Страница:
— Ну ты и дрянь, — сказал он. — Я сразу понял, что дело нечисто, но и предположить не мог, что ты пойдёшь на сделку с этой мразью, что ты дашь убежище Лоредожеродду. И было бы ради чего…
— Было, — жёстко ответила я. — Мне требовалась информация, и я эту информацию купила. Да и ваш драгоценный Альянс от Великого Врага избавила.
Миденвен только ушами дёрнул.
— Мне показалось, что ты другая… А ты такая же, как и все высшие — думаешь только о себе, о своих прихотях. На людей тебе плевать, ради утоления минутного каприза ты измажешь в грязи не только других, но и себя саму.
Слова хелефайи укололи, и очень больно.
— К сожалению, Миденвен, — ответила я как могла спокойно, — для того, чтобы добыть информацию о дерьме, надо заглянуть в очко отхожего места.
Он зло рассмеялся.
— Предрешатели дерьмо, это верно. Но они же и Всесовершеннейшие Хранители волшебного мира. Нина, ты никогда не задумывалась, почему наш народ называют Друзьями Богов, любимейшими детьми Творца? — Миденвен опять рассмеялся. — То, что для этого паскудника было великой тайной, знает любой хелефайя. И взывающая речь, и Перламутровый Зал, и Путь Благодатной Радуги, она же Анунова тропа — это всё часть нашей повседневной жизни. Воззвать к Предрешателям было позволено любому хелефайе, посетить Перламутровый Зал могли хотя и не все, но многие, а Радужный Путь становился наградой для наиболее мудрых владык и самых искусных мастеров. Но мы согрешили пред нашими Сотворителями, и на семьсот семьдесят семь лет они отлучили нас от своей благости, превратили в вассалов верховного предстоятеля, приравняли к его ранговикам. Но через два года срок наказания закончится, и Хелефайриан опять станет независимым государством…
— …любимых рабов Тройственной Триады, — перебила я.
Миденвен яростно сверкнул глазами, верхушки ушей наклонились вперёд, кончики приподнялись.
— Да, рабы, — сказал он. — Привилегированное быдло. Но ты ещё хуже. Ты даже не спесивая самодовольная сволочь как высшие. Ты такая же как и Предрешатели — бездушная расчётливая вершительница. Люди для тебя всего лишь инструмент для достижения цели. Куклы для досужих игр. Тебе ведь и в голову не пришло спросить меня, отца или твоего приятеля Элунэля о Девятке. Ты расспрашивала кого угодно, даже этого поганца Лоредожеродда, но только не хелефайев. Для тебя мы не более чем красивая безделушка. «Никчёмен, как хелефайя» — знакомая поговорка, верно? — Миденвен резким движением вытер слёзы. — Ненавижу тебя! Ты… Ты Предрешательница! Это из-за таких как ты наш мир превратился в преддверие ада! Ненавижу!
Он убежал. Я прикусила губу, чтобы не разреветься. Миденвен прав во всех своих обвинениях.
Я потеряла друзей. Позорную сделку с Лоредожероддом мне не простят. Каварли, Миденвен, Джакомо, Риайнинг… Меня для них больше нет. Я потеряла их, и ничего не приобрела взамен.
— Я подвезу тебя к щели, — мягко сказала Рижина.
— Как ты здесь оказалась?
— Отец велел за тобой присмотреть. Он боится за тебя. И правильно делает, как оказалось. Ты на каждом шагу исхитряешься вляпаться в проблемы.
— Ты всё видела?
— Да, — ответила Рижина. — Не огорчайся из-за Миденвена. Ушастый не понимает, что говорит. Скоро он одумается и сам придёт мириться.
— Нет, — качнула я головой. — Не придёт.
— Придёт. Когда узнает всё до конца о своём народе и Девятке, придёт.
— А тебя не смущает моя сделка с Лоредожероддом?
Рижина обняла меня, прошептала на ухо:
— Нина, для меня правилен любой твой поступок только потому, что это сделала ты. У меня ещё никогда не было такой подруги. Отцу, Карику и мне ты нужна такой, какая ты есть сейчас. Мы любим тебя, и плевать на весь волшебный мир, включая Предрешателей и Неназывемого.
Я пожала ей пальцы. После слов Рижины стало легко и свободно, с души словно кандалы свалились.
А с потайничной стороны щели ждал Элунэль.
— Всё в порядке, синьорина Келети, — проговорил он в мобильник и прицепил телефон на ремень тайлонура рядом с дальдром.
— Я знаю о твоей сделке с Неназываемым, — сказал он мне. — Ты поступила совершенно правильно. Альянс освободился от этой мрази, а ты добыла очень важную информацию. Ни Злотворитель, ни, тем более, Миденвен не представляют себе её ценности.
— Как и я сама.
— Разберёшься, — дёрнул ушами Элунэль. — Я провожу тебя до дома.
— Я живу в Чесночном квартале.
Хелефайи с вампирами не дружат, но Элунэль одобрительно кивнул:
— Сейчас это наиболее безопасное место в обоих мирах, и большом, и волшебном.
Взмахом руки он подозвал фиакр.
«— 2 »
Риайнинг позвонил в четыре часа утра.
— Джакомо умирает, — сказал он. — Хочет попрощаться с тобой.
— Опять интоксикация? — с безнадёжностью спросила я.
— Да. Чистой живицы осталось не более тридцати процентов.
— Сейчас приеду. Тлейге позвонили?
— У неё же нет телефона, — судя по голосу, Риайнинг этому только рад, роман Джакомо с гоблинкой ему не нравится до полного неприятия.
Я нажала «отбой».
От моего дома до щели недалеко, но сейчас нет времени добираться пешком, а фиакр найти трудно, понятие «ночное такси» в потайницах не существует. Разве что кто-нибудь из волшебников подвезёт до щели на метле. Гадкий транспорт, но мне не до капризов.
Компании летунцов-метлогонщиков, местной разновидности байкеров, обычно собираются близ Чесночного квартала. Здесь же крутятся эльфы, торгуют вразнос сигаретами, вином, нередко — лёгкими наркотиками. Охотно подрабатывают и письмоношами. Через одного из них я передам записку Тлейге.
В подъезде ждал Элунэль. Две недели назад, в тот же вечер, когда встречал меня после разговора с Лоредожероддом, Элунэль снял квартиру этажом ниже.
— Мне Риайнинг звонил, — сказал он. К летунцам мы пошли вместе.
За тридцать талигонов с каждого они согласились подвести нас прямо к щели. Ещё за тридцатку эльф подрядился отнести письмо Тлейге.
— У тебя зарплата триста, — недовольно проговорил Элунэль.
— Сейчас не до того, чтобы копейничать, — сказала я. — Тем более, что из департамента я увольняюсь. Деньги у меня теперь есть.
