- Поня-ятно!… - мрачно сказала Александра. - А его вдова и дети, с ними что стало?
- Они уцелели. Их увели к себе соседи, а потом спрятали в одной из тихих старинных деревенек в псковских лесах. Старший сын Алексей, отец нашего соседа, через несколько лет вернулся в Псков. Но на месте сгоревшего священнического дома стояли уже два новых домика, и в одном из них поселился школьный учитель. Это был мой отец. Алексей Викторович со временем перекупил второй дом у наших соседей, а его сын, наш сосед Виктор Алексеевич, решил полностью восстановить дом своего героического деда, отца Виктора, таким, каким он его видел на старой фотографии. Фотографию эту, кстати, я ему разыскала в нашем краеведческом музее. Вот и вся история.
- Так дядю Витю в честь его дедушки назвали? - спросила Аннушка.
- Да, в его честь. По крайней мере, он сам так считает.
Дмитрий Сергеевич покрутил головой и сказала:
- Нет, это надо же! Я жил тут несколько лет, вроде и отношения у нас с дядей Витей были хорошие, добрососедские, даже выпивали несколько раз вместе, а самого главного я о нем, оказывается, и не знал! Ну, работает дядя Витя на реке, катер какой-то куда-то водит, простой вроде дядька, а он, оказывается, внук расстрелянного большевиками священника!
- Он не всем про себя говорил правду, Митя.
- Не доверял, значит, соседям?
- Выходит, так.
- А вам, Анастасия Николаевна? - спросила Александра. - Вам он, конечно, доверял?
- Представьте, да. По-моему, я с самого детства все о нем знала.
- И ни один человек не уцелел из всего того Талабского полка? - спросил Дмитрий Сергеевич.
- Уцелели двое, полковник Пермикин и один рядовой, который тоже скрылся и тихо дожил до самой старости. От него люди и узнали, как происходил расстрел Талабского полка красными и эстонцами на льду Наровы, под Нарвой. А полковник Пермикин к концу гражданской войны стал генералом армии, ушел в эмиграцию, умер и похоронен в Австрии.
- Так значит, остров Залита назван в честь комиссара, которого талабские рыбаки в озеро бросили? - спросила, нахмурясь, Юлька.
- Да.
- А как раньше назывался остров?
- Остров Талабск.
- Вот пусть бы он так и назывался! - сказала Александра.
- Или переименовали бы его в честь белого генерала Пермикина, который рыбацкий полк создал! - предложила Юлька.
- Или пусть он называется Никольским - ведь на нем не только батюшка отец Николай жил, на нем и храм Николая Угодника стоит, - сказала Аннушка.
- Вы все правы, девочки! - сказал Мишин, обращаясь, кажется, не только к дочерям, но и к Александре. - Но Талабский архипелаг - это ж не какие-нибудь необитаемые острова, на них люди живут, внуки и правнуки тех самых рыбаков-героев. Вот пусть они и решат этот вопрос! И спасибо вам, Анастасия Николаевна, за рассказ.
- Ну, теперь-то вы согласны со мной, Митя, что сосед должен восстановить дом своего деда? - спросила бабушка.
- Конечно! - согласились Дмитрий Сергеевич и Юлианны. - Пусть восстанавливает!
- А вы что об этом думаете, Александра? Александра вздрогнула - она думала о другом.
- О чем?
- О том, что сосед должен восстановить дом деда?
- Ну, конечно, должен! Только я о другом думала: я вдруг вспомнила песню Александра Галича «Ошибка». Знаете? - и она тихонько напела: «Мы похоронены где-то под Нарвой, под Нарвой, под Нарвой…» - И я поняла, о ком эта песня: она о белогвардейцах, погибших под Нарвой.
- Что это за песня? - спросила Юлька.
- Ты тоже не знаешь ее, Аннушка?
- Не знаю.
- Если бы была гитара, я бы вам спела.
- Гитара есть, Александра. Анастасия Николаевна, можно? - спросил Дмитрий Сергеевич.
- Ну, конечно, можно, Митя. Сходи, принеси!
- Это нашей мамы гитара, - пояснила Аннушка Александре. - Мама хорошо играла и пела.
Дмитрий Сергеевич сходил в комнату бабушки и вернулся с гитарой. Он протянул ее Александре и сказал:
- Боюсь, что она очень расстроена, на ней давно уже никто не играл.
- Ничего, я попробую настроить, - сказала Александра.
Пока она настраивала гитару, все молча ждали. А потом Александра ударила по струнам и запела:
Мы похоронены где-то под Нарвой,
Под Нарвой, под Нарвой,
Мы похоронены где-то под Нарвой,
Мы были - и нет.
Так и лежим, как шагали, попарно,
Попарно, попарно,
Так и лежим, как шагали попарно -
И общий привет!…
Она пела песню о мертвых солдатах, которые лежат замерзшие в земле, которых «не тревожит ни враг, ни побудка». И вдруг павшие воины слышат голос трубы:
Эй, поднимайтесь, такие-сякие, Такие-сякие!
Эй, поднимайтесь, такие-сякие, Ведь кровь - не вода! Если зовет своих мертвых Россия, Россия, Россия,
Если зовет своих мертвых Россия, Так значит - беда!
- И вот сейчас - слушайте! - скороговоркой сказала Александра и запела дальше:
Вот мы и встали, в крестах да нашивках, Нашивках, нашивках,
Вот мы и встали, в крестах да нашивках И в белом дыму.
Встали и видим, что вышла ошибка, Ошибка, ошибка,
Встали и видим, что вышла ошибка, И мы ни к чему!
Александра допела песню. В конце песни говорилось, что мертвые солдаты встали спасать Россию и увидели, что вышла ошибка: это по полям, где они полегли, «гуляет охота, трубят егеря».
- Поняли, девочки, про кого песня? - спросила Александра.
- Про пехоту, которая полегла в сорок третьем году, - сказала Аннушка.
- Бесславно и зазря, - добавила Юлька.
- Не только, не только в сорок третьем! - с жаром возразила Александра. - Вы же слышали: «Вот мы и встали, в крестах да нашивках»! Поэт не зря так сказал, и ошибиться Александр Галич тоже не мог: он знал, что кресты могли иметь только солдаты первой германской войны и белогвардейцы. Значит, он пел о тех и других - о павших в сорок третьем и в девятнадцатом!
- О героизме Талабского полка писал еще Александр Куприн, - сказала бабушка. - «Купол святого Исаакия Далматского», так называется эта вещь. Он писал, что во время наступления Юденича на Петроград именно талабцы первыми увидели вдали купол Исаакиевского собора. Но в Петроград они не вошли, им пришлось отступать к Нарве. Знаете, о чем я жалею, мои дорогие? О том, что мы не пригласили на наш вечер Виктора Алексеевича.
- Сходить за ним? - предложил Дмитрий Сергеевич.
- Нет, дорогой, в другой раз. А сегодня уже поздно, девочкам спать пора.
