Воронин Дмитрий. Воинство сатаны

   Унвейт понимал, что нарастающая напряженность между волшебниками и людьми не позволяет разбрасываться Высшими магами — даже такими, как Зарид. Если начнется война… впрочем, он вполне отдавал себе отчет, что миром это дело не кончится — что ж, тогда Цитадели понадобятся все силы. Именно поэтому он был в принципе готов поддержать Зарида. Конечно, старому скопидому было до смерти жалко драгоценных кристаллов, но, с другой стороны, в этом случае Рэй будет ему кое-чем обязан, а Унвейт был не из тех, кто не смог бы при случае взыскать долг.
   Это понимал и сам Зарид — и менее всего ему хотелось бы попадать в должники к Алхимику. Поэтому он приготовил еще один ход — как ему казалось, беспроигрышный.
   — Я, видимо, не вполне ясно выразился, господа. Я не претендую на кристаллы, принадлежащие Цитадели. Мне нужно лишь ваше одобрение… и я готов отправиться за ними сам. В Гавань.
   Слова были сказаны, и, казалось, порыв ледяного ветра пронесся по Залу Совета, заставив вскочить с перекошенным от бешенства лицом Тионну дер Касс, вынудив поежиться Дерека, взлохматив седые волосы Унвейта, а может, они у него просто встали дыбом? И ведь было от чего…
   — Да что этот недоумок о себе возомнил? — шипя от ярости, выплевывала слова Тионна, обращаясь преимущественно к Зоргену, в котором видела сегодня своего единственного союзника. — Я, конечно, знала, что у Рэя вместо головы задница…
   — Полноте, прекраснейшая, — рискнул вмешаться Дерек, для которого слова приятеля тоже явились полнейшей неожиданностью. — Давайте не будем опускаться до оскорблений. Тем более что такие слова неуместны в ваших чудных устах, сиятельная.
   — Я должна была сказать «жопа»? — не унималась Тионна. — Или мало было прошлых экспериментов с Гаванью? Может, кто-то из присутствующих страдает временной потерей памяти? Так я напомню!
   — Никто ничего не забыл, леди Тионна, — спокойно заметил Зарид. — Но должен также напомнить и вам, что большая часть упомянутых вами событий связывается с Гаванью лишь по косвенным признакам. Нет никаких весомых доказательств…
   — А волки, покрывшиеся костяными пластинами, это для вас не доказательство? А лошади, отрастившие чешую, клыки и рога? Или вы хотите, чтобы в следующий раз рога выросли у вас? О, я понимаю! Вы мечтаете об одном роге… пониже пупка!
   — Фу, как пошло, — поморщился Зарид, ничуть не изменяя тона. — Да, считается, что мутации волков и лошадей произошли из-за открытия врат Гавани. Но, коллеги, ведь это лишь предположения, не так ли? Мы, разумеется, разработали стройную теорию, в достаточной мере объясняющую данный феномен, но верна ли она? Или, допустим, мы имеем дело просто со стечением обстоятельств?
   — А Потоп?.. — взвизгнула Тионна и тут же осеклась, понимая, что сказала глупость.
   Разумеется, это неосторожно вырвавшееся слово не осталось незамеченным.
   — Об истинных причинах Потопа нам совсем ничего не известно, — с деланно равнодушным видом заметил Дерек. — Конечно, он прекрасно вписывался в теорию… но помилуйте, сиятельная. Ведь нет никаких достоверных сведений о том периоде. И потом, ведь это будет не более чем один прокол. Теория множественных пространств, одним из наиболее авторитетных авторов которой вы, сиятельная, являетесь, говорит о том, что точечный прокол не вызывает серьезных последствий. Вы же не хотите сказать, что ваши блистательные выкладки имеют изъяны.
   Целительница смерила Дерека совершенной убийственным взглядом и нехотя выдавила из себя:
   — Нет… в теории нет изъянов. Один прокол… да… наверное, серьезных последствий… не будет.
   Дерек тяжело вздохнул. Он понимал, что этой фразой, загнавшей целительницу в угол, он подписал себе приговор. Теперь — никаких компромиссов. Тионна, гарантированно, запишет его в число своих врагов, и что характерно, на веки вечные — она никогда не прощала обид. Самое досадное, что он не хотел особо помогать Зариду в этом споре. Хватит ему аргументов — хорошо, не хватит — что ж, значит, не судьба. Только отдать голос в поддержку, ничего более. И вот на тебе, не удержался. Кто, спрашивается, за язык тянул?
