Страница:
От этих вопросов Рублеву становилось не по себе. Он вообще не привык рассуждать и предаваться долгим размышлениям, он был человек действия.
«Может, позвонить Андрюше Подберезскому? – подумал он. – Или прямо Бахрушину?»
Звонить Бахрушину не хотелось. Что-то в последнее время в их отношениях разладилось. То ли Борис Иванович Рублев стал не нужен полковнику ГРУ Бахрушину, то ли у самого полковника возникли какие-то проблемы, и ему было не до Рублева.
Недовольно взглянул на часы. Было еще сравнительно рано. Борис подошел и оперся локтями о подоконник, почти наполовину высунувшись из окна. Две дворничихи сгребали опавшие листья в большие золотистые ворохи. Смотреть на этот процесс было приятно, он отвлекал от навязчивых мыслей.
Затем одна из дворничих взялась поджигать листья.
Смяла газету, долго возилась со спичками. Наконец газета загорелась; и женщина принялась подсовывать ее под ворох влажных листьев, пряча в середину. Листва задымилась, дым медленно пополз вверх, и вскоре Борис Рублев ощутил его терпкий, щекочущий ноздри запах.
Так всегда пахнет листва осенью. Что-то странное и волнующее есть в этом запахе. Осень Борис любил, она ему нравилась всегда. А вот к весне относился с легким презрением. Ему не ложилось на душу кипение крови в организме, не по душе была весенняя суета и напряженность.
«Закурить бы сейчас», – мелькнула шальная мысль, но Борис раздавил ее в своем сознании, как давят назойливого комара – абсолютно безжалостно.
Дворничиха продолжала меланхолично сгребать опадающую листву. В квартире сделалось совсем уж тихо, и настроение у Комбата было ни к черту.
«Какой-то я издерганный, словно от меня несуществующая жена ушла и даже не объяснила почему.»
Вдруг эту гнетущую тишину нарушил звонок – не дверной, а телефонный. Борис даже встрепенулся, «Интересно, кто это может звонить в такую рань?»
Он взял трубку, уже по звонку догадываясь, что это междугородный.
– Алло, слушаю!
– Здравия желаю, – услышал он в трубке знакомый и родной голос.
– Бурлак, ты, мать твою?
– Я, Борис Иванович, а то кто же!
– Ну где ты, что ты? – тут же обрадовался Борис Рублев.
– Как это где – у себя в Сибири.
– Черт бы тебя подрал, Гриша, забрался невесть куда.
Видимся раз в год, да и то не всегда.
– Ага, Борис Иванович, – услышал он в трубку голос Гриши.
– Ну как ты там?
– Да я нормально, дела засосали, ни вздохнуть, ни выдохнуть.
– Плюнь на дела, Гриша, друзья дороже.
– Это точно, Борис Иванович. Вот я о тебе вспомнил и звоню.
– Спасибо. Случилось что или так?
– Случилось, Борис Иванович. Надо будет сделать вот что… Правда, я не надеялся тебя застать дома– пространно принялся объяснять Бурлаков.
Комбат оживился до невероятности, он вместе с трубкой направился в кухню, где на пепельнице лежали сигареты, и рука уже сама чисто механически потянулась к пачке, но тут же мужчина отдернул пальцы от пачки, словно бы она была раскалена докрасна и могла обжечь. И зло выругался, забыв; что прижимает трубку к уху.
– Ты на кого это, Борис Иванович? – услышал он голос Гриши.
– Да не на тебя, на себя.
– За что это ты так, Комбат, себя не любишь? Вроде мужик выдержанный, а материшься, как на плацу.
– Ай, Гриша, – вздохнул Рублев, – курить бросил, вот и мучусь.
– Так не мучься, Борис Иванович, закури.
– Не могу.
– Почему не можешь? Силу воли испытываешь, что ли? Так она у тебя и так железная, все знают.
– Да нет, Гриша, все-то знают, а я сам себе доказать должен.
– Вот что, Борис Иванович, я бы с тобой подольше поговорил, да времени нет, партнеры ждут.
– Вот видишь, Гриша, как для партнеров, так у тебя времени хоть отбавляй, а на однополчанина, так сказать, для боевого командира, и пяти минут нет.
– Пять минут есть как раз.
– Тогда рассказывай, как там у вас в Сибири. Только не говори, что холодно, это я и без тебя знаю.
– У нас хорошо, приезжай, поохотимся.
– Я с тобой, Гриша, уже наохотился. Как приеду к тебе, так вечно в какую-нибудь историю втюкаемся.
– Нет, сейчас без историй. Возьми Андрюху, и Приезжайте, я вас встречу, как всегда.
– Знаю я, как всегда у тебя получается…
– А звоню я вот чего, Борис Иванович. Звонил Андрюхе, его не застал ни на работе, ни в тире, ни дома, – нигде его нет.
– По бабам, наверное, пошел, – улыбнулся Комбат. – Он же холостой пока.
– Может, и так, а может, и еще где пробавляется.
Встреть поезд.
– Какой поезд, Гриша?
– Из Сибири, какой еще. В шестом вагоне у проводницы для тебя и Андрюхи посылка.
– Большая? – спросил Комбат.
– Надеюсь, ты одной рукой поднимешь, мужик-то ты здоровый.
– Опять дары леса?
– Ага, – засмеялся в трубку Бурлаков. – Мяса кусочек…
– Знаю я твой кусочек, пуда на два?
– Ну не на два, а на пуд. Орешки кедровые, рыба сухая, мед, грибы.
– Гриша, ты с ума сошел, я же это все не съем!
– Поделись с ребятами, – настоятельно сказал Бурлаков, – у меня этого добра хватает.
– Да ладно тебе – хватает! Сам бы лучше приехал, хоть с пустыми руками.
– Кстати, Борис Иванович, там, в валенках, найдешь бутылку, настоянную на травах, по старинным сибирским рецептам.
– Да что б ты сдох, валенки в Москве даже последний бомж не наденет, – расхохотался в трубку Комбат, – я и пить бросил!
– Вот уж в это я не верю. Во все что угодно могу поверить, а в это – никогда, хоть ты меня распни!
– Приеду – распну.
– Ты бы не обещал, а взял да приехал. Если денег нет – пришлю.
– Есть у меня деньги, Гриша.
– А чем занимаешься, Борис Иванович?
– Ничем, собственно говоря. Оттого и тоскливо.
– А Андрюха чем занимается? Наши-то у тебя появляются?
– Появляются иногда. Андрюха, как и раньше, – тир, бабы, дела какие-то. В общем, его не поймешь.
– Ты небось, Комбат, только что с пробежки?
– Ага, с пробежки. А как ты угадал?
– На часы посмотрел и угадал, это несложно.
Борис Иванович услышал голоса и понял, что его друга Бурлакова кто-то настоятельно требует к другому телефонному аппарату.
– Ну так что, все?
– Все, вагон запомни – шестой.
– Шестой или седьмой?
