– Ну вот, порядок. Давай упремся вдвоем и поднимем его вверх.
   И это им удалось сделать. Теперь уже можно было без особого труда пробираться дальше.
   – Интересно, сколько же еще таких решеток придется нам ломать?
   – Думаю, больше не будет, – проворчал Комбат, вытирая мокрое от пота лицо.
   И они побрели дальше.
   – Чувствую, приближаемся.
   – Выключи фонарь, командир, – сказал Подберезский, прижимаясь к бетонной стене и прислушиваясь.
   Они стояли так около минуты.
   Затем Комбат прошептал:
   – Кажется, все тихо, пошли дальше.
   И они уже в кромешной тьме стали двигаться на ощупь.
   – А чего мы боимся, собственно, командир, – сказал Подберезский, – на этих же складах никого нет. Зажигай поярче фонарь.
   – Погоди, доберемся до конца этого тоннеля, тогда и зажжем. Лучше посвети на план, сейчас узнаем долго ли нам еще идти.
   – Мы же уже у цели. Свети теперь вперед.
   Подберезский направил фонарь вперед, и они увидели, что тоннель кончается.
   – Давай, двигаемся быстрее!
   Через минуту они уже находились в одном из помещений склада. Здесь хранились снаряды.
   Когда они обошли его, Подберезский спросил:
   – Командир, а ты помнишь сколько таких помещений?
   – Много.
   – И ты хочешь их все осмотреть?
   – Попробуем.
   И они начали осмотр – искали то, сами не зная что. На складах царил образцовый порядок. Все смазано, пронумеровано, каждый отдельный отсек тоже был пронумерован.
   – Господи, сколько здесь всего, командир! – запыхавшись, бормотал Андрей.
   – Да, если все это рванет…
   – Лучше про это не думай. И не дай, конечно, бог, оно сейчас рванет!
   По всему было видно, нога человека в этих складах не ступала давно. Время от времени комбат поглядывал на свои часы и на плане вычеркивал одно помещение за другим. Повсюду на складах царила гулкая, звенящая тишина.
   – Нету здесь ничего! – сказал Подберезский, когда они остановились, чтобы перевести дух.
   – Сам вижу, что ничего подозрительного нет и все боеприпасы лежат на месте. Если бы что-нибудь ходовое хранилось, то здесь появлялись бы люди.
   – Давай, Комбат, подбираться поближе к воротам. Может, там что-нибудь отыщется?
   – Ну что ж, давай. Только осмотрим еще два соседних склада.
   Длинные тени двух мужчин метались по стенам, по черным, огромным авиационным бомбам, которые казались безжизненными, мертвыми, и были похожи на туши огромных мертвых рыб с тупыми рылами. Осмотрев два дальних склада, Комбат и Подберезский выбрались к тоннелю. Они бродили в арсенале больше четырех часов.
   – Может, на улице уже рассвело? – наклонившись к Комбату, прошептал Андрей.
   – Какого черта светло, Андрюша? Немного, конечно, светлее, чем здесь, но еще ночь, и у нас есть время.
   – Тогда пошли, командир, подберемся к воротам. Может, они хранят «это» у самых ворот?
   – Может и так. Вывозить проще.
   – Вот и я думаю.
   И они, светя фонарем под ноги, направились ко входу. Комбат вдруг замер, выключил фонарь.
   – Что такое, командир? – настороженно переждав минуту, спросил Подберезский.
   – Вроде там кто-то ходит… Или мне послышалось?
   – Да нет, вроде, по-прежнему тихо, – сказал Андрей.
   – Но все равно, фонарь включать не будем. В щель могут увидеть свет и тогда тут такое начнется… Тревогу поднимут, шум будет…
   – Курить хочется зверски, – сказал Подберезский.
   – А мне что, по-твоему, не хочется? Я бы тоже покурил. Но лучше о сигаретах и не думать.
   – Да, я тебя понимаю, командир.