   — Я готов согласиться с предложением мэтра Рэя, — неожиданно заявил Зорген. В Зале Совета повисла напряженная тишина, все пытались осмыслить услышанное и отказывались верить собственным ушам. Ульрих никогда не менял принятого решения, даже в тех случаях, когда упрямство шло ему же во вред.
   Огненный маг встал во весь свой немалый рост. Медленно оглядел всех присутствующих. Затем заговорил, чеканя каждое слово.
   — Я готов согласиться. Но с условием. Помимо кристаллов, Зарид дер Рэй должен принести кое-что еще. Боевые заклинания. Три. Не меньше.
   — О Эрнис… Ульрих, ты же помнишь записи… Лавка Снов не принимает золото или драгоценности.
   — Я все помню, мэтр Сан, — отрезал маг. — И я помню, какую цену они назначают за свои товары. Если мэтр Рэй намерен получить наше одобрение этого… гм… визита, то он заплатит.
   Все взгляды обратились в сторону Зарида. В глазах Дерека была написана просьба — откажись. Откажись, пока не поздно. Тионна смотрела с ненавистью — она уже знала результат и оттого, что уже не могла изменить его, бесилась еще больше. Унвейт смотрел сквозь Зарида, в глазах его было ожидание — и ни малейшего проблеска интереса. Он тоже не сомневался в ответе. И только холодные глаза Зоргена не выражали ничего.
   Зарид некоторое время молчал. Затем, тряхнув головой, коротко бросил одно единственное слово:
   — Согласен.
 
   Оракул открыл глаза. Все трое слушателей, даже тьер, сидели неподвижно, чуть не разинув рты. И внимали…
   Таяна даже не могла описать словами того, что творилось в ее душе. Никто, никто из ныне живущих не слышал и десятой доли того, что она узнала за последнее время. Как живые, встали перед ее глазами Древние маги — те, чья мудрость и сила, даже спустя тысячу лет, вызывали восторг, зависть, преклонение.
   Девушка чувствовала, как дрожат пальцы. Она соприкоснулась с Тайной — и готова была сутками напролет ловить каждое слово того, кто был неизмеримо мудрее всех, абсолютно всех известных ей волшебников.
   Тьер просто слушал. Он, будучи искусственно созданным существом, все еще вынашивал планы мести своим создателям. Не получилось с ныне пребывающем в состоянии призрака Дереком — что ж, стоит поискать других. Из слов Оракула он понял, что шансы найти кого-то из других Высших у него есть. А для этого как минимум надо дослушать до конца.
   А Дениса, как, разумеется, и Таяну, переполняли вопросы. Они роились у него в голове, рвались наружу, отчаянно мешали друг другу в попытке определить первоочередность… и поэтому он молчал.
   Пауза затягивалась, и наконец Таяна не выдержала.
   — Мэтр… Сан…
   — Для тебя всегда просто Дерек, девочка.
   — Спасибо, Дерек… я, простите мое невежество… я хотела бы узнать, что такое Гавань? Имеется в виду Гавань Семи Ветров, да?
   — Да, разумеется. Гавань Семи Ветров… я расскажу, но прежде я расскажу вам о множественности миров. Поскольку эта теория… — Оракул бросил короткий взгляд в сторону Дениса, — ныне столь эффектно подтвержденная, тесно связана с Гаванью. Да, собственно, и со всем тем, что сейчас происходит в мире.
   Некоторое время Оракул молчал, затем начал говорить, тщательно подбирая слова. По его манере речи Денис сразу же почувствовал, что это древнее существо вполне могло бы выражаться куда яснее, но намеренно упрощает свой рассказ, одновременно существенно его увеличивая, чтобы быть понятым всеми присутствующими.
   — Итак, представьте себе сосуд, стенки которого тонкие и мягкие. Это наш мир. Внутри — жизнь, снаружи… ну, наружное пространство рассматривать не будем. В нашем случае это несущественно, и позже вы поймете почему. Стенки сосуда очень тонкие и находятся в постоянном движении, чутко откликаясь на воздействие извне. И вот однажды две противоположных стенки сомкнулись и слиплись, разделив сосуд пополам…
   — И мир, следовательно, распался на две части? — уточнил Денис.