– Шестой, шестой, там девушка такая симпатичная, проводница, блондинка длинноногая с большой грудью. Я сказал, что встретят посылку двое очень хороших мужчин.
– Ладно тебе, Гриша, успехов. Звони.
– Сам позвонишь, Борис Иванович, как разберешься.
– В смысле, когда съем? Так это будет не скоро.
– Как получишь, позвони, я к вечеру буду на месте.
– Хорошо, Гриша, спасибо.
– Ну давай, Комбат, до встречи.
В трубке послышались гудки. Рублев стоял, держа трубку в руках, и расслабленно улыбался – так, словно был ужасным сластеной и ему перепала большая ложка меда. Даже курить не хотелось: приятно, когда про тебя не забывают.
Рублев потер руку об руку, затем несколько раз звонко хлопнул в ладоши.
«А где же Подберезский, черт бы его подрал?» – и принялся названивать Андрею. Но ни один из трех известных ему телефонов не ответил.
– Непонятно, – сказал Рублев, – ну да ладно.
Он взглянул на часы. До прихода поезда оставалось полтора часа.
«Машина вроде бы заправлена, – задумался Комбат. – Да-да, я вчера ее заправил, ездил немного, так что горючего мне хватит.»
Одевался Рублев быстро, это было армейской привычкой. Он всегда требовал от своих подчиненных уметь быстро собираться, но и сам умел. Так что через две минуты Рублев был готов.
А дворничиха на улице все еще продолжала шуршать метлой. В квартире пахло терпким дымом свежесгоревшей листвы, мужчина улыбался, расхаживая по комнате. Настроение у него было уже приподнятым, словно не посылка прибыла из далекой Сибири, а приехал сам давний надежный друг Григорий Бурлаков.
«Молодец, Гриша, – подумал Борис Иванович. – Золотые у меня ребята, никогда не подведут. Вот уж молодцы! Где этот Андрюха?»
В памяти всплывали лица его подчиненных, сослуживцев, многие из которых не вернулись домой. Но те, которые вернулись, были комбату десантно-штурмового батальона дороги, ведь каждый из них доказал себе и другим, что он настоящий мужчина.
Рублев остановился перед большой фотографией над диваном. На снимке было человек пятьдесят, все в камуфляже, все с оружием.
«Вот он, Гриша, – Рублев смотрел на молодого широкоплечего парня, который на полголовы возвышался над другими. – Эх, сибиряк, сибиряк, лучше бы ты сам приехал. Я бы даже позволил себе выпить, а вот курить бы не курия. И вы бы мне все завидовали. Опять бы все собрались, повод как-никак… Ну да ладно».
В приподнятом настроении Борис Рублев добирался до вокзала. Утренняя суета, нервное движение на улицах абсолютно его не злили и не раздражали. Он уступал дорогу всем, кто спешил, прижимался к тротуару, вежливо пропуская пешеходов, – в общем, на дороге вел себя Борис Иванович Рублев образцово. На вокзале долго искал место, где припарковаться, наконец воткнул свою машину в центре площадки, закрыл дверцу и направился на вокзал.
Борису Рублеву нравились вокзалы, порты, аэропорты.
Он любил смотреть, как уплывают корабли, как, стуча колесами, гудя и фыркая, отъезжают поезда. До прихода поезда оставалось еще добрых полчаса, и Рублев прохаживался, оглядываясь по сторонам.
На вокзале царило оживление, звучали громкие объявления о прибывающих и отходящих поездах, о том, что вагон такой-то находится в хвосте поезда или в голове. Все это бывший комбат слушал не очень внимательно – чужие проблемы.
Наконец он услышал, на какой путь прибывает нужный поезд, и оживленно потер рука об руку, словно ему предстояло обнять кого-нибудь из своих друзей и крепко сжать мозолистую ладонь.
На вокзале было очень много подростков и детей, просящих денег, чтобы купить еды. Но к Рублеву они почему-то не подходили. То ли вид у него был не очень богатый, на нового русского не тянул, то ли вообще он выглядел грозно и походил на работника правоохранительных органов в штатском.
"Да, детей много. Чертова власть, куда она смотрит?
Совсем детьми не занимается. Да и родители, черт бы их подрал, за детьми не приглядывают."
– Были на вокзале беженцы из различных регионов – во всяком случае, за таких они себя выдавали, грязные, вонючие. Они сновали как тени, прижимаясь к стенам, и бросались к выходящим из поездов мужчинам и женщинам, чей внешний вид подсказывал, что у них есть деньги и у них можно поживиться на бутылку пива.
Длинное зеленое тело поезда медленно подъехало к платформе и, дернувшись, остановилось. Тут же проводники взялись протирать поручни, открывать двери, сбрасывать ступеньки.
Рублев шел вдоль состава, уступая дорогу людям, которые выгружались с чемоданами, баулами, всевозможными корзинками. Вот и шестой вагон. Действительно, проводницей оказалась симпатичная невысокая блондинка со стройными ногами и огромной грудью.
– Здравствуйте, девушка, с приездом, – сказал Рублев и улыбнулся в усы.
– Здравствуйте, здравствуйте, " – как-то небрежно бросила проводница.
– Мне тут передавали.
– Так это вы Борис Рублев? Или Подберезский?
– Я Рублев.
– А документы у вас есть?
– Есть, – сказал Рублев, вытаскивая из кармана водительское удостоверение.
– Верю, это я так. Ваш друг описал вашу внешность, так что ни с кем не спутаешь.
– Серьезно?
– Да, – сказала девушка. – Пойдемте, я не смогу вытащить ваш баул.
– Такой тяжелый?
– Тяжелый – не то слово.
Она провела Рублева в свое маленькое купе и показала на верхнюю полку.
– Вот, берите.
Рублев поднял руки и потащил на себя баул. Весил этот баул не меньше сорока килограммов, но Борис Иванович легко опустил его и поставил на пол одной рукой.
– Может, вам помочь? – улыбнулась проводница.
– Да нет, спасибо, я и так справлюсь. И не такой уж он тяжелый.
– Ничего себе, не тяжелый! А что там ваш друг передал?
– Всякую всячину, гостинцы.
– Хороший мужчина.
– Хороший, – согласился Рублев.
Он выбрался с баулом из вагона, минут пять еще поговорил с проводницей о погоде в Сибири, о том, что делается в Москве. Девушка явно набивалась на свидание, но Борису Ивановичу она не очень понравилась, хотя была, в общем, нормальной и не пошлой, самое главное.
– Спасибо вам большое.
– А у меня даже ваш телефон есть, – вдруг сказала она.
– Как это? – не понял Рублев.
– Мне ваш друг дал, на всякий случай. И еще какого-то Подберезского Андрея три номера.
– Есть такой у нас общий знакомый.
– Если бы вы не пришли, то пришлось бы звонить.
– Но, как видите, не придется, я появился.
– Слава Богу, – как-то уже холодея, произнесла девушка, понимая, что ничего с этим привлекательным широкоплечим мужчиной у нее не получится, и заспешила по своим делам в вагон, на прощание махнув Рублеву рукой.
