Страница:
Некоторое время офицеры молчали, размышляя над услышанным. Затем Дайн осторожно поинтересовался:
— Таласские горы почти непроходимы, генерал…
— Только для кавалерии, легат. Пехота сможет пройти по Длани Мага… я вижу, вы знаете это место.
Многие и в самом деле не раз слышали о дороге, вернее, тропе, ведущей через Таласские горы. Один из участков этой то расширяющейся до размеров настоящего тракта, то превращающейся в узкую тропинку дороги и назывался Дланью Мага… место злое и, по мнению многих, пропитанное старой злой магией. Никто в здравом уме не сунулся бы в эти места… по крайней мере без серьезной магической поддержки.
— Вы хотите бросить скакунов? — В голосе Дайна возмущение смешивалось с самой настоящей болью. Его всадники сыграли немалую роль в сегодняшнем бою, и теперь бросить скакунов на верную гибель или, о чем было страшно даже подумать, оставить их ургам было, с точки зрения Дайна, настоящим предательством.
— Если бы вся армия могла сесть на скакунов, — сухо ответил Таркин, — я бы с удовольствием отвел армию через долины и Холодное нагорье. Но пехота не сможет оторваться от Орды, и нам либо просто не дадут уйти далеко, либо ударят в спину. К тому же путь через горы самый короткий. Нам необходимо соединиться с де Бреем, тогда и в самом деде можно будет разбить Орду. По-настоящему,
— Но…
— И я, кажется, отдал приказ. Вам надлежит его исполнить. Легионы должны быть готовы к выходу… — Таркин бросил взгляд на чудом уцелевшую во время боя клепсидру, — через двадцать минут. Твои солдаты, Дайн, останутся в лагере. Вы создадите видимость того, что легионы все еще здесь. Если урги начнут переправу, поджигайте лагерь и немедленно отступайте, не ввязываясь в схватку. Если нет — дождитесь темноты и уходите за нами к перевалу. Будете двигаться верхом столько, сколько сможете, потом оставите скакунов.
Генерал мрачно оглядел офицеров и глухо закончил:
— Мы должны отступить. И еще… выводить войска из лагеря надо осторожно… я не знаю, остались ли у них шаманы, но наблюдатели у них есть наверняка. И эти наблюдатели ничего не должны заметить.
Нельзя сказать, что лагерь вскипел… и все же движение за частоколом усилилось. Отряды солдат один за другим покидали укрепление. И в то же время создавалась имитация бурной деятельности — легионеры восстанавливали поврежденный частокол, ремонтировали порубленные ургами баллисты, над укреплениями поднимались многочисленные дымы костров, разожженных под походными кухнями… пожалуй, тут легионеры немного перестарались, и огонь, в обычное время почти бездымный, сейчас исторгал едкие черные клубы дыма, которые должны были бы дать понять наблюдателям Орды, что лагерь живет полноценной жизнью и активно готовится к обороне.
Пехота уходила — когорта за когортой, уходила, взяв с собой только немного провианта и воды да оружие. Впереди у них был трудный, хотя и не слишком долгий путь.
Дайн поднял голову и посмотрел на темное, сплошь затянутое тучами небо. Идеальное время, чтобы начать отход. Урги, все еще не оправившиеся от полученного удара, так и не начали повторную атаку — и, видимо, в ближайшие часы не начнут. Значит, пора выводить солдат.
Конечно, Дайну было чертовски досадно сдавать укрепление без боя. Но теперь, когда в его распоряжении осталось всего четыреста воинов, с этим количеством смешно было думать даже о том, чтобы сколько-нибудь существенно задержать форсирование реки ургами, и тем более о том, чтобы вообще отразить атаку. Большую часть уцелевших скакунов реквизировали для перевозки раненых. Через горы товарищам придется тащить их на носилках, но до перевала эту работу куда выгоднее возложить на животных.
— Приготовиться к отходу, — скомандовал он.
Десяток вестовых разнесли эту весть по лагерю в мгновение ока. Многие урги говорили на общеимперском, а в ночном воздухе звуки разносятся далеко, поэтому приказы передавались вполголоса. Солдаты готовили цепи костров — от одного зажигался другой, а потом и третий… огни будут гореть всю ночь — более того, издалека будет создаваться иллюзия, что одни костры гаснут, другие зажигаются… что лагерь живет обычной жизнью.
Четыре сотни кавалеристов… совсем немного. Они растворились во тьме, подобно бесплотным духам, исчезли, не оставив следов…
Увы, последнее утверждение было не совсем верным. Придет рассвет, и урги без труда найдут след, оставленный всадниками, — и тогда начнется соревнование копыт скакунов и когтистых ургских лап. Кто победит в этой гонке? Это зависело от многих причин — и прежде всего от того, как быстро урги поймут, что имперские войска покинули лагерь.
К подножию гор всадники добрались уже на рассвете. Еще около часа скакуны двигались по постепенно сужающейся тропе… но вот скалы сдвинулись настолько, что по тропе могли пройти только пехотинцы. Узкий участок был очень короток… но не в силах людей было сокрушить скалы, чтобы расширить проход.
С болью Дайн смотрел, как отводят в сторону скакунов, верою и правдою служивших его солдатам. Что ж, скакуны были не одни — здесь в предгорьях бродили сотни брошенных животных, оставленных легионами Таркина, прошедшими этой дорогой несколько часов назад.
— Неужели все солдаты просочились сквозь это игольное ушко? — недоверчиво хмыкнул кто-то из десятников.
— Недалеко отсюда тропа разветвляется на несколько более узких, каждая из которых ведет сквозь такой проход. Потом они снова соединяются, — ответил Дайн, провожая
взглядом последних скакунов. — Я был здесь как-то… в принципе через некоторые щели даже скакунов провести можно, но дальше будут обрывы… в общем, Таркин прав, перевал осилит только пехота.
Внезапно позади раздался топот. Легат оглянулся — прямо к нему бежал легионер.
— Мой… легат… — Солдат с трудом перевел дух. — Легат, ургов пока не видно. Но на горизонте клубится пыль. Если это Орда, то они бегут прямо сюда.
— Тогда вперед. И быстрее… быстрее, если не хотите, чтобы нас зарезали, как свиней.
— Мы можем оторваться от ургов, легат? — криво усмехнулся десятник.
