Страница:
Долго и крепко пожав Вохушу руку, проректор уходит. Конечно, верить этому пролазе нельзя, но не рискнет он бегать по знакомым и проверять слова Вохуша: не станет связываться с аппаратом ЦК, хотя и боится, конечно, как бы новый проректор его не заменил.
Теперь с ректором. Вохуш звонит по «вертушке» и снова дружественно любезен:
– Тут у меня, как вы знаете, был ваш зам. У нас с ним был серьезный разговор о некоторых недостатках в воспитательной работе его отдела со студентами. О содержании разговора он вам, видимо, сам доложит. Мы в секторе думаем, что нет надобности посылать проверочную комиссию в университет (ректор радостно соглашается) – при условии, что Василий Степанович сосредоточится на своем отделе, а мы могли бы вам – если попросите – рекомендовать, возможно, кого-либо из наших товарищей в качестве еще одного проректора. У вас ведь вакансия есть, Если вы считаете это целесообразным, то я посоветую внести такой вопрос через министерство в Центральный Комитет. Думаю, что он будет решен положительно, и тогда вопрос о проверочной комиссии полностью отпадет.
Ректор тотчас же соглашается и тоже благодарит. А что ему еще делать?
Теперь надо идти к первому заму, подготовить почву. А то вдруг все-таки и побежит к нему лысый, а первый зам ничего не знает-и тогда скандал! Вот всегда так: больше всего надо опасаться тех, кто поработал в аппарате, своих же.
Время у Вохуша точно рассчитано: в конце рабочего дня первый зам легко доступен, сам любит в этот час поговорить с завсекторами. Денис Иванович снимает трубку «вертушки» и неторопливо, сосредоточиваясь, набирает номер Первого:
– Вохуш беспокоит вас, Иван Петрович. Разрешите зайти на пару минут?
Снова коридор и розовая ковровая дорожка. В большой приемной (хотя поменьше, чем у завотделом,- ранг не тот) Вохуш еще раз ласково кланяется пожилой секретарше с внимательным взглядом. Вот изменилась женщина, постарела, а взгляд сохранился: в войну, молодой дивчиной, была снайпером, на ее личном боевом счету 209 фрицев. Хороший, душевный товарищ.
Первый зам сидит в глубине кабинета за своим полированным столом, под настольным стеклом распластан лист с телефонами ЦК. Энергично вскидывает голову:
– С чем пришел? – и указывает рукой на стул.
Вохуш садится – непринужденно, но с уважением. Он знает: Первый все замечает. Со слегка озабоченным видом (не переигрывать!) он начинает:
– Иван Петрович, беспокоит меня обстановка в университете дружбы народов. Вот сейчас беседовал с проректором по студработе: разболтались студенты…
– Что-нибудь политическое? – вскидывает глаза Первый.
– Да нет, Иван Петрович, быт (Первый успокаивается). Но ведь и быт – тоже политика (Первый настораживается). Так вот они там считают, что надо укрепить партийно их ректорат. Мне ректор сообщил, что они собираются входить через министерство в ЦК с просьбой выделить на вакантную должность проректора по общественным наукам кого-либо из наших сотрудников.
– А ты что сказал? – сразу спрашивает Первый.
Этого Вохуш ожидал и отвечает заранее продуманной формулировкой:
– Что я мог сказать, Иван Петрович? Сказал, что, если считают нужным, пусть входят в ЦК, вопрос будет рассмотрен.
Теперь покрыты все его разговоры с ректором и проректором: он им и в самом деле формально больше ничего не сообщил, все остальное – так, их субъективные впечатления.
– Кого же? – интересуется Первый и полушутливо: – Ты не собой ли собрался укрепить университет?
По скандализованному выражению лица Вохуша Первый понимает, что ошибся. Тут же успокаивает встревоженного Дениса Ивановича:
– Это я шучу, тебя не отпустим (блаженное спокойствие разливается по всему существу Вохуша). Но предложение-то у тебя есть?
– Я вопрос еще не прорабатывал,- скромно говорит Вохуш.- Хотел узнать сначала ваше мнение в принципе.
– Ну, а твое мнение? – в упор спрашивает Первый.
Так, теперь надо его спровоцировать.
– Я полагаю, Иван Петрович, что можно бы в смежных с моим секторах подобрать подходящего кандидата…
Энергичный взгляд Первого становится жестче:
– Ишь какой хитрый; в смежных! А что же из своего сектора не предлагаешь? Что – у тебя подходящих людей нет?
Клюнул! Теперь сопротивляться и темнить.
– Так у меня же в секторе работы невозможно много, Иван Петрович, не могу же я еще отдавать людей!
Первый едко:
– А другие могут? Рекомендуй из своего сектора – я поддержу.
Теперь выкладывать карты.
– Да ведь проректор университета – место докторское, а у меня среди сотрудников сектора только один доктор наук – Шабанов. Не его же отдавать!
– А почему не его? Конечно Шабанов – парень способный. Но ведь и там нужны способные. Проректор – значит, получит звание профессора. Университет важный: гляди, в члены-корреспонденты Академии наук выйдет. Как придет бумага из министерства в ЦК, побеседуй с ним – и направим.
– Да вы же меня без ножа режете, Иван Петрович! – взывает с возможно более достоверным унынием в голосе Вохуш.- Шабанова отдам, а кто вместо него?
– Подыщешь,- успокаивает Первый и, пока Вохуш с убитым видом качает головой, говорит: – Так, это дело заметано. Еще у тебя что?
– Больше ничего, Иван Петрович,- уныло тянет Вохуш, вставая.
И вдруг Первый осклабляется:
– А легко ты отдаешь Шабанова. Что у тебя с ним?
Вот уж этого не ожидал Вохуш. Опять взывает:
– Помилуйте, Иван Петрович! Я прошу его оставить, а вы говорите, будто я же его предлагаю в проректоры…
Первый все ухмыляется:
– Нет, ты мне его не предложил. Но, в общем, я согласен.- И наставительно: – Мне важен не товарищ Шабанов лично, а четкая, слаженная работа сектора. За сектор отвечаешь ты. Я не возражаю, чтобы ты и решал, с кем тебе лучше работать. Ясно?
Вохуш идет по коридору, а на душе кошки скребут. Ну нельзя хитрить с Первым! Видит все насквозь. Да иначе и не стал бы первым замом. А уж те, кто в Политбюро или в Секретариат ЦК выбрался,- вообще гении. Интеллигентики болтают: тот в Политбюро глуп, другой дурак. А на самом деле они сами дураки и молокососы: в лучшем случае просидят эти философы до пенсии на своих нынешних должностях. Нет, в Политбюро – гении.
