Страница:
– Да, думаю, поехали на восток.
– Перекройте. Но учтите, они все вооружены и очень опасны.
В области была объявлена операция «Перехват», но пока она не дала никаких результатов. Майор недоумевал. О том, что фуры поставили на площадку между полигоном железобетонных конструкций и складом металла, знало очень мало людей. Судя по всему, операция по их захвату была спланирована тщательно, проведена умело и с размахом, а значит, и тайник для угнанных машин приготовлен заранее. Это не любители, которые погонят по шоссе с сумасшедшей скоростью, думая, что могут убежать. Вертолет все равно летает быстрее, да и посты по всей дороге: что на Москву, что на Минск.
«Не так просты эти ребята» – майор уже нутром чувствовал, что за одну ночь дело не распутаешь и головной боли хватит надолго. На памяти майора подобного в городе не случалось, чтобы сразу положить восемь гражданских и двух милиционеров при исполнении. Положили хладнокровно, расстреляв, как мишени. Больше всего майора впечатлило то, как машины выехали с площадки – прямо по трупам, размазав их колесами по асфальту. «Убить человека легче, чем проехать по мертвому телу», – думал майор. Он посмотрел на свои командирские часы, постучал пальцем по стеклу циферблата.
«Да, ночь сегодня страшная, многие мужей не дождутся, дети – отцов. Распоясались, мерзавцы!»
«Раз помощник связал, значит, вопрос в моей компетенции», – подумал Федор Филиппович и коротко представился;
– Потапчук слушает!
– Здравия желаю, Федор Филиппович, полковник Бутромеев. Федор Филиппович, надеюсь, все еще помните меня?
– Прекрасно помню, полковник. Слушаю тебя, Иван Иванович, – Потапчук сел в кресло, расслабил узел галстука.
– Вы уже, надеюсь, знаете, что у нас стряслось?
– Слыхал, в курсе, девять трупов.
– Так точно, – сказал полковник Бутромеев. – Среди убитых и ваш бывший сотрудник, майор Смирнов Семен Семенович, он и вызвал милицию перед самой гибелью.
– Смирнов? – прошипел в трубку генерал Потапчук. – Погоди, полковник… Никаких документов и записей при нем не нашли?
– Его личные документы и то, что связано с работой.
– Никаких личных записей? – спросил Потапчук.
– Пока ничего не обнаружили. Может, что-то было в машинах, но их угнали.
– Что, транспорт до сих пор не нашли?
– Удивительно, но это так, словно сквозь землю провалились. А это не три «жигуленка», это огромные тягачи с рефрижераторами.
– Хорошо, что сообщил, полковник. Это может быть связано с другими делами, я возьму на контроль. Тебя ничего не настораживает?
– Меня все настораживает. Во-первых, девять трупов. Во-вторых, украли двенадцать тонн мяса, в-третьих, выясняется, мясо было нормальным.
– В каком смысле нормальным? – осведомился Потапчук.
– Машины задержали… – и полковник изложил обстоятельства задержания колонны. – А теперь еще и выясняется, что врача, который отдавал распоряжение, нашли повешенным в рабочем кабинете.
– Значит, десять трупов, – подытожил Потапчук.
– Один из водителей уцелел, он у нас в Смоленске, дает показания.
Потапчук несколько секунд думал:
– Ты сможешь переслать все материалы, которые есть по этому делу?
– Они поступают постоянно, Федор Филиппович, все больше и больше, и с каждой минутой дело становится все более запутанным.
– Хорошо, что ты мне позвонил. Думаю, мы с тобой, полковник, скоро встретимся.
– Я как чувствовал, что нужно поставить вас в известность.
– Молодец, нюх не потерял, – Потапчук положил трубку и несколько минут сидел неподвижно.
Инициативу в таких ведомствах, как ФСБ, обычно не приветствуют, и, когда кто-то просит чужое дело себе, на него смотрят косо, мол, тебе что, больше других надо или у тебя есть в нем свой интерес?
«Мне только смоленских трупов не хватало здесь, в Москве!»
Потапчук понял, что придется рассказать начальству о встрече с майором Смирновым. Встреча со Смирновым была частной, рассказывать о ней Потапчук был не обязан. Но теперь, когда произошло ЧП, у начальства могут возникнуть вопросы.
Как всегда перед походом к начальству, Потапчук прикинул в голове план разговора, смоделировал вопросы, которые ему зададут, придумал на них ответы и с тяжелым сердцем без предупреждения отправился к начальству.
Глава 6
– Перекройте. Но учтите, они все вооружены и очень опасны.
В области была объявлена операция «Перехват», но пока она не дала никаких результатов. Майор недоумевал. О том, что фуры поставили на площадку между полигоном железобетонных конструкций и складом металла, знало очень мало людей. Судя по всему, операция по их захвату была спланирована тщательно, проведена умело и с размахом, а значит, и тайник для угнанных машин приготовлен заранее. Это не любители, которые погонят по шоссе с сумасшедшей скоростью, думая, что могут убежать. Вертолет все равно летает быстрее, да и посты по всей дороге: что на Москву, что на Минск.
«Не так просты эти ребята» – майор уже нутром чувствовал, что за одну ночь дело не распутаешь и головной боли хватит надолго. На памяти майора подобного в городе не случалось, чтобы сразу положить восемь гражданских и двух милиционеров при исполнении. Положили хладнокровно, расстреляв, как мишени. Больше всего майора впечатлило то, как машины выехали с площадки – прямо по трупам, размазав их колесами по асфальту. «Убить человека легче, чем проехать по мертвому телу», – думал майор. Он посмотрел на свои командирские часы, постучал пальцем по стеклу циферблата.
«Да, ночь сегодня страшная, многие мужей не дождутся, дети – отцов. Распоясались, мерзавцы!»
* * *
Генерал Потапчук был уверен, что Смирнов объявится через день-другой и расскажет, что ему удалось узнать о компании «Новиков и К», о делах их зарубежных партнеров. Но вспомнить о Смирнове пришлось раньше. Звонок в кабинете генерала прозвучал в тот момент, когда он с бумагами вернулся от начальника управления. Звонок был междугородный, их Федор Филиппович не любил. С утра, сразу после совещания, когда голова занята оперативными проблемами, звонят те, кого он не просил напоминать о своем существовании.«Раз помощник связал, значит, вопрос в моей компетенции», – подумал Федор Филиппович и коротко представился;
– Потапчук слушает!
– Здравия желаю, Федор Филиппович, полковник Бутромеев. Федор Филиппович, надеюсь, все еще помните меня?
