Впрочем, недалеко от этой дачи высится, по словам журналиста, "дворец раза в три-четыре больше и во много раз роскошнее"[31]. Там живет отставной (!) председатель Комиссии партийного контроля ЦК КПСС пенсионер Соломенцев. Но это уже иная категория номенклатуры, не чета заместителям министра. О дачах этой категории мы расскажем дальше.
 

9. АВТОМАШИНА

 
   На Западе автомашиной никого не удивишь – они есть практически в каждой семье. Выделяется не тот, кто ее имеет, а тот, у кого ее нет: он выглядит оригиналом.
   Иначе обстоит дело в Советском Союзе. В редкой семье есть автомобиль, зато у начальства есть машины с шофером.
   Наш завсектором будет ездить на черной "Волге" с цековским номером. Эти номера отличаются от других тем, что начинаются с "МОС". Автопарк ЦК КПСС состоит главным образом из таких черных "Волг". Есть они и на автобазе Кабинета министров СССР, но с другими номерами.
   Однако, если завсектором поедет встречать важную иностранную делегацию (не важную встречает референт или инструктор), ему пришлют "Чайку" – большую черную машину, сияющую лаком и хромом. Такие полагаются по должности заместителям Председателя Кабинета министров СССР, а на деле – вообще всякому высшему номенклатурному начальству, в том числе Раисе Горбачевой, членам семьи Рыжкова и т. д.
   Для самой верхушки номенклатуры предназначены блиндированные, с пуленепробиваемыми стеклами черные лимузины "ЗИЛ". В народе эти тяжеловесные машины прозвали "черными гробами". Напрасно: лимузины очень комфортабельны, снабжены английскими кондиционерами и прочим оборудованием с заводов "Роллс-Ройс". Так как машин таких требуется очень мало, они производятся вручную, в специальном цехе Московского автозавода им. Лихачева. Изготовление такого автомобиля длится примерно полгода. "ЗИЛ-111" весит около 3 тонн, его длина более 6 метров, ширина более 2 метров, то есть занимаемая им площадь свыше 12 кв. метров – целая комната. "ЗИЛ" внутри покрыт белой или желтоватой кожей. Есть и открытая автомашина "ЗИЛ-111-Г": в ней вождь может показываться откомандированному для ликования народу или министр обороны объезжать войска во время парада на Красной площади. Описывающий эту машину западногерманский автожурнал иронически замечает: "Подлинную исключительность может обеспечить, по-видимому, только диктатура пролетариата"[32]. Уточним: диктатура номенклатуры.
   У коменклатурщиков с персональными машинами есть и персональные шоферы. Шофер относится к обслуживающему персоналу, который в номенклатурной среде высокомерно именуют "обслугой". Это и домработница, няня для ребенка, репетитор для детей-школьников и, конечно, секретарша. Последняя является персоной влиятельной, доверенным лицом номенклатурного чина.
   Но, пожалуй, еще более доверенное лицо – шофер. В отличие от секретарши он точно знает, куда едет шеф – и по служебным делами, и по сугубо личным, знает приятелей шефа и вообще все его связи. Номенклатурный чин понимает это. Осторожный Б.Н.Пономарев, впоследствии секретарь ЦК КПСС и кандидат в члены Политбюро, когда был еще начальником Советского Информбюро, ездил на своем служебном "Понтиаке" в Кремль, ЦК, Совет Министров и т. п. Для личных же поездок он вызывал такси. Но обычно номенклатурщики выбирают другой путь: они делают шоферу всевозможные поблажки и этим создают общность интересов.
   "Мы со своими шефами повиты одной веревочкой, – говорится в анонимном письме в газету "Социалистическая индустрия" – Мы – это персональные шоферы номенклатурных работников-шефов. Нам можно все, и вы прекрасно понимаете почему. Для нас не существует никаких проблем. Бензин? Сколько надо, столько и спишут литров… И отовариваемся мы дефицитом с баз и спецбуфетов, и лечимся мы в спецполиклиниках и спецбольницах, словом, нас не обижают…Все сверхурочные, которые мы накатываем с ними на охоты, рыбалки, в баньки, по иным интимным делам, нам щедро оплачивают… Мы со своими шефами как были, так и будем: без лимитов и с дефицитом. Разве может быть иначе? Шефы наши – люди надежные"[33].
