Страница:
Скачков длинно и зло выругался.
– Мясо не пропадет, нас поставят на стоянку, рефрижераторы к сети подключат. В мясе я уверен, польские документы в порядке. Анализ сделают, отпустят, на это дня два-три уйдет.
– Каких два-три дня? У меня контракты горят! – закричал Скачков, но потом сообразил, что Смирнов не в силах что-нибудь предпринять. – Смирнов, слышишь, ни в коем случае не передавайте рефрижераторы под чужую охрану! Стерегите их сами. Пусть рядом ОМОНовцы будут, я быстро все улажу. Можешь полковнику сказать, что ему скоро из Москвы позвонят. Хотя нет, не ругайся с идиотами, себе дороже станет.
Стоянка находилась под Смоленском в промзоне. Склад железобетонных изделий, склад железобетонных конструкций, а между ними заасфальтированная площадка и на ней трансформаторная будка. Место глухое, безлюдное, кругом заборы и стены, въезд только один. Смирнова удивило, что кабели уже подключены. «Тупик. Идеальное место для убийства, – чисто профессионально подумал Смирнов, оценивая ситуацию».
Приехали врачи на добитом, выкрашенном зеленой краской «Москвиче», заставили вскрыть все три фуры, взяли пробы, ножовкой отпилив куски мяса. Спорить с ними было бесполезно – мелкие сошки из лаборатории.
Через три часа, когда уже начало смеркаться, позвонил Скачков:
– Смирнов, ты не нервничай, вопрос я решу, но от фур никуда не отходить.
– Врачи приезжали, взяли пробы.
– Больше к мясу никого не подпускай, головой отвечаешь. Накорми людей и охраняйте. Завтра утром все решится. Надо же было такому случиться, конец дня, людей нашел, но бумаги некому оформить. Ладно, задержка на ночь – невелика беда.
Сотовый телефон исчез в кармане куртки, и Смирнов удивился тому, какая стоит тишина. Обычно шум от работы рефрижераторов не слышен, теперь же монотонное гудение компрессоров напоминало гудение ламп дневного света. Соседние площадки поражали безлюдьем и безжизненностью. Казалось, сюда не наведываются месяцами ни сторожа, ни даже собаки. Единственный признак жизни – свет прожекторов. «Уроды, повернули прожекторы так, что они на нашу площадку светят, как на зоне, с четырех сторон. Ни хрена не видно, что рядом делается!»
Как всякие запасливые дальнобойщики, водители вытащили складные столы, стульчики, расположились возле машин. Водку никто не пил, все надеялись, что завтра утром снова тронутся в путь. Нет такой проблемы, которую не мог бы решить «крутой» Скачков.
Часам к десяти вечера, безбожно тарахтя добитым мотором, подъехал милицейский уазик. Два сержанта в бушлатах выпрыгнули на асфальт.
– Кто здесь главный? – обратился один из них к подошедшему Смирнову. – Мы понимаем, вы люди подневольные, но и мы такие же. Начальство прислало вас охранять, чтобы не рванули куда-нибудь с больным мясом.
– Мясо, кстати, нормальное. Если бы не минус двадцать, до которого оно охлаждено, я бы его сам сейчас приготовил.
– Ни хрена оно не здоровое, потому нас и прислали, – широко улыбнулся сержант. – Врачи звонили, сказали, нашли заразу – ящур.
– Не может быть!
– Как видишь, может, потому мы и здесь. Пока начальство не решит, что с мясом делать, охранять будем вместе с вами.
– Что обычно в таких случаях делают?
– Сжигают мясо на скотомогильнике. Я еще? в школу ходил, – продолжал словоохотливый сержант, – когда у нас на ферме ящур обнаружили. Коров всех под нож, облили соляркой и сожгли. Потом бульдозером в яму сгребали. Неглубоко зарыли, собаки раскопали. Вонь стояла страшная.
– А что такое ящур?
– Хрен его знает, – пожал плечами сержант, – но звучит страшно, почти как «птеродактиль».
– Земляки, идите к нам, поужинаем, – позвали водители сержантов.
Милиционеры переглянулись. Тот, что помоложе, сбегал к у азу, вернулся с бутылкой водки.
– Бутылки, конечно, мало, но мы на службе. Майор поддатых страшно не любит, а по сто граммов можно.
Сержант налил себе и напарнику ровно по сто граммов, остальное подал Смирнову, он старший, ему и решать, кому налить, а кому нет.
Ели без аппетита, не спеша, старались лишь два сержанта, дорвавшиеся до халявы. Они уплетали польскую колбасу, сало, выгребали из баночек консервы.
Смирнов, не удержавшись, сказал:
– Эх, жаль, все грибочки Петраков срубал. Водители дружно захохотали. Милиционеры переглянулись, не понимая, чем вызвано такое веселье.
– Что, в самом деле все съел?
– Мы бы вас угостили, нам не жалко, – Смирнов говорил, сохраняя серьезное выражение лица.
– Это который Петраков? – спросил сержант у Смирнова.
– Потому его здесь и нет, что он все грибочки срубал. Еле до Бреста его довезли, чуть не кончился по дороге.
Сержант, сжимавший в кулаке половину кольца краковской колбасы, медленно положил его на стол.
– Ешь, сержант, не бойся, колбаса не грибы.
– Благодарствуйте, – сержант поднялся. Менты поставили свой уазик так, чтобы фуры не могли выехать из тупика.
– Вам хорошо, – покурив с водителями, сказал сержант, – у вас условия комфортные, спи в машине, тепло, а нам в уазике до утра корчиться.
– Кому что, – сказал Смирнов, – мне тоже сидя спать придется. С этим и разошлись.
Глава 5
– Мясо не пропадет, нас поставят на стоянку, рефрижераторы к сети подключат. В мясе я уверен, польские документы в порядке. Анализ сделают, отпустят, на это дня два-три уйдет.
– Каких два-три дня? У меня контракты горят! – закричал Скачков, но потом сообразил, что Смирнов не в силах что-нибудь предпринять. – Смирнов, слышишь, ни в коем случае не передавайте рефрижераторы под чужую охрану! Стерегите их сами. Пусть рядом ОМОНовцы будут, я быстро все улажу. Можешь полковнику сказать, что ему скоро из Москвы позвонят. Хотя нет, не ругайся с идиотами, себе дороже станет.
Стоянка находилась под Смоленском в промзоне. Склад железобетонных изделий, склад железобетонных конструкций, а между ними заасфальтированная площадка и на ней трансформаторная будка. Место глухое, безлюдное, кругом заборы и стены, въезд только один. Смирнова удивило, что кабели уже подключены. «Тупик. Идеальное место для убийства, – чисто профессионально подумал Смирнов, оценивая ситуацию».