– Прекрасно помню, полковник. Слушаю тебя, Иван Иванович, – Потапчук сел в кресло, расслабил узел галстука.
– Вы уже, надеюсь, знаете, что у нас стряслось?
– Слыхал, в курсе, девять трупов.
– Так точно, – сказал полковник Бутромеев. – Среди убитых и ваш бывший сотрудник, майор Смирнов Семен Семенович, он и вызвал милицию перед самой гибелью.
– Смирнов? – прошипел в трубку генерал Потапчук. – Погоди, полковник… Никаких документов и записей при нем не нашли?
– Его личные документы и то, что связано с работой.
– Никаких личных записей? – спросил Потапчук.
– Пока ничего не обнаружили. Может, что-то было в машинах, но их угнали.
– Что, транспорт до сих пор не нашли?
– Удивительно, но это так, словно сквозь землю провалились. А это не три «жигуленка», это огромные тягачи с рефрижераторами.
– Хорошо, что сообщил, полковник. Это может быть связано с другими делами, я возьму на контроль. Тебя ничего не настораживает?
– Меня все настораживает. Во-первых, девять трупов. Во-вторых, украли двенадцать тонн мяса, в-третьих, выясняется, мясо было нормальным.
– В каком смысле нормальным? – осведомился Потапчук.
– Машины задержали… – и полковник изложил обстоятельства задержания колонны. – А теперь еще и выясняется, что врача, который отдавал распоряжение, нашли повешенным в рабочем кабинете.
– Значит, десять трупов, – подытожил Потапчук.
– Один из водителей уцелел, он у нас в Смоленске, дает показания.
Потапчук несколько секунд думал:
– Ты сможешь переслать все материалы, которые есть по этому делу?
– Они поступают постоянно, Федор Филиппович, все больше и больше, и с каждой минутой дело становится все более запутанным.
– Хорошо, что ты мне позвонил. Думаю, мы с тобой, полковник, скоро встретимся.
– Я как чувствовал, что нужно поставить вас в известность.
– Молодец, нюх не потерял, – Потапчук положил трубку и несколько минут сидел неподвижно.
Инициативу в таких ведомствах, как ФСБ, обычно не приветствуют, и, когда кто-то просит чужое дело себе, на него смотрят косо, мол, тебе что, больше других надо или у тебя есть в нем свой интерес?
«Мне только смоленских трупов не хватало здесь, в Москве!»
Потапчук понял, что придется рассказать начальству о встрече с майором Смирновым. Встреча со Смирновым была частной, рассказывать о ней Потапчук был не обязан. Но теперь, когда произошло ЧП, у начальства могут возникнуть вопросы.
Как всегда перед походом к начальству, Потапчук прикинул в голове план разговора, смоделировал вопросы, которые ему зададут, придумал на них ответы и с тяжелым сердцем без предупреждения отправился к начальству.
Глава 6
Прошло полгода с того злополучного дня, когда в Смоленске неизвестными бандитами были убиты водители, охранники и два милицейских сержанта. Исчезнувшее мясо так и не нашли. Образцы, взятые в ветеринарной службе Смоленской области, показали, что мясо было чистое. Почему главврач ветеринарной службы Смоленской области отдал распоряжение задержать партию замороженного мяса? Почему вначале анализ показал, что оно зараженное, а затем результат оказался совершенно противоположным? Спросить об этом было уже не у кого. Врача нашли повешенным, все указывало на самоубийство.
Сколько ни пытались сотрудники правоохранительных органов Смоленска и области распутать это странное дело, их усилия словно натыкалось на невидимую стену. Запросили польских коллег. Те по своим каналам проверили весь маршрут колонны, проверили бывшую военную базу, поставщика мяса пана Рыбчинского. У того все оказалось чисто, он сокрушался не меньше других о гибели невинных людей. Искать в Польше было бесполезно, убийство произошло на территории России, поэтому польский след отсекли.
Тщательно проверили фирму «Новиков и К», но и в Москве следствие ничего нового не нашло. Бумаги фирмы «Новиков и К», все банковские счета и операции были в полном порядке, даже придраться не к чему.
Фирма щедро компенсировала родственникам погибших потерю кормильцев, поэтому никто из близких лишнего шума не поднимал. Родственники получили деньги дважды: один раз официально, через банк, а потом к ним приезжал человек из фирмы и привозил деньги в конвертах. Он передавал деньги и сетовал, что государство дерет с коммерсантов непомерные налоги, и, мол, для того, чтобы заплатить потерпевшим тысячу, две тысячи приходится отдавать в бюджет.
– Ничего, – успокаивал он, – держитесь. Мы вас не забудем, через полгода выплату повторим.
Так что даже жены погибших сочли за лучшее сидеть тихо и ждать выплаты. Все понимали: исправить ситуацию уже невозможно, мертвых не воскресишь, а деньги всегда нужны. Надо и детей на ноги ставить, и за пожилыми родителями присматривать.
Через три месяца фирма «Новиков и К» значительно увеличила свои обороты. Полковник, контролировавший поступление натуральных наркотиков из Средней Азии и Афганистана, вошел в долю, став третьим компаньоном фирмы «Новиков и К». Чем ссориться и стреляться, лучше договориться. Теперь и «синтетика», и натуральные наркотики шли через одни руки. Продавцы об этом не догадывались, они продолжали конкурировать между собой, каждый пытался всучить свой товар, заполучить постоянную клиентуру. «Синтетику» начали продавать даже в школьных туалетах.
Машины, исчезнувшие с площадок в Смоленске, в конце концов обнаружились в Ставропольском крае с перебитыми номерами, с новыми документами. Как они там оказались, следствие выяснить не смогло. Покупатели показали, что тягачи им продали кавказцы, а где они их взяли, у кого приобрели? След обрывался в Чечне.
Если дело не раскрыто по свежим следам, то шансов на его раскрытие с каждым днем, с каждой неделей становится все меньше и меньше, а через полгода о нем уже стараются не вспоминать. Оно висит на следователях, но они уже заняты другими проблемами, ищут других людей. О таких делах вспоминают лишь тогда, когда приходится писать отчеты или когда открывают сейф и смахивают пыль с толстых пожелтевших папок. Только случайность может сдвинуть застопорившееся следствие с мертвой точки.
И такая случайность произошла. Утром, после совещания, Потапчук вернулся в кабинет. В приемной его ждал капитан, курировавший связи с Интерполом. Капитан не был частым гостем у Федора Филипповича.
– Рад тебя видеть, – сказал Потапчук и по-штатски похлопал капитана по плечу. – Проходи. Смотрю я на тебя и думаю: наверное, ты горными лыжами увлекаешься? Лицо загорелое, нос скоро облезет.