   Оракул некоторое время раздумывал, затем покачал головой.
   — Видимо, аналогия с сосудом не совсем верна. Миров стало два. Просто теперь меж ними граница. Для жителей каждого из миров она невидима и неощутима. И миры эти совершенно одинаковы, подчеркиваю, совершенно. Но только в первый миг… А потом начинаются изменения, ведь каждый из миров теперь автономен и живет по своему закону. Спустя какое-то время изменения становятся все более и более заметными, пока наконец, спустя очень много лет — тысячи, сотни тысяч, миллионы, — миры не становятся абсолютно разными. А ведь на протяжении этих миллионов лет вновь и вновь происходят разделения, это может происходить часто, может — редко, но происходит… Таким образом…
   — Таким образом, получается конечное, хотя и очень большое количество миров, чем-то похожих, в чем-то различных, так? — снова не удержался Жаров.
   — Совершенно верно, чем больше время, прошедшее со дня разделения миров, тем более они отличаются друг от друга. Думаю, наш мир и ваш, Денис, разделились относительно недавно, сто или двести тысяч лет назад. Вас невозможно отличить от любого человека нашего мира, у нас почти одинаковая растительность, мало отличаются и животные.
   — Особенно эти чудовища в чешуе, на которых вы тут разъезжаете… — хмыкнул Жаров.
   — Скакуны — это отдельная тема. Но я, с вашего позволения, продолжу. Итак, ваш и наш мир разделились. Но потом развитие их пошло по разным путям. Вы начали развивать у себя технологию, строить эти ваши космические корабли, летать к звездам…
   Оракул усмехнулся, поймав непонимающий взгляд Таяны.
   — Прошу прощения, потом Денис тебе объяснит. Я просто сумел получить много информации, пока находился среди его мыслей, поэтому теперь знаю о его мире достаточно много. Я заранее прошу прощения за все мои слова, которые покажутся вам непонятными, поймите, в первую очередь мой рассказ предназначается для Дениса. — Он снова обернулся к Жарову. — Итак, вы избрали технологию. Ну а мы стали развивать магию… или, как вы, наверное, предпочли бы сформулировать этот тезис, пошли по биологическому пути развития. Мы сумели нащупать и реализовать скрытые возможности человеческого мозга, сумели путем банального отбора вырастить среди людей практически новый вид — магов… Хотя эта бойня, устроенная тысячу лет назад, практически уничтожила львиную долю этих достижений. Но суть не в этом…
   — То есть вы хотите сказать, что способность к магии дремлет в каждом человеке?
   — Разумеется. Но определенные навыки, позволяющие эти способности контролировать и должным образом направлять, есть не у всех. Способности эти можно развивать, они передаются по наследству — и, если относиться к этому с должным старанием, можно получить пусть слабенького, пусть неопытного мага уже спустя несколько поколений. Видимо, поначалу так и было — простые знахарки рождали дочерей-ведуний, а у тех появлялись внучки-колдуньи… Но менялись не только люди. Менялся и окружающий их мир. Я сильно подозреваю, что не сами люди выбрали свой путь развития — скорее всего развитие отделившихся друг от друга миров пошло настолько разными направлениями, что людям просто не осталось другого выбора. Ведь изменялись не воздух, вода или цвет неба. Менялось нечто большее — законы. Основополагающие законы, которым подчиняется все — и живое, и мертвое. Вот скажите, Денис, люди могут летать? Просто так, без всяких приспособлений?
   — Еще совсем недавно я бы сказал, что нет, — хмыкнул Денис и улыбнулся. — А теперь я ни в чем не уверен.
   — И вы правы. Потому что в вашем мире люди летать не могут. Потому что есть законы, обойти которые можно только с помощью принятых в вашем мире технологических способов. А у нас — могут. И очень легко… для этого надо просто превратиться в летающее существо с крыльями. Это можно сделать, поскольку законы этого мира утверждают, что тело подчинится духу, если дух достаточно силен.
   — Вы имеете в виду этих… вампиров?
   — Как раз нет. Вампир превращается в летающее существо не потому, что обладает властью над своим телом, а потому, что такова его природа. Но само существование таких существ, как милый приятель нашей волшебницы, подтверждает мою теорию. Вернее, теорию, разработанную Тионной дер Касс.
   — Кстати, легенды о вампирах есть и у нас, — заметил Денис.