- Ну, бабушка-а! - заныла Юлька.
- Нет, девочки, пора молиться и в постель, - сказала Александра.
- Мы не устали! - сказала Аннушка.
- Бабушка устала, - строго сказала Александра и поднялась.
- Большое вам спасибо за реквием в честь наших талабских героев, Александра! - сказала Анастасия Николаевна. - А остров Залита, конечно, со временем переименуют, так не оставят. Может быть, я еще успею разок туда съездить и поговорю с местными рыбаками. Вот как растает лед на озере, так и поеду, поближе к лету. А теперь - спать, девочки!
- Я их провожу, - сказала Александра, возвращая гитару Дмитрию Сергеевичу. - Спасибо!
- Это вам спасибо, Александра. Девочки в сопровождении Александры отправились в отведенную им комнату, а бабушка с Дмитрием Сергеевичем остались допивать чай.
- Да, вот это - настоящее! - сказала бабушка, глядя на дверь, за которой скрылись внучки и их гувернантка.
- Так значит, вы мой выбор одобряете, Анастасия Николаевна? - спросил Дмитрий Сергеевич.
- Конечно, одобряю, Митя, о чем тут говорить! - с радостью ответила бабушка.
- И благословите, если я попрошу?
- Заранее благословляю! - сказала бабушка и перекрестила Дмитрия Сергеевича, а он в ответ поцеловал бабушке руку.
Через три дня Дмитрий Сергеевич уехал обратно в Петербург, а девочки и Александра остались с бабушкой до конца каникул и провели их очень весело и с пользой: съездили в Псково-Печерский монастырь. Бабушка с Александрой окончательно подружились и, похоже, уже души друг в дружке не чаяли.
А вот Кире в Петербурге было совсем не весело. Душа у нее болела и ныла, и чем ближе подходил срок окончания каникул, тем тяжелее ей становилось. Она и ждала возвращения Юлианн, и боялась его. Еще она беспокоилась, как бы Жанна, узнав о перестройке сарая в часовню, не устроила какую-нибудь крупную пакость. Каждый день она ходила к строящейся часовне проверять, все ли там в порядке? Пока все было на месте, никто, кроме нее, к бывшему сараю не ходил - это она по следам видела.
Вернулась из санатория Гуля: бабушка с дедушкой возили ее туда для поправки здоровья.
Им показалось, что ненаглядная их Гулюшка в последнее время что-то похудела. Она и вправду похудела и стала гораздо стройней: зайцы помогли! Гуля вернулась на остров и сразу же позвонила Кире.
- Юлианны уже вернулись из своего Пскова? - первым делом спросила она.
- Ой, нет, слава Богу!
- Почему «слава Богу»? И чего это ты вдруг о Боге вспомнила? Случилось что-нибудь из ряда вон выходящее?
- Случилось! Сейчас прибегу к тебе и все расскажу.
Разделенная с другом беда, как известно становится вдвое легче. Кира без утайки рассказала Гуле, как ее снова облапошила хитрая ведьма Жанна:
- Так ты что, продолжаешь с ней встречаться?
- Нет, конечно!
- Ну так и не встречайся больше. Ведьмам только не надо оказывать никакого внимания - они и отсохнут.
- Это значит - больше никогда не ходить к Юлианнам, - упавшим голосом сказала Кира
- Почему «не ходить к Юлианнам»? - удивилась Гуля.
- Ну, во-первых, я же их предала! Oни меня не простят… А во-вторых, как можно ходить к ним в дом и не встречаться с Жанной?
- Что Юлианны тебя не простят - это Кирочка, полный вздор! Они православные, они не могут не простить!
- Ты думаешь?
- Уверена!
- А может, мне тоже стать православной, чтобы они меня поскорее простили?
Ох, как велик был для Гули соблазн воспользоваться случаем и немедленно тащить Киру креститься!
- Ни в коем случае! - строго сказал ей Ангел Натан. - Это будет насилие над душой, Господу этого не надо!
Поколебавшись с минуту, Гуля твердо сказала:
- Нет, Кира. Ссора с подружками - не причина для крещения. Врать в Церкви нельзя, а если ты скажешь правду - тебя ни один батюшка не допустит к крещению.
- Вот и Церкви и Богу вашему, выходит, я не нужна! - сказала Кира и заплакала.
- А вот теперь - можно! - сказал Ангел. - Помоги тебе Господь, моя девочка, найти правильные слова!
Гуля обняла Киру, прижала ее залитое слезами лицо к своему пухлому плечу и стала жалеть и уговаривать подружку, как маленькую.
- Ты всем нам нужна, Кирочка, Сухарик ты наш миленький, мы все тебя любим! И я, и Юлианны, и Александра, и Сам Господь Бог!
И знаешь, Он-то тебя как раз больше всех любит!
- Чего Ему меня любить, Он же меня и не знает вовсе! - всхлипнула Кира.
- Знает, знает, не беспокойся! Господь всех знает, каждого человека на земле и о каждом беспокоится. А больше всего о тех, кому сейчас плохо.
- Ну, не знаю… Я, конечно, верю, что Бог есть и всех вас, верующих, любит, я вот только никак не могу поверить, что Он и на меня обращает внимание.
- Подожди, подожди, Сухарик, а откуда ты знаешь, что Бог есть?
- Ну как же! Вот приехала в прошлом году Аннушка, и она была лучше нас всех. А потом в Бога поверила Юлька и тоже изменилась. И вас с Юриком не узнать с тех пор, как вы в Бога стали верить. Значит, это Бог вас всех изменил!
- И как же, по-твоему, мы изменились? Кира подумала, а потом сказала:
- Ну, вы стали лучше себя вести, конечно, только это не главное!
- А что - главное?
- Главное, что вы все стали как-то по-другому любить друг друга, по-настоящему любить.
- Точно, Сухарик! Только удивительного тут ничего нет, потому что Бог есть Любовь!
- Как-как?
- Бог есть Любовь. Это самая главная правда о Боге.
- Выходит, я вижу Бога в вас?
- Ох, не знаю, Кирка! Это для меня сложно… Послушай, знаешь что? Давай я тебя познакомлю с нашим батюшкой, и он тебе все про все объяснит как следует. А то я еще чего-нибудь напутаю…
Кира задумалась.
- Знаешь, Ватрушечка, ты не обижайся, только я бы лучше пошла в тот храм, куда ходят Юлианны. Они столько говорят о своем отце Вадиме! Вот как бы мне с ним познакомиться?
- Ой, да очень просто! Ты пойди в храм за час до вечерней службы и там его подожди.
- А он захочет говорить со мной?
- Конечно! Если не сразу, то назначит тебе какое-нибудь другое время.
- А ты не можешь меня проводить?
- Да запросто!