— Это ещё не значит, что их надо тратить на послания к гоблинам.
— Такси лучше возьми, — буркнула я в ответ. Мы были уже на основице.
В машине я позвонила Рижине.
— Попробуй кровь дать, — попросила я. — Кровь вампира способна исцелить очень многое.
— Не в этом случае, — виновато ответила Рижина. — Кровь у вампиров тоже волшебная. Но я приеду. Попробую сделать хоть что-то….
— Целых тридцать процентов сохранной живицы — это очень хорошо, — ответила я. — Повреждение всего лишь средней степени тяжести.
— Тридцать процентов сохранности ты называешь повреждением средней степени тяжести? — ошарашено переспросила вампирка. — Да что же в вашем Троедворье считается тяжким ранением?
— Смерть. Тогда делают озомбачку. Но с такой формой интоксикации она невозможна. Так что надо вытягивать его сейчас, пока ещё не умер. Рижина, любое отравление относится к боевым травмам, а лучше вампиров их не лечит никто. Ты сумеешь исцелить Джакомо!
— Во всяком случае, попытаюсь. Сейчас приеду.
Я убрала телефон в сумку. Водитель не обратил на разговор ни малейшего внимания, он шёл на торойзэне.
Зато нахмурился Элунэль.
— Вампирской девке вы доверяете больше, — сказал он по-русски, — чем лучшему целителю Наимудрейших и Благословеннейших?
— Если речь идёт об отравлении, то да.
Хелефайя пробормотал какое-то ругательство на родном языке.
С Рижиной мы столкнулись на пороге дома. Элунэль глянул на неё с ненавистью и отвращением. Вампирка хотела ответить бранным словом, но запнулась и посмотрела на Элунэля так, будто сравнивала его с виденной когда-то давно фотографией.
— Вайдалинг ар-Кидан ли-Марден, — сказала она. — Надо же, какие люди не брезгуют заходить в дом простокрового обезьяныша. Всевладыка Долерин гордился бы вами.
— Ты, проклятое порождение Тёмного Огня и Мёртвой Бездны, — начал было Элунэль, но вампирка перебила его короткой яростной речью на хелефайгеле. Я разобрала имена Бернарда и Долерина. Элунэль отшатнулся как от удара, а в глазах застыла такая боль, что Рижина испугалась.
— Я не это имела ввиду, — быстро сказала она, — это всего лишь бездумные слова обиды и…
— Всё правильно, девочка, — кивнул Элунэль, прикоснулся к её запястью. — Ты совершенно права, а я забыл слишком многое. Даже день заключения союза и день расплаты… Всё забыл.
Рижина хотела что-то сказать, но Элунэль слегка подтолкнул её к двери.
— Не трать время на слова. Тебя ждут.
Мы вошли в дом вслед за вампиркой. Миденвен глянул на меня с отвращением, на Рижину — с ревнивой злостью, но ничего не сказал, ушёл на кухню варить эликсир. Запахло душицей и мятой.
Рижина вошла в спальню Джакомо.
Риайнинг никакого внимания на неё не обратил, сидел на диване и с суетливой беспомощностью перебирал многочисленные целительские свитки. Верхушки ушей у хелефайи безнадёжно обвисли и лишь кончики подёргивались.
— Таких болезней у людей волшебного мира не было ещё никогда, — сказал он в пространство. — Лекарств нет, ничего нет.
На кресле в углу комнаты сдавленно застонал полноватый темноволосый мужчина.
— Вы ведь Дивный Народ, благословеннейшие и всемудрые, — тихо проговорил он. — Чудеса всякие делаете… Ну так что же вы… — мужчина не договорил.
— Синьор Сальватори? — спросила я.
Мужчина кивнул. Вернулась Рижина.
— Я дала ему кровь. К сожалению, всего тридцать граммов. Надо минимум сто, но это станет ядом. Целитель Риайнинг, — обернулась она к хелефайе, — вы хоть как-то можете это всё объяснить? Передозировку магии очень легко и быстро лечат стихиями. Стихийный передоз с той же лёгкостью исцеляется магией. Волшебство крови исцеляет оба вида отравления. Магией и стихиями нейтрализуется волшебство крови. Это называется «круг взаимотрицания». Но Джакомо отравлен всеми тремя разновидностями волшбы сразу. Это физически невозможно!
— Я ничего не понимаю, — ответил Риайнинг. — Ничего.
— Что дала твоя кровь? — спросила я.
— Часа три жизни. Но хуже всего то, что он сам не хочет жить. У него нет ничего, что заставило бы его бороться со смертью. Нет ни цели, которая нужна ему, ни людей, которым нужен он.
— А я? — закричал Миденвен.
— Бессмертный сын Дивного Народа быстро забудет случайного приятеля-простокровку, — ответила Рижина. — Человек по сравнению с хелефайей не более чем бабочка-однодневка, бессмертные даже замечать не успевают, как меняются человеческие поколения. Одним обезьянородным приятелем больше, одним меньше, для Старшей Крови всё равно. Дружба с человеком для хелефайи хоть сколько-нибудь большой ценности не представляет. Это всего лишь мимолётный приятный эпизод. Для Джакомо вы мечта о друге, но не реальный друг. Он уверен, что вам без него будет лучше.
— Нет, — прошептал Миденвен. — Всё не так.
— Я знаю, что это не так, — мягко сказала Рижина. — Когда уходят смертные друзья, боль потери остаётся с нами на тысячелетия… Мы привязываемся к ним слишком сильно, гораздо сильнее, чем к людям волшебной крови. Есть в человеках что-то такое, чего полностью лишены мы, чего нам постоянно не хватает. Это как Жажда. Только вы берёте не кровь, а что-то иное. Но всё равно — мы нуждаемся в наших смертных друзьях как в воздухе. Но объяснить это Джакомо будет очень трудно. Особенно сейчас, когда разум одурманен искорёженным волшебством. Он не верит, что его могут любить. Кто-то очень сильно постарался убедить Джакомо в собственной никчёмности и ненужности. А теперь эти мысли убивают его не хуже яда. Точнее, из-за них он не хочет сопротивляться смерти.
— Скоро приедет Тлейга, — сказала я. — Она сумеет его вытащить. Сейчас самая главная ценность — это время. Нам нужно понять, что происходит. Тогда мы поймём, как его лечить. Я позвоню в Троедворье, ведь у нас есть и человеческая медицина, врачи придумают что-нибудь.
— Это отравление волшбой, — возразил Риайнинг. — Человеки ничего о нём не знают. Иначе мы бы уже давно отправили Джакомо в римскую больницу.
