вздохи наполнили комнату. Станислава была страстна, как никогда, у нее внутри все клокотало, энергия и накопившаяся ярость требовали выхода, и она отдалась чувству всецело.
   Она была стервой до мозга костей, опытной, умелой, безобразно-откровенной. А Серебров был как раз тем, кто мог это оценить.
   Обессиленные, измотанные, они уснули на рассвете. А утром, уже сидя за столом с чашкой кофе в руках, Станислава стала прежней, такой, какой привык ее знать Серебров.
   – Я тебе помогу, – сказал Сергей, – избавиться от мужа и получить кучу денег.
   – Что для этого я должна сделать?
   – Скажи, где живет режиссер, с которым договаривался твой муж? Ты его визитку на столе в кабинете нашла.
   – Я не помню его адрес, я никогда у него не была.
   Я знаю лишь телефон, номер скажу.
   – Мне больше ничего не надо, – сказал Серебров, – номер вполне устроит.
   Получив номер Максима Корытина, Серебров самодовольно улыбнулся.

* * *

   Горбатенко проснулся на рассвете, абсолютно не понимая, где он и что с ним случилось. Он с трудом продрал глаза. Незнакомая комната, он абсолютно голый, плед сполз на пол. Горбатенко пошевелился. Руки и ноги хотя с трудом, но слушались.
   – Где я? Что со мной? – он принялся вспоминать.
   «Мы поехали к Нестерову, пили водку, потом купались. Были женщины, две, одна рыжая, вторая брюнетка. Хорошие девицы».
   Горбатенко сел на кровать, осмотрел себя. Его член был в темных пятнах губной помады.
   «Черт подери, как хочется пить!»
   Горбатенко накинул на плечи плед и двинулся из спальни. Он нашел бутылку минеральной воды, зацепил стол. Бокалы посыпались на пол, один разбился. Кандидат в депутаты старался больше к столу не приближаться, понимая, что может порезать ногу и тогда перепачкает кровью дорогой ковер, огромный, почти во всю гостиную. Он глотал воду, удерживая левой рукой плед, весь растрепанный, помятый. Горбатенко пошатывался, бурчал и глотал теплую минералку.
   – Ты бы, может, Игорь Иванович, граммов сто водки выпил, а? – услышал он голос Нестерова и вздрогнул. Нестеров стоял на лестнице, ведущей на второй этаж. Он был в халате, шлепанцах и улыбался. Улыбка показалась Горбатенко издевательской. – Что, плохо? – спросил Нестеров.
   – Ничего, у меня так бывает. Первые полчаса плохо, потом все приходит в норму.
   – Выпей сто граммов.
   – Нет, мне на работу. Который сейчас час?
   – Вон часы, в углу. Половина пятого. Видишь, уже рассвело.
   Все шторы были задернуты, и сориентироваться, светло на улице или же там ночь, не представлялось возможным.
   – Ну как, отдохнул немного?
   – О нет, – воскликнул Горбатенко, вытирая пледом мокрый небритый подбородок. – Ужасно! Так плохо мне уже не было давно.
   – Девчонки понравились, Игорь Иванович?
   – Девчонки? Какие девчонки?
   – Мои знакомые.
   – Пока не знаю. Кстати, послушай, Виктор Николаевич, они как, здоровы?
   – В каком смысле?
   – Болезней у них никаких нет?
   – Брось, дорогой, какие болезни? Они проверены, хоть в космос отправляй.
   – Ты это точно знаешь?
   – Перекреститься, что ли?
   – Не надо. Если ты говоришь, я верю.
   Нестеров спустился, шлепанцем задвинул разбитый бокал под журнальный столик, сел в кресло и покачал шлепанцем.
   – Ты, конечно, удивил меня.