 

10. БАЛЛАДА О ТЕЛЕФОНАХ

 
   Долголетний председатель Советского комитета защиты мира и секретарь Союза писателей СССР, веселый и циничный Николай Семенович Тихонов назвал свое чаще всего цитируемое стихотворение "Балладой о гвоздях". В ней воспеты несгибаемые большевики, из которых, по мнению автора, можно было бы делать самые прочные в мире гвозди.
   Придворный поэт польстил номенклатурщикам. Воспевать их надо в балладе не о гвоздях, а о телефонах.
   Принимая в своем кремлевском кабинете корреспондентов "Штерна", Л. И. Брежнев с гордостью показал им телефоны. Это не пришло бы в голову западному политику, но было вполне естественно для главы советского класса номенклатуры.
   Телефоны – это символ статуса номенклатурного чина, предмет его гордости. В кабинетах западных руководителей советского человека всегда поражает отсутствие такого символа, материализующегося в виде телефонного столика со столпившейся кучкой телефонов, почему-то напоминающей стадо слонов.
   У высокопоставленных номенклатурщиков – шесть телефонов. Это, во-первых, два телефона, соединяющиеся через секретаря: городской и внутренний. Это, далее, два прямых телефона (тоже городской и внутренний), разговор по которым секретарь слушать не может. Это, наконец, особая гордость номенклатурщика – два телефона специальных правительственных линий: "вертушка" и ВЧ. В некоторых учреждениях (например, в МИД СССР) "вертушки" и ВЧ аляповатые, выдержанные в помпезно-бюрократическом вкусе номенклатуры телефонные аппараты с гербом Советского Союза. К чести ЦК КПСС надо сказать, что там аппараты обычные.
   Существует также военная телефонная линия.
   И, наконец, особо ответственные номенклатурщики получили аппарат прямой связи с главой своего класса. Главный редактор "Известий" с гордостью показал по телевидению телефон с табличкой "Горбачев".
   Хотя в кремлевском кабинете Ленина скромно стоят два старомодных телефона, эра телефонного величия была открыта именно Ильичем. Это он придумал (чтобы телефонистки не могли подслушивать разговоры кремлевской "верхушки") установить в Кремле небольшую автоматическую телефонную станцию (АТС). В ту пору телефоны с диском были технической новинкой: они отличались от обычных аппаратов с ручкой и получили название "вертушка". Хотя давно уже все телефонные станции стали автоматическими, название сохранилось. И не только как разговорное, но и как официальное обозначение правительственного телефона: в служебных списках телефонов ЦК КПСС перед номерами "вертушек" стоит буква "в". Сохранилось и название "АТС Кремля" (а с ним и другое, менее распространенное наименование "вертушки" – "кремлевка"), хотя официально эта правительственная телефонная линия обозначается как телефонная станция КГБ СССР. При чем тут КГБ? При том, что ему поручено техническое обслуживание линий, а главное – наблюдение за тем, чтобы никто посторонний не мог к ней подключиться.
   ВЧ – это правительственная высокочастотная телефонная линия дальней связи. Аппараты ВЧ находятся в высших партийных и правительственных учреждениях Москвы, республиканских, краевых и областных центров СССР, в также в советских посольствах в социалистических странах. В несоциалистических странах ВЧ нет, так как нельзя установить охрану линий от возможного подключения: когда в 1955 году закончилась советская оккупация в Австрии, была демонтирована и линия ВЧ, проложенная в свое время в аппарат верховного комиссара СССР в Австрии (отель "Империал" в Вене) и в штаб группы войск (в Бадеве). Ввиду огромных расстояний, на которые раскинулось линия ВЧ, ее телефонная станция не автоматическая: вы поднимаете трубку и говорите оператору, с каким городом и чьим аппаратом ВЧ вас соединить.
   Счастливый обладатель "вертушки" получает ежегодно красную книжечку карманного формата – список абонентов. В списке в алфавитном порядке стоят фамилии, имена и отчества, а в некоторых случаях – наименование ведомства (это делается обязательно, если в списке встречаются однофамильцы, а иногда по каким-то другим причинам). Должности и адреса не указываются. Все номера московских "вертушек" – четырехзначные, то есть теоретически их может быть поставлено 9999, но в действительности число абонентов станции в несколько раз меньше.
