Уолт Уитмен, «Песня о себе»

 
   Юра лежал на шершавых бревнах, закинув руки за голову и глядя в ночное небо. Над обвисшим парусом медленно плыл желтый и словно бы надутый ветром парус луны. Легкие дымчатые облачка то и дело наползали на полумесяц. Там, в вышине, ходил ветерок. Но внизу, над морем, было тихо.
   Третья ночь на плоту…
   Не забыть ту ночь, когда огненный столб встал над Ипатием. Он, Юра, изо всех сил наваливался на рулевое весло, чтобы быстрее отогнать плот от острова. Ветер гнал их на юг, вдоль восточного берега Ипатия. Нестерпимый жар опалял лица и кожу. Валерка схватил брезентовое ведро и, беспрерывно черпая воду, окатывал всех. Один раз плот чуть не занялся: огоньки пробежали по доскам, зашипела кора бревен.
   — Парус! — заорал Юра. — Обливай парус!
   Если бы сгорел парус — тогда конец. Тогда — прыгай в воду. А долго ли продержишься?.. Валерка ведро за ведром выплескивал на парус. Молодец, не растерялся. Женщины помогали ему — зачерпывали воду котелком и кастрюлей. Дымились бревна. Юра повис на рулевом весле, пытаясь хоть немного отжать плот к востоку.
   И вот пылающий остров остался за кормой. Они плыли в ночь, в неизвестность. Сидя и лежа на бревнах, долго смотрели туда, на север, где вполнеба размахнулось зарево.
   На рассвете зарево потухло. Плот уже был далеко от острова. В девятом часу утра парус заполоскал и обвис. Плот неуклюже развернулся боком и медленно поплыл по течению. Без ветра управлять им было невозможно.
   Томительные, жаркие, безветренные дни…
   Еды было достаточно. Хуже было с водой. Поспешное бегство помешало им наполнить анкерок, и там осталось на дне совсем немного. Теплую затхлую воду разбавляли морской. Она почти не утоляла жажду. К счастью, сохранилась ионообменная смола. Вчера обработали ею морскую воду — получилась относительно пресная, но противная на вкус вода. А когда и она кончится?..
   — Перейдем на методы Бомбара, — сказал Юра. — Сырую рыбу будем кушать.
   Валя сделала брезгливую гримасу.
   А Валерка вспомнил зимний дрейф четверки наших солдат в Тихом океане.
   — Ребята семь недель выдержали! — сказал он. — И в каких условиях: шторм, холод… Нет, нам все ж таки полегче. Каспий — не Тихий океан.
   «А если налетит шторм? — подумал Юра. — На Тихом океане ходят волны-горы длиной метров в четыреста, их крутизна не грозит плоту опрокидыванием. Другое дело — каспийская волна, короткая, крутая, злая. Еще неизвестно, где опасней…»
   Но вслух он этого не сказал.
   Однажды далеко в стороне прошел вертолет. Прошел и скрылся, не заметив плота.
   — Нас, конечно, ищут, — говорил Юра. — Колька всех там на ноги поднял.
   Он водил пальцем по истрепанной карте. Свое место он знал только приблизительно: по компасу определял направление дрейфа, но скорость движения даже на глаз не мог прикинуть, потому что плот двигался вместе с течением и был неподвижен относительно воды.
   — Нас несет к иранскому берегу. Вот сюда, наверное, в район Шахсевара, — говорил Юра, тыча пальцем в самый низ карты.
   — И что тогда? — спросила Валя.
   — Ты же знаешь фарсидский язык?
   — Чуть-чуть понимаю, но разговаривать не могу.
   — Ничего, столкуемся. Английский немного знаем. Свяжемся с нашим посольством…
   Но Юра знал и другое: течение следует вдоль береговой липни и может скоро повернуть к пустынному восточному берегу…
   Этого он тоже не сказал вслух.
   И вот — третья ночь на плоту…
   Валя откинула одеяло, села рядом с Юрой.
   — Не спится. — Она тихонько вздохнула. — Страшно подумать, как там мама…
   Он взял ее руку, погладил. Валя заглянула ему в лицо.