   — Этому, при желании, тоже можно найти объяснение. Но об этом позже… итак, суммируя сказанное, получим такую картину. Имеется множество миров, более или менее отличающихся друг от друга и разделенных только тонкой, пластичной, податливой мембраной. В каждом мире — свои законы, свои правила игры, свои принципы существования жизни. Теперь подумайте, что произойдет, если мембрану проколоть?
   Денис задумался. Перед глазами возник сосуд, разделенный перегородкой посередине. Слева — красная жидкость, справа — синяя. И в перегородке — отверстие… разные по цвету жидкости начинают смешиваться, и в месте прокола, с обеих сторон мембраны, начинают образовываться бурые облачка…
   — Воинство Сатаны… — вдруг прошептал он, чувствуя, как холодеют ладони, как на лбу выступает пот. — О господи, теперь я понимаю.
   — Ты о чем? — встревоженно спросила Таяна.
   Денис говорил на родном языке, которого она не понимала, но его напряженная поза и испарина яснее ясного давали понять, что то, что он говорит, — не из приятного.
   Денис молчал, и только перед его глазами снова и снова вставала фигура пожилого человека в простой рясе с чуть всклокоченными седыми волосами. Отец Браун говорил о воинстве Сатаны — Денис тогда не принял эти слова всерьез, а вот теперь вдруг со всей ясностью осознал, что старый библиотекарь был совершенно прав, что тот текст, который ему удалось откопать в недрах церковных библиотек, содержал в себе истинное пророчество. Только вот не армией убийц с кривыми мечами было это воинство… это было нашествие чуждых его миру законов.
   Он поежился. Страшно подумать, что может сделать изменение законов, на которых основано человеческое общество. Если изменения будут достаточно серьезными, рухнет все — промышленность, энергетика, космонавтика… все это зиждется на неизменности тех или иных законов, все подчиняется им и только им.
   — Вижу, Денис, что ты понимаешь… но не все так страшно, как тебе кажется.
   — Вы читаете мои мысли, Оракул? — вздрогнув как от удара, не слишком доброжелательным тоном спросил Жаров.
   — Мог бы, но это не нужно, у тебя, юноша, все на лице написано, — фыркнул Дерек. — На самом деле при проколе мембраны не происходит значительного смешения миров. Так, мелочи… и проколы эти происходят достаточно часто. Наверняка и из нашего мира в ваш попадали люди, донесшие до вас, к примеру, легенды о вампирах… может быть, бывало и наоборот. Не сомневаюсь, что у вас есть сведения о загадочных исчезновениях…
   — Значит, этот прокол… он неопасен?
   — Опасен, разумеется. Опасен по двум причинам. Во-первых, смешение миров все-таки происходит. Но область чужого пространства, внутри которой действуют чужие законы, невелика и быстро рассеивается. — Другое дело, если такие проколы происходят часто, если держатся не мгновение, а достаточно долго… сам по себе стихийный прокол закрывается быстро, за несколько секунд. А вот если его держать… тогда смешение пойдет быстрее. И, во-вторых, слишком частые проколы ослабляют мембрану, и она может лопнуть. И тогда… думаю, не надо объяснять, что тогда произойдет с обоими слившимися мирами?
   — Погибнут? — пролепетала Таяна. Оракул только тяжело вздохнул.
   — Вот чего всегда не хватало в этой вашей Академии, так это грамотного преподавателя логики. Ну с чего бы им погибать, мирам-то? Законы, ясное дело, изменятся, вернее, образуются новые, понемногу похожие на своих предшественников с обеих сторон. Только вот… только вот людям придется несладко, очень несладко. Рухнет все, что они считали незыблемым. Воцарится хаос — не на день, не на год… на века. Проколоть мембрану не слишком и сложно, это может произойти даже случайно. Такие проколы мы называем стихийными. Живут они недолго и вреда особого не приносят. Как правило, происходит что-нибудь необычное… то, что называют чудесами — но разово, ограниченно как по времени, так и по территории. Но вот для того чтобы открыть настоящие врата на относительно большой срок, нужно нечто большее. Подозреваю, что какие-то эксперименты в вашем мире, Денис, вызвали… как бы это правильно назвать… ну, скажем, резонанс кое с чем в нашем мире. И образовался устойчивый коридор. А потом еще раз, и еще… мембрана слабеет, друзья мои. Урги, эти детища моего приятеля Зарида, вновь и вновь расшатывают саму основу мироздания, уверенно двигая наш мир к гибели.