– Да, только вернулся из польских Татр, в самом деле отдыхал.
Генерал подмигнул капитану:
– Знаю я ваш отдых! Снова в командировке был. Хотя завидую я тебе. Мы не выездные, а ты – куда захотел, туда и поехал.
– Не совсем так, Федор Филиппович.
– Присаживайся, капитан, что стоишь, как на посту у знамени?
Капитан скромно сел в кресло. Потапчук не сводил взгляда с тонкой папки на коленях капитана. «Раз пришел не с пустыми руками, значит, не поболтать, не выведать что-то у него, у генерала, а предложить или сообщить». Но Потапчук был хитер. Он не любил просить: не проси – не будешь обязан. Это железное правило всех спецслужб: сделай так, чтобы информацию тебе отдали добровольно. К насилию прибегай в крайнем случае.
Капитан несколько мгновений мялся. Потапчук позвонил помощнику, заказал чай, хоть знал, капитан пьет кофе. Все любители загранкомандировок давно «подсели» на кофе, виски и дорогие сигареты.
Потапчук выдвинул ящик стола и тут же его задвинул. Вытащил из кармана серебряный портсигар, повертел в руках, положил на стол и пододвинул к капитану:
– Закуривай, Олег, хотя сам я почти не курю. Капитан улыбнулся. Ему хоть и хотелось закурить, но делать это в присутствии генерала да еще курить его сигареты было верхом наглости, такое поведение в спецслужбах не поощрялось.
– Значит, съездил отдохнуть?
– Нет, в командировку, Федор Филиппович, совещание в горах прошло.
– Слыхал, знаю о ваших совещаниях. Весело они у вас там проходят: с лыжами, с баней и прочими радостями жизни.
– Было и это, – не стал лукавить капитан и положил рядом с портсигаром тонкую папочку. – Тут коллеги, Федор Филиппович, показали мне одну бумажку, я сделал копию. Бумажка никчемная, вот, сами взгляните, мне ее задаром отдали, за красивые глаза.
– Посмотрим, – сказал Федор Филиппович, водружая на нос очки.
Бумага была написана на польском языке. Потапчук долго морщился, шевелил губами. Иногда в тексте встречались понятные слова, два слова были подчеркнуты маркером.
– «Семен Семенович» – с трудом прочел латинские буквы генерал ФСБ.
Капитан поднялся и ногтем подчеркнул еще одно слово.
– Рыбчинский, – сказал он.
– Рыбчинский, – повторил Потапчук. – Издеваешься, капитан, надо мной? Обнаглела молодежь, ни во что мою седину уже не ставят. Ты бы мне принес бумагу переведенную.
Капитан поднял листок. Под ним оказалась бумага с русским текстом.
– Это, конечно, не официальный перевод, Федор Филиппович, это я сам расстарался, но суть от этого не меняется.
Вторую бумагу генерал буквально пробуравил глазами.
– Где ж ты раньше был, мой дорогой? Что ж ты на своих лыжах, мать твою, по горам носился, а ко мне, старику, не зашел?
– Я, Федор Филиппович, только вчера в Москве появился. У поляков бумага лежала без дела, не поверили девчонке, думали, выкручивается, придумывает. Они ее депортировали, решив, что она нелегальная проститутка. Может, оно так и есть, вам решать. А мне, Федор Филиппович, прошу прощения, еще за командировку отчитаться надо, у нас каждый доллар сквозь лупу рассматривают.
Потапчук хмыкнул. Вошел помощник, поставил поднос с чаем.
– Извините, спешу, – сказал капитан, – хотя за угощение спасибо.
– Это тебе спасибо за бумагу. А протокол допроса есть?
– Есть. В папке, полный и переведенный.
– Не знаю, как и благодарить тебя. Позвоню отцу, скажу, сын хороший. Кстати, как он там?
– На печень жалуется.
– Печень в таком возрасте да в его должности у всех болит. Это закон. Было бы удивительно, если бы она не болела, – Потапчук выбрался из-за стола, пожал капитану руку, похлопал по плечу. – Спасибо тебе, Олег!
Оставшись один, попивая чай, генерал ФСБ внимательно рассматривал бумаги. «Я бы тоже на месте поляков подумал, что это полный бред. Лишь два слова – „Семен Семенович“ – заставляют верить в бред девушки, назвавшейся польской полиции Машей Пироговой. Да и дело с „Новиков и К“ висит тяжким камнем. Пока о нем не вспоминают, но придет время – вспомнят. Это ж сколько людей положили в мирное время да в мирном городе! Смоленск – не Грозный. Начальство, конечно, движения этой бумажке не даст, в лучшем случае, приобщат к делу, окажется она среди сотен протоколов допросов и будет пылиться вместе с ними. Семен Семенович Смирнов.., я перед тобой в долгу, ты не успел сказать мне всю правду, потому что не знал ее, а когда узнал, то не успел. Где же сейчас девчонка?»
Потапчук смотрел на нечеткую ксерокопию фотографии, затем вызвал помощника и отдал распоряжение:
– Свяжись со Смоленском, узнай, где сейчас Мария Пирогова восьмидесятого года рождения. Ответ пришел быстро.
– Прописана у родителей, но участковый говорит, что не видел Марию уже два месяца.
– И тут облом, – употребил жаргонное слово генерал Потапчук, – нюхом чую – она реальная зацепка. Надо только барышню отыскать и хорошенько с ней поговорить по душам.
Генерал Потапчук вытащил из шкафа портфель, сложил в него документы и уже вечером был в новой мансарде у Глеба Сиверова.
Тот встретил генерала с чашкой кофе в руках. Наушники висели на шее, из них лилась классическая музыка.
– Вагнер? – спросил Федор Филиппович, приложив наушник к своему уху.
– Вы становитесь продвинутым, Федор Филиппович.
– Элементарно, Глеб, – сказал генерал. – Ты ничего другого не слушаешь.
– Тут вы не правы. Я слушаю радио, телевизор, жену и иногда вас…
– Я имею в виду музыку.
– Что сделаешь, люблю Вагнера. Вы ведь тоже курите один и тот же сорт сигарет на протяжении… – Глеб задумался, – наверное, лет сорока?
– Сорока трех, Глеб, и никак бросить не могу.
– То же самое случилось и у меня с Вагнером. Глеб отключил плейер, положил его на стол, налил генералу кофе, пододвинул к нему пепельницу. Генерал положил на стол портсигар.
– Что, дали ход делу «Новиков и К»?
– Нет, – сказал генерал, – если бы дали, я находился бы сейчас в управлении, а не у тебя.