   — Усатый, бородатый… Озабоченный… — Она прижалась к нему теплым плечом. — О чем ты думаешь?
   — О нас с тобой, — сказал он. — И о Кольке.
   — Скучно тебе без него?
   — Непривычно.
   — Скажи мне что-нибудь…
   — Ты и так знаешь.
   — Нет, скажи.
   — Ты — хорошая, — шепнул он ей в ухо.
   Валя закрыла глаза. Лицо ее, слабо освещенное лунным светом, было усталое и счастливое. Они долго сидели, прижавшись друг к другу, и молчали. Плот медленно несло в неизвестность.
   Валя задремала. Юра прикрыл ее одеялом. Он посидел еще немного, потом разбудил Валерку.
   — Твоя вахта, — сказал он, передавая ему часы. — В пять разбуди меня.
   — Зачем?
   — Кажется, на рассвете должен пролететь спутник. Хочу посмотреть.
   — Ладно, — сказал Валерка.
   Он потрогал обвисший парус, прошел в носовую часть плота и сел, обхватив руками колени. Мучительно хотелось пить. Но пить можно будет только в семь утра — три глотка противной теплой воды…
   Рита слышала, как Юра попросил Валерку разбудить его. Она невольно улыбнулась: такая обстановка, такая опасность, а он беспокоится, как бы не проспать пролет спутника. Великовозрастный мальчишка… Впрочем, такое мальчишество от возраста не зависит. Юру, должно быть, и в пятьдесят не покинет вот этот неистребимый интерес к жизни.
   Вот он спит на голых бревнах, посреди капризного, переменчивого моря. Что ему снится? Спутник? Трубопровод? Ремонт яхты? Межпланетные путешествия?..
   И Николай такой же. Посерьезнее немного, но, в сущности… Зачем он предпринял этот рискованный, безрассудный заплыв? Добрался ли?.. Что он делает сейчас? Мечется, наверное, по морю со спасательной партией…
   Как там Анатолий? Нелепо разминулись они на острове… Слава богу, он развязался с Опрятиным. Лаборатория их погибла. Тем лучше! Теперь она, Рита, возьмется за его лечение. Он тоже беспокоится там, дома… Ох, скорей бы уж добраться домой…
   Рита отбросила одеяло, села. О, какой туман наплывает!
   Ей в плечо ткнулось что-то влажное и холодное. Это проснувшийся Рекс приветствовал ее, тронув носом. Она потрепала собаку за уши. Но Рекс вдруг решительно высвободился, отошел, насторожился. Ноздри его раздувались.
   — Валерик, посмотри на собаку, — тихо сказала Рита.
   Туман наполз и поглотил плот. Ничего не видать. Но в собачьем носу помещалась чувствительная приемная станция, и в радиусе этой станции было нечто заслуживающее внимания. Рекс стоял в напряженной позе и внюхивался в туман.
   Валерка тронул Юру за плечо.
   — Что случилось? — Юра вскочил на ноги.
   Валя тоже проснулась. Валерка молча кивнул на пса.
   — Да, что-то есть, — сказал Юра. — Он чует. Может, нас несет к берегу? Тогда надо ждать, пока рассеется туман. А если судно — надо поднимать шум. Впрочем, сейчас…
   И не успела Валя ахнуть, как он прыгнул с плота в воду. Через минуту он вынырнул и, отфыркиваясь, взобрался на плот.
   — Это не судно, — сказал он, сгоняя ладонями воду с тела. — В такую тихую погоду я бы услышал шум винтов.
   — Обязательно для этого надо было прыгать? Сумасшедший! — сказала Валя.
   — Обязательно. В воде звук распространяется впятеро быстрее, чем в воздухе.
   Рекс тихонько рычал, стоя на краю плота.
   — Почему ты не умеешь говорить, старина? — Юра положил ладонь на голову собаки.
   Вдруг раздались какие-то металлические звуки, приглушенные туманом и расстоянием. Нет, это был не колокол, обязательный для судна, стоящего на якоре в тумане. Звуки падали в туман неравномерно — они были похожи на звяканье металла о металл. Кто-то хрипло откашлялся… Отчетливый возглас:
   — Загер мард!