Гении-то гении, а тоже бывает – зазнаются и дают осечку. Ну кто мог подумать, что Маленков – столько лет до того, как циркач, ходивший по канату и все поднимавшийся вверх,- не просидит у власти двух лет! Или Берия – десятилетиями полз к власти, по трупам полз, а когда уже была почти в руках, четырех месяцев не продержался. Да тот же Хрущев! Ну он, правда, был несолидный, его еще Сталин осаживал: из Москвы отослал на Украину, даже там смещал с поста первого секретаря – агрогорода дурацкие раскритиковал. Конечно, Хрущев отплатил Сталину – да посмертно, при жизни-то никто не решался.
Сталин – вот кто был действительно великим человеком. Ну и Ленин, разумеется: но ведь ему по-настоящему властвовать не довелось, только гражданскую войну выиграл, и начался паралич. А Сталин – тот знал, что такое власть.
…Кончается рабочий день. Еще пройдет Вохуш по своему сектору (сотрудники сидят по двое в комнате, у каждого собственный телефон – и внутренний, и внешний), поговорит коротко о делах на завтрашний день. Но настроение у всех уже – ехать домой, да и сам Вохуш думает об этом не без удовольствия. После окончания рабочего дня он еще посидит минут 20. Вечерних бдений теперь нет, но нехорошо, если руководство заметит, что он уходит одновременно с рядовыми сотрудниками. Однако звонков нет, начальство его не требует – и Денис Иванович вызывает машину.
Она придет быстро – автобаза ЦК рядом, так что можно уже надевать шелковистое дюссельдорфское пальто и неторопливо, но уверенно, как и подобает ответственному сотруднику ЦК, идти к выходу. Блекло-розовые дорожки на натертом паркете, солидная лестница, просторный гулкий вестибюль. Сотрудники все еще выходят, но главная толпа уже прошла. Офицер КГБ вежливо, но внимательно проверяет его бордовую кожаную книжку.
Снаружи – темнота, ветер, снег идет. Но перед зданием ЦК не скользко: лед тщательно счищается острыми лопатками дворников, а для верности тротуар посыпается рыжим песком, а то вдруг поскользнется, садясь в машину, секретарь ЦК!
Вот и черная «Волга». И снова плывет она по шуршаще-скрипящему московскому снежку. Опять памятник героям Плевны, слева тянется Политехнический музей, справа – ЦК комсомола, потом два сросшихся здания на площади Дзержинского: КГБ и МВД – Лубянка. А там – вниз, по широкому проспекту. И мелькают магазин «Детский мир», угол Малого театра, колонны Большого театра, станция метро, Дом союзов, здание Совета Министров СССР. На мгновение блеснут огни улицы Горького – и пошли: отель «Националь», дом «Интуриста» (бывшее американское посольство), старое здание Московского университета. А слева все будет тянуться Кремль, лишь на время прикрытый от взгляда Манежем…
Вохушу и с водителем говорить не хочется: перекинулся парой замечаний о погоде да о снеге – и задумался.
Вот он сейчас катит по Москве, а она бредет где-то по вечерней Праге. Огни горят на Вацлавской площади, бьют часы на Старой Ратуше. Да что он вспоминает ее – не загорелые ляжки инструкторши из Воронежа, а ее? Все потому, что задело, как она тогда на него смотрела. Ну, Денис, скажи себе правду: с омерзением смотрела, как на гадкое животное. А еще – с бессилием. И с плохо удававшейся попыткой скрыть это омерзение, чтобы он не разозлился и не обманул, чтобы устроил ей выезд.
Э, да что там вспоминать! Подумаешь, принцесса – стажерская жена! Гордиться должна, что заинтересовался ею заведующий сектором ЦК.
А с бессилием этим часто на него люди смотрят. И мать, которая кричала: «Убийцы!»; и разные просители; и те, кого он прорабатывал; и те, кого из партии исключал,- разные люди.
И хорошо, что смотрят с бессилием. Вот пару недель назад он видел отвратительный сон. Как будто он в здании ЦК, а оно вдруг пустое. Он спускается в вестибюль – а там нет охраны! Его охватил ужас: ведь сюда сейчас войдут люди с улицы, из города! И вдруг они стали входить. Он с независимым видом подошел к лифту, но общий лифт был наверху, а секретарский, как всегда, заперт. Между тем людей из города набралось много, они молчали и только смотрели на него. Вот так же, как она, с тем же омерзением: как на вошь, как на паразита. Но только не было в их взгляде бессилия, а была сила. И он тогда в страхе проснулся с сердцебиением и долго не мог успокоиться.
Так и надо: пусть у них будет бессилие, а у нас – сила.
И думать надо совсем не об этом, а о приятном. Вот сей-час он приедет домой, жена уже приготовила отличный ужин: семга, икра, хороший сыр, жаркое, ананасы. Выпьет армянского коньячку: всякую эту болгарскую «Плиску» или арабский коньяк Вохуш не любит, только армянский; ну еще грузинский, и конечно, французский. С детьми поговорит, немного – с женой.
Можно бы, конечно, куда-нибудь пойти, культурно отдохнуть. Как завсектором ЦК, он может поехать на любой закрытый просмотр кинофильмов: в Министерство культуры, в Дом кино. Хорошая была идея – организовать эти просмотры. Фильмы – самые разные, из разных стран. Конечно, если чисто юридически посмотреть, то фильмы краденые – это нелегально сделанные копии лент, которые Комитет по кинематографии берет у иностранных кинофирм, якобы чтобы решить вопрос об их покупке, а потом не покупает. Но, с другой стороны, смешно было бы платить валюту этим капиталистам, когда фильмы все равно по идеологическим соображениям в массовый прокат пустить нельзя. А для руководящих работников делается несколько копий – что же в этом такого? Приятно бывает на этих просмотрах: сидят все свои, номенклатурные работники, ну еще деятели искусства, творческая интеллигенция. Людей из города нет. Но сегодня он туда не пойдет.
Кстати, и в ЦК раз в неделю – по четвергам – показывают заграничные кинофильмы, которые не выйдут на экран для широкого зрителя. Только на эти просмотры он и не заглядывает – это, как и вечерний буфет, больше для машинисток и секретарш, ему было бы даже и неудобно туда идти.