– Понадобился вольный стрелок?
– Не совсем так, Глеб. Появилась одна зацепка, причем случайно. Привез ее сын моего приятеля, он сотрудничает с Интерполом, у него глаз цепкий, сразу определил, кому нести.
– Не мудрено, – сказал Глеб, уже пробежав глазами бумаги, принесенные генералом.
– Я думаю, девчонка испугалась, когда ее в Варшаве на улице остановила полиция. Нет документов, отвезли в участок, она решила рассказать правду. Правда же всегда невероятнее самой отчаянной лжи. Расскажи она о борделе, который держат русские бандиты, ей бы поверили. А в то, что уважаемый польский бизнесмен, фирму которого совсем недавно проверяли всевозможные службы, занимается изготовлением синтетических наркотиков, поверить трудно. Полиция еще мягко обошлась с ней, просто депортировали из Польши как заурядную проститутку, после чего девчонка решила ни за что больше не связываться ни с полицией, ни с милицией, никому не рассказывать о том, что с ней было. Даже с родителями не живет, хотя те наверняка знают, где она сейчас обитает.
– Прав был Смирнов, когда решил подойти к вам в парке.
– Деньги в деле немалые замешаны, потому все и замазано как в Польше, так и у нас. Что ты на меня, Глеб Петрович, так хитро глядишь? – генерал Потапчук исподлобья посмотрел на своего секретного агента.
Сиверов скрестил на груди руки, прикрыл глаза:
– Я, в отличие от многих, Федор Филиппович, это дело не бросил, продолжал над ним понемножку работать.
– И когда ты, Глеб Петрович, все успеваешь? И жнец, и косец, и на дуде игрец.
– Я свои деньги честно отрабатываю, не люблю, когда платят за несделанную работу.
– Так за эту работу я же тебе еще не платил?
– Значит, заплатите, – хмыкнул Сиверов и, протянув руку к полке, вытащил несколько фотоснимков. – Вот, взгляните, надеюсь, это место вам знакомо?
– Что за место? Не знаю, признаюсь.
– Естественно. Вы по ресторанам, Федор Филиппович, не ходите, а следовало бы знать злачные места столицы Российской Федерации.
– Не тяни, Глеб, не мучай старика.
– Никакой вы не старик, Федор Филиппович, прикидываетесь, любите на себя важность напустить, нравится вам, когда вас немного жалеют.
– Кому это не нравится, Глеб Петрович? Генерал разложил перед собой три фотографии.
– Будка, шлагбаум, охранники.
– Правильно, будка, шлагбаум.
– Ты что меня дурачишь, Глеб? Говори!
– Видите человека возле будки? Сейчас я покажу вам его портрет, – Глеб, не поворачиваясь, протянул руку к полке и положил перед генералом еще одну фотографию. – А этот человек вам знаком?
– Не припомню, Глеб, – генерал рассматривал фотографию, то приближая ее к глазам, то отводя на расстояние вытянутой руки.
– Это водитель той колонны, некто Петраков.
– Петраков… – пробормотал Федор Филиппович Потапчук, напряженно вспоминая фамилию, явно ему знакомую. – Ах, это тот…
– Да, именно тот, Федор Филиппович, который грибками в Польше отравился, которого в Бресте высадили. Я связался с Брестом, с третьей больницей, в которой Петраков проходил лечение, и вот что выяснил. Отравления у господина Петракова, бывшего сержанта-десантника, никакого не было.
– Имитация?
– Да.
– Как вы думаете, почему он больным сказался и до Смоленска не поехал?
– Скорее всего, предполагал, чем поездка закончится раньше времени. Такова твоя версия, Глеб Петрович?
– Вы угадали, генерал. Я думаю, что этот Петраков знал наперед, что случится с его товарищами, и заболел. Это как контрольная в школе: если человек к ней не готов, то самый лучший способ не попасть под замес – это сказаться больным: температура, голова, зубы. А самый лучший способ, когда у тебя живот болит – тошнит, рвет, понос опять же, прощу прощения… Генерал Потапчук хмыкнул.
– Живот, он чем хорош, Федор Филиппович, – ничего не видно, ярких признаков никаких, а в туалет, как вы понимаете, за Петраковым никто ходить не стал и проверять не взялся, есть у него понос или нет.
– Ладно, Глеб Петрович, я тебя понял. Но при чем здесь вот это? – генерал ткнул пальцем в фотографию со шлагбаумом.
– Это охраняемая стоянка ресторана «Врата дракона». Ресторан держат бывшие афганцы, там у них, если так можно выразиться, клуб, они там кучкуются, решают свои проблемы.
– Ты хочешь сказать, гнездо свили?
– Можно сказать и так. Так вот, Петраков ровно через полтора месяца ушел из фирмы «Новиков и К», и его взяли на работу охранником стоянки. Работа, как вы понимаете, непыльная, деньги платят регулярно. Такую работу могут предложить только за определенные заслуги. А какие заслуги у Петракова, думаю, вы догадываетесь. Я предполагаю, что это он информировал своих друзей о движении колонны. И чтобы не попасть под замес, чтобы его не хлопнули, он смылся, сказавшись больным. Выглядело все очень правдоподобно.
– Есть в твоих словах, Глеб Петрович, железная логика, очень все это похоже на правду.
– Я тщательно не проверял, вы меня не просили. Но я на свой страх и риск сделал несколько снимков из машины.
– Хода этому делу, Глеб, я пока не даю, оно как лежало, так и лежит. Документы я запросил к себе в кабинет.
– Как я понимаю, Федор Филиппович, вы хотите, чтобы я им занялся?
– Да, Глеб, – твердо сказал генерал. – Пока никакой поддержки я тебе не обещаю. Сгоняй в Смоленск, попробуй найти Марию Пирогову, поговори с ней. У тебя хорошо получается с женщинами общаться. Кстати, как там Ирина?
– Ничего, работает. У нее свои проблемы, свои дела, у меня – свои. Дети растут, все идет неплохо.
– Передавай ей от меня привет.
– Передам, – сказал Сиверов, наливая по второй чашке кофе.
– Я тебе все документы оставлю, ты их изучи.
– А у Смирнова, Федор Филиппович, дома что-нибудь нашли?
– Его супруга отнеслась к нашим крайне недружелюбно. В общем, я ее понимаю, – сказал генерал. – Но знаешь, Глеб, что меня удивляет: фирма «Новиков и К» очень щедро оплатила похороны, да и компенсация была неслабая, мне бы таких денег на несколько лет хватило.
– Мне это известно.
