Страница:
Пыль облачками поднималась под ногами, быстро оседая и надежно пряча следы так, что их не отыщет даже и самый опытный следопыт. Впрочем…
Впрочем, тому, кто провожал взглядом красно-золотых глаз уходящую пару, был безразличен пепел. Существо не нуждалось в обонянии или зорких глазах, чтобы проследить путь потенциальной жертвы. Хотя обладало в полной мере и тем, и другим.
Глаза на мгновение оторвались от ставших уже крошечными людей и пробежали по мрачным тучам. По гибкому, сильному телу хищника прошла мелкая дрожь. Он не любил день — даже яркое солнце не причинило бы ему никакого вреда, хотя и было бы ему неприятно. Он был ночным охотником — и всегда, если был выбор, предпочитал нападать ночью. Он не был голоден, он вообще не знал, что такое голод. И в бой его вели совсем иные побуждения, недоступные простым смертным.
Хищник не был простым… и не был смертным.
Конечно, он знал, что может умереть. Умереть в бою, достойно и славно. Многочисленные схватки, которые ему пришлось встретить на своем долгом веку, оставили множество шрамов на покрывающем тело панцире. Хищник предполагал, что когда-нибудь найдется умелец, который сможет отыскать щель в несокрушимой броне. Он не думал о смерти — он просто допускал такую возможность, трезво оценивая свои шансы выйти победителем из того или другого поединка. Почти всегда он шел в бой с твердым убеждением, что противник его слаб и не сможет .оказать достойного сопротивления. И каждый раз его оценка оправдывалась в полной мере. Пару раз попадались достойные соперники… но он оказывался сильнее, быстрее и выносливее. А пара лишних борозд на костяных пластинах — не слишком большая цена за торжество победы.
Он был хищником, но он не был животным. Если бы его создавали для философских размышлений, то он давно уже задумался бы над своим истинным предназначением в этом мире. Но его создали для боя — и хищник не особенно задумывался над тем, что не имело отношения к схваткам. Его создали для боя — и все его помыслы были направлены именно на это — поиск достойных противников, битва и победа. Да еще приходилось изредка вспоминать полузабытые приказы, вложенные в его совсем не животный разум прежними хозяевами. Хищник не любил вспоминать о том, что когда-то и у него были повелители, которые приказывали ему, что делать, кого убивать, а кого — щадить. Уже многие годы он был сам себе хозяин, но горечь воспоминаний тех давних лет вызывала у него лютую злобу. И все же, когда в мозгу просыпались древние приказы, он не мог им сопротивляться. Хотя не оставлял попыток.
Вот и сейчас он до сих пор не напал на странную парочку только потому, что все его существо, подчиняясь намертво вбитым в мозг заклинаниям, отчаянно требовало немедленной атаки. Люди — он прекрасно мог отличить друг от друга и людей, и ургов, и гномов, и многие другие расы, с которыми не раз сталкивался ранее — уносили с собой предмет, найденный в подземельях. Приказ гласил — смерть. И хищник, наверное, в другое время и в другом месте с удовольствием вступил бы в бой. Но сейчас он боролся с собственным телом. Боролся просто потому, что хотел ощущать себя свободным от чьих-то приказов.
Что ж, он пытался делать это и раньше… в этот раз ему удалось продержаться чуть дольше. Каждый раз он пытался превзойти свое предыдущее достижение, иногда это получалось, чаще — нет. Сегодня у хищника был удачный день, его воля спорила с древней магией почти на равных…
Закованное в броню тело рванулось вперед и снова замерло. Мозг вступил с мышцами в новую битву. Если бы пасть хищника была приспособлена для человеческих эмоций, он бы усмехнулся. Да, он найдет и убьет эту парочку, которые посягнули на сокровища его бывших хозяев. Это будет нетрудно, взятый ими артефакт оставляет явственный след, куда более надежный, чем запахи или следы. Он пойдет по этому следу, настигнет их и убьет. Но только тогда, когда захочет этого сам…
А пока пусть они уходят. Пусть…
8. АНОМАЛИИ
Впрочем, тому, кто провожал взглядом красно-золотых глаз уходящую пару, был безразличен пепел. Существо не нуждалось в обонянии или зорких глазах, чтобы проследить путь потенциальной жертвы. Хотя обладало в полной мере и тем, и другим.
Глаза на мгновение оторвались от ставших уже крошечными людей и пробежали по мрачным тучам. По гибкому, сильному телу хищника прошла мелкая дрожь. Он не любил день — даже яркое солнце не причинило бы ему никакого вреда, хотя и было бы ему неприятно. Он был ночным охотником — и всегда, если был выбор, предпочитал нападать ночью. Он не был голоден, он вообще не знал, что такое голод. И в бой его вели совсем иные побуждения, недоступные простым смертным.
Хищник не был простым… и не был смертным.
Конечно, он знал, что может умереть. Умереть в бою, достойно и славно. Многочисленные схватки, которые ему пришлось встретить на своем долгом веку, оставили множество шрамов на покрывающем тело панцире. Хищник предполагал, что когда-нибудь найдется умелец, который сможет отыскать щель в несокрушимой броне. Он не думал о смерти — он просто допускал такую возможность, трезво оценивая свои шансы выйти победителем из того или другого поединка. Почти всегда он шел в бой с твердым убеждением, что противник его слаб и не сможет .оказать достойного сопротивления. И каждый раз его оценка оправдывалась в полной мере. Пару раз попадались достойные соперники… но он оказывался сильнее, быстрее и выносливее. А пара лишних борозд на костяных пластинах — не слишком большая цена за торжество победы.
Он был хищником, но он не был животным. Если бы его создавали для философских размышлений, то он давно уже задумался бы над своим истинным предназначением в этом мире. Но его создали для боя — и хищник не особенно задумывался над тем, что не имело отношения к схваткам. Его создали для боя — и все его помыслы были направлены именно на это — поиск достойных противников, битва и победа. Да еще приходилось изредка вспоминать полузабытые приказы, вложенные в его совсем не животный разум прежними хозяевами. Хищник не любил вспоминать о том, что когда-то и у него были повелители, которые приказывали ему, что делать, кого убивать, а кого — щадить. Уже многие годы он был сам себе хозяин, но горечь воспоминаний тех давних лет вызывала у него лютую злобу. И все же, когда в мозгу просыпались древние приказы, он не мог им сопротивляться. Хотя не оставлял попыток.