Тот легко поднял баул, даже не сгибаясь под его тяжестью, словно баул был портфелем с бумагами, двинулся вдоль состава. Когда он подошел к своей машине, то увидел, что машина сияет, вымыты стекла, даже колпаки на колесах сверкают.
«Черт подери, – подумал Рублев, – машина была грязная. Может, это не моя?»
Но номер совпадал, ключ подошел к багажнику, тот легко открылся. Рублев опустил в багажник тяжеленный баул, захлопнул крышку.
И тут услышал за спиной:
– Ну что, дядя, нравится вам машина?
Рублев обернулся. Перед ним стоял парнишка лет двенадцати, с грязными руками и грязным лицом, в болоньевой куртке, лыжной шапочке, в длинном синем шарфе, разбитых ботинках и потертых рваных джинсах. В руках мальчишка держал ведро из-под краски и тряпку.
– Это ты помыл?
– А то кто же? – сказал парень.
– Разве я тебя об этом просил?
– Нет. Но я подумал и решил, машина грязная, стоит вымыть.
– А почему ты эти не помыл? – с интересом рассматривая маленького собеседника, осведомился Рублев, кивнув вправо и влево. С одной стороны стояла грязная «Вольво», а с другой – джип «Опель фронтера», тоже невероятно грязный.
– А мне в этих машинах люди не понравились, сразу видно, жадные.
– А я тебе понравился, что ли?
– Ага, понравились. Вы, дядя, не жадный и, наверное, дадите мне денег.
– Зачем тебе деньги?
– Как это зачем? Работу я сделал, хочу поесть.
– Ты что, голодный?
– Ага, голодный. Давно не ел. Вчера вечером ел, гамбургер мужик дал за то, что я машину вымыл.
И тут по машине забарабанили капли дождя. Мальчишка зло глянул в небо, его шея была худая и грязная.
– Вот невезуха! – дрожащим голосом произнес паренек.
– Да уж, невезуха, – запрокинув голову, подставляя лицо крупным каплям дождя, сказал Рублев. – А ну давай, приятель, садись в машину.
– Нет, так не пойдет, – сказал паренек, – Почему не пойдет? Что, мы так и будем стоять под дождем и мокнуть?
– Вы садитесь, а я постою, – Так ведь тебе же нужны деньги, а не мне.
– Сядешь с вами в машину, а вы меня куда-нибудь завезете и того…
– Чего-чего? – нахмурил брови Борис Иванович Рублев.
Парнишка рукавом вытер мокрый лоб.
– Того! Сами знаете, чего можете со мной сделать.
– Я с тобой? – изумился Комбат.
– Вы, а то кто же.
– Извини, друг, я тебя не совсем понимаю.
– Да все вы понимаете, просто прикидываетесь валенком.
– А ты, собственно, откуда? Как тебя зовут?
– Вот это уж не ваше дело.
– Родители у тебя есть?
Лицо паренька сразу же стало хмурым, глаза заблестели, словно из них вот-вот брызнут слезы.
– Были родители, да убили их.
– Как убили?
– Убил", да и все, – неохотно ответил паренек.
– А ну-ка, давай садись в машину, – Комбат подошел, причем настиг паренька в два шага, тот даже не успел дернуться и броситься наутек.
– Э, э, ведро! – вдруг закричал он.
– Какое еще ведро? – заталкивая в салон на заднее сиденье своего нового знакомого, переспросил Рублев.
– Ведро с тряпкой.
– Где оно?
– Вон там стоит, возле джипа.
И действительно, Комбат увидел пластиковое ведро из-под краски с коричневой тряпкой.
– Это, что ли?
– Ага, это.
– Зачем оно тебе?
– Как это зачем, это же мой инструмент. Я при помощи него деньги зарабатываю.
– К черту твое ведро! – Комбат закрыл дверь.
Паренек сидел, вжавшись в спинку заднего сиденья.
– Так как тебя зовут?
– А вас? – вопросом на вопрос ответил парнишка.
– Меня зовут Борис Иванович, а фамилия моя Рублев, – совсем официально представился Комбат.
– Борис Иванович Рублев?
– Да, Борис Иванович Рублев.
– Ясно. А меня зовут Сергей Сергеевич Никитин.
– Ну так вот, Сергей Сергеевич, пойдем куда-нибудь, я тебя покормлю.
– Куда это мы пойдем?
– Куда ты предлагаешь, туда и пойдем.
– Только не к вам домой и не к вашим знакомым.
– Да нет, к знакомым мы не пойдем, надо тебя покормить, хотя, в общем, тебя вымыть бы не мешало. Ты грязен, Сергей Сергеевич, как кот помойный.
Сергей втянул голову в плечи, немного испуганно заморгал и попытался спрятать грязные руки в карманы.
А руки у него были действительно грязные – красные, распухшие, с черной каймой под ногтями.
Что-что, а решения Борис Рублев принимал быстро, молниеносно.
– Значит, так, Друг ты мой. Зовут тебя Сергей Сергеевич.
– Да;
– На самом деле?
– На самом. А вас? – еще раз спросил парнишка.
– Меня зовут Борис Иванович Рублев, чтоб мне сдохнуть.
– Борис Иванович Рублев, – прошептал парнишка.
– Да, точно, – по-военному сформулировал Комбат. – Я не спрашиваю, откуда ты взялся на этом вокзале и что ты здесь делаешь. Понимаю, жизнь у тебя не сложилась, правильно?
– Точно, – сказал Сергей.
– И наверное, ты голоден.
– Не очень. Только курить вот хочется.
– Чего-чего? – не поверив парнишке, переспросил Рублев.
– Курить, говорю, хочется. У вас в машине можно закурить?
– У меня в машине можно, но я тебе не советую.
– Это еще почему? – парнишке явно не понравилась та категоричность, с которой пресек его желание незнакомый сильный мужчина.
На бандита его новый знакомый был не похож, но и на сотрудника правоохранительных органов он тоже не походил.
«Странный какой-то тип, – подумал Сергей, – может, приставать начнет? Еще чего не хватало! Я этого не люблю даже за деньги.»
Машина заурчала и резко сорвалась с места.
– Э, э, куда мы? – парень хотел открыть дверцу.
– Сиди! – приказал Рублев таким тоном, что ослушаться было невозможно.
– Едем ко мне.
– К тебе домой?
– Да.
– И что мы там будем делать? – с безнадежностью в голосе задал вопрос Сергей Никитин.
– Ну, во-первых, ты приведешь себя в порядок, помоешься. Затем я тебя покормлю.
– А потом? – почти шепотом спросил Никитин.
– Потом посмотрим.
– Вы это.., ко мне…
Только сейчас до Комбата дошло, чего опасался паренек.
– Да ну, брось, ты что, с ума сошел? Я что, по-твоему, похож на тех, кто пристает к детям?
– Нет, не очень, – неуверенно произнес Сергей.
– Тогда в чем дело?
– Мчимся, мчимся!