Откуда Сиверову известно о суммах выплаты семьям погибших, генерал уточнять не стал, – у каждого из них были свои источники информации.
– В общем, держи меня в курсе, звони на мобильный телефон, номер ты знаешь. Этот телефон я держу лишь для нескольких людей, – генерал постучал указательным пальцем по нагрудному карману пиджака.
– Понял. Номер знаю, ждите сообщений, Федор Филиппович.
Генерал поднялся из-за стола. Глеб тоже встал.
– Иди сюда, родной, – генерал обнял Глеба, прижал к груди, похлопал по спине. – Время дурацкое, неразбериха сплошная. Думаю, ты в курсе?
– Газеты читаю, телевизор смотрю.
– Хорошо с тобой разговаривать, Глеб, ничего тебе объяснять не надо, все наперед знаешь.
– Работа у меня такая – бежать чуть впереди паровоза. Оно, конечно, тяжело, Федор Филиппович, но зато в сторону отскочить можно. А вот вы в паровозе, вам сложнее.
– И не говори, Глеб.
Генерал покинул мансарду.
Глеб подошел к окну, раздвинул планки жалюзи и увидел Потапчука, который, не оглядываясь, по диагонали пересекал двор, держа в правой руке пустой портфель. «Машину, конечно, оставил за квартал от мансарды. Старый конспиратор!»
Глеб надел наушники, мягко щелкнул клавишей плейера. Он сел в кресло, направил пятно света на бумаги, принесенные генералом, и принялся читать, медленно переворачивая страницу за страницей. Иногда он еле заметно шевелил пальцем правой руки в такт музыке. Его пальцы напоминали крыло птицы, пробующей ветер.
Сняв наушники и допив холодный кофе, Глеб сел к компьютеру. Он негромко насвистывал только что прослушанную арию из своего любимого Вагнера, при этом пальцы рук бегали по клавиатуре. Изображение на мониторе менялось каждую секунду, пока наконец в левом верхнем углу не появилась надпись «Смоленск и Смоленская область». Через пять минут Глеб Сиверов уже знал, где находится дом родителей Марии Пироговой, ему также было известно, что это обыкновенный панельный пятиэтажный дом.
«Ну вот, – мысленно сказал он, выключая компьютер, – завтра я буду в Смоленске. На сколько дней я там задержусь, неизвестно, это лучше не загадывать. Может быть, на день, а может, на неделю, если, конечно, мне удастся отыскать Машу».
Глеб закрыл мансарду и, не спеша, сбежал вниз. Его автомобиль стоял на противоположной стороне двора у входа в магазин. Глеб сел в машину, закурил. «Ну что, все, что мне нужно для завтрашней поездки, у меня с собой, – он посмотрел на кожаную сумку, лежащую на переднем сиденье. – Сейчас надо выспаться, а завтра утром со свежей головой отправлюсь в старинный русский город на поиски Маши. Надеюсь, удача меня не оставит».
Машина Глеба легко развернулась во дворе, через арку выехала на улицу и влилась в транспортный поток. Глеб включил музыку, салон наполнился звуками. На лице Сиверова появилась улыбка.
– Все, что могло в этой жизни со мной случиться, уже случилось.
Той ночью в Белостоке, которая свела ее со Смирновым, она, наученная бояться всех и каждого, пробиралась за город глухими улочками, парками. Она старательно обходила одиноких полицейских. Оказавшись возле шоссе, не стала голосовать. Маша Пирогова брела у подошвы откоса, оцарапываясь в колючих кустах, увязая в болотистой почве.
Над ее головой со свистом проносились машины, рассекая ночь фарами. Как ей хотелось оказаться в одном из этих автомобилей, чтобы спокойно, расслабившись, мчаться по дороге к столице Польши, где есть российское посольство. В консульство в Белостоке она не пошла, ведь так ей посоветовал Семен Семенович – человек, которому она была обязана жизнью. У нее не было четкого плана, было лишь желание уйти подальше от Белостока и поближе к Варшаве.
Откос дорожной насыпи круто стал уходить вверх. Впереди в ночном мраке блеснули рельсы железной дороги, прогрохотал тяжелый товарняк. Маша посмотрела вправо. Вдалеке все еще светились огни Белостока.
– Только не туда! – она пошла по шпалам подальше от городских огней. Ветер свистел в ушах.
«Свободна!» – думала она.
Наконец девушка добралась до железнодорожной станции – небольшого стеклянного павильончика. «Денег нет, – подумала она. – Польская электричка – не русская, где можно ездить без билета, попадешься контролерам – арестуют. К тому же я без документов».
Расписание поездов, аккуратно выполненное на белом пластике, висело на наружной стенке здания станции. Маша отыскала дизель, следующий на Варшаву. В сердце человека, доведенного до отчаяния, всегда остается место надежде. Маша скользнула внутрь павильона и поинтересовалась у женщины, сидевшей за окошечком кассы, сколько стоит билет до Варшавы.
Сколько ни пытались сотрудники правоохранительных органов Смоленска и области распутать это странное дело, их усилия словно натыкалось на невидимую стену. Запросили польских коллег. Те по своим каналам проверили весь маршрут колонны, проверили бывшую военную базу, поставщика мяса пана Рыбчинского. У того все оказалось чисто, он сокрушался не меньше других о гибели невинных людей. Искать в Польше было бесполезно, убийство произошло на территории России, поэтому польский след отсекли.
Тщательно проверили фирму «Новиков и К», но и в Москве следствие ничего нового не нашло. Бумаги фирмы «Новиков и К», все банковские счета и операции были в полном порядке, даже придраться не к чему.
Фирма щедро компенсировала родственникам погибших потерю кормильцев, поэтому никто из близких лишнего шума не поднимал. Родственники получили деньги дважды: один раз официально, через банк, а потом к ним приезжал человек из фирмы и привозил деньги в конвертах. Он передавал деньги и сетовал, что государство дерет с коммерсантов непомерные налоги, и, мол, для того, чтобы заплатить потерпевшим тысячу, две тысячи приходится отдавать в бюджет.
– Ничего, – успокаивал он, – держитесь. Мы вас не забудем, через полгода выплату повторим.
Так что даже жены погибших сочли за лучшее сидеть тихо и ждать выплаты. Все понимали: исправить ситуацию уже невозможно, мертвых не воскресишь, а деньги всегда нужны. Надо и детей на ноги ставить, и за пожилыми родителями присматривать.