   — Урги?
   — Да, милая, они самые. Оказалось совсем несложно пробежать вдоль памяти Дениса и увидеть то, что увидел, но не смог запомнить он. Ну а понять все остальное было не так уж и сложно. И теперь перед нами стоит весьма сложная задача — попытаться остановить окончательное слияние миров или превратиться в очередную Гавань.
   — А что такое Гавань? — спросил Денис.
   — Это место, где нет законов…
 
   По словам Оракула, когда и почему возникла Гавань, было неизвестно. Может быть, она существовала всегда, как некое место, уравновешивающее разнообразие миров, А может — и именно к такому мнению склонялись Древние, — она возникла из-за неосторожных экспериментов ее жителей с проколами мембран. В один далеко не прекрасный день мембраны лопнули, впустив в их пространство иные законы. Тионна считала, что дело не ограничилось слиянием одного мира — скорее всего имел место глобальный катаклизм, когда хитросплетения противоречащих друг другу законов порождали новые, ранее неизвестные…
   Но обитатели того мира выжили. Человек — весьма стойкое существо… хотя даже в самом отдаленном приближении жителей Гавани уже нельзя было назвать людьми. Глобальное изменение мирового порядка не унесло их жизней — по крайней мере всех жизней… но вот телам изрядно досталось. В Гавани можно было встретить создания любой формы, более того, эти формы постоянно изменялись, варьируясь от вполне человеческого облика и до совершенно невероятных, чудовищных или, наоборот, комических образов.
   Разумеется, изменения не ограничились только людьми. Слияние миров привело в движение все — погоду, природу… даже солнечному свету нельзя было доверять. Спектр, состав излучения, температура и любой другой параметр мог измениться в любой момент — и менялся, давая случайному гостю не слишком много шансов на выживание,
   Собственно, Гаванью это место назвали люди — вернее, маги, которые обнаружили место, где мембрана, отделяющая их мир от «пространства вне законов», была очень тонка и рвалась при малейшем воздействии. Когда-то на этом месте был людный портовый город, теперь же только развалины свидетельствовали о том, что здесь жили люди. Среди руин изредка попадались невероятные чудовища — и далеко не все они были просто животными, попадались и вполне разумные… Сами понимаете, при виде, скажем, трехголового монстра, покрытого чешуйчатой броней и способного выдыхать облака едкой кислоты, рыцари хватались за оружие и нисколько не интересовались тем, что перед ними какой-нибудь несчастный житель иного мира, попавший в очередной разрыв мембраны и не имеющий возможности вернуться домой.
   — К сожалению, мы можем строить только предположения. Тионна считала, что короткое, не более нескольких секунд, окно в Гавань не несет сколько-нибудь существенных последствий для нормального мира. Но для того чтобы войти и вернуться, необходимо было держать окно открытым. Считается, что открытый портал удерживает мага, рискнувшего сунуть нос в «пространство вне законов», от некоторых особо тяжких явлений того мира. Как вы понимаете, проверять достоверность этой теории никто не решался… известно только, что из кратких проколов не вернулся никто.
   Дерек взял в руки книгу, принесенную Денисом. На вид это был обычный том, если не считать светящихся символов на черной коже, и, когда Оракул открыл ее, все увидели совершенно чистые страницы.
   — Но… что это значит?
   — Видишь ли, это — один из артефактов, принесенных с той стороны… из Гавани. Не сама книга, а постамент, на котором ты ее нашел. Нам не вполне ясно его назначение, и удалось выяснить лишь одно — стоит взять с пьедестала вот такой bottom, подождать немного — и на каменной крышке появится новый. Столь же девственно чистый. Только название на обложке будет другим… именно таким, которое нужно человеку, пришедшему за книгой. То есть это своего рода магический способ изготовления чистых книг… если, конечно, мы не заблуждаемся.
   — Значит, кто-то из ваших коллег бывал в Гавани?
   — Ну… если не считать Зарида, то нет. Сохранились древние записи — они были древними уже в мое время — о том, как один из магов вошел в Гавань… Он же, кстати, дал ей и это название, Гавань Семи Ветров. Из его дневника следовало, что там непрерывно движется воздух, непрерывно дует ветер. Со всех сторон сразу…
   — Почему ж тогда не восьми ветров? — спросил Денис.