   Есть неписаное правило, что на звонок по "вертушке" отвечает лично ее владелец, называя свою фамилию. Так делают даже члены Политбюро. Если сам номенклатурный владелец "вертушки" – скажем, товарищ Иванов – отсутствует или очень занят, к "вертушке" подходит его помощник или его секретарь, говоря: "Аппарат товарища Иванова". У более важных номенклатурных лиц на столе у секретаря стоит параллельный аппарат "вертушки", но переключать ее на аппарат секретаря может только сам номенклатурщик; у чинов пониже параллельного аппарата нет, так что секретарша в отсутствие шефа должна бегать в его кабинет, чтобы отвечать на звонки "вертушки". Звонить по чужой "вертушке" (особенно, если у звонящего своей вообще нет) хотя формально не запрещено, но считается дурным тоном.
   Несколько иначе обстоит дело с ВЧ. Аппаратов этих мало, а они используются не только для общения между важными номенклатурщиками – их обладателями, но и для передачи деловых сообщений и переговоров по всевозможным срочным вопросам (по обычной телефонной сети дозвониться в другой город Советского Союза бывает трудно). Соответственно ВЧ пользуются не столько сами руководящие номенклатурные вельможи, сколько их подчиненные – непосредственные исполнители. По ВЧ передаются также многочисленные правительственные телефонограммы, на номенклатурном жаргоне именуемые "вечеграммами".
   Страсть к "вертушкам" распространилась на весь Советский Союз и зависимые от него соцстраны. В столице каждой союзной республики, в каждом краевом и областном центре есть свои "вертушки". Аналогичные "вертушке" правительственные телефоны были заведены в соцстранах, во всяком случае в европейских, где я ими не раз пользовался.
   Больше того: страсть к тому, чтобы говорить по некоему особому телефону, недоступному простым смертным, привела к возникновению начальственных "вертушек" даже в масштабе отдельных учреждений. Приведу пример. Советское Информбюро при Совете Министров СССР было в годы войны размещено в особняке бывшего германского посольства на улице Станиславского, дом 10 (потом там находилось посольство ГДР). Телефоны оставшейся от немцев внутрипосольской АТС были поставлены руководству Совинформбюро: начальнику, его замам и помощнику, главным редакторам и заведующим отделами – и стали именоваться "вертушками" (кремлевская "вертушка" и ВЧ были только у начальника Совинформбюро). Хотя была эта "псевдовертушка" совершенно не нужна, при переезде Совинформбюро в другое здание – на улицу Жданова, 21, – посольская телефонная линия была перенесена туда: предпочли оставить без нее посольство ГДР, въезжавшее в особняк на улице Станиславского, чем лишить начальство Совинформбюро "вертушки" – этого символа его превосходства над рядовыми сотрудниками.
   То же элитарное мышление номенклатуры отразилось в истории телефонов ЦК КПСС.
   Там не было необходимости вводить для начальства местный суррогат кремлевской "вертушки": она сама стоит во всех начальственных кабинетах, включая кабинеты заведующих секторами и консультантов. Между собой эти чины перезваниваются всегда только по "вертушке", даже когда просто договариваются, скажем, пойти вместе в бeфет. Это неписаное правило: номенклатурщик с "вертушкой" не может позвонить другому обладателю "вертушки" по обычному телефону, не вызвав подозрения в наигранной скромности или в демонстративном пренебрежении к предоставленным ему возможностям, то есть в вольнодумстве.
   Проблема в ЦК КПСС была другая: как выделить на телефонном поприще весь аппарат ЦК, состоящий сплошь из номенклатуры, и отделить его от недостойных. При переводе московских телефонов на автоматическую связь эта проблема была решена созданием особой АТС с индексом К-6 (впоследствии 296). К ней были подключены телефоны Кремля, ЦК и МК партии, НКВД и Наркоминдел СССР, то есть тех ведомств, где ответственные сотрудники – все без исключения члены класса номенклатуры. Номенклатурная телефонная сеть К-6 была поставлена под надзор органов безопасности, технически обслуживалась с особой тщательностью и пережила в неприкосновенности все остальные АТС Москвы: после войны их пришлось переделать, при этом они были переведены на сигнал высокого тона, как в западных телефонах, а, набрав номер с индексом 296, любители ностальгии могли до начала 70-х годов с умилением слушать басистый довоенный гудок.