— Нет, — покачал головой на ходу Дайн. — Не сможем. Но остается надежда, что они плохо знают эти горы. Заметить боковые тропы сложно, а через один этот проход они будут просачиваться долго… или полезут через скалы, они это могут. В любом случае Длань Мага недалеко отсюда, может быть, мы успеем.
Казалось, в уставших донельзя солдат влились новые силы. Теперь по дороге, ведущей в гору, они не шли — почти бежали. Неизвестно было, сколько потратят урги на поиск нужной тропы — все-таки эти места были им незнакомы… но найти следы легионеров несложно… одни стада бродящих без присмотра скакунов чего стоили. Поэтому следовало торопиться.
Дайн вместе с несколькими легионерами и одним из десятников шел с самом хвосте отряда. И поэтому он увидел открывшийся вид на Длань Мага одним из последних. Что с того, что ему и ранее приходилось бывать в этих местах — зрелише и в десятый раз захватывало бы дух так же, как и в первый.
Казалось, в далеком прошлом какой-то исполин рассек скалу чудовищным мечом — пропасть с ровными, нереально ровными краями пересекала горную гряду — ни обойти, ни объехать. И даже дна этой расщелины было невозможно разглядеть — на глубине в несколько десятков локтей все затягивала молочная пелена вечно клубящегося тумана. Никто даже не пытался спорить с тем, что к появлению этой щели в вечных скалах приложила свою руку магия… если о магии можно так выразиться. Кому и зачем понадобилось крошить скалы… в любом случае произошло это в седой древности, поскольку ни один письменный источник не сохранил свидетельств о причинах возникновения разлома,
Тропа упиралась в обрыв и продолжалась на той стороне. А через пропасть был переброшен мост… мост, давший название этому месту и вселявший ужас в сердца людей, далеких от магии. Была ли то работа неведомых строителей, решивших оставить след в веках, или кто-то из волшебников вознамерился доказать, что достоин звания мастера магических искусств… мост был выполнен в виде огромной раскрытой ладони, высеченной из цельного куска камня. Кисть руки, лежащая поперек разлома, была настолько широка, что по ней, не сшибаясь бортами, могли без труда проехать не менее четырех телег… если бы каменные пальцы позволяли колесам нормально пересечь этот странный мост.
Что-то мешало людям благоустроить это место, настелить на каменную ладонь обычный деревянный настил и превратить горную тропу в короткий тракт, связывающий между собой восточную и центральную части Империи. Дорога, которая в обычное время занимала не менее трех недель, укоротилась бы в пять раз… Что же не давало людям использовать творение древних магов? Этого никто не знал. Известно было только одно — любой настил, даже стянутый магическими канатами, держался на Длани не более суток. Как и вообще любой предмет, посмевший на длительное время осквернить своим присутствием гранитную ладонь… Пробовали многие — и простые ремесленники, и мастера-маги, и даже известные специалисты в вопросах возведения мостов гномы. Все без толку. Каждый раз — не проходило и двух десятков часов, где-то в глубине расщелины зарождался ветер. Сначала это было лишь легкое дуновение, но с каждым мгновением порывы становились все сильнее и сильнее — и вот уже ничто не способно было удержаться на выщербленной временем поверхности камня. Рано или поздно кинжальные порывы ветра сметали с Длани все — и на невидимое дно пропасти падали очередные обломки. А ветер, сделав свою работу, быстро утихал, словно бы с чувством исполненного долга возвращался в свое обиталище. До следующего раза…
Из-за всех этих событий за Дланью закрепилась дурная слава. Никто не хотел селиться даже возле тропы, ведущей к перевалу, — не говоря уж о том, чтобы построить дом в непосредственной близости от каменной ладони. Охотники тоже обходили места стороной — но не потому, что из этих мест их гнал прочь суеверный страх. Охотники вообще не склонны прислушиваться к суевериям — кроме, разумеется, тех, которые касались успешной или неуспешной охоты. Только вот охотиться в этих местах было не на кого — даже зверье и птицы избегали этих мест, лишний раз подтверждая, что добра от Длани Мага ждать не стоит.
И теперь Дайн испытывал то же самое чувство, что и тогда, много лет назад, когда, еще будучи ребенком, увидел Длань впервые. По телу пробежали холодные мурашки, почему-то на лбу выступили капли пота, а кончики пальцев мелко задрожали. Он изо всех сил, стараясь унять предательскую дрожь, стиснул рукоять меча.
Цепочка легионеров бегом пересекала Длань, стараясь держаться как можно дальше от края каменного моста. Дайн подумал, что они скорее всего тоже ощущают всю тревожную атмосферу этого места. Солдаты сгрудились на противоположной стороне пропасти, поджидая товарищей. Оставив каменные пальцы позади, они чуточку оправились от потрясения, вызванного переходом через Длань, и теперь подшучивали друг над другом, словно намереваясь этими подколками и смехом побыстрее изгнать воспоминания о пережитом страхе.
Легат перешел мост не торопясь, четким, может быть, даже нарочито четким шагом. Он не хотел показать свои страхи подчиненными. Впрочем, легат Дайн уже знал, что эти страхи, видимо, скоро уйдут. Навсегда.
Он ступил на землю. Обернулся. Только что оставленный край пропасти был пуст… там не было никого. Пока.
Легат снова повернулся к своим людям. Его глаза медленно скользили по толпе легионеров, узнавая знакомые лица, на мгновение задерживаясь на иных — новых, молодых. Здесь было не более трех десятков ветеранов, остальные прослужили в легионе не более нескольких лет. Молодняк… но эти парни уже побывали в настоящем бою, и им можно доверять. И взгляд скользил дальше…
Под этим взглядом холодных серых глаз легата мгновенно утихали смешки, дружеские подначки… Каждый из легионеров внезапно ощущал, как куда-то улетучивалось хорошее настроение. И постепенно все — или почти все — начали понимать ту безмолвную речь, что сейчас произносилась здесь. Речь без единого слова, без единого звука. Но такая понятная…
И Дайн тоже почувствовал, что каждая его невысказанная фраза тяжелым грузом ложится на плечи солдат. И он видел, что они все поняли.
Урги движутся быстро. А в горах человек и вовсе с ними не сравнится — твари догонят отряды Таркина задолго до того, как они спустятся в долину. Здесь, на узких тропах, почти невозможно будет построиться в боевые каре, укрыться за стеной щитов. Это не будет упорядоченный бой, в котором умелые воины, даже не имея численного преимущества, могут еще на что-то рассчитывать. Это будет свалка — а тогда люди потеряют даже призрачные шансы уцелеть. Это будет бойня.