У Киры высохли слезы. Как хорошо, что ей в голову пришла эта спасительная мысль! Да, она пойдет в храм Рождества Иоанна Предтечи, разыщет там отца Вадима, у которого исповедуются Юлианны, и не только расспросит его о Боге, но и все ему о своем предательстве расскажет! И пусть этот их батюшка потом сам все Юлианнам передаст. А если они ее не простят, то потом она больше на глаза им не покажется и даже по Вязовой улице ходить никогда не будет! Но зато у нее, может быть, будет тот же Бог, что и у них, и она уже больше никогда ни одного предательства в своей жизни не совершит!
- Ну так едем, Сухарик? - спросила Гуля.
- Едем, Ватрушка!
В храм они приехали даже раньше, чем за час до службы, но батюшка оказался в храме. Гуля смело пошла к нему и сказала:
- Отец Вадим, благословите! Батюшка, вот эта моя подружка, ее Кира зовут, сегодня уверовала в Бога. Вы можете с ней немного поговорить?
- Прямо сегодня уверовала? - с улыбкой спросил отец Вадим.
- Ну да! Час назад.
- Ну, тогда самое время нам с нею побеседовать. А ты, пока мы будем с твоей подружкой разговаривать, погуляй возле храма. Или, если хочешь, помоги нашим старушкам.
Кира немного испугалась, но Гуля ее успокоила:
- Я тут рядом буду, не волнуйся! - и пошла к старушкам, которые тут же приставили ее чистить закапанный воском подсвечник.
Отец Вадим и Кира уселись на лавочке в уголке храма и стали беседовать. Кира без утайки рассказала ему все, что с нею произошло. Отец Вадим, вместо того, чтобы ее поругать, вдруг стал расспрашивать Киру о ее дружбе с Юлианнами и вообще о ее жизни. Она даже рассказала батюшке историю Кутьки, и он смеялся, услышав, что щенок жил так долго и счастливо в домике с зайчатами. Они проговорили почти целый час. И отец Вадим подтвердил Кире, что Бог есть Любовь, и что Он ее, Киру, любит ничуть не меньше, чем Юлианн. Кира поверила и успокоилась. Однако батюшка, вопреки ее ожиданиям, не предложил ей немедленно креститься, а посоветовал сначала походить на уроки Закона Божьего в воскресную школу и дал ей записку к директору этой школы. Но он пригласил ее приходить к нему еще, в любой день приходить, особенно если на душе у нее опять будет тяжело. И посоветовал начать ходить в храм на службы.
- Я такая счастливая, подружечка моя Ватрушечка! - сказала Кира Гуле, когда они ехали на трамвае через Ушаковский мост. - Мне кажется, что теперь у меня все будет по-другому!
- Дай Бог! - важно ответила Гуля. - Может, ты после крещения хоть немножко поправишься, бедный мой Сухарик!
- Не дождешься! - по привычке ответила Кира.
На другой же день Кира пришла рано утром в Предтеченский храм и выстояла всю обедню. С трудом, но выстояла. А пока стояла, думала: «Вот Юлианны приедут, узнают и на радостях простят меня! Ой, прости меня, Господи, что я так думаю! Нет-нет, я не только из-за них сюда пришла, но и из-за Тебя! Я так хочу, чтобы Ты и меня тоже хоть немножечко полюбил!» И назавтра она тоже пошла на службу, только уже на вечернюю, и послезавтра - на литургию… А через три дня Кира передумала и пошла вместо храма на дискотеку. Там ее кто-то обидел, или ей так показалось, потому что на нее вдруг жуткая тоска навалилась и вспомнилось все плохое, что случилось с нею за ее недолгую жизнь, и она с дискотеки ушла домой - плакать. А на другой день она пошла утром на литургию, а вечером - в этот же день! - еще и на вечернюю службу. Народу в церкви было немного, и она тихо простояла в уголке всю службу до самого конца. А на другой день ее пригласила на вечеринку одноклассница, и там было очень-очень весело! Так Киру еще долго мотало от христианской жизни к просто веселой жизни. И как-то она в очередном приступе раскаяния принялась жаловаться сама на себя отцу Вадиму.
- Понимаете, батюшка, - сказала Кира. - В Бога-то я верю, а вот в себя не верю ни капельки!
- Ну, это у тебя правильное устроение духа! - улыбнулся отец Вадим. - Тебе, Кира, сейчас надо регулярно ходить в воскресную школу, слушать Закон Божий. Подготовишься, и перед Пасхой я тебя покрещу. Только тогда твоя душевная жизнь придет в равновесие, и ты с Божьей помощью сама с собой помиришься.
- А с Юлианнами?
- И с ними - тоже. Это такая радость - крещение подруги, что в этой радости сами собой растают ваши взаимные прегрешения. Но мне почему-то кажется, что они тебя простят гораздо раньше!
- Раз вы так говорите - значит, так и будет, - кивнула Кира. На душе у нее стало легче, хотя она и догадывалась, что путь ее к Крещению будет совсем не простым.
Между тем Жанна, разузнав о часовне, ничего предпринимать не стала и даже как будто думать о ней забыла.
Этим был очень недоволен Жан и всячески теребил хозяйку:
- Надо любой ценой срочно сорвать строительство часовни! Надо ее сжечь, спалить дотла!
- Отстань, Жан! Нет у меня никакого желания идти часовни жечь, что я тебе - комиссар большевистский? Наоборот, пускай девчонки возятся со своей часовней и у меня сейчас под ногами не болтаются. А после свадьбы у меня будут деньги, я спокойно куплю участок со старым сараем и снесу их глупую часовню. И построю я там… Построю я… Ну что-нибудь подходящее построю, например, пивной ларек или общественный туалет! Нет, лучше я построю там книжный киоск, в котором будет продаваться исключительно эзотерическая литература! Вот что мы устроим на месте часовни, Жан!
- Замечательно! - сказал Жан и потер лапы.
- Вот видишь! А сейчас для меня главное - подготовиться к моему дню рожденья. Надо поменять в доме кое-какую мебель, прикупить посуды для застолья, заранее все распланировать, составить роскошное и невиданное меню. Ну и, конечно же, заказать такой наряд, чтобы все мои гостьи от зависти аппетит потеряли!
- Зачем же сочинять роскошное меню, если ты заранее планируешь испортить гостям аппетит? - резонно заметил Жан.
- А чтоб они знали, кто в доме хозяйка!
Жан захохотал и от смеха даже завалился на пол.
- Ну, Жанна, ну озорница!
А Жанна запела пронзительным тонким голоском:
Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем Мы свой, мы новый мир построим - Кто был ничем, тот станет всем!
- Хорошо поешь, хозяюшка! - осклабился Жан. - У нас в аду тоже эту песенку любят. Только мы подразумеваем более серьезную перестройку: мы построим небесную республику вместо Царствия Небесного! Но до этого нам еще много предстоит потрудиться и много крови пролить. - И тут он запел другую песню, грозную и даже свирепую. Причем запел почему-то по-французски:
Allons enfant de la patrie,
Но продвинутая Жанна, как оказалось, знала и эту песню, и она тут же ее подхватила.