   — Иранская речь, — негромко сказала Валя. — Загер мард — это, кажется, яд змеиный. В общем, ругательство…
   Тот же голос, злобный и высокий, произнес длинную фразу. В ответ послышался другой голос — хриплый, виноватый.
   — Переругиваются, что ли? — сказал Валерка.
   — Погоди! — Валя напряженно вслушивалась в чужую речь. — «Лживый сын собаки, ты говорил, что понимаешь мотор», — перевела она. — А второй отвечает: «Я не виноват, хозяин… Это наделал поганый иноземец, когда чинил его…» Что-то еще — не поняла…
   Иранское судно, болтающееся в море с испорченным двигателем!
   — Давайте крикнем, ребята, — сказал Юра, — «Эй, на судне!» Три-четыре!
   — Эй, на судне! — прокатилось над морем.
   Металлический стук и перебранка сразу смолкли.
   — На судне!
   Томительная пауза, потом — негромкий гортанный окрик.
   — Они стоят без хода, — сказал Юра. — Кажется, недалеко. Попробуем подгрести к ним.
   Гребли чем попало: досками, стланями. Гребли на звук, стоя по краям плота на одном колене, как на каноэ. Через четверть часа в клубящемся тумане смутно проступил низкий борт судна, стоящего без огней. Человек в мягкой шляпе перегнулся через фальшборт, пытаясь разглядеть людей на плоту.
   — Скажи ему: «Потерпели крушение, просим помощи», — шепнул Юра Вале.
   Она, запинаясь, произнесла несколько слов. Получилось нечто довольно бессвязное, но, кажется, человек в шляпе понял. Он немного помедлил, потом кивнул и сделал рукой жест: поднимайтесь, мол.
   Плот приткнулся к борту.
   Валерка ступил на привальный брус судна и, легко перемахнув через фальшборт, помог женщинам взобраться на палубу. Юра быстро завернул немногочисленное имущество в одеяла, обвязал сверток веревкой и передал его Валерке.
   Человек в мягкой шляпе исчез куда-то. Юра высадил Рекса на палубу, взобрался сам и живо осмотрелся. Затем он сунул сверток с вещами в закоулок за носовым трапом и велел Рексу сидеть там.
   Иранец вернулся с фонарем. Он приоткрыл заслонку и бегло оглядел пришельцев. Валя и Рита были одеты кое-как: одна в рваном красном сарафане, вторая — в одеяле, накинутом на плечи, но обе автоматическим жестом поправили волосы. Парни были в купальных трусах.
   Лязгнула заслонка, луч света погас. Иранец спросил высоким, резким голосом:
   — Урус, совет?
   — Да, — ответил Юра. — Советские.
   Он вглядывался сквозь пелену тумана в лицо иранца. Темная широкая полоска бровей, мелкие, но правильные черты, лицо смуглое, симпатичное и даже красивое.
   Юра ткнул себя пальцем в грудь, сказал:
   — Юра.
   Иранец повторил Юрин жест и представился:
   — Фармаз.
   — Куда идете? — спросил Юра. — Пехлеви, Шахсевар, Бендер-Гязь?
   — Бендер-Гязь. — Иранец быстро закивал. И добавил еще что-то.
   — Он говорит, что они рыбаки, — перевела Валя. — У них мотор испортился, и ветра нет.
   Фармаз внимательно посмотрел на Валю и улыбнулся ей.
   — Спроси, не могут ли они подбросить нас в Астару, — сказал Юра.
   — Астара? — переспросил Фармаз и опять закивал. Потом показал на обвисший парус, развел руками: — Мотор, мэшин мифахман?[53] — сказал он и покрутил пальцем в воздухе. — Вр-ррр!
   Юра утвердительно кивнул. Фармаз дружелюбно похлопал его по голому плечу и сделал жест в сторону кормы, приглашая следовать за собой.
   — Подожди, приятель. — Юра тронул его за локоть. — Дай нам сначала напиться. Воды, понимаешь? — Он сложил ладонь горстью, поднес к губам и втянул воздух.
