Вудхауз Пэлем Грэнвил. Что-то не так

почему борзые называются борзыми. Прочел вчера в газете и очень
взволновался.
-- А почему?
-- Потому что они очень борзо бегают. И знаете, за кем? За барсуками.
-- Я думал, они бегают за электрическим зайцем.
-- Это когда не могут раздобыть барсука. Ладно, как бы они ни проводили
время, факт остается фактом. У меня нет ни пенни. Вернее, ни двух фунтов
пяти.
-- Думаете, вы настолько наели?
-- Примерно. Я немножко дала себе волю...
-- И правильно сделали. Жалок, кто не веселился, а молодость дается
лишь однажды, частенько говорю я. Тогда все замечательно. Два фунта пять
шиллингов у меня найдутся.
-- У вас? Но вы же не можете заплатить за мой кофе.
-- Конечно я могу заплатить за ваш кофий. Кто мне помешает?
-- Только не я. Вы спасли мне жизнь.
Перед ними материализовалась дородная фигура метрдотеля. Билл взглянул
на него свысока.
-- L'addition, (счет (фр.)) -- сказал он величественно.
Джейн почтительно выдохнула.
-- Еще и по-французски! -- сказала она.
-- Как-то само вышло.
-- Вы говорите свободно?
-- Очень, оба слова, которые знаю. Это "L'addition" и, разумеется,
"O-la-la!"
-- Я и столько не помню, а ведь у меня была гувернантка-француженка.
Где вы учили язык?
-- В Париже, когда изучал живопись.
-- А, вот почему вы не причесываетесь.
-- Виноват?
-- Я хотела сказать, потому что вы художник.
-- Я не художник. Моя душа принадлежит папаше Гишу.
-- Какая жалость!
-- Ну, это совсем не так плохо. Гиш мне нравится. Что он обо мне
думает, не скажу. Иногда я угадываю в его манере легкое раздражение.
-- Как вышло, что вы этим занялись?
-- Долгая история, но, думаю, ее можно рассказать коротко. Солдатом во
время войны я довольно долго был в Лондоне, полюбил его, потом вернулся в
Америку, работал, скопил немного денег и отравился сюда, в этакое
сентиментальное путешествие. Деньги кончились раньше, чем я ожидал, пришлось
искать место, а выбор мест в чужой стране, когда у тебя нет права на работу,
довольно ограничен.
-- Представляю.
-- Когда я встретил старого отцовского друга и тот предложил мне
убежище в своем воровском притоне, я ухватился обеими руками.
-- Как же вы его встретили?
-- Я носил свои картины по всем галереям. Его была сорок седьмой. Он
меня взял, и с тех пор я работаю.
-- Но предпочли бы писать.
-- Будь у меня деньги, я бы ничего другого не делал. А что бы вы
делали, будь у вас деньги?
Джейн задумалась.
-- Ну, сначала я вернула бы дядю Джорджа в Шипли. Ему так обидно жить в
другом месте. А потом... наверное, каждый день пила бы кофий у Баррибо.
-- Я тоже. Здесь здорово.
-- Да.
-- Прекрасно готовят.
-- Замечательно. А каких интересных людей встретишь. Ой!
-- Что такое?
-- К вам крадется официант с подносиком. Боюсь, несет дурные вести.
-- Или поцелуй смерти, как я это называю.
-- Вы уверены, что сможете заплатить?
-- Сегодня -- да. Обычно -- нет. O-la-la! Тень миновала.
-- А с моей души свалился камень. Не знаю, как вас благодарить. Мой
спаситель! Как по-вашему, что было бы со мной, если б вы не прискакали на
белом коне? Что бы со мной сделали?
-- Трудно сказать. Не знаю, как решают такие вопросы у Баррибо. Со мной
это произошло в куда более задрипанной кафешке, много лет назад. Я от души
подзаправился хот-догами и мороженным, а потом с детской непосредственностью
сообщил официанту, что не могу выполнить своих финансовых обязательств.
Тогда вышел дядька в рубахе, напоминающий Роки Марчано, схватил меня за
шкирку и пнул четырнадцать раз. Потом меня отправили мыть посуду.
-- Как ужасно!
-- Зато поучительно. Закаленный в горниле, я вышел из кухни печальней и
мудрей.
-- Где это было?
-- Во "Вкусных обедах у Арчи", недалеко от Мидоухемптона.