Можно, конечно, поужинать и отправиться с женой в театр. Билеты стоят пустяк: в Большой театр на лучшие места – три с полтиной, в других театрах – еще того дешевле. Ясно, в открытую продажу на эти места они не поступают. Поэтому тоже приятно: получишь по «броне» ЦК места в первом или втором ряду и сидишь опять среди своих, ну и там иностранные послы – это тоже не без приятности: чувствуешь свое положение в обществе.
Но и в театры, и на концерты Вохуша не тянет. Да и сыт он ими до отвала: по долгу службы бывает на спектаклях и концертах после всяких торжественных заседаний и конференций или с иностранными делегациями. Нет, никуда он сегодня не пойдет, будет отдыхать и на досуге продумывать: как дать ход своему продвижению в замзавы. А в 10 часов – спать: без крепкого здоровья нет и продвижения.
Плывя в бесшумном лифте наверх, к своей квартире, и уже расстегивая ворсисто-шелковистое пальто, Денис Иванович по привычке коротко подводит итоги прошедшего дня. День, в общем, был удачный, ничем не омраченный, почти счастливый: ликвидировал опасность скандала с голосованием решения о делегации, не поддался на искушение поездки в Италию, ловко удалил нежелательных лиц из списка советско-болгарской комиссии, снял сомнительных авторов из издательского плана, заставил университет дружбы народов просить о назначении проректора из аппарата и получил согласие Первого на то, чтобы направить туда Шабанова. Если бы каждый день удавалось сделать столько полезных дел!
…Вот за этот-то день Денис Иванович и получил в 10 раз больше, чем рядовой советский труженик.
*
Паразитирующий правящий класс. Козельск, Москва… и так по всей стране.
Процитируем в последний раз в этой книге одно из последних стихотворений Галича:
Над блочно-панельной Россией
Как лагерный номер – луна.
Обкомы, горкомы, райкомы
В потеках снегов и дождей.
В их окнах, как бельма трахомы
(Давно никому не знакомы),
Безликие лики вождей.
В их залах прокуренных – волки
Пинают людей, как собак.
А после те самые волки
Усядутся в черные «Волги»,
Закурят вирджинский табак.
И дач государственных охра
Укроет посадских светил,
И будет мордастая ВОХРА
Следить, чтоб никто не следил [44].
ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 8
1. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, с. 397.
2. См. И. А. Курганов. Нации СССР и русский вопрос. Франкфурт-на-Майне, 1961, с. 30-31.
4. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, с. 93.
5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13,"с. 7.
6. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, с. 309, 311.
7. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с..45.
8. «Литературная газета», 30.07.86.
9. Э. Багрицкий. Стихотворения и поэмы. М.- Л., 1964, с. 126.
10. М. Fainsod. Smolensk under Soviet Rule. Gambridge/Mass, 1958.
11. National Archives, Washington, D. S.Smolensk Аrchive Microfilm, RS921, лист 100.
12. Там же, л. 76.
14. Таи же, л. 95.
15. Там же, л. 12.
16. Там же, л. 131.
17. Там же, л. 94.
18. Там же, л. 07-98.
19. Там же, л. 96.
20. Там же, л. 1.
21. Там же, л. 271.
22. Там же, л. 123.
23. Там же, л. 124.
24. Там же, л. 133 – 134.
25. Там же, л. 134-135.
26. Там же, л. 138.
27. Там же, л. 142.
28. Там же, л. 139.
29. Там же, л. 65.
30. Там же, л. 66.
31. Там же, л. 35.
32. Там же, л. 34.
33. Там же, л. 43-46.
34. Там же, л. 223-224.
35. Там же, п. 157.
36. Там же, л. 153.
37. Там же, л. 204.
38. Там же, л. 277-283.
39. Там же, л. 303-304.
40. Там же, л. 306-307.
41. Там же, л. 307-308.
42. Там же, л. 300.
43. Там же, л. 305.
44. А. Галич. Когда я вернусь. Франкфурт / М., 1977, с. 56.
Глава 9
Если мы хотели повернуть историю,- а оказывается, повернулись мы, а история не повернулась,- казните нас.
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, с. 118
Всемирный коммунизм – это всемирная реакция.
Курт Шумахер
(председатель социал-демократической
партии Германии 1946-1952 гг.)
Номенклатура, политбюрократия, ставшая господствующим классом, – "новый класс". А новый ли? Каково место номенклатуры в истории?
Чтобы подойти к ответу на этот вопрос, сформулируем сначала выводы из того, что мы увидели, пробираясь по лабиринту главной тайны советского общества – тщательно скрываемого факта существования правящего, эксплуататорского, привилегированного, диктаторствующего, экспансионистского и паразитического класса – номенклатуры.
Мы убедились в следующем.
"Реальный социализм" – это не общество, предсказанное Марксом.
а) Маркс считал самым важным своим открытием диктатуру пролетариата. Ни в одной стране реального социализма такой диктатуры не было, всюду создалась "диктатура над пролетариатом" (Троцкий), диктатура номенклатуры.
б) Маркс предрекал как результат пролетарской революции возникновение бесклассового коммунистического общества – без государства, армии, полиции и бюрократии. Действительный результат всех революций, именующих себя "пролетарскими", оказался прямо противоположным: возникло общество с антагонистическими классами, с государством, армией и полицией несравненно более мощными, чем при капитализме,- общество, в котором политическая бюрократия сделалась господствующим классом.
в) В "Критике Готской программы" Маркс мимоходом упомянул, что у коммунизма будет первый этап, когда еще сохранятся элементы старого и не все черты коммунистического общества войдут в жизнь. Эта заметка была раздута в целую теорию "социалистического общества как первой фазы коммунизма".
Между тем Маркс пояснял: "Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата" [1].
Никакого "общенародного государства" не предусмотрено; впрочем, мы уже отмечали, что оно, с марксистской точки зрения, бессмыслица. Поскольку реальный социализм давно уже не претендует на то, что он диктатура пролетариата, то он предсказанной Марксом первой фазой коммунизма не является. Вдобавок ясно, что путь к отмиранию государства может проходить лишь через ослабление, а не укрепление государства, путь к ликвидации армии, полиции и бюрократии не может пролегать через их рост и усиление. Колумб, отправившись в сторону Америки вместо Индии, приехал соответственно именно в Америку, а не в Индию.