Секретарь Мишина Акоп Спартакович, спускаясь вниз по лестнице, услышал ее пение и удивился: «Какой нежный, оказывается, голосок у этой ведьмы, надо же! Может, мы к ней все-таки несправедливы? Поет, бедная пташка, и не знает, что скоро ей придется покинуть свою золотую клетку!» Акоп Спартакович французского языка не знал и музыкальным слухом не обладал, а то бы он вряд ли заподозрил Жанну в особой нежности. Песня, которую пела Жанна, была одной из самых кровожадных в мировой истории музыки: кровь в ней льется ручьями, поющие обвиняют своих врагов в самых невероятных злодеяниях и обещают, что отплатят им вдвое. Они грозят, что все их дети погибнут в борьбе, а они взамен погибших детей нарожают вдвое больше новых героев. Ужас что за песня!
Мишин, вернувшись из Пскова, тут же отправился в заграничную деловую поездку, предоставив Жанне полную свободу и доступ к его банковскому счету. Раскроем, однако, и его планы. Дмитрий Сергеевич собирался сделать Жанне прощальный подарок: дать ей возможность справить день рожденья по своему вкусу, со всей возможной пышностью и подарить на прощанье дорогой заграничный автомобиль. А потом дружески и учтиво попросить ее выехать на этом автомобиле из ворот его дома навсегда. Щедрый был человек Дмитрий Сергеевич Мишин и совестливый, вот и хотел расстаться с ведьмой по-хорошему, наивная душа! А расставаться было необходимо. После того, как Дмитрий Сергеевич приблизился к Богу, начал молиться, ходить в храм и причащаться, ему даже в одном помещении с Жанной находиться становилось с каждым днем все труднее. А тут еще появилась Александра и окончательно все в его жизни спутала…
Ангел Димитриус с растущей тревогой наблюдал за своим подопечным: он-то знал, как легко доверчивые люди попадают в руки ведьм и как трудно им бывает потом из этих ласковых ведьминских объятий вырваться - ничуть не легче, чем из медвежьих! Надеялся Ангел Хранитель на Господа да на своих собратьев Ангелов, и еще почему-то на Юлианн с их гувернанткой Александрой.
Юлианны с Александрой пробыли в Пскове до конца каникул и вернулись в Петербург.
Жизнь их потекла обычным чередом: лицей, уроки, стройка, а по воскресеньям хождение в храм на Каменном острове. В храме они встретили Киру и очень-очень ей обрадовались. После службы все вместе пошли пешком на свой Крестовский остров. Кира шла, чуть приотстав от сестер и Александры, и уныние охватило ее с ног до головы.
И на плечи ей тотчас опустилась бесиха Барби, которой в последнее время не так уж часто удавалось «пообщаться» со своей подопечной.
Но дорогой Кира все-таки собрала все свое мужество и, заикаясь и плача, призналась Юлианнам, как она выдала их Жанне. Она уже была готова к тому, что сейчас сестры и Александра сурово осудят ее и скажут, что больше не хотят с нею дружить. Но вышло все совсем не так, как она ожидала.
Юлька засмеялась и замахала на нее руками:
- Да брось ты об этом так переживать, Кира! Жанна всегда рано или поздно все про нас узнает, ей, наверное, бесы помогают!
Аннушка же обняла ее и сказала:
- Бедненькая ты наша Кирочка, опять хитрюга Жанна тебя обманула! Но ты хоть теперь-то держись от нее подальше, ты же видишь, что у тебя от нее одни неприятности.
- Так вы меня прощаете, Юлианны?
- Вот глупенькая, ну конечно, прощаем! - сказала Аннушка. - Мы же тебя любим в тысячу раз сильнее, чем боимся Жанны!
- С чего бы это нам тебя не простить? Да мы на тебя даже не сердимся, - сказала Юлька. - Подумаешь, Жанне тебя обмануть удалось! Да она нашего папу второй год обманывает - что ж нам и на него сердиться, по-твоему?
И сестры засмеялись, и Александра вместе с ними, и тут Кира почувствовала, как тяжелый камень вины скатился с ее плеч и плюхнулся в воду речки Крестовки.
Между прочим, на духовном уровне это примерно так и выглядело. Бесиху Барби задело облаком любви, окружившей Киру и ее подруг в момент покаяния и прощения, - как будто раскаленным паром ошпарило! - и она в ужасе свалилась с Кириных плеч прямо в воду!
А Жанна между тем планировала не только программу своего праздника, но и дальнейшую перестройку жизни в мишинском доме. «Акопчика можно будет оставить, тут еще не все потеряно, но Павлушу, конечно, долой! Екатерину Ивановну тоже вон! Еще одна погибшая душа - каждое воскресенье в церкви. Ну, Таня - не проблема, не захочет жить по-моему, так я ей в три дня замену найду. А вот что мне делать с Александрой?…»
Александра ловила на себе внимательные, мрачные, изучающие взгляды Жанны и чувствовала, что с ведьмой в отсутствие Мишина надо быть особенно начеку.
О том же предупреждал ее Ангел Хранитель Александрос:
- Будь осторожна, Александра! Жанна собирается стать хозяйкой в этом доме и мачехой девочкам, Анне и Юлии. Если это случится, не оставь их! По крайней мере, до приезда бабушки. О том же тебя просят их Ангелы Хранители Иоанн и Юлиус!
Александра ведать не ведала, как зовут Хранителей сестер, но знала об их существовании и молилась им вместе с девочками, поэтому слова своего Ангела она услышала как некий предупреждающий «внутренний голос». Слова Ангела Хранителя в ее сердце звучали немного по-иному, как бы в переводе на ее собственный язык, ну, примерно вот так: «Смотри, Санька-Встанька, эта ведьма точно что-то затевает! Отца дома нет, бабушка еще не скоро приедет, так что ты одна теперь отвечаешь за Юлианн! Держи уши топориком!» И она была все время настороже.
А Жанна решила испытать характер Александры на прочность и гибкость. Она начала делать ей замечания на каждом шагу, язвить, а в те часы, когда сестры были в лицее, нагружать ее мелкими и унизительными поручениями по дому.
- Александра, пока девочки в лицее и делать вам совершенно нечего, не могли бы вы отвезти в химчистку шторы со всех окон?
- Хорошо, Жанна, я отвезу. Пусть только кто-нибудь их снимет.
- Ах, так их еще не сняли? Я говорила об этом Тане, нота, как всегда, забыла… Ну так снимите сами, Александра, вы же здоровая девушка!
И Александра, смирившись и скрепя сердце, таскалась по всему дому со стремянкой, чихая, снимала довольно пыльные шторы и отвозила их партиями в ближайшую химчистку. Чувствовала она себя при этом одновременно и Золушкой и героиней сериала про разведчиков в тылу врага - вообще-то, неважно она себя чувствовала. Но сдаваться она не собиралась: пока девочкам и их отцу грозит опасность, Санька-Встанька вытерпит все, но на растерзание ведьме их не оставит!