Глава 21

   Матвей Гаврилович Супонев, естественно, огорчился, узнав, что подполковник Борщев и один из его охранников мертвы. Но тем не менее, философски рассудил: «Нет человека, нет проблем».
   И эта мысль его немного успокоила.
   Но ненадолго. Ведь он прекрасно понимал, что сейчас этим делом займутся работники следственных органов, прокуратуры. А так, как погибший подполковник военный, то естественно, подключится и военная прокуратура.
   «Ну, да бог с ней, – подумал Матвей Гаврилович, – там у меня все схвачено».
   Не долго думая, он прямо из машины, которая мчалась за город, позвонил в Министерство обороны и немного извиняющимся голосом сообщил пренеприятное известие, попросил этому делу не придавать огласки, списать все на пьянство подполковника Борщева и, самое главное, не посылать никаких проверок на полигон под Смоленском – на место службы подполковника.
   А судьба охранника Матвея Гавриловича волновала не больше, чем дождь, неожиданно начавшийся после обеда. Кого-кого, а вот охранников у него хватало.
   Гапон подумал: "И денег у меня предостаточно. Найму столько, сколько мне нужно будет. Хотя пока на мою жизнь никто и не покушается, слишком уж я хорошо устроился.
   Возникают иногда проблемы и довольно неприятные. Но, тем не менее, я их успешно решаю. А самое главное, во всех этих делах не быть жадным, не тянуть одеяло на себя.
   Давать всем возможность откусить от сладкого пирога по сытному куску и тогда волки будут сыты и овцы останутся целы".
   А вот что беспокоило Матвея Гавриловича по-настоящему, так это полигон. Он чувствовал, что кому-то полигон не дает покоя. Может быть, это люди из ГРУ, может из ФСБ, а может быть, полигоном заинтересовались люди, приближенные к министру внутренних дел.
   Да-да, именно этот министр и был самым несговорчивым и самым опасным в рискованной игре. Матвеи Гаврилович через своих знакомых уже несколько раз делал попытки договориться с министром МВД, предлагая тому всевозможные выгоды – и материальные, и политические. Но тот на подозрительные контакты не шел, резко обрывал разговоры с друзьями Гапона, сверкая стеклами очков.
   «Какая же ты сука! – думал время от времени Супонев, видя лицо министра на экране телевизора или на страницах газет и журналов. – Неужели к тебе нет подхода? Неужели я не правильно ищу его? Наверняка подходы есть. Ведь смог же я договориться с людьми, не менее значительными, чем ты, и они с радостью приняли помощь Матвея Гавриловича Супонева, согласились сотрудничать, согласились во всем помогать. И вот теперь они занимаются тем, чтобы все шло тихо и спокойно, чтобы спирт с полигона вывозился на заводы, а там из него делалась водка».
   Приехав в свой загородный дом, Матвей Гаврилович разделся и сразу же направился в кабинет. Он быстро набрал номер полковника Иваницкого. И когда тот ответил, Матвей Гаврилович резко заговорил, причем так, словно бы не хотел дать возможность своему невидимому оппоненту вставить слово:
   – Слушай, Иваницкий, внимательно и делай так, как я тебе скажу. Борщева нет, он вывалился из окна – он мертв. Так что подполковник никому ничего не расскажет.
   – ..мертв!?
   – Тебя это не должно касаться. Вмешались какие-то третьи силы, я сейчас этим занимаюсь. В общем, как всегда, держу все под контролем. И ты продолжай заниматься тем, чем занимался. Завтра ночью придет машина.
   Встретишь, загрузишь, отправишь. Ты меня понял?
   – А как быть с похоронами Борщева?
   – Пока не беспокойся, его тело в судебном морге. А потом решим. Я сам тебя найду, мне не звони. И вот что еще: я, наверное, пришлю к тебе на полигон своих людей человек двенадцать. Пусть охраняют склады.
   – Как это, Матвей Гаврилович? Да вы что!
   Штатские люди на полигоне?
   – Они будут не штатскими, все в камуфляже и с оружием. А если офицеры или кто-нибудь из твоих поинтересуется, скажешь, что это спецотряд из Минобороны.