Общество реального социализма вполне реально, и оно действительно в корне отличается от капиталистического общества. Но это не то общество, возникновение которого прорицали Маркс и Энгельс. Это другое общество.
Номенклатура осознала, что оно другое. Она лишь пытается скрыть этот факт. С такой целью она продолжает раздувать теорию "первой фазы коммунизма". Поскольку эту "фазу" основоположники не охарактеризовали, а лишь упомянули, можно выдавать за нее решительно все, что не является ни капитализмом, ни коммунизмом. Под псевдонимом "первой фазы коммунизма" и фигурирует ныне антагонистическое и эксплуататорское общество реального социализма, не имеющее ничего общего с пророчествами Маркса.
Потребность в такой операции номенклатура ощутила давно. В эту сторону вел антимарксистский лозунг Сталина о "построении социализма в одной, отдельно взятой стране" (1924 год), вели его рассуждения на XVIII съезде партии (1939 год) о возможности существования государства при коммунизме – с марксистской точки зрения полная бессмыслица, поскольку государство – аппарат класса, а в коммунистическом обществе классов нет. Затем началось растягивание "периода социализма" – от очень краткого переходного этапа (как еще можно было бы интерпретировать мимолетное замечание Маркса) до чуть ли не самостоятельной социально-экономической формации.
Брежнев стал пропагандировать идею. Ульбрихт, всегда норовивший оказать себя большим католиком, чем сам Папа, выступил с тезисом о социализме как "относительно самостоятельной" эпохе в истории человечества, чтобы отодвинуть перспективу коммунизма еще дальше. Помню, как, прогуливаясь со мной по Восточному Берлину, ответственный работник сектора ГДР в отделе ЦК КПСС рассуждал: "Конечно, постановка вопроса сама по себе своевременная и полезная. Но почему Ульбрихт? С этим тезисом должен выступить советский руководитель". Ульбрихт был смещен с поста Первого секретаря ЦК СЕПГ, а с тезисом о "развитом" или "зрелом социализме" как длительном периоде в жизни общества выступил Брежнев. Затем было объявлено, что коммунистическое общество вообще сложится постепенно, без особого скачка, в рамках "развитого социализма" и что между социализмом и коммунизмом "нет резкой грани" [2]. В 1986 году Программа КПСС была подвергнута пересмотру с целью вычеркнуть из нее все конкретные упоминания о коммунистическом обществе. Так медленно, но упорно Марксова идея о бесклассовом обществе вытравляется из коммунистической идеологии и заменяется идеей непреходящей стабильности реального социализма, то есть диктатуры номенклатуры.
Номенклатура осознала, что построено общество, не предсказанное Марксом, а предсказанное им она строить не собирается.
Если сопоставить современное капиталистическое общество и общество реального социализма, то именно первое выглядит этапом на пути к обществу без классов, государства и его атрибутов, а ни в коем случае не второе.
Как же получилось, что предсказанные Марксом революции в ряде стран действительно произошли, только вот результат их оказался прямо противоположным ожидавшемуся? Возникает вопрос: а не может быть так, что не только общества сложились другие, не предвиденные Марксом, но и сами революции были другими?
Действительно: и до Маркса, и после него в разных странах происходили революции и государственные перевороты. В некоторых случаях их организаторы ссылались на теорию марксизма. Но ведь таких ссылок недостаточно, чтобы признать эти революции и перевороты соответствующими теории и подтверждающими ее правоту. Надо сличить эти революции с самой теорией.
По марксистской теории, пролетарские революции происходят в промышленно наиболее развитых странах – там, где капиталистические производственные отношения оказываются слишком узкими для бурно выросших производительных сил и превращаются в их оковы. В начале книги уже упоминался составленный Энгельсом перечень тех стран, где в соответствии с этой теорией должны были произойти в первую очередь пролетарские революции: Англия, США, Франция и – с некоторым запозданием – Германия.
А вот где в действительности произошли "пролетарские революции": Россия, Монголия, Тану-Тува, Болгария, Югославия, Албания, Польша, Румыния, Венгрия, Чехословакия, Восточная Германия, Северный Вьетнам, Северная Корея, Китай, Куба, Южный Йемен, Южный Вьетнам, Камбоджа, Лаос, Ангола, Эфиопия, Мозамбик, Гренада, Афганистан [3]. Хотя некоторые из них по теоретическим соображениям именуются "национально-демократическими" революциями, но такой категории в теории Маркса вообще нет, власть же в этих странах оказалась в руках коммунистических партий, что, по Ленину, является главным признаком "победившей пролетарской революции".
Выявляется любопытная закономерность: "пролетарские революции" произошли только в слаборазвитых странах. В Европе, за исключением Югославии и Албании, эти революции победили лишь в условиях прямого советского военного или политического вмешательства. В то же время в наиболее развитых странах капитализма, несмотря на полную свободу деятельности коммунистических партий и других групп, надрывно призывавших к "пролетарской революции", никаких революций не было.
Закономерность, следовательно, такова: чем выше уровень развития производительных сил, тем меньше шансов для "пролетарской революции". Это антимарксистская закономерность, однако она не перестает быть многократно проявляющейся и не знающей исключений закономерностью. Пролетарские революции в развитых странах, предсказанные Марксом, не происходят. Зато под маркой "пролетарских" происходят революции в странах, где нет развитого, а то и вообще никакого пролетариата. Под марксистскими лозунгами происходят другие революции.
Другое общество, другие революции. Какие?
2. БОНАПАРТИЗМ ВМЕСТО МАРКСИЗМА
Единственный путь для ответа на этот вопрос состоит в следующем. Весь ход развития материального мира свидетельствует об общем правиле: характеристика любого объекта и происходящие в нем изменения определяются стадией развития этого объекта. Значит, надо установить, на какой стадии исторического развития общества создается посредством "пролетарской революции" система реального социализма, и тогда мы получим ответ на наш вопрос.
Такой путь полностью соответствует и теории Маркса. Она была разработана под влиянием идей Дарвина об эволюционном развитии живых существ последовательными этапами от амебы к человеку. Соответственно марксизм говорит о последовательно сменяющих одна другую социально-экономических формациях как закономерных этапах развития человеческого общества.
Мы отмечали, что Ленин уже в своей ранней работе "Что делать?" выступил с ревизией марксистского подхода к историческому процессу, когда он связал возможность и перспективу революции в России не с уровнем развития производительных сил страны, а с действенностью "организации профессиональных революционеров".