— Ничего о волшебстве не знают здешние человеки. В Троедворье целительство и врачевание понятия взаимодополняющие. Троедворские медики сумеют найти противоядие хотя бы ради того, чтобы узнать, как лечить своих человеков, если те окажутся в такой же ситуации. Нужно только время.
— Его-то у нас и нет, — ответила Рижина. — Три часа, не больше. Да и то надо, чтобы Джакомо захотел их прожить. И Тлейга тут не поможет. Она для него мечта о любви, но не любовь. Он думает, что Тлейге без него тоже будет лучше. Чтобы Джакомо захотел вернуться из-за смертной черты, его должен позвать кто-то, в чью любовь он верит глубоко и безоговорочно. Почему не приехала его мать?
— Она в Австралии, в Уиндеме, — сказал Сальватори. — За три часа никак не успеть.
— Телепорт… — начала было Рижина.
— В Уиндеме нет потайницы, — оборвал её Риайнинг. — Телепорт придётся тянуть по основице. Для такого расстояния одна лишь настройка потребует не менее четырёх часов. И то, если состояние Хаоса позволит это сделать.
— Хорошо, а где тогда его отец?
— Синьорина, — ответил Сальватори, — я последний человек в мире, которого захочет увидеть мой сын.
Риайнинг швырнул ему на колени зелёную папку с Микки-Маусом.
— Твой сын ждёт тебя больше пяти лет! А может быть, и всю свою жизнь! Которой осталось всего на три часа! Так что решай быстрее, нужна она тебе или нет.
Сальватори перелистнул две страницы отчётов и тут же захлопнул папку. Осторожно, словно она была невероятно хрупкой драгоценностью, положил на кофейный столик.
— Почему ты сам к нему не зайдёшь? — спросил он Риайнинга.
— Он ждёт тебя. Всё ещё ждёт, — ответил Риайнинг и добавил после краткого молчания: — Пока ещё ждёт.
— Я даже не знаю, что ему сказать, — тихо проговорил Сальватори. — И никогда не знал. Каждый раз слова были не те… Джакомо уродился очень странным, не таким как все дети. Я так боялся за него… Мир жесток и опасен, в нём надо уметь выживать, а для этого Джакомо слишком неуклюж. Я всегда боялся, что мир причинит ему боль… Джакомо слишком слаб, чтобы защитить себя. И почти до глупости простодушен и наивен, ему никогда не понять всех хитросплетений жизни… К тому же мой сын порядком трусоват.
Миденвен смотрел на Сальватори с обидой и недоумением.
— Вы что, слепой? Как можно не видеть такой отваги и мудрости? И такой силы? Доброй силы, это очень важно, что именно доброй. Вы называете странным умение Джакомо видеть красоту и благодать мироздания, причём не только видеть, но и показывать их другим. Это самый щедрый дар, которым может наделить судьба. Или вам нравится смотреть только на грязь и уродство? Тогда вам лучше уйти. Смерть гораздо милосерднее вас, она только убивает, но не превращает каждую минуту существования в пытку. На это способны только близкие люди. Даже самые лютые враги не так жестоки, их пытки всё-таки завершаются, зато близкие норовят сделать мучительство вечным. А средством истязания всегда делают то, что должно защищать от любой боли и страха — любовь.
Хелефайя улыбнулся безотрадно и сказал:
— Уходите, синьор Сальватори.
— Нет, — ответил он. — Это мой сын.
— Но не тот сын, который вам нужен. Другой.
— Да что бы ты понимал, мальчишка! — Сальватори ожёг Миденвена яростным взглядом, резко развернулся и скрылся за дверью спальни Джакомо.
Миденвен рванулся за ним. Риайнинг схватил сына за плечо.
— Нет, Дейлирин, — сказал он по-русски. — Ты дал ему пусть и очень горькое, но действенное лекарство, так не мешай исцелению.
Верхушки ушей у Миденвена отвернулись вниз и назад, мочки съёжились. Риайнинг обнял сына, провёл ладонью по волосам, что-то сказал на хелефайгеле. Миденвен едва заметно кивнул.
Приехала Тлейга, забилась в уголок дивана, обхватила колени руками и безнадёжно уткнулась в них лбом.
— Осталось два с половиной часа, — напомнила Рижина. — А мы до сих пор не знаем, что происходит с Джакомо. Как он отравился?
— Я готовил эликсир, — с тусклой обречённостью ответил Миденвен. — Для одной из аптек потайницы. Ничего особенного, обычное лекарство от несварения желудка, но в состав входит отвар чешуи дракона. Джакомо понравился переливчатый блеск вываренной чешуи, он взял одну штучку посмотреть. Волшбы от этого прикосновения в тело попало не более чем на пять микроволшей, но даже этого оказалось слишком много. Чтобы прервать обморок, я дал ему пилюлю из крови единорога. Она нейтрализует воздействие драконьей магии. Она должна была его исцелить! Но оказалась новым ядом…
Миденвен отвернулся к окну, прижался лбом к стеклу. Уши обвисли, дрогнули плечи.
— Чешуя содержит магию, — сказала Рижина. — Отвар Миденвен готовил при помощи стихий. Пилюля основана на волшебстве крови. Теперь понятно, как Джакомо исхитрился отравиться всеми тремя силами сразу. Но чтобы смертельной оказалась столь ничтожная доза… В пилюле всего-то пять микроволшей. В целом — десятка. Практически ничто.
— Доза крупная, — возразила я. — Это десять «троеклинок». Или две «огнерубки», каждой из которых можно в дребезги разнести БТР. Другое дело, как в людском теле — плотноструктурном объекте — могут удерживаться три взаимоисключающие силы одновременно, причём в рабочем состоянии?
— Первый закон диалектики утверждает, — сказал Элунэль, — что противоположности всегда едины. Насколько я успел заметить, этот закон действует всегда и везде.
— Да, это один из трёх абсолютных законов мироздания, — ответила я. — Второй — перехода количественных изменений в качественные и наоборот, третий — отрицания отрицания.
— Никогда не понимала этой лабуды, как ни старалась, — хмуро проговорила Тлейга. — Как можно отрицать отрицание?
— Нарисуй равносторонний треугольник, — ответила я, — и сразу всё поймёшь. Каждый из углов противоположен двум, следовательно, отрицает их, но при этом вся композиция представляет собой единую фигуру, что является отрицанием противостояния.
— Так волшебство магии, стихий и крови всё-таки можно использовать одновременно? — уточнил Элунэль.
— Конечно. Только матрица связи должна быть не прямой, а обратной. Но реально таким набором практически никогда не пользуются. Нет подходящей сферы применения. Разве что приготовишки балуются, им поначалу интересно всё подряд, и нужное, и бесполезное. А позже, когда…
Я осеклась на полуслове.
— Как можно быть такими идиотами?! Джакомо ведь неук-обратник!
И гоблика, и хелефайи, и вампирка смотрели на меня с одинаковым недоумением.
— Обычные волшебники-человеки магии не замечают, — сказала я, — им обязательно нужен опорник. Но у обратников восприятие устроено по-другому. Они чувствуют волшебство, но без опороника не могут им управлять. Чем сильнее волшебнический дар, тем выше чувствительность к волшбе. Тем более у обратников, им ведь всегда сырья требуется вполовину меньше, чем прямникам. А без опорника Джакомо не может перенаправлять волшбу из чакр в энеркоканалы тонкого тела, она застаивается, структура искажается и волшба становится ядом.
— Так быстро? — не поверил Риайнинг.
— Да. У волшебников младших рангов эти процессы идут секундной скоростью. У высших — за сотые доли секунды. Судя по молниености реакций, волшебнический дар Джакомо чаротворного уровня.
Я достала мобильник, стала набирать эсэмэску знакомым талисманоделам, попросила, чтобы срочно прислали мне на ящик подробную инструкцию изготовления волшеопорника человеческого типа с обратной направленностью и чаротворного уровня.
Навыкам приготовительного курса я Джакомо научить смогу, он у всех одинаковый, а вот дальше что делать? Нанимать троедворских наставников бесполезно, прямник обратника ничему научить не сумеет. А необученный волшебник такого уровня равноценен десятибалльному прорыву инферно.
Стихийники смотрели на меня с тупым недоумением.
— Джакомо — чаротворец? — переспросил Миденвен.
— Нет, — ответила я. — К сожалению, пока только неук чаротворного уровня. Произошла спонтанная активация начального этапа, но волшебническим умениям Джакомо никто не обучал.
Я загрузила компьютер, включила интернет. Ребята уже прислали технологическую карту, причём на двух языках — русском и итальянском. Перевод омерзительный, сделан при помощи компьютерной программы, но инструкция — не роман, литературность ему не нужна, всё понятно и ладно. Я распечатала карту. Сама технология несложная, опорник можно изготовить за полтора часа, но где брать материалы — соответствующим образом обработанную коровью кость и кожаные шнурки? Разве что срочно изыскать заменители и слепить хоть какой-то опорник, лишь бы можно было завершить активацию и пройти все базовые страховки. А за это время спокойно и аккуратно, без лишней торопливости изготовить опорник постоянный.
Я рывком распахнула дверь в спальню Джакомо.
— Синьор Сальватори, срочно требуется ваша помощь!
Он сидел на полу возле кровати сына, молча держал его за руку. Выглядел Джакомо скверно, но жить парень хотел, это ясно с первого же взгляда.
— Синьор Сальватори, — поторопила я, — это необходимо для спасения вашего сына.
Сальватори подошёл. Я объяснила ситуацию.
— Троедворские специалисты считают, что между волшбой и электричеством много общего, — добавила я.
Сальватори пробежал взглядом инструкцию, уточнил смысл некоторых абзацев. Немного подумал.
— Можно взять кусочек двустороннего компакт-диска, — неуверенно сказал он. — Только нужна чистая болванка, без записи. Вместо шнурков — полоски изолирующего материала с проводов определённого типа. Придётся раскурочить телевизор. Но это лишь материалы.
— Всё остальное сделает Рижина, — успокоила я. — Вампиры владеют всеми тремя видами волшебства.
Миденвен побледнел, уши обиженно дёрнулись и обвисли лоскутками. Чувство собственной бесполезности терзало его до физической боли.
— Для полноценного завершения активации Джакомо очень слаб, — сказала я Миденвену. — Срочно приготовь эликсир бодрости, но только такой, чтобы стимулировал лишь тонкоэнергетическую структуру, не возбуждая нервную систему. И чтобы в нём не было ни капли волшбы.
Прямым враньём мои слова не назовёшь, в большинстве случаев завершение активации проводят для людей, которые на ногах держаться могут самостоятельно. Миденвен поверил, принялся торопливо перебирать рассыпанные на диване рецептурные свитки.
Теперь надо изыскать занятия для остальных.
— Риайнинг, вы ведь владеете искусством лечения иглоукалыванием?
Хелефайя кивнул.
— Тогда проведите для Джакомо сеанс, который укрепит точность и слаженность движений мелкой моторики. Работа ему предстоит ювелирная, одно неловкое движение всё погубит. Рижина, начинай выстраивать матрицы. Тлейга, позади дома есть маленький садик. Выбери там место, наиболее подходяще, чтобы сделать восьмиопорный «колодец стихий» и подготовь рабочую площадку. Но опоры для «колодца» не устанавливай, Джакомо понадобиться только стихийно активная точка как таковая. А мы с Элунэлем сбегаем в круглосуточный супермаркет за готовыми диетическими завтраками, скоро нам всем потребуется обильная, но очень деликатная трапеза.
Вампирка смерила меня цепким изучающим взглядом, но ничего не сказала, занялась матрицами. Тлейга убежала в сад. Миденвен нашёл нужный свиток и метнулся на кухню. Риайнинг достал из рюкзака коробочку с иглами, пузырёк со спиртом и ушёл к Джакомо. Мы с Элунэлем отправились за покупками.
— Ты каждого пристроила к делу так, что у них не останется времени ни для сомнений, ни для страхов или ссор.
— По-твоему, я поступила неправильно?
— Вот именно, что правильно. Мудро.
— Тогда чем ты недоволен?
— Собой, — буркнул Элунэль.
— Это из-за того, что тебе наговорила Рижина?
— Не только. — Элунэль свернул в маленькое кафе возле супермаркета, сел за столик. Официант, ничего не спрашивая, принёс по чашечке кофе и пирожные.
— Хорса, — голос Элунэля стал глухим, едва заметно дрогнул, — Долерин был самым молодым правителем Хелефайриана за всю историю нашего народа. Он правил всего лишь год… Сведения о нём было приказано стереть из летописей, имя Долернина мы должны произносить только с добавкой «предатель». Но это всё ложь. Долерин был честнейшим и благороднейшим из хелефайев. И моим лучшим другом. Побратимом. — Элунэль немного помолчал и дальше заговорил по-русски: — Мы жили по соседству и дружили едва ли не с рождения. Я старше всего на год. А в двадцать пять Долерин стал всевладыкой. Он совсем этого не хотел, но Выбирающий Огонь показал именно на него. Так самый обычный парнишка из маленького провинциального городка оказался владыкой всего Хелефайриана. А я получил звание советника. В делах управленческих толку от меня никакого, но Долерин отчаянно нуждался в поддержке. Ему было очень страшно и одиноко… Но при этом отваги и чести у него оказалось больше, чем у нас всех, вместе взятых!
Элунэль замолчал, смотрел невидящим взглядом в чашку с остывшим кофе.
— Было, — жёстко ответила я. — Мне требовалась информация, и я эту информацию купила. Да и ваш драгоценный Альянс от Великого Врага избавила.
Миденвен только ушами дёрнул.
— Мне показалось, что ты другая… А ты такая же, как и все высшие — думаешь только о себе, о своих прихотях. На людей тебе плевать, ради утоления минутного каприза ты измажешь в грязи не только других, но и себя саму.
Слова хелефайи укололи, и очень больно.
— К сожалению, Миденвен, — ответила я как могла спокойно, — для того, чтобы добыть информацию о дерьме, надо заглянуть в очко отхожего места.
Он зло рассмеялся.
— Предрешатели дерьмо, это верно. Но они же и Всесовершеннейшие Хранители волшебного мира. Нина, ты никогда не задумывалась, почему наш народ называют Друзьями Богов, любимейшими детьми Творца? — Миденвен опять рассмеялся. — То, что для этого паскудника было великой тайной, знает любой хелефайя. И взывающая речь, и Перламутровый Зал, и Путь Благодатной Радуги, она же Анунова тропа — это всё часть нашей повседневной жизни. Воззвать к Предрешателям было позволено любому хелефайе, посетить Перламутровый Зал могли хотя и не все, но многие, а Радужный Путь становился наградой для наиболее мудрых владык и самых искусных мастеров. Но мы согрешили пред нашими Сотворителями, и на семьсот семьдесят семь лет они отлучили нас от своей благости, превратили в вассалов верховного предстоятеля, приравняли к его ранговикам. Но через два года срок наказания закончится, и Хелефайриан опять станет независимым государством…
— …любимых рабов Тройственной Триады, — перебила я.
Миденвен яростно сверкнул глазами, верхушки ушей наклонились вперёд, кончики приподнялись.
— Да, рабы, — сказал он. — Привилегированное быдло. Но ты ещё хуже. Ты даже не спесивая самодовольная сволочь как высшие. Ты такая же как и Предрешатели — бездушная расчётливая вершительница. Люди для тебя всего лишь инструмент для достижения цели. Куклы для досужих игр. Тебе ведь и в голову не пришло спросить меня, отца или твоего приятеля Элунэля о Девятке. Ты расспрашивала кого угодно, даже этого поганца Лоредожеродда, но только не хелефайев. Для тебя мы не более чем красивая безделушка. «Никчёмен, как хелефайя» — знакомая поговорка, верно? — Миденвен резким движением вытер слёзы. — Ненавижу тебя! Ты… Ты Предрешательница! Это из-за таких как ты наш мир превратился в преддверие ада! Ненавижу!
Он убежал. Я прикусила губу, чтобы не разреветься. Миденвен прав во всех своих обвинениях.
Я потеряла друзей. Позорную сделку с Лоредожероддом мне не простят. Каварли, Миденвен, Джакомо, Риайнинг… Меня для них больше нет. Я потеряла их, и ничего не приобрела взамен.
— Я подвезу тебя к щели, — мягко сказала Рижина.
— Как ты здесь оказалась?
— Отец велел за тобой присмотреть. Он боится за тебя. И правильно делает, как оказалось. Ты на каждом шагу исхитряешься вляпаться в проблемы.
— Ты всё видела?
— Да, — ответила Рижина. — Не огорчайся из-за Миденвена. Ушастый не понимает, что говорит. Скоро он одумается и сам придёт мириться.
— Нет, — качнула я головой. — Не придёт.
— Придёт. Когда узнает всё до конца о своём народе и Девятке, придёт.
— А тебя не смущает моя сделка с Лоредожероддом?
Рижина обняла меня, прошептала на ухо:
— Нина, для меня правилен любой твой поступок только потому, что это сделала ты. У меня ещё никогда не было такой подруги. Отцу, Карику и мне ты нужна такой, какая ты есть сейчас. Мы любим тебя, и плевать на весь волшебный мир, включая Предрешателей и Неназывемого.
Я пожала ей пальцы. После слов Рижины стало легко и свободно, с души словно кандалы свалились.
А с потайничной стороны щели ждал Элунэль.
— Всё в порядке, синьорина Келети, — проговорил он в мобильник и прицепил телефон на ремень тайлонура рядом с дальдром.
— Я знаю о твоей сделке с Неназываемым, — сказал он мне. — Ты поступила совершенно правильно. Альянс освободился от этой мрази, а ты добыла очень важную информацию. Ни Злотворитель, ни, тем более, Миденвен не представляют себе её ценности.
— Как и я сама.
— Разберёшься, — дёрнул ушами Элунэль. — Я провожу тебя до дома.
— Я живу в Чесночном квартале.
Хелефайи с вампирами не дружат, но Элунэль одобрительно кивнул:
— Сейчас это наиболее безопасное место в обоих мирах, и большом, и волшебном.
Взмахом руки он подозвал фиакр.
«— 2 »
Риайнинг позвонил в четыре часа утра.
— Джакомо умирает, — сказал он. — Хочет попрощаться с тобой.
— Опять интоксикация? — с безнадёжностью спросила я.
— Да. Чистой живицы осталось не более тридцати процентов.
— Сейчас приеду. Тлейге позвонили?
— У неё же нет телефона, — судя по голосу, Риайнинг этому только рад, роман Джакомо с гоблинкой ему не нравится до полного неприятия.
Я нажала «отбой».
От моего дома до щели недалеко, но сейчас нет времени добираться пешком, а фиакр найти трудно, понятие «ночное такси» в потайницах не существует. Разве что кто-нибудь из волшебников подвезёт до щели на метле. Гадкий транспорт, но мне не до капризов.
Компании летунцов-метлогонщиков, местной разновидности байкеров, обычно собираются близ Чесночного квартала. Здесь же крутятся эльфы, торгуют вразнос сигаретами, вином, нередко — лёгкими наркотиками. Охотно подрабатывают и письмоношами. Через одного из них я передам записку Тлейге.
В подъезде ждал Элунэль. Две недели назад, в тот же вечер, когда встречал меня после разговора с Лоредожероддом, Элунэль снял квартиру этажом ниже.
— Мне Риайнинг звонил, — сказал он. К летунцам мы пошли вместе.
За тридцать талигонов с каждого они согласились подвести нас прямо к щели. Ещё за тридцатку эльф подрядился отнести письмо Тлейге.
— У тебя зарплата триста, — недовольно проговорил Элунэль.
— Сейчас не до того, чтобы копейничать, — сказала я. — Тем более, что из департамента я увольняюсь. Деньги у меня теперь есть.
— Это ещё не значит, что их надо тратить на послания к гоблинам.
— Такси лучше возьми, — буркнула я в ответ. Мы были уже на основице.
В машине я позвонила Рижине.
— Попробуй кровь дать, — попросила я. — Кровь вампира способна исцелить очень многое.
— Не в этом случае, — виновато ответила Рижина. — Кровь у вампиров тоже волшебная. Но я приеду. Попробую сделать хоть что-то….
— Целых тридцать процентов сохранной живицы — это очень хорошо, — ответила я. — Повреждение всего лишь средней степени тяжести.
— Тридцать процентов сохранности ты называешь повреждением средней степени тяжести? — ошарашено переспросила вампирка. — Да что же в вашем Троедворье считается тяжким ранением?
— Смерть. Тогда делают озомбачку. Но с такой формой интоксикации она невозможна. Так что надо вытягивать его сейчас, пока ещё не умер. Рижина, любое отравление относится к боевым травмам, а лучше вампиров их не лечит никто. Ты сумеешь исцелить Джакомо!
— Во всяком случае, попытаюсь. Сейчас приеду.
Я убрала телефон в сумку. Водитель не обратил на разговор ни малейшего внимания, он шёл на торойзэне.
Зато нахмурился Элунэль.
— Вампирской девке вы доверяете больше, — сказал он по-русски, — чем лучшему целителю Наимудрейших и Благословеннейших?
— Если речь идёт об отравлении, то да.
Хелефайя пробормотал какое-то ругательство на родном языке.
С Рижиной мы столкнулись на пороге дома. Элунэль глянул на неё с ненавистью и отвращением. Вампирка хотела ответить бранным словом, но запнулась и посмотрела на Элунэля так, будто сравнивала его с виденной когда-то давно фотографией.
— Вайдалинг ар-Кидан ли-Марден, — сказала она. — Надо же, какие люди не брезгуют заходить в дом простокрового обезьяныша. Всевладыка Долерин гордился бы вами.
— Ты, проклятое порождение Тёмного Огня и Мёртвой Бездны, — начал было Элунэль, но вампирка перебила его короткой яростной речью на хелефайгеле. Я разобрала имена Бернарда и Долерина. Элунэль отшатнулся как от удара, а в глазах застыла такая боль, что Рижина испугалась.
— Я не это имела ввиду, — быстро сказала она, — это всего лишь бездумные слова обиды и…
— Всё правильно, девочка, — кивнул Элунэль, прикоснулся к её запястью. — Ты совершенно права, а я забыл слишком многое. Даже день заключения союза и день расплаты… Всё забыл.
Рижина хотела что-то сказать, но Элунэль слегка подтолкнул её к двери.
— Не трать время на слова. Тебя ждут.
Мы вошли в дом вслед за вампиркой. Миденвен глянул на меня с отвращением, на Рижину — с ревнивой злостью, но ничего не сказал, ушёл на кухню варить эликсир. Запахло душицей и мятой.
Рижина вошла в спальню Джакомо.
Риайнинг никакого внимания на неё не обратил, сидел на диване и с суетливой беспомощностью перебирал многочисленные целительские свитки. Верхушки ушей у хелефайи безнадёжно обвисли и лишь кончики подёргивались.
— Таких болезней у людей волшебного мира не было ещё никогда, — сказал он в пространство. — Лекарств нет, ничего нет.
На кресле в углу комнаты сдавленно застонал полноватый темноволосый мужчина.
— Вы ведь Дивный Народ, благословеннейшие и всемудрые, — тихо проговорил он. — Чудеса всякие делаете… Ну так что же вы… — мужчина не договорил.
— Синьор Сальватори? — спросила я.
Мужчина кивнул. Вернулась Рижина.
— Я дала ему кровь. К сожалению, всего тридцать граммов. Надо минимум сто, но это станет ядом. Целитель Риайнинг, — обернулась она к хелефайе, — вы хоть как-то можете это всё объяснить? Передозировку магии очень легко и быстро лечат стихиями. Стихийный передоз с той же лёгкостью исцеляется магией. Волшебство крови исцеляет оба вида отравления. Магией и стихиями нейтрализуется волшебство крови. Это называется «круг взаимотрицания». Но Джакомо отравлен всеми тремя разновидностями волшбы сразу. Это физически невозможно!
— Я ничего не понимаю, — ответил Риайнинг. — Ничего.
— Что дала твоя кровь? — спросила я.
— Часа три жизни. Но хуже всего то, что он сам не хочет жить. У него нет ничего, что заставило бы его бороться со смертью. Нет ни цели, которая нужна ему, ни людей, которым нужен он.
— А я? — закричал Миденвен.
— Бессмертный сын Дивного Народа быстро забудет случайного приятеля-простокровку, — ответила Рижина. — Человек по сравнению с хелефайей не более чем бабочка-однодневка, бессмертные даже замечать не успевают, как меняются человеческие поколения. Одним обезьянородным приятелем больше, одним меньше, для Старшей Крови всё равно. Дружба с человеком для хелефайи хоть сколько-нибудь большой ценности не представляет. Это всего лишь мимолётный приятный эпизод. Для Джакомо вы мечта о друге, но не реальный друг. Он уверен, что вам без него будет лучше.
— Нет, — прошептал Миденвен. — Всё не так.
— Я знаю, что это не так, — мягко сказала Рижина. — Когда уходят смертные друзья, боль потери остаётся с нами на тысячелетия… Мы привязываемся к ним слишком сильно, гораздо сильнее, чем к людям волшебной крови. Есть в человеках что-то такое, чего полностью лишены мы, чего нам постоянно не хватает. Это как Жажда. Только вы берёте не кровь, а что-то иное. Но всё равно — мы нуждаемся в наших смертных друзьях как в воздухе. Но объяснить это Джакомо будет очень трудно. Особенно сейчас, когда разум одурманен искорёженным волшебством. Он не верит, что его могут любить. Кто-то очень сильно постарался убедить Джакомо в собственной никчёмности и ненужности. А теперь эти мысли убивают его не хуже яда. Точнее, из-за них он не хочет сопротивляться смерти.
— Скоро приедет Тлейга, — сказала я. — Она сумеет его вытащить. Сейчас самая главная ценность — это время. Нам нужно понять, что происходит. Тогда мы поймём, как его лечить. Я позвоню в Троедворье, ведь у нас есть и человеческая медицина, врачи придумают что-нибудь.
— Это отравление волшбой, — возразил Риайнинг. — Человеки ничего о нём не знают. Иначе мы бы уже давно отправили Джакомо в римскую больницу.
— Ничего о волшебстве не знают здешние человеки. В Троедворье целительство и врачевание понятия взаимодополняющие. Троедворские медики сумеют найти противоядие хотя бы ради того, чтобы узнать, как лечить своих человеков, если те окажутся в такой же ситуации. Нужно только время.
— Его-то у нас и нет, — ответила Рижина. — Три часа, не больше. Да и то надо, чтобы Джакомо захотел их прожить. И Тлейга тут не поможет. Она для него мечта о любви, но не любовь. Он думает, что Тлейге без него тоже будет лучше. Чтобы Джакомо захотел вернуться из-за смертной черты, его должен позвать кто-то, в чью любовь он верит глубоко и безоговорочно. Почему не приехала его мать?
— Она в Австралии, в Уиндеме, — сказал Сальватори. — За три часа никак не успеть.
— Телепорт… — начала было Рижина.
— В Уиндеме нет потайницы, — оборвал её Риайнинг. — Телепорт придётся тянуть по основице. Для такого расстояния одна лишь настройка потребует не менее четырёх часов. И то, если состояние Хаоса позволит это сделать.
— Хорошо, а где тогда его отец?
— Синьорина, — ответил Сальватори, — я последний человек в мире, которого захочет увидеть мой сын.
Риайнинг швырнул ему на колени зелёную папку с Микки-Маусом.
— Твой сын ждёт тебя больше пяти лет! А может быть, и всю свою жизнь! Которой осталось всего на три часа! Так что решай быстрее, нужна она тебе или нет.
Сальватори перелистнул две страницы отчётов и тут же захлопнул папку. Осторожно, словно она была невероятно хрупкой драгоценностью, положил на кофейный столик.
— Почему ты сам к нему не зайдёшь? — спросил он Риайнинга.
— Он ждёт тебя. Всё ещё ждёт, — ответил Риайнинг и добавил после краткого молчания: — Пока ещё ждёт.
— Я даже не знаю, что ему сказать, — тихо проговорил Сальватори. — И никогда не знал. Каждый раз слова были не те… Джакомо уродился очень странным, не таким как все дети. Я так боялся за него… Мир жесток и опасен, в нём надо уметь выживать, а для этого Джакомо слишком неуклюж. Я всегда боялся, что мир причинит ему боль… Джакомо слишком слаб, чтобы защитить себя. И почти до глупости простодушен и наивен, ему никогда не понять всех хитросплетений жизни… К тому же мой сын порядком трусоват.
Миденвен смотрел на Сальватори с обидой и недоумением.
— Вы что, слепой? Как можно не видеть такой отваги и мудрости? И такой силы? Доброй силы, это очень важно, что именно доброй. Вы называете странным умение Джакомо видеть красоту и благодать мироздания, причём не только видеть, но и показывать их другим. Это самый щедрый дар, которым может наделить судьба. Или вам нравится смотреть только на грязь и уродство? Тогда вам лучше уйти. Смерть гораздо милосерднее вас, она только убивает, но не превращает каждую минуту существования в пытку. На это способны только близкие люди. Даже самые лютые враги не так жестоки, их пытки всё-таки завершаются, зато близкие норовят сделать мучительство вечным. А средством истязания всегда делают то, что должно защищать от любой боли и страха — любовь.
Хелефайя улыбнулся безотрадно и сказал:
— Уходите, синьор Сальватори.
— Нет, — ответил он. — Это мой сын.
— Но не тот сын, который вам нужен. Другой.
— Да что бы ты понимал, мальчишка! — Сальватори ожёг Миденвена яростным взглядом, резко развернулся и скрылся за дверью спальни Джакомо.
Миденвен рванулся за ним. Риайнинг схватил сына за плечо.
— Нет, Дейлирин, — сказал он по-русски. — Ты дал ему пусть и очень горькое, но действенное лекарство, так не мешай исцелению.
Верхушки ушей у Миденвена отвернулись вниз и назад, мочки съёжились. Риайнинг обнял сына, провёл ладонью по волосам, что-то сказал на хелефайгеле. Миденвен едва заметно кивнул.
Приехала Тлейга, забилась в уголок дивана, обхватила колени руками и безнадёжно уткнулась в них лбом.
— Осталось два с половиной часа, — напомнила Рижина. — А мы до сих пор не знаем, что происходит с Джакомо. Как он отравился?
— Я готовил эликсир, — с тусклой обречённостью ответил Миденвен. — Для одной из аптек потайницы. Ничего особенного, обычное лекарство от несварения желудка, но в состав входит отвар чешуи дракона. Джакомо понравился переливчатый блеск вываренной чешуи, он взял одну штучку посмотреть. Волшбы от этого прикосновения в тело попало не более чем на пять микроволшей, но даже этого оказалось слишком много. Чтобы прервать обморок, я дал ему пилюлю из крови единорога. Она нейтрализует воздействие драконьей магии. Она должна была его исцелить! Но оказалась новым ядом…
Миденвен отвернулся к окну, прижался лбом к стеклу. Уши обвисли, дрогнули плечи.
— Чешуя содержит магию, — сказала Рижина. — Отвар Миденвен готовил при помощи стихий. Пилюля основана на волшебстве крови. Теперь понятно, как Джакомо исхитрился отравиться всеми тремя силами сразу. Но чтобы смертельной оказалась столь ничтожная доза… В пилюле всего-то пять микроволшей. В целом — десятка. Практически ничто.
— Доза крупная, — возразила я. — Это десять «троеклинок». Или две «огнерубки», каждой из которых можно в дребезги разнести БТР. Другое дело, как в людском теле — плотноструктурном объекте — могут удерживаться три взаимоисключающие силы одновременно, причём в рабочем состоянии?
— Первый закон диалектики утверждает, — сказал Элунэль, — что противоположности всегда едины. Насколько я успел заметить, этот закон действует всегда и везде.
— Да, это один из трёх абсолютных законов мироздания, — ответила я. — Второй — перехода количественных изменений в качественные и наоборот, третий — отрицания отрицания.
— Никогда не понимала этой лабуды, как ни старалась, — хмуро проговорила Тлейга. — Как можно отрицать отрицание?
— Нарисуй равносторонний треугольник, — ответила я, — и сразу всё поймёшь. Каждый из углов противоположен двум, следовательно, отрицает их, но при этом вся композиция представляет собой единую фигуру, что является отрицанием противостояния.
— Так волшебство магии, стихий и крови всё-таки можно использовать одновременно? — уточнил Элунэль.
— Конечно. Только матрица связи должна быть не прямой, а обратной. Но реально таким набором практически никогда не пользуются. Нет подходящей сферы применения. Разве что приготовишки балуются, им поначалу интересно всё подряд, и нужное, и бесполезное. А позже, когда…
Я осеклась на полуслове.
— Как можно быть такими идиотами?! Джакомо ведь неук-обратник!
И гоблика, и хелефайи, и вампирка смотрели на меня с одинаковым недоумением.