Как только покончено было со шторами, последовало новое поручение:
- Они уцелели. Их увели к себе соседи, а потом спрятали в одной из тихих старинных деревенек в псковских лесах. Старший сын Алексей, отец нашего соседа, через несколько лет вернулся в Псков. Но на месте сгоревшего священнического дома стояли уже два новых домика, и в одном из них поселился школьный учитель. Это был мой отец. Алексей Викторович со временем перекупил второй дом у наших соседей, а его сын, наш сосед Виктор Алексеевич, решил полностью восстановить дом своего героического деда, отца Виктора, таким, каким он его видел на старой фотографии. Фотографию эту, кстати, я ему разыскала в нашем краеведческом музее. Вот и вся история.
- Так дядю Витю в честь его дедушки назвали? - спросила Аннушка.
- Да, в его честь. По крайней мере, он сам так считает.
Дмитрий Сергеевич покрутил головой и сказала:
- Нет, это надо же! Я жил тут несколько лет, вроде и отношения у нас с дядей Витей были хорошие, добрососедские, даже выпивали несколько раз вместе, а самого главного я о нем, оказывается, и не знал! Ну, работает дядя Витя на реке, катер какой-то куда-то водит, простой вроде дядька, а он, оказывается, внук расстрелянного большевиками священника!
- Он не всем про себя говорил правду, Митя.
- Не доверял, значит, соседям?
- Выходит, так.
- А вам, Анастасия Николаевна? - спросила Александра. - Вам он, конечно, доверял?
- Представьте, да. По-моему, я с самого детства все о нем знала.
- И ни один человек не уцелел из всего того Талабского полка? - спросил Дмитрий Сергеевич.
- Уцелели двое, полковник Пермикин и один рядовой, который тоже скрылся и тихо дожил до самой старости. От него люди и узнали, как происходил расстрел Талабского полка красными и эстонцами на льду Наровы, под Нарвой. А полковник Пермикин к концу гражданской войны стал генералом армии, ушел в эмиграцию, умер и похоронен в Австрии.
- Так значит, остров Залита назван в честь комиссара, которого талабские рыбаки в озеро бросили? - спросила, нахмурясь, Юлька.
- Да.
- А как раньше назывался остров?
- Остров Талабск.
- Вот пусть бы он так и назывался! - сказала Александра.
- Или переименовали бы его в честь белого генерала Пермикина, который рыбацкий полк создал! - предложила Юлька.
- Или пусть он называется Никольским - ведь на нем не только батюшка отец Николай жил, на нем и храм Николая Угодника стоит, - сказала Аннушка.
- Вы все правы, девочки! - сказал Мишин, обращаясь, кажется, не только к дочерям, но и к Александре. - Но Талабский архипелаг - это ж не какие-нибудь необитаемые острова, на них люди живут, внуки и правнуки тех самых рыбаков-героев. Вот пусть они и решат этот вопрос! И спасибо вам, Анастасия Николаевна, за рассказ.
- Ну, теперь-то вы согласны со мной, Митя, что сосед должен восстановить дом своего деда? - спросила бабушка.
- Конечно! - согласились Дмитрий Сергеевич и Юлианны. - Пусть восстанавливает!
- А вы что об этом думаете, Александра? Александра вздрогнула - она думала о другом.
- О чем?
- О том, что сосед должен восстановить дом деда?
- Ну, конечно, должен! Только я о другом думала: я вдруг вспомнила песню Александра Галича «Ошибка». Знаете? - и она тихонько напела: «Мы похоронены где-то под Нарвой, под Нарвой, под Нарвой…» - И я поняла, о ком эта песня: она о белогвардейцах, погибших под Нарвой.
- Что это за песня? - спросила Юлька.
- Ты тоже не знаешь ее, Аннушка?
- Не знаю.
- Если бы была гитара, я бы вам спела.
- Гитара есть, Александра. Анастасия Николаевна, можно? - спросил Дмитрий Сергеевич.
- Ну, конечно, можно, Митя. Сходи, принеси!
- Это нашей мамы гитара, - пояснила Аннушка Александре. - Мама хорошо играла и пела.
Дмитрий Сергеевич сходил в комнату бабушки и вернулся с гитарой. Он протянул ее Александре и сказал:
- Боюсь, что она очень расстроена, на ней давно уже никто не играл.
- Ничего, я попробую настроить, - сказала Александра.
Пока она настраивала гитару, все молча ждали. А потом Александра ударила по струнам и запела:
Мы похоронены где-то под Нарвой,
Под Нарвой, под Нарвой,
Мы похоронены где-то под Нарвой,
Мы были - и нет.
Так и лежим, как шагали, попарно,
Попарно, попарно,
Так и лежим, как шагали попарно -
И общий привет!…
Она пела песню о мертвых солдатах, которые лежат замерзшие в земле, которых «не тревожит ни враг, ни побудка». И вдруг павшие воины слышат голос трубы:
Эй, поднимайтесь, такие-сякие, Такие-сякие!
Эй, поднимайтесь, такие-сякие, Ведь кровь - не вода! Если зовет своих мертвых Россия, Россия, Россия,
Если зовет своих мертвых Россия, Так значит - беда!
- И вот сейчас - слушайте! - скороговоркой сказала Александра и запела дальше:
Вот мы и встали, в крестах да нашивках, Нашивках, нашивках,
Вот мы и встали, в крестах да нашивках И в белом дыму.
Встали и видим, что вышла ошибка, Ошибка, ошибка,
Встали и видим, что вышла ошибка, И мы ни к чему!
Александра допела песню. В конце песни говорилось, что мертвые солдаты встали спасать Россию и увидели, что вышла ошибка: это по полям, где они полегли, «гуляет охота, трубят егеря».
- Поняли, девочки, про кого песня? - спросила Александра.
- Про пехоту, которая полегла в сорок третьем году, - сказала Аннушка.
- Бесславно и зазря, - добавила Юлька.
- Не только, не только в сорок третьем! - с жаром возразила Александра. - Вы же слышали: «Вот мы и встали, в крестах да нашивках»! Поэт не зря так сказал, и ошибиться Александр Галич тоже не мог: он знал, что кресты могли иметь только солдаты первой германской войны и белогвардейцы. Значит, он пел о тех и других - о павших в сорок третьем и в девятнадцатом!
- О героизме Талабского полка писал еще Александр Куприн, - сказала бабушка. - «Купол святого Исаакия Далматского», так называется эта вещь. Он писал, что во время наступления Юденича на Петроград именно талабцы первыми увидели вдали купол Исаакиевского собора. Но в Петроград они не вошли, им пришлось отступать к Нарве. Знаете, о чем я жалею, мои дорогие? О том, что мы не пригласили на наш вечер Виктора Алексеевича.
- Сходить за ним? - предложил Дмитрий Сергеевич.
- Нет, дорогой, в другой раз. А сегодня уже поздно, девочкам спать пора.
- Ну, бабушка-а! - заныла Юлька.