В тепле, в машине парнишка сразу размяк, втянул голову в плечи, откинулся на мягкую спинку сиденья и почти мгновенно задремал. Он проснулся, лишь когда машина уперлась передними колесами в бордюр, и тут же принялся испуганно оглядываться, не понимая, где он и что с ним произошло.
В последние несколько дней Сергею Никитину не везло, спал он мало, и поэтому тепло, покачивание автомобиля и негромкая музыка его сморили и бросили в сон.
– Не беспокойся, приехали, – сказал Рублев и выбрался из машины.
Сергей оглядывался по сторонам. Место было незнакомое, сколько времени они ехали, он не знал, где сейчас находится и на каком конце города – не подозревал.
Но убегать ему не хотелось, он смирился со своей новой участью.
А мужчина уже открыл багажник автомобиля, легко вытащил из него баул, поставил на лавочку у подъезда.
– Давай.
Они смотрелись довольно странно: грязный ребенок и огромный, сильный мужчина.
– Идем, идем, не бойся, – сказал Комбат, похлопывая по худому плечу Сережу. – Вперед, не дрейфь, поднимайся по ступенькам.
– По ступенькам? – переспросил Никитин, забегая на крыльцо.
В подъезде он растерялся.
– Там лифт, – сказал Комбат, кивнув в темноту, – опять сорванцы лампочки выкрутили. Ну ничего, я до них доберусь! – последняя фраза прозвучала безо всяких угроз, как-то дежурно, как обычно ворчит пожилой человек на своих внуков, которых любит и понимает.
Сергей нашел кнопку, нажал, двери лифта тут же разошлись. Борис Рублев несильно подтолкнул в спину, парнишка вошел в кабину, за ним продвинулся, держа баул одной рукой, Комбат.
– Какой этаж? – немного сдавленным голосом произнес Никитин.
– Сам нажму, – и Комбат ткнул указательным пальцем в верхнюю клавишу.
Двери сошлись, щелкнули, и лифт, урча и скрежеща, стал медленно вздыматься вверх. Горела красная кнопка, три нижних были черные, обожженные спичками и сигаретами, да и лифт смотрелся не очень чисто.
Сергей стоял, облокотясь худыми плечами о стену.
Щелчок, кабина замерла.
– Ну, давай выходи, бродяга.
– Я не бродяга, – немного обиженно произнес Никитин.
– Ладно, извини. Выходи. Держи ключи, открывай.
Парнишка не справился с нижним замком, и Комбату пришлось самому повернуть ключ.
– Проходи.
Дверь захлопнулась. Рублев понес баул в кухню, а Никитин остался стоять в коридоре, немного испуганно моргая светлыми ресницами. Все, что с ним случилось, ему не очень нравилось, но и угрозы для него пока видимой не было. Так что он не знал, что предпринять – то ли броситься убегать, то ли смиренно ждать, чем все это кончится.
– Вначале помоешься, – сказал Борис Рублев, глядя на паренька, – а я за это время приготовлю чего-нибудь поесть.
– Я не хочу, – вдруг сказал Сергей.
– Чего не хочешь?
– Не хочу мыться, не хочу есть. Отпустите меня, Борис Иванович!
– Опустить тебя? А я тебя и не держу, хочешь идти – иди.
– Где мы?
Рублев назвал свой адрес.
– Так это же у черта на куличках!
– Да, далековато, но до метро не очень далеко. Можно пешком за две минуты дойти, а там, думаю, ты доедешь до своего вокзала.
– Доеду, – сказал Никитин.
– Но я бы тебе этого делать не советовал. Вот что, иди мойся. Вода горячая у меня есть, мыло и мочалка тоже.
Так что – вперед.
«Странный какой-то мужик», – подумал Сережа и почему-то вдруг смирился с новым положением и понял, что самым лучшим выходом из этой ситуации будет полное послушание с его стороны и выполнение всех приказов этого странного здоровяка.
– Давай не стесняйся, солдат!
«Какой я ему солдат?»
Жилище Бориса Ивановича Рублева пареньку показалось удивительным: никакой роскоши, никаких ковров, но все чисто и аккуратно. Курить ему захотелось так сильно, что даже засосало под ложечкой, а во рту скопилась слюна.
Только вот беда, сигарет у Сергея не нашлось, а пачка с торчащими сигаретами лежала на подоконнике в большой хрустальной пепельнице.
– Можно закурить? – немного робко, но в то же время развязно спросил паренек.
– Нет, нельзя, – жестко обрезал Рублев, – я не курю.
– Как это не куришь, если сигареты лежат!
– Я бросил и тебе советую.
– Бросил? – словно бы не поверил услышанному Никитин.
– Да, бросил. Уже почти месяц не курю.
– Ничего себе! А зачем?
– Решил бросить – и бросил.
– Что, вы все так делаете?
– Как так? – спросил Комбат.
– Решил – и сделал.
– Стараюсь, – признался Рублев. – А ты давай зубы мне не заговаривай, побыстрее мойся. Сейчас я тебе сделаю ванну.
От этой странной заботы в душе у Сергея потеплело, но настороженность не проходила.
«Все-таки странный тип. Привел к себе домой, я же могу стащить что-нибудь, деньги, драгоценности, часы, видик.»
Паренек заметил, что на телевизоре стоит большой видеомагнитофон, а под ним, в тумбочке, за стеклом, в три ряда кассеты.
В ванной шумела вода. Струя вначале била в гулкое чугунное дно, затем ванна начала наполняться. Вода уже просто плескалась.
Появился Рублев. Рукава его рубахи были закатаны, руки – мокрые.
– Смотри, солдат, сколько я тебе пены сделал.
– Я никакой не солдат.
– Все мужики для меня или солдаты, или никто.
– Как это все?
– А вот так.
На вешалке в прихожей висел пятнистый бушлат без погон, с многочисленными карманами.
«Военный или мент, наверное, – подумал Никитин, – правда, какой-то странный, необычный. Матом не ругается, не орет, разговаривает негромко, но очень властно. Попробуй такого не послушаться, так голову двумя пальцами оторвет.»
– Давай раздевайся, что смотришь? Глянь, сколько пены, – Рублев вошел в ванную, закрыл воду. – Иди, иди, не стесняйся, я на тебя смотреть не буду. Вот тебе чистая майка, – и Комбат вытащил из стенного шкафа аккуратно сложенный тельник, подал пареньку. – Настоящая воздушно-десантная.
– Не может быть!
– Точно тебе говорю, настоящая.
Сергей уже успел заметить в комнате над диваном большую фотографию, на которой были солдаты с автоматами – много солдат – и среди них хозяин этой квартиры.
– Ну что ты медлишь? Стаскивай свою грязную куртку, снимай разбитые обувки, все это оставляй здесь.
Сергей закрылся в ванной комнате. Ему даже хотелось повернуть защелку, но потом он подумал, что этого делать не стоит: хозяин обидится. Забрался в ванну. Вода была приятная, горячая, и Сергей вспомнил, что последний раз мылся недели две с половиной назад. Он сидел в ванной, смотрел по сторонам на белую плитку в капельках воды, на зеркало, на стеклянную полку с одинокой зубной щеткой и бритвой.
«Может, позвонить Андрюше Подберезскому? – подумал он. – Или прямо Бахрушину?»
Звонить Бахрушину не хотелось. Что-то в последнее время в их отношениях разладилось. То ли Борис Иванович Рублев стал не нужен полковнику ГРУ Бахрушину, то ли у самого полковника возникли какие-то проблемы, и ему было не до Рублева.
Недовольно взглянул на часы. Было еще сравнительно рано. Борис подошел и оперся локтями о подоконник, почти наполовину высунувшись из окна. Две дворничихи сгребали опавшие листья в большие золотистые ворохи. Смотреть на этот процесс было приятно, он отвлекал от навязчивых мыслей.
Затем одна из дворничих взялась поджигать листья.
Смяла газету, долго возилась со спичками. Наконец газета загорелась; и женщина принялась подсовывать ее под ворох влажных листьев, пряча в середину. Листва задымилась, дым медленно пополз вверх, и вскоре Борис Рублев ощутил его терпкий, щекочущий ноздри запах.
Так всегда пахнет листва осенью. Что-то странное и волнующее есть в этом запахе. Осень Борис любил, она ему нравилась всегда. А вот к весне относился с легким презрением. Ему не ложилось на душу кипение крови в организме, не по душе была весенняя суета и напряженность.
«Закурить бы сейчас», – мелькнула шальная мысль, но Борис раздавил ее в своем сознании, как давят назойливого комара – абсолютно безжалостно.
Дворничиха продолжала меланхолично сгребать опадающую листву. В квартире сделалось совсем уж тихо, и настроение у Комбата было ни к черту.
«Какой-то я издерганный, словно от меня несуществующая жена ушла и даже не объяснила почему.»
Вдруг эту гнетущую тишину нарушил звонок – не дверной, а телефонный. Борис даже встрепенулся, «Интересно, кто это может звонить в такую рань?»
Он взял трубку, уже по звонку догадываясь, что это междугородный.
– Алло, слушаю!
– Здравия желаю, – услышал он в трубке знакомый и родной голос.
– Бурлак, ты, мать твою?
– Я, Борис Иванович, а то кто же!
– Ну где ты, что ты? – тут же обрадовался Борис Рублев.
– Как это где – у себя в Сибири.
– Черт бы тебя подрал, Гриша, забрался невесть куда.
Видимся раз в год, да и то не всегда.
– Ага, Борис Иванович, – услышал он в трубку голос Гриши.
– Ну как ты там?
– Да я нормально, дела засосали, ни вздохнуть, ни выдохнуть.
– Плюнь на дела, Гриша, друзья дороже.
– Это точно, Борис Иванович. Вот я о тебе вспомнил и звоню.
– Спасибо. Случилось что или так?
– Случилось, Борис Иванович. Надо будет сделать вот что… Правда, я не надеялся тебя застать дома– пространно принялся объяснять Бурлаков.
Комбат оживился до невероятности, он вместе с трубкой направился в кухню, где на пепельнице лежали сигареты, и рука уже сама чисто механически потянулась к пачке, но тут же мужчина отдернул пальцы от пачки, словно бы она была раскалена докрасна и могла обжечь. И зло выругался, забыв; что прижимает трубку к уху.
– Ты на кого это, Борис Иванович? – услышал он голос Гриши.
– Да не на тебя, на себя.
– За что это ты так, Комбат, себя не любишь? Вроде мужик выдержанный, а материшься, как на плацу.
– Ай, Гриша, – вздохнул Рублев, – курить бросил, вот и мучусь.
– Так не мучься, Борис Иванович, закури.
– Не могу.
– Почему не можешь? Силу воли испытываешь, что ли? Так она у тебя и так железная, все знают.
– Да нет, Гриша, все-то знают, а я сам себе доказать должен.
– Вот что, Борис Иванович, я бы с тобой подольше поговорил, да времени нет, партнеры ждут.
– Вот видишь, Гриша, как для партнеров, так у тебя времени хоть отбавляй, а на однополчанина, так сказать, для боевого командира, и пяти минут нет.
– Пять минут есть как раз.
– Тогда рассказывай, как там у вас в Сибири. Только не говори, что холодно, это я и без тебя знаю.
– У нас хорошо, приезжай, поохотимся.
– Я с тобой, Гриша, уже наохотился. Как приеду к тебе, так вечно в какую-нибудь историю втюкаемся.
– Нет, сейчас без историй. Возьми Андрюху, и Приезжайте, я вас встречу, как всегда.
– Знаю я, как всегда у тебя получается…
– А звоню я вот чего, Борис Иванович. Звонил Андрюхе, его не застал ни на работе, ни в тире, ни дома, – нигде его нет.
– По бабам, наверное, пошел, – улыбнулся Комбат. – Он же холостой пока.
– Может, и так, а может, и еще где пробавляется.
Встреть поезд.
– Какой поезд, Гриша?
– Из Сибири, какой еще. В шестом вагоне у проводницы для тебя и Андрюхи посылка.
– Большая? – спросил Комбат.
– Надеюсь, ты одной рукой поднимешь, мужик-то ты здоровый.
– Опять дары леса?
– Ага, – засмеялся в трубку Бурлаков. – Мяса кусочек…
– Знаю я твой кусочек, пуда на два?
– Ну не на два, а на пуд. Орешки кедровые, рыба сухая, мед, грибы.
– Гриша, ты с ума сошел, я же это все не съем!
– Поделись с ребятами, – настоятельно сказал Бурлаков, – у меня этого добра хватает.
– Да ладно тебе – хватает! Сам бы лучше приехал, хоть с пустыми руками.
– Кстати, Борис Иванович, там, в валенках, найдешь бутылку, настоянную на травах, по старинным сибирским рецептам.
– Да что б ты сдох, валенки в Москве даже последний бомж не наденет, – расхохотался в трубку Комбат, – я и пить бросил!
– Вот уж в это я не верю. Во все что угодно могу поверить, а в это – никогда, хоть ты меня распни!
– Приеду – распну.
– Ты бы не обещал, а взял да приехал. Если денег нет – пришлю.
– Есть у меня деньги, Гриша.
– А чем занимаешься, Борис Иванович?
– Ничем, собственно говоря. Оттого и тоскливо.
– А Андрюха чем занимается? Наши-то у тебя появляются?
– Появляются иногда. Андрюха, как и раньше, – тир, бабы, дела какие-то. В общем, его не поймешь.
– Ты небось, Комбат, только что с пробежки?
– Ага, с пробежки. А как ты угадал?
– На часы посмотрел и угадал, это несложно.
Борис Иванович услышал голоса и понял, что его друга Бурлакова кто-то настоятельно требует к другому телефонному аппарату.
– Ну так что, все?
– Все, вагон запомни – шестой.
– Шестой или седьмой?
– Шестой, шестой, там девушка такая симпатичная, проводница, блондинка длинноногая с большой грудью. Я сказал, что встретят посылку двое очень хороших мужчин.
– Ладно тебе, Гриша, успехов. Звони.
– Сам позвонишь, Борис Иванович, как разберешься.
– В смысле, когда съем? Так это будет не скоро.
– Как получишь, позвони, я к вечеру буду на месте.
– Хорошо, Гриша, спасибо.
– Ну давай, Комбат, до встречи.
В трубке послышались гудки. Рублев стоял, держа трубку в руках, и расслабленно улыбался – так, словно был ужасным сластеной и ему перепала большая ложка меда. Даже курить не хотелось: приятно, когда про тебя не забывают.
Рублев потер руку об руку, затем несколько раз звонко хлопнул в ладоши.
«А где же Подберезский, черт бы его подрал?» – и принялся названивать Андрею. Но ни один из трех известных ему телефонов не ответил.
– Непонятно, – сказал Рублев, – ну да ладно.
Он взглянул на часы. До прихода поезда оставалось полтора часа.
«Машина вроде бы заправлена, – задумался Комбат. – Да-да, я вчера ее заправил, ездил немного, так что горючего мне хватит.»
Одевался Рублев быстро, это было армейской привычкой. Он всегда требовал от своих подчиненных уметь быстро собираться, но и сам умел. Так что через две минуты Рублев был готов.
А дворничиха на улице все еще продолжала шуршать метлой. В квартире пахло терпким дымом свежесгоревшей листвы, мужчина улыбался, расхаживая по комнате. Настроение у него было уже приподнятым, словно не посылка прибыла из далекой Сибири, а приехал сам давний надежный друг Григорий Бурлаков.
«Молодец, Гриша, – подумал Борис Иванович. – Золотые у меня ребята, никогда не подведут. Вот уж молодцы! Где этот Андрюха?»
В памяти всплывали лица его подчиненных, сослуживцев, многие из которых не вернулись домой. Но те, которые вернулись, были комбату десантно-штурмового батальона дороги, ведь каждый из них доказал себе и другим, что он настоящий мужчина.
Рублев остановился перед большой фотографией над диваном. На снимке было человек пятьдесят, все в камуфляже, все с оружием.
«Вот он, Гриша, – Рублев смотрел на молодого широкоплечего парня, который на полголовы возвышался над другими. – Эх, сибиряк, сибиряк, лучше бы ты сам приехал. Я бы даже позволил себе выпить, а вот курить бы не курия. И вы бы мне все завидовали. Опять бы все собрались, повод как-никак… Ну да ладно».
В приподнятом настроении Борис Рублев добирался до вокзала. Утренняя суета, нервное движение на улицах абсолютно его не злили и не раздражали. Он уступал дорогу всем, кто спешил, прижимался к тротуару, вежливо пропуская пешеходов, – в общем, на дороге вел себя Борис Иванович Рублев образцово. На вокзале долго искал место, где припарковаться, наконец воткнул свою машину в центре площадки, закрыл дверцу и направился на вокзал.
Борису Рублеву нравились вокзалы, порты, аэропорты.
Он любил смотреть, как уплывают корабли, как, стуча колесами, гудя и фыркая, отъезжают поезда. До прихода поезда оставалось еще добрых полчаса, и Рублев прохаживался, оглядываясь по сторонам.
На вокзале царило оживление, звучали громкие объявления о прибывающих и отходящих поездах, о том, что вагон такой-то находится в хвосте поезда или в голове. Все это бывший комбат слушал не очень внимательно – чужие проблемы.
Наконец он услышал, на какой путь прибывает нужный поезд, и оживленно потер рука об руку, словно ему предстояло обнять кого-нибудь из своих друзей и крепко сжать мозолистую ладонь.
На вокзале было очень много подростков и детей, просящих денег, чтобы купить еды. Но к Рублеву они почему-то не подходили. То ли вид у него был не очень богатый, на нового русского не тянул, то ли вообще он выглядел грозно и походил на работника правоохранительных органов в штатском.
"Да, детей много. Чертова власть, куда она смотрит?
Совсем детьми не занимается. Да и родители, черт бы их подрал, за детьми не приглядывают."
– Были на вокзале беженцы из различных регионов – во всяком случае, за таких они себя выдавали, грязные, вонючие. Они сновали как тени, прижимаясь к стенам, и бросались к выходящим из поездов мужчинам и женщинам, чей внешний вид подсказывал, что у них есть деньги и у них можно поживиться на бутылку пива.
Длинное зеленое тело поезда медленно подъехало к платформе и, дернувшись, остановилось. Тут же проводники взялись протирать поручни, открывать двери, сбрасывать ступеньки.
Рублев шел вдоль состава, уступая дорогу людям, которые выгружались с чемоданами, баулами, всевозможными корзинками. Вот и шестой вагон. Действительно, проводницей оказалась симпатичная невысокая блондинка со стройными ногами и огромной грудью.
– Здравствуйте, девушка, с приездом, – сказал Рублев и улыбнулся в усы.
– Здравствуйте, здравствуйте, " – как-то небрежно бросила проводница.
– Мне тут передавали.
– Так это вы Борис Рублев? Или Подберезский?
– Я Рублев.
– А документы у вас есть?
– Есть, – сказал Рублев, вытаскивая из кармана водительское удостоверение.
– Верю, это я так. Ваш друг описал вашу внешность, так что ни с кем не спутаешь.
– Серьезно?
– Да, – сказала девушка. – Пойдемте, я не смогу вытащить ваш баул.
– Такой тяжелый?
– Тяжелый – не то слово.
Она провела Рублева в свое маленькое купе и показала на верхнюю полку.
– Вот, берите.
Рублев поднял руки и потащил на себя баул. Весил этот баул не меньше сорока килограммов, но Борис Иванович легко опустил его и поставил на пол одной рукой.
– Может, вам помочь? – улыбнулась проводница.
– Да нет, спасибо, я и так справлюсь. И не такой уж он тяжелый.
– Ничего себе, не тяжелый! А что там ваш друг передал?
– Всякую всячину, гостинцы.
– Хороший мужчина.
– Хороший, – согласился Рублев.
Он выбрался с баулом из вагона, минут пять еще поговорил с проводницей о погоде в Сибири, о том, что делается в Москве. Девушка явно набивалась на свидание, но Борису Ивановичу она не очень понравилась, хотя была, в общем, нормальной и не пошлой, самое главное.
– Спасибо вам большое.
– А у меня даже ваш телефон есть, – вдруг сказала она.
– Как это? – не понял Рублев.
– Мне ваш друг дал, на всякий случай. И еще какого-то Подберезского Андрея три номера.
– Есть такой у нас общий знакомый.
– Если бы вы не пришли, то пришлось бы звонить.
– Но, как видите, не придется, я появился.
– Слава Богу, – как-то уже холодея, произнесла девушка, понимая, что ничего с этим привлекательным широкоплечим мужчиной у нее не получится, и заспешила по своим делам в вагон, на прощание махнув Рублеву рукой.
Тот легко поднял баул, даже не сгибаясь под его тяжестью, словно баул был портфелем с бумагами, двинулся вдоль состава. Когда он подошел к своей машине, то увидел, что машина сияет, вымыты стекла, даже колпаки на колесах сверкают.
«Черт подери, – подумал Рублев, – машина была грязная. Может, это не моя?»
Но номер совпадал, ключ подошел к багажнику, тот легко открылся. Рублев опустил в багажник тяжеленный баул, захлопнул крышку.
И тут услышал за спиной:
– Ну что, дядя, нравится вам машина?
Рублев обернулся. Перед ним стоял парнишка лет двенадцати, с грязными руками и грязным лицом, в болоньевой куртке, лыжной шапочке, в длинном синем шарфе, разбитых ботинках и потертых рваных джинсах. В руках мальчишка держал ведро из-под краски и тряпку.
– Это ты помыл?
– А то кто же? – сказал парень.
– Разве я тебя об этом просил?
– Нет. Но я подумал и решил, машина грязная, стоит вымыть.
– А почему ты эти не помыл? – с интересом рассматривая маленького собеседника, осведомился Рублев, кивнув вправо и влево. С одной стороны стояла грязная «Вольво», а с другой – джип «Опель фронтера», тоже невероятно грязный.
– А мне в этих машинах люди не понравились, сразу видно, жадные.
– А я тебе понравился, что ли?
– Ага, понравились. Вы, дядя, не жадный и, наверное, дадите мне денег.
– Зачем тебе деньги?
– Как это зачем? Работу я сделал, хочу поесть.
– Ты что, голодный?
– Ага, голодный. Давно не ел. Вчера вечером ел, гамбургер мужик дал за то, что я машину вымыл.
И тут по машине забарабанили капли дождя. Мальчишка зло глянул в небо, его шея была худая и грязная.
– Вот невезуха! – дрожащим голосом произнес паренек.
– Да уж, невезуха, – запрокинув голову, подставляя лицо крупным каплям дождя, сказал Рублев. – А ну давай, приятель, садись в машину.
– Нет, так не пойдет, – сказал паренек, – Почему не пойдет? Что, мы так и будем стоять под дождем и мокнуть?
– Вы садитесь, а я постою, – Так ведь тебе же нужны деньги, а не мне.
– Сядешь с вами в машину, а вы меня куда-нибудь завезете и того…
– Чего-чего? – нахмурил брови Борис Иванович Рублев.
Парнишка рукавом вытер мокрый лоб.
– Того! Сами знаете, чего можете со мной сделать.
– Я с тобой? – изумился Комбат.
– Вы, а то кто же.
– Извини, друг, я тебя не совсем понимаю.
– Да все вы понимаете, просто прикидываетесь валенком.
– А ты, собственно, откуда? Как тебя зовут?
– Вот это уж не ваше дело.
– Родители у тебя есть?
Лицо паренька сразу же стало хмурым, глаза заблестели, словно из них вот-вот брызнут слезы.
– Были родители, да убили их.
– Как убили?
– Убил", да и все, – неохотно ответил паренек.
– А ну-ка, давай садись в машину, – Комбат подошел, причем настиг паренька в два шага, тот даже не успел дернуться и броситься наутек.
– Э, э, ведро! – вдруг закричал он.
– Какое еще ведро? – заталкивая в салон на заднее сиденье своего нового знакомого, переспросил Рублев.
– Ведро с тряпкой.
– Где оно?
– Вон там стоит, возле джипа.
И действительно, Комбат увидел пластиковое ведро из-под краски с коричневой тряпкой.
– Это, что ли?
– Ага, это.
– Зачем оно тебе?
– Как это зачем, это же мой инструмент. Я при помощи него деньги зарабатываю.
– К черту твое ведро! – Комбат закрыл дверь.
Паренек сидел, вжавшись в спинку заднего сиденья.
– Так как тебя зовут?
– А вас? – вопросом на вопрос ответил парнишка.
– Меня зовут Борис Иванович, а фамилия моя Рублев, – совсем официально представился Комбат.
– Борис Иванович Рублев?
– Да, Борис Иванович Рублев.
– Ясно. А меня зовут Сергей Сергеевич Никитин.
– Ну так вот, Сергей Сергеевич, пойдем куда-нибудь, я тебя покормлю.
– Куда это мы пойдем?
– Куда ты предлагаешь, туда и пойдем.
– Только не к вам домой и не к вашим знакомым.
– Да нет, к знакомым мы не пойдем, надо тебя покормить, хотя, в общем, тебя вымыть бы не мешало. Ты грязен, Сергей Сергеевич, как кот помойный.
Сергей втянул голову в плечи, немного испуганно заморгал и попытался спрятать грязные руки в карманы.
А руки у него были действительно грязные – красные, распухшие, с черной каймой под ногтями.
Что-что, а решения Борис Рублев принимал быстро, молниеносно.
– Значит, так, Друг ты мой. Зовут тебя Сергей Сергеевич.
– Да;
– На самом деле?
– На самом. А вас? – еще раз спросил парнишка.
– Меня зовут Борис Иванович Рублев, чтоб мне сдохнуть.
– Борис Иванович Рублев, – прошептал парнишка.
– Да, точно, – по-военному сформулировал Комбат. – Я не спрашиваю, откуда ты взялся на этом вокзале и что ты здесь делаешь. Понимаю, жизнь у тебя не сложилась, правильно?
– Точно, – сказал Сергей.
– И наверное, ты голоден.
– Не очень. Только курить вот хочется.
– Чего-чего? – не поверив парнишке, переспросил Рублев.
– Курить, говорю, хочется. У вас в машине можно закурить?
– У меня в машине можно, но я тебе не советую.
– Это еще почему? – парнишке явно не понравилась та категоричность, с которой пресек его желание незнакомый сильный мужчина.
На бандита его новый знакомый был не похож, но и на сотрудника правоохранительных органов он тоже не походил.
«Странный какой-то тип, – подумал Сергей, – может, приставать начнет? Еще чего не хватало! Я этого не люблю даже за деньги.»
Машина заурчала и резко сорвалась с места.
– Э, э, куда мы? – парень хотел открыть дверцу.
– Сиди! – приказал Рублев таким тоном, что ослушаться было невозможно.
– Едем ко мне.
– К тебе домой?
– Да.
– И что мы там будем делать? – с безнадежностью в голосе задал вопрос Сергей Никитин.
– Ну, во-первых, ты приведешь себя в порядок, помоешься. Затем я тебя покормлю.
– А потом? – почти шепотом спросил Никитин.
– Потом посмотрим.
– Вы это.., ко мне…
Только сейчас до Комбата дошло, чего опасался паренек.
– Да ну, брось, ты что, с ума сошел? Я что, по-твоему, похож на тех, кто пристает к детям?
– Нет, не очень, – неуверенно произнес Сергей.
– Тогда в чем дело?
– Мчимся, мчимся!
В тепле, в машине парнишка сразу размяк, втянул голову в плечи, откинулся на мягкую спинку сиденья и почти мгновенно задремал. Он проснулся, лишь когда машина уперлась передними колесами в бордюр, и тут же принялся испуганно оглядываться, не понимая, где он и что с ним произошло.