Приехали врачи на добитом, выкрашенном зеленой краской «Москвиче», заставили вскрыть все три фуры, взяли пробы, ножовкой отпилив куски мяса. Спорить с ними было бесполезно – мелкие сошки из лаборатории.
Через три часа, когда уже начало смеркаться, позвонил Скачков:
– Смирнов, ты не нервничай, вопрос я решу, но от фур никуда не отходить.
– Врачи приезжали, взяли пробы.
– Больше к мясу никого не подпускай, головой отвечаешь. Накорми людей и охраняйте. Завтра утром все решится. Надо же было такому случиться, конец дня, людей нашел, но бумаги некому оформить. Ладно, задержка на ночь – невелика беда.
Сотовый телефон исчез в кармане куртки, и Смирнов удивился тому, какая стоит тишина. Обычно шум от работы рефрижераторов не слышен, теперь же монотонное гудение компрессоров напоминало гудение ламп дневного света. Соседние площадки поражали безлюдьем и безжизненностью. Казалось, сюда не наведываются месяцами ни сторожа, ни даже собаки. Единственный признак жизни – свет прожекторов. «Уроды, повернули прожекторы так, что они на нашу площадку светят, как на зоне, с четырех сторон. Ни хрена не видно, что рядом делается!»
Как всякие запасливые дальнобойщики, водители вытащили складные столы, стульчики, расположились возле машин. Водку никто не пил, все надеялись, что завтра утром снова тронутся в путь. Нет такой проблемы, которую не мог бы решить «крутой» Скачков.
Часам к десяти вечера, безбожно тарахтя добитым мотором, подъехал милицейский уазик. Два сержанта в бушлатах выпрыгнули на асфальт.
– Кто здесь главный? – обратился один из них к подошедшему Смирнову. – Мы понимаем, вы люди подневольные, но и мы такие же. Начальство прислало вас охранять, чтобы не рванули куда-нибудь с больным мясом.
– Мясо, кстати, нормальное. Если бы не минус двадцать, до которого оно охлаждено, я бы его сам сейчас приготовил.
– Ни хрена оно не здоровое, потому нас и прислали, – широко улыбнулся сержант. – Врачи звонили, сказали, нашли заразу – ящур.
– Не может быть!
– Как видишь, может, потому мы и здесь. Пока начальство не решит, что с мясом делать, охранять будем вместе с вами.
– Что обычно в таких случаях делают?
– Сжигают мясо на скотомогильнике. Я еще? в школу ходил, – продолжал словоохотливый сержант, – когда у нас на ферме ящур обнаружили. Коров всех под нож, облили соляркой и сожгли. Потом бульдозером в яму сгребали. Неглубоко зарыли, собаки раскопали. Вонь стояла страшная.
– А что такое ящур?
– Хрен его знает, – пожал плечами сержант, – но звучит страшно, почти как «птеродактиль».
– Земляки, идите к нам, поужинаем, – позвали водители сержантов.
Милиционеры переглянулись. Тот, что помоложе, сбегал к у азу, вернулся с бутылкой водки.
– Бутылки, конечно, мало, но мы на службе. Майор поддатых страшно не любит, а по сто граммов можно.
Сержант налил себе и напарнику ровно по сто граммов, остальное подал Смирнову, он старший, ему и решать, кому налить, а кому нет.
Ели без аппетита, не спеша, старались лишь два сержанта, дорвавшиеся до халявы. Они уплетали польскую колбасу, сало, выгребали из баночек консервы.
Смирнов, не удержавшись, сказал:
– Эх, жаль, все грибочки Петраков срубал. Водители дружно захохотали. Милиционеры переглянулись, не понимая, чем вызвано такое веселье.
– Что, в самом деле все съел?
– Мы бы вас угостили, нам не жалко, – Смирнов говорил, сохраняя серьезное выражение лица.
– Это который Петраков? – спросил сержант у Смирнова.
– Потому его здесь и нет, что он все грибочки срубал. Еле до Бреста его довезли, чуть не кончился по дороге.
Сержант, сжимавший в кулаке половину кольца краковской колбасы, медленно положил его на стол.
– Ешь, сержант, не бойся, колбаса не грибы.
– Благодарствуйте, – сержант поднялся. Менты поставили свой уазик так, чтобы фуры не могли выехать из тупика.
– Вам хорошо, – покурив с водителями, сказал сержант, – у вас условия комфортные, спи в машине, тепло, а нам в уазике до утра корчиться.
– Кому что, – сказал Смирнов, – мне тоже сидя спать придется. С этим и разошлись.
Глава 5
Смирнов и его парни хоть и были людьми опытными, но даже они не заметили, что за их действиями уже давно наблюдают. Каждый их шаг отслеживался в бинокли. Один из наблюдателей лежал на штабеле железобетонных плит, а второй – на стеллаже для швеллера и труб. Это был Коготь. Лежать на холодных металлических конструкциях было мучительно, лишний раз не пошевелишься, того и гляди, зазвенят трубы, загрохочет, заскрежещет металл – тебя обнаружат.
Коготь приложил к глазам бинокль и стал рассматривать сидевших за столиками и прохаживающихся между машинами мужчин. Он не сразу сумел их сосчитать: когда люди движутся, сделать это сложно. Он загибал пальцы, бормоча про себя:
– Один, два, пять.., черт, этого я уже считал. Тут еще и менты приехали.
Наконец дважды подряд получилась цифра десять. Коготь перевел бинокль и разглядел сквозь сияние прожекторов затаившегося на железобетонных плитах Станчика. Он приблизил к самым губам рацию и зашептал:
– Станчик, у тебя сколько людей получилось?
– Восемь.
– Должно быть десять. Плохо считал.
– Ни хрена, я считал хорошо – восемь людей и два мента.
Коготь коротко хихикнул и переключился на другую волну:
– Выдвигайтесь, их десять вместе с ментами. Больше гостей пока не предвидится.
Коготь отложил рацию. И тут к штабелю из-за кучи металлолома вынырнул огромный бродячий пес, участвовавший не в одной схватке с сородичами, поскольку уши на его голове были обгрызены до самого черепа.
– Пошел вон! – зашептал Коготь. Но пес был не из пугливых. Он стал на задние лапы, заскреб когтями по ржавому металлу. От этого звука мурашки побежали по спине, душу выворачивало наизнанку.
– Скотина…
И тут пес громко залаял и принялся прыгать. Допрыгнуть до Когтя он, конечно, не мог – собаки не то что по железу, по деревьям лазить не умеют.
Но шум поднялся такой, что Смирнов забеспокоился:
– Тихо было, теперь собака лает. Может, собаки территорию соседних площадок охраняют, потому и людей не видно. Как дикий зверь лает. Что там охранять, ржавое железо?