-- Что?! Вы сказали, Мидоухемптон?
-- Да. Это на Лонг-Айленде.
-- Потрясающе!
-- Почему?
-- Я там жила.
Билл очень удивился.
-- Вы правда его знаете? Я думал, никто за пределами Америки о нем не
слышал. Когда вы там были?
-- Давным-давно. Меня отправили в Америку, когда началась война.
-- Понятно. -- Я помню его во всех подробностях. Газетный киоск,
ресторан "Испанский дворик", аптеку, библиотеку, киношку, клуб "Рыба-меч"...
Мне нравился Мидоухемптон. Странно, что он преследует меня и в Англии.
-- По-вашему, это преследование?
-- Я не про вас. Человек, который приехал оттуда, занял Шипли.
-- Роско Бэньян.
-- Правильно. Вы его знаете? Жаль, я хотела наговорить о нем гадостей.
Но если он -- ваш друг...
-- Не то чтобы друг. Мы ходим в один клуб, иногда перебрасываемся парой
слов, но мы принадлежим к разным слоям. Он -- богач, я -- никто. Впрочем, он
неплохой малый. Мне нравится.
-- Вам, наверное, все нравятся.
Билл задумался. Мысль была новая, но верная.
-- Кажется, да.
-- Еще один Джордж.
-- Кто?
-- Наш бульдог.
-- Ко всем ластится?
-- Еще как! Если к нам заберется вор, Джордж сразу покажет ему, чтоб не
стеснялся. Образцовый хозяин дома. Нет, не может быть, чтоб вам нравился
Роско Бэньян!
-- Терпеть могу. Хотя в детстве не мог.
-- Немудрено. Мерзкий мальчишка!
-- Вы тоже заметили? Весь в отца. Я его чуть не побил.
-- Здорово! А за что? Он украл ваш долгоиграющий леденец?
-- Мы разошлись во взглядах. Тем летом в Мидоухемптоне отдыхала одна
занюханная крыска, и он решил, что самое оно -- подержать ее под водой, пока
глаза не вылезут. Я придерживался иного мнения и сурово сказал, что если
он...
Ресторан "У Баррибо" выстроен прочно, однако Джейн показалось, что
стены плывут. Подошедший метрдотель явственно танцевал шимми.
-- Не может быть! -- вскричала она. -- Не верю! Неужели это вы?!
Билл ничего не понимал. Джейн подалась вперед, глаза ее сияли.
-- Только не говорите мне, что вы -- Билл Холлистер!
-- Я -- Билл Холлистер, но...
-- А я -- крыска, -- сказала Джейн.

11

Билл заморгал.
-- Крыска?
-- Занюханная.
-- Вы?
-- Да.
-- То есть вы -- та девочка?
-- Та самая. Которая целую вечность пускала пузыри... пока Роско Бэньян
держал ее под водой.
Билл уставился через стол. С минуту он пристально смотрел на Джейн,
потом покачал головой.
-- Нет, -- сказал он, -- не сходится. Крыска, о которой вы говорите...
как ее звали?
-- Джейн.
-- Верно. От ее физиономии останавливались часы.
-- Я останавливала их десятками, хотя и не знала своей силы.
-- У нее был полный рот каких-то железяк.
-- Я носила такие пластинки.
-- У нее были толстенные очки.
-- До двенадцати я ходила в очках, чтобы исправить легкое косоглазие.
-- А почему я не помню вашего дивного голоса?
-- Потому что он не был дивным. Скорее визгливым.
Билл не унялся.
-- Это, -- сказал он, -- очень странно.
-- Еще бы!
-- Вы не против, если я закажу рюмочку бренди?
-- На здоровье.
-- А вам?
-- Нет, спасибо.
Билл поймал взгляд метрдотеля и сделал заказ.
-- Я поражен, -- сказал он. -- Мне по-прежнему кажется, что вы шутите.
-- Нет, все -- чистая правда. Клянусь.
-- Вы и впрямь...
-- Впрямь.
Билл глубоко вдохнул.
-- Невероятно. В голове не укладывается. Только поглядеть на вас. Вы...
-- Да?
-- Вы -- прекрасное... обворожительное... дивное... неземное...
лучезарное видение. Та Джейн могла бы зарабатывать хорошие деньги,
распугивая ворон на полях Миннесоты, а вы... вы начинаете там, где кончается
Елена Троянская.