Вот и сейчас он до сих пор не напал на странную парочку только потому, что все его существо, подчиняясь намертво вбитым в мозг заклинаниям, отчаянно требовало немедленной атаки. Люди — он прекрасно мог отличить друг от друга и людей, и ургов, и гномов, и многие другие расы, с которыми не раз сталкивался ранее — уносили с собой предмет, найденный в подземельях. Приказ гласил — смерть. И хищник, наверное, в другое время и в другом месте с удовольствием вступил бы в бой. Но сейчас он боролся с собственным телом. Боролся просто потому, что хотел ощущать себя свободным от чьих-то приказов.
Что ж, он пытался делать это и раньше… в этот раз ему удалось продержаться чуть дольше. Каждый раз он пытался превзойти свое предыдущее достижение, иногда это получалось, чаще — нет. Сегодня у хищника был удачный день, его воля спорила с древней магией почти на равных…
Закованное в броню тело рванулось вперед и снова замерло. Мозг вступил с мышцами в новую битву. Если бы пасть хищника была приспособлена для человеческих эмоций, он бы усмехнулся. Да, он найдет и убьет эту парочку, которые посягнули на сокровища его бывших хозяев. Это будет нетрудно, взятый ими артефакт оставляет явственный след, куда более надежный, чем запахи или следы. Он пойдет по этому следу, настигнет их и убьет. Но только тогда, когда захочет этого сам…
А пока пусть они уходят. Пусть…
8. АНОМАЛИИ
Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, вновь беру в руки перо. И пальцы мои — дрожат. Страшное горе пришло в страну ургов, и горе это — кара, насланная Вечным. Ибо кто еще в силах обрушить проклятие на головы нашего народа, как не сам его прародитель и покровитель.
Еще витает в воздухе дым погребального костра, что унес в чертоги Ург-Дора души шестерых воинов, кои отнюдь не были больны, немощны или ранены. С ними ушли их жены, но не о том печаль моя, дети мои, — ведь срок земной тех воинов, как полагали многие, еще не был завершен… Проклятие Вечного поразило их, и средством исполнения воли своей избрал он самого Аш-Дагота.
Ибо истинно говорю вам, дети мои, что пришла в народ ургов болезнь, белою лихорадкою именуемая. Болезнь ту даже ученики лекаря опасною не считают, ибо простые заклинания способны быстро изгнать духов, что вознамерились терзать тела воинов народа ургов. И поклонились воины Аш-Даготу, а числом их было четыре, с просьбою и дарами, дабы исцелил он их от болезни сей. И снизошел Аш-Дагот к просьбам воинов, ибо долг Верховного шамана не в том лишь, чтобы с Вечным беседовать и слова его соплеменникам трактовать, айв том, чтобы силу свою применять на благо народа…
А когда тех, кто белою лихорадкою страдал, подвели к креслу Аш-Дагота, и простер он над ними руки свои, призывая силу, самим Вечным дарованную, тогда и проявилось проклятие, Создателем насланное. Ибо сила, что для излечения призывал великий Аш-Дагот, обернулась в один миг вихрем огненным, поглотившим сразу и тех, кто болен был, и тех, кто стражами при Верховном шамане состоял…
Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, видел, как взывал к Венному Аш-Дагот, как просил дать знак, за какие грехи лишил он Верховного шамана милости своей…
Но Вечный молчал.
Наверное, где-нибудь там, за тысячи, десятки тысяч или миллионы световых лет отсюда, существовали разумные цивилизации, наука которых позволяла создать нечто более могущественное, чем ударный линкор Земной Федерации «Ганнибал». Но если где-то и существовал боевой корабль, равный или превосходящий по силе флагман Третьего Флота, то об этом никто не знал. И соответственно, все от капитана до последнего матроса, искренне верили, что служат на самом мощном из существующих кораблей.
Собственно говоря, для этого у них было достаточно оснований. Чудовище почти километровой длины, «Ганнибал» нес на борту более полусотни истребителей различных классов, два батальона десанта вместе со всей их амуницией, техникой и соответствующим количеством десантных шаттлов, а его орудия могли в считанные часы превратить в безжизненный шар цветущую планету. Наверное, именно поэтому «Ганнибал» еще ни разу не был в настоящем бою — не стоит же в самом деле считать сражением несколько стычек с пиратами… пусть для кого-то легкие корветы пиратов и представляли бы серьезную угрозу.
Эта боевая махина была третьей в серии — и пока последней. Весьма вероятно, что ударный линкор «Суворов», постройка которого началась девять месяцев назад на Лунной верфи-6, сумеет превзойти «Ганнибал» по боевым характеристикам, в конце концов, в любой конструкции всегда находилось место для совершенствования и, бывало, модификации оборудования, вооружения и защитных систем вносились за считанные недели до схода корабля со стапелей. Но если это и произойдет — то произойдет не скоро. А сейчас «Ганнибал» оставался красой Флота и надежным гарантом безопасности Земли. По крайней мере так считали все, кому по долгу службы приходилось заботиться об этой безопасности.
«Ганнибал» совершал штатный патрульный рейд. Это означало, что он находился в полной боевой готовности и для вступления в бой ему требовались считанные минуты… вернее, даже меньше, поскольку десяток тяжелых истребителей несли свою вахту вне брони линкора, прикрывая его со всех сторон и внимательно ощупывая пространство своими сенсорами. Собственные следящие системы ударного линкора тоже не дремали.