– Нет, не скажите, – произнес сержант, – тут и нормальные трубы найти можно. Мы с приятелем для его дачи целый комплект подобрали для водопровода, комплект оцинкованных труб. Если вам надо, можете слазить, я глаза закрою, – сержанты смеялись, попивая крепкий чай.
Пес все не унимался. Коготь ругался матом. Он нашарил возле себя обломок трубы и, прицелившись, бросил в собаку. Метил он в голову, но пес оказался ушлым и проворным. Если бы бросали в него деревянной палкой, он непременно схватил бы ее зубами на лету, трубу же он просто пропустил мимо себя, и она, зазвенев, покатилась по бетону.
– Зверюга гнусная! – прошептал Коготь, вытаскивая из кобуры пистолет и наворачивая на ствол глушитель. Резьба никак не совпадала, потому как делать это приходилось лежа на боку и видеть пистолет он не мог.
Пес надрывался так, что казалось, его зубы щелкают возле самого уха. Вдруг совсем рядом с Когтем на мгновение показалась разверстая пасть собаки с грязными желтыми клыками. Клыки казались Когтю огромными, как мизинцы взрослого мужчины. Когти проскребли по краю площадки. От звериной морды, возникшей в полуметре от головы Когтя, его руки самопроизвольно дернулись, и глушитель, звякнув вначале об одну железяку, затем о другую, исчез в недрах металлолома. Рация засвистела, и раздался шепот Станчикова:
– Коготь, что там у тебя?
– Да пошел ты!.. – под нос себе рычал Коготь, затем буркнул:
– Конец связи!
Он изогнулся и, когда пес вновь подпрыгнул, изо всей силы заехал тяжелым ботинком прямо ему в зубы. Бил Коготь, вкладывая в удар всю злость, всю силу. Мужик он был тренированный, каждый четверг играл в футбол, не считая тренировок по рукопашному бою. Оглушенный пес, как мешок с картошкой, рухнул на землю, покатился, поднялся на лапы и крутил головой: то ли ничего не видел, то ли позабыл все, что с ним произошло в прежней жизни. Затем тихо заскулил, опустился на полусогнутые лапы и, жалкий, прихрамывая, пополз в темноту.
– Вот так тебе, сука! – произнес Коготь, хотя успел заметить, что это была не сука, а кобель. Но так получалось обиднее. – Как же глушитель найти? – шептал он, глядя на кучу металлоконструкций с отчаянием человека, смотрящего на стог сена, в который завалилась иголка.
Из темноты вынырнули пятеро в камуфляже. Они двигались бесшумно, как ночной дозор в горах. Еще пятеро появились со стороны Станчикова. Коготь поднял руку, давая понять своим, чтобы те приостановились. А затем еще раз махнул рукой, дескать, двигайтесь потихоньку, бесшумно. Люди в камуфляже были хорошо обучены, в свое время прошли подготовку в горах Афганистана, воевали в Приднестровье и в Абхазии. А потом (так уж сложилась судьба), солдаты различных армейских формирований стали солдатами банды Полковника. А порядки в хорошо организованной преступной группировке, возглавляемой Полковником, были круче, чем в любой армии. Полковник подбирал лишь хорошо обученных парней, знающих цену жизни и умеющих убивать других. Субординация у него в банде была такая, что ей могло бы позавидовать любое вооруженное формирование регулярной армии. Каждый знал свое дело, каждый отвечал за свой участок, а также за соседа.
Стрелки расположились на заранее подготовленных позициях. Рассмотреть их с площадки было невозможно: слепили прожектора. Действовали умело, бесшумно, слаженно.
– Через десять секунд начинаем, – сказал по рации Коготь, опуская руку, которую видел в бинокль Станчиков.
Бойцы припали к оптике, отсчитывая про себя от десяти до нуля. Коготь нервничал, он потерял глушитель и понимал, что достать его не сможет, не разобрав огромную многотонную кучу металлолома. На глушителе остались его отпечатки пальцев, и придется его бросить. На сборы после операции останется не более пяти минут. «Даст Бог, не найдут. Если бы искали металлоискателем на земле, в траве, то нашли бы наверняка, а здесь одно железо. Черт с ним, у меня есть другой, личный», – как у всякого профессионала, у Когтя была заначка.
Выстрелы прозвучали практически одновременно. Стреляли с двух сторон перекрестным огнем, слышались лишь легкие хлопки. Оба сержанта милиции погибли в первые секунды, даже не поняв, что произошло: пули вошли в голову и грудь.
Смирнов успел отскочить к машине, но пуля достала его. Он зажимал левое плечо, из которого хлестала кровь густой горячей струей. «Аорту пробило», – успел подумать бывший майор ФСБ.
Рядом с ним, прижавшись к колесу, сидел, стуча зубами, водитель Акулич.
– Семеныч, что это такое? – спросил он. Кровь стекала с кончиков пальцев висевшей как плеть руки.
– Рана…
Все, кто не успел спрятаться, были уже мертвы. Молодой водитель, бывший десантник, водил пистолетом из стороны в сторону.
– Не стреляй, – сказал ему Смирнов, – это бесполезно, только себя откроешь.
– Э нет, я не дамся, – десантник поднял пистолет, целясь в прожектор.
Смирнов схватил его за руку и опустил ее.
– Один разобьешь, три останется. Мы в тени, нас пока не видно. Но они знают, что мы здесь, нас вычислили, время у них было. Пять винтовок с оптикой с той стороны и пять с этой.
– Что же делать?
Впервые за время совместной работы Смирнов обратился к водителю Акуличу по званию:
– Сержант, под машиной колодец – то ли теплотрасса, то ли канализация, не знаю. Я специально распорядился поставить машину так, чтобы никто не провалился в люк без крышки. Ныряй туда, может, удастся выйти.
– А вы? А ты… Семеныч? Пошли вместе.
– Мне уже не уйти. Я тебя прикрою. Иди. Если удастся – я следом за тобой.
Хоть сержант Акулич и понимал, что Смирнов его просто успокаивает, но хотелось верить, что майор последует за ним.
– Семеныч, не могу!
– Можешь! – и Смирнов ногой оттолкнул сержанта Акулича. – Иди, я тебе приказываю! – сказано это было так, что ослушаться было невозможно.
– Семеныч, я пошел, – уже из-под машины бросил сержант и спустился в открытый люк по ржавым, расшатанным железным скобам.
Битое стекло захрустело под ногами. Сержант щелкнул зажигалкой, и подземный сквозняк тут же погасил огонек. Сержант прислушался, не слышны ли сверху выстрелы, не слышно ли ползущего Смирнова.
«Притворюсь убитым, – подумал Семен Смирнов, бывший майор ФСБ, – и хоть парочку мерзавцев, но уложу, когда они приблизятся, когда я смогу их видеть».