-- Никаких чудес. Ловкость рук.
Официант принес бренди, Билл залпом осушил рюмку.
-- Надо было пить по глоточку, -- сказала Джейн материнским тоном.
-- По глоточку! Когда вся моя нервная система отплясывает чечетку?!
Человек более слабый хлопнул бы бочонок.
-- Боюсь, я вас огорчила.
-- Я не назвал бы это огорчением. Скорее... Нет, не знаю, как выразить.
-- Все почернело?
-- Совсем наоборот. Как будто солнце засияло сквозь потолок, официанты
с уборщиками запели стройными голосами. Я не могу поверить, что вы помнили
меня все эти годы.
-- Как же можно забыть? Я вами грезила. Я обожала вас со страстью,
которую не надеюсь выразить словами.
-- Вы?!
-- Я вас боготворила. Я ходила за вами по пятам и дивилась, что
возможно такое совершенство. Когда вы ныряли с вышки, я смотрела с мелкого
берега и шептала: "Мой герой!" Я умерла бы за одну розу из ваших волос.
Билл снова шумно вдохнул.
-- Могли бы сказать.
-- Я стеснялась. Я решила молчать о своей любви, но тайна эта, словно
червь в бутоне, румянец на моих щеках точила. Это не я. Шекспир. А потом,
что толку? Вы бы на меня не взглянули. Или взглянули, но с содроганием.
Билл по-прежнему не мог раздышаться, а если хотите -- испытывал сильную
кислородную недостаточность. Когда он наконец заговорил, то выяснилось, что
он осип. Специалист по болезням горла, случись он рядом, сразу бы узнал
своего пациента.
-- Вот, значит, что вы ко мне чувствовали. И мы снова встретились.
Правда, судьба?
-- Ну, такой случай.
-- Нет, это судьба, а судьбу не обманешь. Вы ведь не замужем? Конечно,
нет! Вы сказали, мисс Бенедик? Прекрасно! Чудесно! Замечательно!
-- Почему вы так обрадовались?
-- Потому что... потому что... Вам это покажется несколько внезапным,
так что помните, все предрешено от начала времен, и не нам вставлять палки в
колеса рока. Джейн, -- сказал Билл, подаваясь вперед и кладя руку на ее
ладонь. -- Джейн...
-- Привет, привет, вот вы где, -- сказал голос. Перед столиком выросло
что-то огромное, грушевидное, с кустистыми бровями и пристыженным выражением
лица. -- Запоздал, да? -- произнесло оно, избегая, впрочем, смотреть
племяннице в глаза. -- Заговорился с ребятами.
Будь это пикником, а лорд Аффенхем -- муравьем, о котором он так
образно говорил в приведенном ранее тексте, его вторжение вряд ли больше
раздосадовало бы Билла, чью красочную речь оно прервало на полуслове. Тот
обернулся, страшно оскалился, да так и замер. Прилагательные, описывающие
внешность лорда Аффенхема, вполне определенны и мгновенно приходят на язык;
Билл без труда узнал вчерашнего приятеля. Мысль, что поговори он тогда
сердечнее, лорд Аффенхем пригласил бы его выпить, и знакомство с Джейн
состоялось бы несколькими часами раньше, настолько потрясла его, что он
потерял дар речи. Каждый час без Джейн, думал он, это час, выброшенный на
свалку.
Джейн, как ни хотелось бы ее дяде, дара речи не лишилась.
-- Дядя Джордж... -- начала она.
-- Про новую кроличью болезнь... -- продолжал лорд Аффенхем, все так же
пряча глаза, -- мико-как-ее-там. Поразительно! Знаете ли вы, что лисы, узнав
о нехватке кроликов, перешли на лягушек? Гоняют их стаями по всей округе.
Ребята в клубе клянутся, что это факт.
Джейн не позволила сбить себя на разговор о трудностях лисьей жизни. Ну
хорошо, нет кроликов -- пусть едят пирожные.
-- Дядя Джордж, -- сказала она ледяным тоном, -- сознаете ли вы, что,
если бы не Билл Холлистер, администрация Баррибо схватила бы меня за шкирку,
пнула четырнадцать раз и отправила мыть посуду?
-- Лопни кочерыжка! А зачем?