- Нет, девочки, пора молиться и в постель, - сказала Александра.
- Мы не устали! - сказала Аннушка.
- Бабушка устала, - строго сказала Александра и поднялась.
- Большое вам спасибо за реквием в честь наших талабских героев, Александра! - сказала Анастасия Николаевна. - А остров Залита, конечно, со временем переименуют, так не оставят. Может быть, я еще успею разок туда съездить и поговорю с местными рыбаками. Вот как растает лед на озере, так и поеду, поближе к лету. А теперь - спать, девочки!
- Я их провожу, - сказала Александра, возвращая гитару Дмитрию Сергеевичу. - Спасибо!
- Это вам спасибо, Александра. Девочки в сопровождении Александры отправились в отведенную им комнату, а бабушка с Дмитрием Сергеевичем остались допивать чай.
- Да, вот это - настоящее! - сказала бабушка, глядя на дверь, за которой скрылись внучки и их гувернантка.
- Так значит, вы мой выбор одобряете, Анастасия Николаевна? - спросил Дмитрий Сергеевич.
- Конечно, одобряю, Митя, о чем тут говорить! - с радостью ответила бабушка.
- И благословите, если я попрошу?
- Заранее благословляю! - сказала бабушка и перекрестила Дмитрия Сергеевича, а он в ответ поцеловал бабушке руку.
Через три дня Дмитрий Сергеевич уехал обратно в Петербург, а девочки и Александра остались с бабушкой до конца каникул и провели их очень весело и с пользой: съездили в Псково-Печерский монастырь. Бабушка с Александрой окончательно подружились и, похоже, уже души друг в дружке не чаяли.
А вот Кире в Петербурге было совсем не весело. Душа у нее болела и ныла, и чем ближе подходил срок окончания каникул, тем тяжелее ей становилось. Она и ждала возвращения Юлианн, и боялась его. Еще она беспокоилась, как бы Жанна, узнав о перестройке сарая в часовню, не устроила какую-нибудь крупную пакость. Каждый день она ходила к строящейся часовне проверять, все ли там в порядке? Пока все было на месте, никто, кроме нее, к бывшему сараю не ходил - это она по следам видела.
Вернулась из санатория Гуля: бабушка с дедушкой возили ее туда для поправки здоровья.
Им показалось, что ненаглядная их Гулюшка в последнее время что-то похудела. Она и вправду похудела и стала гораздо стройней: зайцы помогли! Гуля вернулась на остров и сразу же позвонила Кире.
- Юлианны уже вернулись из своего Пскова? - первым делом спросила она.
- Ой, нет, слава Богу!
- Почему «слава Богу»? И чего это ты вдруг о Боге вспомнила? Случилось что-нибудь из ряда вон выходящее?
- Случилось! Сейчас прибегу к тебе и все расскажу.
Разделенная с другом беда, как известно становится вдвое легче. Кира без утайки рассказала Гуле, как ее снова облапошила хитрая ведьма Жанна:
- Так ты что, продолжаешь с ней встречаться?
- Нет, конечно!
- Ну так и не встречайся больше. Ведьмам только не надо оказывать никакого внимания - они и отсохнут.
- Это значит - больше никогда не ходить к Юлианнам, - упавшим голосом сказала Кира
- Почему «не ходить к Юлианнам»? - удивилась Гуля.
- Ну, во-первых, я же их предала! Oни меня не простят… А во-вторых, как можно ходить к ним в дом и не встречаться с Жанной?
- Что Юлианны тебя не простят - это Кирочка, полный вздор! Они православные, они не могут не простить!
- Ты думаешь?
- Уверена!
- А может, мне тоже стать православной, чтобы они меня поскорее простили?
Ох, как велик был для Гули соблазн воспользоваться случаем и немедленно тащить Киру креститься!
- Ни в коем случае! - строго сказал ей Ангел Натан. - Это будет насилие над душой, Господу этого не надо!
Поколебавшись с минуту, Гуля твердо сказала:
- Нет, Кира. Ссора с подружками - не причина для крещения. Врать в Церкви нельзя, а если ты скажешь правду - тебя ни один батюшка не допустит к крещению.
- Вот и Церкви и Богу вашему, выходит, я не нужна! - сказала Кира и заплакала.
- А вот теперь - можно! - сказал Ангел. - Помоги тебе Господь, моя девочка, найти правильные слова!
Гуля обняла Киру, прижала ее залитое слезами лицо к своему пухлому плечу и стала жалеть и уговаривать подружку, как маленькую.
- Ты всем нам нужна, Кирочка, Сухарик ты наш миленький, мы все тебя любим! И я, и Юлианны, и Александра, и Сам Господь Бог!
И знаешь, Он-то тебя как раз больше всех любит!
- Чего Ему меня любить, Он же меня и не знает вовсе! - всхлипнула Кира.
- Знает, знает, не беспокойся! Господь всех знает, каждого человека на земле и о каждом беспокоится. А больше всего о тех, кому сейчас плохо.
- Ну, не знаю… Я, конечно, верю, что Бог есть и всех вас, верующих, любит, я вот только никак не могу поверить, что Он и на меня обращает внимание.
- Подожди, подожди, Сухарик, а откуда ты знаешь, что Бог есть?
- Ну как же! Вот приехала в прошлом году Аннушка, и она была лучше нас всех. А потом в Бога поверила Юлька и тоже изменилась. И вас с Юриком не узнать с тех пор, как вы в Бога стали верить. Значит, это Бог вас всех изменил!
- И как же, по-твоему, мы изменились? Кира подумала, а потом сказала:
- Ну, вы стали лучше себя вести, конечно, только это не главное!
- А что - главное?
- Главное, что вы все стали как-то по-другому любить друг друга, по-настоящему любить.
- Точно, Сухарик! Только удивительного тут ничего нет, потому что Бог есть Любовь!
- Как-как?
- Бог есть Любовь. Это самая главная правда о Боге.
- Выходит, я вижу Бога в вас?
- Ох, не знаю, Кирка! Это для меня сложно… Послушай, знаешь что? Давай я тебя познакомлю с нашим батюшкой, и он тебе все про все объяснит как следует. А то я еще чего-нибудь напутаю…
Кира задумалась.
- Знаешь, Ватрушечка, ты не обижайся, только я бы лучше пошла в тот храм, куда ходят Юлианны. Они столько говорят о своем отце Вадиме! Вот как бы мне с ним познакомиться?
- Ой, да очень просто! Ты пойди в храм за час до вечерней службы и там его подожди.
- А он захочет говорить со мной?
- Конечно! Если не сразу, то назначит тебе какое-нибудь другое время.
- А ты не можешь меня проводить?
- Да запросто!