Прозвучало два выстрела. Одна пуля вошла в дверку кабины, вторая угодила майору в ногу. «Видят меня, сволочи, – подумал он, отползая на спине. Он замер, до половины исчезнув под машиной. В руке Смирнов держал пистолет».
– Какого черта стреляли? – спросил в рацию Коготь, он был уверен, что все уже убиты.
– С нашей стороны, – ответил Станчиков, – оставались двое. Стреляли, потому что они заползли под машину. Одного мы только что увидели, второго нет.
– Что предлагаешь?
– На месте разберемся, перелезайте через забор. Сержант Акулич вытащил из кармана газету, зажег ее и осветил небольшое прямоугольное помещение. От него в четыре стороны уходили низкие коридоры, по которым шли трубы, обкрученные теплоизоляцией. Акулич запрокинул голову, в люке лишь смутно проступал карданный вал тягача и бак для горючего.
– Семеныч! – позвал он.
Смирнов хотя и слышал, но не отвечал.
«Неужели убили, сволочи?» – подумал Акулич.
Он услышал негромкие голоса, топот. Это люди в камуфляже уже перебрались через забор и добивали контрольными выстрелами в голову лежавших на асфальте в луже крови.
«Мне приказано уходить», – билось в голове у сержанта Акулича.
Он лег животом на идущие одна возле другой трубы и пополз в темноту, как крыса. Газета, еще тлеющая, вспорхнула в подземном сквозняке, рассыпалась искорками и погасла. Акулич полз, раздирая бушлат и штаны о туго скрученные концы проволоки, стягивающие теплоизоляцию.
Смирнов лежал затаив дыхание. Рука с раздробленной костью болела нещадно, но Семен старался не думать об этом. «Все равно недолго осталось, потерплю», – уговаривал он себя. Из-под машины он видел ноги людей, ходивших по площадке, видел, как те останавливались возле раненых и добивали их. «Это бандиты, однозначно бандиты. У меня есть секунд сорок», – Семен, отложив пистолет, взял в ладонь сотовый телефон.
Ему показалось, что трубка бибикнула так громко, что ее непременно услышали.
– Милиция? – прошептал он. – На площадке между складом железобетонных конструкций и металлоизделий, там, куда сегодня загнали три фуры с мясом, бой. Убили водителей и охрану, убили двух сержантов милиции.
– Кто говорит?
– Майор ФСБ Смирнов Семен Семенович.
Смирнов увидел, что один из бандитов направляется к нему. Видел он только ноги до колен, видел тяжелые ботинки с рифленой подошвой и опущенный к земле ствол винтовки с навернутым на него глушителем. Семен отложил включенный телефон, из которого доносилось: «Где вы? Почему молчите?», и взял в ладонь пистолет, показавшийся неимоверно тяжелым. Он с трудом приподнял ствол.
«Он сейчас подойдет и заглянет под машину. Голова окажется чуть левее колеса, тогда и выстрелю прямо в морду, – пистолет дрожал, в глазах темнело. – Лишь бы не отключиться раньше, чем он заглянет. Хоть одного, да уложу!» В ушах возник шум, словно неподалеку разбивались о берег большие волны. «Лишь бы не отключиться!» – палец уже ощущал рифленый курок.
С другой стороны к машине подходил Станчиков. Он опустился на корточки, заглянул под тягач и, не раздумывая ни секунды, выстрелил. Пуля вошла Смирнову в затылок, он даже не успел нажать на курок.
Станчик и Коготь встретились взглядами:
– Ты мне бутылку хорошего коньяка должен, – Коготь облизал пересохшие губы.
Станчиков только сейчас заметил, что на пистолете у его приятеля нет глушителя.
– Ты без глушака работать решил? Коготь замялся:
– Где-то в кармане затерялся, времени не оставалось, никак найти не могу.
– Зачем снимал? Непорядок, – сказал Станчиков, нагнулся, вырвал пистолет из рук Смирнова. – Твою мать, да у него телефон включен! – он бросил взгляд на набранный номер. – Милиция! – прошептал он.
Они испуганно переглядывались, а из трубки неслось:
– Говорите же, говорите! Куда вы исчезли? Майор, где вы?
– Майор отошел, – произнес Коготь в микрофон, – ложный вызов, мы ошиблись. Полный порядок, – и отключил телефон. – Надо ноги делать, быстро!
– Кто майор?
– Хрен его знает! – сказал Коготь, забираясь в машину. – Ребята, по кабинам, сваливаем!
Бандиты даже не стали проверять, прострелены ли колеса у тягачей и рефрижераторов, они понимали друг друга с полуслова, всем стало ясно, что здесь скоро появится милиция и надо уносить ноги.
– Я насчитал девять трупов, – шипел Коготь Станчику.
– Но я видел, с площадки никто не ушел. Кабины уже проверили, они были пусты.
– Черт с ним, по дороге разберемся!
Тягачи взревели двигателями. Часть людей в камуфляже, перепрыгнув через забор, скрылась, растворясь в темноте. Прямо по трупам, давя, размазывая то, что недавно было людьми, машины развернулись на площадке. Искря, кабели подключения попадали на землю. Только сейчас, развернув машину, Коготь увидел открытый люк теплотрассы.
– Мать его, наверное, туда ушел.
– Гранаты нет?
– Никогда их на дело не беру.
– Жаль.
– Ты что, идиот! Разворотишь трубы, здесь такое начнется!
– А тебе дело? Нам всех свидетелей убрать надо.
– Лезь, ныряй в темноту, посмотрю, что от тебя останется. Нам еще повезло: из-за внезапности, из-за того, что они нас не ожидали, мы их положили за десять секунд, а они все бывшие спецназовцы и десантники.
– Слушай, про какого майора менты бухтели?
– Не знаю про какого. Наверное, про того, которому ты башку прострелил. Хрен с ним!
Машины уносились с площадки.
Акулич не знал, куда ведет коллектор. Он вполне мог ожидать, что узкий тоннель, в котором даже трудно приподнять голову, может закончиться бетонной стенкой. Развернуться в нем будет почти невозможно, а если и развернешься, придется часа полтора лежать, набираться сил, чтобы пуститься в обратную дорогу. Легкие, небо, язык горели. Трубы были изолированы стекловатой, и ее пыль уже забивала нос, бронхи, чесались руки. Но желание жить всегда сильнее страха перед опасностью. Одежда, изорванная в клочья, исцарапанная кожа, кровоточащие ладони, пот, заливающий лицо, – все это ерунда, если ты остался жив. «На площадке положили всех, а я уцелел!» – только этой мыслью мог подбодрить себя сержант, бывший десантник.