Теперь с ректором. Вохуш звонит по «вертушке» и снова дружественно любезен:
– Тут у меня, как вы знаете, был ваш зам. У нас с ним был серьезный разговор о некоторых недостатках в воспитательной работе его отдела со студентами. О содержании разговора он вам, видимо, сам доложит. Мы в секторе думаем, что нет надобности посылать проверочную комиссию в университет (ректор радостно соглашается) – при условии, что Василий Степанович сосредоточится на своем отделе, а мы могли бы вам – если попросите – рекомендовать, возможно, кого-либо из наших товарищей в качестве еще одного проректора. У вас ведь вакансия есть, Если вы считаете это целесообразным, то я посоветую внести такой вопрос через министерство в Центральный Комитет. Думаю, что он будет решен положительно, и тогда вопрос о проверочной комиссии полностью отпадет.
Ректор тотчас же соглашается и тоже благодарит. А что ему еще делать?
Теперь надо идти к первому заму, подготовить почву. А то вдруг все-таки и побежит к нему лысый, а первый зам ничего не знает-и тогда скандал! Вот всегда так: больше всего надо опасаться тех, кто поработал в аппарате, своих же.
Время у Вохуша точно рассчитано: в конце рабочего дня первый зам легко доступен, сам любит в этот час поговорить с завсекторами. Денис Иванович снимает трубку «вертушки» и неторопливо, сосредоточиваясь, набирает номер Первого:
– Вохуш беспокоит вас, Иван Петрович. Разрешите зайти на пару минут?
Снова коридор и розовая ковровая дорожка. В большой приемной (хотя поменьше, чем у завотделом,- ранг не тот) Вохуш еще раз ласково кланяется пожилой секретарше с внимательным взглядом. Вот изменилась женщина, постарела, а взгляд сохранился: в войну, молодой дивчиной, была снайпером, на ее личном боевом счету 209 фрицев. Хороший, душевный товарищ.
Первый зам сидит в глубине кабинета за своим полированным столом, под настольным стеклом распластан лист с телефонами ЦК. Энергично вскидывает голову:
– С чем пришел? – и указывает рукой на стул.
Вохуш садится – непринужденно, но с уважением. Он знает: Первый все замечает. Со слегка озабоченным видом (не переигрывать!) он начинает:
– Иван Петрович, беспокоит меня обстановка в университете дружбы народов. Вот сейчас беседовал с проректором по студработе: разболтались студенты…
– Что-нибудь политическое? – вскидывает глаза Первый.
– Да нет, Иван Петрович, быт (Первый успокаивается). Но ведь и быт – тоже политика (Первый настораживается). Так вот они там считают, что надо укрепить партийно их ректорат. Мне ректор сообщил, что они собираются входить через министерство в ЦК с просьбой выделить на вакантную должность проректора по общественным наукам кого-либо из наших сотрудников.
– А ты что сказал? – сразу спрашивает Первый.
Этого Вохуш ожидал и отвечает заранее продуманной формулировкой:
– Что я мог сказать, Иван Петрович? Сказал, что, если считают нужным, пусть входят в ЦК, вопрос будет рассмотрен.
Теперь покрыты все его разговоры с ректором и проректором: он им и в самом деле формально больше ничего не сообщил, все остальное – так, их субъективные впечатления.
– Кого же? – интересуется Первый и полушутливо: – Ты не собой ли собрался укрепить университет?
По скандализованному выражению лица Вохуша Первый понимает, что ошибся. Тут же успокаивает встревоженного Дениса Ивановича:
– Это я шучу, тебя не отпустим (блаженное спокойствие разливается по всему существу Вохуша). Но предложение-то у тебя есть?
– Я вопрос еще не прорабатывал,- скромно говорит Вохуш.- Хотел узнать сначала ваше мнение в принципе.
– Ну, а твое мнение? – в упор спрашивает Первый.
Так, теперь надо его спровоцировать.
– Я полагаю, Иван Петрович, что можно бы в смежных с моим секторах подобрать подходящего кандидата…
Энергичный взгляд Первого становится жестче:
– Ишь какой хитрый; в смежных! А что же из своего сектора не предлагаешь? Что – у тебя подходящих людей нет?
Клюнул! Теперь сопротивляться и темнить.
– Так у меня же в секторе работы невозможно много, Иван Петрович, не могу же я еще отдавать людей!
Первый едко:
– А другие могут? Рекомендуй из своего сектора – я поддержу.
Теперь выкладывать карты.
– Да ведь проректор университета – место докторское, а у меня среди сотрудников сектора только один доктор наук – Шабанов. Не его же отдавать!
– А почему не его? Конечно Шабанов – парень способный. Но ведь и там нужны способные. Проректор – значит, получит звание профессора. Университет важный: гляди, в члены-корреспонденты Академии наук выйдет. Как придет бумага из министерства в ЦК, побеседуй с ним – и направим.
– Да вы же меня без ножа режете, Иван Петрович! – взывает с возможно более достоверным унынием в голосе Вохуш.- Шабанова отдам, а кто вместо него?
– Подыщешь,- успокаивает Первый и, пока Вохуш с убитым видом качает головой, говорит: – Так, это дело заметано. Еще у тебя что?
– Больше ничего, Иван Петрович,- уныло тянет Вохуш, вставая.
И вдруг Первый осклабляется:
– А легко ты отдаешь Шабанова. Что у тебя с ним?
Вот уж этого не ожидал Вохуш. Опять взывает:
– Помилуйте, Иван Петрович! Я прошу его оставить, а вы говорите, будто я же его предлагаю в проректоры…
Первый все ухмыляется:
– Нет, ты мне его не предложил. Но, в общем, я согласен.- И наставительно: – Мне важен не товарищ Шабанов лично, а четкая, слаженная работа сектора. За сектор отвечаешь ты. Я не возражаю, чтобы ты и решал, с кем тебе лучше работать. Ясно?
Вохуш идет по коридору, а на душе кошки скребут. Ну нельзя хитрить с Первым! Видит все насквозь. Да иначе и не стал бы первым замом. А уж те, кто в Политбюро или в Секретариат ЦК выбрался,- вообще гении. Интеллигентики болтают: тот в Политбюро глуп, другой дурак. А на самом деле они сами дураки и молокососы: в лучшем случае просидят эти философы до пенсии на своих нынешних должностях. Нет, в Политбюро – гении.