Через три месяца фирма «Новиков и К» значительно увеличила свои обороты. Полковник, контролировавший поступление натуральных наркотиков из Средней Азии и Афганистана, вошел в долю, став третьим компаньоном фирмы «Новиков и К». Чем ссориться и стреляться, лучше договориться. Теперь и «синтетика», и натуральные наркотики шли через одни руки. Продавцы об этом не догадывались, они продолжали конкурировать между собой, каждый пытался всучить свой товар, заполучить постоянную клиентуру. «Синтетику» начали продавать даже в школьных туалетах.
Машины, исчезнувшие с площадок в Смоленске, в конце концов обнаружились в Ставропольском крае с перебитыми номерами, с новыми документами. Как они там оказались, следствие выяснить не смогло. Покупатели показали, что тягачи им продали кавказцы, а где они их взяли, у кого приобрели? След обрывался в Чечне.
Если дело не раскрыто по свежим следам, то шансов на его раскрытие с каждым днем, с каждой неделей становится все меньше и меньше, а через полгода о нем уже стараются не вспоминать. Оно висит на следователях, но они уже заняты другими проблемами, ищут других людей. О таких делах вспоминают лишь тогда, когда приходится писать отчеты или когда открывают сейф и смахивают пыль с толстых пожелтевших папок. Только случайность может сдвинуть застопорившееся следствие с мертвой точки.
И такая случайность произошла. Утром, после совещания, Потапчук вернулся в кабинет. В приемной его ждал капитан, курировавший связи с Интерполом. Капитан не был частым гостем у Федора Филипповича.
– Рад тебя видеть, – сказал Потапчук и по-штатски похлопал капитана по плечу. – Проходи. Смотрю я на тебя и думаю: наверное, ты горными лыжами увлекаешься? Лицо загорелое, нос скоро облезет.
– Да, только вернулся из польских Татр, в самом деле отдыхал.
Генерал подмигнул капитану:
– Знаю я ваш отдых! Снова в командировке был. Хотя завидую я тебе. Мы не выездные, а ты – куда захотел, туда и поехал.
– Не совсем так, Федор Филиппович.
– Присаживайся, капитан, что стоишь, как на посту у знамени?
Капитан скромно сел в кресло. Потапчук не сводил взгляда с тонкой папки на коленях капитана. «Раз пришел не с пустыми руками, значит, не поболтать, не выведать что-то у него, у генерала, а предложить или сообщить». Но Потапчук был хитер. Он не любил просить: не проси – не будешь обязан. Это железное правило всех спецслужб: сделай так, чтобы информацию тебе отдали добровольно. К насилию прибегай в крайнем случае.
Капитан несколько мгновений мялся. Потапчук позвонил помощнику, заказал чай, хоть знал, капитан пьет кофе. Все любители загранкомандировок давно «подсели» на кофе, виски и дорогие сигареты.
Потапчук выдвинул ящик стола и тут же его задвинул. Вытащил из кармана серебряный портсигар, повертел в руках, положил на стол и пододвинул к капитану:
– Закуривай, Олег, хотя сам я почти не курю. Капитан улыбнулся. Ему хоть и хотелось закурить, но делать это в присутствии генерала да еще курить его сигареты было верхом наглости, такое поведение в спецслужбах не поощрялось.
– Значит, съездил отдохнуть?
– Нет, в командировку, Федор Филиппович, совещание в горах прошло.
– Слыхал, знаю о ваших совещаниях. Весело они у вас там проходят: с лыжами, с баней и прочими радостями жизни.
– Было и это, – не стал лукавить капитан и положил рядом с портсигаром тонкую папочку. – Тут коллеги, Федор Филиппович, показали мне одну бумажку, я сделал копию. Бумажка никчемная, вот, сами взгляните, мне ее задаром отдали, за красивые глаза.
– Посмотрим, – сказал Федор Филиппович, водружая на нос очки.
Бумага была написана на польском языке. Потапчук долго морщился, шевелил губами. Иногда в тексте встречались понятные слова, два слова были подчеркнуты маркером.
– «Семен Семенович» – с трудом прочел латинские буквы генерал ФСБ.
Капитан поднялся и ногтем подчеркнул еще одно слово.
– Рыбчинский, – сказал он.
– Рыбчинский, – повторил Потапчук. – Издеваешься, капитан, надо мной? Обнаглела молодежь, ни во что мою седину уже не ставят. Ты бы мне принес бумагу переведенную.
Капитан поднял листок. Под ним оказалась бумага с русским текстом.
– Это, конечно, не официальный перевод, Федор Филиппович, это я сам расстарался, но суть от этого не меняется.
Вторую бумагу генерал буквально пробуравил глазами.
– Где ж ты раньше был, мой дорогой? Что ж ты на своих лыжах, мать твою, по горам носился, а ко мне, старику, не зашел?
– Я, Федор Филиппович, только вчера в Москве появился. У поляков бумага лежала без дела, не поверили девчонке, думали, выкручивается, придумывает. Они ее депортировали, решив, что она нелегальная проститутка. Может, оно так и есть, вам решать. А мне, Федор Филиппович, прошу прощения, еще за командировку отчитаться надо, у нас каждый доллар сквозь лупу рассматривают.
Потапчук хмыкнул. Вошел помощник, поставил поднос с чаем.
– Извините, спешу, – сказал капитан, – хотя за угощение спасибо.
– Это тебе спасибо за бумагу. А протокол допроса есть?
– Есть. В папке, полный и переведенный.
– Не знаю, как и благодарить тебя. Позвоню отцу, скажу, сын хороший. Кстати, как он там?
– На печень жалуется.
– Печень в таком возрасте да в его должности у всех болит. Это закон. Было бы удивительно, если бы она не болела, – Потапчук выбрался из-за стола, пожал капитану руку, похлопал по плечу. – Спасибо тебе, Олег!
Оставшись один, попивая чай, генерал ФСБ внимательно рассматривал бумаги. «Я бы тоже на месте поляков подумал, что это полный бред. Лишь два слова – „Семен Семенович“ – заставляют верить в бред девушки, назвавшейся польской полиции Машей Пироговой. Да и дело с „Новиков и К“ висит тяжким камнем. Пока о нем не вспоминают, но придет время – вспомнят. Это ж сколько людей положили в мирное время да в мирном городе! Смоленск – не Грозный. Начальство, конечно, движения этой бумажке не даст, в лучшем случае, приобщат к делу, окажется она среди сотен протоколов допросов и будет пылиться вместе с ними. Семен Семенович Смирнов.., я перед тобой в долгу, ты не успел сказать мне всю правду, потому что не знал ее, а когда узнал, то не успел. Где же сейчас девчонка?»
Потапчук смотрел на нечеткую ксерокопию фотографии, затем вызвал помощника и отдал распоряжение:
– Свяжись со Смоленском, узнай, где сейчас Мария Пирогова восьмидесятого года рождения. Ответ пришел быстро.