Но ургам можно помешать настигнуть отступающую армию. Здесь, на Длани… даже небольшой отряд способен остановить армию. А если не остановить, то по крайней мере порядком задержать. Таркину нужно немного — два дня форы. Тогда он сумеет соединиться с отрядами де Брея… или даже, если это не получится, легионы смогут занять оборону в одной из крепостей центральных провинций Империи — а те крепости не чета приграничным. Два дня… не более.
Здесь стояли четыре сотни человек, которые могли дать генералу это время. Это все еще не было сказано вслух, но каждый из присутствующих понял со всей очевидностью — они должны остаться здесь.
Урги не прошли. Ни в этот день, ни в следующий. К утру второго дня людей уцелело не более двухсот, из которых более половины было ранено. Непрерывные атаки ургов были изматывающими, но люди держались. Длань покрылась слоем мертвых тел, утыканных стрелами, изрубленных мечами…
А потом произошло то, чего ожидал и на что рассчитывал Дайн. Поднялся ветер.
Тугие невидимые струи хлестали Длань, снося в пропасть все — и мертвых, и тех, кто был еще жив, но не находил в израненном теле сил, чтобы выползти из-под груды трупов. Вниз летели и мечи людей, и топоры ургов… как и говорилось в старых записях, ветер, порожденный явно магическими силами, нисколько не задевал тех, кто стоял на скалах по обе стороны разлома. К полудню ветер утих, и каменный мост снова стал девственно чистым. Дайн спокойно стоял у самого края Длани и равнодушно смотрел на выщербленный гранит. И его почему-то совсем не удивляло, что на камне не осталось ни малейшего следа крови, обильно поливавшей его последние часы.
Легат усмехнулся, гдядя, как на том берегу неуверенно топчутся урги, все еще не веря, что страшный ветер, сметающий все на своем пути, унялся и можно вновь атаковать. Позади Дайна послышался топот множества шагов. Это его измученная армия строилась для боя. Дайн извлек из ножен меч, полюбовался на заточку — за те часы, пока над расселиной бушевал магический ветер, солдаты успели привести оружие в порядок и даже немного отдохнуть.
Солдаты стояли молча, и легат, оглянувшись, прочитал на их лицах твердую решимость. И понял, что урги не пройдут.
И они не прошли… А когда наступило утро следующего дня и по вновь очистившемуся мосту прошли колонны ургов, смяв последних оставшихся в живых защитников, их командир долго разглядывал иссеченное тело со знаками отличия имперского легата.
Вождь не был человеком, но и он мог понять, что здесь, в этом странном месте, где даже у храбрейших воинов дрожали колени, им пришлось столкнуться с настоящим мужеством. Эти солдаты погибли с честью, достойной великих пещер Ург-Дора. Поэтому он сделал для павших людей то, что крайне редко делалось ургами для воинов иных рас.
Дым погребального костра уходил высоко в небо, унося к Вечному души тех, кто прошел свой путь в этом мире до самого конца. А затем вождь дал команду возвращаться. — Время было упущено, и имперские легионы, практически разбитые, сумели-таки ускользнуть у Орды из-под самого носа. И все благодаря жалкой кучке людишек, преградивших дорогу воинам ургов.
Урги уходили вниз, на равнины. Уходили победители, чувствующие себя побежденными, оставляя за плечами побежденных, вдруг оказавшихся победителями.
А менее чем через день колонны легионов Таркина встретились с передовыми отрядами де Брея.
14. НА ГРАНИ ГИБЕЛИ
— Таласские горы почти непроходимы, генерал…
— Только для кавалерии, легат. Пехота сможет пройти по Длани Мага… я вижу, вы знаете это место.
Многие и в самом деле не раз слышали о дороге, вернее, тропе, ведущей через Таласские горы. Один из участков этой то расширяющейся до размеров настоящего тракта, то превращающейся в узкую тропинку дороги и назывался Дланью Мага… место злое и, по мнению многих, пропитанное старой злой магией. Никто в здравом уме не сунулся бы в эти места… по крайней мере без серьезной магической поддержки.
— Вы хотите бросить скакунов? — В голосе Дайна возмущение смешивалось с самой настоящей болью. Его всадники сыграли немалую роль в сегодняшнем бою, и теперь бросить скакунов на верную гибель или, о чем было страшно даже подумать, оставить их ургам было, с точки зрения Дайна, настоящим предательством.
— Если бы вся армия могла сесть на скакунов, — сухо ответил Таркин, — я бы с удовольствием отвел армию через долины и Холодное нагорье. Но пехота не сможет оторваться от Орды, и нам либо просто не дадут уйти далеко, либо ударят в спину. К тому же путь через горы самый короткий. Нам необходимо соединиться с де Бреем, тогда и в самом деде можно будет разбить Орду. По-настоящему,
— Но…
— И я, кажется, отдал приказ. Вам надлежит его исполнить. Легионы должны быть готовы к выходу… — Таркин бросил взгляд на чудом уцелевшую во время боя клепсидру, — через двадцать минут. Твои солдаты, Дайн, останутся в лагере. Вы создадите видимость того, что легионы все еще здесь. Если урги начнут переправу, поджигайте лагерь и немедленно отступайте, не ввязываясь в схватку. Если нет — дождитесь темноты и уходите за нами к перевалу. Будете двигаться верхом столько, сколько сможете, потом оставите скакунов.
Генерал мрачно оглядел офицеров и глухо закончил:
— Мы должны отступить. И еще… выводить войска из лагеря надо осторожно… я не знаю, остались ли у них шаманы, но наблюдатели у них есть наверняка. И эти наблюдатели ничего не должны заметить.
Нельзя сказать, что лагерь вскипел… и все же движение за частоколом усилилось. Отряды солдат один за другим покидали укрепление. И в то же время создавалась имитация бурной деятельности — легионеры восстанавливали поврежденный частокол, ремонтировали порубленные ургами баллисты, над укреплениями поднимались многочисленные дымы костров, разожженных под походными кухнями… пожалуй, тут легионеры немного перестарались, и огонь, в обычное время почти бездымный, сейчас исторгал едкие черные клубы дыма, которые должны были бы дать понять наблюдателям Орды, что лагерь живет полноценной жизнью и активно готовится к обороне.