— Обычные волшебники-человеки магии не замечают, — сказала я, — им обязательно нужен опорник. Но у обратников восприятие устроено по-другому. Они чувствуют волшебство, но без опороника не могут им управлять. Чем сильнее волшебнический дар, тем выше чувствительность к волшбе. Тем более у обратников, им ведь всегда сырья требуется вполовину меньше, чем прямникам. А без опорника Джакомо не может перенаправлять волшбу из чакр в энеркоканалы тонкого тела, она застаивается, структура искажается и волшба становится ядом.
— Так быстро? — не поверил Риайнинг.
— Да. У волшебников младших рангов эти процессы идут секундной скоростью. У высших — за сотые доли секунды. Судя по молниености реакций, волшебнический дар Джакомо чаротворного уровня.
Я достала мобильник, стала набирать эсэмэску знакомым талисманоделам, попросила, чтобы срочно прислали мне на ящик подробную инструкцию изготовления волшеопорника человеческого типа с обратной направленностью и чаротворного уровня.
Навыкам приготовительного курса я Джакомо научить смогу, он у всех одинаковый, а вот дальше что делать? Нанимать троедворских наставников бесполезно, прямник обратника ничему научить не сумеет. А необученный волшебник такого уровня равноценен десятибалльному прорыву инферно.
Стихийники смотрели на меня с тупым недоумением.
— Джакомо — чаротворец? — переспросил Миденвен.
— Нет, — ответила я. — К сожалению, пока только неук чаротворного уровня. Произошла спонтанная активация начального этапа, но волшебническим умениям Джакомо никто не обучал.
Я загрузила компьютер, включила интернет. Ребята уже прислали технологическую карту, причём на двух языках — русском и итальянском. Перевод омерзительный, сделан при помощи компьютерной программы, но инструкция — не роман, литературность ему не нужна, всё понятно и ладно. Я распечатала карту. Сама технология несложная, опорник можно изготовить за полтора часа, но где брать материалы — соответствующим образом обработанную коровью кость и кожаные шнурки? Разве что срочно изыскать заменители и слепить хоть какой-то опорник, лишь бы можно было завершить активацию и пройти все базовые страховки. А за это время спокойно и аккуратно, без лишней торопливости изготовить опорник постоянный.
Я рывком распахнула дверь в спальню Джакомо.
— Синьор Сальватори, срочно требуется ваша помощь!
Он сидел на полу возле кровати сына, молча держал его за руку. Выглядел Джакомо скверно, но жить парень хотел, это ясно с первого же взгляда.
— Синьор Сальватори, — поторопила я, — это необходимо для спасения вашего сына.
Сальватори подошёл. Я объяснила ситуацию.
— Троедворские специалисты считают, что между волшбой и электричеством много общего, — добавила я.
Сальватори пробежал взглядом инструкцию, уточнил смысл некоторых абзацев. Немного подумал.
— Можно взять кусочек двустороннего компакт-диска, — неуверенно сказал он. — Только нужна чистая болванка, без записи. Вместо шнурков — полоски изолирующего материала с проводов определённого типа. Придётся раскурочить телевизор. Но это лишь материалы.
— Всё остальное сделает Рижина, — успокоила я. — Вампиры владеют всеми тремя видами волшебства.
Миденвен побледнел, уши обиженно дёрнулись и обвисли лоскутками. Чувство собственной бесполезности терзало его до физической боли.
— Для полноценного завершения активации Джакомо очень слаб, — сказала я Миденвену. — Срочно приготовь эликсир бодрости, но только такой, чтобы стимулировал лишь тонкоэнергетическую структуру, не возбуждая нервную систему. И чтобы в нём не было ни капли волшбы.
Прямым враньём мои слова не назовёшь, в большинстве случаев завершение активации проводят для людей, которые на ногах держаться могут самостоятельно. Миденвен поверил, принялся торопливо перебирать рассыпанные на диване рецептурные свитки.
Теперь надо изыскать занятия для остальных.
— Риайнинг, вы ведь владеете искусством лечения иглоукалыванием?
Хелефайя кивнул.
— Тогда проведите для Джакомо сеанс, который укрепит точность и слаженность движений мелкой моторики. Работа ему предстоит ювелирная, одно неловкое движение всё погубит. Рижина, начинай выстраивать матрицы. Тлейга, позади дома есть маленький садик. Выбери там место, наиболее подходяще, чтобы сделать восьмиопорный «колодец стихий» и подготовь рабочую площадку. Но опоры для «колодца» не устанавливай, Джакомо понадобиться только стихийно активная точка как таковая. А мы с Элунэлем сбегаем в круглосуточный супермаркет за готовыми диетическими завтраками, скоро нам всем потребуется обильная, но очень деликатная трапеза.
Вампирка смерила меня цепким изучающим взглядом, но ничего не сказала, занялась матрицами. Тлейга убежала в сад. Миденвен нашёл нужный свиток и метнулся на кухню. Риайнинг достал из рюкзака коробочку с иглами, пузырёк со спиртом и ушёл к Джакомо. Мы с Элунэлем отправились за покупками.
* * *
Когда выходили из магазина, Элунэль сказал хмуро:— Ты каждого пристроила к делу так, что у них не останется времени ни для сомнений, ни для страхов или ссор.
— По-твоему, я поступила неправильно?
— Вот именно, что правильно. Мудро.
— Тогда чем ты недоволен?
— Собой, — буркнул Элунэль.
— Это из-за того, что тебе наговорила Рижина?
— Не только. — Элунэль свернул в маленькое кафе возле супермаркета, сел за столик. Официант, ничего не спрашивая, принёс по чашечке кофе и пирожные.
— Хорса, — голос Элунэля стал глухим, едва заметно дрогнул, — Долерин был самым молодым правителем Хелефайриана за всю историю нашего народа. Он правил всего лишь год… Сведения о нём было приказано стереть из летописей, имя Долернина мы должны произносить только с добавкой «предатель». Но это всё ложь. Долерин был честнейшим и благороднейшим из хелефайев. И моим лучшим другом. Побратимом. — Элунэль немного помолчал и дальше заговорил по-русски: — Мы жили по соседству и дружили едва ли не с рождения. Я старше всего на год. А в двадцать пять Долерин стал всевладыкой. Он совсем этого не хотел, но Выбирающий Огонь показал именно на него. Так самый обычный парнишка из маленького провинциального городка оказался владыкой всего Хелефайриана. А я получил звание советника. В делах управленческих толку от меня никакого, но Долерин отчаянно нуждался в поддержке. Ему было очень страшно и одиноко… Но при этом отваги и чести у него оказалось больше, чем у нас всех, вместе взятых!
Элунэль замолчал, смотрел невидящим взглядом в чашку с остывшим кофе.