Страница:
– Ладно, сволочь, – пробормотал Матвей Гаврилович и переключил телевизор на следующий канал.
И тут выступал президент.
– Да что это за чертовщина! – сказал Матвей Гаврилович, у него появилось страстное желание запустить пультом в телевизор. – Какую кнопку не нажму, всюду отвратные морды. Как я вас всех ненавижу, жить не даете, мать вашу!
И он наобум ткнул пальцем со сверкающим перстнем в клавишу пульта. На экране появилась девушка, и Супонев хоть и был удовлетворен сеансом любви с мулаткой, не удержавшись причмокнул языком. Девушка была хороша собой и Супонев подумал, что он не отказался бы с ней поразвлечься – и желательно перед телекамерой. Тем более, она так сексуально держала микрофон перед самым ртом, что нетрудно было вообразить то, как она будет держать член.
– Что это со мной такое? – сказал Супонев и посмотрел на своего охранника. – Стакан воды.
Выпив немного, Супонев задумался, а затем еще раз набрал воды в рот, прополоскал зубы и сплюнул прямо на ковер, ничуть не стесняясь этого.
Из ванной Анжелика вышла в халате. Она не знала, необходимо ли ей следовать за этим богатым мужчиной или до выполнения их уговора ей нужно оставаться дома. Она застыла в нерешительности, наступив босой ногой на теплое мокрое пятно на ковре.
– Собирайся и поехали.
– А вдруг он приедет чуть раньше обычного?
– Тут найдется кому встретить твоего козлика, – засмеялся Гапон, кивнув на своего охранника, самого дюжего из всех.
Хотя на самом деле этот охранник не был самым сильным, лишь только вид имел такой устрашающий. Но для того, чтобы справиться с Борщевым, если тот начнет сопротивляться, было бы достаточно и солдата-новобранца.
Гапон сам выбрал наряд, который следует надеть Анжелике, и они вместе спустились к машине. Мулатка уже окончательно поверила в то, что ее жизнь меняется к лучшему. Она уже ничего не опасалась, чувствуя, что рядом с ней идет настоящий хозяин жизни. Не такой, как ее прежний любовник, этот же действительно никого и ничего не боится. Она устроилась на заднем сиденье «мерседеса», Гапон опустился рядом с ней.
Ни куда они едут, ни что ее ждет дальше Анжелика не знала. Да это ее в общем-то и не волновало. В голове у нее роились мысли исключительно насчет развлечений, и чтобы ей не предложил сейчас Гапон, она согласилась бы.
Глава 19
И тут выступал президент.
– Да что это за чертовщина! – сказал Матвей Гаврилович, у него появилось страстное желание запустить пультом в телевизор. – Какую кнопку не нажму, всюду отвратные морды. Как я вас всех ненавижу, жить не даете, мать вашу!
И он наобум ткнул пальцем со сверкающим перстнем в клавишу пульта. На экране появилась девушка, и Супонев хоть и был удовлетворен сеансом любви с мулаткой, не удержавшись причмокнул языком. Девушка была хороша собой и Супонев подумал, что он не отказался бы с ней поразвлечься – и желательно перед телекамерой. Тем более, она так сексуально держала микрофон перед самым ртом, что нетрудно было вообразить то, как она будет держать член.
– Что это со мной такое? – сказал Супонев и посмотрел на своего охранника. – Стакан воды.
Выпив немного, Супонев задумался, а затем еще раз набрал воды в рот, прополоскал зубы и сплюнул прямо на ковер, ничуть не стесняясь этого.
Из ванной Анжелика вышла в халате. Она не знала, необходимо ли ей следовать за этим богатым мужчиной или до выполнения их уговора ей нужно оставаться дома. Она застыла в нерешительности, наступив босой ногой на теплое мокрое пятно на ковре.
– Собирайся и поехали.
– А вдруг он приедет чуть раньше обычного?
– Тут найдется кому встретить твоего козлика, – засмеялся Гапон, кивнув на своего охранника, самого дюжего из всех.
Хотя на самом деле этот охранник не был самым сильным, лишь только вид имел такой устрашающий. Но для того, чтобы справиться с Борщевым, если тот начнет сопротивляться, было бы достаточно и солдата-новобранца.
Гапон сам выбрал наряд, который следует надеть Анжелике, и они вместе спустились к машине. Мулатка уже окончательно поверила в то, что ее жизнь меняется к лучшему. Она уже ничего не опасалась, чувствуя, что рядом с ней идет настоящий хозяин жизни. Не такой, как ее прежний любовник, этот же действительно никого и ничего не боится. Она устроилась на заднем сиденье «мерседеса», Гапон опустился рядом с ней.
Ни куда они едут, ни что ее ждет дальше Анжелика не знала. Да это ее в общем-то и не волновало. В голове у нее роились мысли исключительно насчет развлечений, и чтобы ей не предложил сейчас Гапон, она согласилась бы.
Глава 19
Анжелика с Гапоном уже не один час отгуляли в ночном клубе, когда Борщев на такси подъехал к дому в безлюдном московском переулке. Первым делом, отпустив автомобиль, он посмотрел на окна квартиры.
«Темные. Спит она что ли? Или нет, ждет меня в темноте. Наверное, разделась. Лишь бы только, дура, душ снова не приняла, а то придется трахать ее безо всякого удовольствия. И почему меня так волнуют женские запахи?» – задумался Борщев.
Переложив свой чемоданчик в левую руку – правой приходилось придерживаться за перила, – уставший Борщев поднялся к двери квартиры, которую он все еще считал своей.
Его ничего не насторожило, вот разве что дверца щитка была приоткрыта. Он вытащил ключ и отпер замок.
Квартира встретила его тишиной и темнотой.
– Эй, Анжелика! – крикнул в глубину просторной квартиры Борщев, захлопывая дверь. – Ты где? Спишь, что ли?
Из комнаты он услышал легкий шорох и сладострастно повел плечами. Субботний день, которого его лишил Иваницкий своей поездкой в Москву, заставлял спешить. Он уже предвидел как страстно обнимет мулатку, как она проявит все свое искусство. О себе Борщев был высокого мнения – считал, что и Анжелика получает от него огромное удовольствие.
Все мужчины считают именно так, но большинство из ни ошибаются, оценивая свои возможности.
Подполковник Борщев шагнул в комнату и щелкнул выключателем. Каково же было его изумление, когда вместо мулатки он увидел верзилу, сидящего в кресле и целящегося в него из пистолета с большим глушителем. Большой пистолет казался в руках великана игрушечным.
Борщев беззвучно открыл рот и сделал попытку попятиться.