   – А что они будут охранять? Ведь все думают, что склады затоплены.
   – Вот затопленные склады и будут охранять. Наплетешь, что там обнаружены неликвидированные боеприпасы или еще какая-нибудь хрень. Ты меня понял?
   – Понял, Матвей Гаврилович.
   – Вот тогда и ладненько, – Супонев отключил телефон и вызвав своих людей, принялся отдавать распоряжения.
   Он придумал грандиозный план. Ведь недаром еще в тюрьме Супонев получил кличку Гапон. А план его был прост и ужасен. Он решил заминировать склад со спиртом и в случае необходимости, если уж прижмут так, что некуда будет деваться, он уничтожит все запасы технического спирта, взорвет все к черту вместе с бомбами и снарядами.
   Не станет спирта, не будет улик. Никто уже ни хрена не найдет – вместе со спиртом взорвется арсенал с боеприпасами. А тогда, как прекрасно понимал Матвей Гаврилович Супонев, концов не найдешь. Да и искать не станут, постараются это дело замять. Ведь все-таки взрыв, катастрофа – это мало приятно, но зато очень понятно, как для общественности, так и для людей из Министерства обороны.
   Он вызвал одного из своих помощников и стал отдавать приказания. А уже через два часа микроавтобус и джип с людьми в камуфляже мчался из Москвы к Смоленску. В багажнике джипа лежали радиоуправляемые взрывные устройства. Один из тех, кого послал на полигон Гапон, в подрывном деле разбирался прекрасно. На его совести лежал не один взрыв. Правда, до этого минировали и взрывали машины и офисы конкурентов.
* * *
   Комбат и Андрей Подберезский подобрались к воротам, к самой эстакаде, но ничего подозрительного не обнаружили. Они слышали разговор двух солдат, стоящих на посту у ворот, слышали, как они рассуждали о бабах, о жратве, о выпивке и вообще о всякой всячине, которая солдатам кажется очень существенной и важной, а на самом деле не стоит и выеденного яйца.
   – Слушай, командир, давай отсюда выбираться. Насколько я понимаю, – шептал на ухо Борису Ивановичу Андрей, – надо вылезать отсюда затемно, а то еще кто-нибудь увидит. Солдатам же делать не хрен, стрелять начнут.
   – Не начнут они стрелять! Может, у них и патронов в автоматах нет.
   – Ну да, нет… Скажешь, тоже. Забыл, небось, как склады с оружием охраняют?
   В общем Комбат и Андрей Подберезский двинулись в обратный путь. Они шли молча, переходя из одного помещения в другое, пока наконец не добрались до узкого тоннеля с выломанной решеткой. Наружу они выбрались когда предрассветный туман покрывал полигон, Жадно вдохнули свежий воздух и где бегом – в полный рост, а где сгибаясь, стали пробираться по мокрой от росы траве к колючке.
   Главное было не ошибиться, попасть именно в то место, из которого они прибыли, чтобы не резать колючку-ограждение вторично.
   Так и получилось. Комбат вывел Подберезского именно к тому месту, именно к той дыре в колючке, через которую они пробрались. Они кое-как связали проволоку. Подберезский посмотрел на работу:
   – Вроде так все и было. А теперь давай отсюда! – он махнул рукой и побежал через дорогу.
   Через полчаса они уже находились возле машины.
   – Жрать страсть как хочется, – сказал Подберезский, – да и курить.
   – Сейчас пожрем и покурим.
   – А что, еда есть?
   – Конечно есть. Я же знал, что мы сюда не на пятнадцать минут едем, взял консервы и бутерброды.
   – Где они лежат?
   – Как это где – все в том же мешке. Посмотри на дне.
   Подберезский развязал мешок, запустил руку и вытащил целлофановый пакет.
   «Слава богу, аппетит у Андрюши появился».
   – А у меня всегда, командир, в такие моменты хороший аппетит.