   — Не знаю, — пожал плечами Дерек. — В общем, он принес оттуда немало странных вещей, и дневник его содержал массу информации о Гавани. А потом… потом началось то, что мы называем Потопом. По мнению Тионны — увы, точных данных для исследований оказалось недостаточно, — Потоп явился следствием длительного открытия портала. На какое-то время, и хорошо, что не навсегда, изменились законы нашего мира. Не все, некоторые… Но после Потопа в живых остался ладно если один из ста человек. Погиб и тот маг, его записи нашли случайно. Были и другие, жаждущие посетить Гавань, нам, в мое время, было точно известно о трех удачных и о десятке неудачных попыток. К сожалению, мало кто из смельчаков вел столь подробные дневники.
   Таяна удивленно подняла бровь.
   — Но из вашего рассказа я поняла, что вы знали о Гавани немало?
   — Да, это так. Один из проколов был совершен примерно лет за шестьдесят до падения Хрустальной Цитадели. Тогда наши предки еще знали о Гавани — вернее, о ее разрушительном влиянии на наш мир — слишком мало. И не понимали, на какой риск идут. В общем, прокол был не слишком долгим, один из магов, его звали Дан Кернер, проник в Гавань и вернулся. Он принес с собой немного — небольшую шкатулку с горстью чего-то напоминающего изрубленные в мелкую крошку алмазы, легкий, похожий на игрушку для подростка меч и две таблички из матового черного материала, не похожего ни на металл, ни на камень, ни на стекло. И, конечно, он принес кое-что куда более важное, чем эти предметы, — информацию.
   — Меч… я, кажется, видел… — неуверенно протянул Денис.
   — На боку призрака Ульриха? Да, это был он, тот самый меч. На вид это не более чем игрушка — но его клинок способен разрезать гранит, как масло. Этот меч с тех пор всегда принадлежал старшему из Пяти, боевому магу огня. В свою очередь его как символ власти получил и Зорген. Но меч — всего лишь оружие. Странное, непонятное… никому так и не удалось сотворить подобное, но он — вещь, не более, А вот кристаллы… это были… я не могу подобрать слова, которые вы смогли бы понять. Наиболее близким сравнением мне кажется такое — это были семена. Будучи обработанными должным образом, они давали всходы — любые. Из этих семян была выращена Хрустальная Цитадель. На ее строительство ушли почти все запасы из шкатулки, осталось всего несколько зерен… кажется, я уже говорил об этом.
   — А таблички? — Голос Таяны дрожал.
   — А таблички были заклинаниями. Одноразовыми… и их мог применить любой человек, пусть и совершенно не владеющий Даром. Кернер купил их в месте, которое, согласно его записям, называлось «Лавка Сновидений». Там торговали магическими заклинаниями, ни одно из которых невозможно было применить в самой Гавани, последствия могли оказаться самыми различными — от простой неудачи и до чудовищных разрушений. Он заплатил за них собственной кровью…
   — Вампиры?
   — Нет, кровь жителей «нормальных» миров там ценится очень высоко. В ходу и многое другое, в том числе и золото… но кровь имеет наивысшую цену. У вампиров это не более чем еда. В Гавани же… к стыду моему, я не могу сказать точно. Просто не знаю. Из туманных намеков в дневнике Кернера можно сделать вывод, что наша свежая кровь дает жителям Гавани, причем на довольно длительное время, своего рода стабильность. Но это лишь предположение.
   — И что это были за заклинания?
   — Не терпится, девочка? — усмехнулся Оракул. — Да, я знаю, вы считаете, что многое утратили за это тысячелетие, и это действительно так. Но волшебство, заключенное в этих табличках, мы не смогли не только повторить — даже понять. Так что не думай, что только вы имеете право на уязвленное самолюбие. А что касается заклинаний… Одна из табличек пропала, и ее следы обнаружились много лет спустя. Вторая… вторая вернула из мира мертвых его жену. Никогда маги не могли сделать ничего подобного — излечить любую болезнь, зарастить рану… но не вернуть человека, когда он уже перешагнул последний рубеж. А Кернеру это удалось… Правда, никто не видел эту женщину, известен только сам факт, да и то в основном по записям Кернера. А сам Кернер погиб спустя седмицу после возвращения из Гавани, погиб странно, сгорел — в его лаборатории произошел сильный пожар. От тела остались одни только угли.