– Стой на месте, козел! – незлобно произнес охранник Гапона, которого Борщев видел впервые. – Повернись лицом к стене и расставь ноги.
Охранник, дождавшись, когда подполковник выполнит его приказание, лениво подошел к Борщеву и обыскал его. Завладев газовым пистолетом, он защелкнул наручники на запястьях Валентина Витальевича, заведя ему руки за спину, и указал на неприбранную скомканную постель.
– Садись, посиди.
Борщев никак не мог понять, кто этот человек и что ему нужно в его квартире. Куда подевалась Анжелика? – он растерянно смотрел по сторонам.
– Сиди и не верти головой, а то еще отвалится! Грохоту будет!
Борщев переминался с ноги на ногу и верзила, потеряв терпение, толкнул его в грудь.
Валентин Витальевич навзничь упал на кровать и больше не предпринимал никаких попыток сопротивления. Он решил, лучше лежать тихо, не двигаясь, за слова больно бить не станут, если, конечно, не грубить и не хамить. А такое желание после удара в грудь у него напрочь отпало.
– Кто вы такой? – замирая от ожидания, что сейчас на его голову обрушится удар, спросил Борщев, скосив глаза на странного субъекта, неизвестно откуда взявшегося в его квартире.
– Ты что, прокурор вопросы задавать? Лежи, козел безрогий!
Как ни странно, такой ответ Борщева несколько порадовал. Если бы его собирались убить, то сделали бы это сразу. А если громила вступает в разговор, к тому же в довольно словообильный, значит дела еще не так плохи, и он сможет выбраться живым из передряги.
«Вряд ли меня собрались ограбить рядовые бандиты», – решил Валентин Витальевич.
В квартире, как он успел заметить, все имущество оставалось в сохранности, ничего ценного не пропало.
"Наверное, это человек Гапона, – подумал Борщев. И тут ему пришлось поразмыслить. – Скорее всего, – думал он, – этот визит предупреждение за мой залет в милицию.
Решили припугнуть и только. Одно плохо – Гапон узнал о моей квартире, узнал об Анжелике. Этим я нарушил наш договор. Лишь бы Матвей Гаврилович не узнал о моей покупке на Кипре! Ну да ладно, что случилось, то случилось".
И он осторожно поинтересовался:
– Вас Матвей Гаврилович прислал?
– А тебе какое на хрен дело? Может и Матвей Гаврилович, а может и Гаврил Матвеевич.
– Я его хорошо знаю.
– Я тоже кое-кого хорошо знаю, – ответил охранник, усаживаясь в кресло и принимаясь чистить ногти.
Он орудовал маленькой пилочкой для ногтей, найденной на столе, той самой, которой пользовалась Анжелика. При этом он сладострастно похмыкивал.
– А где хозяйка? – спросил Борщев.
– Тут один хороший человек, наш общий знакомый, ее оттрахал и увез с собой. И самое интересное то, что она даже не сопротивлялась.
Борщев судорожно подумал:
«Какой же я дурак, что не сделал ноги раньше!»
И тут его взгляд упал на испачканную телефонную трубку, которая лежала на еще влажной простыне. Большой фантазии, чтобы представить себе картину недавнего разгула, не требовалось. "Вот она, жадность-то! – глотая слюну, подумал Борщев. – Ведь месяц назад или два я преспокойно мог собрать вещи и смыться за границу. Паспорт есть, деньги тоже… Чего мне не хватало?
Сдался мне этот долбанный полигон! Да и мулатку бросил бы здесь вместе с квартирой.
Что я себе другую бабу не нашел бы? Еще лучше отыскалась бы!"
Но теперь ему ничего не оставалось, кроме как покориться чужой воле. Самым страшным и пугающим была неизвестность. Охранник продолжал заниматься своим делом – подпиливал ногти и сдувал пыль с пилочки. Было видно, он никуда не спешит.
Раздался телефонный звонок. Звенели одновременно и подставка от телефона и сама трубка. Брать трубку охранник побрезговал, поэтому подошел к основанию телефона и нажал кнопку громкой связи. В комнате зазвучал спокойный голос Гапона:
– Приехал козел?
– Да, приехал. Лежит себе смирненько, посапывает, вопросы ненужные задает.
– Ну поговори, поговори с ним, нечего ему скучать. А я часика через два подъеду. Да и не забудь сказать ему, что приеду с его бабой.
– Скажу, то-то обрадуется!
Из динамика послышался смех Анжелики.
Борщев заскрежетал зубами. Он и сам не подозревал, что этот смех вызовет в нем такую ярую злость. Теперь он ненавидел Гапона так, как может ненавидеть только сильно униженный человек. Но это было только начало падения. Подполковник Борщев прекрасно знал, Гапон умеет унижать, умеет заставлять покоряться своей воле.
Охранник хмыкнул и посмотрел на своего пленника. Тот казался ему жалким и раздавленным, как червяк, не способным оказать ни малейшего сопротивления, хоть ты садись на него и сиди, а он и слова не скажет. А может и поинтересуется участливо:
«Не жестко ли?»
Из динамика послышались гудки. Охранник нажал на клавишу и вновь устроился в кресле. Заниматься ногтями ему надоело, чисто вычищены, гладко подпилены. Голова его клонилась к коленям. Перед тем, как выйти на дежурство, он провел бессонную беспутную ночь, еле заглушив с утра запах перегара жевательной резинкой. Его неодолимо клонило ко сну, но он понимал, что должен держаться начеку. Мало ли что может случиться!
Минут десять он боролся со сном, наконец пригрозил Борщеву:
– Знаешь, козел, если только дернешься, я тебя сразу… – и не уточняя, что произойдет «сразу», он склонил голову на грудь и притворился спящим, чтобы проверить как среагирует на это пленник.
Борщев сам знал подобные хитрости и поэтому не дергался.
Присмотревшись, он увидел, как поблескивает глаз охранника в щели между веками. Убедившись, что Борщев ни о чем не помышляет, охранник задремал уже по-настоящему, понадеявшись, что среагирует на малейший звук. Не боялся он и того, что Гапон застанет его спящим. В конце концов дверь открывать придется ему самому, ведь дубликаты ключей лежали у него в кармане.
Борщев тем временем лихорадочно думал: дожидаться ли ему Гапона или предпринять попытку к бегству. Руки, сведенные за спиной наручниками, начали затекать. Он осторожно поджал колени к самому подбородку и вывернул руки вперед, получив относительную свободу. И тут же, чтобы охранник этого не заметил, если проснется, прикрылся простыней.