Коллектор забирал вправо. Сержант пытался вспомнить, в какой стороне город. Он приподнял голову, выставил вперед зажигалку и щелкнул затвором. Слабый огонек не мог бы осветить коллектор, но помогла вспышка кремня, она, как блиц фотоаппарата, на мгновение выхватила из темноты шершавые бетонные стены в потеках битума, трубы, обернутые блестящим станиолем, и коллектор, уходящий в темноту.
«Я еще минут пятнадцать продержусь, а потом нужно сделать перерыв. Отлежаться, отдышаться, набраться сил, подумать… О чем подумать? – криво усмехнулся сержант. – О Боге подумать, о душе. Давно я не вспоминал о том, что Бог существует. Наверное, он есть, если оставил меня в живых. Зачем-то же он меня оставил?»
– Есть, есть Бог! – с убеждением произнес сержант и его слова гулким эхом разлетелись по подземелью, узкому, как гроб. – Он помог мне, значит, поможет еще. Нужно только верить.
Он приподнялся на локтях и пополз дальше. Движение воздуха стало более заметным, сквозняк хоть немного охлаждал разгоряченное тело. Акуличу показалось, что потолок ушел вверх. Он поднял руку и не смог дотянуться до бетона. Опять щелкнул зажигалкой и, к своей радости, увидел на самой границе между светом и темнотой ржавую скобу лестницы и колодец, ведущий вверх.
Он дополз до него, перевернулся на спину и смотрел на маленькую точку, дырку в чугунном люке, сквозь которую пробивался слабый свет: то ли луны, то ли фонаря. Ему было все равно, что горит, главное – свет, а там – жизнь.
Собравшись с силами, сержант поднялся и, даже не вспоминая об оружии, полез вверх. Сил он уже не жалел, лишь задержался на самом верху на пару секунд, когда его плечи уже упирались в чугун люка, закрывавшего колодец.
Прислушался. Тишина, почти полная тишина, лишь звук далекого города, неясный, как гудение в раковине, приложенной к уху. Акулич поднатужился, и люк приподнялся. Он бесшумно сдвинул его в сторону и выбрался на свежий воздух.
Сержант жадно дышал. Осмотрелся и охнул: он стоял на складе металлоконструкций. Увидел три прожектора с возвышения, на котором оказался, увидел ту самую площадку, с которой начал свое бесконечно долгое путешествие под землей. «Это так близко! – ужаснулся он. – Мне казалось, я прополз километры».
На асфальте чернело девять тел, стояли раскладные столики. И тут за спиной раздался странный звук, словно кто-то жадно втягивал воздух. Акулич машинально выхватил пистолет и резко развернулся, готовый выстрелить в грудь противнику. Ствол оружия оказался нацеленным в пустоту.
Метрах в пяти от него у кирпичной стены сидел огромный пес, почти начисто лишенный ушей, и смотрел влажными глазами на человека с оружием, смотрел, словно жалел его, уставшего, оборванного и замученного. Акулич опустился на корточки и провел ладонью по вспотевшему лицу. Пес не убежал, а лег на асфальт. Послышался вой сирен, и на площадку въехали два милицейских автомобиля. Из них выскочили милиционеры в бронежилетах и касках.
«Восемь человек», – – механически пересчитал Акулич, еще не решив, друзья они или враги.
Приехавшим сразу стало ясно, что здесь все кончено, преступники скрылись.
Пошатываясь, Акулич добрался до забора и, придерживаясь за него, пошел к площадке. Он уперся лбом в бетонную секцию и понял, сил на то, чтобы самостоятельно преодолеть забор, не осталось.
– Ребята, – позвал он, – сюда, на помощь! – он стоял и ждал.
Милиционер с коротким автоматом в руках появился за его спиной совершенно неожиданно. Уставший Акулич совершенно забыл, что сжимает в руке пистолет.
– Руки подними! Брось оружие! Сержант послушно выполнил распоряжение, понимая, что сам бы скомандовал точно так же.
– Я свой. Я один уцелел из всех, – проговорил он, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Он даже не бросил пистолет, а просто разжал пальцы, милиционер подхватил его.
– Где они?
– Не знаю, я ушел в люк раньше, а выбрался только сейчас.
С трудом Акулича удалось переправить на ту сторону забора. Его усадили, дали попить минералки, на всякий случай защелкнув на запястьях наручники. Сержант не обижался, ведь он остался жив, и слава Богу.
Напротив него присел на раскладной стул майор милиции:
– Кто напал?
– Не знаю. Старший, Смирнов, приказал мне уходить, я не мог его не послушать. У нас порядок такой – если говорят, надо делать.
– Что было в фурах?
– Мясо, из Польши везли. Майор хмуро огляделся.
– Сколько вас было?
– Восемь, – Акулич вскинул голову, – и двое ваших – сержантов.
– Девять трупов и ты. Все сходится – десять.
У Акулича проверили документы, сняли наручники, но глаз с него не спускали.
– Повезло тебе, – сказал майор, заглядывая в открытый люк. – Как ты только понял, куда ползти надо?
– Не знаю, пополз и все. Наверное, мне сегодня чертовски везет.
– И не говори, этот день самый счастливый в твоей жизни. Не повезло другим. Кто у вас майор? Акулич пожал плечами:
– Не знаю.
– Звонил в милицию некто майор Смирнов.
– Смирнов – это Семеныч, – Акулич указал рукой на мертвого Смирнова. – Насчет майора ничего не знаю, может, он и майором в армии был.
– Помощь тебе нужна или сразу в управление поедем? Сможешь все связно изложить?
– Помощи не надо, разве что переодеться и сигарету.
Майор с готовностью предложил свою пачку. Акулич жадно затягивался, смотрел на звездное небо и думал не о том, о чем просил его майор, не вспоминал в деталях, что произошло, а думал о Боге.
– Преступники скрылись на трех фурах, – передавал по рации милицейский майор, – предположительно минут тридцать тому назад.
Коготь приложил к глазам бинокль и стал рассматривать сидевших за столиками и прохаживающихся между машинами мужчин. Он не сразу сумел их сосчитать: когда люди движутся, сделать это сложно. Он загибал пальцы, бормоча про себя:
– Один, два, пять.., черт, этого я уже считал. Тут еще и менты приехали.
Наконец дважды подряд получилась цифра десять. Коготь перевел бинокль и разглядел сквозь сияние прожекторов затаившегося на железобетонных плитах Станчика. Он приблизил к самым губам рацию и зашептал:
– Станчик, у тебя сколько людей получилось?
– Восемь.
– Должно быть десять. Плохо считал.
– Ни хрена, я считал хорошо – восемь людей и два мента.
Коготь коротко хихикнул и переключился на другую волну:
– Выдвигайтесь, их десять вместе с ментами. Больше гостей пока не предвидится.