Пехота уходила — когорта за когортой, уходила, взяв с собой только немного провианта и воды да оружие. Впереди у них был трудный, хотя и не слишком долгий путь.
Дайн поднял голову и посмотрел на темное, сплошь затянутое тучами небо. Идеальное время, чтобы начать отход. Урги, все еще не оправившиеся от полученного удара, так и не начали повторную атаку — и, видимо, в ближайшие часы не начнут. Значит, пора выводить солдат.
Конечно, Дайну было чертовски досадно сдавать укрепление без боя. Но теперь, когда в его распоряжении осталось всего четыреста воинов, с этим количеством смешно было думать даже о том, чтобы сколько-нибудь существенно задержать форсирование реки ургами, и тем более о том, чтобы вообще отразить атаку. Большую часть уцелевших скакунов реквизировали для перевозки раненых. Через горы товарищам придется тащить их на носилках, но до перевала эту работу куда выгоднее возложить на животных.
— Приготовиться к отходу, — скомандовал он.
Десяток вестовых разнесли эту весть по лагерю в мгновение ока. Многие урги говорили на общеимперском, а в ночном воздухе звуки разносятся далеко, поэтому приказы передавались вполголоса. Солдаты готовили цепи костров — от одного зажигался другой, а потом и третий… огни будут гореть всю ночь — более того, издалека будет создаваться иллюзия, что одни костры гаснут, другие зажигаются… что лагерь живет обычной жизнью.
Четыре сотни кавалеристов… совсем немного. Они растворились во тьме, подобно бесплотным духам, исчезли, не оставив следов…
Увы, последнее утверждение было не совсем верным. Придет рассвет, и урги без труда найдут след, оставленный всадниками, — и тогда начнется соревнование копыт скакунов и когтистых ургских лап. Кто победит в этой гонке? Это зависело от многих причин — и прежде всего от того, как быстро урги поймут, что имперские войска покинули лагерь.
К подножию гор всадники добрались уже на рассвете. Еще около часа скакуны двигались по постепенно сужающейся тропе… но вот скалы сдвинулись настолько, что по тропе могли пройти только пехотинцы. Узкий участок был очень короток… но не в силах людей было сокрушить скалы, чтобы расширить проход.
С болью Дайн смотрел, как отводят в сторону скакунов, верою и правдою служивших его солдатам. Что ж, скакуны были не одни — здесь в предгорьях бродили сотни брошенных животных, оставленных легионами Таркина, прошедшими этой дорогой несколько часов назад.
— Неужели все солдаты просочились сквозь это игольное ушко? — недоверчиво хмыкнул кто-то из десятников.
— Недалеко отсюда тропа разветвляется на несколько более узких, каждая из которых ведет сквозь такой проход. Потом они снова соединяются, — ответил Дайн, провожая
взглядом последних скакунов. — Я был здесь как-то… в принципе через некоторые щели даже скакунов провести можно, но дальше будут обрывы… в общем, Таркин прав, перевал осилит только пехота.
Внезапно позади раздался топот. Легат оглянулся — прямо к нему бежал легионер.
— Мой… легат… — Солдат с трудом перевел дух. — Легат, ургов пока не видно. Но на горизонте клубится пыль. Если это Орда, то они бегут прямо сюда.
— Тогда вперед. И быстрее… быстрее, если не хотите, чтобы нас зарезали, как свиней.
— Мы можем оторваться от ургов, легат? — криво усмехнулся десятник.
— Нет, — покачал головой на ходу Дайн. — Не сможем. Но остается надежда, что они плохо знают эти горы. Заметить боковые тропы сложно, а через один этот проход они будут просачиваться долго… или полезут через скалы, они это могут. В любом случае Длань Мага недалеко отсюда, может быть, мы успеем.
Казалось, в уставших донельзя солдат влились новые силы. Теперь по дороге, ведущей в гору, они не шли — почти бежали. Неизвестно было, сколько потратят урги на поиск нужной тропы — все-таки эти места были им незнакомы… но найти следы легионеров несложно… одни стада бродящих без присмотра скакунов чего стоили. Поэтому следовало торопиться.
Дайн вместе с несколькими легионерами и одним из десятников шел с самом хвосте отряда. И поэтому он увидел открывшийся вид на Длань Мага одним из последних. Что с того, что ему и ранее приходилось бывать в этих местах — зрелише и в десятый раз захватывало бы дух так же, как и в первый.
Казалось, в далеком прошлом какой-то исполин рассек скалу чудовищным мечом — пропасть с ровными, нереально ровными краями пересекала горную гряду — ни обойти, ни объехать. И даже дна этой расщелины было невозможно разглядеть — на глубине в несколько десятков локтей все затягивала молочная пелена вечно клубящегося тумана. Никто даже не пытался спорить с тем, что к появлению этой щели в вечных скалах приложила свою руку магия… если о магии можно так выразиться. Кому и зачем понадобилось крошить скалы… в любом случае произошло это в седой древности, поскольку ни один письменный источник не сохранил свидетельств о причинах возникновения разлома,
Тропа упиралась в обрыв и продолжалась на той стороне. А через пропасть был переброшен мост… мост, давший название этому месту и вселявший ужас в сердца людей, далеких от магии. Была ли то работа неведомых строителей, решивших оставить след в веках, или кто-то из волшебников вознамерился доказать, что достоин звания мастера магических искусств… мост был выполнен в виде огромной раскрытой ладони, высеченной из цельного куска камня. Кисть руки, лежащая поперек разлома, была настолько широка, что по ней, не сшибаясь бортами, могли без труда проехать не менее четырех телег… если бы каменные пальцы позволяли колесам нормально пересечь этот странный мост.
Что-то мешало людям благоустроить это место, настелить на каменную ладонь обычный деревянный настил и превратить горную тропу в короткий тракт, связывающий между собой восточную и центральную части Империи. Дорога, которая в обычное время занимала не менее трех недель, укоротилась бы в пять раз… Что же не давало людям использовать творение древних магов? Этого никто не знал. Известно было только одно — любой настил, даже стянутый магическими канатами, держался на Длани не более суток. Как и вообще любой предмет, посмевший на длительное время осквернить своим присутствием гранитную ладонь… Пробовали многие — и простые ремесленники, и мастера-маги, и даже известные специалисты в вопросах возведения мостов гномы. Все без толку. Каждый раз — не проходило и двух десятков часов, где-то в глубине расщелины зарождался ветер. Сначала это было лишь легкое дуновение, но с каждым мгновением порывы становились все сильнее и сильнее — и вот уже ничто не способно было удержаться на выщербленной временем поверхности камня. Рано или поздно кинжальные порывы ветра сметали с Длани все — и на невидимое дно пропасти падали очередные обломки. А ветер, сделав свою работу, быстро утихал, словно бы с чувством исполненного долга возвращался в свое обиталище. До следующего раза…
Из-за всех этих событий за Дланью закрепилась дурная слава. Никто не хотел селиться даже возле тропы, ведущей к перевалу, — не говоря уж о том, чтобы построить дом в непосредственной близости от каменной ладони. Охотники тоже обходили места стороной — но не потому, что из этих мест их гнал прочь суеверный страх. Охотники вообще не склонны прислушиваться к суевериям — кроме, разумеется, тех, которые касались успешной или неуспешной охоты. Только вот охотиться в этих местах было не на кого — даже зверье и птицы избегали этих мест, лишний раз подтверждая, что добра от Длани Мага ждать не стоит.
И теперь Дайн испытывал то же самое чувство, что и тогда, много лет назад, когда, еще будучи ребенком, увидел Длань впервые. По телу пробежали холодные мурашки, почему-то на лбу выступили капли пота, а кончики пальцев мелко задрожали. Он изо всех сил, стараясь унять предательскую дрожь, стиснул рукоять меча.
Цепочка легионеров бегом пересекала Длань, стараясь держаться как можно дальше от края каменного моста. Дайн подумал, что они скорее всего тоже ощущают всю тревожную атмосферу этого места. Солдаты сгрудились на противоположной стороне пропасти, поджидая товарищей. Оставив каменные пальцы позади, они чуточку оправились от потрясения, вызванного переходом через Длань, и теперь подшучивали друг над другом, словно намереваясь этими подколками и смехом побыстрее изгнать воспоминания о пережитом страхе.
Легат перешел мост не торопясь, четким, может быть, даже нарочито четким шагом. Он не хотел показать свои страхи подчиненными. Впрочем, легат Дайн уже знал, что эти страхи, видимо, скоро уйдут. Навсегда.
Он ступил на землю. Обернулся. Только что оставленный край пропасти был пуст… там не было никого. Пока.
Легат снова повернулся к своим людям. Его глаза медленно скользили по толпе легионеров, узнавая знакомые лица, на мгновение задерживаясь на иных — новых, молодых. Здесь было не более трех десятков ветеранов, остальные прослужили в легионе не более нескольких лет. Молодняк… но эти парни уже побывали в настоящем бою, и им можно доверять. И взгляд скользил дальше…
Под этим взглядом холодных серых глаз легата мгновенно утихали смешки, дружеские подначки… Каждый из легионеров внезапно ощущал, как куда-то улетучивалось хорошее настроение. И постепенно все — или почти все — начали понимать ту безмолвную речь, что сейчас произносилась здесь. Речь без единого слова, без единого звука. Но такая понятная…
И Дайн тоже почувствовал, что каждая его невысказанная фраза тяжелым грузом ложится на плечи солдат. И он видел, что они все поняли.
Урги движутся быстро. А в горах человек и вовсе с ними не сравнится — твари догонят отряды Таркина задолго до того, как они спустятся в долину. Здесь, на узких тропах, почти невозможно будет построиться в боевые каре, укрыться за стеной щитов. Это не будет упорядоченный бой, в котором умелые воины, даже не имея численного преимущества, могут еще на что-то рассчитывать. Это будет свалка — а тогда люди потеряют даже призрачные шансы уцелеть. Это будет бойня.
Но ургам можно помешать настигнуть отступающую армию. Здесь, на Длани… даже небольшой отряд способен остановить армию. А если не остановить, то по крайней мере порядком задержать. Таркину нужно немного — два дня форы. Тогда он сумеет соединиться с отрядами де Брея… или даже, если это не получится, легионы смогут занять оборону в одной из крепостей центральных провинций Империи — а те крепости не чета приграничным. Два дня… не более.
Здесь стояли четыре сотни человек, которые могли дать генералу это время. Это все еще не было сказано вслух, но каждый из присутствующих понял со всей очевидностью — они должны остаться здесь.
Урги не прошли. Ни в этот день, ни в следующий. К утру второго дня людей уцелело не более двухсот, из которых более половины было ранено. Непрерывные атаки ургов были изматывающими, но люди держались. Длань покрылась слоем мертвых тел, утыканных стрелами, изрубленных мечами…
А потом произошло то, чего ожидал и на что рассчитывал Дайн. Поднялся ветер.
Тугие невидимые струи хлестали Длань, снося в пропасть все — и мертвых, и тех, кто был еще жив, но не находил в израненном теле сил, чтобы выползти из-под груды трупов. Вниз летели и мечи людей, и топоры ургов… как и говорилось в старых записях, ветер, порожденный явно магическими силами, нисколько не задевал тех, кто стоял на скалах по обе стороны разлома. К полудню ветер утих, и каменный мост снова стал девственно чистым. Дайн спокойно стоял у самого края Длани и равнодушно смотрел на выщербленный гранит. И его почему-то совсем не удивляло, что на камне не осталось ни малейшего следа крови, обильно поливавшей его последние часы.
Легат усмехнулся, гдядя, как на том берегу неуверенно топчутся урги, все еще не веря, что страшный ветер, сметающий все на своем пути, унялся и можно вновь атаковать. Позади Дайна послышался топот множества шагов. Это его измученная армия строилась для боя. Дайн извлек из ножен меч, полюбовался на заточку — за те часы, пока над расселиной бушевал магический ветер, солдаты успели привести оружие в порядок и даже немного отдохнуть.
Солдаты стояли молча, и легат, оглянувшись, прочитал на их лицах твердую решимость. И понял, что урги не пройдут.
И они не прошли… А когда наступило утро следующего дня и по вновь очистившемуся мосту прошли колонны ургов, смяв последних оставшихся в живых защитников, их командир долго разглядывал иссеченное тело со знаками отличия имперского легата.
Вождь не был человеком, но и он мог понять, что здесь, в этом странном месте, где даже у храбрейших воинов дрожали колени, им пришлось столкнуться с настоящим мужеством. Эти солдаты погибли с честью, достойной великих пещер Ург-Дора. Поэтому он сделал для павших людей то, что крайне редко делалось ургами для воинов иных рас.
Дым погребального костра уходил высоко в небо, унося к Вечному души тех, кто прошел свой путь в этом мире до самого конца. А затем вождь дал команду возвращаться. — Время было упущено, и имперские легионы, практически разбитые, сумели-таки ускользнуть у Орды из-под самого носа. И все благодаря жалкой кучке людишек, преградивших дорогу воинам ургов.
Урги уходили вниз, на равнины. Уходили победители, чувствующие себя побежденными, оставляя за плечами побежденных, вдруг оказавшихся победителями.
А менее чем через день колонны легионов Таркина встретились с передовыми отрядами де Брея.
14. НА ГРАНИ ГИБЕЛИ
Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, пишу о том, как армии ургов теснят ранее непобедимую Империю людей. Или слова об их непобедимости не более чем миф? Не знаю, не знаю… Воистину, Великий вождь Ар-Бейр принес племени ургов славу, неведомую ранее. До слуха моего доносятся хвалебные песни, что поют в его честь жрецы у подножия Алмазной Тверди, прославляя перед Венным заслуги вождя.
Но слышу я и иное… Встречаются среди ургов и такие, кому не по нраву пришлись воинские умения нового вождя, ибо, говорят они, все то, что было хорошо предкам нашим, и нам недостойно отбросить аки плод гнилой. Воины и малые вожди, те, чья грива уже давно подернута серебром старости, говорят, что мало чести в том, чтобы укрываться от воинов имперских за деревом да камнем, что есть это трусость, которая лишь людям да проклятым шапкам свойственна. И что лишь честная схватка сталь против стали угодна Вечному.
Не мне судить, кто прав. История рассудит, и слова, что наносит на белый лист, захваченный у людораков, моя рука, донесут на суд потомков события этих. дней.
Вчера пришли дурные вести. Вновь, в который уж раз, гнев Вечного обрушился на детей его — и это так,ибо магия, дарованная Вечным народу ургов, уже не служит шаманам столь же покорно, как ранее. Знайте же, дети мои, что Аш-Гарн, второй после Великого Аш-Дагота у ног Алмазной Тверди, пал в схватке с имперцами. И не от того, что оборвала жизнь его земную подло пущенная стрела. И не от того, что грозные имперцы сумели дотянуться до сердца шамана сверкающей сталью. Магия предала его, обманув обещанием могущества. Ибо воспользовался он простейшим из заклинаний, что огненный шар вызывает, дабы пробить воздвигнутую людьми стену щитов. И магия та вместо обычного действия создала солнцеподобный шар огненный, что в один миг испепелил сотни и сотни людей, вселив радость в сердца ургов и обещая скорую победу. Но возгордился Аш-Гарн, ибо никто до той поры неумел создавать заклинание столь необоримой силы… а ведь должен был понять шаман, что сила та — не от духа его, а испытание, ниспосланное Вечным. Испытание, чтобы мог смирение проявить шаман. Но вновь и вновь призывал Аш-Гарн мощь сию, и иссякло терпение Вечного, и предала магия шамана, испепелив и его, и тех, кто близок был к святотатцу.
Горьки плоды гнева Вечного… и велик их урожай.
Наверное, если бы нашелся энтузиаст, возжелавший произвести опрос среди жителей Федерации, считают ли они нынешний строй истинной демократией, он бы получил вполне предсказуемые результаты. Да, безусловно. Может быть, поэтому в последние годы социальные опросы в данном направлении и не велись. К чему, если результат известен заранее.
Хотя, наверное, отсутствию подобных исследований были и иные причины. Кому-то, вероятно, было очень надо, чтобы обыватели не задавались подобными вопросами. Куда лучше шумно обсуждать скандалы из жизни звезд или политиков или проводить всенародные референдумы на тему, гуманно ли проводить медицинские эксперименты над специально выращенными для этих целей андроидами или следует вернуться к практике отработки препаратов на животных. Лучше… и безопаснее.
О да, внешне все было более чеад демократично. Партии, выдвигающие кандидатов, которые прилюдно поливали друг друга грязью, а потом столь же прилюдно заключали временные пакты о ненападении. Парламент в меру долго возился с принятием того или иного закона, а Президент соответственно проявлял нужное количество лояльности к выпадам в его адрес, время от времени звучащим в Парламенте. Оппозиция вела себя в меру нагло, никогда не переступая ту грань, за которой можно ожидать неприятностей.
Все было тихо и мирно. Так, как того хотелось подавляющему большинству жителей Федерации. Мир. Кусок хлеба с маслом. И тема для разговора…
Но те, кто сумел подняться по лестнице власти достаточно высоко, знали, что вся эта внешняя шелуха обманчива. Во главе Федерации стоял не Парламент — и даже не Президент… вернее, он-то как раз и был одним из тех, кто реально управлял раскинувшейся на десятки, сотни и тысячи световых лет системой. Эти люди не принимали решений по мелочам — для мелочей существовали властные структуры рангом ниже. Нет, эти люди собирались вместе тогда, когда требовалось принять решение по-настоящему важное, касающееся вопросов, значение которых для Федерации было трудно переоценить. Парламенты умели принимать хронически не работающие законы, чиновники могли ввести правила, которые никто не торопился исполнять. Но слова, сказанные в этом узком кругу, никогда не шли вразрез с делом.
Конечно, место в одном из кресел за круглым столом не было наследственным. Собственно, не было ни кресла, ни стола. Встречи происходили в разных местах — причем вполне официально. И даже журналистам, когда им удавалось пронюхать о приватной беседе самых влиятельных лиц на планете, получали свою толику информации. Хорошо подготовленной, отфильтрованной…
И совершенно не соответствующей тому, о чем на самом деле говорилось там, за закрытыми дверями.
Их было пятеро. Их всегда было пятеро, но в разное время разные люди попадали в этот круг. Они представляли не социальные группы, не национальные круги и не иные сообщества, всегда стремящиеся тем или иным способом заиметь свою руку во властных структурах. Эти пятеро олицетворяли собой столпы, на которых стояла Федерация.