Теперь появился хоть маленький, но шанс.
Пока же подполковник Борщев лежал тихонько, не шевелился, боясь вызывать приступ агрессии у своего тюремщика. Тот сидел, время от времени вздрагивая во сне.
Подполковник раздумывал как поступать дальше. Ему было ясно, добежать до двери он не успеет. Этот здоровяк проснется, догонит его, повалит на пол и станет бить ногами. Можно было попробовать пойти на уловку – телефонная трубка лежала рядом и теперь, когда руки у Борщева оказались относительно свободными, он мог набрать номер. Но кому звонить в Москве? Кто приедет чтобы вызволить его? Разве что позвонить в милицию…
Но такая перспектива не могла устроить Валентина Витальевича.
«Да, сейчас-то менты меня вызволят, а потом? Нет уж, спасибо… А если подозвать к себе охранника и стукнуть его по голове сведенными в замок руками? Вряд ли его удастся оглушить так просто, голова у него чугунная и хрен что с ним сделаешь. Ну и скотина же, Гапон!» – злость закипала в душе подполковника.
Он мог сегодня же уехать за границу, сперва на Украину, в Беларусь, а уж оттуда и подальше, вот только бы вырваться отсюда!
Его взгляд упал на пистолет телохранителя, который тот, разморенный сном положил себе на колени.
«Тихо подняться, подкрасться и…»
Борщев представил себе, что произойдет если он не сумеет вовремя завладеть оружием.
«Хотя нет, – тут же остановил он самого себя, – убивать и даже калечить меня он не станет. Придется в таком случае ему держать ответ перед Гапоном. Так что есть смысл рискнуть».
"Убить бы его, суку, чуть все дело не завалил! Но на сегодняшний день это не выход.
Чем меньше шума, тем лучше. Следует как можно быстрее распродать спирт, отбить бабки и уж тогда напустить на него своих людей.
Такая же участь ждет и Иваницкого. Даже если этого не сделаю я, то уж высокие чины из Министерства обороны наверняка ими займутся. Так или иначе они уберут начальника законсервированного полигона и его заместителя".
Логика генералов была проста и понятна Гапону. В случае чего вину свалят на Иваницкого и Борщева, мол, они и торговали спиртом, получая за это все деньги. За что их убили?
С бандитами не поделились! А куда уж девались баснословные суммы, это не так важно.
Есть трупы – нет подсудимых, нет и преступления.
Единственный выход, который сейчас виделся Гапону, это законсервировать ситуацию.
Не позволить дергаться Борщеву, заставить Иваницкого исправно нести службу и дальше.
Теперь план у Гапона выкристаллизовался.
Он не раз уже поступал подобным образом…
Прикрыв глаза, Супонев представлял себе воображаемый разговор с Борщевым, которой, как он знал, морально подавлен и не готов к сопротивлению.
– Ну что же ты, сука! – скажет Гапон. – Виллу себе купил, квартиру, девочку завел, которая тебе не по карману. Мы же договаривались, никаких покупок, никакой роскоши, пока не кончится товар.
Борщев естественно начнет просить прощения. И тогда он предложит ему довольно мягкий вариант полюбовного соглашения.
– Знаешь что, дорогой, – скажет Гапон, и Борщев замрет, ожидая решения своей дальнейшей судьбы. – Нет, убивать я тебя не стану, а наказать – накажу. У меня другого выхода нет, представь: приедет проверка и спросит у тебя, где ты взял деньги на кипрский дом и на квартиру. Со своей подполковничьей зарплаты такие суммы тебе собирать – пару веков потребуются. И вот тогда тебе потребуется бумага, чтобы оправдаться?
Не мне, Борщев, потребуется, а тебе – возразить на это будет нечего. Придется мне на тебя оформить кредит в банке. Распишешься в его получении, а денег, естественно, не увидишь. Если кто-то хватится, что живешь ты не по средствам – вот они, документы на основание липовой фирмы, кредиты, полученные для закупки товаров, но использованные не по назначению. За такие дела много не дают, Борщев. Отсидишь ты на поселении пару лет и вернешься к активной жизни.
Гапону явно понравилось то, что он придумал. Знакомых банкиров у него хватало, имелся с десяток своих нотариусов, бумаги можно было какие угодно оформить, да и левые деньги списать на Борщева, оформленные под видом кредита. А когда подполковника не станет, то и спрос с мертвеца не велик. Нет человека и нет денег, забрал с собой в могилу.
Супонев подозвал к себе одного из охранников и распорядился тут же отыскать нотариуса и управляющего банком Якова, который был многим обязан Гапону. Ему пришлось ждать минут двадцать, пока наконец нотариус и банкир не прибыли в клуб, захватив с собой нужные документы и печати.
Гапон, предчувствуя скорую победу, сел в автомобиль и приказал следовать к дому Борщева.
Он оставил свой «форд» в соседнем дворе, проехав через ту самую подворотню, в которой скрылись старик со старухой после крика Анжелики о помощи, вышел на тротуар и пересек улицу. Он даже не знал толком куда выходят окна квартиры, сколько их. Комбат предпочитал не просчитывать свои действия в деталях, а поступать по наитию.
– Главное – направление, в котором двигаешься, – любил говорить Комбат, – а мелкими или гигантскими шагами ты его преодолеваешь, это никого не интересует.
Быстро, но в то же время не торопясь, Комбат поднялся, и остановившись у двери квартиры, еще раз сверил номер. Он нажал кнопку звонка и ждал, когда ему откроют.
Подполковник Борщев уже было спустивший ноги с кровати, тут же вновь лег, поняв, что опоздал с попыткой побега. Охранник проснулся, повертел головой, пытаясь понять, приснился ему звонок или же прозвучал в действительности. Ведь так бывает, когда чего-то сильно ждешь, оно приходит во сне.
Гигант сунул пистолет за пояс, запахнул куртку и грозно приказал Борщеву:
– Лежи и не рыпайся! Без глупостей! А не то по стенке размажу, – и вышел в прихожую.
Комбат позвонил во второй раз. Охранник, будучи в полной уверенности, что это приехал Гапон, даже не стал спрашивать, кто там, распахнул дверь и тут же встретился взглядом с Рублевым. И Рублев, и охранник поняли одновременно, что разводить разговоры ни к чему. По их лицам было видно, эти люди не привыкли разговаривать, а привыкли действовать.
«С такой рожей можно быть только бандитом», – мелькнуло в голове Комбата, и он резко, почти без замаха, саданул охранника кулаком между глаз.