-- Так исстари поступают с теми, кто ест за обе щеки, а потом
отказывается платить. К счастью, в последнюю секунду спустился с облака Билл
и спас меня от участи, которая хуже смерти. Ты должен ему два фунта десять
шиллингов. Раскошеливайся.
Лорд Аффенхем раскошелился.
-- Спасибо, -- сказал он величаво. -- Очень любезно с вашей стороны...
Голос его осекся. Он тоже узнал вчерашнего гостя. При мысли, что от
того, способен ли тот хранить тайны зависит теперь его судьба, сердце лорда
Аффенхема ушло в могучие пятки. Он опасался вопросов вроде "Что вы делали
такого-то июня?", сгубивших немало его братьев-преступников. Достаточно
этому молодому человеку хотя бы обмолвиться о беседе в саду тем самым
вечером, когда у статуи появилась бородка, и его имя вываляно в грязи. Он
посмотрел на Билла, вложив всю душу в один умоляющий взгляд.
Билл удивился, но не подвел.
-- Ах, что там! -- сказал он. -- Рад был помочь. Очень приятно
встретить вас, лорд Аффенхем..
-- ...впервые, -- быстро добавил представитель криминального мира.
-- Впервые, -- сказал Билл, -- потому что как раз меня мистер Гиш
отправил смотреть ваши картины.
-- Вас? Лопни кочерыжка!
-- Билл работает у Леонарда Гиша, -- сказала Джейн, -- работает у
Леонарда Гиша... лаботает у Реонар... Я знала, что это невозможно. Расскажи
ему про картины.
-- Да, я хотел бы про них послушать, -- сказал Билл.
Лорд Аффенхем задумался. Сердце его вернулось на положенное место и
разрывалось от благодарности к человеку, который своей сообразительностью
вытащил его из готовой затянуться петли. Никто ему так не нравился. Он не
предполагал, что таких людей еще делают.
-- Ну, это... -- лорд Аффенхем замолк, подыскивая точное слово, -- сами
понимаете, картины. Когда вы собираетесь их смотреть?
-- Прямо сейчас и еду.
-- Я с вами.
-- Замечательно. Вы тоже?
-- Нет, к сожалению, -- сказала Джейн. -- Я обещала школьной подруге
выпить с ней чаю. Не могу ее обмануть.
-- Почему?
-- Очень старая подруга. Почти дряхлая.
-- А мы девиц и не приглашали, -- галантно заметил лорд Аффенхем. --
Дайте мне минутку на перекус, и я еду с вами.
-- Тогда я пойду подгоню машину.
-- Валяйте. Буду ждать вас на улице. Вы меня не пропустите. Мда, --
сказал лорд Аффенхем, -- факт. Лисы, лишившись насущных кроликов, едят
лягушек. Словно, -- добавил он для ясности, -- словно французы какие-нибудь.

12

Как было условленно, лорд Аффенхем ждал Билла на улице. Он увлеченно
беседовал с руританским фельдмаршалом у дверей. Клубный приятель,
просветивший его насчет кроликов, затронул и угрей; лорд Аффенхем,
считавший, что знаниями надо делиться, знакомил теперь фельдмаршала с
животрепещущим вопросом о засилье угрей на юге Англии.
-- Мда, -- говорил он, -- этот тип -- Париртер его фамилия, хоть и
сомневаюсь, чтоб вы его знали -- утверждает, что они там кишмя кишат. Вода
-- не вода, а студень.
-- Гу! -- сказал фельдмаршал.
-- Трехдюймовые, с белым брюшком.
-- Гы, -- сказал фельдмаршал.
-- Не бывали в Вест-Индии?
Фельдмаршал сознался, что не бывал.
-- Ну, там они вылупляются, а как подрастут, переплывают в Англию. Хотя
ума не приложу, на кой черт им эта Англия, где неровен час придут к власти
лейбористы.
К несчастью, эти слова внесли раздор в гармоничное течение беседы.
Фельдмаршал распрямился на все свои шесть футов одиннадцать дюймов и сообщил
лорду Аффенхему, что неизменно голосует за лейбористов, чтобы, как он
объяснил, спасти любимую страну от поганых фашистов, а лорд Аффенхем
посоветовал как можно скорее проверить голову, потому что всякий, кроме
больного водянкой младенца, понимает, что эти лейбористы -- просто паршивые
большевики. Последовала дискуссия, причем виконт утверждал, что фельдмаршал
-- на жаловании у Москвы, а фельдмаршал напомнил, что мистер Эньюрин Биван
назвал таких, гм, персон, мягко выражаясь, хуже чем паразитами. Спор грозил
сделаться жарким, но тут загудел клаксон подъехавшей машины.