– Прописана у родителей, но участковый говорит, что не видел Марию уже два месяца.
– И тут облом, – употребил жаргонное слово генерал Потапчук, – нюхом чую – она реальная зацепка. Надо только барышню отыскать и хорошенько с ней поговорить по душам.
Генерал Потапчук вытащил из шкафа портфель, сложил в него документы и уже вечером был в новой мансарде у Глеба Сиверова.
Тот встретил генерала с чашкой кофе в руках. Наушники висели на шее, из них лилась классическая музыка.
– Вагнер? – спросил Федор Филиппович, приложив наушник к своему уху.
– Вы становитесь продвинутым, Федор Филиппович.
– Элементарно, Глеб, – сказал генерал. – Ты ничего другого не слушаешь.
– Тут вы не правы. Я слушаю радио, телевизор, жену и иногда вас…
– Я имею в виду музыку.
– Что сделаешь, люблю Вагнера. Вы ведь тоже курите один и тот же сорт сигарет на протяжении… – Глеб задумался, – наверное, лет сорока?
– Сорока трех, Глеб, и никак бросить не могу.
– То же самое случилось и у меня с Вагнером. Глеб отключил плейер, положил его на стол, налил генералу кофе, пододвинул к нему пепельницу. Генерал положил на стол портсигар.
– Что, дали ход делу «Новиков и К»?
– Нет, – сказал генерал, – если бы дали, я находился бы сейчас в управлении, а не у тебя.
– Понадобился вольный стрелок?
– Не совсем так, Глеб. Появилась одна зацепка, причем случайно. Привез ее сын моего приятеля, он сотрудничает с Интерполом, у него глаз цепкий, сразу определил, кому нести.
– Не мудрено, – сказал Глеб, уже пробежав глазами бумаги, принесенные генералом.
– Я думаю, девчонка испугалась, когда ее в Варшаве на улице остановила полиция. Нет документов, отвезли в участок, она решила рассказать правду. Правда же всегда невероятнее самой отчаянной лжи. Расскажи она о борделе, который держат русские бандиты, ей бы поверили. А в то, что уважаемый польский бизнесмен, фирму которого совсем недавно проверяли всевозможные службы, занимается изготовлением синтетических наркотиков, поверить трудно. Полиция еще мягко обошлась с ней, просто депортировали из Польши как заурядную проститутку, после чего девчонка решила ни за что больше не связываться ни с полицией, ни с милицией, никому не рассказывать о том, что с ней было. Даже с родителями не живет, хотя те наверняка знают, где она сейчас обитает.
– Прав был Смирнов, когда решил подойти к вам в парке.
– Деньги в деле немалые замешаны, потому все и замазано как в Польше, так и у нас. Что ты на меня, Глеб Петрович, так хитро глядишь? – генерал Потапчук исподлобья посмотрел на своего секретного агента.
Сиверов скрестил на груди руки, прикрыл глаза:
– Я, в отличие от многих, Федор Филиппович, это дело не бросил, продолжал над ним понемножку работать.
– И когда ты, Глеб Петрович, все успеваешь? И жнец, и косец, и на дуде игрец.
– Я свои деньги честно отрабатываю, не люблю, когда платят за несделанную работу.
– Так за эту работу я же тебе еще не платил?
– Значит, заплатите, – хмыкнул Сиверов и, протянув руку к полке, вытащил несколько фотоснимков. – Вот, взгляните, надеюсь, это место вам знакомо?
– Что за место? Не знаю, признаюсь.
– Естественно. Вы по ресторанам, Федор Филиппович, не ходите, а следовало бы знать злачные места столицы Российской Федерации.
– Не тяни, Глеб, не мучай старика.
– Никакой вы не старик, Федор Филиппович, прикидываетесь, любите на себя важность напустить, нравится вам, когда вас немного жалеют.
– Кому это не нравится, Глеб Петрович? Генерал разложил перед собой три фотографии.
– Будка, шлагбаум, охранники.
– Правильно, будка, шлагбаум.
– Ты что меня дурачишь, Глеб? Говори!
– Видите человека возле будки? Сейчас я покажу вам его портрет, – Глеб, не поворачиваясь, протянул руку к полке и положил перед генералом еще одну фотографию. – А этот человек вам знаком?
– Не припомню, Глеб, – генерал рассматривал фотографию, то приближая ее к глазам, то отводя на расстояние вытянутой руки.
– Это водитель той колонны, некто Петраков.
– Петраков… – пробормотал Федор Филиппович Потапчук, напряженно вспоминая фамилию, явно ему знакомую. – Ах, это тот…
– Да, именно тот, Федор Филиппович, который грибками в Польше отравился, которого в Бресте высадили. Я связался с Брестом, с третьей больницей, в которой Петраков проходил лечение, и вот что выяснил. Отравления у господина Петракова, бывшего сержанта-десантника, никакого не было.
– Имитация?
– Да.
– Как вы думаете, почему он больным сказался и до Смоленска не поехал?
– Скорее всего, предполагал, чем поездка закончится раньше времени. Такова твоя версия, Глеб Петрович?
– Вы угадали, генерал. Я думаю, что этот Петраков знал наперед, что случится с его товарищами, и заболел. Это как контрольная в школе: если человек к ней не готов, то самый лучший способ не попасть под замес – это сказаться больным: температура, голова, зубы. А самый лучший способ, когда у тебя живот болит – тошнит, рвет, понос опять же, прощу прощения… Генерал Потапчук хмыкнул.
– Живот, он чем хорош, Федор Филиппович, – ничего не видно, ярких признаков никаких, а в туалет, как вы понимаете, за Петраковым никто ходить не стал и проверять не взялся, есть у него понос или нет.
– Ладно, Глеб Петрович, я тебя понял. Но при чем здесь вот это? – генерал ткнул пальцем в фотографию со шлагбаумом.
– Это охраняемая стоянка ресторана «Врата дракона». Ресторан держат бывшие афганцы, там у них, если так можно выразиться, клуб, они там кучкуются, решают свои проблемы.
– Ты хочешь сказать, гнездо свили?
– Можно сказать и так. Так вот, Петраков ровно через полтора месяца ушел из фирмы «Новиков и К», и его взяли на работу охранником стоянки. Работа, как вы понимаете, непыльная, деньги платят регулярно. Такую работу могут предложить только за определенные заслуги. А какие заслуги у Петракова, думаю, вы догадываетесь. Я предполагаю, что это он информировал своих друзей о движении колонны. И чтобы не попасть под замес, чтобы его не хлопнули, он смылся, сказавшись больным. Выглядело все очень правдоподобно.