Гении-то гении, а тоже бывает – зазнаются и дают осечку. Ну кто мог подумать, что Маленков – столько лет до того, как циркач, ходивший по канату и все поднимавшийся вверх,- не просидит у власти двух лет! Или Берия – десятилетиями полз к власти, по трупам полз, а когда уже была почти в руках, четырех месяцев не продержался. Да тот же Хрущев! Ну он, правда, был несолидный, его еще Сталин осаживал: из Москвы отослал на Украину, даже там смещал с поста первого секретаря – агрогорода дурацкие раскритиковал. Конечно, Хрущев отплатил Сталину – да посмертно, при жизни-то никто не решался.
Сталин – вот кто был действительно великим человеком. Ну и Ленин, разумеется: но ведь ему по-настоящему властвовать не довелось, только гражданскую войну выиграл, и начался паралич. А Сталин – тот знал, что такое власть.
…Кончается рабочий день. Еще пройдет Вохуш по своему сектору (сотрудники сидят по двое в комнате, у каждого собственный телефон – и внутренний, и внешний), поговорит коротко о делах на завтрашний день. Но настроение у всех уже – ехать домой, да и сам Вохуш думает об этом не без удовольствия. После окончания рабочего дня он еще посидит минут 20. Вечерних бдений теперь нет, но нехорошо, если руководство заметит, что он уходит одновременно с рядовыми сотрудниками. Однако звонков нет, начальство его не требует – и Денис Иванович вызывает машину.
Она придет быстро – автобаза ЦК рядом, так что можно уже надевать шелковистое дюссельдорфское пальто и неторопливо, но уверенно, как и подобает ответственному сотруднику ЦК, идти к выходу. Блекло-розовые дорожки на натертом паркете, солидная лестница, просторный гулкий вестибюль. Сотрудники все еще выходят, но главная толпа уже прошла. Офицер КГБ вежливо, но внимательно проверяет его бордовую кожаную книжку.
Снаружи – темнота, ветер, снег идет. Но перед зданием ЦК не скользко: лед тщательно счищается острыми лопатками дворников, а для верности тротуар посыпается рыжим песком, а то вдруг поскользнется, садясь в машину, секретарь ЦК!
Вот и черная «Волга». И снова плывет она по шуршаще-скрипящему московскому снежку. Опять памятник героям Плевны, слева тянется Политехнический музей, справа – ЦК комсомола, потом два сросшихся здания на площади Дзержинского: КГБ и МВД – Лубянка. А там – вниз, по широкому проспекту. И мелькают магазин «Детский мир», угол Малого театра, колонны Большого театра, станция метро, Дом союзов, здание Совета Министров СССР. На мгновение блеснут огни улицы Горького – и пошли: отель «Националь», дом «Интуриста» (бывшее американское посольство), старое здание Московского университета. А слева все будет тянуться Кремль, лишь на время прикрытый от взгляда Манежем…
Вохушу и с водителем говорить не хочется: перекинулся парой замечаний о погоде да о снеге – и задумался.
Вот он сейчас катит по Москве, а она бредет где-то по вечерней Праге. Огни горят на Вацлавской площади, бьют часы на Старой Ратуше. Да что он вспоминает ее – не загорелые ляжки инструкторши из Воронежа, а ее? Все потому, что задело, как она тогда на него смотрела. Ну, Денис, скажи себе правду: с омерзением смотрела, как на гадкое животное. А еще – с бессилием. И с плохо удававшейся попыткой скрыть это омерзение, чтобы он не разозлился и не обманул, чтобы устроил ей выезд.
Э, да что там вспоминать! Подумаешь, принцесса – стажерская жена! Гордиться должна, что заинтересовался ею заведующий сектором ЦК.
А с бессилием этим часто на него люди смотрят. И мать, которая кричала: «Убийцы!»; и разные просители; и те, кого он прорабатывал; и те, кого из партии исключал,- разные люди.
И хорошо, что смотрят с бессилием. Вот пару недель назад он видел отвратительный сон. Как будто он в здании ЦК, а оно вдруг пустое. Он спускается в вестибюль – а там нет охраны! Его охватил ужас: ведь сюда сейчас войдут люди с улицы, из города! И вдруг они стали входить. Он с независимым видом подошел к лифту, но общий лифт был наверху, а секретарский, как всегда, заперт. Между тем людей из города набралось много, они молчали и только смотрели на него. Вот так же, как она, с тем же омерзением: как на вошь, как на паразита. Но только не было в их взгляде бессилия, а была сила. И он тогда в страхе проснулся с сердцебиением и долго не мог успокоиться.
Так и надо: пусть у них будет бессилие, а у нас – сила.
И думать надо совсем не об этом, а о приятном. Вот сей-час он приедет домой, жена уже приготовила отличный ужин: семга, икра, хороший сыр, жаркое, ананасы. Выпьет армянского коньячку: всякую эту болгарскую «Плиску» или арабский коньяк Вохуш не любит, только армянский; ну еще грузинский, и конечно, французский. С детьми поговорит, немного – с женой.
Можно бы, конечно, куда-нибудь пойти, культурно отдохнуть. Как завсектором ЦК, он может поехать на любой закрытый просмотр кинофильмов: в Министерство культуры, в Дом кино. Хорошая была идея – организовать эти просмотры. Фильмы – самые разные, из разных стран. Конечно, если чисто юридически посмотреть, то фильмы краденые – это нелегально сделанные копии лент, которые Комитет по кинематографии берет у иностранных кинофирм, якобы чтобы решить вопрос об их покупке, а потом не покупает. Но, с другой стороны, смешно было бы платить валюту этим капиталистам, когда фильмы все равно по идеологическим соображениям в массовый прокат пустить нельзя. А для руководящих работников делается несколько копий – что же в этом такого? Приятно бывает на этих просмотрах: сидят все свои, номенклатурные работники, ну еще деятели искусства, творческая интеллигенция. Людей из города нет. Но сегодня он туда не пойдет.
Кстати, и в ЦК раз в неделю – по четвергам – показывают заграничные кинофильмы, которые не выйдут на экран для широкого зрителя. Только на эти просмотры он и не заглядывает – это, как и вечерний буфет, больше для машинисток и секретарш, ему было бы даже и неудобно туда идти.