В последние несколько дней Сергею Никитину не везло, спал он мало, и поэтому тепло, покачивание автомобиля и негромкая музыка его сморили и бросили в сон.
– Не беспокойся, приехали, – сказал Рублев и выбрался из машины.
Сергей оглядывался по сторонам. Место было незнакомое, сколько времени они ехали, он не знал, где сейчас находится и на каком конце города – не подозревал.
Но убегать ему не хотелось, он смирился со своей новой участью.
А мужчина уже открыл багажник автомобиля, легко вытащил из него баул, поставил на лавочку у подъезда.
– Давай.
Они смотрелись довольно странно: грязный ребенок и огромный, сильный мужчина.
– Идем, идем, не бойся, – сказал Комбат, похлопывая по худому плечу Сережу. – Вперед, не дрейфь, поднимайся по ступенькам.
– По ступенькам? – переспросил Никитин, забегая на крыльцо.
В подъезде он растерялся.
– Там лифт, – сказал Комбат, кивнув в темноту, – опять сорванцы лампочки выкрутили. Ну ничего, я до них доберусь! – последняя фраза прозвучала безо всяких угроз, как-то дежурно, как обычно ворчит пожилой человек на своих внуков, которых любит и понимает.
Сергей нашел кнопку, нажал, двери лифта тут же разошлись. Борис Рублев несильно подтолкнул в спину, парнишка вошел в кабину, за ним продвинулся, держа баул одной рукой, Комбат.
– Какой этаж? – немного сдавленным голосом произнес Никитин.
– Сам нажму, – и Комбат ткнул указательным пальцем в верхнюю клавишу.
Двери сошлись, щелкнули, и лифт, урча и скрежеща, стал медленно вздыматься вверх. Горела красная кнопка, три нижних были черные, обожженные спичками и сигаретами, да и лифт смотрелся не очень чисто.
Сергей стоял, облокотясь худыми плечами о стену.
Щелчок, кабина замерла.
– Ну, давай выходи, бродяга.
– Я не бродяга, – немного обиженно произнес Никитин.
– Ладно, извини. Выходи. Держи ключи, открывай.
Парнишка не справился с нижним замком, и Комбату пришлось самому повернуть ключ.
– Проходи.
Дверь захлопнулась. Рублев понес баул в кухню, а Никитин остался стоять в коридоре, немного испуганно моргая светлыми ресницами. Все, что с ним случилось, ему не очень нравилось, но и угрозы для него пока видимой не было. Так что он не знал, что предпринять – то ли броситься убегать, то ли смиренно ждать, чем все это кончится.
– Вначале помоешься, – сказал Борис Рублев, глядя на паренька, – а я за это время приготовлю чего-нибудь поесть.
– Я не хочу, – вдруг сказал Сергей.
– Чего не хочешь?
– Не хочу мыться, не хочу есть. Отпустите меня, Борис Иванович!
– Опустить тебя? А я тебя и не держу, хочешь идти – иди.
– Где мы?
Рублев назвал свой адрес.
– Так это же у черта на куличках!
– Да, далековато, но до метро не очень далеко. Можно пешком за две минуты дойти, а там, думаю, ты доедешь до своего вокзала.
– Доеду, – сказал Никитин.
– Но я бы тебе этого делать не советовал. Вот что, иди мойся. Вода горячая у меня есть, мыло и мочалка тоже.
Так что – вперед.
«Странный какой-то мужик», – подумал Сережа и почему-то вдруг смирился с новым положением и понял, что самым лучшим выходом из этой ситуации будет полное послушание с его стороны и выполнение всех приказов этого странного здоровяка.
– Давай не стесняйся, солдат!
«Какой я ему солдат?»
Жилище Бориса Ивановича Рублева пареньку показалось удивительным: никакой роскоши, никаких ковров, но все чисто и аккуратно. Курить ему захотелось так сильно, что даже засосало под ложечкой, а во рту скопилась слюна.
Только вот беда, сигарет у Сергея не нашлось, а пачка с торчащими сигаретами лежала на подоконнике в большой хрустальной пепельнице.
– Можно закурить? – немного робко, но в то же время развязно спросил паренек.
– Нет, нельзя, – жестко обрезал Рублев, – я не курю.
– Как это не куришь, если сигареты лежат!
– Я бросил и тебе советую.
– Бросил? – словно бы не поверил услышанному Никитин.
– Да, бросил. Уже почти месяц не курю.
– Ничего себе! А зачем?
– Решил бросить – и бросил.
– Что, вы все так делаете?
– Как так? – спросил Комбат.
– Решил – и сделал.
– Стараюсь, – признался Рублев. – А ты давай зубы мне не заговаривай, побыстрее мойся. Сейчас я тебе сделаю ванну.
От этой странной заботы в душе у Сергея потеплело, но настороженность не проходила.
«Все-таки странный тип. Привел к себе домой, я же могу стащить что-нибудь, деньги, драгоценности, часы, видик.»
Паренек заметил, что на телевизоре стоит большой видеомагнитофон, а под ним, в тумбочке, за стеклом, в три ряда кассеты.
В ванной шумела вода. Струя вначале била в гулкое чугунное дно, затем ванна начала наполняться. Вода уже просто плескалась.
Появился Рублев. Рукава его рубахи были закатаны, руки – мокрые.
– Смотри, солдат, сколько я тебе пены сделал.
– Я никакой не солдат.
– Все мужики для меня или солдаты, или никто.
– Как это все?
– А вот так.
На вешалке в прихожей висел пятнистый бушлат без погон, с многочисленными карманами.
«Военный или мент, наверное, – подумал Никитин, – правда, какой-то странный, необычный. Матом не ругается, не орет, разговаривает негромко, но очень властно. Попробуй такого не послушаться, так голову двумя пальцами оторвет.»
– Давай раздевайся, что смотришь? Глянь, сколько пены, – Рублев вошел в ванную, закрыл воду. – Иди, иди, не стесняйся, я на тебя смотреть не буду. Вот тебе чистая майка, – и Комбат вытащил из стенного шкафа аккуратно сложенный тельник, подал пареньку. – Настоящая воздушно-десантная.
– Не может быть!
– Точно тебе говорю, настоящая.
Сергей уже успел заметить в комнате над диваном большую фотографию, на которой были солдаты с автоматами – много солдат – и среди них хозяин этой квартиры.
– Ну что ты медлишь? Стаскивай свою грязную куртку, снимай разбитые обувки, все это оставляй здесь.
Сергей закрылся в ванной комнате. Ему даже хотелось повернуть защелку, но потом он подумал, что этого делать не стоит: хозяин обидится. Забрался в ванну. Вода была приятная, горячая, и Сергей вспомнил, что последний раз мылся недели две с половиной назад. Он сидел в ванной, смотрел по сторонам на белую плитку в капельках воды, на зеркало, на стеклянную полку с одинокой зубной щеткой и бритвой.