– Есть в твоих словах, Глеб Петрович, железная логика, очень все это похоже на правду.
– Я тщательно не проверял, вы меня не просили. Но я на свой страх и риск сделал несколько снимков из машины.
– Хода этому делу, Глеб, я пока не даю, оно как лежало, так и лежит. Документы я запросил к себе в кабинет.
– Как я понимаю, Федор Филиппович, вы хотите, чтобы я им занялся?
– Да, Глеб, – твердо сказал генерал. – Пока никакой поддержки я тебе не обещаю. Сгоняй в Смоленск, попробуй найти Марию Пирогову, поговори с ней. У тебя хорошо получается с женщинами общаться. Кстати, как там Ирина?
– Ничего, работает. У нее свои проблемы, свои дела, у меня – свои. Дети растут, все идет неплохо.
– Передавай ей от меня привет.
– Передам, – сказал Сиверов, наливая по второй чашке кофе.
– Я тебе все документы оставлю, ты их изучи.
– А у Смирнова, Федор Филиппович, дома что-нибудь нашли?
– Его супруга отнеслась к нашим крайне недружелюбно. В общем, я ее понимаю, – сказал генерал. – Но знаешь, Глеб, что меня удивляет: фирма «Новиков и К» очень щедро оплатила похороны, да и компенсация была неслабая, мне бы таких денег на несколько лет хватило.
– Мне это известно.
Откуда Сиверову известно о суммах выплаты семьям погибших, генерал уточнять не стал, – у каждого из них были свои источники информации.
– В общем, держи меня в курсе, звони на мобильный телефон, номер ты знаешь. Этот телефон я держу лишь для нескольких людей, – генерал постучал указательным пальцем по нагрудному карману пиджака.
– Понял. Номер знаю, ждите сообщений, Федор Филиппович.
Генерал поднялся из-за стола. Глеб тоже встал.
– Иди сюда, родной, – генерал обнял Глеба, прижал к груди, похлопал по спине. – Время дурацкое, неразбериха сплошная. Думаю, ты в курсе?
– Газеты читаю, телевизор смотрю.
– Хорошо с тобой разговаривать, Глеб, ничего тебе объяснять не надо, все наперед знаешь.
– Работа у меня такая – бежать чуть впереди паровоза. Оно, конечно, тяжело, Федор Филиппович, но зато в сторону отскочить можно. А вот вы в паровозе, вам сложнее.
– И не говори, Глеб.
Генерал покинул мансарду.
Глеб подошел к окну, раздвинул планки жалюзи и увидел Потапчука, который, не оглядываясь, по диагонали пересекал двор, держа в правой руке пустой портфель. «Машину, конечно, оставил за квартал от мансарды. Старый конспиратор!»
Глеб надел наушники, мягко щелкнул клавишей плейера. Он сел в кресло, направил пятно света на бумаги, принесенные генералом, и принялся читать, медленно переворачивая страницу за страницей. Иногда он еле заметно шевелил пальцем правой руки в такт музыке. Его пальцы напоминали крыло птицы, пробующей ветер.
Сняв наушники и допив холодный кофе, Глеб сел к компьютеру. Он негромко насвистывал только что прослушанную арию из своего любимого Вагнера, при этом пальцы рук бегали по клавиатуре. Изображение на мониторе менялось каждую секунду, пока наконец в левом верхнем углу не появилась надпись «Смоленск и Смоленская область». Через пять минут Глеб Сиверов уже знал, где находится дом родителей Марии Пироговой, ему также было известно, что это обыкновенный панельный пятиэтажный дом.
«Ну вот, – мысленно сказал он, выключая компьютер, – завтра я буду в Смоленске. На сколько дней я там задержусь, неизвестно, это лучше не загадывать. Может быть, на день, а может, на неделю, если, конечно, мне удастся отыскать Машу».
Глеб закрыл мансарду и, не спеша, сбежал вниз. Его автомобиль стоял на противоположной стороне двора у входа в магазин. Глеб сел в машину, закурил. «Ну что, все, что мне нужно для завтрашней поездки, у меня с собой, – он посмотрел на кожаную сумку, лежащую на переднем сиденье. – Сейчас надо выспаться, а завтра утром со свежей головой отправлюсь в старинный русский город на поиски Маши. Надеюсь, удача меня не оставит».
Машина Глеба легко развернулась во дворе, через арку выехала на улицу и влилась в транспортный поток. Глеб включил музыку, салон наполнился звуками. На лице Сиверова появилась улыбка.
* * *
С того времени, как Маша покинула тайную лабораторию пана Рыбчинского, прошло целых полгода, но ей все еще не верилось, что она избежала худшего в жизни. Хотя, хорохорясь, она иногда говорила:– Все, что могло в этой жизни со мной случиться, уже случилось.
Той ночью в Белостоке, которая свела ее со Смирновым, она, наученная бояться всех и каждого, пробиралась за город глухими улочками, парками. Она старательно обходила одиноких полицейских. Оказавшись возле шоссе, не стала голосовать. Маша Пирогова брела у подошвы откоса, оцарапываясь в колючих кустах, увязая в болотистой почве.
Над ее головой со свистом проносились машины, рассекая ночь фарами. Как ей хотелось оказаться в одном из этих автомобилей, чтобы спокойно, расслабившись, мчаться по дороге к столице Польши, где есть российское посольство. В консульство в Белостоке она не пошла, ведь так ей посоветовал Семен Семенович – человек, которому она была обязана жизнью. У нее не было четкого плана, было лишь желание уйти подальше от Белостока и поближе к Варшаве.
Откос дорожной насыпи круто стал уходить вверх. Впереди в ночном мраке блеснули рельсы железной дороги, прогрохотал тяжелый товарняк. Маша посмотрела вправо. Вдалеке все еще светились огни Белостока.
– Только не туда! – она пошла по шпалам подальше от городских огней. Ветер свистел в ушах.
«Свободна!» – думала она.
Наконец девушка добралась до железнодорожной станции – небольшого стеклянного павильончика. «Денег нет, – подумала она. – Польская электричка – не русская, где можно ездить без билета, попадешься контролерам – арестуют. К тому же я без документов».
Расписание поездов, аккуратно выполненное на белом пластике, висело на наружной стенке здания станции. Маша отыскала дизель, следующий на Варшаву. В сердце человека, доведенного до отчаяния, всегда остается место надежде. Маша скользнула внутрь павильона и поинтересовалась у женщины, сидевшей за окошечком кассы, сколько стоит билет до Варшавы.