Тот собирался проделать то же самое, но реакция у Рублева оказалась немного быстрее, и охранник, отброшенный ударом вглубь коридора, качнулся, цепляясь, чтобы устоять, за вешалку.
Рублев резко вошел в квартиру и захлопнул за собой дверь. Но второй его удар угодил в пустоту. Охранник одной рукой отодрал от стены вешалку и бросил ее в Комбата, и тут же завалил высокую тумбу для обуви.
Пока Рублев путался в пальто и в плащах, человек Гапона успел выхватить пистолет и передернул затвор, досылая патрон в патронник.
Борщев со страхом прислушивался к звукам, доносящимся из коридора. Он понимал, происходит не то, что запланировал Гапон, пришел кто-то другой. Но кто – Друг, враг?
Еще не известно, что лучше – попасть в руки к Гапону или довериться неизвестности.
– Ни с места! – прозвучал голос охранника.
Все еще путаясь в пальто, Комбат прыгнул на него, рискуя нарваться на пулю. Раздался негромкий, ослабленный глушителем выстрел.
Пуля вошла в штукатурку на потолке, отколов изрядный кусок. Комбат перехватил руку с пистолетом и резко завернул запястье. Послышался хруст выворачиваемого сустава.
Падая на пол, Рублев ребром ладони отбросил пистолет в комнату, и пока его противник не успел опомниться, несколько раз ударил его прямо в нос, от чего тот стал плоским и из ноздрей хлынула кровь.
Пошатываясь, Борис Рублев поднялся. Охранник лежал без движения. Борис Иванович заглянул в комнату и увидел Борщева. Тот уже открыл окно и пытался залезть на подоконник. Но это было не так-то легко сделать с руками, скованными наручниками. И тут Комбат ощутил боль в ноге. Охранник, казавшийся до этого бездыханным, повернулся на бок и поджав под себя искалеченную руку, вцепился зубами в ботинок Рублева, прокусив его насквозь.
– Стой! – крикнул Комбат, бросаясь вперед.
Охранник не выпускал его ногу из зубов, впившись в нее мертвой хваткой, словно бульдог. Комбат со всей силы ударил охранника носком ботинка в голову, попал в висок. Гигант дернулся, и тело его забилось в конвульсиях.
То, что человек со скованными наручниками руками именно Борщев, Комбат знал наверняка. Перед поездкой Бахрушин дал ему его фотографию.
Но даже мертвый охранник не разжал зубов. Рванувшись, Рублев наконец высвободился и бросился к Борщеву, который придерживаясь за водосточную трубу, перебирался на карниз, идущий по периметру дома – довольно широкий, ведь дом был старый.
– Стоять, кретин! – выкрикнул Комбат и попытался дотянуться до Борщева рукой.
От испуга тот выпустил водосточную трубу и, скользя подошвами ботинок по оцинкованной жести карниза, засеменил к углу дома, цепляясь пальцами за рустовку стены.
Борис Иванович вспрыгнул на подоконник и ухватившись правой рукой за водосточную трубу, попытался дотянуться левой до подполковника. Но тот, воровато озираясь, кося на грузного Комбата безумными от страха глазами, мелкими шажками пробирался по карнизу.
Всего нескольких сантиметров не хватило Борису Рублеву для того, чтобы дотянуться до беглеца.
– Врешь, не возьмешь! – прохрипел подполковник и двинулся дальше.
Он видел, что Комбат без оружия и считал себя в безопасности. На другой стороне дома, как он помнил, была пожарная лестница.
"Доберусь до нее и быстро спущусь вниз.
А там найду что делать!"
Борщев боялся Комбата куда больше, чем охранника Гапона. В его воспаленный от страха мозг вкралось подозрение: это человек из ГРУ или из милиции. А в тюрьму идти ему не хотелось.
На самом углу дома на карнизе уже скопилась большая куча засохшего голубиного помета. Карниз никто не чистил лет двадцать. Борщев спешил, ведь Комбат уже сам ступил на карниз.
Засохшая сверху куча помета треснула под рифленым протектором ботинка Борщева, и его нога соскользнула с оцинкованной жести.
Борщев судорожно вцепился пальцами в глубокую рустовку стены, одновременно пытаясь сохранить равновесие. Но было уже поздно: одна нога зависла над пустотой, а вторая неумолимо скользила… Борщев, хоть и успел прижаться грудью к стене, сорвался-таки вниз. Его тело мелькнуло в густых ветвях дерева, следом послышался глухой удар. За ним наступила тишина, лишь покачивались в безветренный день ветви старой липы.
Где-то совсем рядом открылось окно, то ли этажом ниже, то ли в соседней квартире, и прозвучал сдавленный женский крик, а затем – причитания.
Комбат одним прыжком оказался в квартире, на ходу нагнувшись, подхватил с ковра пистолет, перепрыгнул через мертвого охранника и, прыгая через ступеньки, помчался вниз, понимая, что вляпался по самые уши.
"Какого хрена Борщев поперся на карниз!
И нужен-то он мне был лишь для того, чтобы вытрясти из него правду".
Оказавшись на улице, Рублев тут же перешел на шаг. Бегущего человека запомнят всегда, идущего шагом – вряд ли. Он выглянул из-за угла дома и увидел на асфальте распростертое тело Борщева. Тот лежал неподвижно с заброшенными за голову руками, на запястьях которых поблескивали наручники. В том, что подполковник мертв, не оставалось сомнения. Широко открытые глаза не мигая смотрели на яркое солнце, а из уголка рта на асфальт вытекала ровная струйка крови.
«Если бы он был жив, – подумал Рублев, – струйка пульсировала бы».
Ничего другого ему не оставалось делать, как только уходить. Виновным в смерти подполковника Рублев себя не чувствовал. Не он же погнал его на карниз, сам чуть не поплатился жизнью, сцепившись с охранником.
Да и потом рисковал, когда пытался достать Борщева на скользком наклонном карнизе дома.
Тяжелый пистолет оттягивал куртку. Его приходилось придерживать рукой. Длинный ствол с глушителем никак не хотел помещаться в неглубоком кармане, где уже лежала пачка сигарет.
Рублев пересек улицу, скрылся в подворотне. И тут услышал шум подъезжающей машины, оглянулся. Он увидел шестисотый «мерседес», за которым в отдалении следовал джип, наверняка с охраной. Машины остановились, и Рублев заметил, как из «мерседеса» выходят мужчина и девушка. Мулатка была в вечернем платье, а мужчину он толком не разглядел, тот стоял к нему спиной. Судя по спокойной улыбке на лице Анжелики, они еще не увидели мертвое тело.