У Киры высохли слезы. Как хорошо, что ей в голову пришла эта спасительная мысль! Да, она пойдет в храм Рождества Иоанна Предтечи, разыщет там отца Вадима, у которого исповедуются Юлианны, и не только расспросит его о Боге, но и все ему о своем предательстве расскажет! И пусть этот их батюшка потом сам все Юлианнам передаст. А если они ее не простят, то потом она больше на глаза им не покажется и даже по Вязовой улице ходить никогда не будет! Но зато у нее, может быть, будет тот же Бог, что и у них, и она уже больше никогда ни одного предательства в своей жизни не совершит!
- Ну так едем, Сухарик? - спросила Гуля.
- Едем, Ватрушка!
В храм они приехали даже раньше, чем за час до службы, но батюшка оказался в храме. Гуля смело пошла к нему и сказала:
- Отец Вадим, благословите! Батюшка, вот эта моя подружка, ее Кира зовут, сегодня уверовала в Бога. Вы можете с ней немного поговорить?
- Прямо сегодня уверовала? - с улыбкой спросил отец Вадим.
- Ну да! Час назад.
- Ну, тогда самое время нам с нею побеседовать. А ты, пока мы будем с твоей подружкой разговаривать, погуляй возле храма. Или, если хочешь, помоги нашим старушкам.
Кира немного испугалась, но Гуля ее успокоила:
- Я тут рядом буду, не волнуйся! - и пошла к старушкам, которые тут же приставили ее чистить закапанный воском подсвечник.
Отец Вадим и Кира уселись на лавочке в уголке храма и стали беседовать. Кира без утайки рассказала ему все, что с нею произошло. Отец Вадим, вместо того, чтобы ее поругать, вдруг стал расспрашивать Киру о ее дружбе с Юлианнами и вообще о ее жизни. Она даже рассказала батюшке историю Кутьки, и он смеялся, услышав, что щенок жил так долго и счастливо в домике с зайчатами. Они проговорили почти целый час. И отец Вадим подтвердил Кире, что Бог есть Любовь, и что Он ее, Киру, любит ничуть не меньше, чем Юлианн. Кира поверила и успокоилась. Однако батюшка, вопреки ее ожиданиям, не предложил ей немедленно креститься, а посоветовал сначала походить на уроки Закона Божьего в воскресную школу и дал ей записку к директору этой школы. Но он пригласил ее приходить к нему еще, в любой день приходить, особенно если на душе у нее опять будет тяжело. И посоветовал начать ходить в храм на службы.
- Я такая счастливая, подружечка моя Ватрушечка! - сказала Кира Гуле, когда они ехали на трамвае через Ушаковский мост. - Мне кажется, что теперь у меня все будет по-другому!
- Дай Бог! - важно ответила Гуля. - Может, ты после крещения хоть немножко поправишься, бедный мой Сухарик!
- Не дождешься! - по привычке ответила Кира.
На другой же день Кира пришла рано утром в Предтеченский храм и выстояла всю обедню. С трудом, но выстояла. А пока стояла, думала: «Вот Юлианны приедут, узнают и на радостях простят меня! Ой, прости меня, Господи, что я так думаю! Нет-нет, я не только из-за них сюда пришла, но и из-за Тебя! Я так хочу, чтобы Ты и меня тоже хоть немножечко полюбил!» И назавтра она тоже пошла на службу, только уже на вечернюю, и послезавтра - на литургию… А через три дня Кира передумала и пошла вместо храма на дискотеку. Там ее кто-то обидел, или ей так показалось, потому что на нее вдруг жуткая тоска навалилась и вспомнилось все плохое, что случилось с нею за ее недолгую жизнь, и она с дискотеки ушла домой - плакать. А на другой день она пошла утром на литургию, а вечером - в этот же день! - еще и на вечернюю службу. Народу в церкви было немного, и она тихо простояла в уголке всю службу до самого конца. А на другой день ее пригласила на вечеринку одноклассница, и там было очень-очень весело! Так Киру еще долго мотало от христианской жизни к просто веселой жизни. И как-то она в очередном приступе раскаяния принялась жаловаться сама на себя отцу Вадиму.
- Понимаете, батюшка, - сказала Кира. - В Бога-то я верю, а вот в себя не верю ни капельки!
- Ну, это у тебя правильное устроение духа! - улыбнулся отец Вадим. - Тебе, Кира, сейчас надо регулярно ходить в воскресную школу, слушать Закон Божий. Подготовишься, и перед Пасхой я тебя покрещу. Только тогда твоя душевная жизнь придет в равновесие, и ты с Божьей помощью сама с собой помиришься.
- А с Юлианнами?
- И с ними - тоже. Это такая радость - крещение подруги, что в этой радости сами собой растают ваши взаимные прегрешения. Но мне почему-то кажется, что они тебя простят гораздо раньше!
- Раз вы так говорите - значит, так и будет, - кивнула Кира. На душе у нее стало легче, хотя она и догадывалась, что путь ее к Крещению будет совсем не простым.
Между тем Жанна, разузнав о часовне, ничего предпринимать не стала и даже как будто думать о ней забыла.
Этим был очень недоволен Жан и всячески теребил хозяйку:
- Надо любой ценой срочно сорвать строительство часовни! Надо ее сжечь, спалить дотла!
- Отстань, Жан! Нет у меня никакого желания идти часовни жечь, что я тебе - комиссар большевистский? Наоборот, пускай девчонки возятся со своей часовней и у меня сейчас под ногами не болтаются. А после свадьбы у меня будут деньги, я спокойно куплю участок со старым сараем и снесу их глупую часовню. И построю я там… Построю я… Ну что-нибудь подходящее построю, например, пивной ларек или общественный туалет! Нет, лучше я построю там книжный киоск, в котором будет продаваться исключительно эзотерическая литература! Вот что мы устроим на месте часовни, Жан!
- Замечательно! - сказал Жан и потер лапы.
- Вот видишь! А сейчас для меня главное - подготовиться к моему дню рожденья. Надо поменять в доме кое-какую мебель, прикупить посуды для застолья, заранее все распланировать, составить роскошное и невиданное меню. Ну и, конечно же, заказать такой наряд, чтобы все мои гостьи от зависти аппетит потеряли!
- Зачем же сочинять роскошное меню, если ты заранее планируешь испортить гостям аппетит? - резонно заметил Жан.
- А чтоб они знали, кто в доме хозяйка!
Жан захохотал и от смеха даже завалился на пол.
- Ну, Жанна, ну озорница!
А Жанна запела пронзительным тонким голоском:
Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем Мы свой, мы новый мир построим - Кто был ничем, тот станет всем!
- Хорошо поешь, хозяюшка! - осклабился Жан. - У нас в аду тоже эту песенку любят. Только мы подразумеваем более серьезную перестройку: мы построим небесную республику вместо Царствия Небесного! Но до этого нам еще много предстоит потрудиться и много крови пролить. - И тут он запел другую песню, грозную и даже свирепую. Причем запел почему-то по-французски:
Allons enfant de la patrie,
Le jour de gloir est arrive…
Но продвинутая Жанна, как оказалось, знала и эту песню, и она тут же ее подхватила.