Коготь отложил рацию. И тут к штабелю из-за кучи металлолома вынырнул огромный бродячий пес, участвовавший не в одной схватке с сородичами, поскольку уши на его голове были обгрызены до самого черепа.
– Пошел вон! – зашептал Коготь. Но пес был не из пугливых. Он стал на задние лапы, заскреб когтями по ржавому металлу. От этого звука мурашки побежали по спине, душу выворачивало наизнанку.
– Скотина…
И тут пес громко залаял и принялся прыгать. Допрыгнуть до Когтя он, конечно, не мог – собаки не то что по железу, по деревьям лазить не умеют.
Но шум поднялся такой, что Смирнов забеспокоился:
– Тихо было, теперь собака лает. Может, собаки территорию соседних площадок охраняют, потому и людей не видно. Как дикий зверь лает. Что там охранять, ржавое железо?
– Нет, не скажите, – произнес сержант, – тут и нормальные трубы найти можно. Мы с приятелем для его дачи целый комплект подобрали для водопровода, комплект оцинкованных труб. Если вам надо, можете слазить, я глаза закрою, – сержанты смеялись, попивая крепкий чай.
Пес все не унимался. Коготь ругался матом. Он нашарил возле себя обломок трубы и, прицелившись, бросил в собаку. Метил он в голову, но пес оказался ушлым и проворным. Если бы бросали в него деревянной палкой, он непременно схватил бы ее зубами на лету, трубу же он просто пропустил мимо себя, и она, зазвенев, покатилась по бетону.
– Зверюга гнусная! – прошептал Коготь, вытаскивая из кобуры пистолет и наворачивая на ствол глушитель. Резьба никак не совпадала, потому как делать это приходилось лежа на боку и видеть пистолет он не мог.
Пес надрывался так, что казалось, его зубы щелкают возле самого уха. Вдруг совсем рядом с Когтем на мгновение показалась разверстая пасть собаки с грязными желтыми клыками. Клыки казались Когтю огромными, как мизинцы взрослого мужчины. Когти проскребли по краю площадки. От звериной морды, возникшей в полуметре от головы Когтя, его руки самопроизвольно дернулись, и глушитель, звякнув вначале об одну железяку, затем о другую, исчез в недрах металлолома. Рация засвистела, и раздался шепот Станчикова:
– Коготь, что там у тебя?
– Да пошел ты!.. – под нос себе рычал Коготь, затем буркнул:
– Конец связи!
Он изогнулся и, когда пес вновь подпрыгнул, изо всей силы заехал тяжелым ботинком прямо ему в зубы. Бил Коготь, вкладывая в удар всю злость, всю силу. Мужик он был тренированный, каждый четверг играл в футбол, не считая тренировок по рукопашному бою. Оглушенный пес, как мешок с картошкой, рухнул на землю, покатился, поднялся на лапы и крутил головой: то ли ничего не видел, то ли позабыл все, что с ним произошло в прежней жизни. Затем тихо заскулил, опустился на полусогнутые лапы и, жалкий, прихрамывая, пополз в темноту.
– Вот так тебе, сука! – произнес Коготь, хотя успел заметить, что это была не сука, а кобель. Но так получалось обиднее. – Как же глушитель найти? – шептал он, глядя на кучу металлоконструкций с отчаянием человека, смотрящего на стог сена, в который завалилась иголка.
Из темноты вынырнули пятеро в камуфляже. Они двигались бесшумно, как ночной дозор в горах. Еще пятеро появились со стороны Станчикова. Коготь поднял руку, давая понять своим, чтобы те приостановились. А затем еще раз махнул рукой, дескать, двигайтесь потихоньку, бесшумно. Люди в камуфляже были хорошо обучены, в свое время прошли подготовку в горах Афганистана, воевали в Приднестровье и в Абхазии. А потом (так уж сложилась судьба), солдаты различных армейских формирований стали солдатами банды Полковника. А порядки в хорошо организованной преступной группировке, возглавляемой Полковником, были круче, чем в любой армии. Полковник подбирал лишь хорошо обученных парней, знающих цену жизни и умеющих убивать других. Субординация у него в банде была такая, что ей могло бы позавидовать любое вооруженное формирование регулярной армии. Каждый знал свое дело, каждый отвечал за свой участок, а также за соседа.
Стрелки расположились на заранее подготовленных позициях. Рассмотреть их с площадки было невозможно: слепили прожектора. Действовали умело, бесшумно, слаженно.
– Через десять секунд начинаем, – сказал по рации Коготь, опуская руку, которую видел в бинокль Станчиков.
Бойцы припали к оптике, отсчитывая про себя от десяти до нуля. Коготь нервничал, он потерял глушитель и понимал, что достать его не сможет, не разобрав огромную многотонную кучу металлолома. На глушителе остались его отпечатки пальцев, и придется его бросить. На сборы после операции останется не более пяти минут. «Даст Бог, не найдут. Если бы искали металлоискателем на земле, в траве, то нашли бы наверняка, а здесь одно железо. Черт с ним, у меня есть другой, личный», – как у всякого профессионала, у Когтя была заначка.
Выстрелы прозвучали практически одновременно. Стреляли с двух сторон перекрестным огнем, слышались лишь легкие хлопки. Оба сержанта милиции погибли в первые секунды, даже не поняв, что произошло: пули вошли в голову и грудь.
Смирнов успел отскочить к машине, но пуля достала его. Он зажимал левое плечо, из которого хлестала кровь густой горячей струей. «Аорту пробило», – успел подумать бывший майор ФСБ.
Рядом с ним, прижавшись к колесу, сидел, стуча зубами, водитель Акулич.
– Семеныч, что это такое? – спросил он. Кровь стекала с кончиков пальцев висевшей как плеть руки.
– Рана…
Все, кто не успел спрятаться, были уже мертвы. Молодой водитель, бывший десантник, водил пистолетом из стороны в сторону.
– Не стреляй, – сказал ему Смирнов, – это бесполезно, только себя откроешь.
– Э нет, я не дамся, – десантник поднял пистолет, целясь в прожектор.
Смирнов схватил его за руку и опустил ее.
– Один разобьешь, три останется. Мы в тени, нас пока не видно. Но они знают, что мы здесь, нас вычислили, время у них было. Пять винтовок с оптикой с той стороны и пять с этой.
– Что же делать?
Впервые за время совместной работы Смирнов обратился к водителю Акуличу по званию:
– Сержант, под машиной колодец – то ли теплотрасса, то ли канализация, не знаю. Я специально распорядился поставить машину так, чтобы никто не провалился в люк без крышки. Ныряй туда, может, удастся выйти.
– А вы? А ты… Семеныч? Пошли вместе.