Мулатка вскрикнула, зажав рот рукой, мужчина схватил ее за руку, затащил в машину, и оба автомобиля спешно отъехали. Рублев бросился к своему «форду», завел мотор и второй подворотней выехал на улицу. Он тут же свернул направо, надеясь встретиться с «мерседесом». Но этой встречи не произошло.
Рублев на предельной скорости миновал два квартала и затем чертыхнулся. Номер «мерседеса» он разглядеть не успел, точно так же, как и номер джипа, ведь машины развернулись не доезжая арки, а теперь и упустил их.
В том, что это приезжал хозяин охранника, засевшего в квартире Борщева, Комбат не сомневался. Кружить и дальше в этом районе становилось небезопасно, скорее всего, успела приехать милиция и кто-нибудь из соседей вспомнит о синем «форде», стоявшем во дворе напротив. Кто-нибудь мог заметить и его самого на карнизе здания.
«Скорее к Бахрушину, – решил Комбат. – Вместе мы заварили эту кашу, вместе и расхлебывать».
Леонид Васильевич с нетерпением ждал возвращения Рублева, надеясь, что тому удалось вытрясти из Борщева хотя бы часть правды, конечно, если Борис Иванович застал его дома.
Если же нет, шансов узнать что-нибудь от мулатки-Анжелики у него нет. Та наверняка знала совсем мало.
Когда Бахрушин открыл дверь, то лишь взглянув на лицо Комбата, сразу догадался, случилось что-то неординарное и вряд ли приятное. Рублев не проронил ни слова, пока дверь была открыта, а лишь она захлопнулась, тут же выдохнул из себя несколько ругательств.
– Вижу, хреновые наши дела, – произнес Бахрушин и понимая, что сейчас не до эмоций, ничего больше не сказал Комбату, который прямо в ботинках отправился в комнату застланную ковром.
– Ну и херня! – Рублев нервно ходил по большой комнате, от чего та сразу же показалась Бахрушину меньше, чем была на самом деле.
Затем Леонид Васильевич с удивлением смотрел на то, как Комбат уселся и стал снимать с ноги ботинок. Носок был в крови.
– Посмотрите, – Рублев поставил ботинок на стул так, чтобы хозяин квартиры мог его осмотреть.
«Темные. Спит она что ли? Или нет, ждет меня в темноте. Наверное, разделась. Лишь бы только, дура, душ снова не приняла, а то придется трахать ее безо всякого удовольствия. И почему меня так волнуют женские запахи?» – задумался Борщев.
Переложив свой чемоданчик в левую руку – правой приходилось придерживаться за перила, – уставший Борщев поднялся к двери квартиры, которую он все еще считал своей.
Его ничего не насторожило, вот разве что дверца щитка была приоткрыта. Он вытащил ключ и отпер замок.
Квартира встретила его тишиной и темнотой.
– Эй, Анжелика! – крикнул в глубину просторной квартиры Борщев, захлопывая дверь. – Ты где? Спишь, что ли?
Из комнаты он услышал легкий шорох и сладострастно повел плечами. Субботний день, которого его лишил Иваницкий своей поездкой в Москву, заставлял спешить. Он уже предвидел как страстно обнимет мулатку, как она проявит все свое искусство. О себе Борщев был высокого мнения – считал, что и Анжелика получает от него огромное удовольствие.
Все мужчины считают именно так, но большинство из ни ошибаются, оценивая свои возможности.
Подполковник Борщев шагнул в комнату и щелкнул выключателем. Каково же было его изумление, когда вместо мулатки он увидел верзилу, сидящего в кресле и целящегося в него из пистолета с большим глушителем. Большой пистолет казался в руках великана игрушечным.
Борщев беззвучно открыл рот и сделал попытку попятиться.
– Стой на месте, козел! – незлобно произнес охранник Гапона, которого Борщев видел впервые. – Повернись лицом к стене и расставь ноги.
Охранник, дождавшись, когда подполковник выполнит его приказание, лениво подошел к Борщеву и обыскал его. Завладев газовым пистолетом, он защелкнул наручники на запястьях Валентина Витальевича, заведя ему руки за спину, и указал на неприбранную скомканную постель.
– Садись, посиди.
Борщев никак не мог понять, кто этот человек и что ему нужно в его квартире. Куда подевалась Анжелика? – он растерянно смотрел по сторонам.
– Сиди и не верти головой, а то еще отвалится! Грохоту будет!
Борщев переминался с ноги на ногу и верзила, потеряв терпение, толкнул его в грудь.
Валентин Витальевич навзничь упал на кровать и больше не предпринимал никаких попыток сопротивления. Он решил, лучше лежать тихо, не двигаясь, за слова больно бить не станут, если, конечно, не грубить и не хамить. А такое желание после удара в грудь у него напрочь отпало.
– Кто вы такой? – замирая от ожидания, что сейчас на его голову обрушится удар, спросил Борщев, скосив глаза на странного субъекта, неизвестно откуда взявшегося в его квартире.
– Ты что, прокурор вопросы задавать? Лежи, козел безрогий!
Как ни странно, такой ответ Борщева несколько порадовал. Если бы его собирались убить, то сделали бы это сразу. А если громила вступает в разговор, к тому же в довольно словообильный, значит дела еще не так плохи, и он сможет выбраться живым из передряги.
«Вряд ли меня собрались ограбить рядовые бандиты», – решил Валентин Витальевич.
В квартире, как он успел заметить, все имущество оставалось в сохранности, ничего ценного не пропало.
"Наверное, это человек Гапона, – подумал Борщев. И тут ему пришлось поразмыслить. – Скорее всего, – думал он, – этот визит предупреждение за мой залет в милицию.
Решили припугнуть и только. Одно плохо – Гапон узнал о моей квартире, узнал об Анжелике. Этим я нарушил наш договор. Лишь бы Матвей Гаврилович не узнал о моей покупке на Кипре! Ну да ладно, что случилось, то случилось".
И он осторожно поинтересовался:
– Вас Матвей Гаврилович прислал?
– А тебе какое на хрен дело? Может и Матвей Гаврилович, а может и Гаврил Матвеевич.
– Я его хорошо знаю.
– Я тоже кое-кого хорошо знаю, – ответил охранник, усаживаясь в кресло и принимаясь чистить ногти.
Он орудовал маленькой пилочкой для ногтей, найденной на столе, той самой, которой пользовалась Анжелика. При этом он сладострастно похмыкивал.
– А где хозяйка? – спросил Борщев.
– Тут один хороший человек, наш общий знакомый, ее оттрахал и увез с собой. И самое интересное то, что она даже не сопротивлялась.
Борщев судорожно подумал:
«Какой же я дурак, что не сделал ноги раньше!»
И тут его взгляд упал на испачканную телефонную трубку, которая лежала на еще влажной простыне. Большой фантазии, чтобы представить себе картину недавнего разгула, не требовалось. "Вот она, жадность-то! – глотая слюну, подумал Борщев. – Ведь месяц назад или два я преспокойно мог собрать вещи и смыться за границу. Паспорт есть, деньги тоже… Чего мне не хватало?
Сдался мне этот долбанный полигон! Да и мулатку бросил бы здесь вместе с квартирой.
Что я себе другую бабу не нашел бы? Еще лучше отыскалась бы!"
Но теперь ему ничего не оставалось, кроме как покориться чужой воле. Самым страшным и пугающим была неизвестность. Охранник продолжал заниматься своим делом – подпиливал ногти и сдувал пыль с пилочки. Было видно, он никуда не спешит.
Раздался телефонный звонок. Звенели одновременно и подставка от телефона и сама трубка. Брать трубку охранник побрезговал, поэтому подошел к основанию телефона и нажал кнопку громкой связи. В комнате зазвучал спокойный голос Гапона:
– Приехал козел?
– Да, приехал. Лежит себе смирненько, посапывает, вопросы ненужные задает.
– Ну поговори, поговори с ним, нечего ему скучать. А я часика через два подъеду. Да и не забудь сказать ему, что приеду с его бабой.
– Скажу, то-то обрадуется!
Из динамика послышался смех Анжелики.
Борщев заскрежетал зубами. Он и сам не подозревал, что этот смех вызовет в нем такую ярую злость. Теперь он ненавидел Гапона так, как может ненавидеть только сильно униженный человек. Но это было только начало падения. Подполковник Борщев прекрасно знал, Гапон умеет унижать, умеет заставлять покоряться своей воле.
Охранник хмыкнул и посмотрел на своего пленника. Тот казался ему жалким и раздавленным, как червяк, не способным оказать ни малейшего сопротивления, хоть ты садись на него и сиди, а он и слова не скажет. А может и поинтересуется участливо:
«Не жестко ли?»
Из динамика послышались гудки. Охранник нажал на клавишу и вновь устроился в кресле. Заниматься ногтями ему надоело, чисто вычищены, гладко подпилены. Голова его клонилась к коленям. Перед тем, как выйти на дежурство, он провел бессонную беспутную ночь, еле заглушив с утра запах перегара жевательной резинкой. Его неодолимо клонило ко сну, но он понимал, что должен держаться начеку. Мало ли что может случиться!
Минут десять он боролся со сном, наконец пригрозил Борщеву:
– Знаешь, козел, если только дернешься, я тебя сразу… – и не уточняя, что произойдет «сразу», он склонил голову на грудь и притворился спящим, чтобы проверить как среагирует на это пленник.
Борщев сам знал подобные хитрости и поэтому не дергался.
Присмотревшись, он увидел, как поблескивает глаз охранника в щели между веками. Убедившись, что Борщев ни о чем не помышляет, охранник задремал уже по-настоящему, понадеявшись, что среагирует на малейший звук. Не боялся он и того, что Гапон застанет его спящим. В конце концов дверь открывать придется ему самому, ведь дубликаты ключей лежали у него в кармане.
Борщев тем временем лихорадочно думал: дожидаться ли ему Гапона или предпринять попытку к бегству. Руки, сведенные за спиной наручниками, начали затекать. Он осторожно поджал колени к самому подбородку и вывернул руки вперед, получив относительную свободу. И тут же, чтобы охранник этого не заметил, если проснется, прикрылся простыней.
Теперь появился хоть маленький, но шанс.
Пока же подполковник Борщев лежал тихонько, не шевелился, боясь вызывать приступ агрессии у своего тюремщика. Тот сидел, время от времени вздрагивая во сне.
Подполковник раздумывал как поступать дальше. Ему было ясно, добежать до двери он не успеет. Этот здоровяк проснется, догонит его, повалит на пол и станет бить ногами. Можно было попробовать пойти на уловку – телефонная трубка лежала рядом и теперь, когда руки у Борщева оказались относительно свободными, он мог набрать номер. Но кому звонить в Москве? Кто приедет чтобы вызволить его? Разве что позвонить в милицию…
Но такая перспектива не могла устроить Валентина Витальевича.
«Да, сейчас-то менты меня вызволят, а потом? Нет уж, спасибо… А если подозвать к себе охранника и стукнуть его по голове сведенными в замок руками? Вряд ли его удастся оглушить так просто, голова у него чугунная и хрен что с ним сделаешь. Ну и скотина же, Гапон!» – злость закипала в душе подполковника.
Он мог сегодня же уехать за границу, сперва на Украину, в Беларусь, а уж оттуда и подальше, вот только бы вырваться отсюда!
Его взгляд упал на пистолет телохранителя, который тот, разморенный сном положил себе на колени.
«Тихо подняться, подкрасться и…»
Борщев представил себе, что произойдет если он не сумеет вовремя завладеть оружием.
«Хотя нет, – тут же остановил он самого себя, – убивать и даже калечить меня он не станет. Придется в таком случае ему держать ответ перед Гапоном. Так что есть смысл рискнуть».
* * *
А Гапон в это время все еще находился в клубе вместе с Анжеликой. Охрана расчистила им место, бандит сидел на мягком диване, закинув ногу за ногу, и смотрел на танцующих. Его левая рука лежала на плече Анжелики. А та замирала от счастья. Он не спешил ехать к Борщеву, тоже перебирал в уме варианты как ему поступить с подполковником."Убить бы его, суку, чуть все дело не завалил! Но на сегодняшний день это не выход.
Чем меньше шума, тем лучше. Следует как можно быстрее распродать спирт, отбить бабки и уж тогда напустить на него своих людей.
Такая же участь ждет и Иваницкого. Даже если этого не сделаю я, то уж высокие чины из Министерства обороны наверняка ими займутся. Так или иначе они уберут начальника законсервированного полигона и его заместителя".
Логика генералов была проста и понятна Гапону. В случае чего вину свалят на Иваницкого и Борщева, мол, они и торговали спиртом, получая за это все деньги. За что их убили?
С бандитами не поделились! А куда уж девались баснословные суммы, это не так важно.
Есть трупы – нет подсудимых, нет и преступления.
Единственный выход, который сейчас виделся Гапону, это законсервировать ситуацию.
Не позволить дергаться Борщеву, заставить Иваницкого исправно нести службу и дальше.
Теперь план у Гапона выкристаллизовался.
Он не раз уже поступал подобным образом…
Прикрыв глаза, Супонев представлял себе воображаемый разговор с Борщевым, которой, как он знал, морально подавлен и не готов к сопротивлению.
– Ну что же ты, сука! – скажет Гапон. – Виллу себе купил, квартиру, девочку завел, которая тебе не по карману. Мы же договаривались, никаких покупок, никакой роскоши, пока не кончится товар.
Борщев естественно начнет просить прощения. И тогда он предложит ему довольно мягкий вариант полюбовного соглашения.
– Знаешь что, дорогой, – скажет Гапон, и Борщев замрет, ожидая решения своей дальнейшей судьбы. – Нет, убивать я тебя не стану, а наказать – накажу. У меня другого выхода нет, представь: приедет проверка и спросит у тебя, где ты взял деньги на кипрский дом и на квартиру. Со своей подполковничьей зарплаты такие суммы тебе собирать – пару веков потребуются. И вот тогда тебе потребуется бумага, чтобы оправдаться?
Не мне, Борщев, потребуется, а тебе – возразить на это будет нечего. Придется мне на тебя оформить кредит в банке. Распишешься в его получении, а денег, естественно, не увидишь. Если кто-то хватится, что живешь ты не по средствам – вот они, документы на основание липовой фирмы, кредиты, полученные для закупки товаров, но использованные не по назначению. За такие дела много не дают, Борщев. Отсидишь ты на поселении пару лет и вернешься к активной жизни.
Гапону явно понравилось то, что он придумал. Знакомых банкиров у него хватало, имелся с десяток своих нотариусов, бумаги можно было какие угодно оформить, да и левые деньги списать на Борщева, оформленные под видом кредита. А когда подполковника не станет, то и спрос с мертвеца не велик. Нет человека и нет денег, забрал с собой в могилу.
Супонев подозвал к себе одного из охранников и распорядился тут же отыскать нотариуса и управляющего банком Якова, который был многим обязан Гапону. Ему пришлось ждать минут двадцать, пока наконец нотариус и банкир не прибыли в клуб, захватив с собой нужные документы и печати.
Гапон, предчувствуя скорую победу, сел в автомобиль и приказал следовать к дому Борщева.
* * *
Борис Иванович Рублев держал в руках карточку, на которой почерком полковника Бахрушина был написан московский адрес квартиры, в которой проживал Борщев. Бахрушин уверял, что подполковника можно отыскать сегодня именно здесь, во всяком случае, другого места он не знал. И Рублев решил рискнуть.Он оставил свой «форд» в соседнем дворе, проехав через ту самую подворотню, в которой скрылись старик со старухой после крика Анжелики о помощи, вышел на тротуар и пересек улицу. Он даже не знал толком куда выходят окна квартиры, сколько их. Комбат предпочитал не просчитывать свои действия в деталях, а поступать по наитию.
– Главное – направление, в котором двигаешься, – любил говорить Комбат, – а мелкими или гигантскими шагами ты его преодолеваешь, это никого не интересует.
Быстро, но в то же время не торопясь, Комбат поднялся, и остановившись у двери квартиры, еще раз сверил номер. Он нажал кнопку звонка и ждал, когда ему откроют.
Подполковник Борщев уже было спустивший ноги с кровати, тут же вновь лег, поняв, что опоздал с попыткой побега. Охранник проснулся, повертел головой, пытаясь понять, приснился ему звонок или же прозвучал в действительности. Ведь так бывает, когда чего-то сильно ждешь, оно приходит во сне.
Гигант сунул пистолет за пояс, запахнул куртку и грозно приказал Борщеву:
– Лежи и не рыпайся! Без глупостей! А не то по стенке размажу, – и вышел в прихожую.
Комбат позвонил во второй раз. Охранник, будучи в полной уверенности, что это приехал Гапон, даже не стал спрашивать, кто там, распахнул дверь и тут же встретился взглядом с Рублевым. И Рублев, и охранник поняли одновременно, что разводить разговоры ни к чему. По их лицам было видно, эти люди не привыкли разговаривать, а привыкли действовать.
«С такой рожей можно быть только бандитом», – мелькнуло в голове Комбата, и он резко, почти без замаха, саданул охранника кулаком между глаз.
Тот собирался проделать то же самое, но реакция у Рублева оказалась немного быстрее, и охранник, отброшенный ударом вглубь коридора, качнулся, цепляясь, чтобы устоять, за вешалку.
Рублев резко вошел в квартиру и захлопнул за собой дверь. Но второй его удар угодил в пустоту. Охранник одной рукой отодрал от стены вешалку и бросил ее в Комбата, и тут же завалил высокую тумбу для обуви.
Пока Рублев путался в пальто и в плащах, человек Гапона успел выхватить пистолет и передернул затвор, досылая патрон в патронник.
Борщев со страхом прислушивался к звукам, доносящимся из коридора. Он понимал, происходит не то, что запланировал Гапон, пришел кто-то другой. Но кто – Друг, враг?
Еще не известно, что лучше – попасть в руки к Гапону или довериться неизвестности.
– Ни с места! – прозвучал голос охранника.
Все еще путаясь в пальто, Комбат прыгнул на него, рискуя нарваться на пулю. Раздался негромкий, ослабленный глушителем выстрел.
Пуля вошла в штукатурку на потолке, отколов изрядный кусок. Комбат перехватил руку с пистолетом и резко завернул запястье. Послышался хруст выворачиваемого сустава.
Падая на пол, Рублев ребром ладони отбросил пистолет в комнату, и пока его противник не успел опомниться, несколько раз ударил его прямо в нос, от чего тот стал плоским и из ноздрей хлынула кровь.
Пошатываясь, Борис Рублев поднялся. Охранник лежал без движения. Борис Иванович заглянул в комнату и увидел Борщева. Тот уже открыл окно и пытался залезть на подоконник. Но это было не так-то легко сделать с руками, скованными наручниками. И тут Комбат ощутил боль в ноге. Охранник, казавшийся до этого бездыханным, повернулся на бок и поджав под себя искалеченную руку, вцепился зубами в ботинок Рублева, прокусив его насквозь.
– Стой! – крикнул Комбат, бросаясь вперед.
Охранник не выпускал его ногу из зубов, впившись в нее мертвой хваткой, словно бульдог. Комбат со всей силы ударил охранника носком ботинка в голову, попал в висок. Гигант дернулся, и тело его забилось в конвульсиях.
То, что человек со скованными наручниками руками именно Борщев, Комбат знал наверняка. Перед поездкой Бахрушин дал ему его фотографию.
Но даже мертвый охранник не разжал зубов. Рванувшись, Рублев наконец высвободился и бросился к Борщеву, который придерживаясь за водосточную трубу, перебирался на карниз, идущий по периметру дома – довольно широкий, ведь дом был старый.
– Стоять, кретин! – выкрикнул Комбат и попытался дотянуться до Борщева рукой.
От испуга тот выпустил водосточную трубу и, скользя подошвами ботинок по оцинкованной жести карниза, засеменил к углу дома, цепляясь пальцами за рустовку стены.
Борис Иванович вспрыгнул на подоконник и ухватившись правой рукой за водосточную трубу, попытался дотянуться левой до подполковника. Но тот, воровато озираясь, кося на грузного Комбата безумными от страха глазами, мелкими шажками пробирался по карнизу.
Всего нескольких сантиметров не хватило Борису Рублеву для того, чтобы дотянуться до беглеца.
– Врешь, не возьмешь! – прохрипел подполковник и двинулся дальше.
Он видел, что Комбат без оружия и считал себя в безопасности. На другой стороне дома, как он помнил, была пожарная лестница.
"Доберусь до нее и быстро спущусь вниз.
А там найду что делать!"
Борщев боялся Комбата куда больше, чем охранника Гапона. В его воспаленный от страха мозг вкралось подозрение: это человек из ГРУ или из милиции. А в тюрьму идти ему не хотелось.
На самом углу дома на карнизе уже скопилась большая куча засохшего голубиного помета. Карниз никто не чистил лет двадцать. Борщев спешил, ведь Комбат уже сам ступил на карниз.
Засохшая сверху куча помета треснула под рифленым протектором ботинка Борщева, и его нога соскользнула с оцинкованной жести.
Борщев судорожно вцепился пальцами в глубокую рустовку стены, одновременно пытаясь сохранить равновесие. Но было уже поздно: одна нога зависла над пустотой, а вторая неумолимо скользила… Борщев, хоть и успел прижаться грудью к стене, сорвался-таки вниз. Его тело мелькнуло в густых ветвях дерева, следом послышался глухой удар. За ним наступила тишина, лишь покачивались в безветренный день ветви старой липы.
Где-то совсем рядом открылось окно, то ли этажом ниже, то ли в соседней квартире, и прозвучал сдавленный женский крик, а затем – причитания.
Комбат одним прыжком оказался в квартире, на ходу нагнувшись, подхватил с ковра пистолет, перепрыгнул через мертвого охранника и, прыгая через ступеньки, помчался вниз, понимая, что вляпался по самые уши.
"Какого хрена Борщев поперся на карниз!
И нужен-то он мне был лишь для того, чтобы вытрясти из него правду".
Оказавшись на улице, Рублев тут же перешел на шаг. Бегущего человека запомнят всегда, идущего шагом – вряд ли. Он выглянул из-за угла дома и увидел на асфальте распростертое тело Борщева. Тот лежал неподвижно с заброшенными за голову руками, на запястьях которых поблескивали наручники. В том, что подполковник мертв, не оставалось сомнения. Широко открытые глаза не мигая смотрели на яркое солнце, а из уголка рта на асфальт вытекала ровная струйка крови.
«Если бы он был жив, – подумал Рублев, – струйка пульсировала бы».
Ничего другого ему не оставалось делать, как только уходить. Виновным в смерти подполковника Рублев себя не чувствовал. Не он же погнал его на карниз, сам чуть не поплатился жизнью, сцепившись с охранником.
Да и потом рисковал, когда пытался достать Борщева на скользком наклонном карнизе дома.
Тяжелый пистолет оттягивал куртку. Его приходилось придерживать рукой. Длинный ствол с глушителем никак не хотел помещаться в неглубоком кармане, где уже лежала пачка сигарет.
Рублев пересек улицу, скрылся в подворотне. И тут услышал шум подъезжающей машины, оглянулся. Он увидел шестисотый «мерседес», за которым в отдалении следовал джип, наверняка с охраной. Машины остановились, и Рублев заметил, как из «мерседеса» выходят мужчина и девушка. Мулатка была в вечернем платье, а мужчину он толком не разглядел, тот стоял к нему спиной. Судя по спокойной улыбке на лице Анжелики, они еще не увидели мертвое тело.
Мулатка вскрикнула, зажав рот рукой, мужчина схватил ее за руку, затащил в машину, и оба автомобиля спешно отъехали. Рублев бросился к своему «форду», завел мотор и второй подворотней выехал на улицу. Он тут же свернул направо, надеясь встретиться с «мерседесом». Но этой встречи не произошло.
Рублев на предельной скорости миновал два квартала и затем чертыхнулся. Номер «мерседеса» он разглядеть не успел, точно так же, как и номер джипа, ведь машины развернулись не доезжая арки, а теперь и упустил их.
В том, что это приезжал хозяин охранника, засевшего в квартире Борщева, Комбат не сомневался. Кружить и дальше в этом районе становилось небезопасно, скорее всего, успела приехать милиция и кто-нибудь из соседей вспомнит о синем «форде», стоявшем во дворе напротив. Кто-нибудь мог заметить и его самого на карнизе здания.
«Скорее к Бахрушину, – решил Комбат. – Вместе мы заварили эту кашу, вместе и расхлебывать».
* * *
Встреча произошла дома у Бахрушина.Леонид Васильевич с нетерпением ждал возвращения Рублева, надеясь, что тому удалось вытрясти из Борщева хотя бы часть правды, конечно, если Борис Иванович застал его дома.
Если же нет, шансов узнать что-нибудь от мулатки-Анжелики у него нет. Та наверняка знала совсем мало.
Когда Бахрушин открыл дверь, то лишь взглянув на лицо Комбата, сразу догадался, случилось что-то неординарное и вряд ли приятное. Рублев не проронил ни слова, пока дверь была открыта, а лишь она захлопнулась, тут же выдохнул из себя несколько ругательств.
– Вижу, хреновые наши дела, – произнес Бахрушин и понимая, что сейчас не до эмоций, ничего больше не сказал Комбату, который прямо в ботинках отправился в комнату застланную ковром.
– Ну и херня! – Рублев нервно ходил по большой комнате, от чего та сразу же показалась Бахрушину меньше, чем была на самом деле.
Затем Леонид Васильевич с удивлением смотрел на то, как Комбат уселся и стал снимать с ноги ботинок. Носок был в крови.
– Посмотрите, – Рублев поставил ботинок на стул так, чтобы хозяин квартиры мог его осмотреть.