   С разрастанием номенклатурных аппаратов и их телефонной сети были переключены на другие индексы: Кремль и Лубянка (КГБ и МВД СССР) – на 224, МИД СССР – на 244. Славный индекс 296 остался за ЦК и МК КПСС, как принято говорить – за Старой площадью.
   На протяжении многих лет линия К-6 была одновременно внутренней и городской: ее абоненты звонили друг другу, набирая номера без индекса К-6 (правда, это было возможно только в пределах каждого данного учреждения: звоня из ЦК в Кремль, МИД или КГБ, надо было набирать номер полностью); чтобы позвонить в город, надо было набрать "9". Эта – теперь повсюду обычная – процедура была в Москве долгое время технической новинкой и соответственно приятно выделяла номенклатурных абонентов станции К-6.
   В 60-х годах это перестало быть новинкой, и в аппарате ЦК стали раздаваться голоса о том, что-де, конечно же, по соображениям безопасности – от подслушивания внутренних телефонных разговоров на Старой площади – надо отделить внутреннюю линию от городской. Речь шла, разумеется, не о безопасности (линия К-6 спокойно пережила даже самые истерические времена шпиономании), речь шла о желании номенклатурщиков, не имеющих "вертушек", все же как-то отличаться от сотрудников других учреждений. Этому законному желанию пошли навстречу: с начала 70-х годов АТС 296 превращена во внутреннюю АТС ЦК и МК КПСС, всем сотрудникам поставлены городские телефоны с индексом 206, а бывший К-6 стал их "вертушкой" для общения с равными себе, высоко вознесенными над простыми советскими гражданами.
   По "вертушке" и ВЧ разрешается говорить о делах, связанных с партийной, государственной и военной тайной. Под этим предлогом установлены "вертушки" на квартирах и дачах членов и кандидатов в члены Политбюро и секретарей ЦК КПСС, заместителей Председателя Совета (а ныне Кабинета) Министров СССР, руководящих лиц КГБ, МВД и Вооруженных Сил СССР. В действительности это лишь формальная мотивировка предоставления верхушке класса номенклатуры дополнительного символа ее статуса. Таким же символом служат радиотелефоны, установленные в персональных машинах членов этой верхушки. Вести какие-либо секретные переговоры по радиотелефону, как известно, не рекомендуется, так как они могут быть легко перехвачены. Но как атрибут власти автомобильные телефоны представляются высшим номенклатурщикам чрезвычайно заманчивыми: заместители Председателя бывшего Совета Министров СССР – казалось бы, серьезные и занятые люди – долгое время вели напряженную борьбу за то, чтобы и их "Чайки" были украшены ненужными телефонными аппаратами, и наконец добились согласия Секретариата ЦК КПСС.
   Слов нет, пользование нормальной телефонной сетью Москвы не гарантирует от подслушивания, в том числе случайного. Московское телефонное хозяйство находится в беспорядке, и вы часто, подняв трубку, неожиданно подключаетесь к чьему -то разговору. Такие случайности могут быть иногда действительно неприятными. Однажды я говорил по телефону из своей московской квартиры с заместителем министра иностранных дел СССР Валерианом Александровичем Зориным, известным в качестве организатора коммунистического переворота 1948 года в Чехословакии. Вдруг в наш разговор вмешался не совсем трезвый мужской голос, заявивший, что все сказанное нами – чепуха. Зорин нервно хихикнул в телефон и, вероятно, не раз использовал потом этот случай, поучая своих подчиненных быть бдительными. Таким образом, возможность подслушивания в обычной телефонной сети Москвы не исключена, не говоря уже о систематической звукозаписи органами КГБ разговоров по телефонам чем-либо подозрительных абонентов и всех без исключения телефонных разговоров с заграницей.