   – Я-то жрать не хочу. Ни хрена не нашли, убили всю ночь, ползали, лазали, бродили в кромешной тьме и хоть бы что, хоть бы какая зацепка!
   – Ничего, командир, еще найдем.
   – Не знаю, не знаю, – пожал плечами Комбат и налил себе в алюминиевую кружку холодного чая.
   – Как ты можешь это пить, Иваныч, такая бодяга!
   – Не хочешь, не пей, – грубовато сказал Комбат и хмыкнул, отпивая глоток.
   – Давай и я выпью, ведь у тебя же нет минералки.
   – А может тебе молочка от «Милки вэй»?
   Но даже выпить по кружке холодного чая Комбат с Подберезским не успели.
   – Слышишь? – приподняв указательный палец, пробормотал Андрей, кося глазами в сторону.
   – Что ты имеешь в виду? – Комбат тоже насторожился и приложил ладонь к уху.
   – Машина какая-то ревет.
   – Слышу, – прошептал Комбат, схватил бинокль и побежал на холм.
   Подберезский побежал вслед за Комбатом и уже через минуту они лежали вместе на холме. Рублев прижимал к глазам бинокль и говорил Подберезскому:
   – Вижу машину, военный «Урал». Номера заляпаны грязью, в кабине двое – водитель и еще один.
   Выглянуло солнце. Туман понемногу рассеивался. Комбат продолжал следить за машиной. Он увидел, как она подъехала к КПП, как автомобиль встретил полковник, солдаты открыли ворота и «Урал» оказался на территории полигона.
   – Возможно, подвезли горючее, – подумал Комбат.
   Андрей уже успел взять бинокль из рук Комбата, а затем воскликнул:
   – Командир, командир, смотри! – подав бинокль Рублеву, показал рукой. – Видишь куда машина едет?
   – Да, вижу, – наводя резкость, пробормотал Рублев.
   – Погоди, дай мне план всей территории.
   Подберезский тут же развернул план.
   Синьки от тумана стали влажными и не шелестели.
   – Смотри, – он показал Комбату направление движения автомобиля с цистерной, – он едет к воротам, но не к тем, где лежат бомбы.
   – Погоди, а что это за ворота? – Комбат продолжал следить за движением «Урала», на подножке которого стоял полковник.
   Фамилию его, естественно, Борис не знал, но его удивило, что полковник, скорее всего, начальник полигона, сам сопровождает машину, стоит на подножке, как какой-нибудь солдат, а не хозяин всей территории. Машина подъехала к огромным железным воротам, полковник спрыгнул на землю и принялся снимать замки. Затем ворота распахнулись, и «Урал» медленно исчез в темной глубине подземного склада.
   – Ни хрена себе! – пробормотал Комбат и принялся изучать план. – Так что, выходит машина так вот спокойненько заехала в затопленные склады? Какого черта она туда поехала? Ну ничего, Андрюша, дождемся и мы когда она будет выезжать.
   – Послушай, командир, – сказал Подберезский, – а что если мы эту машину перехватим и хорошенько тряхнем тех двоих, которые внутри? Порасспросим у них, зачем они приезжали, кто они и откуда…
   – Погоди, Андрюша, – Комбат сосредоточенно размышлял, прижимая бинокль к глазам.
   Железные ворота закрылись. Комбат посмотрел на часы.
   – Пять часов пятнадцать минут.
   А в подземном хранилище в это время все происходило так, как всегда, так, как это случалось уже сотни раз. Машину подогнали к одной из цистерн, полковник Иваницкий с водителем перекинули шланг и заработал насос, выкачивая из цистерны технический спирт.
   Закрутились цифры на счетчике.
   – А что Борщева нет? – спросил экспедитор.
   – Проблемы с ним. Ты разве не знаешь?
   – Нет, еще ничего не знаю.
   – Разбился Борщев, погиб.
   – Как!? Не может быть! – интерес экспедитора был неподдельный и это было понятно по его лицу. Глаза сузились, а щеки даже побледнели.