– Мне уже не уйти. Я тебя прикрою. Иди. Если удастся – я следом за тобой.
Хоть сержант Акулич и понимал, что Смирнов его просто успокаивает, но хотелось верить, что майор последует за ним.
– Семеныч, не могу!
– Можешь! – и Смирнов ногой оттолкнул сержанта Акулича. – Иди, я тебе приказываю! – сказано это было так, что ослушаться было невозможно.
– Семеныч, я пошел, – уже из-под машины бросил сержант и спустился в открытый люк по ржавым, расшатанным железным скобам.
Битое стекло захрустело под ногами. Сержант щелкнул зажигалкой, и подземный сквозняк тут же погасил огонек. Сержант прислушался, не слышны ли сверху выстрелы, не слышно ли ползущего Смирнова.
«Притворюсь убитым, – подумал Семен Смирнов, бывший майор ФСБ, – и хоть парочку мерзавцев, но уложу, когда они приблизятся, когда я смогу их видеть».
Прозвучало два выстрела. Одна пуля вошла в дверку кабины, вторая угодила майору в ногу. «Видят меня, сволочи, – подумал он, отползая на спине. Он замер, до половины исчезнув под машиной. В руке Смирнов держал пистолет».
– Какого черта стреляли? – спросил в рацию Коготь, он был уверен, что все уже убиты.
– С нашей стороны, – ответил Станчиков, – оставались двое. Стреляли, потому что они заползли под машину. Одного мы только что увидели, второго нет.
– Что предлагаешь?
– На месте разберемся, перелезайте через забор. Сержант Акулич вытащил из кармана газету, зажег ее и осветил небольшое прямоугольное помещение. От него в четыре стороны уходили низкие коридоры, по которым шли трубы, обкрученные теплоизоляцией. Акулич запрокинул голову, в люке лишь смутно проступал карданный вал тягача и бак для горючего.
– Семеныч! – позвал он.
Смирнов хотя и слышал, но не отвечал.
«Неужели убили, сволочи?» – подумал Акулич.
Он услышал негромкие голоса, топот. Это люди в камуфляже уже перебрались через забор и добивали контрольными выстрелами в голову лежавших на асфальте в луже крови.
«Мне приказано уходить», – билось в голове у сержанта Акулича.
Он лег животом на идущие одна возле другой трубы и пополз в темноту, как крыса. Газета, еще тлеющая, вспорхнула в подземном сквозняке, рассыпалась искорками и погасла. Акулич полз, раздирая бушлат и штаны о туго скрученные концы проволоки, стягивающие теплоизоляцию.
Смирнов лежал затаив дыхание. Рука с раздробленной костью болела нещадно, но Семен старался не думать об этом. «Все равно недолго осталось, потерплю», – уговаривал он себя. Из-под машины он видел ноги людей, ходивших по площадке, видел, как те останавливались возле раненых и добивали их. «Это бандиты, однозначно бандиты. У меня есть секунд сорок», – Семен, отложив пистолет, взял в ладонь сотовый телефон.
Ему показалось, что трубка бибикнула так громко, что ее непременно услышали.
– Милиция? – прошептал он. – На площадке между складом железобетонных конструкций и металлоизделий, там, куда сегодня загнали три фуры с мясом, бой. Убили водителей и охрану, убили двух сержантов милиции.
– Кто говорит?
– Майор ФСБ Смирнов Семен Семенович.
Смирнов увидел, что один из бандитов направляется к нему. Видел он только ноги до колен, видел тяжелые ботинки с рифленой подошвой и опущенный к земле ствол винтовки с навернутым на него глушителем. Семен отложил включенный телефон, из которого доносилось: «Где вы? Почему молчите?», и взял в ладонь пистолет, показавшийся неимоверно тяжелым. Он с трудом приподнял ствол.
«Он сейчас подойдет и заглянет под машину. Голова окажется чуть левее колеса, тогда и выстрелю прямо в морду, – пистолет дрожал, в глазах темнело. – Лишь бы не отключиться раньше, чем он заглянет. Хоть одного, да уложу!» В ушах возник шум, словно неподалеку разбивались о берег большие волны. «Лишь бы не отключиться!» – палец уже ощущал рифленый курок.
С другой стороны к машине подходил Станчиков. Он опустился на корточки, заглянул под тягач и, не раздумывая ни секунды, выстрелил. Пуля вошла Смирнову в затылок, он даже не успел нажать на курок.
Станчик и Коготь встретились взглядами:
– Ты мне бутылку хорошего коньяка должен, – Коготь облизал пересохшие губы.
Станчиков только сейчас заметил, что на пистолете у его приятеля нет глушителя.
– Ты без глушака работать решил? Коготь замялся:
– Где-то в кармане затерялся, времени не оставалось, никак найти не могу.
– Зачем снимал? Непорядок, – сказал Станчиков, нагнулся, вырвал пистолет из рук Смирнова. – Твою мать, да у него телефон включен! – он бросил взгляд на набранный номер. – Милиция! – прошептал он.
Они испуганно переглядывались, а из трубки неслось:
– Говорите же, говорите! Куда вы исчезли? Майор, где вы?
– Майор отошел, – произнес Коготь в микрофон, – ложный вызов, мы ошиблись. Полный порядок, – и отключил телефон. – Надо ноги делать, быстро!
– Кто майор?
– Хрен его знает! – сказал Коготь, забираясь в машину. – Ребята, по кабинам, сваливаем!
Бандиты даже не стали проверять, прострелены ли колеса у тягачей и рефрижераторов, они понимали друг друга с полуслова, всем стало ясно, что здесь скоро появится милиция и надо уносить ноги.
– Я насчитал девять трупов, – шипел Коготь Станчику.
– Но я видел, с площадки никто не ушел. Кабины уже проверили, они были пусты.
– Черт с ним, по дороге разберемся!
Тягачи взревели двигателями. Часть людей в камуфляже, перепрыгнув через забор, скрылась, растворясь в темноте. Прямо по трупам, давя, размазывая то, что недавно было людьми, машины развернулись на площадке. Искря, кабели подключения попадали на землю. Только сейчас, развернув машину, Коготь увидел открытый люк теплотрассы.
– Мать его, наверное, туда ушел.
– Гранаты нет?
– Никогда их на дело не беру.
– Жаль.
– Ты что, идиот! Разворотишь трубы, здесь такое начнется!
– А тебе дело? Нам всех свидетелей убрать надо.
– Лезь, ныряй в темноту, посмотрю, что от тебя останется. Нам еще повезло: из-за внезапности, из-за того, что они нас не ожидали, мы их положили за десять секунд, а они все бывшие спецназовцы и десантники.
– Слушай, про какого майора менты бухтели?
– Не знаю про какого. Наверное, про того, которому ты башку прострелил. Хрен с ним!