Секретарь Мишина Акоп Спартакович, спускаясь вниз по лестнице, услышал ее пение и удивился: «Какой нежный, оказывается, голосок у этой ведьмы, надо же! Может, мы к ней все-таки несправедливы? Поет, бедная пташка, и не знает, что скоро ей придется покинуть свою золотую клетку!» Акоп Спартакович французского языка не знал и музыкальным слухом не обладал, а то бы он вряд ли заподозрил Жанну в особой нежности. Песня, которую пела Жанна, была одной из самых кровожадных в мировой истории музыки: кровь в ней льется ручьями, поющие обвиняют своих врагов в самых невероятных злодеяниях и обещают, что отплатят им вдвое. Они грозят, что все их дети погибнут в борьбе, а они взамен погибших детей нарожают вдвое больше новых героев. Ужас что за песня!
Мишин, вернувшись из Пскова, тут же отправился в заграничную деловую поездку, предоставив Жанне полную свободу и доступ к его банковскому счету. Раскроем, однако, и его планы. Дмитрий Сергеевич собирался сделать Жанне прощальный подарок: дать ей возможность справить день рожденья по своему вкусу, со всей возможной пышностью и подарить на прощанье дорогой заграничный автомобиль. А потом дружески и учтиво попросить ее выехать на этом автомобиле из ворот его дома навсегда. Щедрый был человек Дмитрий Сергеевич Мишин и совестливый, вот и хотел расстаться с ведьмой по-хорошему, наивная душа! А расставаться было необходимо. После того, как Дмитрий Сергеевич приблизился к Богу, начал молиться, ходить в храм и причащаться, ему даже в одном помещении с Жанной находиться становилось с каждым днем все труднее. А тут еще появилась Александра и окончательно все в его жизни спутала…
Ангел Димитриус с растущей тревогой наблюдал за своим подопечным: он-то знал, как легко доверчивые люди попадают в руки ведьм и как трудно им бывает потом из этих ласковых ведьминских объятий вырваться - ничуть не легче, чем из медвежьих! Надеялся Ангел Хранитель на Господа да на своих собратьев Ангелов, и еще почему-то на Юлианн с их гувернанткой Александрой.
Юлианны с Александрой пробыли в Пскове до конца каникул и вернулись в Петербург.
Жизнь их потекла обычным чередом: лицей, уроки, стройка, а по воскресеньям хождение в храм на Каменном острове. В храме они встретили Киру и очень-очень ей обрадовались. После службы все вместе пошли пешком на свой Крестовский остров. Кира шла, чуть приотстав от сестер и Александры, и уныние охватило ее с ног до головы.
И на плечи ей тотчас опустилась бесиха Барби, которой в последнее время не так уж часто удавалось «пообщаться» со своей подопечной.
Но дорогой Кира все-таки собрала все свое мужество и, заикаясь и плача, призналась Юлианнам, как она выдала их Жанне. Она уже была готова к тому, что сейчас сестры и Александра сурово осудят ее и скажут, что больше не хотят с нею дружить. Но вышло все совсем не так, как она ожидала.
Юлька засмеялась и замахала на нее руками:
- Да брось ты об этом так переживать, Кира! Жанна всегда рано или поздно все про нас узнает, ей, наверное, бесы помогают!
Аннушка же обняла ее и сказала:
- Бедненькая ты наша Кирочка, опять хитрюга Жанна тебя обманула! Но ты хоть теперь-то держись от нее подальше, ты же видишь, что у тебя от нее одни неприятности.
- Так вы меня прощаете, Юлианны?
- Вот глупенькая, ну конечно, прощаем! - сказала Аннушка. - Мы же тебя любим в тысячу раз сильнее, чем боимся Жанны!
- С чего бы это нам тебя не простить? Да мы на тебя даже не сердимся, - сказала Юлька. - Подумаешь, Жанне тебя обмануть удалось! Да она нашего папу второй год обманывает - что ж нам и на него сердиться, по-твоему?
И сестры засмеялись, и Александра вместе с ними, и тут Кира почувствовала, как тяжелый камень вины скатился с ее плеч и плюхнулся в воду речки Крестовки.
Между прочим, на духовном уровне это примерно так и выглядело. Бесиху Барби задело облаком любви, окружившей Киру и ее подруг в момент покаяния и прощения, - как будто раскаленным паром ошпарило! - и она в ужасе свалилась с Кириных плеч прямо в воду!
А Жанна между тем планировала не только программу своего праздника, но и дальнейшую перестройку жизни в мишинском доме. «Акопчика можно будет оставить, тут еще не все потеряно, но Павлушу, конечно, долой! Екатерину Ивановну тоже вон! Еще одна погибшая душа - каждое воскресенье в церкви. Ну, Таня - не проблема, не захочет жить по-моему, так я ей в три дня замену найду. А вот что мне делать с Александрой?…»
Александра ловила на себе внимательные, мрачные, изучающие взгляды Жанны и чувствовала, что с ведьмой в отсутствие Мишина надо быть особенно начеку.
О том же предупреждал ее Ангел Хранитель Александрос:
- Будь осторожна, Александра! Жанна собирается стать хозяйкой в этом доме и мачехой девочкам, Анне и Юлии. Если это случится, не оставь их! По крайней мере, до приезда бабушки. О том же тебя просят их Ангелы Хранители Иоанн и Юлиус!
Александра ведать не ведала, как зовут Хранителей сестер, но знала об их существовании и молилась им вместе с девочками, поэтому слова своего Ангела она услышала как некий предупреждающий «внутренний голос». Слова Ангела Хранителя в ее сердце звучали немного по-иному, как бы в переводе на ее собственный язык, ну, примерно вот так: «Смотри, Санька-Встанька, эта ведьма точно что-то затевает! Отца дома нет, бабушка еще не скоро приедет, так что ты одна теперь отвечаешь за Юлианн! Держи уши топориком!» И она была все время настороже.
А Жанна решила испытать характер Александры на прочность и гибкость. Она начала делать ей замечания на каждом шагу, язвить, а в те часы, когда сестры были в лицее, нагружать ее мелкими и унизительными поручениями по дому.
- Александра, пока девочки в лицее и делать вам совершенно нечего, не могли бы вы отвезти в химчистку шторы со всех окон?
- Хорошо, Жанна, я отвезу. Пусть только кто-нибудь их снимет.
- Ах, так их еще не сняли? Я говорила об этом Тане, нота, как всегда, забыла… Ну так снимите сами, Александра, вы же здоровая девушка!
И Александра, смирившись и скрепя сердце, таскалась по всему дому со стремянкой, чихая, снимала довольно пыльные шторы и отвозила их партиями в ближайшую химчистку. Чувствовала она себя при этом одновременно и Золушкой и героиней сериала про разведчиков в тылу врага - вообще-то, неважно она себя чувствовала. Но сдаваться она не собиралась: пока девочкам и их отцу грозит опасность, Санька-Встанька вытерпит все, но на растерзание ведьме их не оставит!
Как только покончено было со шторами, последовало новое поручение: