Страница:
Ладонь на мгновение прижалась к сенсорной панели двери. Массивная створка должна была бы тут же уйти в стену — но этого не произошло, только зеленый индикатор на мгновение сменился красным и прозвучала короткая трель сигнала, сообщавшего о неавторизированном доступе.
Этого следовало ожидать. Вряд ли, пока его несли сюда в бессознательном состоянии, кому-то пришло в голову настраивать замки на его биокод. Денис усмехнулся — как бы там ни было, а порядок здесь соблюдается. Он поискал глазами панель интеркома, нашел ее на привычном месте, снова усмехнулся — приятно, что хоть что-то остается неизменным — и нажал кнопку вызова.
— Вы уже встали, Денис? — с готовностью прозвучал в динамике голос Кейт. — Минуточку, я сейчас выпущу вас.
Появилась она не через минуту, и не через пять. Зато когда дверь отъехала в сторону, Денис смог по достоинству оценить, куда было потрачено время. И вынужден был признать, что время было потрачено с толком.
Кейт Феллон пробилась на вершины рейтинга не только и не столько благодаря своим внешним данным. Она обладала массой достоинств, высоко ценимых в среде журналистики и делавших своих обладателей невыносимыми для простых смертных. Она очень хорошо умела угадывать, где, когда и что произойдет, умела оказаться в нужное время в нужном месте… а ее безукоризненные — вполне вероятно, не без активного участия специалистов по пластической хирургии — внешние данные позволяли получить информацию даже у закоренелых женоненавистников, которые, как правило, в ее присутствии превращались в пушистых котят. Сейчас Денис вполне мог их понять — на какой-то момент ему и самому отчаянно захотелось запрыгнуть этой холеной красавице на колени, свернуться клубком и замурлыкать.
Она улыбнулась ему, нежно, очаровательно, той самой улыбкой, которую каждый мужчина мечтает увидеть на губах своей возлюбленной, улыбкой, адресованной ему одному. Жаров прекрасно понимал, что все это — игра на публику, пусть в данном случае вся публика и состоит из одного зрителя. Так же прекрасно он понимал и цель всего спектакля — и этих искрящихся глаз, и этих старательно написанных на лице радости и дружелюбия, и платья, в основном открывавшего, а не прятавшего безупречное тело.
— Как вы себя чувствуете?
— Сносно, — пожал он плечами. — Ваш кибердиагност сумел определить, что со мной произошло?
— К сожалению, его заключение порождает только новые вопросы. Я бы сказала-так, имела место атака на нервном уровне, серьезно поражена практически вся нервная система, хорошо хоть мозг уцелел.
— А причина?
— В компьютере не содержится информации о способах оказания такого воздействия… простите, может, это звучит несколько академично, но это почти цитата. В общем, ничего толком не ясно,
Они прошли по короткому коридору, пронизывающему яхту от носа до кормы. Перед дверью, ведущей в кают-компанию, она на мгновение задержалась.
— Знаете, Денис, я заранее хочу попросить прощения за моих спутников. Иногда они бывают несколько… бесцеремонными.
Подразумевалось, что Кейт — сама тактичность. Может быть, Денис и не слишком много общался с журналистами, но одно он усвоил точно — тактичностью они не обладали. Особенно тогда, когда собеседник был от них хоть в чем-то зависим.
Вопреки его ожиданиям вечер, а точнее торжественный ужин в честь его, пусть и неполного, выздоровления, прошел без особых сложностей. Разговоры за столом, конечно, велись исключительно вокруг «Сигмы» и ее предшественниц в этом трагичном ряду. Строились самые невероятные предположения — Денис с легкой ревностью признал, что фантазии у экипажа скоростной яхты «ИнфАГала» работает более чем нормально. Временами ему приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не вступить в спор. Конечно, он им обязан, конечно, он готов выражать свою признательность и словесно, и иными способами… но только не теми, которые могут привести к неприятностям со стороны его работодателей. Поэтому он отделался несколькими ничего не значащими фразами, зато старался лишний раз подчеркнуть, что превыше всего ставит лояльность по отношению к Корпорации, служению которой отдал долгие годы. Денис и сам понимал, что слова звучали напыщенно и не особо искренне… но лучше уж так, чем подвергаться перекрестному допросу.
Конечно, допрос имел место быть. Ненавязчиво, вскользь бросаемые реплики, невинные намеки и вопросы, заданные в лоб, — все это натыкалось на упрямое «не знаю», «не видел», «не заметил». Тут он говорил чистую правду.
Примерно в середине вечера он обратил внимание, что его бокал наполняется словно по мановению волшебной палочки — даже тогда, когда у остальных участников застолья они почти совсем пусты. Жаров только усмехнулся — бессмысленно пытаться напоить человека, который и в пьяном виде вряд ли скажет больше того, что готов сказать в трезвом. Тем более что ничего больше он и не знает. К тому же он как офицер Службы безопасности получил в свое время довольно неприятную прививку, которая почти лишила его одной из жизненных радостей — напиться в стельку. Алкоголь на него действовал, но довольно слабо, поэтому Денис без особого опасения опрокидывал в себя бокал за бокалом, попутно отмечая, что даже не Земле бутылка такого вина обошлась бы ему в четверть месячного заработка.
Видимо, он все же переусердствовал — во всяком случае, воспоминаний о том, как он оказался в постели, практически не сохранилось. Сквозь туман виделось, как седовласый богатырь тащит его чуть ли не волоком в каюту, как Кейт бубнит извинения о том, что, дескать, до самой Земли Денису придется ночевать в медблоке, поскольку других свободных помещений на яхте не было. А потом он ощутил под собой ласковые объятия мягкой, подстраивающейся под изгибы тела койки и провалился в сон.
Кейт нервно закурила сигарету и выпустила струю дыма в потолок, проигнорировав недовольный взгляд Рона — будучи капитаном этой скорлупки, он терпеть не мог, когда на ее борту нарушались какие-либо правила, в том числе и установленные лично им. Хотя, конечно, на Кейт никакие ограничения не распространялись — и горе было тому, кто имел глупость утверждать обратное. Поэтому и Рон ограничился лишь недовольной миной…
— Дерьмо, — сообщила она облаку дыма. — Все это полное дерьмо. Этот дурак ничего не знает, ничего не видел.
— Может, он просто умеет держать язык за зубами… даже в твоем присутствии? — не удержался от подколки Кир. Его очарование, обычно безотказно действовавшее на женщин, на этой красивой стерве не срабатывало, и Кира этот факт слегка раздражал.
Она взглянула на коллегу с плохо скрытым или скорее слегка продемонстрированным презрением.
— Если бы я полагалась только на тягу людей поговорить, я бы не сделала ни одного приличного репортажа.
Кир слегка нахмурился. Конечно, не в его полномочиях было делать замечание самой известной и, кстати, самой высокооплачиваемой ведущей, но все же…
— Я надеюсь, ты не сканировала его память?
— А если и так? — Вопрос прозвучал с явным вызовом.
— Ты играешь с огнем, Кейт, — встрял в разговор Стас. — Это незаконно…
— Нас…ть, — фыркнула она, глубоко затягиваясь. — Он ничего не докажет, мнемосканер не оставляет следов.
— Фу, как грубо, — поморщился Стас, все еще с неодобрением качая головой. — А если все же докажет?
— Тогда я скажу, что он был на грани смерти, и мнемо-сканирование было единственным и, возможно, последним шансом узнать, что же произошло на борту «Сигмы». И никто не посмеет меня осудить. А вот если бы он и в самом деле… тогда нашлось бы немало желающих бросить в меня камень… за упущенную возможность.
— Но…
— И вообще, — она зло взглянула на спутников, — кто тут командует? Так что заткнитесь все и не мешайте мне работать. Ваш счет, между прочим, напрямую зависит от того, что мы выпустим в эфир.
Сумей Денис увидеть ее в этот момент, он бы поразился перемене, что произошла с молодой и красивой женщиной. Куда делось очарование, утонченность и такт? Здесь, в окружении давно и более-менее хорошо знавших ее людей, ей не было нужды притворяться — и она, пусть и на короткое время, становилась сама собой.
— Если бы игла под ноготь заставила бы его говорить… я сама загнала бы этому кретину… Спасибо, что есть более действенные методы. — Она рывком встала. — Все, разговор исчерпан. Стас, Рон, начинаем монтаж. К моменту выхода на дистанцию устойчивой связи мы должны иметь готовый ролик.
Прощание получилось в меру теплым, в меру любезным… и все же чувствовалась некоторая натянутость. Нет, Кейт была само очарование, но ее спутники… не то чтобы прятали глаза, но явно чувствовали себя немного не в своей тарелке.
Жаров мужественно подавил в себе бурное желание заехать сначала домой и принять настоящую ванну — а не то жалкое подобие душа, которым ему приходилось довольствоваться на яхте. Вряд ли кто-то упрекнул бы его в этом желании… и все же он предпочел отправиться прямо в офис Корпорации «Азервейс». Тем более что туда добираться было даже немного ближе, чем до той пародии на жилище, где он обитал в промежутках между назначениями. Может быть, именно оттого, что промежутки эти были незначительны, а работа, как правило, уводила его достаточно далеко от Земли, стремления обустраивать это «гнездышко» Денис абсолютно не испытывал.
Расстояние от космопорта до высотного, сверкающего стеклом и металлом здания, облюбованного Корпорацией «Азервейс» в качестве своей штаб-квартиры, Жаров преодолел быстро. Двери услужливо распахнулись при его приближении, пропуская на первый этаж, туда, куда в принципе был разрешен вход простым смертным. Обычно посетителей здесь встречали три очаровательные девушки, каждая из которых получала свою отнюдь не маленькую зарплату не за то, что направляла посетителей именно туда, куда они стремились, а за умение быстро решить, стоит ли их вообще куда-то направлять.
— Привет, Джой. — Денис облокотился на стойку, откровенно любуясь точеными чертами блондинки. — Терсон на месте?
Блондинка медленно, словно нехотя, подняла на него огромные голубые глаза. В них промелькнула целая гамма чувств — немного удивления, капелька насмешки, крошка неприязни…
— Да.
Сказала как отрезала. Голос прозвучал сухо — так она обычно имела привычку разговаривать с теми из посетителей, кто зашел сюда исключительно с целью укрыться от дождя.
— Джой, в чем дело?
Неприязнь в ее взгляде усилилась, постепенно переходя в отвращение.
— Я тебе ответила? Он тебя ждет.
— Он что, знал, что я приеду? — несколько обескура-женно поинтересовался Денис.
В ответ она раздраженно дернула плечиком.
— А кто не знал… и вообще ты мешаешь мне работать. Жаров окинул взглядом пустой холл… м-да, на дверь ему было указано однозначно и недвусмысленно. Спасибо хоть не на наружную дверь. Он двинулся к скоростному лифту —предстояло подняться на самый верх, у Директора Херсона были свои представления о соответствии социальному статусу.
Матовые полупрозрачные створки лифта уже почти сомкнулись, как вдруг между ними влезла чья-то ладонь. Механизм, обнаружив препятствие, тут же с готовностью вновь распахнул двери, пропуская внутрь еще одного пассажира. — Кевин? Привет, давно тебя не видел.
Вошедший невысокий щуплый мужчина лет сорока явно чувствовал себя не в своей тарелке. Затравленно озираясь, он сунул Денису почему-то потную ладонь, буркнул что-то вроде «привет» и тут же, отвернувшись, принялся демонстративно изучать стену лифта. На взгляд Дениса, ничего интересного на стене не было,
— Вы что, все с цепи сорвались? — возмутился было Денис, но, заметив, что Кевин съежился еще больше и, похоже, готов выпрыгнуть из лифта на ходу, замолчал. Черт их поймет… ладно, там будет видно.
Секретарь Директора Терсона, завидев Жарова, выскочила из-за стола как подброшенная пружиной и тут же скрылась за массивной дубовой дверью шефа. Прошло не более секунды, и она вновь появилась в приемной. Поджав губы и не удостоив Дениса даже единым словом, она кивнула в сторону двери, заходи, мол. И отвернулась — ее плечи, напряженная спина и походка выражали явное неодобрение.
Терсон был одним из двенадцати Директоров Корпорации «Азервейс» и курировал вопросы внутренней и внешней безопасности. С одной стороны, Денис, будучи в звании майора и, по сути, назначенный руководить Службой безопасности «Сигмы», был, согласно табели о рангах, всего лишь на ступень ниже Директора. Это в теории. На практике же, конечно, меж ними была пропасть, перешагнуть которую шансов у Жарова не было никаких. Ну разве что поднабрав целый букет особых заслуг перед Корпорацией. И все же он был по крайней мере вхож в этот кабинет — девяносто девять процентов сотрудников Корпорации, проработав на нее всю жизнь, никогда не поднимались на лифте выше сорокового этажа — именно оттуда начинались офисы… нет, скорее подходило слово «покои» Директората.
Войдя в кабинет, круглый и огромный, как арена, он поежился. Его инстинкт самосохранения подсказывал, что сегодня на этой арене прольется чья-то кровь. И он подозревал, чья именно. Что с того, что «пролитие крови» — суть выражение фигуральное. Легче от этого не станет. И присутствие в кабинете Макса Шнайдера, главы отдела внутренней безопасности, человека, которого боялись, пожалуй, даже больше, чем самого Президента Корпорации, тоже не внушало спокойствия. Шнайдер, по своему обыкновению, не сидел — он стоял у окна, с преувеличенным вниманием разглядывая панораму города, и даже не повернулся лицом к вошедшему.
Зато другое лицо, присутствующее в кабинете, напротив, проявило редкостный энтузиазм. Высокая худощавая фигура, увенчанная редкими прядями седых волос и затянутая в строгий деловой костюм, на котором даже самый пристальный взгляд вряд ли заметил бы хотя бы одну лишнюю складочку, поднялась из глубокого кожаного кресла и двинулась навстречу Жарову.
— Явился… — В голосе Директора не было и намека на радость встречи. Впрочем, он всегда был сух… но обычно при этом был и вежлив. Даже с теми, кого намеревался с треском уволить. — Явился, олух царя небесного.
Где-то в седьмом или восьмом колене предки Терсона происходили из России. Имея не более половины стакана русской крови, он тем не менее с удовольствием употреблял (чаще — не к месту) русские присказки и при этом был явно неравнодушен к «землякам». Жарову оставалось только надеяться, что, в чем бы он ни проштрафился, демонстративная приязнь Терсона к славянам сыграет, пусть и маленькую, роль.
— Что ты натворил, идиот.
Это был даже не вопрос. Скорее мысли вслух.
— Я понимаю, тебе могли много дать, а пообещать еще больше… но явиться после всего этого сюда… майор… — он на мгновение запнулся, и эта заминка показалась Денису зловещей, — мистер Жаров, это даже не глупость. Это ребячество. Или вам хотелось, мистер Жаров, унизить нас еще больше?
— Простите, Директор. — Денис изобразил стойку «смирно» и, чеканя слова, продолжил: — Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Я не сделал ничего, что бросало бы тень на Корпорацию…
— Тень, вот даже как… — хмыкнул, не поворачиваясь, Шнайдер. — Вы умеете выбирать очень мягкие выражения, мистер Жаров.
— Если меня в чем-то обвиняют, — заявил Денис в спину шефа безопасности, — я имею право хотя бы знать, в чем именно.
— Вы говорите о правах? — В голосе Директора сквозило удивление. — И вы говорите о правах, хотя сами…
— Еще раз прошу прощения, Директор, но я настаиваю, чтобы мне объяснили, в чем меня обвиняют.
— Он настаивает, — хмыкнул Терсон, обращаясь к все еще неподвижному Шнайдеру. — Он настаивает… хотя на его месте я бы взял эти тридцать сраных сребреников… или сколько они там дали вам, Жаров, и бежал бы туда, где его никто не знает. Хорошо, мистер Жаров. — Он снова повернулся к Денису. — Я, в память о нашей совместной работе, готов выслушать ваши объяснения. Предъявлять официальные претензии не имеет смысла, ваше выступление гораздо красноречивее любого обвинения.
— Мое выступление? — обескураженно спросил Денис.
По всей видимости, ему удалось на секунду удивить Директора. Во всяком случае, тот больше не стал говорить ничего, лишь раздраженно кивнул в спину Шнайдеру. Тот, непонятно каким образом уловив безмолвный приказ, подошел к терминалу и пробежался пальцами по сенсорной панели.
— Полюбуемся вместе? — ядовито поинтересовался Терсон.
Панорамное окно, еще мгновением раньше показывавшее медленно сгущавшиеся над городом сумерки, сменилось огромным экраном. Почти всю его площадь заполнило объемное, очень детальное изображение майора безопасности Дениса Жарова, развалившегося в кресле и небрежно крутящего в руках бокал с рубиновым напитком.
— Вы думаете, гибель станции связана с экспериментами, проводимыми Корпорацией «Азервейс»? — раздался мягкий женский голос.
— Думаю, это очевидно, — произнесли его губы. Его собственным голосом.
— И эти трагедии могут повториться? — В голосе невидимой сейчас Кейт Феллон сквозила неприкрытая боль и скорбь.
— Все возможно… — Он отпил глоток из бокала. Лицо было спокойным и явно ко всему равнодушным.
— Почти три десятка людей погибли. По крайней мере трое крупных ученых… и, между прочим, двое ваших же коллег. Тело одного из них мы так и не нашли. Неужели все это может повториться?
— Издержки, — хмыкнул Жаров. — Наука требует жертв.
— Но ведь в данном случае жертвы — это не красивые слова. — Теперь в голосе журналистки слышалось негодование. — Это вполне реальные люди, люди, чьи дети стали сиротами. Я уже не говорю о том, какая это потеря для науки, которую вы упоминаете.
Камера сместилась, теперь она показывала лицо Кейт. Губы плотно сжаты, глаза зло прищурены — она явно возмущена развязным поведением функционера Корпорации, равнодушного ко всему тому, что любой нормальный человек считает непреходящими ценностями. В ее глазах — гадливость, неприязнь… но вряд ли этот циник, ни во что не ставящий даже жизни своих друзей, сумеет это заметить. Да и полноте, могут ли у такого быть друзья? Разве что попутчики, которых можно бросить в любой момент, если они уже не нужны. Все это читалось на ее лице так явственно, что Жаров — не тот, что потягивал вино там, за пределами обзора камеры, а настоящий — скривился,
— А как вы сами, господин Жаров, относитесь к деятельности Корпорации?
— Не слишком хорошо. — Камера снова показала его лицо.
— Из-за ее политики?
— Her, меня это мало беспокоит.
— Может, вы считаете, что вам мало платят?
— У вас интересный ход мыслей, Кейт. Пожалуй, вы правы,
— И все же нам необходимо разобраться в том, что произошло на станции «Сигма». Вы, единственный уцелевший свидетель, потенциально обладаете бесценной информацией…
— Все имеет цену.
— Разумеется. — Камера снова метнулась к ее лицу, продемонстрировав плохо прикрытую гримасу отвращения. — Разумеется, вы получите все, что захотите… в пределах разумного, конечно. Но вы должны согласиться на сканирование памяти. Скажем, пять тысяч вас устроят?
— Это шутка?
— Десять тысяч.
Долгая пауза. Жаров (на экране) тянется к бутылке, наливает половину бокала, смакует драгоценный напиток.
— Хорошее у вас вино… Мне даже сложно представить, сколько оно может стоить. Вижу, ваша компания не испытывает финансовых затруднений.
Наплыв камеры. Видно, как морщится Кейт.
— Я понимаю. Пятнадцать тысяч… простите, это предельная сумма.
— Хорошо. — Он ставит опустевший бокал на стол.
— Так вы согласны?
— Да.
— И вы понимаете, что ментосканирование может помимо воспоминаний о последних днях извлечь более ранние картины, например, касающиеся вашей деятельности в Корпорации?
— Это ерунда.
— То, что вы сейчас увидите, — лицо Кейт заполнило экран, — не видел никто. Даже реципиент, поскольку было темно, а он был в тот момент ослеплен ярким светом капсулы. Но глаза зафиксировали картинку, а мозг сохранил ее…
Изображение на экране сменилось. Теперь там была одна сплошная чернота.
— Компьютер обрабатывает изображение и попытается усилить яркость, — доносился из-за экрана спокойный голос Кейт. — Так… смотрите!
И точно, во тьме появилась тень. С каждым мгновением она становилась все отчетливее, окружающая темнота светлела, в то время как темная фигура оставалась все такой же непроглядно-темной. Постепенно становилось ясно, что фигура принадлежит человеку… или, если точнее, существу, схожему с человеком, гуманоиду. Приземистая, очень широкоплечая, укутанная чем-то вроде плаща… деталей было не разобрать. Тень повернулась на пол-оборота, видимо, куда-то всматриваясь, затем взмахнула рукой, в которой был зажат какой-то предмет. Экран снова сделался непроглядно-черным.
— Вы видите факт нападения, — в голосе Кейт, снова появившейся на экране, звенела струна праведного гнева. — Нападения на человека — и, смею предположить, это сделало одно из тех существ, которые уничтожили станцию «Сигма-7». Налицо агрессия против Федерации, против мирной, невооруженной научной станции, агрессия жестокая и бессмысленная…
Шнайдер выключил изображение. Окно снова демонстрировало вечернее небо и все ярче и ярче разгорающиеся огни города.
— Думаю, этого достаточно… ничего интересного дальше она не скажет — пустые разглагольствования об угрозе, вопли о принятии адекватных мер… в общем, стандартный набор видеосенсации. Ну и, понятно, обвинения в наш адрес. Целый букет.
— Что вы можете сказать на это, мистер Жаров? — поинтересовался, поджав губы, Директор.
Денис молчал. А что тут можно было сказать? Что налицо обычный, хотя и довольно профессионально сделанный монтаж. Его ничего не значащие фразы, произнесенные за столом совсем по другому поводу, были записаны и интерпретированы так, как того надо было Кейт. И, самое главное, сейчас ничего нельзя доказать. Ментосканирование — вещь эффективная, но… воспоминания о времени, когда организм находился в состоянии опьянения, настолько размыты, что даже самое тщательное сканирование памяти не принесет никаких результатов. Даже если он добровольно согласится на эту операцию… она не снимет с него обвинений. В лучшем случае подтвердит, что в тот момент он был пьян. И осе.
— Я ничего этого не говорил, — на всякий случай сказал он, прекрасно понимая, что никаких тому доказательств у него нет. — Это липа чистой воды.
Да, эта сука подстраховалась… дорогое, очень дорогое и очень хорошее вино — весьма надежный блок для желающих покопаться у тебя в мозгу. В то, что картинка черного существа была снята именно с его памяти, он вполне верил — только скорее всего это было сделано раньше, пока он валялся в бессознательном состоянии. И потом ей оставалось только заставить его говорить как можно больше и не важно, о чем, — только для того, чтобы набрать достаточное количество материала для монтажа. Кейт… даже если предъявить обвинение, она будет все отрицать. А применение мен-тосканирования, по крайней мере по закону, дело добровольное, и немало находилось людей, которые категорически отказывались от этой процедуры из этических, религиозных или иных соображений. Да и скандал «ИнфАГалу» только на руку — как и любая шумиха вокруг репортажа, способствующая подогреванию интереса к нему.
— Вы утверждаете, что этого разговора не было? — скепсис был явно написан у Директора на лице, Шнайдер скривил губы в презрительной усмешке.
— Не было. Конечно, мы говорили… о разных малозначимых вещах. — Денис говорил устало, равнодушно, скорее только для того, чтобы не молчать. В понимание он не верил. — Я старался быть немногословным… потом они, видимо, вставили нужные фразы в нужное место. Поэтому они так отрывочны…
Некоторое время Директор молчал, затем спокойно сообщил:
— С этой минуты и до окончания расследования можете считать себя отстраненным от работы. Прошу покинуть здание Корпорации. О результатах вам сообщат.
Судя по тону, разговор был закончен окончательно. Денис развернулся на каблуках и четко, почти строевым шагом покинул кабинет.
Когда за ним закрылась дверь, Херсон повернулся к Шнайдеру.
— Что вы об этом думаете, Макс?
— Он просто лжет.
— Вы в этом уверены?
— Процентов на девяносто. Вероятность того, что запись от начала и до конца подделка, все-таки остается. Если бы получить оригинал записи, мои ребята доказали бы это в два счета… если, конечно, есть, что доказывать.
— Если предположить, что это фальсификация…
— То оригинала записи, разумеется, уже нет. Иначе следует признать, что мисс Феллон — круглая идиотка. В этом я сомневаюсь.
— М-да-а… Остается только наблюдать за дальнейшим развитием событий. Во что это нам может вылиться?
— Во что угодно, — пожал плечами Шнайдер. — От запрета на проведение исследований и до введения воинских подразделений на наши станции. В любом случае правительственного расследования нам не избежать… разве что оттянуть немного.
— Дерьмо… а майор?
Нельзя сказать, что Шнайдер не любил Жарова. Точнее, он вообще никого не любил, относясь ко всем сотрудникам Корпорации как к подозреваемым. Может быть, кроме Директоров… да и то не факт. С другой стороны, Шнайдер был профессионалом, а в его работе профессионализм просто обязан сочетаться со стремлением к объективности. Поэтому он старался не давать волю эмоциям.
Этого следовало ожидать. Вряд ли, пока его несли сюда в бессознательном состоянии, кому-то пришло в голову настраивать замки на его биокод. Денис усмехнулся — как бы там ни было, а порядок здесь соблюдается. Он поискал глазами панель интеркома, нашел ее на привычном месте, снова усмехнулся — приятно, что хоть что-то остается неизменным — и нажал кнопку вызова.
— Вы уже встали, Денис? — с готовностью прозвучал в динамике голос Кейт. — Минуточку, я сейчас выпущу вас.
Появилась она не через минуту, и не через пять. Зато когда дверь отъехала в сторону, Денис смог по достоинству оценить, куда было потрачено время. И вынужден был признать, что время было потрачено с толком.
Кейт Феллон пробилась на вершины рейтинга не только и не столько благодаря своим внешним данным. Она обладала массой достоинств, высоко ценимых в среде журналистики и делавших своих обладателей невыносимыми для простых смертных. Она очень хорошо умела угадывать, где, когда и что произойдет, умела оказаться в нужное время в нужном месте… а ее безукоризненные — вполне вероятно, не без активного участия специалистов по пластической хирургии — внешние данные позволяли получить информацию даже у закоренелых женоненавистников, которые, как правило, в ее присутствии превращались в пушистых котят. Сейчас Денис вполне мог их понять — на какой-то момент ему и самому отчаянно захотелось запрыгнуть этой холеной красавице на колени, свернуться клубком и замурлыкать.
Она улыбнулась ему, нежно, очаровательно, той самой улыбкой, которую каждый мужчина мечтает увидеть на губах своей возлюбленной, улыбкой, адресованной ему одному. Жаров прекрасно понимал, что все это — игра на публику, пусть в данном случае вся публика и состоит из одного зрителя. Так же прекрасно он понимал и цель всего спектакля — и этих искрящихся глаз, и этих старательно написанных на лице радости и дружелюбия, и платья, в основном открывавшего, а не прятавшего безупречное тело.
— Как вы себя чувствуете?
— Сносно, — пожал он плечами. — Ваш кибердиагност сумел определить, что со мной произошло?
— К сожалению, его заключение порождает только новые вопросы. Я бы сказала-так, имела место атака на нервном уровне, серьезно поражена практически вся нервная система, хорошо хоть мозг уцелел.
— А причина?
— В компьютере не содержится информации о способах оказания такого воздействия… простите, может, это звучит несколько академично, но это почти цитата. В общем, ничего толком не ясно,
Они прошли по короткому коридору, пронизывающему яхту от носа до кормы. Перед дверью, ведущей в кают-компанию, она на мгновение задержалась.
— Знаете, Денис, я заранее хочу попросить прощения за моих спутников. Иногда они бывают несколько… бесцеремонными.
Подразумевалось, что Кейт — сама тактичность. Может быть, Денис и не слишком много общался с журналистами, но одно он усвоил точно — тактичностью они не обладали. Особенно тогда, когда собеседник был от них хоть в чем-то зависим.
Вопреки его ожиданиям вечер, а точнее торжественный ужин в честь его, пусть и неполного, выздоровления, прошел без особых сложностей. Разговоры за столом, конечно, велись исключительно вокруг «Сигмы» и ее предшественниц в этом трагичном ряду. Строились самые невероятные предположения — Денис с легкой ревностью признал, что фантазии у экипажа скоростной яхты «ИнфАГала» работает более чем нормально. Временами ему приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не вступить в спор. Конечно, он им обязан, конечно, он готов выражать свою признательность и словесно, и иными способами… но только не теми, которые могут привести к неприятностям со стороны его работодателей. Поэтому он отделался несколькими ничего не значащими фразами, зато старался лишний раз подчеркнуть, что превыше всего ставит лояльность по отношению к Корпорации, служению которой отдал долгие годы. Денис и сам понимал, что слова звучали напыщенно и не особо искренне… но лучше уж так, чем подвергаться перекрестному допросу.
Конечно, допрос имел место быть. Ненавязчиво, вскользь бросаемые реплики, невинные намеки и вопросы, заданные в лоб, — все это натыкалось на упрямое «не знаю», «не видел», «не заметил». Тут он говорил чистую правду.
Примерно в середине вечера он обратил внимание, что его бокал наполняется словно по мановению волшебной палочки — даже тогда, когда у остальных участников застолья они почти совсем пусты. Жаров только усмехнулся — бессмысленно пытаться напоить человека, который и в пьяном виде вряд ли скажет больше того, что готов сказать в трезвом. Тем более что ничего больше он и не знает. К тому же он как офицер Службы безопасности получил в свое время довольно неприятную прививку, которая почти лишила его одной из жизненных радостей — напиться в стельку. Алкоголь на него действовал, но довольно слабо, поэтому Денис без особого опасения опрокидывал в себя бокал за бокалом, попутно отмечая, что даже не Земле бутылка такого вина обошлась бы ему в четверть месячного заработка.
Видимо, он все же переусердствовал — во всяком случае, воспоминаний о том, как он оказался в постели, практически не сохранилось. Сквозь туман виделось, как седовласый богатырь тащит его чуть ли не волоком в каюту, как Кейт бубнит извинения о том, что, дескать, до самой Земли Денису придется ночевать в медблоке, поскольку других свободных помещений на яхте не было. А потом он ощутил под собой ласковые объятия мягкой, подстраивающейся под изгибы тела койки и провалился в сон.
Кейт нервно закурила сигарету и выпустила струю дыма в потолок, проигнорировав недовольный взгляд Рона — будучи капитаном этой скорлупки, он терпеть не мог, когда на ее борту нарушались какие-либо правила, в том числе и установленные лично им. Хотя, конечно, на Кейт никакие ограничения не распространялись — и горе было тому, кто имел глупость утверждать обратное. Поэтому и Рон ограничился лишь недовольной миной…
— Дерьмо, — сообщила она облаку дыма. — Все это полное дерьмо. Этот дурак ничего не знает, ничего не видел.
— Может, он просто умеет держать язык за зубами… даже в твоем присутствии? — не удержался от подколки Кир. Его очарование, обычно безотказно действовавшее на женщин, на этой красивой стерве не срабатывало, и Кира этот факт слегка раздражал.
Она взглянула на коллегу с плохо скрытым или скорее слегка продемонстрированным презрением.
— Если бы я полагалась только на тягу людей поговорить, я бы не сделала ни одного приличного репортажа.
Кир слегка нахмурился. Конечно, не в его полномочиях было делать замечание самой известной и, кстати, самой высокооплачиваемой ведущей, но все же…
— Я надеюсь, ты не сканировала его память?
— А если и так? — Вопрос прозвучал с явным вызовом.
— Ты играешь с огнем, Кейт, — встрял в разговор Стас. — Это незаконно…
— Нас…ть, — фыркнула она, глубоко затягиваясь. — Он ничего не докажет, мнемосканер не оставляет следов.
— Фу, как грубо, — поморщился Стас, все еще с неодобрением качая головой. — А если все же докажет?
— Тогда я скажу, что он был на грани смерти, и мнемо-сканирование было единственным и, возможно, последним шансом узнать, что же произошло на борту «Сигмы». И никто не посмеет меня осудить. А вот если бы он и в самом деле… тогда нашлось бы немало желающих бросить в меня камень… за упущенную возможность.
— Но…
— И вообще, — она зло взглянула на спутников, — кто тут командует? Так что заткнитесь все и не мешайте мне работать. Ваш счет, между прочим, напрямую зависит от того, что мы выпустим в эфир.
Сумей Денис увидеть ее в этот момент, он бы поразился перемене, что произошла с молодой и красивой женщиной. Куда делось очарование, утонченность и такт? Здесь, в окружении давно и более-менее хорошо знавших ее людей, ей не было нужды притворяться — и она, пусть и на короткое время, становилась сама собой.
— Если бы игла под ноготь заставила бы его говорить… я сама загнала бы этому кретину… Спасибо, что есть более действенные методы. — Она рывком встала. — Все, разговор исчерпан. Стас, Рон, начинаем монтаж. К моменту выхода на дистанцию устойчивой связи мы должны иметь готовый ролик.
Прощание получилось в меру теплым, в меру любезным… и все же чувствовалась некоторая натянутость. Нет, Кейт была само очарование, но ее спутники… не то чтобы прятали глаза, но явно чувствовали себя немного не в своей тарелке.
Жаров мужественно подавил в себе бурное желание заехать сначала домой и принять настоящую ванну — а не то жалкое подобие душа, которым ему приходилось довольствоваться на яхте. Вряд ли кто-то упрекнул бы его в этом желании… и все же он предпочел отправиться прямо в офис Корпорации «Азервейс». Тем более что туда добираться было даже немного ближе, чем до той пародии на жилище, где он обитал в промежутках между назначениями. Может быть, именно оттого, что промежутки эти были незначительны, а работа, как правило, уводила его достаточно далеко от Земли, стремления обустраивать это «гнездышко» Денис абсолютно не испытывал.
Расстояние от космопорта до высотного, сверкающего стеклом и металлом здания, облюбованного Корпорацией «Азервейс» в качестве своей штаб-квартиры, Жаров преодолел быстро. Двери услужливо распахнулись при его приближении, пропуская на первый этаж, туда, куда в принципе был разрешен вход простым смертным. Обычно посетителей здесь встречали три очаровательные девушки, каждая из которых получала свою отнюдь не маленькую зарплату не за то, что направляла посетителей именно туда, куда они стремились, а за умение быстро решить, стоит ли их вообще куда-то направлять.
— Привет, Джой. — Денис облокотился на стойку, откровенно любуясь точеными чертами блондинки. — Терсон на месте?
Блондинка медленно, словно нехотя, подняла на него огромные голубые глаза. В них промелькнула целая гамма чувств — немного удивления, капелька насмешки, крошка неприязни…
— Да.
Сказала как отрезала. Голос прозвучал сухо — так она обычно имела привычку разговаривать с теми из посетителей, кто зашел сюда исключительно с целью укрыться от дождя.
— Джой, в чем дело?
Неприязнь в ее взгляде усилилась, постепенно переходя в отвращение.
— Я тебе ответила? Он тебя ждет.
— Он что, знал, что я приеду? — несколько обескура-женно поинтересовался Денис.
В ответ она раздраженно дернула плечиком.
— А кто не знал… и вообще ты мешаешь мне работать. Жаров окинул взглядом пустой холл… м-да, на дверь ему было указано однозначно и недвусмысленно. Спасибо хоть не на наружную дверь. Он двинулся к скоростному лифту —предстояло подняться на самый верх, у Директора Херсона были свои представления о соответствии социальному статусу.
Матовые полупрозрачные створки лифта уже почти сомкнулись, как вдруг между ними влезла чья-то ладонь. Механизм, обнаружив препятствие, тут же с готовностью вновь распахнул двери, пропуская внутрь еще одного пассажира. — Кевин? Привет, давно тебя не видел.
Вошедший невысокий щуплый мужчина лет сорока явно чувствовал себя не в своей тарелке. Затравленно озираясь, он сунул Денису почему-то потную ладонь, буркнул что-то вроде «привет» и тут же, отвернувшись, принялся демонстративно изучать стену лифта. На взгляд Дениса, ничего интересного на стене не было,
— Вы что, все с цепи сорвались? — возмутился было Денис, но, заметив, что Кевин съежился еще больше и, похоже, готов выпрыгнуть из лифта на ходу, замолчал. Черт их поймет… ладно, там будет видно.
Секретарь Директора Терсона, завидев Жарова, выскочила из-за стола как подброшенная пружиной и тут же скрылась за массивной дубовой дверью шефа. Прошло не более секунды, и она вновь появилась в приемной. Поджав губы и не удостоив Дениса даже единым словом, она кивнула в сторону двери, заходи, мол. И отвернулась — ее плечи, напряженная спина и походка выражали явное неодобрение.
Терсон был одним из двенадцати Директоров Корпорации «Азервейс» и курировал вопросы внутренней и внешней безопасности. С одной стороны, Денис, будучи в звании майора и, по сути, назначенный руководить Службой безопасности «Сигмы», был, согласно табели о рангах, всего лишь на ступень ниже Директора. Это в теории. На практике же, конечно, меж ними была пропасть, перешагнуть которую шансов у Жарова не было никаких. Ну разве что поднабрав целый букет особых заслуг перед Корпорацией. И все же он был по крайней мере вхож в этот кабинет — девяносто девять процентов сотрудников Корпорации, проработав на нее всю жизнь, никогда не поднимались на лифте выше сорокового этажа — именно оттуда начинались офисы… нет, скорее подходило слово «покои» Директората.
Войдя в кабинет, круглый и огромный, как арена, он поежился. Его инстинкт самосохранения подсказывал, что сегодня на этой арене прольется чья-то кровь. И он подозревал, чья именно. Что с того, что «пролитие крови» — суть выражение фигуральное. Легче от этого не станет. И присутствие в кабинете Макса Шнайдера, главы отдела внутренней безопасности, человека, которого боялись, пожалуй, даже больше, чем самого Президента Корпорации, тоже не внушало спокойствия. Шнайдер, по своему обыкновению, не сидел — он стоял у окна, с преувеличенным вниманием разглядывая панораму города, и даже не повернулся лицом к вошедшему.
Зато другое лицо, присутствующее в кабинете, напротив, проявило редкостный энтузиазм. Высокая худощавая фигура, увенчанная редкими прядями седых волос и затянутая в строгий деловой костюм, на котором даже самый пристальный взгляд вряд ли заметил бы хотя бы одну лишнюю складочку, поднялась из глубокого кожаного кресла и двинулась навстречу Жарову.
— Явился… — В голосе Директора не было и намека на радость встречи. Впрочем, он всегда был сух… но обычно при этом был и вежлив. Даже с теми, кого намеревался с треском уволить. — Явился, олух царя небесного.
Где-то в седьмом или восьмом колене предки Терсона происходили из России. Имея не более половины стакана русской крови, он тем не менее с удовольствием употреблял (чаще — не к месту) русские присказки и при этом был явно неравнодушен к «землякам». Жарову оставалось только надеяться, что, в чем бы он ни проштрафился, демонстративная приязнь Терсона к славянам сыграет, пусть и маленькую, роль.
— Что ты натворил, идиот.
Это был даже не вопрос. Скорее мысли вслух.
— Я понимаю, тебе могли много дать, а пообещать еще больше… но явиться после всего этого сюда… майор… — он на мгновение запнулся, и эта заминка показалась Денису зловещей, — мистер Жаров, это даже не глупость. Это ребячество. Или вам хотелось, мистер Жаров, унизить нас еще больше?
— Простите, Директор. — Денис изобразил стойку «смирно» и, чеканя слова, продолжил: — Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Я не сделал ничего, что бросало бы тень на Корпорацию…
— Тень, вот даже как… — хмыкнул, не поворачиваясь, Шнайдер. — Вы умеете выбирать очень мягкие выражения, мистер Жаров.
— Если меня в чем-то обвиняют, — заявил Денис в спину шефа безопасности, — я имею право хотя бы знать, в чем именно.
— Вы говорите о правах? — В голосе Директора сквозило удивление. — И вы говорите о правах, хотя сами…
— Еще раз прошу прощения, Директор, но я настаиваю, чтобы мне объяснили, в чем меня обвиняют.
— Он настаивает, — хмыкнул Терсон, обращаясь к все еще неподвижному Шнайдеру. — Он настаивает… хотя на его месте я бы взял эти тридцать сраных сребреников… или сколько они там дали вам, Жаров, и бежал бы туда, где его никто не знает. Хорошо, мистер Жаров. — Он снова повернулся к Денису. — Я, в память о нашей совместной работе, готов выслушать ваши объяснения. Предъявлять официальные претензии не имеет смысла, ваше выступление гораздо красноречивее любого обвинения.
— Мое выступление? — обескураженно спросил Денис.
По всей видимости, ему удалось на секунду удивить Директора. Во всяком случае, тот больше не стал говорить ничего, лишь раздраженно кивнул в спину Шнайдеру. Тот, непонятно каким образом уловив безмолвный приказ, подошел к терминалу и пробежался пальцами по сенсорной панели.
— Полюбуемся вместе? — ядовито поинтересовался Терсон.
Панорамное окно, еще мгновением раньше показывавшее медленно сгущавшиеся над городом сумерки, сменилось огромным экраном. Почти всю его площадь заполнило объемное, очень детальное изображение майора безопасности Дениса Жарова, развалившегося в кресле и небрежно крутящего в руках бокал с рубиновым напитком.
— Вы думаете, гибель станции связана с экспериментами, проводимыми Корпорацией «Азервейс»? — раздался мягкий женский голос.
— Думаю, это очевидно, — произнесли его губы. Его собственным голосом.
— И эти трагедии могут повториться? — В голосе невидимой сейчас Кейт Феллон сквозила неприкрытая боль и скорбь.
— Все возможно… — Он отпил глоток из бокала. Лицо было спокойным и явно ко всему равнодушным.
— Почти три десятка людей погибли. По крайней мере трое крупных ученых… и, между прочим, двое ваших же коллег. Тело одного из них мы так и не нашли. Неужели все это может повториться?
— Издержки, — хмыкнул Жаров. — Наука требует жертв.
— Но ведь в данном случае жертвы — это не красивые слова. — Теперь в голосе журналистки слышалось негодование. — Это вполне реальные люди, люди, чьи дети стали сиротами. Я уже не говорю о том, какая это потеря для науки, которую вы упоминаете.
Камера сместилась, теперь она показывала лицо Кейт. Губы плотно сжаты, глаза зло прищурены — она явно возмущена развязным поведением функционера Корпорации, равнодушного ко всему тому, что любой нормальный человек считает непреходящими ценностями. В ее глазах — гадливость, неприязнь… но вряд ли этот циник, ни во что не ставящий даже жизни своих друзей, сумеет это заметить. Да и полноте, могут ли у такого быть друзья? Разве что попутчики, которых можно бросить в любой момент, если они уже не нужны. Все это читалось на ее лице так явственно, что Жаров — не тот, что потягивал вино там, за пределами обзора камеры, а настоящий — скривился,
— А как вы сами, господин Жаров, относитесь к деятельности Корпорации?
— Не слишком хорошо. — Камера снова показала его лицо.
— Из-за ее политики?
— Her, меня это мало беспокоит.
— Может, вы считаете, что вам мало платят?
— У вас интересный ход мыслей, Кейт. Пожалуй, вы правы,
— И все же нам необходимо разобраться в том, что произошло на станции «Сигма». Вы, единственный уцелевший свидетель, потенциально обладаете бесценной информацией…
— Все имеет цену.
— Разумеется. — Камера снова метнулась к ее лицу, продемонстрировав плохо прикрытую гримасу отвращения. — Разумеется, вы получите все, что захотите… в пределах разумного, конечно. Но вы должны согласиться на сканирование памяти. Скажем, пять тысяч вас устроят?
— Это шутка?
— Десять тысяч.
Долгая пауза. Жаров (на экране) тянется к бутылке, наливает половину бокала, смакует драгоценный напиток.
— Хорошее у вас вино… Мне даже сложно представить, сколько оно может стоить. Вижу, ваша компания не испытывает финансовых затруднений.
Наплыв камеры. Видно, как морщится Кейт.
— Я понимаю. Пятнадцать тысяч… простите, это предельная сумма.
— Хорошо. — Он ставит опустевший бокал на стол.
— Так вы согласны?
— Да.
— И вы понимаете, что ментосканирование может помимо воспоминаний о последних днях извлечь более ранние картины, например, касающиеся вашей деятельности в Корпорации?
— Это ерунда.
— То, что вы сейчас увидите, — лицо Кейт заполнило экран, — не видел никто. Даже реципиент, поскольку было темно, а он был в тот момент ослеплен ярким светом капсулы. Но глаза зафиксировали картинку, а мозг сохранил ее…
Изображение на экране сменилось. Теперь там была одна сплошная чернота.
— Компьютер обрабатывает изображение и попытается усилить яркость, — доносился из-за экрана спокойный голос Кейт. — Так… смотрите!
И точно, во тьме появилась тень. С каждым мгновением она становилась все отчетливее, окружающая темнота светлела, в то время как темная фигура оставалась все такой же непроглядно-темной. Постепенно становилось ясно, что фигура принадлежит человеку… или, если точнее, существу, схожему с человеком, гуманоиду. Приземистая, очень широкоплечая, укутанная чем-то вроде плаща… деталей было не разобрать. Тень повернулась на пол-оборота, видимо, куда-то всматриваясь, затем взмахнула рукой, в которой был зажат какой-то предмет. Экран снова сделался непроглядно-черным.
— Вы видите факт нападения, — в голосе Кейт, снова появившейся на экране, звенела струна праведного гнева. — Нападения на человека — и, смею предположить, это сделало одно из тех существ, которые уничтожили станцию «Сигма-7». Налицо агрессия против Федерации, против мирной, невооруженной научной станции, агрессия жестокая и бессмысленная…
Шнайдер выключил изображение. Окно снова демонстрировало вечернее небо и все ярче и ярче разгорающиеся огни города.
— Думаю, этого достаточно… ничего интересного дальше она не скажет — пустые разглагольствования об угрозе, вопли о принятии адекватных мер… в общем, стандартный набор видеосенсации. Ну и, понятно, обвинения в наш адрес. Целый букет.
— Что вы можете сказать на это, мистер Жаров? — поинтересовался, поджав губы, Директор.
Денис молчал. А что тут можно было сказать? Что налицо обычный, хотя и довольно профессионально сделанный монтаж. Его ничего не значащие фразы, произнесенные за столом совсем по другому поводу, были записаны и интерпретированы так, как того надо было Кейт. И, самое главное, сейчас ничего нельзя доказать. Ментосканирование — вещь эффективная, но… воспоминания о времени, когда организм находился в состоянии опьянения, настолько размыты, что даже самое тщательное сканирование памяти не принесет никаких результатов. Даже если он добровольно согласится на эту операцию… она не снимет с него обвинений. В лучшем случае подтвердит, что в тот момент он был пьян. И осе.
— Я ничего этого не говорил, — на всякий случай сказал он, прекрасно понимая, что никаких тому доказательств у него нет. — Это липа чистой воды.
Да, эта сука подстраховалась… дорогое, очень дорогое и очень хорошее вино — весьма надежный блок для желающих покопаться у тебя в мозгу. В то, что картинка черного существа была снята именно с его памяти, он вполне верил — только скорее всего это было сделано раньше, пока он валялся в бессознательном состоянии. И потом ей оставалось только заставить его говорить как можно больше и не важно, о чем, — только для того, чтобы набрать достаточное количество материала для монтажа. Кейт… даже если предъявить обвинение, она будет все отрицать. А применение мен-тосканирования, по крайней мере по закону, дело добровольное, и немало находилось людей, которые категорически отказывались от этой процедуры из этических, религиозных или иных соображений. Да и скандал «ИнфАГалу» только на руку — как и любая шумиха вокруг репортажа, способствующая подогреванию интереса к нему.
— Вы утверждаете, что этого разговора не было? — скепсис был явно написан у Директора на лице, Шнайдер скривил губы в презрительной усмешке.
— Не было. Конечно, мы говорили… о разных малозначимых вещах. — Денис говорил устало, равнодушно, скорее только для того, чтобы не молчать. В понимание он не верил. — Я старался быть немногословным… потом они, видимо, вставили нужные фразы в нужное место. Поэтому они так отрывочны…
Некоторое время Директор молчал, затем спокойно сообщил:
— С этой минуты и до окончания расследования можете считать себя отстраненным от работы. Прошу покинуть здание Корпорации. О результатах вам сообщат.
Судя по тону, разговор был закончен окончательно. Денис развернулся на каблуках и четко, почти строевым шагом покинул кабинет.
Когда за ним закрылась дверь, Херсон повернулся к Шнайдеру.
— Что вы об этом думаете, Макс?
— Он просто лжет.
— Вы в этом уверены?
— Процентов на девяносто. Вероятность того, что запись от начала и до конца подделка, все-таки остается. Если бы получить оригинал записи, мои ребята доказали бы это в два счета… если, конечно, есть, что доказывать.
— Если предположить, что это фальсификация…
— То оригинала записи, разумеется, уже нет. Иначе следует признать, что мисс Феллон — круглая идиотка. В этом я сомневаюсь.
— М-да-а… Остается только наблюдать за дальнейшим развитием событий. Во что это нам может вылиться?
— Во что угодно, — пожал плечами Шнайдер. — От запрета на проведение исследований и до введения воинских подразделений на наши станции. В любом случае правительственного расследования нам не избежать… разве что оттянуть немного.
— Дерьмо… а майор?
Нельзя сказать, что Шнайдер не любил Жарова. Точнее, он вообще никого не любил, относясь ко всем сотрудникам Корпорации как к подозреваемым. Может быть, кроме Директоров… да и то не факт. С другой стороны, Шнайдер был профессионалом, а в его работе профессионализм просто обязан сочетаться со стремлением к объективности. Поэтому он старался не давать волю эмоциям.