Рассерженный пэр протиснулся в дверцу и опустился на сиденье. Билла за
рулем подбросило на несколько дюймов. Шестой виконт имел обыкновение, прежде
чем сесть, зависать на секунду, а затем, обмякнув, рушиться, как лавина.
Ехали сперва молча: Билл думал о Джейн, лорд Аффенхем -- о тех
правильных вещах, о которых сказал бы фельдмаршалу, если бы додумался сразу.
После мили тягостных раздумий о невозвратном, он вдруг вспомнил, что не
поблагодарил юного друга, столь умно промолчавшего об их недавней встрече, и
поспешил исправить упущение.
-- Ловко это вы сообразили, -- сказал он. -- Так прямо и видите меня в
первый раз! Я аж замер.
Билл порадовался, что тревожившая его неясность наконец разрешится.
-- А я удивился. Прочел просьбу в ваших глазах, но не понял, в чем
дело. Почему вы отвергли любовь и дружбу прежних дней?
-- Сейчас объясню. Вернитесь мысленно на день. Помните скульптуру?
Голую бабу?
-- Явственно.
-- Мы согласились, что это мерзопакость?
-- Согласились.
-- Ну так вот, когда мы вчера встретились, я только что пририсовал ей
бородку.
-- Бородку?
-- Маленькую бородку клинышком. Черную.
-- А, ясно. Очень здраво.
-- Вы одобряете?
-- Всем сердцем.
-- Я так и думал. Вы мыслите широко. А вот моя племянница Джейн -- нет.
Если б она узнала, что я был в саду, то свела бы одно с другим, и мне бы не
поздоровилось. Вообще она -- хорошая девушка...
-- Ангел.
Лорд Аффенхем задумался.
-- Мда, с некоторой натяжкой ее можно назвать ангелом, но она женщина,
и лучше ее не злить. Женщины, они хуже слонов. Ничего не забывают. Мать ее
была такая. Моя сестра Беатрис. Помню, вытащит событие пятнадцатилетней
давности, из нашего общего детства. "На твоем месте я бы не стала есть
больше салату, Джордж, -- пропищал лорд Аффенхем. -- У тебя такой слабый
желудок. Помнишь, как плохо тебе было в 1901, на Рождестве у Монтгомери?". В
таком вот роде. Я стараюсь не давать Джейн поводов.
-- Рад, что помог вам. Мы, мужчины, должны держаться вместе.
-- Мда. Спина к спине. Иначе никак, -- сказал лорд Аффенхем и
погрузился в транс. Казалось, он расседлал свой разум и пустил попастись на
воле, однако слова, которые он произнес через несколько миль, опровергали
это ложное впечатление. Развернувшись на широком основании и вперив в Билла
голубой взор, он промолвил:
-- Ангел, вы сказали?
-- Виноват?
-- Джейн. Вы вроде сказали, что она -- ангел.
-- А, Джейн? Определенно ангел. Без всяких сомнений.
-- Давно ее знаете?
-- Встречались детьми в Америке.
-- В 1939?
-- Да.
-- Часто с тех пор виделись?
-- Сегодня впервые.
-- Вы увидели ее первый раз за пятнадцать лет и говорите, что она --
ангел?
-- Говорю.
-- Быстро же вы решили.
-- Довольно одного взгляда. Такое прекрасное лицо!
-- Хорошенькая она, да...
-- Не то слово! Ума не приложу, как за несколько лет она превратилась
из кикиморы в светящуюся, прекрасную девушку. Чудо, да и только. Вот что
делают правильный настрой и воля к победе.
Лорд Аффенхем вздрогнул, глаза его зажглись интересом. Если он не
ошибался, то слышал голос любви, а это дело хорошее, это надо поощрять. Лорд
Аффенхем частенько грезил о Прекрасном Принце, который выскочит, как чертик
из коробочки, и при должной поддержке, пока не поздно, отвлечет Джейн от
Стэнхоупа Твайна. Видимо, такой человек сидел рядом с ним. Лорд Аффенхем уже
приготовился задать наводящий вопрос, чтоб выяснить истинные чувства своего
собеседника, но тут за деревьями показался Шипли-холл, и мысли его мгновенно
приняли новое, сентиментальное направление.