   Но и разговоры по "вертушке" подслушиваются. Бывший секретарь Сталина – Борис Бажанов описал, как он осенью 1923 года застал будущего гения человечества за подслушиванием разговоров по "вертушке"[34]. Придя к власти, Сталин поставил подслушивание на твердую основу, так что от службы подслушивания не ускользает, видимо, ни один звонок. Еще в 1950 году мне рассказали, например, следующую историю. Помощник одного из министров, решив позабавиться, позвонил по "вертушке" помощнику другого министра и, назвав себя Маленковым, заявил, что вызывает министра к себе в ЦК на следующий день. Уже через 15-20 минут по обеим "вертушкам" позвонили не назвавшиеся лица; первому министру сообщили о проделке его помощника, а второму министру – о том, что никакого вызова к Маленкову нет. Значит, разговор по "вертушке" подслушивался. Номенклатурные владельцы "вертушек" и ВЧ знают, что к их телефонам приставлено не знающее устали ухо службы подслушивания. Но это не омрачает их светлой радости по поводу того, что они – и только они в огромном Советском Союзе – имеют такие телефоны.
   Осознанное стремление отгородиться от народа, общаться только в кругу своего класса – возни номенклатурщиков с телефонами. Это стремление доходит до абсурда. Так, в правительственных особняках устанавливаются не обычные телефоны, а только "вертушки". Мне самому пришлось в Праге в 50-х годах и в Софии в 1970 году искать выход из положения – как позвонить из города в такой особняк и из такого особняка в город. Велико было мое изумление и, позволю себе сказать, восхищение, когда на моих глазах глава правительства одного западноевропейского государства у себя дома подошел по звонку к своему – вполне обычному – телефону и говорил с позвонившей ему незнакомой простой женщиной, хлопотавшей о пенсии после умершего мужа и решившей позвонить по этому вопросу на дом премьер-министру. Номер телефона она без труда нашла в обычной телефонной книге. Как же мне было в главе о привилегиях класса номенклатуры в СССР не спеть эту балладу о телефонах!
 

11. СОЦИАЛЬНЫЙ АПАРТЕИД

 
   Смехотворная возня номенклатурщиков вокруг телефонов, превращение именно телефонов в символ положения в обществе объясняется тем, что номенклатура – бюрократический класс. Здесь отразилось мышление номенклатурщика, восседающего в своем стандартном кабинете со стандартным портретом Ленина на стене и чувствующего свою исключительность именно благодаря стаду телефонов, по которым он отдает приказы и говорит с высшим, для простых смертных недосягаемым начальством. Вот эта черта – его упорное стремление к исключительности – вовсе не смехотворна.
   Разница в заработной плате и вообще в размере дохода существует и на Западе, ничего специфического для диктатуры номенклатуры здесь нет. Специфическое в другом. На Западе каждый, независимо от своего дохода и общественного положения, может покупать в любых магазинах, есть в любых ресторанах, лечиться в любой клинике, снимать любую квартиру, приобретать любую автомашину.
   Конечно, каждый сообразуется при этом со своими финансовыми возможностями, но ему не запрещено, на чем-то сэкономив, купить себе костюм у Ив Сен-Лорана, а жене – платье у Диора. Зажиточный же человек может покупать себе все первосортное, но должен за это много платить.
   Иначе там, где царит номенклатура. Там как раз наиболее зажиточная часть населения – номенклатурщики и их семьи – получает все первосортное по низкой цене, а то и бесплатно. Обычные же граждане, почти 99% населения, в эти магазины, столовые, жилые дома, больницы, поликлиники просто не допускаются.
   В Южной Африке еще недавно процветал расовый апартеид, в Советском Союзе и сегодня безмятежно процветает социальный апартеид.
   У истока этого явления стоит Ленин. Это он в годы гражданской войны приказал установить привилегированное снабжение ответственных работников, а потом присоединил к их числу и иностранцев. 22 июля 1921 года Ленин дал указание "поручить НКпроду устроить особую лавку (склад) для продажи продуктов (и других вещей) иностранцам и коминтерновским приезжим… В лавке покупать смогут лишь по личным заборным книжкам только приезжие из-за границы, имеющие особые личные удостоверения"[35]. Так зародилось то, что развилось затем в так называемую "торговую спецсеть".
   В этой спецсети – много магазинов, спецбуфетов и спецсекций. Это те самые "лучшие и более дешевые магазины", доступ в которые имела дочь Сталина – Светлана Аллилуева в период своего кратковременного возвращения в СССР в 1984-1986 годах[36]. Это и промтоварные магазины для избранных. О таких засекреченных магазинах мы уже говорили.