   Фармаз понял. Он подошел к носовому люку и властно крикнул вниз:
   — Аб бэдэхид![54]
   Из люка высунулась чья-то всклокоченная голова. Затем появилась рука с жестяным бидоном.
   Юра передал бидон женщинам, потом Валерке. Напился сам, вытер губы, крякнул:
   — Вот теперь веселее стало! Ну, показывай мотор, приятель. — Он повторил жест Фармаза: — Врр!
   Но тот снова посмотрел на Валю и что-то сказал.
   — Он спрашивает: не хотят ли женщины отдохнуть, — проговорила Валя.
   — Отдохнуть? — Юра замялся в нерешительности.
   — Я не хочу отдыхать, — тихо сказала Рита.
   — Почему? — возразила Валя. — Я страшно устала.
   — Ладно, — решил Юра. — Посмотрим, что за каюта у него.
   Они спустились вслед за Фармазом по крутому трапу в носовой кубрик с тремя двухэтажными койками и подвесным столиком, над которым горела тусклая масляная лампа. На койках лежало двое. Воздух в кубрике был спертый, насыщенный сладковатым запахом.
   Фармаз отворил дверцу в глубине кубрика, пропустил гостей и зажег карбидный фонарь.
   Это была крохотная треугольная каютка в самом носу судна. Над головой проходил степс[55] бушприта, прикрепленный скобами к бимсу[56]. Койка, застеленная красным одеялом, столик, стенной шкаф. На столе стоял кальян с длинной трубкой и медным горлышком, инкрустированным мелким голубым бисером.
   Здесь было почище, но пахло тем же сладковатым запахом.
   Фармаз достал из шкафа глубокую миску с холодным пловом и поставил ее на стол. Приветливо улыбнулся женщинам, указал на медную задвижку на двери и несколько раз щелкнул ею.
   — Может, Рекса привести? — тихо сказала Рита Юре.
   — Пусть сидит наверху. Вы запритесь и отдыхайте. А мы, как только закончим возню с мотором, постучим к вам.
   Мужчины поднялись наверх и пошли на корму.
   Судно было небольшое. За носовым люком — трюм, наполовину закрытый лючинами и брезентом. Дальше — кормовой люк, ведущий в моторный отсек. Надстроек на палубе не было. Мачта с неубранным парусом, свернутые сети с грузами и поплавками, ручная лебедка — вот и все, что смог рассмотреть Юра, сделав два десятка шагов от носового люка к моторному.
   Пахло рыбой. На корме, возле румпель-талей, неподвижно стоял рослый человек. Рулевой, должно быть.
   «Судно стоит без огней, туманных сигналов не полает, — подумал Юра. — Впрочем, чего ж требовать от иранской рыбачьей шхуны… Может, не следовало оставлять женщин одних? Пожалуй, надо было Валерку с ними оставить… Нет, главное — запустить мотор, вдвоем быстрее управимся. Все правильно. Этот Фармаз, видно, хозяин судна. Вроде, симпатичный малый…»
   Вслед за Фармазом они спустились в кормовой отсек. В белом свете карбидного фонаря, висевшего на переборке, они увидели старый двигатель, укрепленный на дубовых брусьях. Перед ним сидел на корточках человек в замасленной рубашке из американского ситца. Чего только не было изображено на рубашке! Танцующие пары, бутылки, обезьяны, пистолеты…
   Валерка усмехнулся, сказал Юре:
   — Вот это рубашечка! Наши чуваки подохли бы от зависти.
   — А ты на шапку погляди!
   На голове моториста красовалась облезлая баранья папаха, не слишком гармонировавшая с пестрой рубахой. Моторист оглянулся и медленно встал. Лицо у него было желтое, нездоровое, с тусклыми стекляшками глаз. Он не выразил ни малейшего удивления при виде двух полуголых незнакомцев. Молча отошел и прислонился к закопченной переборке.
   — Посмотрим, что мог натворить такой механик, — проговорил Юра. — Придвинь-ка, Валерка, ящик с инструментом. И давай понимать, в чем дело… Та-ак. Крышку он, по-моему, снимал зря. Вот что: начнем с того, что поставим все на место.