Можно, конечно, поужинать и отправиться с женой в театр. Билеты стоят пустяк: в Большой театр на лучшие места – три с полтиной, в других театрах – еще того дешевле. Ясно, в открытую продажу на эти места они не поступают. Поэтому тоже приятно: получишь по «броне» ЦК места в первом или втором ряду и сидишь опять среди своих, ну и там иностранные послы – это тоже не без приятности: чувствуешь свое положение в обществе.
Но и в театры, и на концерты Вохуша не тянет. Да и сыт он ими до отвала: по долгу службы бывает на спектаклях и концертах после всяких торжественных заседаний и конференций или с иностранными делегациями. Нет, никуда он сегодня не пойдет, будет отдыхать и на досуге продумывать: как дать ход своему продвижению в замзавы. А в 10 часов – спать: без крепкого здоровья нет и продвижения.
Плывя в бесшумном лифте наверх, к своей квартире, и уже расстегивая ворсисто-шелковистое пальто, Денис Иванович по привычке коротко подводит итоги прошедшего дня. День, в общем, был удачный, ничем не омраченный, почти счастливый: ликвидировал опасность скандала с голосованием решения о делегации, не поддался на искушение поездки в Италию, ловко удалил нежелательных лиц из списка советско-болгарской комиссии, снял сомнительных авторов из издательского плана, заставил университет дружбы народов просить о назначении проректора из аппарата и получил согласие Первого на то, чтобы направить туда Шабанова. Если бы каждый день удавалось сделать столько полезных дел!
…Вот за этот-то день Денис Иванович и получил в 10 раз больше, чем рядовой советский труженик.
*
Паразитирующий правящий класс. Козельск, Москва… и так по всей стране.
Процитируем в последний раз в этой книге одно из последних стихотворений Галича:
Над блочно-панельной Россией
Как лагерный номер – луна.
Обкомы, горкомы, райкомы
В потеках снегов и дождей.
В их окнах, как бельма трахомы
(Давно никому не знакомы),
Безликие лики вождей.
В их залах прокуренных – волки
Пинают людей, как собак.
А после те самые волки
Усядутся в черные «Волги»,
Закурят вирджинский табак.
И дач государственных охра
Укроет посадских светил,
И будет мордастая ВОХРА
Следить, чтоб никто не следил [44].
ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 8
1. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 27, с. 397.
2. См. И. А. Курганов. Нации СССР и русский вопрос. Франкфурт-на-Майне, 1961, с. 30-31.
3. «Дружба народов» № 9, 1989.
4. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, с. 93.
5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13,"с. 7.
6. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 41, с. 309, 311.
7. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с..45.
8. «Литературная газета», 30.07.86.
9. Э. Багрицкий. Стихотворения и поэмы. М.- Л., 1964, с. 126.
10. М. Fainsod. Smolensk under Soviet Rule. Gambridge/Mass, 1958.
11. National Archives, Washington, D. S.Smolensk Аrchive Microfilm, RS921, лист 100.
12. Там же, л. 76.
13. Там же.
14. Таи же, л. 95.
15. Там же, л. 12.
16. Там же, л. 131.
17. Там же, л. 94.
18. Там же, л. 07-98.
19. Там же, л. 96.
20. Там же, л. 1.
21. Там же, л. 271.
22. Там же, л. 123.
23. Там же, л. 124.
24. Там же, л. 133 – 134.
25. Там же, л. 134-135.
26. Там же, л. 138.
27. Там же, л. 142.
28. Там же, л. 139.
29. Там же, л. 65.
30. Там же, л. 66.
31. Там же, л. 35.
32. Там же, л. 34.
33. Там же, л. 43-46.
34. Там же, л. 223-224.
35. Там же, п. 157.
36. Там же, л. 153.
37. Там же, л. 204.
38. Там же, л. 277-283.
39. Там же, л. 303-304.
40. Там же, л. 306-307.
41. Там же, л. 307-308.
42. Там же, л. 300.
43. Там же, л. 305.
44. А. Галич. Когда я вернусь. Франкфурт / М., 1977, с. 56.
Глава 9
МЕСТО НОМЕНКЛАТУРЫ В ИСТОРИИ
Если мы хотели повернуть историю,- а оказывается, повернулись мы, а история не повернулась,- казните нас.
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, с. 118
Всемирный коммунизм – это всемирная реакция.
Курт Шумахер
(председатель социал-демократической
партии Германии 1946-1952 гг.)
Номенклатура, политбюрократия, ставшая господствующим классом, – "новый класс". А новый ли? Каково место номенклатуры в истории?
1. ДРУГОЕ ОБЩЕСТВО, ДРУГИЕ РЕВОЛЮЦИИ
Чтобы подойти к ответу на этот вопрос, сформулируем сначала выводы из того, что мы увидели, пробираясь по лабиринту главной тайны советского общества – тщательно скрываемого факта существования правящего, эксплуататорского, привилегированного, диктаторствующего, экспансионистского и паразитического класса – номенклатуры.
Мы убедились в следующем.
"Реальный социализм" – это не общество, предсказанное Марксом.
а) Маркс считал самым важным своим открытием диктатуру пролетариата. Ни в одной стране реального социализма такой диктатуры не было, всюду создалась "диктатура над пролетариатом" (Троцкий), диктатура номенклатуры.
б) Маркс предрекал как результат пролетарской революции возникновение бесклассового коммунистического общества – без государства, армии, полиции и бюрократии. Действительный результат всех революций, именующих себя "пролетарскими", оказался прямо противоположным: возникло общество с антагонистическими классами, с государством, армией и полицией несравненно более мощными, чем при капитализме,- общество, в котором политическая бюрократия сделалась господствующим классом.
в) В "Критике Готской программы" Маркс мимоходом упомянул, что у коммунизма будет первый этап, когда еще сохранятся элементы старого и не все черты коммунистического общества войдут в жизнь. Эта заметка была раздута в целую теорию "социалистического общества как первой фазы коммунизма".
Между тем Маркс пояснял: "Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата" [1].
Никакого "общенародного государства" не предусмотрено; впрочем, мы уже отмечали, что оно, с марксистской точки зрения, бессмыслица. Поскольку реальный социализм давно уже не претендует на то, что он диктатура пролетариата, то он предсказанной Марксом первой фазой коммунизма не является. Вдобавок ясно, что путь к отмиранию государства может проходить лишь через ослабление, а не укрепление государства, путь к ликвидации армии, полиции и бюрократии не может пролегать через их рост и усиление. Колумб, отправившись в сторону Америки вместо Индии, приехал соответственно именно в Америку, а не в Индию.