   – Эй, послушай! – раздался довольно-таки громкий голос водителя, он стоял на цистерне. – Как это Борщева угораздило? Вроде мужик был жизнерадостный и все у него шло хорошо.
   – Это не мое дело, – сказал Иваницкий, давая понять, что вникать в подробности и объяснять их ему не велено.
   – Понятно, понятно, – водитель и экспедитор переглянулись.
   – Это же надо! – сказал экспедитор и сунул руку за пазуху, проверил на месте ли пистолет. – Знаешь, полковник, – сказал он, обращаясь к Иваницкому, – мы сегодня, наверное, еще разок приедем.
   – Мое дело маленькое, приедете, так приедете, – сказал Иваницкий.
   Настроение у него стало абсолютно никудышным. Вся эта возня с Борщевым, которая еще предстояла, нагоняла на него неподдельную тоску.
   – А вот завтра и послезавтра не приезжай. Тут народу появится… Лучше вам не светиться.
   – – Это уж не от нас зависит, полковник, – сказал экспедитор, – мы люди маленькие, подчиненные. Нам скажут ехать, мы сядем в машину, запустим мотор и поедем. А не скажут – с места не сдвинемся.
   – Думаю, не скажут, – убедительно проговорил полковник, вытирая руки о ветошь.
   – Ну ладно, все в порядке. Залили ровненько двадцать тонн, как всегда.
   – Да, двадцать тонн, – пробурчал полковник Иваницкий, – это будет сорок тонн водки.
   – Может и не сорок, – сказал экспедитор, – может быть поменьше.
   – Как это поменьше? – спросил полковник.
   – Немного разольется, немного в отходы. Во всяком деле, как ты понимаешь, когда выходит чистый продукт, есть определенные потери. Правда, единственное, что хорошо, так это то, что рабочие на заводе эту водку не пьют.
   – Почему ее пьют? – спросил полковник.
   – Что они – дураки? – водитель и экспедитор расхохотались, причем, смеялись так задорно, словно бы буквально несколько минут назад они не узнали о смерти Борщева.
   – Объясни, – настаивал полковник.
   – Они же знают, что от этой водки не стоит. Она же с какой-то гадостью, спирт-то не очищенный.
   – Знают, что не стоит? – словно бы не поверил полковник Иваницкий.
   – Конечно же знают, что попьешь этой водки и можешь быть спокоен, к бабам лучше не подходи.
   – Менять завод надо… Вот что ты имеешь в виду…
   – Да, в виду можно иметь, если, конечно, можешь ввести, а так и не введешь.
   На этот раз и полковник Иваницкий засмеялся. Но его смех был невеселым.
   – Ну что, мужики, давайте. В добрый путь.
   – Путь у нас один и тот же – до завода, а там слить спирт и можно отдыхать.
   – Это тебе можно отдыхать, – сказал водитель, обращаясь к экспедитору, – а мне еще надо развезти продукцию.
   – Тебе за это и платят.
   – Платят, платят, – благодушно хмыкнул водитель, забираясь в кабину «Урала». – Садись, – бросил он экспедитору в кожаной куртке.
   Полковник Иваницкий стал, как обыкновенный солдат, на подножку. Машина медленно двинулась по огромному подземному помещению со сводчатым бетонным потолком. Фары были включены, мотор натужно гудел, груз-то немаленький.
   Доехав до эстакады, Иваницкий соскочил с подножки, подошел к воротам и открыл их.
   – Ну, скорее, – он махнул рукой, – выезжайте.
   – Мы, полковник, может еще вернемся, только ночью.
   – Смотрите сами. Если мне позвонят, то встречу, а если нет, можете и не ехать.
   – Конечно же позвонят! Кто же это захочет с денежками расставаться?
   Экспедитор несильно толкнул в плечо водителя:
   – Трогай, Гриша, трогай!
   «Урал» медленно выбрался из подземного склада по длинной наклонной эстакаде. Тяжелые железные ворота почти бесшумно закрылись. Полковник Иваницкий навесил два больших замка и не спеша направился к служебному помещению. Грязный, замасленный комбинезон он оставил внутри и сейчас шагал налегке в рубахе с короткими рукавами. Фуражку он нес в руках, на погонах поблескивали звезды.
   Экспедитор сидел задумавшись.
   – Что случилось? – спросил у него водитель.
   – Как-то мне.., непонятно.
   – Что?
   – С Борщевым непонятно что стряслось.
   – А что тут непонятного? – засмеялся водитель. – Не угодил кому-то, вот и пришлось из окна прыгать. Может, муж пришел, когда он его жену трахал, а может еще кто…
   – Нет, что ты, Гриша, наверное, он где-то допустил ошибку. Может быть маленькую, а ее ему не простили.
   – Не похоже!
   – Я тебе точно говорю, неспроста Борщев ласты склеил!
   Автомобиль выбрался за колючку и покатил по бетонке, удаляясь от полигона.
   – Не хотел бы я оказаться на месте Борщева, – сказал экспедитор.
   – А кому хочется сдохнуть в такие годы да еще при деньгах! А как ты думаешь, – сказал водитель, он уже давным-давно был с экспедитором на дружеской ноге, – у Борщева было много денег припрятано?
   Экспедитор задумался, наморщил лоб, глаза сузились и веки дрогнули:
   – Думаю, поболее, чем у нас с тобой, Гриша.
   – С чего ты так думаешь?
   – Думаю, что Матвей Гаврилович этим двум денег не жалеет и платит на всю катушку. Ведь ты сам пораскинь мозгами, если, конечно, они еще у тебя есть. Это же столько спирта хранят – море! Самое настоящее море!
   – Ну и не море, ты уж загнул, максимум – небольшое озерцо, – скептично хмыкнул Гриша.
   – Ты подумай, сколько мы с тобой его уже вывезли. А ведь не только мы его возим.
   Мы с тобой возим его на этой машине. Помнишь, раньше почти каждую ночь ездили и так продолжалось месяца три?
   – Я уже, честно говоря, подумывал, когда же я сдохну, – сказал водитель. – Ведь ни выходных, ни проходных, каждую ночь за баранкой.
   – Да, помню, помню. А еще я знаю, – сказал экспедитор вполне доверительно, – его вывозили из этих складов не только машинами, но и целыми цистернами, – Да, блин, значит у Борщева было много денег.
   – А у Иваницкого? Как ты думаешь?
   – А что думать, – сказал экспедитор, – у Иваницкого, скорее всего, побольше, чем у Борщева. Ведь Гапон платит всем и платит не жалея. Столько людей с этого кормится!
   – А чего же он нам так мало платит? – обиженно поджав губы спросил водитель.
   – Ты считаешь, мало?
   – Мог бы и больше платить.
   – А ты ему скажи сам. Подойди как-нибудь и обратись с просьбой повысить тебе расценки.
   – Это уж нет, – поджав губы, пробормотал Гриша. – Подходить я к нему не буду.
   Да я и видел-то его всего лишь пару раз. Приезжал со своими мордоворотами на завод, так его встречали тогда, как министра.
   – Когда это было?
   – С полгода назад. Директор, так тот вообще чуть ботинки ему не вылизывал, так прогибался, аж противно было на него смотреть!
   – Зато машина у директора какая, ты видел?
   – Видел, – сказал Гриша, – и ездит теперь не один, с водителем и охранником.
   – Так ты подойдешь к нему, – настаивал экспедитор, – со своей дурацкой просьбой?
   – Сам подходи, я еще хочу жить. А то прикончат, как подполковника Борщева, и тогда уже и деньги, и бабы интересовать не будут.
   – Это ты точно заметил. Значит, денег нам с тобой в меру платят.
   И вдруг огромный «Урал», ехавший со скоростью километров восемьдесят в час, начал резко тормозить.
   – Да ты смотри, – крикнул водитель, – херня какая, дерево на дорогу упало!
   – Точно дерево.
   «Урал» остановился посреди дороги, но Гриша двигатель не глушил.
   – С чего бы это?
   Дорогу перегораживала упавшая сухая сосна, и ее невозможно было объехать.
   – Херня какая-то, – пробормотал экспедитор, сунул руку за пазуху, снял с предохранителя пистолет.
   – Иди глянь, – обратился к нему водитель. – Мое дело за рулем сидеть, а тебе за это деньги платят.
   – Сейчас гляну.
   Он вначале осмотрелся по сторонам, затем открыл дверцу автомобиля и спрыгнул с высокой ступеньки на бетон. В правой руке экспедитора был пистолет. Он подошел к дереву, походил возле него, а затем направился к краю дороги, держа наготове пистолет.
   Комбат и Андрей действовали ловко и умело. За время службы им не однажды доводилось брать языка, приходилось сходиться с соперником в рукопашной схватке. Едва экспедитор сошел с дороги и начал взбираться на откос, на него обрушился, словно бы вырос из-под земли, Рублев. Выбитый пистолет отлетел на дорогу. Экспедитор растерялся, и этих нескольких секунд Комбату хватило на то, чтобы нанести противнику три сокрушительных удара и уложить на землю.
   А Андрей в это время рванул на себя дверцу «Урала», схватил водителя за шею, буквально вышвырнул его на бетонное полотно дороги и быстро, заломив руки за спину, связал.
   – Командир, как ты?
   – Все в порядке, – ответил Комбат, рифленой подошвой своего башмака прижимая голову экспедитора к земле. – Лежи и не двигайся!
   Уже через пару минут экспедитора со связанными руками и водителя Гришу Комбат с Андреем оттащили в густые заросли и привязали одного к сосне, другого к елке.
   Они находились друг от друга метрах в шести.
   – Ну что, мужики, – сказал Комбат, осматривая пистолет, извлекая из рукоятки обойму, а затем умело, одним движением, загоняя ее назад. – Давайте-ка поговорим за жизнь. Кто вы такие, откуда, куда едете, а самое главное, что везете? – Комбат кивнул Андрею. – Сходи-ка, глянь, что там в цистерне плещется.
   Экспедитор уже пришел в себя, очухался от первого потрясения. Был он мужиком не слабым и мог постоять за себя, но что бы вот так, в одно мгновение его завалили на землю, связали, обезоружили, разбили нос… Он даже во сне не мог такого себе представить. Экспедитор повертел головой, затем сплюнул кровью под ноги.
   – Кто вы такие и что вам надо? – спросил он, разглядывая стоящего перед ним Комбата.
   – А тебе дело?
   – Знать интересно…
   Борис Рублев пожал широкими плечами, его куртка – старая и потертая, местами даже выгоревшая – распахнулась, показывая полосатый тельник.
   – Это мы кто такие? А чего ты спрашиваешь, не видишь, добрые люди? Но лучше, мужик, не задавай вопросы, пока я тебе не разрешу, а отвечай на мои.
   – Пошел ты на хрен, придурок! – сказал экспедитор. – Ты еще, наверное, не понимаешь, с кем связался. Да кто ты такой? Какого черта остановил нас, затащил сюда?
   – Вот ты какой разговорчивый! – стряхивая прилипшие иголки и землю с ладоней, сказал Комбат и ухмыльнулся. Затем сдвинул брови и приблизился на шаг к экспедитору. – Ты, мужик, наверное еще не понял, я здесь вопросы задаю, а ты будешь отвечать.
   – Ни хрена я не стану отвечать! И вообще, с такими уродами, как вы, я даже разговаривать не намерен!
   – Вот даже как! – опять пожал широкими плечами Комбат. – Гордый ты у нас, да?
   Экспедитор молчал.
   – Мужики, отпустите нас, что мы вам сделали! – послышался голос водителя Гриши.
   – А ты молчи.
   Комбат уже прекрасно понял, кто здесь главный, а кто второстепенный.
   – Может, ты хочешь поговорить? – он зло обернулся, посмотрел на Гришу.