   Фармаз стоял рядом, внимательно наблюдал за работой.
   — Стоит над душой! — проворчал Юра и мельком взглянул на иранца.
   В прищуренных глазах Фармаза почудилось что-то жесткое и злобное. Впрочем, Фармаз тут же улыбнулся Юре.
   Механик в бараньей шапке закурил сигарету. В отсеке распространился горьковатый полынный запах. Фармаз бросил механику несколько резких слов. Тот пробормотал что-то хриплое и маловразумительное.
   — Загер мард! — сквозь зубы произнес Фармаз.
   Механик нехотя притушил сигарету о переборку.
   «Анашу[57] курил, — подумал Юра. — И морда у него анашиста».
   Конечно, дело было в зажигании. Но этот горе-механик все испортил тем, что переставил шестерни ротора и распределителя. Теперь приходилось заново подбирать угол размыкания прерывателя. Уже несколько раз Валерка вставлял ломик в дыру на ободе маховика, дергал, но безуспешно: двигатель не запускался.
   — На этом моторе еще Ноев ковчег ходил! — ворчал Юра, снова меняя зазор в контактах прерывателя. — Битый час возимся…
   — Кажется, ветер поднялся, — сказал Валерка, задрав голову к люку. — Качнуло немного…
   — Проверим еще раз.
   Валерка рванул ломик. Двигатель фыркнул и пошел. Юра выпрямился, отбросил волосы со лба, поскреб рыжеватую бородку.
   Фармаз провел взад-вперед ручку газа. Мотор послушно прибавил и сбросил обороты. Фармаз улыбнулся Юре и похлопал его по плечу. Затем подошел к трапу и гортанно крикнул что-то наверх. Там, наверху, завизжали блоки: видно, рулевой перебирал румпель-тали, ставя ожившее судно на курс.
   Механик в бараньей шапке занял свое место у мотора. Юра и Валерка поднялись наверх. Фармаз вежливо пропустил их и поднялся за ними.
   Туман немного рассеялся. Он рвался на дымные клочья, уползал белыми змеями, обнажая черную поверхность воды. Дул слабый ветер.
   Юра посмотрел, как Фармаз с помощью бритоголового матроса ставит парус. «Торопится, — подумал он. — Под мотором и под парусом сразу… И почему идет без огней?..»
   Впрочем, на корме горел слабый, еле заметный огонек — огонек масляной лампочки в нактоузе, у компаса. Юра шагнул, мельком взглянул на компас. Тут же высокая фигура стала между ним и нактоузом, загородив спиной компас. Юра поднял глаза на рулевого, и ему стало жутковато: на него смотрело лицо, обезображенное длинным шрамом — наискось, от уха до подбородка.
   Юре все меньше нравилось это судно. Он подошел к Фармазу, который стоял возле трюмного люка, и спросил:
   — Куда идешь? — Он показал на компас: — Астара?
   Фармаз закивал:
   — Астара.
   «Врешь, собака, — подумал Юра. — Если бы ты шел в Астару, на компасе было бы двести семьдесят или в этом роде. А ты держишь десять. На север идешь…»
   — Астара, — сказал Юра. — Мне нужно в Астару, понимаешь?
   Фармаз вдруг махнул рукой кому-то за Юриной спиной. Юра не успел оглянуться. Сильный удар в спину сбил его с ног. Он полетел вниз, в зловонную темноту трюма.

 

 
   Когда мужчины вышли из каюты, Рита прежде всего заперла дверь на задвижку.
   — Напрасно Юра сделал это, — тихо сказала она. — Нам нужно держаться вместе.
   — Ты думаешь, есть какая-нибудь опасность? — спросила Валя.
   — Надеюсь, что нет.
   — Я ужасная трусиха, — призналась Валя. — Уж ты меня не пугай, Рита.
   — Я не пугаю. Но Юрик бывает очень беспечен.
   — Это правда. — Валя села на табурет и повертела в руках гибкую трубку кальяна. — Он легкомысленный, и вообще…
   — И вообще тебе будет с ним хорошо, — улыбнулась Рита.