Шипли-холл возвышался на плоском лесистом холме -- большой белый дом в
окружении лужаек и клумб. Когда машина въехала в чугунные ворота на аллею, у
лорда Аффенхема забулькало в горле, как у бульдога Джорджа при виде хорошей
косточки, и чуткий Билл все понял. В девятнадцатом веке поэт Томас Мур
трогательно описал чувства изгнанной из рая пери; британский землевладелец,
посещающий дом, который нужда вынудила сдать богатому американцу, испытывает
примерно то же.
Словно нарочно, чтобы усугубить страдания изгнанника, у дверей стоял
"Ягуар" нового обитателя. Лорд Аффенхем взглянул на него косо, но тут же
переборол минутную слабость, и длинная верхняя губа вновь обрела твердость.
-- Бэньян здесь, -- брезгливо сказал он.
-- Да, это его машина.
-- Если мы войдем, он захочет водить нас по дому, словно хозяин. Билл
не стал поворачивать нож в ране, напоминая, что Бэньян действительно здесь
хозяин, и заметил просто:
-- Войти надо, иначе как я посмотрю картины?
-- Успеется. Я хочу вас сам поводить. Видите дерево? В десять лет я
спрятался за этим деревом и попал из лука прямо садовнику в зад. И вопил же
он! Видите розарий?
Билл видел розарий.
-- Здесь был прудик. Моя племянница как-то в него сверзилась --
маленькая еще была -- и шла третий раз шла ко дну, когда ее вытащили, всю в
пиявках.
У Билла остановилось сердце. Конечно, это случилось давным-давно, она,
наверное, оправилась, и все равно он содрогнулся при мысли о Джейн, тонущей
в черном иле. Видимо, женщина, которую он любит, почти все годы своего
становления провела под водой.
-- Господи! -- выговорил он.
-- Насосались ее крови, как не знаю что. Помню, я тогда сказал: "Лопни
кочерыжка, Энн..."
-- Джейн.
-- Нет, это была не Джейн. Энн, ее сестра.
Билл мгновенно потерял интерес. Он не возражал, чтоб пиявки сосали
кровь -- на то они и пиявки -- лишь бы не из Джейн.
-- Мне правда надо посмотреть картины, -- сказал он. -- В конце концов,
за этим я и приехал.
Лорд Аффенхем подумал и нашел это разумным.
-- Да, наверное. Ладно, пошли. Надеюсь, -- сказал он, когда они
проходили в исторические ворота мимо легендарных кустов, -- что они потянут
на приличную сумму, так что я смогу вернуться в Шипли и выставить этого
Бэньяна. Обидно, когда тебя выкидывают из родного дома. Аффенхемы жили в
Шипли не знаю с каких веков. Картины ведь дорого продаются?
-- Еще как! У папы Гиша есть Ренуар, которого он рассчитывает продать
за сто тысяч долларов.
-- Сто тысяч долларов, -- сознался лорд Аффенхем, -- пришлись бы очень
кстати. Ну вот мы и у цели. Проскользнем в боковую дверь, чтоб не беспокоить
всяких дворецких.
Картинная галерея располагалась на втором этаже, к ней надо было
подниматься по крутой дубовой лестнице. ("Ох и полетел же я с нее в
пятнадцать лет! Бежал от дяди Грегори, а он гнался за мной с охотничьим
хлыстом, не помню уж, почему"). В данный момент она была не пуста, Мортимер
Байлисс созерцал картины; во взгляде, которым он наградил непрошенных
посетителей, сквозила холодная неприязнь.
-- Здравствуйте, мистер Байлисс, -- сказал Билл. -- Хороший денек, а?
-- Вас только не хватало! -- с обычной своей сердечностью воскликнул
тот. -- Кой черт вы притащились?
-- Исполняю долг, порученный мне мистером Гишем: взглянуть на картины
лорда Аффенхема.
-- Нда? А это что за рожа? -- спросил мистер Байлисс, указуя на шестого
виконта, который при виде родимых стен впал в очередной транс.
-- Сам лорд Аффенхем. Решил прокатиться. Лорд Аффенхем!
-- Э?
-- Это мистер Мортимер Байлисс. Умирает от желания познакомиться.
Мистер Мортимер Байлисс -- искусствовед.
-- Что значит искусствовед? -- возмущенно произнес Мортимер Байлисс.
-- Извините. Я должен был сказать Искусствовед. С большой буквы.
-- То-то же! -- Мистер Байлисс обратил монокль на лорда Аффенхема и
какое-то время созерцал его, как показалось Биллу -- с жалостью. -- Так
значит вам принадлежит эта жуткая мазня?
Билл вздрогнул.
-- Мазня?
-- Ну, я погорячился. Есть вполне добротные вещи. Вы, надеюсь,
понимаете, что это -- подделки?
-- Что?!
-- Типичная румынская галерея. Кто-то спросил однажды: "Будь я
подделкой, где бы я оказался?" и ему ответили "В румынской галерее". Да, это
подделки, все до одной.
Лорд Аффенхем медленно вышел из комы -- как раз вовремя, чтобы поймать
последние слова. Он пробормотал:
-- Что вы сказали? Подделки?
-- Вот именно. Если хотите, могу назвать художников. Это, -- продолжал
мистер Байлисс, указывая на Гейнсборо, перед которым стоял, -- без сомнения
Уилфред Робинсон. Он писал прекрасных Гейнсборо. Констебль -- Сидни Биффен.
Думаю, его средний период. Насчет Вермеера я не так уверен. Это может быть
Пол Мюллер, а может быть и Ян Диркс. У них довольно сходная манера, что
неудивительно, поскольку оба учились у Ван Меегрена. Ах, -- с жаром
воскликнул мистер Байлисс, -- вот это был человек! Начинал скромно, с Де
Хооха, потом дорос до Вермеера и ниже не опускался. Впрочем, и Мюллер, и
Диркс тоже ничего. Вполне ничего, -- снисходительно заключил он.
Лорд Аффенхем походил на человека, которого неожиданно ударило молнией.
Слабое "лопни кочерыжка" сорвалось с его губ.
-- Вы хотите сказать, эта дрянь ничего не стоит?
-- Ну, на несколько сотен потянет, если найти любителя. -- Мортимер
Байлисс взглянул на часы. -- Надо же, как поздно! В это время я ложусь
отдохнуть перед ужином. Что ж, рад был помочь, -- и с этими словами он
вышел.
Билл чувствовал себя так, будто его оглушили чем-то твердым и тяжелым.
Он успел привязаться к лорду Аффенхему и горячо сочувствовал потрясенному
пэру. Поникший было под ударом, тот вновь распрямился и теперь походил на
статую самого себя, воздвигнутую вскладчину друзьями и почитателями. У Билла
сердце обливалось кровью.
И не только из-за лорда Аффенхема. Мистер Гиш наверняка рассчитывал на
хорошие комиссионные. Теперь придется рассказывать ему об Уилфреде
Робинсоне, Сидни Биффене, о Поле Мюллере и Яне Дирксе. Сочувственно взглянув
на лорда Аффенхема, по-прежнему высившегося, словно мраморный истукан, он
выбежал из галереи, и проходящая горничная направила его к телефону.

13

Лорд Аффенхем был человек стойкий. Он порой клонился под ударами
молний, но всегда оправлялся и вновь становился самим собой. Через две
минуты после того, как ушел Билл, он уже улыбался. Он осознал, что нет худа
без добра, грозовой тучи -- без радужной каемки. Может, все как раз и к
лучшему.
Что говорить, приятно загнать фамильную галерею за хорошие деньги, но
посмотрим и с другой стороны. Когда ваша племянница бездумно обручилась со
скульптором и, только подтолкни, выскочит за него замуж, хорошие деньги
опасны. Стань он человеком состоятельным, рассуждал лорд, способным
раздавать деньги горстями, он не смог бы отказать бедной заблудшей девочке в
ее доле, и что тогда? Не успеешь оглянуться, какой-нибудь священник скажет:
"Хочешь ли ты, Джейн, выйти за этого Стэнхоупа?", и Джейн ответит: "Да,
лопни кочерыжка! Иначе зачем я, по-вашему, купила свадебное платье?", и все,
придется ей коротать век с этим жутким типом. Разумеется, деятельность
Робинсона, Биффена, Диркса и Мюллера заслуживает некоторого порицания, но,
черт возьми, все могло обернуться куда хуже.
Соответственно, вернувшись через десять минут, Билл застал в галерее