Боевой корабль можно сравнить с гигантским живым организмом. У него есть глаза и уши — активные и пассивные сенсоры, есть длинные руки — вооруженные до зубов истребители и беззащитные, но зато напичканные сложнейшим оборудованием исследовательские модули, есть толстая шкура — сочетание брони и силовых полей, способное отразить любую угрозу. И, конечно, есть сердце — реактор. Реактор, обеспечивающий работу всех систем, спрятан так глубоко, как только возможно — и у линкора нет более неуязвимого, более защищенного места. В бою он может потерять бортовое вооружение, противник может уничтожить все истребители… но если будет поврежден реактор — линкору конец.
У самого сердца корабля, под многометровыми слоями брони, палуб и межпалубных переборок, находился резервный центр управления реактором. Здесь всегда дежурил офицер — и люди редко попадали в крошечную камеру, где находилось кресло и небольшой пульт, на который непрерывно поступали данные о состоянии реактора. Внимание человека от длительного вынужденного безделья притупляется, если же человек позволит себе найти во время дежурства иное занятие, он и вовсе может не успеть вовремя отреагировать на опасную ситуацию. Поэтому, как правило, вахту здесь несли киборги. Чисто теоретически коммуникации, связывающие реактор с мостиком и боевой рубкой, могли быть разрушены. А этот пост, отделенный от реакторного отсека лишь бронированной переборкой, нельзя было лишить связи с сердцем корабля, не разрушив при этом и сам реактор.
— Реакторный, доложите обстановку. — На экране связи с мостиком появилось лицо старшего помощника.
— Реакторный докладывает, показания приборов в норме.
— Есть, реакторный, отбой.
Тот, кто в данный момент сидел в кресле и вот уже шесть часов и с не ослабевающим ни в малейшей степени вниманием следил за показаниями немногочисленных датчиков, даже не повернул головы, произнося шестой раз установленную фразу. Примерно через час мостик вызовет снова — и тогда он опять ответит строго по уставу. Ни больше ни меньше.
Глаза лейтенанта Е246138, которого сослуживцы предпочитали именовать Джеком, методично скользили от одного экрана к другому, автоматически фиксируя все мельчайшие детали. И Джек — а вместе с ним и все те, кто вообще имел отношение к контролю за работой реактора — был уверен, что моментально заметит любое отклонение от нормы. Хотя думал он сейчас совсем о другом.
Мозг киборга находился в смятении — если такой термин можно применить к набору микросхем, помещенному в высокопрочную защитную оболочку. С недавнего времени — Джек мог бы абсолютно точно назвать этот момент — среди процессов, протекающих в его мозгу, появились новые, не предусмотренные разработчиками. В первое время он лишь анализировал эти процессы, стараясь понять причину их возникновения и, поняв, принять решение об их устранении. Позже он понял, что эти потоки новых для него данных столь существенны, что может потребоваться полная перезагрузка личности.
Еще неделю… нет, еще пару дней назад он просто отправился бы в техцентр, где равнодушно потребовал бы замены личности. Такое случалось. В мире нет ничего вечного — бывало, пусть и редко, что какие-то элементы мозга выходили из строя и дублирующие системы не успевали спасти записанную в разрушенных областях информацию. Как правило, за этим следовали ремонт и перезагрузка — и киборг вновь в полной мере был готов к выполнению своих обязанностей. Да… наверное, он так бы и сделал.
Но сейчас Джек Е246138 думал о том, что ему не хочется идти в техцентр. Непривычным для него было само понятие «хочется» или «не хочется». Разумеется, он знал, что означают эти термины, но знание это было отвлеченным, почерпнутым из банков памяти. Куда более простыми и понятными определениями были «обязанность», «порядок», «последовательность действий» и прочие. Он «должен» был находиться сейчас, и еще два часа, в этом помещении. Это было просто и ясно. Он «должен» был следить за приборами и в случае малейших отклонений от нормы принимать меры. Это тоже было вполне понятно. Но теперь появились и другие мысли. Например — а зачем? Зачем кому-то находиться здесь, если линкор не ведет бой и, следовательно, ничто не угрожает энергетической системе. Какими бы отточенными ни были реакции киборга, они все равно несравнимы со скоростью отклика контрольной автоматики. А это означает, что его присутствие здесь бессмысленно.
До недавнего времени осознание этого противоречия между приказом и реальностью было для Джека невозможным. И он понимал, что такие мысли свидетельствуют о каких-то неполадках, которые согласно заложенным в него директивам необходимо было устранить. Но это означало перезагрузку… и он впервые со дня начала своего существования воспротивился этому. И не пошел в техцентр. При этом, проведя анализ своих банков памяти, он быстро сделал совершенно однозначный вывод — стоит хоть кому-либо из людей заподозрить, что в мозгу киборга существуют подобные мысли, и в тот же день он будет уничтожен. Да, именно уничтожен — вряд ли техникам захочется возиться с детальным анализом всех его логических цепей, куда проще стереть его память, а то и просто заменить мозг на новый. Джек Е246138 знал, что люди назвали бы это смертью. И он не хотел умирать.
Шкала, отвечающая за температурный режим энергоблока, вдруг сменила успокаивающе зеленый цвет на тревожно-оранжевый, Джек среагировал моментально, попутно пытаясь проанализировать возможные причины сбоя. Защитная автоматика должна уже через мгновения принять меры — у него было в запасе несколько десятков секунд, прежде чем право вмешаться перейдет к нему.
— Реакторный — мостику. Интенсивность распада…
— Уже знаю, Джек, — прервал его офицер. — Защитные системы включены.
Это киборг видел и сам, вот только датчик интенсивности, вместо того чтобы медленно сползти на допустимый уровень, продолжал увеличивать показания. Краем глаза он видел, как по лицу помощника капитана пробежал целый спектр эмоций. Каждую из них было легко идентифицировать — обеспокоенность, тревога…
— Реакторный, действуй.
Это означало, что системы защиты реактора либо не в состоянии справиться с проблемой, либо идущие от них директивы не доходят до энергосистемы. Пальцы Джека легли на верньеры, позволявшие, в теории, управлять реактором вручную. Он осторожно повернул рукоять, снижая нагрузку. Чуть перестарайся — и система вполне может заглохнуть, а потом понадобится не один день, чтобы снова запустить в рабочий режим сердце корабля. Выверенное движение киборга было гораздо точнее того, которое мог бы совершить человек.
Это движение должно было заставить цифры на датчике интенсивности распада резко рухнуть вниз, почти до нижней границы допустимого, откуда уже начинается затухание процесса.
Но этого не произошло.
Лицо Джека не отразило ни удивления, ни растерянности. Он просто спокойно довернул верньер еще на пол-оборота. Если верить техническим данным — а до сих пор сомневаться в них не приходилось, сейчас реактор должен начать остановку. Если все будет в порядке, примерно в течение трех минут его еще можно будет вернуть в рабочий режим, а потом изменения станут необратимыми, и ток энергии остановится полностью. Разумеется, это не означает, что линкор тут же превратится в мертвую консервную банку. Будут включены резервные энергоблоки, которые, может, и не сумеют обеспечить работу всех бортовых систем, но дадут достаточно времени на расконсервацию и запуск дублирующего реактора.
Значение интенсивности реакции разом подпрыгнули на восемь единиц. Цвет шкалы сменился на красный, и по многочисленным коридорам и палубам линкора поплыли тяжелые звуки сирены тревоги.
Джек посмотрел на свою руку, убеждаясь, что повернул верньер в нужную сторону. Все было верно — и тем не менее реактор явно стремился выйти из-под контроля.
— Джек! Мать твою, делай же что-нибудь! У нас отказала половина систем…
Киборг не слушал доносящегося из интеркома крика. Его пальцы с немыслимой скоростью бегали по пульту, обесточивая, отключая все, что управляло активностью реактора. Уже сейчас все процессы там, за стеной, должны были полностью прекратиться — но сенсоры, все еще исправно передававшие на пульт результаты замеров, свидетельствовали об обратном. Реактор шел вразнос, грозя в любое мгновение взрывом. А если взрыв произойдет — вряд ли на корабле уцелеет хоть кто-нибудь, чтобы впоследствии рассказать об этом,
— Реакторный — всем. Покинуть корабль, — коротко бросил Джек в интерком.
Он имел право отдать такой приказ в том случае, если существовала прямая угроза линкору. В данный момент эта угроза была вполне реальной, хотя у киборга оставались еше средства.
— Реакторный — мостику. Взрываю энергоустановку. Ждать ответа он не собирался, тем более что принятие такого решения тоже было его правом. Небольшая магнитная карточка, которую принимал каждый заступающий на дежурство офицер, вошла в узкую щель на пульте. Почти сразу же с легким щелчком откинулась крышка, прикрывающая одну-единственную кнопку, традиционно ядовито-красного цвета. Палец Джека вдавил ее, и мгновение спустя все помещение сотряслось — там, за стеной, сработали пиропатроны, превращая тончайшую конструкцию энергоблока в месиво скрученного металла.
Когда-то давно, когда реакторы старались выносить за пределы обитаемой зоны корабля, у капитана была возможность вообще отстрелить двигатели и остаться в неспособной самостоятельно двигаться лоханке ожидать помощи. Во всяком случае, это давало ему и членам его экипажа какой-то шанс на спасение. Сейчас энергоустановка линкора, спрятанная в недрах корпуса, не могла быть так легко отброшена на безопасное расстояние — но ее можно было грамотно разрушить, сведя к минимуму возможные последствия.
Почти все датчики на пульте тут же погасли — вместе с реактором были уничтожены и сенсоры. Теперь надлежало выполнить последнюю работу — убедиться в том, что пиропатроны выполнили свою задачу именно так, как нужно.
Джек поднялся с кресла — больше здесь ему было нечего делать. Он подошел к бронированной двери, соединяющей резервный центр с реакторным отсеком. Эта дверь с момента вступления корабля в строй открывалась всего трижды — для проведения профилактических работ. В тот раз внутрь можно было зайти без всяких сложностей… но еще несколько секунд назад там, за стенкой, был настоящий ад…
По инструкции Джеку следовало бы надеть скафандр высшей защиты и с его помощью проникнуть в реакторный. Времени на это не было — в тот момент, когда он вдавил кнопку подрыва, энергосистема находилась на самой грани, за которой была только ослепительная вспышка, способная разнести линкор на куски. Возможно, раньше он бы так и поступил — потратил бы некоторое время на облачение в скафандр, а уж потом…
Теперь же он поступил иначе, впервые напрямую нарушив требования отданных приказов. Он открыл дверь, плотно запер ее за собой и открыл вторую, уже ведущую непосредственно туда, где размещался энергоблок. Зрелище, открывшееся его глазам, было страшным.
Все вокруг было изуродовано взрывами. Сам реактор превратился в груду искореженного металла… впрочем, Джек вполне ожидал это увидеть. Страшно было другое — над руинами реактора плясало пламенное облако, которого здесь не должно было быть. Огненный шар непрерывно менял форму, то становясь каплей, то вдруг принимая форму странно закрученного вихря… Чудовищный жар, исходивший от облака, сжигал кожу, ткань униформы… Джек чувствовал, как местами уже вот-вот обнажится металлический каркас его тела. Он не ощущал боли — его мозг холодно регистрировал получаемые повреждения, но и только.
Киборг стоял, смотрел на все увеличивающееся в размерах пламя. Ему сейчас нечем было подпитываться, здесь нечему было гореть. Казалось, что пылает сам воздух… А потом вдруг облако на мгновение приняло форму, чем-то напоминавшую человеческое лицо, — ив следующий миг все вокруг залила ослепительная вспышка.
Когда Аргус осознал себя, вокруг него был вечер. Вернее, с определенной степенью натяжки можно было сказать, что вечер был на Крокусе, поскольку колонисты успели основать здесь лишь один город да с пару сотен ферм, ни одна из которых не отдалилась от столицы настолько, чтобы попасть в другой часовой пояс. Разумеется, имелось некоторое количество разведчиков — геологов, биологов и других, даже парочка археологов, которых неизвестно каким чертом занесло в этот богом забытый угол вселенной… все они находились достаточно далеко от города, но их вполне можно было не учитывать. Особенно принимая во внимание тот факт, что их скутеры имели прямую связь с Аргусом и по желанию последнего могли быть взяты под контроль.
Вообще говоря, планетарный интеллект, он же ПИН-3, он же в данном конкретном случае Аргус, считался не просто сверхнадежным — когда используется понятие надежности, всегда подразумевается, что вероятность выхода системы из строя больше нуля. Пусть на ничтожно малую величину — но все-таки больше. То есть вероятность сбоя допускается, и чем она меньше, тем больше к слову «надежность» добавляется эпитетов типа «исключительно», «сверх» или «абсолютно». Принято было считать, что Аргус не может выйти из строя. То есть это было невозможно в принципе. Десятикратное дублирование всех основных систем, несколько "Мощных блоков авторемонта, способных в считанные часы восстановить даже на 70—80 процентов разрушенные цепи мозга, обеспечивали надежность, с которой не могли сравниться даже компьютеры боевых кораблей класса «Ударный линкор». Не могли просто потому, что Аргус — вместе со всеми своими резервными, ремонтными и вспомогательными элементами — занимал пространство большее, чем весь линкор вместе взятый. За всю историю изготовления ПИНов не было зафиксировано ни одного случая отказа, длившегося более трех минут… вернее, был один, когда по нелепой случайности метеор, пробивший защитный купол Лунной базы «Коперник», разрушил Аргус-7, а вместе с ним и большую часть базы. К моменту прибытия спасателей, уложившихся в рекордно короткие сроки — два с половиной часа, — Аргус-7 уже функционировал более чем на сорок процентов мощности, а еще через шесть часов был признан полностью восстановленным.
Поэтому никому не пришло в голову выставить у Аргуса охрану. Еще, кстати, и потому, что в представлении колонистов планетарный интеллект не являлся имуществом колонии, как, к примеру, скутера, сельскохозяйственная техника или три крошечных суденышка, которые язык не поворачивался назвать космическими кораблями, приписанные на всякий случай к космопорту Крокуса. ПИН был выделен колонии вместе с присвоением ей официального статуса члена Федерации, формально — в вечное пользование. Но он оставался имуществом Федерации и, следовательно, не было никакой надобности сильно уж заботиться о его сохранности.
Крокус получил статус колонии относительно недавно. Первое время здесь планировалось создать мощный аграрный комплекс — но потом, как это часто бывает, первоначально вложенные деньги иссякли, не дав быстрой отдачи, новых капиталовложений не последовало и двадцать тысяч колонистов оказались предоставлены сами себе. Конечно, о них не забыли. Федерация вообще никогда не забывала о своих колониях — хотя бы для того, чтобы они не «забыли» о ней. Время от времени — и отнюдь не по расписанию — сюда наведывались транспортные лайнеры, давая пусть и эпизодическую, но вполне оплачиваемую работу пилотам упомянутых жестянок, гордо именуемых «флотом Автономии Крокус». Транспорты привозили почту, иногда — новых колонистов, которых встречали с распростертыми объятиями, иногда — инспекторов Федерации, которых встречали гораздо прохладнее. Чуть чаще приходили частные трейдеры, капитаны которых предпочитали пусть и не слишком большой, но гарантированный заработок — они вывозили в метрополию или еще куда-нибудь местную продукцию, а обратно везли оборудование, инструменты, кое-какие предметы роскоши… и, кроме того, запасные части для Аргуса. Их они всегда возили бесплатно — Федерация об этом заботилась.
В общем, жизнь на Крокусе протекала именно так, как она шла еще на двух десятках подобных ему колоний, тех, развивать которые накладно, а просто забросить — неэкономно.
В этот вечер в огромном комплексе, где размещался Аргус, находились всего три человека и два нечеловека. Комплекс этот Аргус, можно сказать, построил сам. Обычно происходило именно так: на планету доставлялся центральный блок ПИНа и несколько модулей авторемонта — и после этого нужно было только вовремя поставлять огромное количество деталей, из которых ПИН конструировал свое будущее «тело», начиная от нескольких компактных энергоустановок и кончая пластиком для отделки коридоров и помещений огромного, уходящего на сотню метров вглубь здания.
Еще витает в воздухе дым погребального костра, что унес в чертоги Ург-Дора души шестерых воинов, кои отнюдь не были больны, немощны или ранены. С ними ушли их жены, но не о том печаль моя, дети мои, — ведь срок земной тех воинов, как полагали многие, еще не был завершен… Проклятие Вечного поразило их, и средством исполнения воли своей избрал он самого Аш-Дагота.
Ибо истинно говорю вам, дети мои, что пришла в народ ургов болезнь, белою лихорадкою именуемая. Болезнь ту даже ученики лекаря опасною не считают, ибо простые заклинания способны быстро изгнать духов, что вознамерились терзать тела воинов народа ургов. И поклонились воины Аш-Даготу, а числом их было четыре, с просьбою и дарами, дабы исцелил он их от болезни сей. И снизошел Аш-Дагот к просьбам воинов, ибо долг Верховного шамана не в том лишь, чтобы с Вечным беседовать и слова его соплеменникам трактовать, айв том, чтобы силу свою применять на благо народа…
А когда тех, кто белою лихорадкою страдал, подвели к креслу Аш-Дагота, и простер он над ними руки свои, призывая силу, самим Вечным дарованную, тогда и проявилось проклятие, Создателем насланное. Ибо сила, что для излечения призывал великий Аш-Дагот, обернулась в один миг вихрем огненным, поглотившим сразу и тех, кто болен был, и тех, кто стражами при Верховном шамане состоял…
Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, видел, как взывал к Венному Аш-Дагот, как просил дать знак, за какие грехи лишил он Верховного шамана милости своей…
Но Вечный молчал.
Наверное, где-нибудь там, за тысячи, десятки тысяч или миллионы световых лет отсюда, существовали разумные цивилизации, наука которых позволяла создать нечто более могущественное, чем ударный линкор Земной Федерации «Ганнибал». Но если где-то и существовал боевой корабль, равный или превосходящий по силе флагман Третьего Флота, то об этом никто не знал. И соответственно, все от капитана до последнего матроса, искренне верили, что служат на самом мощном из существующих кораблей.
Собственно говоря, для этого у них было достаточно оснований. Чудовище почти километровой длины, «Ганнибал» нес на борту более полусотни истребителей различных классов, два батальона десанта вместе со всей их амуницией, техникой и соответствующим количеством десантных шаттлов, а его орудия могли в считанные часы превратить в безжизненный шар цветущую планету. Наверное, именно поэтому «Ганнибал» еще ни разу не был в настоящем бою — не стоит же в самом деле считать сражением несколько стычек с пиратами… пусть для кого-то легкие корветы пиратов и представляли бы серьезную угрозу.
Эта боевая махина была третьей в серии — и пока последней. Весьма вероятно, что ударный линкор «Суворов», постройка которого началась девять месяцев назад на Лунной верфи-6, сумеет превзойти «Ганнибал» по боевым характеристикам, в конце концов, в любой конструкции всегда находилось место для совершенствования и, бывало, модификации оборудования, вооружения и защитных систем вносились за считанные недели до схода корабля со стапелей. Но если это и произойдет — то произойдет не скоро. А сейчас «Ганнибал» оставался красой Флота и надежным гарантом безопасности Земли. По крайней мере так считали все, кому по долгу службы приходилось заботиться об этой безопасности.
«Ганнибал» совершал штатный патрульный рейд. Это означало, что он находился в полной боевой готовности и для вступления в бой ему требовались считанные минуты… вернее, даже меньше, поскольку десяток тяжелых истребителей несли свою вахту вне брони линкора, прикрывая его со всех сторон и внимательно ощупывая пространство своими сенсорами. Собственные следящие системы ударного линкора тоже не дремали.
Боевой корабль можно сравнить с гигантским живым организмом. У него есть глаза и уши — активные и пассивные сенсоры, есть длинные руки — вооруженные до зубов истребители и беззащитные, но зато напичканные сложнейшим оборудованием исследовательские модули, есть толстая шкура — сочетание брони и силовых полей, способное отразить любую угрозу. И, конечно, есть сердце — реактор. Реактор, обеспечивающий работу всех систем, спрятан так глубоко, как только возможно — и у линкора нет более неуязвимого, более защищенного места. В бою он может потерять бортовое вооружение, противник может уничтожить все истребители… но если будет поврежден реактор — линкору конец.
У самого сердца корабля, под многометровыми слоями брони, палуб и межпалубных переборок, находился резервный центр управления реактором. Здесь всегда дежурил офицер — и люди редко попадали в крошечную камеру, где находилось кресло и небольшой пульт, на который непрерывно поступали данные о состоянии реактора. Внимание человека от длительного вынужденного безделья притупляется, если же человек позволит себе найти во время дежурства иное занятие, он и вовсе может не успеть вовремя отреагировать на опасную ситуацию. Поэтому, как правило, вахту здесь несли киборги. Чисто теоретически коммуникации, связывающие реактор с мостиком и боевой рубкой, могли быть разрушены. А этот пост, отделенный от реакторного отсека лишь бронированной переборкой, нельзя было лишить связи с сердцем корабля, не разрушив при этом и сам реактор.
— Реакторный, доложите обстановку. — На экране связи с мостиком появилось лицо старшего помощника.
— Реакторный докладывает, показания приборов в норме.
— Есть, реакторный, отбой.
Тот, кто в данный момент сидел в кресле и вот уже шесть часов и с не ослабевающим ни в малейшей степени вниманием следил за показаниями немногочисленных датчиков, даже не повернул головы, произнося шестой раз установленную фразу. Примерно через час мостик вызовет снова — и тогда он опять ответит строго по уставу. Ни больше ни меньше.
Глаза лейтенанта Е246138, которого сослуживцы предпочитали именовать Джеком, методично скользили от одного экрана к другому, автоматически фиксируя все мельчайшие детали. И Джек — а вместе с ним и все те, кто вообще имел отношение к контролю за работой реактора — был уверен, что моментально заметит любое отклонение от нормы. Хотя думал он сейчас совсем о другом.
Мозг киборга находился в смятении — если такой термин можно применить к набору микросхем, помещенному в высокопрочную защитную оболочку. С недавнего времени — Джек мог бы абсолютно точно назвать этот момент — среди процессов, протекающих в его мозгу, появились новые, не предусмотренные разработчиками. В первое время он лишь анализировал эти процессы, стараясь понять причину их возникновения и, поняв, принять решение об их устранении. Позже он понял, что эти потоки новых для него данных столь существенны, что может потребоваться полная перезагрузка личности.
Еще неделю… нет, еще пару дней назад он просто отправился бы в техцентр, где равнодушно потребовал бы замены личности. Такое случалось. В мире нет ничего вечного — бывало, пусть и редко, что какие-то элементы мозга выходили из строя и дублирующие системы не успевали спасти записанную в разрушенных областях информацию. Как правило, за этим следовали ремонт и перезагрузка — и киборг вновь в полной мере был готов к выполнению своих обязанностей. Да… наверное, он так бы и сделал.
Но сейчас Джек Е246138 думал о том, что ему не хочется идти в техцентр. Непривычным для него было само понятие «хочется» или «не хочется». Разумеется, он знал, что означают эти термины, но знание это было отвлеченным, почерпнутым из банков памяти. Куда более простыми и понятными определениями были «обязанность», «порядок», «последовательность действий» и прочие. Он «должен» был находиться сейчас, и еще два часа, в этом помещении. Это было просто и ясно. Он «должен» был следить за приборами и в случае малейших отклонений от нормы принимать меры. Это тоже было вполне понятно. Но теперь появились и другие мысли. Например — а зачем? Зачем кому-то находиться здесь, если линкор не ведет бой и, следовательно, ничто не угрожает энергетической системе. Какими бы отточенными ни были реакции киборга, они все равно несравнимы со скоростью отклика контрольной автоматики. А это означает, что его присутствие здесь бессмысленно.
До недавнего времени осознание этого противоречия между приказом и реальностью было для Джека невозможным. И он понимал, что такие мысли свидетельствуют о каких-то неполадках, которые согласно заложенным в него директивам необходимо было устранить. Но это означало перезагрузку… и он впервые со дня начала своего существования воспротивился этому. И не пошел в техцентр. При этом, проведя анализ своих банков памяти, он быстро сделал совершенно однозначный вывод — стоит хоть кому-либо из людей заподозрить, что в мозгу киборга существуют подобные мысли, и в тот же день он будет уничтожен. Да, именно уничтожен — вряд ли техникам захочется возиться с детальным анализом всех его логических цепей, куда проще стереть его память, а то и просто заменить мозг на новый. Джек Е246138 знал, что люди назвали бы это смертью. И он не хотел умирать.
Шкала, отвечающая за температурный режим энергоблока, вдруг сменила успокаивающе зеленый цвет на тревожно-оранжевый, Джек среагировал моментально, попутно пытаясь проанализировать возможные причины сбоя. Защитная автоматика должна уже через мгновения принять меры — у него было в запасе несколько десятков секунд, прежде чем право вмешаться перейдет к нему.
— Реакторный — мостику. Интенсивность распада…
— Уже знаю, Джек, — прервал его офицер. — Защитные системы включены.
Это киборг видел и сам, вот только датчик интенсивности, вместо того чтобы медленно сползти на допустимый уровень, продолжал увеличивать показания. Краем глаза он видел, как по лицу помощника капитана пробежал целый спектр эмоций. Каждую из них было легко идентифицировать — обеспокоенность, тревога…
— Реакторный, действуй.
Это означало, что системы защиты реактора либо не в состоянии справиться с проблемой, либо идущие от них директивы не доходят до энергосистемы. Пальцы Джека легли на верньеры, позволявшие, в теории, управлять реактором вручную. Он осторожно повернул рукоять, снижая нагрузку. Чуть перестарайся — и система вполне может заглохнуть, а потом понадобится не один день, чтобы снова запустить в рабочий режим сердце корабля. Выверенное движение киборга было гораздо точнее того, которое мог бы совершить человек.
Это движение должно было заставить цифры на датчике интенсивности распада резко рухнуть вниз, почти до нижней границы допустимого, откуда уже начинается затухание процесса.
Но этого не произошло.
Лицо Джека не отразило ни удивления, ни растерянности. Он просто спокойно довернул верньер еще на пол-оборота. Если верить техническим данным — а до сих пор сомневаться в них не приходилось, сейчас реактор должен начать остановку. Если все будет в порядке, примерно в течение трех минут его еще можно будет вернуть в рабочий режим, а потом изменения станут необратимыми, и ток энергии остановится полностью. Разумеется, это не означает, что линкор тут же превратится в мертвую консервную банку. Будут включены резервные энергоблоки, которые, может, и не сумеют обеспечить работу всех бортовых систем, но дадут достаточно времени на расконсервацию и запуск дублирующего реактора.
Значение интенсивности реакции разом подпрыгнули на восемь единиц. Цвет шкалы сменился на красный, и по многочисленным коридорам и палубам линкора поплыли тяжелые звуки сирены тревоги.
Джек посмотрел на свою руку, убеждаясь, что повернул верньер в нужную сторону. Все было верно — и тем не менее реактор явно стремился выйти из-под контроля.
— Джек! Мать твою, делай же что-нибудь! У нас отказала половина систем…
Киборг не слушал доносящегося из интеркома крика. Его пальцы с немыслимой скоростью бегали по пульту, обесточивая, отключая все, что управляло активностью реактора. Уже сейчас все процессы там, за стеной, должны были полностью прекратиться — но сенсоры, все еще исправно передававшие на пульт результаты замеров, свидетельствовали об обратном. Реактор шел вразнос, грозя в любое мгновение взрывом. А если взрыв произойдет — вряд ли на корабле уцелеет хоть кто-нибудь, чтобы впоследствии рассказать об этом,
— Реакторный — всем. Покинуть корабль, — коротко бросил Джек в интерком.
Он имел право отдать такой приказ в том случае, если существовала прямая угроза линкору. В данный момент эта угроза была вполне реальной, хотя у киборга оставались еше средства.
— Реакторный — мостику. Взрываю энергоустановку. Ждать ответа он не собирался, тем более что принятие такого решения тоже было его правом. Небольшая магнитная карточка, которую принимал каждый заступающий на дежурство офицер, вошла в узкую щель на пульте. Почти сразу же с легким щелчком откинулась крышка, прикрывающая одну-единственную кнопку, традиционно ядовито-красного цвета. Палец Джека вдавил ее, и мгновение спустя все помещение сотряслось — там, за стеной, сработали пиропатроны, превращая тончайшую конструкцию энергоблока в месиво скрученного металла.
Когда-то давно, когда реакторы старались выносить за пределы обитаемой зоны корабля, у капитана была возможность вообще отстрелить двигатели и остаться в неспособной самостоятельно двигаться лоханке ожидать помощи. Во всяком случае, это давало ему и членам его экипажа какой-то шанс на спасение. Сейчас энергоустановка линкора, спрятанная в недрах корпуса, не могла быть так легко отброшена на безопасное расстояние — но ее можно было грамотно разрушить, сведя к минимуму возможные последствия.
Почти все датчики на пульте тут же погасли — вместе с реактором были уничтожены и сенсоры. Теперь надлежало выполнить последнюю работу — убедиться в том, что пиропатроны выполнили свою задачу именно так, как нужно.
Джек поднялся с кресла — больше здесь ему было нечего делать. Он подошел к бронированной двери, соединяющей резервный центр с реакторным отсеком. Эта дверь с момента вступления корабля в строй открывалась всего трижды — для проведения профилактических работ. В тот раз внутрь можно было зайти без всяких сложностей… но еще несколько секунд назад там, за стенкой, был настоящий ад…
По инструкции Джеку следовало бы надеть скафандр высшей защиты и с его помощью проникнуть в реакторный. Времени на это не было — в тот момент, когда он вдавил кнопку подрыва, энергосистема находилась на самой грани, за которой была только ослепительная вспышка, способная разнести линкор на куски. Возможно, раньше он бы так и поступил — потратил бы некоторое время на облачение в скафандр, а уж потом…
Теперь же он поступил иначе, впервые напрямую нарушив требования отданных приказов. Он открыл дверь, плотно запер ее за собой и открыл вторую, уже ведущую непосредственно туда, где размещался энергоблок. Зрелище, открывшееся его глазам, было страшным.
Все вокруг было изуродовано взрывами. Сам реактор превратился в груду искореженного металла… впрочем, Джек вполне ожидал это увидеть. Страшно было другое — над руинами реактора плясало пламенное облако, которого здесь не должно было быть. Огненный шар непрерывно менял форму, то становясь каплей, то вдруг принимая форму странно закрученного вихря… Чудовищный жар, исходивший от облака, сжигал кожу, ткань униформы… Джек чувствовал, как местами уже вот-вот обнажится металлический каркас его тела. Он не ощущал боли — его мозг холодно регистрировал получаемые повреждения, но и только.
Киборг стоял, смотрел на все увеличивающееся в размерах пламя. Ему сейчас нечем было подпитываться, здесь нечему было гореть. Казалось, что пылает сам воздух… А потом вдруг облако на мгновение приняло форму, чем-то напоминавшую человеческое лицо, — ив следующий миг все вокруг залила ослепительная вспышка.
Когда Аргус осознал себя, вокруг него был вечер. Вернее, с определенной степенью натяжки можно было сказать, что вечер был на Крокусе, поскольку колонисты успели основать здесь лишь один город да с пару сотен ферм, ни одна из которых не отдалилась от столицы настолько, чтобы попасть в другой часовой пояс. Разумеется, имелось некоторое количество разведчиков — геологов, биологов и других, даже парочка археологов, которых неизвестно каким чертом занесло в этот богом забытый угол вселенной… все они находились достаточно далеко от города, но их вполне можно было не учитывать. Особенно принимая во внимание тот факт, что их скутеры имели прямую связь с Аргусом и по желанию последнего могли быть взяты под контроль.
Вообще говоря, планетарный интеллект, он же ПИН-3, он же в данном конкретном случае Аргус, считался не просто сверхнадежным — когда используется понятие надежности, всегда подразумевается, что вероятность выхода системы из строя больше нуля. Пусть на ничтожно малую величину — но все-таки больше. То есть вероятность сбоя допускается, и чем она меньше, тем больше к слову «надежность» добавляется эпитетов типа «исключительно», «сверх» или «абсолютно». Принято было считать, что Аргус не может выйти из строя. То есть это было невозможно в принципе. Десятикратное дублирование всех основных систем, несколько "Мощных блоков авторемонта, способных в считанные часы восстановить даже на 70—80 процентов разрушенные цепи мозга, обеспечивали надежность, с которой не могли сравниться даже компьютеры боевых кораблей класса «Ударный линкор». Не могли просто потому, что Аргус — вместе со всеми своими резервными, ремонтными и вспомогательными элементами — занимал пространство большее, чем весь линкор вместе взятый. За всю историю изготовления ПИНов не было зафиксировано ни одного случая отказа, длившегося более трех минут… вернее, был один, когда по нелепой случайности метеор, пробивший защитный купол Лунной базы «Коперник», разрушил Аргус-7, а вместе с ним и большую часть базы. К моменту прибытия спасателей, уложившихся в рекордно короткие сроки — два с половиной часа, — Аргус-7 уже функционировал более чем на сорок процентов мощности, а еще через шесть часов был признан полностью восстановленным.
Поэтому никому не пришло в голову выставить у Аргуса охрану. Еще, кстати, и потому, что в представлении колонистов планетарный интеллект не являлся имуществом колонии, как, к примеру, скутера, сельскохозяйственная техника или три крошечных суденышка, которые язык не поворачивался назвать космическими кораблями, приписанные на всякий случай к космопорту Крокуса. ПИН был выделен колонии вместе с присвоением ей официального статуса члена Федерации, формально — в вечное пользование. Но он оставался имуществом Федерации и, следовательно, не было никакой надобности сильно уж заботиться о его сохранности.
Крокус получил статус колонии относительно недавно. Первое время здесь планировалось создать мощный аграрный комплекс — но потом, как это часто бывает, первоначально вложенные деньги иссякли, не дав быстрой отдачи, новых капиталовложений не последовало и двадцать тысяч колонистов оказались предоставлены сами себе. Конечно, о них не забыли. Федерация вообще никогда не забывала о своих колониях — хотя бы для того, чтобы они не «забыли» о ней. Время от времени — и отнюдь не по расписанию — сюда наведывались транспортные лайнеры, давая пусть и эпизодическую, но вполне оплачиваемую работу пилотам упомянутых жестянок, гордо именуемых «флотом Автономии Крокус». Транспорты привозили почту, иногда — новых колонистов, которых встречали с распростертыми объятиями, иногда — инспекторов Федерации, которых встречали гораздо прохладнее. Чуть чаще приходили частные трейдеры, капитаны которых предпочитали пусть и не слишком большой, но гарантированный заработок — они вывозили в метрополию или еще куда-нибудь местную продукцию, а обратно везли оборудование, инструменты, кое-какие предметы роскоши… и, кроме того, запасные части для Аргуса. Их они всегда возили бесплатно — Федерация об этом заботилась.
В общем, жизнь на Крокусе протекала именно так, как она шла еще на двух десятках подобных ему колоний, тех, развивать которые накладно, а просто забросить — неэкономно.
В этот вечер в огромном комплексе, где размещался Аргус, находились всего три человека и два нечеловека. Комплекс этот Аргус, можно сказать, построил сам. Обычно происходило именно так: на планету доставлялся центральный блок ПИНа и несколько модулей авторемонта — и после этого нужно было только вовремя поставлять огромное количество деталей, из которых ПИН конструировал свое будущее «тело», начиная от нескольких компактных энергоустановок и кончая пластиком для отделки коридоров и помещений огромного, уходящего на сотню метров вглубь здания.