Общество реального социализма вполне реально, и оно действительно в корне отличается от капиталистического общества. Но это не то общество, возникновение которого прорицали Маркс и Энгельс. Это другое общество.
Номенклатура осознала, что оно другое. Она лишь пытается скрыть этот факт. С такой целью она продолжает раздувать теорию "первой фазы коммунизма". Поскольку эту "фазу" основоположники не охарактеризовали, а лишь упомянули, можно выдавать за нее решительно все, что не является ни капитализмом, ни коммунизмом. Под псевдонимом "первой фазы коммунизма" и фигурирует ныне антагонистическое и эксплуататорское общество реального социализма, не имеющее ничего общего с пророчествами Маркса.
Потребность в такой операции номенклатура ощутила давно. В эту сторону вел антимарксистский лозунг Сталина о "построении социализма в одной, отдельно взятой стране" (1924 год), вели его рассуждения на XVIII съезде партии (1939 год) о возможности существования государства при коммунизме – с марксистской точки зрения полная бессмыслица, поскольку государство – аппарат класса, а в коммунистическом обществе классов нет. Затем началось растягивание "периода социализма" – от очень краткого переходного этапа (как еще можно было бы интерпретировать мимолетное замечание Маркса) до чуть ли не самостоятельной социально-экономической формации.
Брежнев стал пропагандировать идею. Ульбрихт, всегда норовивший оказать себя большим католиком, чем сам Папа, выступил с тезисом о социализме как "относительно самостоятельной" эпохе в истории человечества, чтобы отодвинуть перспективу коммунизма еще дальше. Помню, как, прогуливаясь со мной по Восточному Берлину, ответственный работник сектора ГДР в отделе ЦК КПСС рассуждал: "Конечно, постановка вопроса сама по себе своевременная и полезная. Но почему Ульбрихт? С этим тезисом должен выступить советский руководитель". Ульбрихт был смещен с поста Первого секретаря ЦК СЕПГ, а с тезисом о "развитом" или "зрелом социализме" как длительном периоде в жизни общества выступил Брежнев. Затем было объявлено, что коммунистическое общество вообще сложится постепенно, без особого скачка, в рамках "развитого социализма" и что между социализмом и коммунизмом "нет резкой грани" [2]. В 1986 году Программа КПСС была подвергнута пересмотру с целью вычеркнуть из нее все конкретные упоминания о коммунистическом обществе. Так медленно, но упорно Марксова идея о бесклассовом обществе вытравляется из коммунистической идеологии и заменяется идеей непреходящей стабильности реального социализма, то есть диктатуры номенклатуры.
Номенклатура осознала, что построено общество, не предсказанное Марксом, а предсказанное им она строить не собирается.
Если сопоставить современное капиталистическое общество и общество реального социализма, то именно первое выглядит этапом на пути к обществу без классов, государства и его атрибутов, а ни в коем случае не второе.
Как же получилось, что предсказанные Марксом революции в ряде стран действительно произошли, только вот результат их оказался прямо противоположным ожидавшемуся? Возникает вопрос: а не может быть так, что не только общества сложились другие, не предвиденные Марксом, но и сами революции были другими?
Действительно: и до Маркса, и после него в разных странах происходили революции и государственные перевороты. В некоторых случаях их организаторы ссылались на теорию марксизма. Но ведь таких ссылок недостаточно, чтобы признать эти революции и перевороты соответствующими теории и подтверждающими ее правоту. Надо сличить эти революции с самой теорией.
По марксистской теории, пролетарские революции происходят в промышленно наиболее развитых странах – там, где капиталистические производственные отношения оказываются слишком узкими для бурно выросших производительных сил и превращаются в их оковы. В начале книги уже упоминался составленный Энгельсом перечень тех стран, где в соответствии с этой теорией должны были произойти в первую очередь пролетарские революции: Англия, США, Франция и – с некоторым запозданием – Германия.
А вот где в действительности произошли "пролетарские революции": Россия, Монголия, Тану-Тува, Болгария, Югославия, Албания, Польша, Румыния, Венгрия, Чехословакия, Восточная Германия, Северный Вьетнам, Северная Корея, Китай, Куба, Южный Йемен, Южный Вьетнам, Камбоджа, Лаос, Ангола, Эфиопия, Мозамбик, Гренада, Афганистан [3]. Хотя некоторые из них по теоретическим соображениям именуются "национально-демократическими" революциями, но такой категории в теории Маркса вообще нет, власть же в этих странах оказалась в руках коммунистических партий, что, по Ленину, является главным признаком "победившей пролетарской революции".
Выявляется любопытная закономерность: "пролетарские революции" произошли только в слаборазвитых странах. В Европе, за исключением Югославии и Албании, эти революции победили лишь в условиях прямого советского военного или политического вмешательства. В то же время в наиболее развитых странах капитализма, несмотря на полную свободу деятельности коммунистических партий и других групп, надрывно призывавших к "пролетарской революции", никаких революций не было.
Закономерность, следовательно, такова: чем выше уровень развития производительных сил, тем меньше шансов для "пролетарской революции". Это антимарксистская закономерность, однако она не перестает быть многократно проявляющейся и не знающей исключений закономерностью. Пролетарские революции в развитых странах, предсказанные Марксом, не происходят. Зато под маркой "пролетарских" происходят революции в странах, где нет развитого, а то и вообще никакого пролетариата. Под марксистскими лозунгами происходят другие революции.
Другое общество, другие революции. Какие?
2. БОНАПАРТИЗМ ВМЕСТО МАРКСИЗМА
Единственный путь для ответа на этот вопрос состоит в следующем. Весь ход развития материального мира свидетельствует об общем правиле: характеристика любого объекта и происходящие в нем изменения определяются стадией развития этого объекта. Значит, надо установить, на какой стадии исторического развития общества создается посредством "пролетарской революции" система реального социализма, и тогда мы получим ответ на наш вопрос.
Такой путь полностью соответствует и теории Маркса. Она была разработана под влиянием идей Дарвина об эволюционном развитии живых существ последовательными этапами от амебы к человеку. Соответственно марксизм говорит о последовательно сменяющих одна другую социально-экономических формациях как закономерных этапах развития человеческого общества.
Мы отмечали, что Ленин уже в своей ранней работе "Что делать?" выступил с ревизией марксистского подхода к историческому процессу, когда он связал возможность и перспективу революции в России не с уровнем развития производительных сил страны, а с действенностью "организации профессиональных революционеров".