   Магазины для избранных… Номенклатурой проведена непроходимая граница между теми, кто получает выплаты в твердой валюте, и населением страны, получающим только рубли. Первые открывают инвалютный счет во Внешэкономбанке СССР и могут покупать в спецмагазинах по безналичному расчету; для иностранцев сохраняется сеть магазинов, где товары продаются за валюту наличными. А обычные советские граждане только смотрят с недоумением по советскому телевидению рекламу, сообщающую, что лица, имеющие твердую валюту, могут приобрести автомашины "Мерседес", "Вольво" и т. д.; смотрят и недоумевают: для кого же эта реклама?
   В московской телефонной книге названы филиалы №1 и №2 магазина "Березка" №4 (ул. 1812 года, д. 12/5а, и Ростовская набережная), и помечено: "Население не обслуживается". А кто же тогда? Привилегированные.
   Вы – привилегированный и пришли в такой спецмагазин. Вахтер у входа смотрит на вас оценивающим взглядом: относитесь вы к "контингенту" или просто обнаглевший советский гражданин, которого надо одернуть, чтобы не садился не в свои сани? Если вы хорошо одеты, у вас солидный вид, заграничные вещи и вы на него не обращаете внимания, он вас пропустит. В противном случае он спросит, куда вы идете, и предложит выйти вон. И вы беззвучно выйдете, потому что знаете: иначе будут неприятности. Вам, советскому гражданину, указали ваше место.
   Да разве так только в торговой спецсети? Вы – обычный советский трудящийся, живете на периферии или даже под Москвой. Попробуйте-ка получить московскую прописку, иными словами – разрешение жить в Москве. Не дадут вам такого разрешения, и в столицу вы попадете в лучшем случае в жалкой роли "лимитчика". Не напоминает вам это южноафриканский запрет для черных селиться в Иоганнесбурге? А ведь так не только в Москве, но и в Ленинграде, и в столицах союзных республик.
   Может быть, все это только потому, что города переполнены? Выйдем за черту города, в дачную местность; уж здесь-то простор. После долгих мытарств вы получили тут дачный участок – целых 0,12 га. Поставили дачу, оказалось – тесновато. Вы накопили денег и возвели второй этаж. От вас тотчас же потребуют его снести; не выполните – снесут без разговоров, да вы же еще окажетесь виновным. Кому мешает ваш этаж? Никому. Просто вам "не положено". А недалеко от вас стоит двухэтажная дача, и участок – с прудом и беседками – размером в целый гектар. Ее хозяину положено: он – генерал, номенклатурный чин. Если же вы попробуете попросить себе хоть самый крошечный участок в районе, где находятся дачи более высоких номенклатурщиков, вам не только не позволят, но органы КГБ будут проверять: уж не шпион ли вы, не диверсант ли? И хоть ничего не найдут, подозрение останется и будет причинять вам неприятности еще много лет.
   Магазины, столовые, дачи, учебные заведения, прописка, телефоны, больницы, даже кладбища – одним положено, другим не положено. Да, разница определяется не цветом кожи, но все-таки есть "белые" – номенклатура и "черные" – все остальное население. Это социальный апартеид, он ничем не лучше расового.
   Всюду, где что-то только для "белых", тренированные охранники рявкают на обычного человека: "Гражданин, пройдите!" И, понурившись, "человек проходит, как хозяин необъятной Родины своей".
 

12. ПО СПЕЦСТРАНЕ НОМЕНКЛАТУРИИ

 
   До революции либеральные русские интеллигенты с горьким сарказмом переводили с французского слова: "Вiеп-еtге genегаl еn Russiе" ("всеобщее благоденствие в России") буквально: "хорошо быть генералом в России". С тех пор прогремела очищающая гроза Октябрьской революции, и быть генералом в России стало еще лучше.
   Да чувствует ли вообще этот генерал, завсектором или иной высокопоставленный член класса номенклатуры, что он живет в России? Не где-нибудь, а именно в кругу номенклатурщиков довелось мне услышать любопытную мысль: пропасть между ними и обычным советским населением такова, что начиная с определенного уровня номенклатурные чины живут как бы вовсе не в СССР, а в некоей спецстране.