   — Ты думаешь? — Валя наклонила голову и тихонько засмеялась. — Посмотри, какой шикарный кальян. А ведь простые рыбаки…
   Они расстелили Валино одеяло поверх койки и легли, обнявшись.
   Было тихо. Из-за двери неслись неясные шорохи, слабо плескалась вода за бортом. Прошло полчаса или больше. Судно качнуло, и из-под койки выкатился алюминиевый бидон. Он ударился о табурет, соскочила крышка. Рита встала, подняла бидон. Лицо ее стало сосредоточенным.
   — Что ты там нашла? — сонно спросила Валя.
   — По-моему, это опий. — Рита показала ей бидон с коричневой пастой, издающей сладковатый запах.
   — Опий? — удивилась Валя. — Никогда не видела. Он похож скорее на клубничный джем.
   — Опий для курения, — сказала Рита. Она нагнулась под койку. — О, здесь полно бидонов! — воскликнула она. — Вот еще опий. Шарики, чтобы глотать… А в этом бидоне анаша. Видишь? Желтая крупка…
   — Зачем им так много опия? — растерянно сказала Валя, вставая с койки.
   Рита распахнула дверцу стенного шкафа. Полки были набиты бело-синими картонными коробочками. Рита взяла одну, посмотрела и швырнула ее обратно.
   «Такая же коробочка с ампулами, какая была там, в подземной лаборатории», — подумала Валя. Она знала от Юры о пристрастии Ритиного мужа к этому снадобью.
   — Это судно набито наркотиками, — с ненавистью сказала Рита. — Негодяи! Никакие они не рыбаки.
   — Ты думаешь, они…
   — Конечно! — У Риты глаза потемнели от гнева. — Они везут эту отраву к нам. Контрабандисты проклятые! Надо сейчас же разыскать Юру.
   Она направилась к двери, но Валя схватила ее за руки и зашептала:
   — Умоляю тебя, не будь безрассудна! Подождем, пока Юра и Валерка вернутся.
   — Нет, — сказала Рита. — Мы должны их немедленно разыскать. Это бандитское судно, понимаешь?
   Она прикрутила краник карбидной лампы и бесшумно подошла к двери. Прильнула к замочной скважине.
   В соседнем кубрике было двое. Один из них, с черной всклокоченной головой, сидел на корточках, привалившись спиной к мачте, основание которой проходило сквозь кубрик. Второй, тощий, с бритой головой, слез с койки, достал что-то из кармана и положил в рот. Затем опустился на корточки рядом с черноволосым и угостил его тоже.
   — Что ты видишь? — прошептала Валя. — Что они там делают?
   — Погоди…
   Несколько минут те двое молча сидели на корточках. Вдруг они очнулись от дремоты, подняли головы, тихо заговорили. Встал на ноги один, потом второй. Беззвучно смеясь, они принялись подталкивать друг друга. Черноволосый, тихо напевая, начал приплясывать на месте, бритый щелкал в такт пальцами и притопывал босой ногой.
   — Дай мне посмотреть, — шепнула Валя.
   Она заглянула в скважину и отпрянула от двери: страшная пляска, лица, искаженные нечеловеческим весельем, испугали ее.
   — Они нажрались наркотиков, — тихо сказала Рита. — Сейчас у них эйфория, возбуждение… Ах, проклятые!
   Двое за дверью кружились в дикой пляске. Черноволосый хрипло запел:

 
Ач хурджини,
Ал бычагы,
Кэс алманы,
Вэр яра дилин![58]

 
   Бритый подхватил, щелкая пальцами:

 
Дилин, дилин, дилин, дилин!

 
   Вдруг застучал мотор, палуба мелко задрожала под ногами. Плясуны остановились, прислушались. Перекинулись несколькими словами. Затем бритый нехотя полез по трапу наверх. Черноволосый снова уселся на корточки.
   — Караулит нас, — прошептала Рита.
   — Ты слышишь? — радостно сказала Валя. — Ребята пустили мотор. Сейчас они вернутся, нам не надо выходить…
   — Надо, — сказала Рита. — Надо.