Власть. Уже восемь лет это кресло занимал Президент Федерации. Но так было не всегда — было время, к примеру, когда Власть олицетворяла женщина — жена одного из Президентов. Поскольку тогда он имел высшую власть в Федерации, а она… она как хотела помыкала своим, как оказалось, весьма безвольным муженьком. Генри Хенсингтон был не таким. Он умел принимать решения и умел претворять их в жизнь.
Сила. Человек этот казался высеченным из камня. Как и следовало ожидать, это набившее оскомину сравнение не раз использовалось применительно к нему со стороны не слишком искушенных в своей работе журналистов. Штампы хороши лишь тем, что над ними можно не думать, — но они быстро перестают устраивать публику, Флагман-адмирал Флота Федерации Арчибальд Барстер и характер имел вполне соответствующий внешности. Те, кто имел несчастье пообщаться с ним часок-другой, начинали его ненавидеть. Те, кому довелось работать с ним долгие годы, проникались к нему уважением. Тем же, кому довелось родиться под несчастливой звездой и оказаться с флагман-адмиралом по разные стороны баррикад, оставалось одно — бояться. Просто бояться.
Вера. Сухонький старичок, давно растерявший остатки волос и собравший на жизненном пути немереное количество глубоких морщин, не умел говорить громко. Но даже когда он произносил слова шепотом, все замолкали, словно опасаясь пропустить хотя бы звук. К тихому голосу кардинала Пьетро Поло прислушивались все. В том числе и Его Святейшество Папа…
Деньги. Для того чтобы стать представителем Финансов в этом собрании, мало было обладать богатством. Пожалуй, на Земле было с десяток людей, чье состояние заметно превышало сумму, которой мог распорядиться Ричард Чесе. Но он был не просто богат — он был влиятелен настолько, насколько это вообще возможно в финансовых кругах. Он был президентом Корпорации «Азервейс», и в его руках находилось нечто куда более важное, чем деньги. Он почти монопольно управлял паутиной космических трасс, связывавших между собой планеты Федерации.
Наука. Власть имущие давно вынуждены были признать, что наука — столь же эффективное средство достижения абсолютной власти, что и деньги. Вернее, все средства должны действовать сообща, и тогда будет достигнут желаемый эффект. Хотя следует отметить, что президент Академии Наук Федерации, почетный академик множества различных научных структур редко выбирался на такие встречи. Он был уже стар — пожалуй, только кардинал прожил на этом свете дольше и не слишко'м любил покидать свой дом. Да и, вообще говоря, присутствие Александра Деева на встречах Малого Круга, как иногда в шутку называли себя Пятеро, зачастую и не требовалось. Но сегодня он пришел.
— …так вы уверены, адмирал, что проблему Аргуса можно считать закрытой?
Барстер коротко кивнул массивной головой, увенчанной седым ежиком по-армейски стриженных волос. На его лице не отразилось особых эмоций, хотя адмирал пребывал отнюдь не в самом лучшем расположении духа.
— Абсолютно.
— И можно сделать это достоянием гласности?
— Разумеется, — Адмирал чуть заметно поморщился.
— Я бы, конечно, предпочел более… мягкую интерпретацию событий, — вздохнул Президент. — Ну там, вы понимаете… доблестные войска, подавленный бунт бездушной машины… Если мы выпустим информацию о том, что Аргус подорвал себя вместе с половиной планеты…
— Слишком много свидетелей, — заметил Чесе.
— Да уж. — Президент сокрушенно покачал головой. — Ну да ладно, удержать информацию не удастся. Но вот объяснение этого взрыва… и самого Аргуса, и орбитального форта — надеюсь, оно будет достаточно нейтральным.
— Вы имеете в виду настоящее объяснение, — чуть насмешливо поинтересовался Деев, — или то, что услышит публика?
— Второе, — буркнул Президент. — Что касается первого, то его я бы хотел услышать сейчас. В конце концов это вы, Александер, стали инициатором созыва Малого Круга. Видимо, вам есть что сказать.
Но слышу я и иное… Встречаются среди ургов и такие, кому не по нраву пришлись воинские умения нового вождя, ибо, говорят они, все то, что было хорошо предкам нашим, и нам недостойно отбросить аки плод гнилой. Воины и малые вожди, те, чья грива уже давно подернута серебром старости, говорят, что мало чести в том, чтобы укрываться от воинов имперских за деревом да камнем, что есть это трусость, которая лишь людям да проклятым шапкам свойственна. И что лишь честная схватка сталь против стали угодна Вечному.
Не мне судить, кто прав. История рассудит, и слова, что наносит на белый лист, захваченный у людораков, моя рука, донесут на суд потомков события этих. дней.
Вчера пришли дурные вести. Вновь, в который уж раз, гнев Вечного обрушился на детей его — и это так,ибо магия, дарованная Вечным народу ургов, уже не служит шаманам столь же покорно, как ранее. Знайте же, дети мои, что Аш-Гарн, второй после Великого Аш-Дагота у ног Алмазной Тверди, пал в схватке с имперцами. И не от того, что оборвала жизнь его земную подло пущенная стрела. И не от того, что грозные имперцы сумели дотянуться до сердца шамана сверкающей сталью. Магия предала его, обманув обещанием могущества. Ибо воспользовался он простейшим из заклинаний, что огненный шар вызывает, дабы пробить воздвигнутую людьми стену щитов. И магия та вместо обычного действия создала солнцеподобный шар огненный, что в один миг испепелил сотни и сотни людей, вселив радость в сердца ургов и обещая скорую победу. Но возгордился Аш-Гарн, ибо никто до той поры неумел создавать заклинание столь необоримой силы… а ведь должен был понять шаман, что сила та — не от духа его, а испытание, ниспосланное Вечным. Испытание, чтобы мог смирение проявить шаман. Но вновь и вновь призывал Аш-Гарн мощь сию, и иссякло терпение Вечного, и предала магия шамана, испепелив и его, и тех, кто близок был к святотатцу.
Горьки плоды гнева Вечного… и велик их урожай.
Наверное, если бы нашелся энтузиаст, возжелавший произвести опрос среди жителей Федерации, считают ли они нынешний строй истинной демократией, он бы получил вполне предсказуемые результаты. Да, безусловно. Может быть, поэтому в последние годы социальные опросы в данном направлении и не велись. К чему, если результат известен заранее.
Хотя, наверное, отсутствию подобных исследований были и иные причины. Кому-то, вероятно, было очень надо, чтобы обыватели не задавались подобными вопросами. Куда лучше шумно обсуждать скандалы из жизни звезд или политиков или проводить всенародные референдумы на тему, гуманно ли проводить медицинские эксперименты над специально выращенными для этих целей андроидами или следует вернуться к практике отработки препаратов на животных. Лучше… и безопаснее.
О да, внешне все было более чеад демократично. Партии, выдвигающие кандидатов, которые прилюдно поливали друг друга грязью, а потом столь же прилюдно заключали временные пакты о ненападении. Парламент в меру долго возился с принятием того или иного закона, а Президент соответственно проявлял нужное количество лояльности к выпадам в его адрес, время от времени звучащим в Парламенте. Оппозиция вела себя в меру нагло, никогда не переступая ту грань, за которой можно ожидать неприятностей.
Все было тихо и мирно. Так, как того хотелось подавляющему большинству жителей Федерации. Мир. Кусок хлеба с маслом. И тема для разговора…
Но те, кто сумел подняться по лестнице власти достаточно высоко, знали, что вся эта внешняя шелуха обманчива. Во главе Федерации стоял не Парламент — и даже не Президент… вернее, он-то как раз и был одним из тех, кто реально управлял раскинувшейся на десятки, сотни и тысячи световых лет системой. Эти люди не принимали решений по мелочам — для мелочей существовали властные структуры рангом ниже. Нет, эти люди собирались вместе тогда, когда требовалось принять решение по-настоящему важное, касающееся вопросов, значение которых для Федерации было трудно переоценить. Парламенты умели принимать хронически не работающие законы, чиновники могли ввести правила, которые никто не торопился исполнять. Но слова, сказанные в этом узком кругу, никогда не шли вразрез с делом.
Конечно, место в одном из кресел за круглым столом не было наследственным. Собственно, не было ни кресла, ни стола. Встречи происходили в разных местах — причем вполне официально. И даже журналистам, когда им удавалось пронюхать о приватной беседе самых влиятельных лиц на планете, получали свою толику информации. Хорошо подготовленной, отфильтрованной…
И совершенно не соответствующей тому, о чем на самом деле говорилось там, за закрытыми дверями.
Их было пятеро. Их всегда было пятеро, но в разное время разные люди попадали в этот круг. Они представляли не социальные группы, не национальные круги и не иные сообщества, всегда стремящиеся тем или иным способом заиметь свою руку во властных структурах. Эти пятеро олицетворяли собой столпы, на которых стояла Федерация.
Власть. Уже восемь лет это кресло занимал Президент Федерации. Но так было не всегда — было время, к примеру, когда Власть олицетворяла женщина — жена одного из Президентов. Поскольку тогда он имел высшую власть в Федерации, а она… она как хотела помыкала своим, как оказалось, весьма безвольным муженьком. Генри Хенсингтон был не таким. Он умел принимать решения и умел претворять их в жизнь.
Сила. Человек этот казался высеченным из камня. Как и следовало ожидать, это набившее оскомину сравнение не раз использовалось применительно к нему со стороны не слишком искушенных в своей работе журналистов. Штампы хороши лишь тем, что над ними можно не думать, — но они быстро перестают устраивать публику, Флагман-адмирал Флота Федерации Арчибальд Барстер и характер имел вполне соответствующий внешности. Те, кто имел несчастье пообщаться с ним часок-другой, начинали его ненавидеть. Те, кому довелось работать с ним долгие годы, проникались к нему уважением. Тем же, кому довелось родиться под несчастливой звездой и оказаться с флагман-адмиралом по разные стороны баррикад, оставалось одно — бояться. Просто бояться.
Вера. Сухонький старичок, давно растерявший остатки волос и собравший на жизненном пути немереное количество глубоких морщин, не умел говорить громко. Но даже когда он произносил слова шепотом, все замолкали, словно опасаясь пропустить хотя бы звук. К тихому голосу кардинала Пьетро Поло прислушивались все. В том числе и Его Святейшество Папа…
Деньги. Для того чтобы стать представителем Финансов в этом собрании, мало было обладать богатством. Пожалуй, на Земле было с десяток людей, чье состояние заметно превышало сумму, которой мог распорядиться Ричард Чесе. Но он был не просто богат — он был влиятелен настолько, насколько это вообще возможно в финансовых кругах. Он был президентом Корпорации «Азервейс», и в его руках находилось нечто куда более важное, чем деньги. Он почти монопольно управлял паутиной космических трасс, связывавших между собой планеты Федерации.
Наука. Власть имущие давно вынуждены были признать, что наука — столь же эффективное средство достижения абсолютной власти, что и деньги. Вернее, все средства должны действовать сообща, и тогда будет достигнут желаемый эффект. Хотя следует отметить, что президент Академии Наук Федерации, почетный академик множества различных научных структур редко выбирался на такие встречи. Он был уже стар — пожалуй, только кардинал прожил на этом свете дольше и не слишко'м любил покидать свой дом. Да и, вообще говоря, присутствие Александра Деева на встречах Малого Круга, как иногда в шутку называли себя Пятеро, зачастую и не требовалось. Но сегодня он пришел.
— …так вы уверены, адмирал, что проблему Аргуса можно считать закрытой?
Барстер коротко кивнул массивной головой, увенчанной седым ежиком по-армейски стриженных волос. На его лице не отразилось особых эмоций, хотя адмирал пребывал отнюдь не в самом лучшем расположении духа.
— Абсолютно.
— И можно сделать это достоянием гласности?
— Разумеется, — Адмирал чуть заметно поморщился.
— Я бы, конечно, предпочел более… мягкую интерпретацию событий, — вздохнул Президент. — Ну там, вы понимаете… доблестные войска, подавленный бунт бездушной машины… Если мы выпустим информацию о том, что Аргус подорвал себя вместе с половиной планеты…
— Слишком много свидетелей, — заметил Чесе.
— Да уж. — Президент сокрушенно покачал головой. — Ну да ладно, удержать информацию не удастся. Но вот объяснение этого взрыва… и самого Аргуса, и орбитального форта — надеюсь, оно будет достаточно нейтральным.
— Вы имеете в виду настоящее объяснение, — чуть насмешливо поинтересовался Деев, — или то, что услышит публика?
— Второе, — буркнул Президент. — Что касается первого, то его я бы хотел услышать сейчас. В конце концов это вы, Александер, стали инициатором созыва Малого Круга. Видимо, вам есть что сказать.