Машины уносились с площадки.
Акулич не знал, куда ведет коллектор. Он вполне мог ожидать, что узкий тоннель, в котором даже трудно приподнять голову, может закончиться бетонной стенкой. Развернуться в нем будет почти невозможно, а если и развернешься, придется часа полтора лежать, набираться сил, чтобы пуститься в обратную дорогу. Легкие, небо, язык горели. Трубы были изолированы стекловатой, и ее пыль уже забивала нос, бронхи, чесались руки. Но желание жить всегда сильнее страха перед опасностью. Одежда, изорванная в клочья, исцарапанная кожа, кровоточащие ладони, пот, заливающий лицо, – все это ерунда, если ты остался жив. «На площадке положили всех, а я уцелел!» – только этой мыслью мог подбодрить себя сержант, бывший десантник.
Коллектор забирал вправо. Сержант пытался вспомнить, в какой стороне город. Он приподнял голову, выставил вперед зажигалку и щелкнул затвором. Слабый огонек не мог бы осветить коллектор, но помогла вспышка кремня, она, как блиц фотоаппарата, на мгновение выхватила из темноты шершавые бетонные стены в потеках битума, трубы, обернутые блестящим станиолем, и коллектор, уходящий в темноту.
«Я еще минут пятнадцать продержусь, а потом нужно сделать перерыв. Отлежаться, отдышаться, набраться сил, подумать… О чем подумать? – криво усмехнулся сержант. – О Боге подумать, о душе. Давно я не вспоминал о том, что Бог существует. Наверное, он есть, если оставил меня в живых. Зачем-то же он меня оставил?»
– Есть, есть Бог! – с убеждением произнес сержант и его слова гулким эхом разлетелись по подземелью, узкому, как гроб. – Он помог мне, значит, поможет еще. Нужно только верить.
Он приподнялся на локтях и пополз дальше. Движение воздуха стало более заметным, сквозняк хоть немного охлаждал разгоряченное тело. Акуличу показалось, что потолок ушел вверх. Он поднял руку и не смог дотянуться до бетона. Опять щелкнул зажигалкой и, к своей радости, увидел на самой границе между светом и темнотой ржавую скобу лестницы и колодец, ведущий вверх.
Он дополз до него, перевернулся на спину и смотрел на маленькую точку, дырку в чугунном люке, сквозь которую пробивался слабый свет: то ли луны, то ли фонаря. Ему было все равно, что горит, главное – свет, а там – жизнь.
Собравшись с силами, сержант поднялся и, даже не вспоминая об оружии, полез вверх. Сил он уже не жалел, лишь задержался на самом верху на пару секунд, когда его плечи уже упирались в чугун люка, закрывавшего колодец.
Прислушался. Тишина, почти полная тишина, лишь звук далекого города, неясный, как гудение в раковине, приложенной к уху. Акулич поднатужился, и люк приподнялся. Он бесшумно сдвинул его в сторону и выбрался на свежий воздух.
Сержант жадно дышал. Осмотрелся и охнул: он стоял на складе металлоконструкций. Увидел три прожектора с возвышения, на котором оказался, увидел ту самую площадку, с которой начал свое бесконечно долгое путешествие под землей. «Это так близко! – ужаснулся он. – Мне казалось, я прополз километры».
На асфальте чернело девять тел, стояли раскладные столики. И тут за спиной раздался странный звук, словно кто-то жадно втягивал воздух. Акулич машинально выхватил пистолет и резко развернулся, готовый выстрелить в грудь противнику. Ствол оружия оказался нацеленным в пустоту.
Метрах в пяти от него у кирпичной стены сидел огромный пес, почти начисто лишенный ушей, и смотрел влажными глазами на человека с оружием, смотрел, словно жалел его, уставшего, оборванного и замученного. Акулич опустился на корточки и провел ладонью по вспотевшему лицу. Пес не убежал, а лег на асфальт. Послышался вой сирен, и на площадку въехали два милицейских автомобиля. Из них выскочили милиционеры в бронежилетах и касках.
«Восемь человек», – – механически пересчитал Акулич, еще не решив, друзья они или враги.
Приехавшим сразу стало ясно, что здесь все кончено, преступники скрылись.
Пошатываясь, Акулич добрался до забора и, придерживаясь за него, пошел к площадке. Он уперся лбом в бетонную секцию и понял, сил на то, чтобы самостоятельно преодолеть забор, не осталось.
– Ребята, – позвал он, – сюда, на помощь! – он стоял и ждал.
Милиционер с коротким автоматом в руках появился за его спиной совершенно неожиданно. Уставший Акулич совершенно забыл, что сжимает в руке пистолет.
– Руки подними! Брось оружие! Сержант послушно выполнил распоряжение, понимая, что сам бы скомандовал точно так же.
– Я свой. Я один уцелел из всех, – проговорил он, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Он даже не бросил пистолет, а просто разжал пальцы, милиционер подхватил его.
– Где они?
– Не знаю, я ушел в люк раньше, а выбрался только сейчас.
С трудом Акулича удалось переправить на ту сторону забора. Его усадили, дали попить минералки, на всякий случай защелкнув на запястьях наручники. Сержант не обижался, ведь он остался жив, и слава Богу.
Напротив него присел на раскладной стул майор милиции:
– Кто напал?
– Не знаю. Старший, Смирнов, приказал мне уходить, я не мог его не послушать. У нас порядок такой – если говорят, надо делать.
– Что было в фурах?
– Мясо, из Польши везли. Майор хмуро огляделся.
– Сколько вас было?
– Восемь, – Акулич вскинул голову, – и двое ваших – сержантов.
– Девять трупов и ты. Все сходится – десять.
У Акулича проверили документы, сняли наручники, но глаз с него не спускали.
– Повезло тебе, – сказал майор, заглядывая в открытый люк. – Как ты только понял, куда ползти надо?
– Не знаю, пополз и все. Наверное, мне сегодня чертовски везет.
– И не говори, этот день самый счастливый в твоей жизни. Не повезло другим. Кто у вас майор? Акулич пожал плечами:
– Не знаю.
– Звонил в милицию некто майор Смирнов.
– Смирнов – это Семеныч, – Акулич указал рукой на мертвого Смирнова. – Насчет майора ничего не знаю, может, он и майором в армии был.
– Помощь тебе нужна или сразу в управление поедем? Сможешь все связно изложить?
– Помощи не надо, разве что переодеться и сигарету.
Майор с готовностью предложил свою пачку. Акулич жадно затягивался, смотрел на звездное небо и думал не о том, о чем просил его майор, не вспоминал в деталях, что произошло, а думал о Боге.
– Преступники скрылись на трех фурах, – передавал по рации милицейский майор, – предположительно минут тридцать тому назад.