   Она еще раз заглянула в замочную скважину, затем решительно выдвинула из-под койки бидон и набрала горсть опийных шариков.
   — Не бойся и иди за мной, — шепнула она Вале.
   И, резко откинув задвижку, шагнула в кубрик. Черноволосый вытаращил на нее глаза, поднялся и хрипло крикнул по-русски:
   — Назад!
   Рита протянула ему ладонь с шариками. Черноволосый, увидев предмет своей страсти, щелкнул языком. Глаза его загорелись. Но он еще колебался.
   — Фармаз-ага, — проговорил он, нерешительно оглядываясь на трап.
   — Возьми! — повелительно сказала Рита.
   Иранец схватил шарики с ее ладони и отвернулся.
   Сверху донесся топот, глухие удары, выкрики. Что-то загрохотало.
   Женщины подбежали к трапу. Рита бесшумно поднялась и осторожно выглянула из люка.

 

 
   Рослый рулевой со шрамом через лицо ударом в спину сбросил Юру в трюм и обернулся к Валерке. Валерка с силой ударил рулевого ногой в живот и кинулся к носовому люку. Но Фармаз с неожиданной ловкостью дал ему подножку, и Валерка растянулся на палубе. «Рекс!» — хотел крикнуть он, но не смог: чьи-то пальцы сдавили горло. Он отбивался руками и ногами. Но силы были неравны. Валерку схватили и бросили в трюм. Сразу загремело над головой: люди Фармаза закрывали трюмный люк досками, а поверх них задвинули в скобы тяжелый бимс.
   Трюм был завален рыбой, и это смягчило падение. Юра, тяжело дыша и оскользаясь, поднялся на ноги.
   — Ты цел, Валерка?
   — Цел…
   В кромешной тьме, выставив руки вперед, Юра побрел по трюму. Рыба, должно быть, лежала давно и издавала страшное зловоние. Юра наткнулся на низкую перегородку, перелез через нее, нащупал груду сетей. Выхода не было. Кругом — прочные деревянные переборки…
   От вони кружилась голова. Юра нащупал ступеньки крутого трапа, прислонился к ним.
   — Будь я проклят! — вырвалось у него. — Идиот несчастный… Это я, я во всем виноват!..
   — Юрий Тимофеевич, — отозвался из темноты Валерка. — Может быть, еще не все…
   — Перестань величать меня по отчеству! — заорал Юра. — Дай мне в морду, Валерка!
   — А что толку? — проворчал лаборант.
   — Ты представляешь, что теперь будет с ними?! — Юра вскарабкался по трапу и бешено заколотил кулаками по доскам трюмной крыши. — Мерзавцы! — орал он исступленно. — Откройте! Откройте!
   — Юра! — крикнул снова Валерка. — Посмотри, что я нашел…
   Шаря руками в углу трюма, Валерка наткнулся на что-то гладкое и холодное. Это был тяжелый нож с широким лезвием, каким пользуются при разделке рыбы.
   Юра взял нож из рук Валерки, пощупал острое лезвие. Задыхаясь от ярости и отчаяния, он начал рубить доску над головой. Трещало дерево, летели щепки, занозы впивались в руку…

 

 
   Рита осторожно выглянула из носового люка. Туман почти рассеялся. Шхуна, слегка накренившись, ходко шла полным бакштагом, под двойной тягой паруса и мотора. Надутый ветром грот был далеко вынесен за борт. Журчала вода вдоль бортов.
   Глаза Риты освоились с темнотой. Она различила высокую фигуру возле трюма. Человек что-то укреплял на крыше трюма — задвигал в скобу брус. Затем он злобно выругался и пошел на корму.
   — Иди за мной, — прошептала Рита Вале.
   Одна за другой они легко скользнули наверх, за будочку ограждения носового люка. Здесь лежал сверток с их вещами, и верный Рекс сторожил его. Пес слышал Юрии голос на палубе, слышал шум борьбы и, должно быть, чувствовал, что творится неладное. Но Юра велел ему сидеть смирно, новой команды не поступило, и Рекс только беспокойно перебирал лапами и втягивал ноздрями воздух. Он не имел права отойти от свертка.